Вступление.
Ни одна деталь в рассказе не выдумана. Все это приснилось мне. А я всего лишь изложил на бумаге...
Я - белый эмигрант. Молодой человек девятнадцати лет отроду. Довольно скромно одетый, что поделать, – беженец. На меня смотрят с некой доброжелательной настороженностью и легким снобизмом. Дело происходит на занятии в гимназии. Я внимательно слушаю обсуждаемые темы. Некоторые парни откровенно выпендриваются, меня это бесит. Видимо, я еще нахожусь в шоке от произошедших в моей жизни, в жизни моей страны перемен. Я чувствую, что я здесь патологически лишний. Мне нужен воздух России, мне нужно: русские люди. Вопрос, обсуждаемый студентами, коснулся нормальности, проявлений ненормальности. Рассуждения на эту живо меня интересующую тему крайне невыразительны, даже жалки. Я позволяю себе взять слово. Я спрашиваю с самого простого, а что вы думаете об «Идиоте» Достоевского? На меня смотрят с недоумением, они такого не читали! «Неужели?! - изумляюсь я. - Вы не знаете князя Мышкина?» На меня смотрят, словно я сказал что–то непристойное, будто то, что я произнес, есть дурной тон. Дождался окончания занятия. Остаюсь рядом с преподавателем, рядом еще несколько студентов. Я спрашиваю его, неужели Вы не читали «Идиота»? Преподаватель производит впечатление неглупого человека. Он сначала смотрит на меня, затем, словно вспоминал, отвечает – нет. Я говорю: «Позор!» - и выхожу из класса. В дверях сталкиваюсь с довольно милой студенткой. Я на шаг ближе к выходу. А черт с ним, с приличием, – не пропускаю, выхожу первым, я ведь дикарь из России!
…На мне старая, еще гимназистская шинель с капюшоном, - такие здесь не носят. Я иду по улице. Вечер. Идет мелкий снег, но не холодно. Под ногами слякоть, серая жижа. Тускло, довольно далеко друг от друга горят фонари. Меня догоняют три студента. Из класса. Сначала они просто идут быстрее меня, они весело что- то обсуждают, размахивают руками, до меня доносятся обрывки фраз, одна из них явно обращена ко мне: «ЧэКа», - кричат они мне. «ЧК» выходит у них как «чьека». Один из них подбегает ко мне, я оборачиваюсь полностью, останавливаюсь, краем глаза вижу, что поодаль приближается барышня, та, которую я не пропустил в дверях. В меня летит кулак. Не задумываясь, бью в ответ. Подбегают других двое. Я бью в троих сразу. Какие-то кулаки попадают в меня. Девушка совсем близко. Она испугана. Кричит. Встает между мной и напавшими. Она толкает их от меня, те нехотя отступают. Я остаюсь с ней наедине…
…Я жду вместе с другими, чтобы заплатить за жилье. Какие-то гроши. Очередь на второй этаж в комнату с окошком двигается по лестнице, с улицы. Люди нервные, озлобленные. В основном эмигранты, бежавшие, вынужденные бежать из России, с них уже начала сходить позолота: богатство, уверенность, все в прошлом. Кто-то затеял скандалить. Кто-то лезет вне очереди, отодвигает меня. Пропускаю. Мне не надо торопиться, куда? В чужой и неприятный мне мир? Здесь хотя бы свои. Хотя наша общая беда, казалось, должная бы нас объединить, наоборот, нас разъединяет, все мы друг другу чужие, и мы это чувствуем, понимаем. Наверное, глядя друг на друга, мы невольно вспоминаем счастливое потерянное прошлое, отнятое у нас, которое уже не вернуть. Наконец и я дождался своей очереди, вхожу в комнату. Ждать совсем немного. Передо мной несколько человек, среди них дама с мальчиком лет пяти. Позади, в метрах двух, женщина в годах с огромной собакой. Кажется, это сенбернар. Собака очень старая. Неожиданно собака бросается на людей. Ее хозяйка не может удержать собаку. Собака бросается на меня, ее пасть сжимает мои руки, с ужасом ожидаю нечеловеческой боли и крови, но у собаки нет зубов, она беспомощно деснами мнет мне пальцы. В комнате паника. Кто-то кричит: «Уберите собаку!» Наконец, каким-то нечеловеческим усилием хозяйка берет собаку за поводок и выводит на лестницу. Я смотрю на мальчика, он растерян и напуган. Я очень хочу его успокоить, я улыбаюсь ему и подмигиваю, дескать, ничего страшного, все позади. «Господи, - думаю я про себя, - пусть хоть этот мальчик будет счастлив здесь.» Мальчик смотрит на меня, а затем начинает плакать...