Оптический обман
Нас всегда завораживает сказка, недосказанность и причудливость сюжета, в который бросаемся, как в омут, чтобы еще и еще раз обмануться. Но затаив дыхание, ожидая и волнуясь, обжигаясь, как в первый раз.
«В розовой сказке розовый снег, розовый снег даже во сне…»
И у меня так было и у Вас, когда ожидание сводило с ума, влекло и пьянило, а потом… Разбитое стекло! Мириады осколков наших чувств и надежд! Молодое вино на глазах превращается в перебродивший уксус. И ни розового снега, ни сказочного чуда, а под ногами только талый лед и слякоть, усталость и злость, разочарование и медленное осознание того, что именно в этом неуловимом колдовском состоянии ожидания и есть та магия чувств всех цветов и оттенков, которая создает нам «праздник в ожидании праздника», который так пленяет своей незавершенностью и иллюзорной доступностью. Только надо в него по-настоящему верить.
*****
А я расскажу Вам сказку о том далеком времени, когда еще сказки приходили к нам из снов и чудесных книг, когда добрые волшебники входили через замерзшие в ледяных узорах стекла и оставались с нами до утра водить хороводы вокруг нашей красавицы елки, сверкающей гирляндами разноцветных украшений, в мерцающем свете огней; когда запах свежей хвои смешивался с мандариновыми корками и грецкие орехи в фольге мы украдкой прятали в карманы, накалываясь на еловые иголки детскими пальцами, не знавшими еще ощущения другой боли. А на ветках среди стеклянных балеринок и зайчиков, снегурочек и раскрашенных домиков висели конфеты «Тузик» и «Синяя птица» ; сладкий вкус моего детства. Это было еще задолго до культовых просмотров в Новогоднюю ночь Рязановской комедии «C легким паром», в эпоху «Голубых огоньков» на черно-белом единственном экране страны. Тот год мне запомнился особенно четко, потому что к ощущению Праздника Нового Года вплелись другие ощущения ; скарлатина, водочный компресс на шее, долгое лежание в кровати и первые книжки, которые я самостоятельно с гордостью читаю в постели. Мне только шесть, я еще не хожу в школу и дни безумно длинные вдруг начинают наполняться смыслом и улетать от меня…
Я читаю, сама! Я открываю для себя мир, который ошеломляет, удивляет, радует и задаёт вопросы. Я читаю, читаю запоем с того самого времени, с той зимы, на всю жизнь. В ту длинную скарлатинную зиму я прочитала короткий рассказ, полуправду, полусказку, к которой столько раз потом возвращалась в своей жизни.
Стерто название книги, забыто имя автора, но до сих пор я ощущаю легкое удивление, вспоминая этот сюжет, который просто потряс тогда мое детское воображение и до сих пор не отпускает своей трогательной иллюзией обмана. Как могло так случиться, что безымянный детский писатель, живший в другое время и в другую эпоху, смог так безошибочно точно нас просчитать на все времена, составить алгоритм всех наших бесконечных надежд и разочарований, успехов и поражений? Смог рассказать простыми словами Истину в тонком переплете детской книжки, в тривиальном сюжете, составленном из простых слов и понятных детских поступков.
*****
В приморском городке у самого синего моря жили брат и сестра, погодки, с отцом, который работал бакенщиком в порту. Времена были суровые, послевоенные. Они жили голодно и бедно. В их ветхом домике часто гулял ветер; от холода зимой изо рта шел пар и пустой кипяток с огрызком прошлогоднего сахара заменял им вечернюю трапезу. После смерти матери отец почти никогда не бывал трезвым; он все время проводил в порту и дети приспособились жить без взрослых, заброшенные, без тепла и ласки в свои неполных десять лет. Но и в этой убогости были светлые праздники детской души, когда в ясную погоду дети с трепетом доставали из шкафа самую главную драгоценность семьи ; отцовский бинокль и всматривались в дальние дали морских горизонтов, где все совершенно и прекрасно, где всегда сияет солнце, где никогда не бывает дождей, где цветут дивные белые магнолии, где никогда не было войн и лишений и люди так счастливы, так любят друг друга, так бесконечно добры. Но особенно манил и будоражил их детское воображение самый далекий на горизонте зеленый мыс, узенькой ленточкой выступающий в море, который так трудно было разглядеть даже в мощный морской бинокль.
Там на изумрудной лужайке у самого моря сверкал яркой красной крышей кукольный домик, где, наверное, живут очень добрые сказочные старички. Старик рыбачит на берегу, а аккуратненькая старушка печет вкуснейшие пироги с рыбой в русской печи, от которой идет волнами жар и аромат сдобы. У них есть коровка ; Буренушка, которая дает каждый день огромный кувшин теплого парного молока, которое еще пенится и пахнет клевером и маслом. У них на подоконниках цветет герань и птицы поют поутру, пахнет сытным домашним хлебом и только одна беда ; они одиноки. Взрослые дети давно покинули родительский дом, а старички так хотят приголубить, обогреть, пусть даже чужих, детей; накормить сочными наливными яблочками из своего сада, угостить медовой - белой черешней, а перед сном, после баньки, почаевничать крепко-заваренным цветочным чаем с шиповником и с вишневым вареньем с крошечными бубликами-сушками. Брат и сестра так хотели, так ждали этого придуманного тепла! Так любили этих милых гостеприимных стариков. Так хотели помочь им по хозяйству, ведь они все умели делать сами и не боялись никакой работы! Они серьезно готовились к этой придуманной встрече. Почти год собирали сухари, понимая, что добраться к старичкам не просто, надо плыть на лодке и, наверное, не один день.
Однажды ночью они отвязали лодку соседа, погрузили мешочек с сухарями, флягу с водой и пустились в плавание, сидя поочередно на веслах. Потом начался шторм, волны накрывали обжигающим холодом и страхом, сознание растворилось в соленой пучине, был неминуем конец и только по счастливой случайности их спасли рыбаки, которые заметили с рыболовецкого катера тонущих детей и перевернутую лодчонку. А потом…
Вы уже догадались? Не было этого райского места и этих милых сказочных старичков. Не было пирогов с рыбой и яблочек в меду. Не было яркой герани и сытных домашних хлебов. На том далеком зеленом мысе стоял полуразрушенный после бомбежки ветхий корявый дом, в котором давно никто не жил. И было только запустение, бурьян, сорняки. А красная крыша оказалась просто оптическим обманом. Это был первый обман в моей жизни.
Как я захлебывалась от чувства несправедливости! Как было больно и непостижимо согласиться, что так бывает и почти всегда. Слезы душили и не давали уснуть. Мои новогодние конфеты сразу потеряли свою сладость. Елочные подарки раздражали своей непричастностью к этой печальной морской истории. Я сразу ощутила себя маленькой и беспомощной в этом злобном и несовершенном мире.
*****
А потом были, были еще и еще обманы. Красивые и влекущие, завораживающие из заоблачных далей и таящие вблизи, как первый снег.
«В розовой сказке розовый снег, розовый снег даже во сне…»
В Париже в Лувре я рыдала возле знаменитой Джоконды. Она обманула меня своей будничной ухмылкой домохозяйки, невыразительным сонным взглядом, нездоровой пастозностью лица. Не было Тайны, не было Явления Откровения, просто в зале гудела разноязыкая толпа, визжали дети и была разрушена еще одна иллюзия Великой Гармонии, встречу с которой я так долго ждала.
А разграбленный еще соратниками Робеспьера и Марата, прославленный и убогий нищий Версаль? Что осталось в нем и почему ореол Тайны веками покрывает зияющую пустоту? Вырванные страницы истории уже давно сожгли на кострах инквизиции и сочинили новую похожую на быль полусказку ; полуправду, покрытую сусальным золотом 18-и карат лицемерия и фальши. Чувство недоумения тоже заставляет страдать.
И в неухоженном Люксембургском Саду в ушах звенели осколки битого стекла моих хрустальных иллюзий, созданных когда-то чарующим голосом Джо Дассена. Под его знаменитый «Люксембургский сад» так красиво любили друг друга мальчики и девочки моего поколения. он завораживал и звал в Париж, город вечной любви, поцелуев и страсти. Ах, как много можно еще перечислять, но в узком переулке рядом с кладбищем на Монпарнассе я встретилась взглядом с немолодой парижанкой, в ее глазах стояла такая тоска, такая безнадега, что мне захотелось попросить у нее прощения за все эти неуместные лубочные сказочки про Париж.
Я вспомнила, как стояла посреди пустой пыльной дороги Джульетта Мазина, гениально некрасивая и божественно - выразительная, оплакивающая навзрыд свою Мечту в самом пронзительном фильме 50-х Федерико Феллини «Ночи Кабирии».
«В розовой сказке розовый снег…»
Когда я уезжала насовсем туда, где не бывает снегов, вся наша кафедра трогательно и конфиденциально принесла мне записочки к Б-гу, зная что я буду в Иерусалиме у Стены Плача. Действительно, я выполнила их просьбы. В первую же неделю пребывания на Святой Земле я пришла в Старый Город, подошла к древней каменной стене, вложила в выветренные за века щели ворох записок, написанных от руки людьми разных возрастов и конфессий. Камни были холодны и безучастны, отполированные мириадами рук просителей перед Б-гом за всю историю от Второго Храма.
Эти холодные камни читали так много судеб, видели столько слез и не верили никому, никогда!
Я все еще продолжаю стоять в том далеком 91-м на холодном замерзшем балконе нашего нового временного пристанища. Мы только что въехали на съемную иерусалимскую квартиру, мы только несколько месяцев в стране и вся наша благополучная устроенная вчерашняя жизнь уже захлопнулась, как наспех прочитанная книжка. А на этом балконе мы, без работы, языка, знакомых, без прошлого и настоящего, курим незнакомые сигареты «Time» и взгляд фокусируется на одном и том же отрезке: змейка освещенной нарядной трассы, вся в неоне и разноцветных фонарях, устремленная вдаль, ввысь, растворяется в темноте чужого незнакомого города. По этой трассе мчатся, перегоняя друг друга машины, зовут нас за собой, как на праздник, но мы не можем войти в этот движущийся поток, не можем узнать их конечный маршрут, ведь у репатриантов, только приехавших в Израиль, нет автомобиля.
А потом мы узнаем, что это дорога на Гило, ведущая к Бейт-Джалле, обстреливаемая и опасная, постоянно контролируемая военным патрулем, особенно в ночное время. И не праздник освещают разноцветные лампочки фонарей, это только иллюзия праздника, оптический обман.
И сегодня, когда меня предают близкие друзья, когда надежды на Дальние Дали обманывают и не сбываются, я остро чувствую себя в плену той далекой Новогодней Елки, когда сверкала блестящая мишура, пахло еловыми шишками и морозом, мандариновые корки летели на ватный снег и оранжево горели в отблесках бенгальского огня, но…
Скарлатина.
Водочный компресс.
Книга ; полуправда, полусказка.
Оптический обман моего ушедшего детства.
Ирина Цыпина.