Чарли осталась дома одна.
Хоть и конец августа, но со вчерашнего дня она чувствует, что наступила осень: ветер и свет уже не летние, вдумчивые, прохладные.
Она курит на балконе и пьёт кофе. Глубокие сумерки, плавно перетекшие в темноту, сообщают ей, что жизнь протекла, вытекла, остались лишь воспоминания – осадок на стенках пустой чашки.
Не рано ли, ведь по виду только где-то двадцать четыре? Нет, прибавьте десять в тринадцатой степени. Почему тринадцатой? Потому что один плюс три будет четыре, а когда в четвёртый раз не удаётся собрать осколки своего духа, чувствуешь пустоту - шершавый налёт на гладкой поверхности. И больше ничего.
Нет, не драма, простая тривиальная трагедия в западноевропейском стиле. Драматизм, это для русских, наследников культуры Островского и Достоевского. Чарли не любит ни этих великих авторов, ни самой драмы. Она специалист по счастливым концовкам. Очень бы хотелось придумать такую и для себя… Да что там, она их уже столько придумала…. Осталось только соединить края разорванной нити, но для этого всегда чего-то недостаёт.
Творческих сил, видимо….
Отдать последние деньги за Интернет, проверить почту, загрузки и, слепнуть от чтения с монитора. Пятьсот с лишним страниц за два дня… В принтере давно закончилась краска, наверное, его осталось только выбросить, но пусть пока служит подставкой для ног под столом.
Поехать бы к морю, и сидеть под соснами, глядя на меняющиеся цвета водной глади. Там жизнь похожа на ожившее воспоминание, вот только замкнутое в самом себе, как капелька хвойной смолы, найденная тысячи лет спустя. Там свет, ползущего по небосводу Солнца, словно маг-иллюминат, играет твоими ощущениями, создавая иллюзию, что вечный мир меняется и что-то в нём происходит. Наверное, поэтому, Чарли больше любит ночь – она честнее. Если умеешь видеть звёзды, рассвет тебе уже не нужен. Во тьме света нет, но есть истина. Это она знает наверняка.
Чарли кажется, что из глубин ночной синевы приходят некоторые её истории, словно небесные огни это души живущих в её историях персонажей. Имена, характеры, чувства, порывы – всё это не может быть порождением одного сознания, тем более столь замкнутого на самом себе, как её. Не могут быть только её фантазией, ведь она слишком хорошо себя знает.
Она слишком предсказуема для самой себя, но ни чуть себе не скучна.
Чарли знает, что могла бы покинуть янтарную каплю своей жизни, но тогда ей придётся стать частью чьей-то чужой истории, а это совершенно недопустимо. Тогда её истории перемешаются с чужими и получится муть, тогда она не сможет контролировать течение сюжета, и придавать свои оттенки чувствам. Она не может и не желает предавать себя и ту мистику, что ей доверила темнота. Чарли уже давно сделала свой выбор и ни разу не пожалела о нём и не усомнилась.
Для неё важно быть честной и, следуя этому принципу, она готова буквально распять себя. Безжалостно, сорвав с костей последние ошмётки плоти, разъяв душу на первофракталы сути. Всё что угодно, только не самообман – это личный крестовый поход Чарли.
Вот, только когда это происходит, жизнь исчезает, потому что жизнь – это и есть плоть. Остаётся только ницшеанское «вечное сегодня», с горько-сладким привкусом кофе и никотина, легонько скребущего гортань.