Дождь

Анастасия Кодоева
Все в этот вечер напоминало Ларисе сценарий для пьесы, слишком сумбурно и необдуманно составленный. Вот композиция: пятеро за круглым клеенчатым столом. Яркие сине-красные цветы на изрезанном ножами рисунке. Когда-то белые тюлевые занавески (сейчас уже серые и изрядно потрепанные). Вечер, сигаретный дым, негромкая гитарная песня из телевизора, карты… И оранжевый тканевый абажур над ними как пародия на солнце. Дальше, возможно, героев ждут неведомые события и поступки, которые они вовсе не собирались бы совершать, если бы не…
К тому моменту их было всего трое. Точнее, четверо (чья-то бабка нервно посещала комнату, но надо заметить, весьма редко, делая вид, что сметает что-то  с пола). Не то, чтобы она нервировала их присутствием – вовсе нет. Только согнутая пополам тощая фигура, шныряющая туда-сюда, немного отвлекала от игры в покер. Ее белый платок на голове, словно свет маяка, был всюду. От него нельзя было скрыться. Чья это была бабка, Лариса так и не поняла, да и не особо стремилась.
- Пас, - сухо сказал Гарик, чуть не выплевывая изо рта окурок. Он чудом держался на нижней губе, как приклеенный.
- Пять, - подал голос Сухой. Он бросил суровый взгляд на Ленку. Та хихикнула.
- Три. Мальчики, я вас все равно «сделаю»! – Все в ней казалось нескладным: слишком полный рот, очерченный ярко-красной помадой, узкое лицо и жидкие светлые волосы, свисающие ниже плеч. Если бы она была одета во что-то другое, может быть, просто классическое и строгое, она стала бы похожа на ангела небесного или отличницу какого-нибудь гуманитарного института. Такая метафора посетила Ларису в первый же миг, как только она зашла в комнату.
- Знакомьтесь, мальчики, это Наташа и…
- Жанна, - ответила Лариса, опередив Ленку на доли секунд. Лариса (теперь уже Жанна) удостоила парней сдержанной и одновременно манящей улыбкой, тряхнув короткими завитыми кудрями. От этого ее длинные сережки в ушах слегка зазвенели. Наташа не подала виду, что удивлена – это как раз было в ее духе.
Затянулся легкий разговор, который перемежался  с карточными репликами. От этого становилось сладко-душно, а может, просто подействовало выпитое, или пьянил воздух с примесью приторных чьих-то духов. Лара сидела, соблазнительно закинув ногу на ногу, и поигрывала шампанским в бокале.
- Чем вы занимаетесь, Жанна? – Гарик посмотрел на нее взглядом, полным вожделения, слишком она была хороша. Она сама об этом знала, подчеркивая , а не скрывая это. Его темно-карие глаза под черными бровями заиграли в слабом свете. И несмотря на то, что он был вовсе не в ее вкусе, он все же был весьма симпатичен ей, мимолетно отметила она.
- Я актриса, - с вызовом ответила Лара.
Играть – так играть, сама не зная, во что. Ей стало странно, в первый раз  жизни она решила скрыть собственную профессию. Не то, чтобы она постеснялась сказать, что пишет рассказы и повести. Сейчас ей нужна была эта роль. Жанна. Желанная и жгучая женщина, которая не знает преград, в отличие от начинки, наполняющей тело. В голову прокрался план, а Лариса была бы на него не способна. Даже если очень постарается.
Жанна запомнила этот день навсегда. Все, что происходило с ней с первой до последней минуты. События этого дня стали для нее одновременно наказанием и вечным уроком, а что в этом союзе главнее – не понять. Какая невыносимая глупость думать, что время лечит! Какое же это жестокое заблуждение! Оно давит, уничтожает и заставляет от безысходности впадать в зыбкое обманчивое забытье, чтобы потом исподтишка нанести свой удар.
Гарик, душная комната, дым и свинцовая усталость в ногах. Резкое сердцебиение.
- Ты же останешься здесь? – Он смотрел в упор, в его глазах читалось обаяние победителя. В другой ситуации это могло подкупить. Казалось, еще немного, и Лариса внутри нее заплачет. Жанна рассмеялась.
- С чего ты так решил?
- Я так хочу, - проговорил он и схватил ее за локоть. Лара отстранилась и сделала глоток из бокала.
- К чему все это, Гарик?
- Ты мне нужна.
- Как ты можешь знать, что я тебе нужна? Ты видишь меня первый раз.
- Это любовь с первого взгляда.
- Это похоть с первого взгляда, и я сама в этом виновата. Гарик, извини, мне надо идти. – Она залпом допила и поднялась с дивана.
- Иногда кажется, что человек слишком тебе подходит, и ты тогда от этого бежишь. Это не похоть и, ты права, не любовь с первого взгляда. Это качественно другое. И чем больше понимаешь, что перед тобой – твой человек, тем сильнее тебе хочется от него сбежать, потому что это – не кино, потому что в жизни так не бывает, потому что в жизни приходится расплачиваться. Да, Жанна? И поэтому ты бежишь. – Он пристально посмотрел на нее. – И не надо говорить сейчас ничего. Ведь на свете слишком много трудностей. Проще отпустить человека, поверить, что он не подходит, чем преодолеть все сложности вместе и быть счастливыми.
Жанна проворным движением схватила лежащую рядом сумочку и притянула к себе. Осторожно сдвинулась на край дивана. Поднялась во весь рост.
Всем своим видом она пыталась не показать растерянность. Лара торжествовала. Все, что было нужно – это получить толчок, понять, наконец, что же все-таки ей не хватало все эти годы. Жанна проговорила тихо неразборчивое «угу», прошептала слова прощания и двинулась к выходу. Гарик молча стоял в углу, как и прежде, скрестив руки, но ей казалось, что он наступает, надвигается на нее, что ей надо уходить. Убегать. Срочно. А внутри она слышала хохот. Дикий отрезвляющий хохот победы. Она слышала его отчетливо, а голос этот принадлежал тому человеку, который слишком долго жил внутри нее самой. Этот человек так долго себе врал и сам себя боялся. 
Черт возьми, как же все просто! На улице она на бегу натягивала плащ и неслась вдоль домов. Начался дождь. Сначала слабый, потом – мощный, волнующий поток, несущий избавление от лишних мыслей.
Под подъездом сидел странного вида парень в серой куртке. Всего одна ступенька, скрытая от дождя. Угрюмый парень и никого вокруг. Весь город вымер. Слишком много дождя. Слишком много правды. Это невыносимо. Этого никто не может выдержать – никто, кроме нее и этого парня.
«А почему нет? Лара бы этого никогда не сделала».
Жанна свернула вправо и через секунду уже сидела рядом с ним. Молча курили. Дождь не прекращался.
- Ты откуда взялась?
Жанна улыбнулась, откинула со лба прядь мокрых волос.
- Бежала от одного парня, знаешь, живет тут рядом. Пытался ко мне приставать или вроде того.
- Что за парень?
- Да подруги с ними познакомились, приехали к ним на квартиру, и меня  следом позвали. Сидели, в карты играли, пили… Нет, не руки распускал, а так… Умными речами очаровать меня пытался. Да что-то со мной вдруг случилось… Как побегу…
- Бывает, - парень хмыкнул и многозначительно добавил, - меня Миша зовут.
- Лариса, - она сделала глубокую затяжку. - А у тебя есть мобильный? Можно позвонить?
- Легко.
Мишин телефон был настоящим мужским мобильником. Черно-белый экран, затертые кнопки, никаких камер и прочей ерунды. Жанна по подобным мелочам могла многое понять о мужчине, в частности, каков его характер и какой он человек. Настоящий мужик, надежный и сильный.
Так… 8-909-… Лара ни разу еще не звонила Саше с того момента, как... Когда это было? Пять лет тому назад? Да, точно. Писать она ему пыталась, но он не отвечал. А тут чужой номер – вдруг повезет? Лара знала, что играет нечестно. Что он не желает с ней общаться. Знала, что в какой-то степени навязывается ему, сначала бросив его, а теперь пытаясь выйти на связь. Она по памяти нажимала кнопки, а в ее теле в тот самый момент заплясали нервные толчки. Они поднимались и клокотали, потом отпускали ее с каждым последующим гудком. Капли холодного пота на лбу… Кажется, не берет…
- Алло.
Голос не похожий на его, немного странный.
«Брат Костик?»
- Добрый день.
«Вот дура», подумала она тут же. Но постаралась быть как можно более приветливой.
- А кто это?
- Это Иван Владимирович. Слушаю вас.
«Отец».
- Это Лариса. Будьте добры Сашу к телефону.
Последовало неопределенное молчание, и она почти явно представила смятение на его лице, как он смотрит на Костика и на жену, даже не подозревая, сколько лет Лара копила силы, чтобы решиться на этот звонок. Не понимая, сколько боли осталось за этим пятилетним молчанием. Не догадываясь, что пока он взвешивает все «за»  и «против», она находится на грани помешательства. Но Иван Владимирович все же поводит бровями и вальяжно отвечает:
- Минуту.
Один камень, глыба, упал с груди и уступил место второму. Минута, длившаяся вечность.
- Да, слушаю.
- Привет, Саша. Это Лара.
- Что надо?
Резким ударом слова врезаются в ее сознание. «Что, что, что, что, что, что» «надо, надо, надо, надо, надо, надо»… Они разрезают воздух и уплывают в разные стороны. «Что надо»…
- Я хотела попросить тебя… Найти немного времени… Чтобы со мной встретиться.
- Не думаю, что это нужно.
- Мне хотелось узнать, как ты, увидеться, поговорить. Так давно не общались.
- Зачем?
«Неужели все еще копит обиду?» Но в это время он продолжает:
- Какой смысл? Мы что, старые друзья? Давай так поговорим. Я слышал, ты родила дочь.
- Я знаю. Что ты в курсе.
- Отлично.
Жанна подключается и вспоминает все: как обрабатывать возражения, как обернуть слова оппонента против него самого.
- Конечно, мы можем поговорить и так. По телефону. Но я на самом деле звоню не просто так, а правда для того, чтобы тебя увидеть.
- У меня почти нет времени перед соревнованиями.
- Именно потому, что у тебя мало времени, потому что ты очень занят, я и прошу тебя о короткой встрече. Совсем ненадолго.
 
Следующие двое суток Лариса подбирала фотографии Алинки, откладывала самые лучшие, и долго размышляла, что же одеть этим вечером. Из головы не выходили его слова «что надо?» и постоянно казалось, что он не придет. Дождь стоял стеной все эти дни и не прекращался. Шум его, то тихий, то яростный, стал привычным. Серый цвет за окно был самым родным на свете. Бутылки из-под «Абсентера» умножались на полу в прихожей. Лариса знала, что у нее есть всего полчаса для того, чтобы успеть все. Ей казалось, что слова, подобранные за столько лет, вдруг стали пустыми и бессмысленными, что утратили значимость и силу.
Она знала, что им не быть вместе: и из-за Алины, и из-за его семьи. И из-за того, как все закончилось. И из-за его жизненных позиций. Ей нужен был отец для ребенка, а ему нужно было получить свое Олимпийское золото. Она родила от другого. Она навсегда испорчена для него и для его семьи. Они видят его невесту чистой и непорочной девушкой. Так много отговорок она придумала для себя, а может быть, для него, что невозможно было их перечесть.
Она знала, что слова Гарика теперь не отпустят ее, пока она не увидит Сашу и не скажет ему все. Что он – тот единственный человек, с которым она была счастлива. Что так безумно, как она, его никто никогда не любил и не сможет полюбить. Что все пять лет она вытравливала из памяти воспоминания о нем, но так и не смогла этого сделать. Что ни об одной ошибке в своей жизни она не сожалела, кроме той, что ушла от него. И пусть им не быть вместе. Путь он это знает. Пусть.
 
Его волосы стали длиннее и совсем не вьются. Его глаза стали такими … Взрослыми. Он не умеет больше ими смеяться. Его голос стал грубым. А сердце? Сердце будто бы никогда не оттает…
Ноги сами не шли в эту квартиру, на восьмой этаж. Зачем он только сказал, что они встретятся там? Но она не могла ставить условия. Каждый миллиметр каждой комнаты, каждый поворот коридоров, расположение выключателей, направление света от ламп, рисунки на коврах и цвет штор – она помнила все. Ей это не казалось мучительным – видеть все снова. Слишком нереальным и призрачным было ее нахождение здесь.
- Здравствуйте, Иван Владимирович.
- Здравствуй, - он как-то одобрительно кивнул и остался стоять в дверях в своей  белой трикотажной майке, через которую виднелась черная густая шерсть. «Нисколько не изменился». Проходя мимо зала, Лариса увидела сидящий силуэт его матери. «Только бы не повернулась, только бы не повернулась!» Ей повезло. Костика нигде не было… Да и это было неважно.
Прошли в его комнату. Там горел уютный приглушенный свет ламп, словно Лариса вышла на пять минут, а вернулась – все осталось, как было. Не было ни пяти лет, ни бессонных ночей, ни потери смысла жизни,  ни замужества в отместку Саше…
Стоило ей раскрыть рот и начать говорить, как голос переставал ее слушаться. Мысли разбегались в разные стороны. И их не собрать воедино. Как глупо… Смотрели фотографии и не поднимали глаз друг на друга... Она – из страха, он – из ненависти?
Взгляд Ларисы упал на лежащий на столе сборник рассказов. Ее рассказов. Это было неправдоподобно, хотелось кулаками потереть глаза. Она еле сдержалась, чтобы не сделать этого – но это не было иллюзией. Черно-белая обложка с фигурой девушки, сидящей у столика в кафе в полном одиночестве. «Лариса Сергеева. «Прости меня». Рассказы и повести».
- Откуда это у тебя?
- Хорошо пишешь.
- Спасибо. Так откуда у тебя мои книги? – Лара не могла скрыть изумления.
- Мама сейчас как раз их читает. Подумывает разместить у себя в журнале новый раздел с рассказами. Непременно что-то женское и несложное для восприятия. У тебя очень легкий слог,  твои вещи поймет рядовой читатель.  Она так говорит... Но это пока не точно…
Боже, как же ей стало стыдно в этот момент. Лицо лары покрылось розовыми пятнами. Сколько образов его матери она поместила в своих произведениях, высмеивая все ее внутренние и внешние качества? Это же так очевидно… Черт возьми. Но Жанна в этот момент гордо смотрела на  обложку и с улыбкой отвечала:
- Спасибо. Мне приятно слышать.
«Конечно, он ничего не читал».
Пили чай из кружек с красным «ягодным» узором и трещинами по бокам. Моментами ей казалось, будто ничего и не требовалось говорить, ни заготовленная заранее речь, ни слова о них самих не были бы сейчас уместны.  И только приходил момент, пригодный для того, чтобы завести тему в нужное русло – обязательно кто-то мешал. То Иван Владимирович просил помочь, то Костя лез в холодильник, то мать, крутя бедрами, вышагивала по коридорам.

Ни секунды Лара не сожалела о том, что решилась встретиться с Сашей. Она хотела этого не для того, чтобы его вернуть. Она знала, что как только выскажется, ей непременно станет легче. Как жаль, что ей так и не удалось этого сделать…
Вечерело. Саша предложил выйти в дождь. Взглянуть на засыпающий город. Пройтись по мокрым улицам и послушать шум падающих капель. Никогда в жизни Жанна так сильно не любила дождь. Она знала, это – только потому, что ее ладонь в руке единственного на свете любимого человека. Лариса касалась пальцами его куртки и пыталась запомнить весь этот день: ощущение влажной, слега грубой ткани, блеск в его чужих, любимых глазах, капли дождя, стекающие с его волос прямо на плечи. Потемневшие от воды ресницы, такие же длинные и пушистые. Его туалетную воду, ту же самую, что и пять лет назад. Очертания его лица в полумраке, его лица, которое никогда больше не приблизится к ней. Она пыталась впитать и запомнить все мельчайшие детали, каждую морщинку и каждую складочку. Ямочки на щеках. Все это было как никогда бесконечно близким и далеким одновременно.
Шаркали прохожие. «Хорошо, что есть Алина. Я никогда не буду одна», думала Лариса. На  прощание она первый и единственный раз за весь вечер посмотрела ему в глаза. Оба молчали. Иногда недосказанность значит больше длинных и четко построенных фраз… Просто так совпало. Слишком много всего наложилось.

Утро было солнечным и ясным. Лучи сверкали в каплях еще не ушедшей вчерашней влаги. Пели птицы. Лара будет помнить этот день всегда, что бы ни случилось.
…Светофор, перекресток, толпа людей. «Скорая помощь», оглушительные сигналы, носилки, люди в белых халатах. Разбитая и перевернутая набок спортивная «Honda». Табачного цвета… Такого же, как… Как у… Саша!..
Она слышала со стороны свои нечеловечески крики, хотя понимала, что уже никто и ничем ему не сможет ему помочь. Она видела, как люди стремительно несут то, что от него осталось, в «скорую». Она знала, что это конец, но пока он еще дышал, повторяла:
- Сашенька, пожалуйста, живи. Сашенька, милый, слышишь?  Я люблю тебя.