Живи. Глава - 1

 
                Глава - 1 
                Бесконечная гладь бытия
                Предстоит отступать в беспорядке
                Жизни зыбкий мираж сном был кратким
                Смерть нам скажет – привет, вот и я

               
    Жюль на своём стареньком и сильно потрёпанном автомобиле VW «Битл» въехал на огромную подземную парковку, что преспокойно себе  располагалась в районе восьмого округа Парижа.
Округ этот, помимо прочего, включал в себя и знаменитые на весь мир Елисейские Поля, один из главных центров притяжения туристов, съезжавшихся сюда со всего старого и нового света.
Он, конечно же, не мог позволить себе тут жить – дорого! Просто он был довольно неплохим музыкантом, играл на саксофоне в маленьком джазовом квартете, в одном из дорогих ресторанов, расположенном неподалёку в шестнадцатом округе.
Богатые туристы, вдоволь нагулявшись по Парижским достопримечательностям, расположенным в разных концах города, вечерами спешили в помпезные рестораны шестнадцатого округа – респектабельного района банкиров и богатеев, стекавшихся сюда со всего мира.   
Вообще-то его звали Жюльен, таково было его полное имя.
Он не был коренным парижанином, а прибыл сюда в поисках лучшей доли. Он даже и французом-то мог считаться с очень большой натяжкой, так как родился и вырос в соседней Бельгии.
Натурализоваться здесь ему удалось с большим трудом, пришлось даже пяток лет «оттрубить» во Французском Иностранном Легионе! Оттрубить, конечно, не в прямом смысле этого слова, так как никакого оркестра, где бы Жюль мог играть на саксе, в подразделении, конечно же, не было.
Отслужил он в диверсионном взводе второго штурмового парашютно-десантного иностранного батальона. Хотя по нему этого никто никогда бы и не сказал.
Он был нескладным, худым и высоким парнем, с бледно-голубыми, вечно улыбающимися глазами и копной соломенных, длинных, даже немного вьющихся волос. Да ещё ко всему лицо его и шея были летом усыпаны золотистыми веснушками. Сейчас как раз и был самый конец лета.
Но видимо, в подразделение их, таких, специально и отбирали. Иногда они должны были скрытно действовать на территории потенциального противника.
Хотя, нужно заметить, взяли его в это подразделение далеко не сразу, лишь через пару лет, когда он стал лучшим снайпером и капралом.
Жюльену, правда, всего лишь пару-тройку раз пришлось по-настоящему поучаствовать в «горячих» акциях подобного рода. И нужно сказать, полученных тогда впечатлений ему хватило практически на всю оставшуюся жизнь! Потом уж он и не чаял, как бы оттуда поскорее вырваться, хотя пошёл служить добровольно. Но желаемое, к сожалению, не всегда возможно.
Но вот его пятилетний контракт подошёл к концу, а потом и дополнительный двухгодичный. Он покинул «гостеприимные» ряды Легиона, хотя мог бы и остаться, будучи на отличном счету. Но он и так вынужденно прослужил дольше, чем собирался. 
Зато теперь он получал небольшое денежное пособие и имел льготы при съеме социального жилья, да и скопить за годы службы удалось кое-что.

               
Раньше для этого ему бы пришлось служить пятнадцать лет, но в его подразделении, ввиду особых условий и некоторых людских потерь, год считали за два. К тому же, и сроки выслуги незадолго до того скорректировали.
Правда, денежного довольствия, им получаемого, едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами, но это было всё же лучше, чем ничего. Плюс, конечно, работа в ресторане выручала.
Ему нравилось жить в этом прекрасном древнем городе, нравилось играть на саксе, читать книги, ходить в музеи. Он считал Париж культурным центром Европы.
Многие назвали бы его странным парнем, да таким он, несомненно, и был, при его-то биографии.
Наверное, он надеялся когда-нибудь встретить тут девушку, разделявшую, по возможности, его интересы? Вполне может быть. Но сейчас он въехал на эту стоянку, и ничто не предвещало, того, что должно было вот-вот произойти.
Его старый Фольксваген «Жук» медленно продвигался вдоль молчаливых рядов припаркованных авто. Вокруг было сумрачно и безлюдно.
Жюльен внимательно присматривался к плотно забитым автомобилями рядам, залитым неярким, мертвенным светом ламп дневного света. Их бледные, немощные лучи освещали далеко не все уголки. 
От квадратных, облицованных чёрным кафелем колонн, на пол падали плотные непроницаемые тени.
Но вдруг его голову пронзила резкая боль, у него потемнело в глазах, атмосфера вокруг, казалось, сгустилась и накалилась, он чуть не потерял сознание.
Руки, державшие руль, ослабли, машина тут же вильнула в сторону, продолжая двигаться по инерции, мотор её заглох. Все это произошло без какого-либо участия с его стороны.
Жюль потряс головой и проморгался, но это ему ничуть не помогло - на стоянке погасло освещение.
В это время ему начало казаться, что сгущённая плотная атмосфера странно завибрировала. В ней родился мощный, но очень низкий, почти не слышимый человеческим ухом рёв, но он существовал, воспринимаемый всем телом.
Звук этот сопровождался далёкими глухими ударами, повторявшимися неоднократно ещё в течение довольно длительного времени.
А потом со стороны въезда раздался чудовищный грохот, как будто с разгону столкнулось сразу несколько автомашин.
Боль постепенно и неохотно отпускала голову, мысли начинали мало-помалу упорядочиваться и течь в более-менее логичном русле. 
«Наверное, землетрясение». - вяло подумалось ему, и он поразился своему странному безразличию. Совершенно не хотелось никуда бежать, ни от чего спасаться.
Мышление замедлилось, и было как будто в каком-то сером тумане.
А потом зажёгся оранжевый свет. Это был тусклый, мигающий свет аварийных светильников, довольно редко расположенных по периметру стоянки. Тишина время от времени прерывалась резкими вскриками тревожных сирен.
«Хорошо ещё, пожаротушение не сработало!» Он содрогнулся от этой мысли, представив, что в результате вышло бы. И тут он явственно ощутил, что в подземелье стало как будто жарче. Значит, его первоначальное впечатление не было ошибочно.
Но нужно было потихоньку выбираться, чтоб, значит, выяснить, что же всё-таки случилось. Тем более что тут, на стоянке, он мог быть и не один.
Радио в этом ему помочь бы не смогло, здесь, в подземелье, как он давно заметил, простиралась мёртвая зона, да магнитола почему-то и не включалась. Она вообще не подавала никаких признаков жизни. Оставался телефон.
Он достал старенький «Nokia» и с надеждой взглянул на экран. Экран был чёрен.
Жюльен попытался включить его. Он нажал нужную клавишу.

               
Ожидаемого эффекта не последовало. Просто ноль эмоций!
«Аккумулятор, что ли, опять от контактов отошёл?!» Такое случалось раньше.
Жюльен вынул аккумулятор и снова вставил на место. Попытался повторить всё сначала, и снова у него ничего не вышло.
«Наверное, не отошёл, а сдох», - мозг упрямо цеплялся за удобные, обыкновенные объяснения всего случившегося. Тогда он попытался завести двигатель и включить фары, но и тут ничего не получилось. Старый Жук почему-то и не подумал завестись.
«Ладно, что ж поделаешь, выбираться всё равно как-то надо». Он со скрипом распахнул дверь, вытащил из бардачка небольшой фонарь и тяжело вывалился из машины в разреженный сумрак, обнаружив, что автомобиль почти закатился в один из рядов.
Нерешительно двинулся назад, было такое ощущение, как будто что-то держало его на месте и будто шептало ему тихонько – не ходи туда!
Но он всё же брёл, упрямо, хоть и с трудом переставляя не хотевшие ему повиноваться ноги. Инстинкт самосохранения, видимо, не желал пускать его в ту сторону.
Он направлялся в сторону выезда со стоянки. Дрожащий луч фонаря неровными нервными скачками плясал перед ним.
Ещё издали, хоть освещение было ни к чёрту, он заметил, что что-то там впереди неладно.
Почти перед самым выездом высилась груда искорёженного металла.
«Слава богу, ничего не загорелось и не взорвалось!» - Подумалось ему. «Но от чего же так жарко-то?!»
Жара стала почти невыносимой. Клубный пиджак он снял ещё в автомобиле, так и шёл в шёлковой белой рубахе и бабочке, и всё равно потел. Он поднял руки, расстегнул галстук, снял и сунул его в карман брюк.
Почему не было взрыва и пожара, он понял, подойдя чуть ближе.
Груда состояла из нескольких изрядно покорёженных автомобилей, перевёрнутых и изломанных самым причудливым образом. Это были всё достаточно новые модели, скорее всего дизельные и электромобили, с современными системами пожаротушения. Потому они и не загорелись.
«Дьявол, что за жара?!» - Снова подумал он.
По мере приближения к выезду начало явственно прямо-таки припекать.
Под многими автомобилями образовались лужи тёмной жидкости, в тусклом мигающем свете казавшейся угольно-чёрной. Не хотелось даже думать о её составе.
Внешний вид повреждений оставлял ничтожно мало шансов на то, что внутри этой кучи исковерканного металла могут оказаться выжившие. Да, впрочем, и вскрыть намертво заклиненные двери Жюльен бы не смог, ведь никакого подходящего для этой цели инструмента у него под руками не было. Не было, впрочем, и желания.
Кое-где сквозь зияющие покоробленные оконные проёмы были видны изуродованные, зажатые внутри, тела и никаких при этом признаков жизни.
Правда, у одной машины – это была новенькая, чёрная Шкода с красными дипломатическими номерами - оставалась практически неповреждённой вся задняя часть. 
«Ладно, взгляну на обратном пути», - решил он.
С некоторым трудом обогнув изувеченные автомобили, он двинулся дальше.
Но далеко не ушёл, дорогу ему перегородил внушительных размеров завал, образованный обломками строительного мусора. Он перекрывал весь выезд, ведущий со стоянки, прямо  до самого верха. Правда, там под бетонным сводом всё же наличествовали совсем небольшие щели, как ему показалось, мерцавшие красным. Это необычное для глаза зрелище было похоже на далёкие сполохи пламени.
В этом месте становилось уже совсем невыносимо душно, будто бы там, вне стоянки, пылал огромный пожар! Едва уловимо тянуло горелым.

               
От всего этого опускались руки, выход наружу был почти невозможен. По крайней мере, теперь же и в одиночку. Да и потом, спустя некоторое время, нечего и мечтать было разобрать хоть часть завала, там имелись довольно крупные куски бетона. Одному ему без посторонней помощи точно не справиться.
Постояв немного, Жюльен развернулся и побрёл назад, стараясь отогнать тяжёлые размышления. Обстановка в мире в последнее время была очень неспокойной и нервозной, а он всё таки прошёл спец подготовку в рядах Легиона, и потому кое в чем соображал.
Видимо, всё же случилось самое худшее!
Он отчётливо представлял себе то, что его шансы на какое бы то ни было выживание, причём почти в любом из всех возможных случаев, практически равнялись нулю.
Но умирать ему, почему-то, категорически не хотелось!
«Ну уж нет, пока жив, нужно бороться и двигаться», - решил он. «Умереть ведь никогда не поздно!»
Он снова миновал место страшного столкновения автомобилей, обойдя его с той же стороны что и раньше (она была меньше загромождена), и приблизился к сохранившейся задней части Шкоды. Посветил в окна фонариком, но ничего внутри, как и следовало ожидать, не увидел.
Задние стёкла автомобиля были почти наглухо затонированы, а передняя его часть к тому же сильно сплющена ухнувшей на неё и лежавшей теперь вверх колёсами громадной тушей джипа. Так что разглядеть что-либо внутри почти не представлялось возможным.
Но он всё же подёргал за ручку двери. Но и та, как можно было ожидать, не открывалась.
Тогда он приблизил лицо вплотную к поверхности стекла и тут же отшатнулся назад.
Он явственно услышал лёгкие, частые шлепки изнутри по стеклу и углядел нечёткие силуэты ладошек, отпечатывающиеся на нём и то появляющиеся, то пропадающие из виду.
В салоне автомобиля кто-то был, возможно, женщина, или ребёнок.
Испытав сильное волнение, Жюль тут же схватился за ручку двери и яростно рванул её на себя. Пальцы его соскользнули, и он чуть не шлёпнулся на задницу. Дверь же по-прежнему осталась неподвижной.
«Дьявол, что же делать?!» - мысли беспорядочно заметались.
Он ринулся назад к завалу, схватил обломок бетона, достаточно увесистый, что бы разбить стекло. Потом торопливо вернулся назад к Шкоде, но зашёл уже с другой её стороны, чтобы ненароком не поранить того, кто находился внутри. 
Он мимолётно глянул на стекло, а затем, размахнувшись, опустил на его поверхность принесённый обломок. Осторожно, но достаточно сильно.
Стекло со звоном и шумом обрушилось вниз водопадом осколков.
Из глубины салона развороченного автомобиля на руку Жюля с бесформенным камнем в ней смотрело измученное и заплаканное детское лицо.
Это была маленькая черноволосая девочка лет семи-восьми, с большими зелёными выразительными глазами.
Увидев незнакомого ей мужчину, она тоненько пискнула, а потом забилась в рыданиях. Закрыв лицо ладошками, спрятавшись тем самым от такого страшного и жестокого мира.
– Мама, мамочка, мама, где же ты, мне страшно, - повторяла она по-русски едва слышно.
Это может показаться странным, но Жюль её понял!
В Легионе, где он провёл несколько лет, было полно русских. Его близкий друг, который командовал их подразделением, был также из русских. Сам же Жюль, был достаточно любознательным человеком, и просто так, для развлечения, научился понемногу говорить по-русски и понимать этот непростой язык. 

               
Он перевёл взгляд на переднюю часть автомобиля. Там, в месиве обломков, угадывались очертания истерзанной человеческой фигуры. Невозможно было определить совершенно точно, мужчина это или женщина. Для того, чтобы понять, кто это, пришлось бы туда лезть и рассматривать изувеченное тело намного ближе, чего ему на самом деле категорически не хотелось.
– Сейчас, сейчас малышка, я помогу тебе, - бормотал он также по-русски, с сильным акцентом, и осознавал, что она, возможно, его совершенно не понимает!
Он стоял, как столб, не зная, чем же ему помочь рыдающей девочке. Её мать, если это была её мать, – погибла. Да и их обоих выживших,  возможно, вскоре ожидала та же самая печальная участь.
Но девочка рыдала, он стоял, опустив руки, а нужно было уже что-то предпринимать.
Жюль отбросил ставший ненужным бетонный обломок.
 – Сейчас, сейчас я помогу, не плачь! - Он сказал это уже более уверенно, и теперь на французском.
Девочка сидела в детском кресле, пристёгнутая к нему по всем правилам ремнями безопасности.
Он нажал кнопку запирания двери, вцепился обеими руками в нижний край оконного проёма и рванул его на себя что есть мочи. Дверь наконец-то со скрежетом распахнулась.
Тогда Жюльен неуклюже, как ему самому показалось, полез в салон.
Малышка, увидев, что он приближается к ней, попыталась отшатнуться и забиться в самый дальний уголок, она тоненько, испуганно закричала, её крик прерывался всхлипами, а слёзы текли и текли из-под розовых пальчиков.
Наконец он таки добрался до детского кресла, второпях, на ощупь, стал шарить в темноте, лихорадочно расстёгивая ремни непослушными пальцами, чтобы побыстрее освободить девочку из плена.
Та попыталась отпихнуть его руки, а потом, видя, что это бесполезно, сжалась в комочек и зажмурила глаза. Крики её замерли, только судорожные всхлипы выдавали ещё то, что она жива.
Наконец, замок последнего ремня щёлкнул, Жюльен схватил малышку в охапку и вытащил из покорёженного салона автомобиля, ставшего одновременно ловушкой и могилой. 
Потом он стоял, устало опершись задом на уцелевшее крыло, и держал девчушку в руках, прижав её к груди.
Та вся съёжилась и мелко-мелко дрожала, возможно - от страха, возможно - от горя, а может от всего сразу.  Она так и не отняла ладошек от лица.
Он обречённо стоял и тихонько гладил её по мягким, шелковистым волосам. И только судорожные вопли сирен, заглушали его тихое бормотание.
– Не плачь, ну не плачь же, - тихонько шептал он ей.
Они оба и не заметили, что из глубины стоянки к  ним двигаются две тёмные тени.

     Тед, с виду, по крайней мере, здесь, в Европе, был истинным воплощением Американского Миллионера, каковым, в сущности, на самом деле и являлся. Даже сейчас он был одет со странной плебейской роскошью, с головой выдававшей истинную страну его происхождения. Единственное, правда, что реально отличало его от большинства соотечественников, так это то, что он был весьма худощав.
На нём красовались высокие ковбойские сапоги, сшитые из грубо выделанной змеиной кожи, которые «отлично» гармонировали со смокингом, украшенным золотой эмблемой одного из калифорнийских яхт-клубов.
Также на нём была шёлковая розовая рубашка с кружевной манишкой и кожаный галстук.
Галстук этот, представленный в виде двух тонких шнурков с серебряными наконечниками на их концах, свешивался из под открытого ворота рубашки. А на пальце у него сверкал крупный бриллиант. Довершала всю сию небезынтересную картину широкополая потёртая ковбойская шляпа, явно видавшая виды.
Но, из-под изогнутых кожаных полей шляпы на мир взирало смуглое, узкое, хищное лицо с костлявыми скулами и тяжёлыми чёрными зрачками глаз.
На самом деле Тед, вовсе не стремился эпатировать публику. Он действительно так жил, просто был собой.
Теодор Уильям Смит младший, или попросту Джуниор. Такое вот имечко, ничего не напоминает? Теодор-Джуниор!
Мамочка и бабушка ласково звали его в детстве  Тедди  Билли  Смит.
В его жилах вроде бы текла и толика негритянской крови, хотя на самом деле очень немного. 
Он вырос в Калифорнии на фамильном ранчо, правда, занимались там не скотоводством, а виноделием. Вся земля там была засажена виноградниками и цитрусовыми садами. Семья Теда производила неплохое вино и апельсиновый сок.
Но и не только. В былые благословенные времена, когда Северная Америка была ещё на подъёме, семья его владела ко всему прочему и несколькими, пусть и небольшими, нефтяными месторождениями, там же, на юге Штатов, почти в пределах индейских территорий.
И вот всего этого было вполне предостаточно, чтобы быть очень и очень богатыми людьми!
Потом, правда, во время большого топливного кризиса, когда, казалось бы, судьба им всем ещё сильнее разбогатеть… тут месторождения и национализировали! Американское государство никогда не либеральничало в случае крайней необходимости.
А вскоре ещё парочка нашумевших ипотечных и банковских кризисов, вкупе с нехилым пенсионным, чуть не доконали не только «несчастную» семейку миллионеров, но и всё остальное население страны. 
US тогда была отброшена в социальном и экономическом развитии намного назад, утратив многолетние лидирующие позиции почти во всём мире.
Семья Теда, несмотря ни на что, всё же выстояла и понемногу опять разбогатела благодаря виноградникам и теперь уже нараставшему в мире неизбежному дефициту продовольствия.
Когда малыш Теодор подрос, его послали в политехнический колледж культового городка на побережье, в  Санта-Барбару. Тогда у его семьи ещё имелись нефтяные вышки, и отец думал, что он Теодор став взрослым продолжит семейный бизнес.
Он жил в корпусе общежития, носящем его имя, точнее имя его деда, на чьи деньги это строение и было, собственно говоря, отстроено, играл в бейсбол и думать не думал об учёбе. Как оказалось, не зря. Вся эта политехническая премудрость ему почти никогда больше не пригодилась.
Так он и дожил до сорока пяти лет, был один раз женат, на мисс Февраль из журнала «Плейбой». Вскоре развёлся, отвалив чуть не половину семейного состояния – вот дед с отцом были бы недовольны! Отца точно хватил бы удар - кризисов, коммунистов и конкуренции тот боялся меньше, чем коварных крошек, охотящихся за чужими деньгами.
Что ж, Тед поклялся себе более не жениться никогда.
Теперь он путешествовал по старому свету, пресытившись прелестями нового, а может, и с другой какой целью, кто знает.

     Сабрина выдавала себя за модель скандинавского происхождения, гражданку Швейцарии. На французском языке она говорила с немного жестковатым немецким акцентом, свойственным северным кантонам этой горной страны.
Высокая, стройная, натуральная блондинка, с волосами, заплетёнными в две традиционные косички по бокам, с наивными васильковыми глазами и нежными розовыми губками.
Казалось, она была обречена в этом мире на успех. Если б мир этот не был так жесток!
Она давно хотела приехать в Париж, этот признанный центр мировой моды и гламура, чтобы попытаться стать моделью или телеведущей. Но она отчётливо понимала, что таких как она, желающих, есть ещё тысячи и тысячи!
Потому она сначала и отправилась в Монте-карло, в надежде встретить там кого-то, кто смог бы помочь ей в осуществлении её надежд и чаяний.
И вот ей казалось, что так и произошло, ведь там она повстречала этого эксцентричного, как могло показаться среднему европейцу, американского миллионера Теда.
Они неплохо провели тогда время, на гран-при Формулы и в нескольких роскошных казино.
Сабрина даже немного выиграла в тот раз на тотализаторе и в рулетку, совершенно ничем к тому же не рискуя и ставя на кон не свои, а его деньги.
Правда, назвать его очень уж щедрым было бы весьма сложно, он вёл себя по отношению к ней вроде как настороженно.
Потом ей всё-таки удалось уговорить его поехать в Париж, в надежде на спонсорскую  поддержку её модельной деятельности.
Сегодня вечером Сабрина была одета в бледно-зелёное вечернее платье, удачно гармонировавшее с сапогами Теда. Оно немного напоминало струящуюся тунику с очень глубоким декольте на спине. Сходство с туникой придавал золотой обруч на шейке девушки, спереди удерживающий две полоски ткани, едва прикрывавшие аппетитные грудки.
В весьма смелых разрезах платья были видны соблазнительные ножки. По её чулкам порхали, поднимаясь всё выше и скрываясь под полупрозрачным обрезом, чёрные, на свету отливавшие кроваво-красным и чуть-чуть зелёным ажурные бабочки.
На ногах её красовались изумительно сексуальные туфли на прозрачной зеленоватой платформе и шпильках, пошитые, как и у Теда, из зелёной змеиной кожи. А в её прелестных ушках посверкивали некрупные, но достаточно заметные изумруды.
Они прикатили из Монте-карло в Париж уже довольно поздно, на огромном роскошном Кадиллаке «Эскалад», загнали его на подземную стоянку, расположенную здесь, в восьмом округе, и собирались пойти поужинать в ресторан. 
Когда вдруг что-то произошло. Что-то непонятное! Какой-то странный вибрирующий звук. Какие-то гулкие удары при въезде. Потом погас свет, противно и резко заревели сирены. 
Радио отключилось, телефоны почему-то не работали. 
Они с Тедом выбрались из машины и направились назад к выходу, намереваясь уж если и не выйти наружу, то, по крайней мере, узнать что же всё-таки происходит.
При приближении к выезду они  увидели, что творится явно что-то не то.
Там, впереди, высилась груда искорёженного металла и, опершись на неё спиной, стоял сгорбившийся мужчина в чёрных брюках и белой рубашке. Из брючного кармана у него свешивался скомканный галстук-бабочка. Мужчина обречённо прижимал к себе плачущего ребёнка.