Преступление и наказание

Хотела я недавно опубликовать роман с громким названием – «Преступление и наказание». Глянула, а роман с таким названием уже существует! Автор его – Федор Достоевский из Санкт-Петербурга – может быть, слышали? Пересказывать роман не стану, очень уж длинный. Если вы захотите, можете ознакомиться с его произведением, пройдя по ссылке http://ilibrary.ru/text/69/index.html
 Привожу здесь только список рецензий.

АЛЕКСАНДР ПУШКИН:
Браво, Федя! Ай да молодец!
Эта сцена, где он старушку замочил, просто супер! Я, когда читал, завидовал твоей фантазии. Ему бы остановиться, а тут вторая входит, так он и вторую тем же способом порешил! Супер! Блестяще пишешь! Ставлю очень понравилось. Будет время, заходи на огонек. Здоровья тебе и удачи на прозе!
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо, Саша, на добром слове! Ты тоже заходи, я тут неподалеку живу, у Владимирской.

ВИССАРИОН БЕЛИНСКИЙ.
Прочитал с интересом. Пишешь ты сильно, и замечаний к стилю нет, но идея убийства из-за бабок, скажу тебе, не нова.
Понимаю, Федор: тебя достало наше российское житье, наша российская беспросветность и безвыходность, но только не надо из-за этого подражать посредственным авторам. Описывая насилие и криминальный мир, ты все равно славы себе не сыщешь и в рейтинг не попадешь. Это не твоя тема. Твоя тема – это русская душа, русский путь. Займись проработкой женского образа, потому что твоя Соня Мармеладова никуда не годится -  слабохарактерная дура! Ринулась на каторгу за простым уголовником! Я еще понимаю, за политическим! Так нет же – за психом и уголовником! Нет, Федя, честно скажу тебе: это не выход, и нечего призывать других и агитировать за свою идею. Все равно, никто за тобой не пойдет!
Посмотри лучше у Островского образ Катерины. Вот это сильная натура! Вот это протест! Просто взяла и наложила на себя руки, а идти с топором против нашей действительности – нет, Федор, это не выход! )))
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо, Виссарион, за поддержку! Обязательно последую твоему совету, у меня еще много задумок, в том числе, и с самоубийствами. Если в романе что не так, то извини – я ведь начинающий автор, только учусь.

МАКСИМ ГОРЬКИЙ:
Замечательно, Федя! Просто здорово! Так их и надо – этих старух-процентщиц!
Очень понравилось описание нашей разрухи и жизни наших низов – почти как в моей пьесе «На дне». Заношу тебя в список избранных авторов.
Удачи и творческих успехов!
МГ
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Здравствуй, Леша! Едва тебя узнал! Совсем не подумал, что «Максим Горький» это твой новый клон! Благодарю за высокую оценку моего произведения!
Кстати, Леша, ты там вращаешься в верхах и заступаешься за многих авторов. Не мог бы ты посодействовать, чтобы мое произведение напечатали?
МАКСИМ ГОРЬКИЙ:
Вряд ли, не думаю, что это пройдет. Пропаганда насилия вперемешку с христианской идеей… Нет, Федя, надо повременить. А вот посодействовать, чтобы тебя не забанили и не прогнали с прозы, я могу.
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо! Извини, если не в тему.

АЛЕКСАНДР ГЕРЦЕН:
Можете опубликовать на Западе, я Вам дам ссылки издательств. Отправьте им по Е-мэйлу ваше резюме вместе с отрывком, где Раскольников мочит старух.
Здесь на Западе примерно так и представляют себе русскую действительность - что у нас будто бы гуляют по Невскому Раскольниковы с топорами и убивают подряд всех предпринимателей и иностранцев. Уверен, что ваше произведение подойдет. ПИсать будут от счастья!
С теплом, АГ.
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо, Александр! Обязательно воспользуюсь вашим советом. Пишите мне в личку.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ:
Просмотрел я твое произведение, Федор, и даже расстроился. Пойми ты, что это не литература и что твоя идея это не идея! Чтобы русский человек через преступление шел к покаянию и к Богу! Нет уж, увольте! А если я никого не убивал? Что ж мне тогда и путь к Богу закрыт? Что ж, по-твоему, только через кровищу, через всю эту мерзость и каторгу?
Нет, скажу тебе, преступление ведет к следующему преступлению и т.д. Уголовная стихия затягивает, и обратной дороги нет. А к Богу путь только один – через любовь.
У меня такой вопрос: ты, случайно, не про себя ли самого сочинил? Что-то мне эти кровавые подробности дюже напоминают автобиографическую прозу! Ты вот в своем резюме пишешь, что когда-то сидел. Уж, не за это ли?
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо за рецку! Не знал, что мое произведение тебя так заденет! Я, понимаешь,  специально сгустил краски, чтобы расшевелить нашу публику, а ты и клюнул! Сидел же я не за старух – там было другое, более политическое.

НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ:
Заставило задуматься. Колоритный у Вас получился следователь. Я даже подумал, не написать ли мне третий том «Мертвых душ». Представляете, Чичиков разбогател, исправился, построил на своей земле огромный завод, тысячи крепостных и наемных рабочих, словом, заделался преуспевающим новым русским. А тут к нему прокуратура начинает подкапываться: «Ну-ка, расскажи, голубчик, как ты заработал свои миллиончики?» И пошло-поехало!
Вы, как специалист, как оцениваете мою задумку? Или надо сжечь?
Ставлю ссылки на два первых тома.
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Не уверен, голубчик, правильно ли Вы поняли мою идею.
Жечь ничего не советую. Проза все стерпит!
В любом случае, спасибо за отзыв! А ваших «Мертвых душ» при случае почитаю. Название многоговорящее.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Первую часть – до преступления включительно – еще кое-как можно читать, а последующие пять частей – это издевательство над читателем! Наказание – в том смысле, что читать это невозможно. Невозможно и глупо! Для кого вы это пишете? Кого собираетесь развлекать! Скучно и не-ин-те-рес-но!!! Постоянное самокопание, психологические выверты, вечные сомнения и колебания! Надеетесь что ли свет найти среди беспросветной серости вашей нищей души! Думаете, кому-то нужна ваша богомерзкая исповедь? Длинно, господин писатель, слишком длинно! Сократить до размеров миниатюры!
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Извините, граф, а сами-то Вы почему так длинно пишете? Четыре тома «Войны и мира» накропали!
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Имею право, потому что я Лев Толстой! Вы сначала заслужите право указывать русской душе путь и разводить читателя на целый том, а потом пишите! Графоманством это называется!
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Вот именно, граф! Сами Вы занимаетесь графоманством! Чего Вы так разозлились на меня? Что я Вам такое сделал?
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
А то, что писать такие книги – преступление! А читать – наказание! Заходите на мою страницу, и вы найдете ответы на все вопросы. И нечего открывать то, что уже давно открыто!
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Вот Вы каждый раз затеваете драку, граф, чтобы завлечь читателей на свою страницу! Меня-то читать интересно – хотя бы первую часть – а Вас, граф, совсем не хотят читать. Вот Вы и беситесь!
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Да заходят к вам такие же серые и испорченные, как и вы! Всё вы видите через призму вашего сраного Петербурга!
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Ну, вот! Серый и испорченный! Однако я, граф, и в Сибири был, и заграницу повидал. А Вы-то что в своей жизни видели? Кроме Севастополя и своей Ясной Поляны нигде не бывали!

АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ:
Пишите Вы, действительно, интересно. У Вас прямо дар к криминальному жанру. Но для такой повести, как у Вас, нужно соответствующее зацепляющее название. А то что это такое, «Преступление и наказание»?  Ежу понятно, что автор будет проповедовать свою мораль и наставлять к истинной жизни. А слушать чьи-то проповеди о том, как искупить свой грех да что такое истинная любовь, это сейчас никому не интересно, и кипятитесь Вы совершенно зря.
Берите пример с меня. Вот у меня вещь называется «Хождение по мукам». Чувствуете, какое привлекательное название? Читатель ко мне так и прет! А еще я Вам посоветую: дайте анонс на главной странице, и вашу повесть прочтут сразу человек двести!
С уважением, АТ.
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо за визит! Но тратить 500 рублей на анонс и менять название я не намерен. У меня и без того достаточно читателей и отзывов.

АНТОН ЧЕХОВ:
Здравствуй, Федя!
Вот и я заглянул к тебе. Нашел я в тексте ту сценку, от которой здесь все торчат. Ну, я имею в виду то место, где он грохнул топором старуху-процентщицу. И должен сказать тебе, что за последние пять лет ты сделал большой прогресс, как писатель. Растешь, Федя, растешь! Что бы здесь тебе не говорили, пиши и никого не слушай. Все это ерунда, что тут рассказывают про русский путь, про Бога и т.д. И тебе тоже не советую этой ерундой увлекаться. Сел на свой конек – психологическую прозу – и никогда не слезай! И ты увидишь, слава к тебе постепенно придет.)))
Будь здоров!
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо тебе, Антон! Твои слова, как бальзам на душу! Жертв, впрочем, было две, как правильно заметил Пушкин. Но не бери в голову. Заходи почаще. А то я тебе рецензии все пишу, пишу, ты же про меня совсем позабыл.)))
АНТОН ЧЕХОВ:
Две? Значит, я невнимательно читал, как говорицца, по диагонали.
А про тебя я не забыл, как ты утверждаешь. Ведь ты у меня в избранных. Просто, как я не зайду к тебе на страницу, у тебя все одни и те же произведения висят, никакого обновления. Делай как я: пиши маленькие короткие рассказики, как можно чаще, и у тебя будет куча читателей.  Толстой в чем-то прав: надо разбить большое произведение на кучу маленьких, и все будет окей.

МАРИНА ЦВЕТАЕВА:
Сначала я даже не хотела читать. Глянула – какой-то кошмар! Сплошная чернуха! Стиль нервный, и все герои тоже нервные, раздраженные и отвратительные.
А потом вдруг зачиталась и поняла, что все, что Вы пишите, очень созвучно с моей судьбой. Вещь-то оказывается про любовь! Ведь я тоже, как ваша Сонечка, которая за Родионом на каторгу пошла. Я тоже бросила все и рванула из Франции назад в Советскую Россию, пошла как собачка по пятам за моим ссуженным. А зачем? Почему? – сама не понимаю теперь. Там я творила, печаталась, а здесь прозябаю на прозе. И что со мною будет дальше? – не знаю. Последнее время творчество чего-то совсем не идет… Одними переводами занимаюсь.
Вот ссылка на мою страницу на стихире.
С любовью, МЦ
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо за искренний отзыв, Марина. Обязательно почитаю ваши стихи, когда закончу новый роман.
МАРИНА ЦВЕТАЕВА:
Вы пишете продолжение?
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Нет. Это будет другой роман, осталось дописать последнюю часть.
МАРИНА ЦВЕТАЕВА:
Значит, продолжения не будет… Все ясно. Удаляю свою страницу.

ЛЕОНИД АНДРЕЕВ:
Уважаемый Федор!
Разрешите от всего сердца поздравить Вас с большим успехом! Вы написали поистине замечательную вещь и очень правильно сделали, что опубликовали ее на прозе. Я очень рад, что наряду с тем дерьмом, которым переполнена наша литература, наконец-то стали появляться такие произведения, как «Преступление и наказание». Вы затронули (правда, косвенно, с внешней стороны) мою любимую тему, тему смерти. Человек совершил преступление, убил двух с виду никчемных старушек, но совершив это преступление, он убил не старушек, а самого себя. Он переживает смерть своей собственной души, что так талантливо и с таким знанием человеческой психологии показано автором.
Единственное замечание – слишком слабое наказание для такого подонка. На мой взгляд, только виселица и ничего кроме виселицы. В этой связи прошу Вас прочесть мой «Рассказ о семи повешенных». Ваш Родион Раскольников должен был стать восьмым!
Еще раз поздравляю и жму кисть, ЛА.
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо, Леонид за дружеский отзыв! Обязательно прочту рассказ.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Леня, если ты что-нибудь хочешь на тему смерти, вот ссылка на мой рассказ «Смерть Ивана Ильича» А твой, про семь повешенных, я читать не буду – говно!
ЛЕОНИД АНДРЕЕВ:
Лев Николаевич, прежде чем судить, надо ж прочесть:)))
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Нет, не надо! Во всей русской художественной литературе есть два-три произведения, которые стоит читать. Все остальное х--ня!
ЛЕОНИД АНДРЕЕВ:
Вы можете назвать эти два-три произведения?
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Например, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицина.
ЛЕОНИД АНДРЕЕВ:
Дешевый пиар:(

АНДРЕЙ БЕЛЫЙ:
Доброе время суток, Федор! Рад познакомиться с замечательным автором, надеюсь, мы будем дружить и заходить друг к другу почаще. Тут все пишут короткие бессодержательные миниатюры, а у Вас получилась большая глубокая философская вещь. Круто! Душа все время как бы ведет диалог сама с собой, сознание опускается в окутанные мраком глубины подсознания…
Знаете, что я открыл? А ведь это символизм! Настоящий, чистой воды символизм! Это как бы срез, картина души. В каждой душе живет такой разбойник Раскольников – это наше низшее земное «я». Есть в ней и беспристрастный следователь, и умница Сонечка, которая, несмотря на все злодеяния,  любит это омерзительное и недоразвитое земное «я». Другими словами, Вы изобразили истинную драму души в символической форме, в форме криминального романа.
Одно я хочу Вам заметить. Ведь мы, читатели, с самого начала по ходу пьесы считаем Раскольникова своим, хорошим, и переживаем всегда на его стороне. А следователя считаем плохим и хотим, чтобы он отвязался от Раскольникова. Почему же Вы не оправдываете надежд читателя, и заставляете своего героя так быстро сдаться? Это не современно. Посмотрите, как в американских фильмах крутой, но добрый в своей душе супермен, перестрелявший много людей, почти всегда уходит от рук правосудия. Вы что, против личности?
Этот момент, мне кажется, надо исправить. Надо, чтобы ваш следователь тоже копыта отбросил или на каторгу попал.
Если хотите больше узнать о символизме, заходите на мой сайт (ссылка).
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо, Боря, за содержательный отзыв. Я в философии не силен, может это и символизм, не знаю. Просто пишу, и вещь выстраивается сама собой. Спасибо также за ссылку на сайт, обязательно посмотрю.

ИВАН БУНИН:
Здравствуйте! Если Вы еще не в курсе, Леонид Андреев, дал на ваше произведение анонс. Он иногда помогает начинающим авторам, у которых нет средств, чтобы самим себя раскрутить. Благодаря ему я и оказался на вашей странице.
Что я могу сказать по поводу романа?
Согласен с Белым, что мрачновато. Но с другой стороны, увлекательно! Я так увлекся, перечитывая сцену убийства, что просто дух захватывало. Переживаешь все так, как если бы ты сам был на месте преступления, и трясешься, словно сам по своей глупости проломил кому-то голову и хочешь отмыть пятна крови, чтобы тебя не уличили. Переживания очень сильные, но потом это становится слишком. Потом говоришь себе: «Хватит»!
Я спрашиваю: зачем нам проходить через весь этот мрак? Побольше романтики, Федор! Побольше оптимизма, красоты и веры в прекрасное будущее. Герой у Вас на всем протяжении романа даже ни разу не трахнул героиню! Ну, куда это годится! И героиня, нетрахнутая, отправилась за героем в Сибирь! Как это называется! Вы что нарочно издеваетесь над бедной девушкой! Не надо, Федор, издеваться так над людьми. И, пожалуйста, побольше розовых тонов!
А так вещь ничего. Заходите и на мою страницу. Буду рад получить от Вас отзыв о моей прозе.
С уважением, ИБ.
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо, Иван! На будущее учту ваши замечания и обязательно посмотрю вашу прозу.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Слушай, Ваня, не п--ди! Чтобы кто-то на прозе дал анонс на произведение другого автора – никогда не поверю! Все здесь тянут одеяло каждый на себя. Это один клан!
ИВАН БУНИН:
Еще раз услышу от вас матерное ругательство, Лев Николаевич, я пожалуюсь модератору. Вам что, здесь больше всех позволено?
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Плевать я хотел на ваших модераторов! Для меня нет правил – ибо я Лев Толстой! Или не понимаете, дурачье, что русская проза невозможна без Толстого!?
ИВАН БУНИН:
Спорить с Вами бесполезно.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
А ты и не спорь! Кто ты ваще такой, чтобы со мной спорить?
ИВАН БУНИН:
Называет себя русским писателем, а сам по-русски писать не научился!
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Друзья, вы находитесь на моей странице. Перенесите ваш спор куда-нибудь в другое место, а то удалю рецензию к чертовой матери!
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
А ты вообще молчи! Ваня тебе ясно сказал: произведение должно утверждать жизнь! Иди и занимайся своими психами! Иди решай за бутылкой водки, правильно или неправильно твой сопляк замочил старуху! Я бы вообще вас всех, вместе с Горьким и Андреевым, удалил!

АННА АХМАТОВА:
Привет, Федор! Тебя тут все ругают, говорят, что то не так, да это не так! А я с тобой во всем согласна и все разделяю. Согласна также с мнением Пушкина – славно получилось! Талантливо! А какой слог! «Удар пришелся в самое темя, чему способствовал ее малый рост». Замечательно!
Мне бы самой дать в руки топор, да поставить напротив старухи, которая всем портит жизнь, так я не знаю, что сделала бы!
Заходи ко мне в гости в Фонтанный Дом. Все обсудим и разберемся!
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо за приглашение, Аня! Обязательно зайду, когда будет время.

МИХАИЛ БУЛГАКОВ:
Сцена убийства зацепила, но такое ощущение, сударь, что вы долго не общались с нашими ментами и вообще не знакомы с нашим простонародьем. Посмотрите моего Шарикова – вот это тип так тип! А у Вас они еще думают, размышляют. Да не думают они ваще!
Вы когда-нибудь от компьютера отрывались, чтобы посмотреть, что творится на улице? Затащили бы менты вашего Раскольникова в кутузку и быстро вынули бы у него признание. Линять ему надо было срочно из Петербурга! А когда старуху чистил, надо было поставить кого-нибудь на стреме. В одиночку такие дела не делаются, должны быть сообщники, заказчики, запасная хаза, крыша и т.п.. А дальше вообще пошло неправдоподобное. Чтобы он под влиянием своей подружки сам поперся к следователю на себя показывать! Да его ж за это на зоне…! И чтобы эта дура – другого выражения не подберу – потащилась за своим бандюганом на пожизненную каторгу! Это, братцы, ваще туши свет!
Столько фактических ошибок и незнания жизни, что, когда читал, постоянно краснел за автора.
Не понимаю, искренне не понимаю, как здесь некоторые вроде Пушкина и Ахматовой могут восторгаться этим бредом!
Вам, конечно, видней, Вы можете гордиться своим литературным успехом, но я бы на вашем месте такое произведение срочно удалил, чтобы не позориться.
Искренне ваш, МБ.
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Спасибо, Михаил, подумаю над вашим советом. Покамест подожду удалять, посмотрю, какие еще будут отзывы.
МИХАИЛ БУЛГАКОВ:
А какие могут быть отзывы! Разве что попы откликнутся. Но вам-то самому зачем выслушивать эту елейную ложь? К тому же отзывов они не пишут, а ждут, когда автор сам явится к ним на поклон.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Михаил, чего вы с ним возитесь? Такие люди не признают своих ошибок. Оставьте его наедине со своим «преступлением», пусть сам все осознает.

АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН:
Уважаемый Федор Достоевский! Ваше произведение это не простой детектив, по своему замыслу оно как будто претендует на нечто большее, на знание человеческой психологии и подоплек жизни. Вследствие неоспоримого таланта его автора, люди начинают к Вам прислушиваться и желают найти в вашей книге указания на русский религиозный путь и разрешение вечных загадок души. Однако спешу Вас разочаровать, дорогой автор! Ничего Вы на самом деле не знаете, и пишите о вещах, в которых совершенно не разбираетесь!
Где Вы видели, чтобы студенты в здравом уме и трезвом состоянии ходили с топором на мокрое дело? Это ваша чистая выдумка, гипотетическое предположение, мыслительный эксперимент. Вы сами загнали вашего героя в тупик, и сами же принудили его совершить зверское убийство. В действительности не существует непреодолимых причин, заставляющих человека убивать. Это уже поняли большинство людей на планете. Все причины в вашей больной голове.
Не надо сочинять преступлений и заставлять людей переживать несуществующие страхи. Это называется умственным развратом. Вы развращаете нашу литературу и даете ей ложное направление. Преступление, если хотите, найдет Вас само. Вам его инкриминируют, пришьют дело, как говорится! Это и есть настоящая действительность, от которой Вы не сможете отвертеться. И тогда Вы отправитесь на зону, где встретитесь с этими ископаемыми уродами, с вашими Раскольниковыми, и поймете, что это такое. Там Вы осознаете, что к чему, и, если повезет выжить, никогда больше не будете писать таких книг.
Судя по тексту, Вы словно избегаете такого осознания. После того как закончилось следствие и ваш герой вот-вот должен попасть в лагерь, где начнется его новая жизнь, повествование странным образом заканчивается. Где ж продолжение, автор? То ведь было только начало!
Как правильно сказал Лев Толстой, лучше бы Вы писали миниатюры и не претендовали на мировую известность.
Вот так!
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ:
Я человек верующий, Александр. Все, что я «сочинил», мне продиктовано Богом. Что касается мировой известности, то это мы еще посмотрим.

МАЙЯ АНДРЕЕВА:
Здравствуйте, Федор!
Извините, что я встреваю в историческую дискуссию с моим скромным вопросом. Однако помочь мне можете только Вы. Дело в том, что я написала произведение с точно таким же названием – «Преступление и наказание», которое совершенно отличается от вашего. И теперь я не знаю, что мне делать. Название, увы, поменять нельзя. И теперь я должна просить у вас разрешения: могу ли я опубликовать свою вещь с этим названием?
Насколько я поняла, в русской литературе существуют два направления, которые так отчетливо обозначились в дискуссии выше. Не значит ли это, что каждое произведение русской литературы, будь то «Преступление и наказание» или «Мертвые души» должно быть написано дважды? Сейчас назрела необходимость нового «Преступления и наказания», потому что эти понятия приобрели в современную эпоху совсем другое значение. Прошло то время, когда за преступлением следовало наказание, за новым преступлением – новое наказание. Сейчас все, скорее, наоборот. Даже если это буду не я,  то напишет кто-то другой.
Итак, согласны ли Вы, что ваше название будет стоять под другим произведением?
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ!
Ах, Майя! Майя! Зачем Вам это надо? Как правильно сказал Лев Толстой, в русской литературе есть только два-три произведения, которые стоит читать. Среди них мое «Преступление и наказание», с ним я войду в мировую литературу. Все остальное – х….!