Кантюка

Иевлев Станислав
Как-то тролль Иван лёг осенью спать, да так и спит по сю пору. Будильничек, вишь, забыл завести. Вот и спит, а будильник рядом с кроваткой молчит.

* * *

Ровно посередине зимы приходил в гости к троллю Ивану Снежный Парень. Иван тролль состоятельный, у него корм по двору бегает, вопит, под ногами путается… ну, тот, который ещё живой. Снежный Парень схрумкает полпачки сухого корма и смеётся, довольный. Потом уходит.

* * *

Однажды построил человек Apple Macintosh и Вавилонскую башню. И, думается, совершенно напрасно он это сделал, бо ни с тем, ни с другим как следует совладать так и не сумел.

* * *

Как-то ночью, на общей кухне, в полнейшей темноте сама собой вспыхнула запасная огромная одноконфорочная плита. Обосновавшаяся на той же кухне идиотка-кошка перепугалась, вскочила, давай носиться и орать. Котят перебудила, конечно же.
А соседские брат с сестрой прибежали на пожар поглядеть и порыться опосля в горячем пепле – вдруг что интересное!

* * *

Как-то встал я ночью по понятному делу, так мама моя – чего вот, а? – проснулась тут же и давай по пятам ходить. Почему, говорит, в новую игру не играешь? Отстань, говорю. Поиграй, говорит. Чуть в нужник со мной не влезла.
Иду обратно. Стоит. Ой, говорю, а что это тут за пятно на полу? Она – где? это? Это твои дочери. Взрослеют уже, видно.
А у меня дочерей-то и нету никаких. Правда, когда на Север уезжал, жена моя забеременела, так это ж совсем не то.
А пятно то, как пригляделся, идиотка-кошка оставила. Понос у неё случился.
И тут звонок в дверь. Мама говорит – погляди, кто там. Гляжу – тётя. Пришла спросить, как правильно бабушку у себя на жилплощади прописать.
А я спать пошёл.

* * *

«Кантюка» значит «ходить в гости». Мы с нашими соседями кантюкаем постоянно. Кантючим. Стучимся в окна и кричим хором: «Кантюка! Кантюка!» Весело, и время быстрее проходит.
Только живём далеко друг от друга. Долгая кантюка выходит.

* * *

Однажды тролль Иван поднялся на гору и стал медитировать. Медитировал, медитировал, аж вспотел весь. И тут ему на голову накакал кондор.
История вышла некрасивая и совсем не поучительная, посему зачеркнём её немедля и зарок себе дадим – никогда к ней впредь не возвращаться. Ом.

* * *

Однажды мой папа, генералиссимус Крысиного Легиона, вошёл в детскую без стука и заголосил:
– Всё! Мне надоели твои правонарушения! Хулиган! Отправлю-ка я тебя на недельку-другую на воды, в Железноводск! Или к бабке в деревню! В глушь, в Саратов! Не решил ещё! Считай это наказанием! Бегом в санчасть, оформишь там больничный! И лучше бы тебе поторопиться!
Посмотрел бы я на того, кто напоперёк папе что скажет…
В студенческой поликлинике мой терапевт, маленький сухонький старичок по кличке Филин, выстукал меня всего, снял очки и спросил:
– Так на что всё-таки жалуемся?
– Баха не могу слушать, – честно ответил я. – Как начнут выть эти немецкие трубы – так хоть бах, хоть бабах… в смысле – хоть беги, хоть выноси. Голова раскалывается, и в горле сохнет.
В этот момент послышался подозрительный шум, и в углу комнаты обнаружился сидящий на корточках ниндзя.
– Ты, дядя, не умничай, – злобно прошипел он. – Давай, подмахни больничный, как положено. Не видишь, что ли – хвор паренёк.
Филин съёжился, отчего стал похож на несвежий сухофрукт, и покорно нацарапал на моей карточке: «Noli me tangere». Ниндзя кивнул, спрятал карточку за пазуху и вывел меня из кабинета.
– Капитан Моисеев-Смольский, – представился он. – Начальник охранной службы Крысиного Легиона.
С этими словами он вытащил из-за всеобъемлющей пазухи устрашающих размеров пчелу. Наступила моя очередь съёживаться.
Чудовищния пчела оказалась скомканным списком моих правонарушений. Капитан Моисеев-Смольский угрожающе им покачал:
– Мы ещё встретимся.
С этими словами он превратился в «Клуб Чёрного дыма» и исчез.
Через пару дней я был в Железноводске.

* * *

Однажды мой сводный брат, малолетний сарданапал, известный под именем, которое вам всё равно ничего не скажет, пришёл домой с учёбы, поднялся на четвёртый этаж и, не глядя, протянул руку к звонку. Но звонка не было. И двери не было. Была лестничная площадка с пожарным ходом на чердак, были стены, наполовину выкрашенные голубой дрянью, и были три квартиры – номер тринадцать, номер пятнадцать и номер шестнадцать. Вместо номера четырнадцатого щерилось пустое пространство.
Так-то, братишка, тебе и надо.

* * *

Однажды тролль Иван решил заняться политикой. Купил вельветовый пиджак, газету «Политический Вестникъ», сел, читает. Вдруг чайник закипел. Тролль Иван вскочил да впопыхах и хватанул его голой рукой. Заревел будто дракон на драконихе, газету уронил. Тут дождь пошёл. Кинулся Иван ставни закрывать, чтоб не натекло, забыл про обожжённую лапу. Только закрыл – гора затряслась, на которой домишко Ивана притулился. Гора молодая, горячая, не зря Вулканом кличут. Тролль послушно под кровать забился – бояться.
А как всё кончилось – сел Иван чай с мёдом пить. Глянь – давешняя газетка под столом валяется. Ох, – думает – не судьба, видать, мне политикой овладеть.
Так и живёт неуч неучем.

* * *

Снежный Парень был свой в доску. Однажды решил стихотворение написать, тем паче гости намечались, вот как всё складно складывалось.
Сказано – сделано. Стих получился самобытным и очень современным – то есть длинным, корявым и бессмысленным – с очень необычным названием «Осень».
Снежный Парень, слегонца робея, прочитал своё творение гостям. Те были тоже очень современными и долго хлопали – понравилось! Браво, кричали, бис, шарман!
Тут наш новоиспечённый поэт почуял неладное и бросил к ляду эту затею.

* * *

Тролль Иван очень любил мясо. Будучи закоренелым домоседом, он просил своего дружка Снежного Парня – коль пойдёшь ко мне в гости – не в службу, а в дружбу, забеги на рыночек, прикупи мясца. Парень, даром, что Снежный, никогда Ивану не отказывал, да вот только всё выбирал из самого несвежего – верно, думал, что оно вкуснее. Уж и бранился тролль, и по-хорошему растолковывал – что об стенку горошек. Забредёт Парень почаёвничать, вывалит тухлятинку на стол и глядит виновато – что, мол, опять не то?
Покручинится троллюшка, посокрушается, а делать нечего, мяса-то охота. Так и откусит от себя кусочек махонький. Больно, вестимо, да и заживает долго – возраст всё ж немалый – но вкусно, ммм!
Вот так-от, Иванко. Иль с другом сиди да ешь, что есть, иль деликатесами себя в одиночье балуй. Третьего, как говорил Сизиф, нема.