Кенгуру своими глазами

Константин Присяжнюк
****
…Воспоминание из флотской жизни, по яркости затмевающее остальные события первого моего пребывания в Австралии. Судно наше стоит у причала в Богом забытом крошечном порту Ардроссан, бархатная ароматная ночь едва доносит совсем уж присмиревший прохладный ветерок с Антарктиды, над мачтами Южный Крест в обрамлении миллионов незнакомых звезд...  Родина безумно далеко; собственно, мы по отношению к ней ходим вверх ногами и время от времени возникает будоражащее чувство, что находишься вообще в другом мире, в каком-то необычном сказочном измерении. 
Сидя с двумя друзьями в каюте за кофе, я, вдохновленный необычностью обстановки вокруг, «травлю роман» про первые описания полетов к другим мирам во всемирной литературе. Друзьям интересно, слушают, не перебивая, а я все больше расправляю крылья: 
- А еще вот у Сирано де Бержерака... 
В открытый иллюминатор, выходящий на палубу, просовывается заинтригованная физиономия вахтенного матроса Кузи. 
- Погодь, я не расслышал - кто там серанул в жирафа раком?
...Родина всюду с нами, и это трогает.

*****
…Всему виной была телефонная книга. Вообще-то мы просто собирались сходить в зоопарк, чтоб воочию убедиться в существовании странного сумчатого зверя кенгуру. Но… То, что прямо у причала может  стоять целехонький, работающий телефонный автомат, с которого хоть в Урюпинск звони, с трудом еще можно было принять. А вот толстенный, чистенький, непорванный том со всеми номерами Фримантла, лежащий даже без охранной веревочки на удобной полке в кабине – это было слишком. Душа отказывалась понимать странные австралийские нравы - а руки Приятеля уже шустро перелистывали глянцевые страницы чуждой книги… Вдруг среди ярких реклам найдется голая баба или еще что-нибудь годное для украшения каюты?   
- Гы.- сказал вдруг Приятель, тыча черным навеки пальцем в какую-то фамилию. – Ваш, что ли?
 Австралийская фамилия абонента гласила: OSTALUPENKO ROMAN.
- Блин, точно хохол. – обрадовался Приятель. –  Бандера недобитая. А давай звякнем – с земляком потрындишь?
- Щас, буду я валюту тратить…
- Да ну тя на фиг, - отмахнулся Приятель. – какая там валюта?
Он извлек из кармана горсть предусмотрительно провезенных для халявной кока-колы двадцатикопеечных монет и, бросив пару в ничего не подозревающий автомат, набрал номер.
- Гы! Сработало… На, скажи че-нибудь!
- Да не хочу я! -  но из трубки уже дребезжаще произнесли:
- Халлоу?
И я не нашел ничего лучше, как глупо уточнить:
- Это Роман Осталупенко?
- Йе… - несколько озадаченно произнес дребезжащий голос.
- Здравствуйте. То есть… добридень. – мне показалось, что по-украински эмигрант с такой фамилией поймет лучше.
- Ви… есть русски?
- Да, мы с советского судна, в порту стоим. Вот, увидели вашу фамилию в книге… - я заткнулся, не зная, что еще морозить абсолютно незнакомому человеку. Черт бы побрал этого Приятеля с его идеями!
- Оу! Я есть отшень радый! Я давным вонт увидаться русски пипл!..
Как ни странно, разговор в самом деле завязался. Уже через несколько фраз пан Осталупенко приглашал нас к себе в гости. Но тут мы как-то разом с переставшим хихикать Приятелем вспомнили о речах помполита, которыми тот пугал нас полрейса: в городе Фримантле, мол, свила себе гнездо злобная антисоветская организация эмигрантов. Провокации возможны на каждом шагу.  “Так что пусть только какая скотина попробует попасть в историю – визу в следующий раз увидит через девяносто девять лет!” – подытоживал поп и сурово пучил розовые от алкоголя и лишнего сна глазенки.
     В общем, от гостевания мы бдительно отказались. Но предложили: уж лучше вы к нам. Пан Осталупенко на ломаном русско-английском объяснил, что он бы с удовольствием, но хрен доедет – ему девяносто два года (интерес наш резко упал). А вот внучка очень хотела бы пообщаться с историческими земляками, не против ли мы? Интерес вновь воспрял – да ради Бога, да в любое время! Почему-то нам представилось, что внучка – это розовое семнадцатилетнее существо, которое мы будем лихо охмурять, водя по теплоходу…   
- Я вам, бля, повожу! – приземлил наши мечты вахтенный помощник Свинородов, которому мы сообщили, что сейчас к нам приедут с дружественным визитом. - Совсем охренели, что ли?! Уроды маслатые. Выйдете вон на причал и потреплетесь, буду я еще из-за вас с попом связываться… 
И тем не менее спустя час, когда мы, приодетые и даже побритые,  дожидались за разговором у трапа обещанную внучку, не кто иной, как штурман Свинородов, резко вытянувшись мордой, потрясенно пробормотал японское слово «охниххерас-с-се…» - и засуетился. Мы обернулись. К причалу подруливал невозможно красный во всех смыслах кабриолет с платиновой дамой за рулем.
- Так, пацаны, я с вами. – быстренько сориентировался штурман Свинородов.-  Все равно без старшего группы не выйдете. ( Суровое правило совкового флота – по забугорным землям ходить не менее чем втроем и обязательно с представителем комсостава – отменили лишь спустя восемь лет после описываемых событий.) Щас только вахту сдам. Пока крутите динаму!   
Осталупенко-младшая оказалась роскошной австралийской леди лет тридцати пяти. Впрочем, легкости и непосредственности в ней было на все двадцать и пока хвостопад Свинородов лихорадочно влезал в парадные джинса, мы довольно мило зазнакомились. Мадам Катрин, потешно стараясь выговаривать русские слова, кое-как рассказала нам историю рода, из которой мы узнали, что пан Роман вовсе не бандеровец в изгнании, а вообще родился тут, в Австралии, куда его папа удрал из Харьковской губернии еще до исторического материализма. Забравшийся на край света в поисках лучшей доли, патриарх Осталупенко всю жизнь считал себя русским, и все в роду поддерживали славную традицию – во Фримантле это никакой проблемы не составляет, запад материка у них что-то вроде нашей Сибири и эмигрантов там до лиловой страсти. У Осталупенков какой-то недвижимый бизнес, о котором мы ничего не поняли, а мадам Катрин еще и преподает в университете. (По размерам тачки и покрою наряда мы рассудили, что тетке просто делать нефиг, потому и учительствует на досуге.) И еще она очень любит русскую литературу, нет ли у нас на судне каких-нибудь оригинальных изданий? Да вагон! Брошюры «Библиотечка советского моряка», «Малая земля» и «Возрождение» - стресс можно получить с непривычки, так оригинально…
К моменту, когда по трапу с дробным стуком ссыпался сияющий Свинородов, мадам Катрин как раз предложила нам проехаться куда-нибудь на ее машинке. Осмелевшие от отсутствия у тети Кати буржуйских понтов, мы с Приятелем попросили показать нам какую-нибудь местную достопримечательность вроде кенгуру, а Свинородов по-аглицки галантно уточнил: неплохо бы в кабак. Благодаря четко ориентированным интересам нашего командира, Фримантла мы толком так и не увидели – Свинородов по-хозяйски уселся рядом с владелицей авто и всю дорогу что-то англоязычно ей втирал, демонстрируя свое рязанско-оксфордское произношение. Так что даже когда Катя оборачивалась к нам что-нибудь рассказать, ей приходилось тут же прерываться на ответы общительному Свинородову. Видимо, довольно скоро полиглот наш затрахал любительницу русской литературы своими речами, потому что экскурсия как-то быстро закончилась и мадам Осталупенко в самом деле привезла нас в распивочную.
- Свинородов, башлять сам будешь. – честно предупредил я. – У меня всего двадцатка.
- И я не дам. – поддержал Приятель. – На фиг нужно! 
- Цыц, соплежуи! – прошипел в ответ командир. – Дама угощает.
Не знаю, договорился ли он о том с ней по дороге, или просто от врожденной наглости был уверен, но когда к столику подошел торжественный пузатый халдей, Катя с улыбкой предложила нам по-русски взять, что хочется и ни о чем не беспокоиться. Мы с Приятелем скромно попросили по кружке пива, Свинородов заказал себе сразу две и пока дама баловалась с единственным бокальчиком мартини, успел выжрать еще три. Пиво было вкусное, а общение не очень – ну чего интересного в разговоре, когда один без умолку трещит непонятное, другая вынуждена ему так же непонятно отвечать, а вам остается односложно мычать в поддержку беседы? Мой английский выветрился из сознания через два часа после сдачи последнего экзамена; Приятелю, пришедшему в торговый флот из армии, в забайкальских сопках иностранные языки были нужны, как зайцу триппер; к тому же разговорный австралийский похож на упорно изучаемый у нас инглиш не более, чем задница на телевизор. Оставалось ткнуться носами в кружки...
Чем больше пива поглощал Свинородов, тем быстрее становилась его речь и все заметнее поглядывала на часы мадам Осталупенко. Похоже, от русских моряков она ждала чего-то другого ( неужто обсуждения Достоевского?!) Наконец Катя вежливо улыбнулась и сообщила, что ей сорри и жаль, но ее вери-вери ждет бойфренд. И предложила отвезти нас назад.
Однако тут разохотившийся Свинородов прямо-таки по-джентльменски выставил ладони – ах, что вы, что вы, не стоит себя утруждать, вы уж и так слишком добры, оплачивая столь роскошное угощение... Ну, это, конечно, примерно, откуда мне знать, что он там нес на самом деле; факт то, что от транспорта Свинородов отперся, не спрашивая нас, а мы-то что можем без старшего группы? Тетя Катя понимающе покивала, расплатилась и, очаровательно поулыбавшись нам из машины с возгласами «сиюэгейн», «пока-пока!», укатила.
- Уфф, достала, дура. – прокомментировал ее отъезд благодарный джентльмен Свинородов. – даже не бухнешь толком с этими австралопитеками. А еще русской себя считает! Корова жмотная. Вот мы как-то в Совгавани... Эй, писюн! Тащи еще фо бир!
- Слушай, может, хватит уже?
- Кого хватит?! От возможных провокаций я вас отмазал, халяву обеспечил – а теперь мы все бросим и попремся смотреть ваших долбаных кенгурей? Вы че, маслопупы? Наберут детей на флот…
- Иди ты в жопу. 
- Я ща пойду кому-то, сопля! Нет, ну че за гнилой базар, в натуре? Вон уже пивчелло едет – я что, один это все пить должен?!
И мы выпили еще по одной. Под сагу Свинородова про приключения в Совгавани (а затем незамедлительно - про Находку, Канаду и Китай) - еще. И еще. Рассказы, обстановка и  благодушие организма под пивом ненавязчиво убедили, что тетя Катя Осталупенко в самом деле дура и шпионка, а наш старший группы – мужик. А мы салаги. А деньги - зло, мусор и наплевать на них с высокой мачты. Так поступают все настоящие моряки от сэра Фрэнсиса Дрейка до третьего помощника капитана товарища Свинородова.
Что меня по молодости лет больше всего удивляло в торговом флоте, так это поразительная двояковыпуклость характера большинства заматеревших сослуживцев. Тот же Свинородов в рейсе на мостике – серьезнейший дядя, ответственный штурман, трепетно влюбленный в свою работу, моряк - не пукни рядом. На берегу же это конкретный, концентрированный, кристаллизованный рогопыр с установленной раз и навсегда программой «шмотки-бабы-алкоголь». Как можно ухитриться настолько буквально следовать пословице «делу время – потехе час», я не понимаю до сих пор. Впрочем, если уж эволюция создает таких необычных уродов, как сумчатый зверь кенгуру, то что для нее за проблема третий помощник Свинородов…
Жажда Свинородова утихла аккурат в тот момент, когда кончились наличные – заблаговременно поинтересовавшись ценами и запасом нашей валюты, он рассчитал сей момент по-штурмански ювелирно. Расплатившись, наш командир торжественно объявил:
- Ну вот, теперь можно и к кенгурям.
И мы пошли искать зоосад. Но не нашли. Нет, вообще-то в конечном счете мы бы его наверняка разыскали. Но желание видеть кенгуру довольно скоро уступило место более насущному, жизненно необходимому желанию.
В многомудрой политинформации, которой помполит неустанно прессовал нас на переходе, ни слова не говорилось о том, как в Австралии обстоит дело с общественными туалетами. Партию подобные пошлые вопросы не занимают, и мы по неопытности спросить не догадались. А зря. Ведь даже у самого лучшего пива есть один существенный недостаток: будучи принятым вовнутрь, оно вскоре просится наружу. Причем не настолько вскоре, чтоб вы успели выпустить его в благоустроенном помещении со специально приспособленными для этого местами. Нет – пиво обязательно подождет, когда вы отойдете от этого помещения подальше, и вот тогда уж начинает выдвигать свои требования, причем крепчать они будут неуклонно.
…Через минут двадцать после ухода из бара Свинородов нервно огляделся и выразил общий дискомфорт:
- Блин, уже в ушах булькает! И какого хэ было не отбункероваться в рыгаловке? Все вы с кенгурями своими…
- А вот интересно, когда кенгуреныш у мамаши в багажнике сидит – он прямо туда дует или как? 
Зоологическое любопытство Приятеля еще больше усилило пивные требования. Свинородов задвинул в тему рассказку о том, как на экскурсии по какой-то ВДНХ китайского города Далянь у него прихватило брюхо и он метался по всей территории, потому что таблички WC показывали черт знает куда.
- …И вот, блин, вижу наконец – оно! Подбегаю  -  занято!!! Вылазь, кричу, на хрен, хунвэйбинская морда – и слышу оттуда: подождешь, на хрен! Ну, прикиньте – три миллиона китайцев в городе, из них, по ходу, четверть на той выставке шастала, а единственный на всю округу гальюн занял козел с «Пестово», что стояло рядом с нами в порту! Встреча на Эльбе, блин! М-да… Зря я это вспомнил. Че-то еще хуже стало.
- А может, в лавку какую зайдем?.. – робко начал я и заткнулся под изучающим взглядом Свинородова. Да, в роли обращающегося к радушным австралийским продавцам с заискивающей просьбой «дяденька, дайте поссать!» я себя тоже пока как-то не представлял. И в любой ресторанный клозет без заказа не пустят, а заказывать уже не на что, да и некуда. И удобных задворок по пути следования не просматривалось вовсе, а парадные подъезды одним своим видом отбивали всякие намерения. Призрачная надежда встретить сортир на улице таяла пропорционально нарастанию паники…
- Нету тут общественных гальюнов. – решительно добил надежду Свинородов. – Не принято строить, я вспомнил. Короче, кто как хочет, а я в кусты.
Командир простер длань в направлении небольшого скверика, разбитого прямо посреди проезжей части, и без промедления двинулся туда. Мы последовали за ним. Уголок дикой природы, окруженный бетоном, выглядел довольно дохлым; кустов, как таковых, в нем не было – одна полупрозрачная хренотень, зато в самой серединке произрастало огромное мощное дерево неизвестной породы. К нему-то и направился Свинородов, на ходу ковыряясь в молнии джинсов.
- Так нельзя ж, наверное! – засомневался осторожный Приятель. – Вдруг это достопримечательность историческая, баобаб какой-нибудь с первого субботника… Повяжут еще на фиг!
Свинородов на секунду задумался, но тут же активизировал поиски в ширинке:
- Ты здесь ментов где-то видишь? Ну и все! Чего ему сделается, мы ведь не срать под него сядем.
Мы сочли аргумент весомым - да в таком состоянии уже все кажется весомым аргументом! – а Свинородов подчеркнул необходимость решения затрепанным афоризмом:
 - Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мой мочевой пузырь!
И мы обильно оросили псевдоисторический баобаб с трех сторон. 
…Менты появились как раз к концу процесса. Патрульный джип с зеркально-очкастым мордоворотом за рулем тихо двигался мимо скверика и, как утверждал позже Свинородов, полисмен якобы смотрел на нас очень нехорошо - как смотрит крокодил, готовящийся сцапать особо глупое кенгуру. Собственно, лично я никаких ментов даже не видел, мне их баобаб необъятный загораживал, а с места меня, как и Приятеля, мгновенно сорвал дикий вопль Свинородова:
- Шухер!!!   
Тело еще с мореходки безусловным рефлексом усвоило: бежать при таком сигнале следует немедленно, без рассуждений. Мозг включается позже, когда ноги уже самостоятельно развивают максимальную скорость. Впрочем, даже на этой максимальной скорости догнать старшего группы оказалось проблемой. Я ведь еще не рассказывал, что представляет из себя третий помощник Свинородов? Это здоровенная орясина ростом два десять, причем большую часть этого роста занимают ноги сорок шестого калибра. Причем ноги тренированные – Свинородов пожизненный баскетболист и даже в рейсах неукоснительно каждый день находит, где бы побегать и попрыгать. Естественно, уже через минуту мы с Приятелем следовали за ним в кильватере, как болонки за гончей, пыхтя и вывалив языки. От остановки спасал лишь вбитый в сознание постулат, что группу разбивать строжайше воспрещается… да нет, вру я все, не думали мы в тот момент ни про помполита, ни про его запреты. В спринтерском состоянии нас с Приятелем поддерживали несущиеся сзади из ментовского матюгальника квазианглийские вопли. В них четко угадывался лишь призыв «СТОП!» - и это стимулировало к бегу лучше хорошего дрына.
Теперь, по прошествии времени, я уже теряюсь в догадках, чего именно хотели австралийские полисмены, прицепившись за нами своим джипом с громкой связью. А тогда было понятно, как два пальца об асфальт: возможное общение с полицией будет для нас грустнее кончины Л.И.Брежнева. И общаться не хотелось категорически.
В таком энергичном темпе наша кавалькада пронеслась два квартала, а дальше вдоль улицы потянулась белая бетонная стена, пониже Китайской, но достаточно великая. А поворот впереди просматривался так далеко, что добежать до него не было уже никакой надежды… И тут штурман Свинородов показал нам вожделенное целую вечность назад кенгуру. Да настолько наглядно показал, что аж несмешно – он просто прыгнул, упав тощим пузом на верх стены, и с командирским кличем «За мной!» перевалился по ту сторону. А мы с Приятелем остались, как два дурака перед небоскребом.
Нет, в запале мы, конечно, попытались повторить свинородовский рекорд, но даже руками не достали до вершины. Ошеломленные неожиданной разлукой, мы побежали было дальше, но тут из-за недосягаемого поворота навстречу нам вырулил еще один ментовоз и выскочивший из него голубенький полисмен недвусмысленно потянулся к кобуре. И мы покорно встали. Еще нам только вестернов не хватало!
Подтянувшиеся с двух сторон менты обезличенно попялились на нас зеркальными очками, а потом один открыл заднюю дверь своего богодульника и хмуро вякнул:
- Камон!
Мы поняли и полезли в тюрьму. Прощай, воля! Прощай, солнечная Австралия, дальние страны там разные, виза и радужные надежды молодости! Губит людей не пиво – губит людей моча… Вот уж и везет нас черный ворон, то есть белая «Тойота», туда, где небо только в клеточку!
- …… …………… …………… ………………………….здец!!! – длинно и надрывно выругался Приятель, схватившись за голову: – Твою же ж мать, ну сука, на хрен, ну не уроды ли, мля, убить мало, ну какого ж мы буя, тля, пожопили ведь, волки козлячие, ну гребаный же позор, пидарасы, бля, все, кранты нам.
- Так впороться! – подвывал я. - … ……….. …….. ………. …….. …….. …… ……… ……….. ………. …………. в такое говно! Посмотрели, бл…………. ………… ………… кенгурей!
Мент впереди, отделенный от нас мощной металлической сеткой, некоторое время с интересом грел ухо нашими излияниями, а потом уточнил:
- Рашен?
- Буяшен! – свирепой рифмой отозвался Приятель.
- Совьет шип?
- Да йес, блин, сказал же!
Разговорчивый полицейский о чем-то посовещался с хмурым водителем и обратился к нам с неразборчивой доброжелательной речью.
- Иди на хер, дурак, без тебя тошно! Не андестенд.
- О`кей. – удовлетворился мент и замолчал. 
- Давай скажем, что консула требуем и позвонить! – прошептал я Приятелю план защиты на допросе. Приятель, сделав паузу в матюках,  воззрился на меня долгим безумным взглядом, а затем сообщил:
- И ты иди на хер. Вместе с консулом!
К тому времени и приехали. Водитель пошел открывать дверь снаружи, а его разговорчивый напарник, лучезарно улыбнувшись в тридцать два белых зуба, сказал:
- Плиз! – и сделал рукой знак «выметайтесь».
Дверь распахнулась и я спрыгнул… на причал рядом с трапом нашего родного теплохода. Обернувшись, чуть не попал под спрыгивавшего следом Приятеля.
- Что за…  - ага, дошло: австралийские чистоплюи не желают с нами возиться и передают на расправу советским властям. Сидеть, стало быть, будем не в теплом Фримантле, а в замороженном Магадане. Если помполит не умучает нас насмерть по дороге.
Однако водитель зачем-то полез на свое место.
- Бай-бай! – помахал нам улыбчивый мент, захлопнул дверь и джип… укатил!
То есть это что же – привезли и отпустили?! И что теперь?
- А теперь – песец Свинородову. – зловеще процедил Приятель, перешедший от отчаяния к мстительности без стадии облегчения. – где эта падла кенгурячая?
Эта падла тревожно маячила за спиной вахтенного матроса, с интересом взиравшего на происходящее под трапом.
- Пацаны, а че ваще? – полюбопытствовал матрос, когда мы вскарабкались на борт.
- Отвянь. Мастер, чиф, поп – кто на корыте есть?
- В городе все. -  торопливо вступил в разговор Свинородов. – Ну, давайте, давайте, рассказывайте, что там?
- Что там?! – завелся Приятель. – А ты, гад, как думаешь – что? Премию мира нам выписали?! Буев тебе тачку и резины пачку! Бросил нас, паскуда, а теперь спрашивает! Руководятел хренов!
- Ты не ори, не ори… - торопливо забормотал Свинородов, подталкивая нас подальше от вахтенного. – Чего ты орешь? Кто бросил? Кого бросил? Я ж вам кричал – за мной?
Допихавши нас до курилки, Свинородов воровато оглянулся и продолжил:
- Ну, ну – что там было-то, говорите! Только тихо.
Я вдруг успокоился и зажал рот готовому вновь разораться Приятелю. План мести созрел сам собой.
- Ты лучше спроси, что будет.
- В смысле - «что будет»?
- Короче, повязали нас…
- Ну?!
- Ну и протокол составили о злостном хулиганстве. Сказали, что за это штраф пять штук баксов или год тюряги. А раз бабок у нас нет, они портянку на корыто пришлют, а нас пока под подписку о невыезде.
- Да, это хреново… Ну, а спрашивали чего-нибудь?
- Ясный перец, спрашивали! Потому и отпустили пока, что мы люди подневольные, на злостное хулиганство нас повел старший группы, он сбежал, все видели…
- Так, стоп! Вы что им про меня наговорили?!
- Ну что, что – все! Кто, откуда, как зовут…
Свинородов пытливо уставился мне в глаза, а потом физиономия его прояснилась:
- Хорош зачесывать, вы ж по-английски оба ни в зуб ногой!
- Там переводчик был. В ментарне.
Тревожный свет в очах Свинородова померк, как свеча перед лампой дневного света. Опустив лохматую башку, он некоторое время изучал исчерканный линолеум палубы, а затем встал и рявкнул:
- Вы хоть поняли, что сделали? Вы же сдали меня, суки, по полной программе!
-  Мы сдали?! – вскочил и Приятель. – А не ты, гнида ходульная, нас бросил?! А мы за тебя париться должны?!
-  Заложили своего, как стукачи последние! – продолжал, не слушая,  разоряться Свинородов. - За это морду расколоть!
- Ну давай, попробуй! – кровожадно подзадорил Приятель. – Начни первый, чтоб не вякал потом, мол, нападение на комсостав.
Однако Свинородов, видимо, вовремя сообразил, что его баскетбольные преимущества мало помогут в битве с боксером Приятелем. И просто ушел с оскорбленным видом.
- Теперь только не дергайся. – предупредил я Приятеля. – Молчим и держим паузу.
…Свинородов заглянул ко мне в каюту под вечер. Был он бледен и хмур.
- Когда бумагу прислать должны?
- До отхода пришлют.
- Мы завтра вечером уходим.
- Ну, значит, завтра и жди.
Свинородов тяжело вздохнул и уставился в иллюминатор.
- Какую ж вы мне, пацаны, подлянку подложили…
- Слушай, а тебе не приходило в голову, что нам тоже достанется?
- Да вам-то что! Ну, поп погундит, ну, премии лишат… А мне теперь визу точно хлопнут и вообще из штурманов попереть могут. Уже раз понижали в должности. Ты хоть представляешь, сколько мне полярок отпахать пришлось, чтоб снова трюльником стать?
- Сам виноват. Не фиг было без нас улепетывать.
- Да не бросал я вас! Откуда мне знать было, что вы, хиляки такие, стену не одолеете? Эх, бля, жизнь флотская… Что ж делать-то теперь?
- Беги в буш к кенгурям и проси политического убежища. Или утопись.
-  Да пошел ты! – Свинородов хлопнул дверью, и вовремя: я уже почти был готов расколоться. На самом деле я вовсе не такой суровый, каким надо бы быть в дружном морском коллективе; мне сразу припомнилось, что именно  Свинородов первым поздравил меня с рождением дочери, что именно у него в каюте мы долгими вечерами на переходе играли в покер и пили кофе, что из всего экипажа именно он рассказывает самые смешные анекдоты…  Да в конце концов, мы стоим вахту в одно время – он с рулевым на мостике, я – с механиком в машинном, а значит, и общаться приходится больше всех. Но наказать все же стоило – чтоб запомнил.
Поразмыслив, я решил, что пусть мучается до завтра, а перед отходом я ему все расскажу. Потому что не на добросердечность же Приятеля рассчитывать  – он и до Владивостока молчать будет. 
Назавтра Свинородов слонялся по судну задумчивый, как с серьезного бодуна и беспрерывно курил. Кажется, впервые за весь рейс не бегал и не прыгал. А в обед по радио вдруг объявили, что отход по некоторым причинам откладывается на двое суток. Буфетчица Люська, присутствовавшая в тот момент в кают-кампании, рассказала, что Свинородов «был бледненький и плохо кушал», а когда объявили про задержку, подавился компотом и обрызгал стармеху всю его необъятную морду. После чего убежал в неизвестном направлении.
 И мы поняли, что пора завязывать, пока не хапнули серьезного горя.
…Если б это была изящная новелла или очерк нравов, сейчас следовало бы написать, что наш третий штурман воспользовался одним из двух предложенных мною вариантов и все кончилось очень грустно. Или – что он испытал духовный катарсис и мы долго всепрощенчески рыдали друг у друга на грудях. Но это не литература, а реальная житейская история и ничего возвышенного на самом деле не было. Обнаруженный за плетением какой-то ерунды из канатных прядей, Свинородов молча выслушал наше признание и вяло сообщил:
- Козлы вы оба. Убить вас мало.
И все. Через три дня мы уже вновь дулись в покер в свинородовской каюте, запивая анекдоты свинородовским же кофеем. Только звучную фамилию трюльника переделали в «Кенгуродов», а  следом за нами так стал называть его и остальной экипаж, полагавший, что причиной удачной кликухи стали его возобновившиеся баскетбольные тренировки. Начальство про приключения наши так и не узнало; не стал бы я и вам рассказывать, если б спустя некоторое время не услышал случайно, как Кенгуродов занимательно развлекал этой историей посторонних находкинских девок. В его версии он был находчивый неуловимый Зорро, а мы с Приятелем – два навязавшихся на его шею сопливых хомяка, неспособных преодолеть какой-то несчастный забор. После этого я просто вынужден поведать миру правду. И главное, ведь буквально накануне мы с этим брехливым гнусом так душевно пели битлов, что буфетчицу прошибла слеза!
… А настоящее кенгуру я увидел через полтора года. Странный зверь. Очень странный.