месть волхва

                МЕСТЬ ВОЛХВА.

                ГЛАВА 1.
1071.Г.   от Р.Х.  Киев.
Большая толпа людей на берегу Днепра волновалась и шумела, у самой кромки воды, топча ногами обутыми непонятно во что, бегал и визгливо кричал невзрачный мужичек с посохом в правой руке. На голове у него косо торчал желтый козлиный череп с обломанными рожками, привязанный к шапке ременными шнурками. Нечесаная борода, разлезшаяся в стороны, делала лицо диким и неприятным, к поясу драной шубы был привязан грязный кожаный мешок.
-  Отступились, проклятое племя, не боитесь более гнева Перуна, уплыл батюшка наш за пороги, али чем не угодил вам, племя продажное-неразумное,- вопил, размахивая руками тот.— Погодите еще малое время, потечет наш Днепр назад, вернется Перун обратно. Накажет он гневом великим люд продажный, станет тогда наша земля на место греческой, а греческая на место сие. Толпа гудела, люди оживленно переговаривались и смеялись.
— Проваливай вон отселе, бес играет тобой на пагубу тебе кликуша проклятый, - послышался из толпы женский, голос.
— Вернии, чего слушаете речь гнусную? На цепь,  в подполье пса поганого, - обернувшись к людям, прокричал воин с коротким, широким мечом на боку.
— Верно Дмитро, хватаем поганца пока не ушел, - громко сказала молодая женщина с большими серебряными серьгами в ушах, прижимавшая к себе двоих ребятишек.
Люди зашумели сильнее, подвигаясь к мечущемуся у воды волхву. Он, поплевав в разные стороны, раскрыл мешок и ударил посохом по воде. С круч налетел резкий холодный ветер, едва не сбивающий людей с ног. Летнее вечернее небо расколола молния, гулко прокатился громовой удар. Душная пыль, взметнувшись вверх, медленно осела.  Волхв исчез.
 Народ, недоуменно потоптавшись, начал растекаться ручейками вверх по тропкам, к освещенным заходящий солнцем куполам Десятинной церкви, они маяком горели над вечерним затихающим градом.
Далекая туча растворилась в небе. Дмитро, посмотрев на медленно катящий свои волны Днепр, ушел одним из последних. Придерживая рукой широкий варяжский меч, он с досадой смотрел в спины идущих впереди. «Надо было раньше хватать проклятого еретика, - думалось ему. - Княжеская награда совсем не шутка. Назначит сотником, вот это доброе дело. И жене радость, и детки поближе к главному терему будут, не век же вековать на конюшне. Похода в ближайшее время не предвидится - скучно. Вот осенью поедут за полюдьем, припасы и дань для Изяслава Ярославовича собирать, может, и возьмут с собой. Хотя вряд ли, отправятся те, с лисьими языками, да и митрополит своих черноризцев отправит. Народу соберется: не протолпиться, а мне пропадай возле княжеских кляч».
Деревянная щеколда глухо стукнула о сложенный из известняка, облупленный угол конюшни, крытой почерневшим от времени камышом. Из широко открытых воротец разносился пряный, терпкий запах залежавшегося парного навоза.
- Эй, Васько, спишь блудодей?- закричал Дмитро, подпирая калитку валявшимся тут же колом.— Коней управил?
— Управил, - донесся из-за кособокой хибары юношеский голос. - А ты думал, тебя дожидаюсь? Все глаза выглядел, где же это подевался свет наш Дмитрушка. Без него мы совсем охляли да завшивели. Ходим, лошадок за хвосты дергаем - убиваемся.
- Дерзок, речами стал, гляди пожалуюсь на тебя отцу. Не посмотрит он, что бороду брить начал, выдерет тебя, не сесть, ни встать не взможешь, - погрозил Дмитро кулаком в глубь двора.
 
Солнце село по-летнему быстро. Пнув ногой под бок задремавшего Васька, Дмитро засветил лучину и стал на входе в конюшню. Холеные лошадиные морды с хрустом перемалывали подсыпанное на ночь зерно. Вечно недовольный, крупный жеребец, приведенный давным-давно из Фряжских земель бил в стенку огромным, размером с тарелку копытом.
- Никак не уймешься - адово отродье,- закричал по-хозяйски Дмитро, хлобыснув коня по морде пучком мокрой травы.— Жри давай, пес, только корм портишь, беззубая тварь.
Привычные к вечным недовольствам конюха лошади спокойно доедали зерно и тянулись сквозь решетки к наваленной горами свеженакошеной траве. На безоблачном небе ярче зажглись звезды, и восходящая луна выставила небольшой краек из-за соседского амбара. Откуда-то снизу, с Днепра донеслась тягучая песня.
— Еще один день минул - подумал вслух Дмитро, широко крестясь на восток.— А мы все здесь, обрыдлая службина. - Он горько вздохнул, бросил на прошлогоднее сено старую попону, достал из кармана краюху хлеба, медленно ее съел, и поворочавшись с боку на бок заснул.
Еще только засерело небо, как тревожный шепот Васька вырвал его из предутреннего сладкого сна:
— Подымайся дядя, подымайся живее, от тиуна только что прислали, мальчонка прибегал, говорил: спешное дело. Приказывают тебе незамедлительно явиться к нему на двор. Ну, подымайся же, ты. Ох, грехи наши тяжкие, никак не встает.
— Не тормоши окаянный, трясешь,  горячка тебя забери, И народится же такое неспокойное, - сказал Дмитро, медленно поднимаясь на ноги и отряхивая с себя налипшие за ночь к одежде бодылки сена.— Иду уже, слышал, дай только воды изопью,- он зачерпнул ковшиком из большой каменной бадьи, стоявшей посреди двора, половину выпил, а остальное вылил себе на голову. Отряхнулся, и, примотав к поясу валявшийся рядом меч, сказал:— Не знаю по что он меня зовет, но похоже задержусь. Придут остальные, скажешь, что старшим оставили тебя, гляди за ними получше, если что с тебя спрос. Ясно?
— Не в первый раз дяденька, не бойся, ничего не упущу, - сказал Васько хитро жмуря глаза. По его виду было ясно видно, что ему на терпится поскорее, выставить старшего за ворота и опять улечься спать, пока не остыл топчан в хибаре и так поусердствовать на этом поприще,  пока солнце не станет ближе к полудню.
На узких улочках еще никого не было. Только-только отпели последние петухи, и едва дым-другой вяло начинал подниматься над низкими крышами. Хозяйки вставали раньше всех. На тиуновом дворе уже не спали, калитка в стене была приоткрыта и возле нее дежурил звероватого вида холоп. Увидев Дмитра, он суковатой палкой приоткрыл шире калитку и молча указал на низенькую дверцу в торце двухэтажных, почти по-княжески изукрашенных хором. Похоже, из-за дверей тоже наблюдали, не успел Дмитро зайти во двор, как негромкий голос позвал его по имени, и, слегка скрипнув, дверь широко открылась.
Внутри было почти темно, только два крошечных огонька лампад отражаясь от свежелакированных досок образов местного письма, бросали смутные тени на выбеленные известью сводчатые стены.
— Благо нам, день столь рано начинающим. - Послышался от дальней стены мягкий, слегка хрипловатый голос.
Повернувшись в сторону говорящего, Дмитро разглядел, что кроме него в помещении находилось еще трое.
 Почти посередине комнаты стоял воин, смиренно опустивший голову. Сам тиун Савелий и неизвестный Дмитру монах, одетый во все черное сидели под образами за простым, грубо сколоченным столом. Монах протянул руку и засветил от лампады толстую, темно-коричневую восковую свечу, разлапистый фитиль сразу жирно задымил, вскидывая к потолку черную струйку сажи. Лица присутствующих осветились тускло-красным дрожащим светом, Монах развернул пергаментный свиток, разложил листы и посмотрел на тиуна.
— Мы собрались ныне здесь в столь раннюю пору по княжьему делу. Вот сидит отец Варсонофий, присланный от самого митрополита Леонтия, он вам все и расскажет, - тиун Савелий замялся и косо поглядел на сидящего справа монаха.
— Братие миряне, знамо ли вам, что нечистый  идолопоклонник давече зело смущаху народ наш, чудесами бесовскими тщился отвратить люд верный от истинной веры, и юродствуя пытался глаголити мерзкие предсказания, а тако-же пущал ложные знамения и в едину нощь бысть безвести. - С распевом начал читать монах.
— Будь так добр, отец преподобный - попросил Савелий, жалобно глядя на монаха,— скажи людям проще, они не книгочеи и грамоту не больно разумеют, мы понимаем,  дело государственное, тайное. И владыку Леонтия мы все сильно уважаем, он добрый человек,  достойный последователь упокоившегося двадесят лет назад митрополита Илариона. Ну, сам посуди: один до сего дня старший конюх, каждое лето с князем в походах.  Другой: воин, звать Олекса.  Только прибыл из земли Финской,  десятский болярина Яна Вышатича. Прямо с Белоозера вызванный. Люди верные, и верой крепки, и делами известны.
— Ведаю все о людях сих, потому и призваны сюда. - Все так же мягко продолжил отец Варсонофий.— Писано у меня, что Дмитрий добре знает степи полуденные, ходил и в греки, и в сторону персидскую Залозным шляхом, а воину ведомо как со зловредными волхвами стоит обойтись, опыт имеет. Всех, Олекса, живота лишили? - спросил он воина.— Никто не ушел?
— Никто, батюшка, всех прибрали, как кутенят.- Потупившись, неожиданно тонким голосом сказал воин.
— И то добре. Так вот, проклятый идолопоклонник бежал вниз по реке. Вам надлежит его изловить и лютой смерти предать,  а капище его поганое порушить. С собой многая люди не брать, еще только одного в услужение и все, - сказал Варсонофий.
— Васька возьми, пускай опыта наберется. У пристани вас уже ожидает лодия с двумя гребцами. Денег им не давать, они мои должники. Припасы они уже уложили. Даю вам даже телка, побалуетесь мясцом. Серебро на дорогу вот. - Савелии бросил на стол объемистый кошель.— Да смотрите, не при монашествующем говорить, лучше будет ежели голову смутьяна, с собой назад привезете. Тогда и о награде поговорить можно будет, но знайте, не исполнив дело назад вам ходу нет. Уразумели?  Идите!
Олекса сделал два шага к столу,  взял кошель и положил его себе за пазуху глубоко под кожаный, с бляхами, нагрудник,  затем слегка поклонился сидящим и вышел вон. Коснувшись рукой земли, поклонился и Дмитро, поспешив нагнать медленно идущего по тиуновому двору воина.
— Вот задача, бежать за полоумным волхвом до края земли. Так тебя Димитром звать?— спросил через плечо Олекса.
— От рождения так люди кличут,  а ты, видать, повадки волхвов знаешь?- ответил Дмитро.
— Знаю,  три седьмицы тому, рубили их топорами всей дружиной. Кровица из них течет такая же, как и из всех остальных. Затем поскидали их на кучу и огня. Полетели своему Перуну служить.
— За какую провинность вы их так?
— Челобитная жалоба пришла нашему князю Святославу Ярославовичу,  дескать, людей обижают, скотину отбирают на жертвы поганские, житья не дают,  вот мы их и просветили. Наш воевода их не жаловал. Обложили по всем правилам. Народ помог. Прятались было по дуплам, молились своим лесовикам заступникам.
— И как?
— Ничего, небось  не белки, никто не ушел. Ну, а ты далече бывал?
— Ой, далече, лошадьми ездил, на велбуде катался, ослятя послабее скачет коня, однако тако же добрая скотинка, ну и лодиями большими немного по Абескунскому морю ходили - похвалился Дмитро, изучающе поглядывая на будущего соратника.
— Молодец, а я гляжу, ты хоть и не воин, однако человек крепкий и меч носишь умело, видно долго не снимал. Скажи-ка мне, а Васько, это кто?- спросил Олекса.
— Племяш мой, точнее моей жены. Мимо пойдем, заберем его. Тут недалече,  скоро сам увидишь. Парень прыткий, но спать очень любит. Давно надо было его согнать из помощников, но сынок мой малолетний его очень любит, да и жена просила за него, один он у нее из родни остался, остальные давно перемерли. А у тебя детки есть?
— Есть двое,  дочка и сын. Теперича и не знаю, когда в родной Ростов опять попаду. Скажу тебе просто, ежели до холодов проклятого ведуна не изловим, придется по пути кончать кого ни попадя. С пустыми руками нам вертаться негоже,- хмуро сказал Олекса, доставая из-под полы плаща широкий топор и кладя его на плечо.
— Оно конечно радости мало диким полем таскаться, но губить невинного человека.- Дмитро покачал головой, брезгливо вытирая ладони о рукава. Грех то какой.
— Попозжа отмолим, одно плохо, выступаем в такой, тяжкий путь и времени не дали даже помолебствовать. Мог ведь этот Варсонофий отслужить напутственный молебен. Ан нет. Дурной, знак.
— Да и не говори, дурное дело выходит. Ну, ничего,  авось справимся. Вот гляди и мое навозное поместье,  дошли.
Из-за стены слышались веселые разговоры и шум набираемой в ведра воды. Призывно заржала лошадь,  громкий смех спугнул сидящих на деревьях воробьев. Дмитро сильно пнул ногой калитку, сразу настала тишина. Васько и еще двое молодых конюхов замерли посреди двора. Одергивая на себе длинные рубахи, они, переглянувшись, посмотрели на Васька.
— Закончили дядюшка, ты уж не серчай ежели что не так управили. Только скажи, мигом переделаем -  сказал Васько, смотря прямо в глаза вошедшим и медленно задвигая ногой за бочку початую, оплетенную лозой большую бутыль.
— Ты кого хочешь в обман ввести, юрод проклятый? Живее, диаволово семя, доставай из сундука мой дорожный мешок,  да шубу возьми для себя. Ножик тоже не забудь, со мной поедешь. Читай про себя молитву, о в пути шествующих, ты же у нас почти дьячок, - сказал Дмитро, строго смотря на племянника.
Васько резко, не рассчитав пинок, так поддал ногой бутыль, что она, описав в воздухе дугу, хлопнулась у стены, образовав лужу, на которую мигом слетелись мухи.  Затем, метнувшись внутрь хибары, почти сразу выскочил оттуда, неся в одной руке запыленный мелок из старой ковровой ткани с полустертыми углами, а в другой два куцых овчинных полушубка.
— Оставайтесь на сем месте неотлучно, доколе Савелий вам на смену кого не пришлет,  да не балуйте здесь. Винопитие оно, знаете, не всегда на пользу. Выходит иногда и боком - сказал  Дмитро остающимся конюхам.
— Соблюдем в полной сохранности, - закричали почти хором те. И без вас справимся, не волнуйтеся.
— Знаю, как вы управляетесь. Ну, пошли что ли?- спросил у стоящего рядом Олексы.
— Да уж время, хорошо бы нам, в нашей лодие потрапезничать перед дорогой. Поглядим, какие припасы Савелий нам послал. Ежели негожие, то так и службу станем справлять. Не одним им прохладное житие на пользу. - сказал Олекса, первым выходя в переулок, привычно засовывая свой топор под плащ.
Неказистая, старая лодия с поотщербленными кое-где бортами, слегка накренясь на левый борт, стояла привязанная к тиуновым мосткам. В ней, сгорбившись, сидели двое, один глубокий старик, а второй вполне мог быть его сыном. Они печально смотрели на бугорок посередине мостков, прикрытый драной мешковиной.
— Эй вы!  Кого дожидаете?- крикнул Дмитро, первым подходя к мосткам и, прикрывая глаза ладошкой от поднявшегося над рекой солнца, силился лучше рассмотреть лодочников.
— Воина Олексу и с ним людей - ответил старик, тряся кучерявой, совершенно седой бородой. — По всему видать - это вы и будете.  Меня Бровком, кличут, дед Бровко я. А это мой помощник -  Спиря. Гляжу, при оружии вы, так помогите сбросить вон то в реку. Все-таки вам привычней,  а я что-то боюсь за него браться.
Васько приподнял край мешковины, из-под нее слепыми, мутно-белыми глазами смотрела голова дохлого теленка, лежащего в луже темной крови еще немного сочившейся изо рта и ноздрей. Его язык вывалился набок и, зажатый челюстями, синюшно напух.
— Он что, изначально был такой квелый, или вы его веслом по главе приголубили, чтоб не озоровал?- спросил Олекса, зябко кутаясь в плащ.
— Не поверите, сколько живу, а такого еще не видел. Живой он был и здоровый. Когда его приперли, ходил тут по бережку, пасся. Затем видать надоело ему,  в лодию начал лезть, и вдруг слышим мы со Спирей: вроде бубенцы зазвонили, али колоколец какой. Ветром рвануло,  погнало волну, а у телка глаза на лоб лезут. Рот раскрыл, и на нас кровицей брызжет, а голос от него такой заунывный. Потом хлоп с копыт и помер, вот и весь сказ. Да вы сами еще на него поглядите,  аки чудище лесное. Видно правду глаголят, конец света скоро будет и лжепророки бродют и знамения разные, - сказал дед и замолчал, по-прежнему тряся бородой.
— Да, дела нехорошие. Подсоби мне, Васько. - сказал Олекса, беря телка за задние ноги и подтягивая его к краю мостков. Васько, ухватившись за передние копытца, брезгливо отвернул голову и широко расставил ноги, чтобы не испачкать новые сапоги кровью, все еще медленно текущую из ноздрей. Они вдвоем несильно раскачали труп и бултыхнули его в воду. Телок пропал из виду, затем течение выбросило его на поверхность, завертело водоворотом и, сохраняя голову торчащий над водой, поволокло дальше вдоль берега. Дмитро перекрестился.
— Поплыл в гости к водяному, пущай он его теперь к своим сомам сбоку припрягает, – сказал до сих пор молчавший Спиря. Все вздрогнули, оторвав взгляды от уплывающего все дальше и дальше, продолжающего держать морду над водой, дохлого телка.


                ГЛАВА  2.
                ДМИТРИЙ.
   Человек сидел на кровати, бессмысленно уставившись невидящими глазами в сторону висящей под самым потолком темно-синей лампочки. Глаза смотрели не мигая, не реагируя на слышавшиеся изредка крики, очень напоминавшие беспокойные вопли зверинца.
     Руки беспорядочно передвигались по светло-бежевому, невыносимо-застиранному халату, вероятно бывшему в дни своей далекой молодости насыщенно кофейным. Черная тесьма, окаймляющая воротник только подчеркивала невзрачность наряда. Надорванные шлепанцы возле полностью металлической кровати, тощая, воняющая застарелой мочой, подушка блин,  рваное марселевое одеяло.
Кровать стояла впритык к холодной батарее, начиная ряд из еще восьми таких же однотипных сестер. Возле противоположной стены стояли еще семь похожих чудищ, выкрашенных белой, слабо отблескивающей, краской.
Между двух кроватных рядов пролегал узкий проход, застеленный рваным линолеумом, сквозь дыры которого виднелся бетонный, выщербленный пол.
Прекратив собирать на себе невидимых жучков, человек надолго застыл и. в первый раз за долгое время, сглотнул. Его веки опустились и поднялись, он рывком попытался встать на ноги, но они отказались ему служить, пришлось опуститься назад на кровать.
С соседнего ложа послышался тихий голос: - Очухался, ну давай чифирни. И попустит!
Из синего сумрака появилась рука держащая небольшую, эмалированную кружку.
Человек попытался самостоятельно взять поданное, но только зацокал железом по непослушным зубам, совершенно не желавшим раздвигаться.
  - Вставайте, придурки,- полетел, отражаясь от голых стен возглас.- Если через десять минут я увижу у кого-нибудь не заправленную кровать, тот до обеда в туалет не попадет,- подтверждая сказанное послышалось уверенное звяканье ключей. Мощная фигура санитара, одетого в разлезшийся на животе, грязный халат продефилировала по коридору. Это ходячее воплощение порядка держало в плотно сжатых губах, пропитавшуюся слюной, давно погасшую сигарету без фильтра.
 -   Очухался? Ты смотри! А мы все думали тебе капец,- сказал молодой светловолосый парень, лет двадцати пяти. - Я Саня.
   - А я Дима,- ответил немного хриплым голосом очнувшийся.— Где это мы?
  - Ну, ты и чудишь, понятно где, на дуре.- Смеясь, ответил Саша.
  - Серьезно?
  - Открой глаза парень. Не знаю, какой коктейль тебе вкололи, но выглядел ты полным чумаходом. Ты специально под шизика подкашиваешь, хочешь пенсию получить? Сколько тебе лет?
  -Да около тридцати.
  -Самый возраст, уже пора. Но ты здорово не дуркуй, а то заколют, в натуре шизофреником станешь.
 -Да нет, я здоровый.- Сказал Дима.
 - Послушай Дмитрий, тут все здоровые, только не вздумай говорить такое врачу, а то получишь полный курс лечения. Веди себя потише. Видишь там, в коридоре стеклянное окно, за ним сидит дежурная медсестра, она все про всех в журнале пишет, а потом передает доктору. Имей в виду.
 -Честное слово, не знаю за что меня сюда,- сказал Дмитрий.- Я спокойно ехал к тете в Киев, никого не трогал, она просила приехать. А на вокзале, когда я уже встал с поезда, мне стало плохо и дальше вот, вижу тебя.
Из коридора послышался звук открываемых металлических дверей и хлопанье крышки на железном ведре.
  -Завтрак принесли, по запаху слышу, опять перловка,- Саша гостеприимным жестом показал на полутораметровой толщины сырые стены и высокие окна с вделанными между рам решетками. - А это и есть Киев, бывший военный госпиталь. Психиатрическое отделение.
Дима опять присел на кровать и задумчиво стал почесывать трехдневную щетину, пытаясь быстрее переварить полученную информацию.
  - Чего смотришь?- спросил Саша. - Бывший военный форт царицы Екатерины, или не знаю там кого-то после нее. Кстати, хочу по-доброму предупредить, не вздумай бросаться в окно. Во-первых, решетки приварены от души, во-вторых, небьющиеся стекло.
   - А когда выпускают отсюда? - спросил Дима.
  - Обыкновенно, доктор дает команду, получаешь свои шмотки на санпропускнике и свободен.
  - Прогулка у вас в графике когда?
  - Очнись, нас на улицу не выпускают. Это в другом отделении, где народ выздоравливающий, те ходят наружу, а у нас считается, лежат тяжелые, понял?
  - Понял, не торопись, я сейчас вообще в таких непонятках, что мама не горюй.
  - Привыкнешь, пошли скорее в туалет пока не закрыли.
  - Куда?
  - Сейчас покажу, кстати, ты там уже был. Тебя два дня под ручки водили, хотя ты и не понимал, что там нужно делать. Вставай! – Саша подбил подушку, заправил края одеяла под матрас и провел рукой, разглаживая морщины.
 – Делай как я и к тебе никто не приколупается, - пояснил он.
Дима постарался повторить то же на своей кровати, но получилось не так качественно.
  - Сойдет, - кивнул Саша, доставая из-под матраса початую пачку сигарет. – Ты куришь? - спросил он.
  - Нет.
  - Везет тебе, тут сигареты большая проблема.
В туалете было малолюдно, два старика старательно мыли руки, пытаясь смыть с пальцев коричневые, пигментные пятна.
  - Не обращай внимания на хроников, - сказал Саша, с наслаждением затягиваясь. – Если будут проблемы с кишечником, от таблеток такое постоянно случается, в конце недели сестра ставит клизмы. Не смейся, дней десять не походишь и сам запросишься первый. Но лучше, если получится самому, смотря на какую смену попадешь. Тут есть одна тупорылая, всю задницу порвет, настоящий жандарм.
  - Серьезно? А почему у вас тут никто друг с другом не разговаривает?- спросил Дима, выглядывая в коридор.
  - Ошибаешься, для тебя теперь не тут у вас, а тут у нас, ты здесь на законных правах. Но здешний народ почти весь на своей волне, гонят каждый сам себе на полную силу. Еще насмотришься. Хорошо, что ты начал разговаривать, а то и словом не с кем перекинуться, сплошные  дурогоны.
  - А ты то, вполне нормальный, как ты тут оказался?
  - После таблеток расскажу, когда полный движняк начнется. Времени впереди валом, телика нет, радио только изредка включают. Видел у нас в палате забеленный железный ящик под потолком? Нет? Еще увидишь. Пошли первыми в столовую пока хроники лучшие места не заняли.
     В столовую вела широкая, двустворчатая дверь в конце коридора. Когда товарищи по несчастью вошли, еда уже стояла на столах. Мелкие тарелки из нержавейки разместились по четыре на каждом столе. Восемь столов стояли вразброс, загромождая помещение. На новеньком стуле, желтея пластмассовыми боками, была водружена поцарапанная миска, доверху набитая потемневшими алюминиевыми ложками. У каждой ложки отсутствовала большая половина ручки, оставшегося хвостика еле-еле хватало для того, чтобы воспользоваться этим прибором по назначению.
      В тарелках, маленькими горками лежала пригоревшая перловая каша вместе с половинкой сваренного вкрутую, до синевы, яйца. В металлических кружках без ручек болтался подозрительный отвар грязно- кирпичного оттенка.
     Саша показал на дальний столик у окна:
- Садись, здесь постоянных мест нет, кто первый пришел тот, где хочет и сел.
     В дверях появилась гладко выбритая, морщинистая, но холено круглая, морда санитара.
  - Завтрак! - заорал он зычным голосом.
  - Бывший мент, - пояснил, никого не стесняясь, Саша. - Это он так кричит для порядка. Их сестры гоняют как сидоровых коз, вот они и создают вид. Этого зовут Петрович, нормальный мужик, хоть и похож на шкаф. Если что надо, с ним можно нормально столковаться.
     В столовую гуськом начал подтягиваться местный контингент. Одни шли сами, других вели под руки, но не прошло и пяти минут как все столы заполнились людьми, равномерно цокающими обрубками ложек по тарелкам, жадно поглощая предложенную пищу.
     Дима неохотно ковырял кашу. На его лице часто проступало нескрываемое удивление. Напротив него, за столом ели еще двое. Один - юноша с необычным, волнистым пушком на щеках, другой - мужчина годами за сорок, необычайно худой. Халат так болтался на его костлявых плечах, что казалось, килограмм материи, из которой он пошит, может в любую минуту обломить хрупкие плечи.
  - Полоскали в туалете тряпку, а воду разлили нам в кружки,- вынес свой вердикт худой, высокомерно задрав подбородок. – Слышите вы, мерзкий сброд!- крикнул он в стену.
  - Тише ты Эдик,- сказал Саша, беря кричащего за рукав. – А то опять прификсируют на сутки.
     Эдик сразу испуганно опустил голову к самой тарелке и поднял плечи.
  - Боится,- пояснил Саша. – Его на прошлой неделе два раза привязывали, так что до поры до времени он опасается, пока не забудет. А что помои вместо чая, так это он как в воду глянул.
     Завтрак закончился быстро. Когда сидящие сдвинули свои тарелки в центр столов, в дверях показалась свиноподобно толстая медсестра, прикатившая тележку на дутых резиновых колесах. За ее спиной маячил санитар.
     На тележке стояли маленькие, полупрозрачные стаканчики с надписанными красным маркером боками. Ближайшие к выходу больные безропотно становились в очередь. В каждом стаканчике лежали таблетки самого разного цвета и размера: красно-бордовые, голубые, белые. Кое-где лежали порошки, завернутые в пакетики из бледной, вощеной бумаги.
     Деловито, не спрашивая, кто есть кто, сестра давала очередному подошедшему стаканчик с его фамилией. Внимательно посмотрев, как он глотает, она наливала ему в стаканчик немного воды и передавала в руки санитара.
     Санитар, стоящий на выходе контролировал каждого выходящего, произнося стереотипную фразу:
 - Стой! Раскрой рот. Язык вправо. Язык влево. Свободен!
     Иногда сестра, сверившись с журналом, больно тыкала больного в грудь и говорила:
 - На укол!
     Уведомленный молча кивал головой и немедленно следовал в сторону манипуляционной, распространявшей около себя самые отвратительные медицинские запахи.
     Дмитрий подошел к сестре предпоследний.
  - А, новенький? Хорошо, я вижу, что тебе лучше. Твоя фамилия Варягов?
  - Да.
  - Порошок и укол,- она развернула бумажку. – Открой рот и подними подбородок.
     Желто-коричневый порошок обволакивал язык приторным, горько витаминным вкусом.
  - Запей и временно свободен, знаешь, где манипуляционная? Иди за мной, будешь сегодня первым.
     Саша, оказавшийся последним, получил две таблетки и раздача на этом закончилась.
     Сестра привычно покатила тележку, пинками толкая ее перед собой. При ее виде больные как тараканы  шарахались в стороны, буквально прилипая к стенам.
     Возле манипуляционной жалко топтались несколько будущих жертв.
  - Входи не бойся,- сказала сестра, небрежным толчком отправив тележку в дальний угол.
  - А зачем мне укол?- спросил Дмитрий, принюхиваясь к густо отравлявшему воздух запаху сильно отваренной резины.
  - Доктор прописал, ты не волнуйся, укол самый обыкновенный, можно сказать детский. Два кубика реланиума и столько же димедрола,- мягким голоском пояснила сестра, недобро улыбаясь. - Чтобы ты не нервничал и потом мог хорошо отдохнуть. Вечером тоже самое.
  - Когда меня отсюда выпустят?
  - У тебя лицо умное, а задаешь глупые вопросы. Когда доктор скажет, тогда и выпустят. Не бойся, дольше чем нужно здесь никого не держат, и так мест не хватает. Если бы ты знал, сколько сейчас развелось разных психических заболеваний. Но учти, у тебя ведь был тяжелый нервный приступ с полной потерей сознания. Чего же ты хочешь? Поздоровей сначала. Правую ягодицу!- резко скомандовала сестра.
     Дима послушно повернулся к сестре спиной, решив не начинать день с конфронтации, могущей серьезно осложнить дальнейшую жизнь. Он нехотя приспустил короткие, вытянувшиеся на коленях  штаны.
     Медсестра похрумкала стеклянными ампулами, набрала полный пятикубовый шприц и без предупреждения, внезапно метнула его в стиле лучших мастеров дартс.
     Игла с силой вонзилась, угодив в самый верх ягодичной мышцы. Диме вдруг показалось, что надкололись кости таза. Он немного выгнулся вперед и слегка замычал.
  - Ну-ну, милый и ничегошеньки не больно,- сказала сестра, одним мощным толчком вгоняя поршень до предела. - Иди, полчаса полежи на кровати. Следующий! – автомобильной сиреной завопила она.
     Подволакивая за собой, вдруг ставшую негнущейся ногу, Дмитрий дотащился до своей кровати. Сзади, на его штанах начало расплываться крупное, кровяное пятно. Пересиливая боль, Дима прижал плотнее уже мокрую ткань к месту укола, стараясь остановить кровь.
  - Нормально, в сосуд попала, скоро пройдет, - утешил Саша.
  - Ничего себе процедура. Толстая сволочь бросила в меня шприц как копье.
  - Это для того, чтобы ты в следующий раз знал, кто есть кто. Жаловаться бесполезно, скажешь доктору, она придумает потеху покруче, к примеру, предложит полечить тебя голодом. Так что терпи пока и веди себя спокойно. У тебя шансы неплохие, я видел, тебе дают одни витамины. Все нормально!
  - Неужели никто не пытался уплатить ей за такие штуки? – спросил Дима, присаживаясь бочком на кровать.
  - Ходят слухи, санитары проговорились, что ее пытались изнасиловать в душевой, три года назад. Понятно, у тех ничего не получилось, лично я не знаю, что можно сделать с этим мешком сала. Кого там насиловать, после таких уколов и комар грудь продавит. Короче тех товарищей отправили на тюремную больничку, как социально опасных и им там наверно все.
  - В каком смысле?
  - В лучшем случае, через несколько лет их вывезут на свободу в инвалидных колясках туда,  где их уже никто не ждет. Это если им повезет, но вряд ли, скорее всего они просто там загнутся и все.
  - Да, порядочки тут конечно, - Дима только покачал головой и начал отдирать от тела начавшие приклеиваться штаны.
  - В следующий раз попросись у сестры на УВЧ, - посоветовал Саша. – Не сильно, но легчает, во всяком случае, начнешь нормально ходить. Нет, рановато, это так специально колют, чтобы  больной не начал рысачить. Массажируй.
     Дима медленно начал растирать место укола.
     На стене, под потолком хрипло, а затем яснее заговорило радио. Качество трансляции было таковым, что казалось, певец с огромным трудом выплевывает  слова между двумя очередными приступами ужасающей рвоты.
     Пришедшие после укола, постарались сразу лечь на кровати. Остальной контингент начал медленно, но упорно наматывать бесконечные круги по палате, изредка выдвигаясь в коридор и, после недолгой паузы возвращались обратно. Несколько человек, распространяя вокруг себя бодрящий  запах хлорки, возили тряпками по полу.
  - Что происходит с народом? Чего это они все такие неспокойные? – спросил Дима.
  - Это тот движняк, о котором я тебе говорил.
  - Не пойму в чем дело. Шатаются с отмороженными лицами туда-сюда.
  - Таблетки начали действовать. Лежать невозможно, зуд во всем теле, вот и ходят до изнеможения пока ноги не заболят. Доктора думают, что это отгоняет дурные мысли.
  - А тебе таких таблеток разве не дают?
  - Раньше давали, теперь нет. Мне ведь скоро на выписку, я здесь уже четвертый месяц. Огромное чудо, что я еще не свихнулся. Видел за завтраком молодого пацаненка, сидел напротив меня за нашим столом.
  - Понятно видел.
  - Так он еще недавно был нормальным, только пугался по ночам. Так вот, в один прекрасный день он забился в угол и начал кричать, что его все ненавидят, потому что он еврей. Поехала крыша, и тут много таких.
  - Он что, действительно еврей?
  - Не смеши, с таким то лицом? В нем семитской крови не больше чем у нес с тобой. И фамилия у него Степанов. Скажи, много ты видел евреев с такой фамилией? Ну! И я тоже не видел.
  - Ладно этот, а ты сам как сюда попал? – спросил Дима.
     Александр поудобней устроился на кровати, закинул ноги на спинку и подложил под голову руки.
 – Очень просто, - начал он. – Я прапорщик, кусок, одним словом. Началось с того, что у меня в части мне навесили один старый склад, а в нем оказался  брошенный мешок старых аптечек, еще в нормальном состоянии. Служил – знаешь, такие оранжевые коробочки, пластмассовые, на случай войны всем раздают. А там внутри два шприц-тюбика промедола, он идет как обезбаливающее, и два афина - противорвотное.  Ну, подумал я как то с похмелья, и начал потихоньку ширяться промедолом вдобавок к водке. Перло меня обалдеть как. Но дожил я до того дня, когда промедол закончился. Что делать? Начало меня ломать со страшной силой, даже спирт из заначки не помогал. Тогда я придумал двинуться афином, он весь остался нетронутый, кому он нужен. – Саша вспоминая, сделал небольшую паузу.
 - Взял я два шприц-тюбика и жахнул себе в икры. Сижу, жду, вроде становится полегче, беру еще два и колю себе в бедра и опять жду. Потом как загрузило меня по мозгам, не соображаю и все. Начал я метаться по части и понимаю: на меня странно смотрят. Да я и сам чувствую, что гоню со страшной силой, но остановиться не могу. Плющит меня и все. Нарвался на начальника штаба и начал ему втирать по ушам что-то из звездных войн, типа: джедаи наступают, а на складе у меня лазеров нет, не завезли и все такое. Он сразу понял суть дела, притормозил меня и вызвал дежурный УАЗик с солдатами, чтобы за мной присматривать и направили меня сюда. Начмед понятно тоже в шоке, а я понимаю, что-то идет не так, дай думаю покажу что у меня все в порядке, достаю из под сидения газету и начинаю читать вслух заголовки, показываю ребятам фотографии… Потом, когда они меня проведывали, рассказали, что я достал кусок фанеры, который под спину подкладывают водилы когда под машину лазят. И вот эту фанеру я начал читать вместо газеты. Такие дела.
  - Ну, ты и дал. Честное слово, я такого раньше не слышал, - Дима весело рассмеялся. - Ты не обижайся, но это вообще алес-капут.
  - С одной стороны это даже очень хорошо, что так получилось. Времени много, можно и мозгами пораскинуть. Поднадоела мне эта армия, здешние дебилы не хуже тамошних. Пока лежал много увидел, да и санитары порассказали варианты. Человеку, который сюда попал сильно притворяться не надо. Сам факт, что ты оказался здесь, говорит сам за себя. Разных диссидентов сюда не ложат. Вот я и решил подкосить немного, помочь врачам в их нелегком труде. Должны же они что-то в историю болезни писать, - сказал Саша  очень радостно.
  - Мне кажется, ты только жизнь себе сломал,-  сказал Дима.
  - Ты просто не понял  сути дела. Наоборот, веселая и спокойная жизнь только начинается.
  - С чего бы это вдруг? На гражданке теперь куда тебя возьмут, бомжевать станешь?
  - Ну, ты точно память потерял, совсем не догоняешь. Пенсия! Военная пенсия! Теперь мне никогда работать не надо, ясно тебе?
  - Отлично устроился, сколько же тебе еще до обычной пенсии тарабанить?
  - Ты забыл, мы военные идем на пенсию раньше, - удовлетворенно пояснил Саша.
  - Я не это имел в виду. Вот, к примеру, я загибаюсь на заводе и еще неизвестно, доживу я до этой пенсии или раньше копыта откину. Шестьдесят лет не шутка. Сколько я знаю таких, что уже накрылись медным тазом, так и не посмотрев в свое новое пенсионное удостоверение, и на общественном транспорте бесплатно не покатались, - сказал, печально поднимая глаза Дима.
  - Тридцать пять, если считать, по-твоему. Ты представляешь себе  эту цифру? Работать больше чем я прожил до сегодняшнего дня. Опупеть мозгам! Даже в царское время забирали в армию только на двадцать пять. Обалдеть! – от волнения Саша даже привстал на кровати.
     Неспешной походкой по палате прошел второй санитар, его на завтраке не было. Он вскользь посмотрел в лица больным, осмотрел палату, пересек коридор и начал степенно прохаживаться перед застекленным окошком медсестры.
     Медсестра с задумчивым видом, пережевывала булочку с повидлом, изредка откладывая ее на розовую в цветочек тарелочку, стоящую возле древнего телефона и черкала толстой, черной ручкой в журнале.
  - Слышь, Санек, - спросил Дима. – А зачем с нас все поснимали? Даже часов нет. Хотел посмотреть, сколько времени, глянул на руку – пусто.
  - Сейчас около одиннадцати, летит время. А часы здесь не нужны, и так все минута в минуту. Ты же не опаздываешь на футбол, просто лежи себе тихонько и все.
  - Все шутишь? А если серьезно?
  - Представь себе, - подставив под голову локоть, Саша повернулся на бок. - Вдруг ты сейчас ударишь часами об пол, схватишь стекло и перережешь себе вены, или еще лучше - глотку соседу. Или решишь заесть ими завтрак. Здешнее начальство боится таких дел как чумы. Им потом такое вливание сделают за то, что  не уследили. Все со своих мест полетят, а платят им неплохо.
  - Подожди, - попросил Дима. – Столько информации, а ничего не происходит, просто голова пухнет.
  - Не напрягайся, приляг отдохни. В потолок посмотри, это местный спорт, все равно ты ничего не решаешь. Будешь суетиться, только себе навредишь, дозу добавят.
     Санитар Петрович прошел по палате, отобрал троих и повел их к выходу. Опять громко хлопнула железная дверь.
     Дима поднялся с кровати, подошел к выходу из палаты и посмотрел в коридор, но Петровича и больных там не было. Сестра тоже покинула свой наблюдательный пункт, окошко опустело. На потолке, вдоль всего коридора продолжали противно светить сильно забеленные лампы дневного света.


                ГЛАВА  3.
               
                АЛЕКСЕЙ.
   Магнитофона в машине не было. Люди ехали молча, переругавшись перед выездом. Было душно и, как всегда, воняло бензином. Мимо проплывали одноэтажные домики. УАЗ ехал медленно, хотя не был полностью загружен. Один водитель, четыре монтера, инвентарь, приборы, все как всегда. Обычный выезд на линию бригады связистов.
- Интересно, поймаем кого-нибудь? Вдруг они рядом, в посадке, кабель жгут? – спросил Дима, самый молодой.
Ему раздраженно ответил Игорь,  бригадир:
- Никого мы не поймаем. На станции только сигнализация сработала, а сам кабель еще целый. Наверное.
Серега, третий монтер, высказал свое мнение:
- А даже если порвали, будем ремонтировать и себе в карман меди немало положим.
Четвертый, Алексей, молчал. У него было хорошее спокойное настроение. В связи он работал давно и особых сюрпризов от работы не ждал. Пятнадцать лет стажа, в цеху старожил. Утром, когда начальник ругался с водителем, водитель с бригадиром, бригадир с монтерами, Леша спокойно высказал свое мнение и ушел на улицу.
На улице было божественно. Цех находился в старом дореволюционном здании на главной улице города. Был конец июня, цвели акации, а проходящие девушки в легких брюках и мини юбках были обворожительны, смотреть на них никогда не надоедало.
Но все хорошее быстро заканчивается, все-таки надо работать. Частный сектор закончился, машина ехала мимо старого кладбища. Оно росло очень быстро. Покосившиеся бетонные столбики, показывающие трассу кабеля, стояли совсем рядом с коричневыми холмами свежих могил.
УАЗ проехал дальше и остановился в редкой лесополосе.
- Выходим, приехали! – сказал бригадир.
Монтеры вышли из машины и осмотрелись.
- Ничего явного,- сказал Алексей, - или это не здесь, или левая сработка. Смотрите сами: свежих ям нет, новые могилки далеко. Надо ехать дальше.
Водителю слова Алексея не понравились:
- Задолбали вы своими идеями! Попробуй покрути руль по этим проселкам!
- Слушай, Толик, а не пошел бы ты на … ,- начал было Серега, но в кармане у бригадира запищал мобильный.
- Тихо вы, Иванцов  звонит! – Игорь суетливо достал телефон и нажал кнопку ответа.
Все с интересом следили за лицом бригадира. Разговор длился недолго. Игорь сделал серьезное лицо, но Алексей точно видел, что он готовится пошутить.
- У нас еще одно повреждение,- сказал бригадир и тут же с улыбкой добавил: - Все в порядке, наш шеф сказал, что повреждение на станции.
- Вот и хорошо, - сказал Серега.- Давайте обедать. А потом можно по посадке полазить.
- Давайте, - поддержал его молодой Дима.
- Ну ладно, - сказал Игорь. - Начальнику скажем, что нашли на кабеле яму и долго ее засыпали.
Погода была чудесной. Вокруг все цвело, дул легкий теплый ветер. Кроме того, обед на природе это всегда удовольствие, особенно в начале лета. Связисты достали сумки и расположились в густой тени большого ясеня.
Лесополоса, в которой расположились монтеры, была по местным меркам, большой. Ровными рядами она поднималась на холм, с которого весь город был как на ладони. В ней хватало места и для летнего отдыха местных жителей и для свалок мусора, устраиваемых ими же.
- Ну что, поели? Может в картишки? – спросил Толик, водитель.
- Давайте лучше по посадке пройдемся, – сказал Серега.- Димон, ты пойдешь?
- Ясный перец пойду! Леха, ты как?
- Пошли. Только я не с вами. Я так, погуляю. Погодка сегодня – бомба!
Толик обиженно отвернулся, а бригадир, укладываясь на фуфайку, сказал:
 - Вы там не долго. В три часа надо быть в цеху.
 - Хорошо, - ответил Алексей. - Телефоны есть, так что созвонимся.
У каждого был свой интерес. Недавно Сергей купил себе цифровой фотоаппарат, и теперь снимал все подряд, не расставаясь с ним даже на работе. Вокруг все цвело, фотографировать природу Серега любил и, конечно же, не мог упустить такой шанс. Дмитрий обладал другим талантом: всегда возвращался с «добычей». Металлолом, цветной и черный, сам шел ему в руки. Казалось, что в глазах Димона находится свой внутренний металлоискатель, безошибочно находящий железки в кучах мусора, кустах и высокой траве.
Алексей же в тот момент просто хотел побыть один. С тех пор как бригада приехала в посадку, у него неуклонно падало настроение. Какая-то тревога мешала чувствовать себя нормально. Ему не хотелось никого видеть, от чудесного утреннего настроения не осталось и следа. Сдерживая, непонятное раздражение он сказал:
- Серж, как подниметесь повыше, сфотографируй мне вид на город. Леша любил смотреть у себя на компьютере снимки, снятые Серегой, и часто ставил их как обои на рабочий стол. Не дожидаясь ответа, он пошел по дороге к вершине холма.
Постояв на вершине и полюбовавшись городом, Алексей пошел дальше. Свернув с дороги, он пошел вдоль рядов заканчивающих цвести диких вишен. Ему казалось, что какая-то сила толкает его в глубь лесополосы. Метров через триста Алексей вышел на поляну и остановился. Впереди краснел отвесными глинистыми стенами огромный провал в земле, площадью как половина футбольного поля и глубиной в три человеческих роста.
Леша не удивился и не испугался. Провалы в этих местах были обычным явлением. Природа щедро наградила земли вокруг города огнеупорными глинами, строительными песками, солью и другими богатствами. Да и холм этот был особенный. Под кладбищем и ближними городскими кварталами были выработки алебастрового комбината, а под самим холмом в тех же выработках находилась городская гордость и туристическая достопримечательность: завод шампанских вин. Старые штольни рушились, а на поверхности оседала земля. Только вот этот провал был больше и глубже других.
Человека всегда притягивают высота, глубина, опасность, но сейчас Алексея тянуло к провалу какое-то другое чувство. Как будто предвкушение беды и победы одновременно. Он подошел ближе. Деревья, когда-то росшие на поверхности, теперь лежали на дне этой большой ямы. По всему периметру из отвесных стен свисали оголенные корни. В разрушении все-таки есть своя страшная красота.
Алексей стоял в метре от края ямы и смотрел вниз. От плохого настроения не осталось и следа.
« Класс! Красиво, - подумал он. - Надо будет рассказать орлам, и пусть Серега снимет все тут. Фотки будут бомбейские. Блин, что за звонки?»
В голове как будто звенел колокольчик. Это ощущение было таким необычным, что Алексей пропустил момент, когда пласт земли, на котором он стоял, начал съезжать в яму. Не помня себя, Леша успел ухватиться за похожие на старые ржавые тросы корни, которые через секунду оборвались. Но дело было сделано: вместо острых веток он упал на кучу осыпавшейся рыхлой глины.
 «Твою мать…, чуть не убился…» - подумал Алексей. Падение казалось чем-то нереальным – слишком быстро все произошло. Он прислушался к ощущениям. Вроде бы все в порядке, только жгло левую руку. Посмотрев на нее, Леша успокоился: порван рукав и содраны костяшки на пальцах, можно смело вставать. Поднявшись   и еще не глядя вокруг, он вытряхнул глину из старых кирзовых сапог. В голове крутились самые обычные мысли: что сказать ребятам, как вылезать, как вообще он, такой «опытный  волк», мог попасть в такую ситуацию. Подняв глаза, Алексей обмер. Там где он падал, в глинистой стене провала, темнела ниша. Но это было еще не все: из ниши Алексею бодро улыбался желтоватый человеческий череп.
Посмотрев в пустые глазницы, Алексей ощутил сильный толчок в грудь. Покачнувшись, он упал на спину  и съехал на дно провала. Вдруг в голове у Алексея, что-то щелкнуло, неожиданно он почувствовал прилив сил и какой-то боевой азарт. Перекатившись, он вскочил и бросил в нишу оказавшийся под рукой ком сухой глины. Бросок оказался очень метким: от удара череп выпал из ниши, и теперь лежал глазницами к стене. Алексей увидел в лобной части черепа дыру с рваными краями. « Ага, так я не первый тебя рихтую!»- мелькнула мысль. Алексей бросился вперед и, подбежав, ударами каблуков втоптал череп в землю.
Сразу стало легче дышать, давление на грудь исчезло. «Колдовство какое-то»,- подумал, не верящий в мистику, Алексей. Ожидая новый удар,  он подошел к углублению в стене. Ничего не происходило. В нише лежала куча костяных пластин. Некоторые из них были соединены между собой. «Похоже на ящик какой-то»,- подумал Алексей. Надев брезентовые рукавицы, он стал выбрасывать пластины наружу. Вдруг из ниши выпал какой-то предмет. Алексей осторожно его поднял. Это был небольшой колокольчик, почему-то у Алексея сразу появилась уверенность, что он из серебра. Внутри колокольчик был забит глиной. « Ничего, дома очищу»,- решил Алексей и положил колокольчик в карман. Больше в нише ничего не было.
«Надо выбираться,- подумал Алексей. – А рассказывать я никому ничего не буду». На дне провала он нашел острую палку, подошел к стене и начал обваливать глину. Через минуту ниши не было, а все костяные пластины были засыпаны. На другой стороне провала склон был более пологий, Алексей без труда выбрался и вскоре уже шел к машине.
Он выбросил испачканные рукавицы и проверил карманы. К его немалому удивлению все было на месте: оба мобильных телефона, удостоверения личности и по охране труда, новые красные плоскогубцы и найденный грязный колокольчик. Теперь Алексей мог спокойно думать о происшедшем: «Почему я упал? Подо мной оказалась эта гребаная ниша с костяным ящиком. Вот грунт и сдвинулся. А в ящике череп с дыркой в затылке и колокольчик. Может скифское захоронение? Говорят, у нас в степи их много. Только тут кургана вроде нет. Да и где остальной скелет? И что это за колокольчик? Какая сила меня в грудь толкнула? Показалось с перепугу наверное. Весь центр города и парк построены на немецких  военных кладбищах, и ничего странного в городе не происходит. Ладно, поживем- посмотрим. Хотя, ребятам  я, наверное, говорить о провале пока не буду. И о черепе с колокольчиком тем более».
Через пять минут Алексей был возле машины. Бригадир спал под ясенем, а водитель Толик, сидя в кабине, заполнял путевой лист.
- Слушай, Толя, у тебя в аптечке йод есть?
- Новую аптечку начальник запретил открывать, а в старой сейчас посмотрю.
Пока Толик ковырялся в пыльной дермантиновой коробке, Алексей набрал по мобильному Серегу:
- Ну, как успехи?
- Да так,  пофотографировал чуть-чуть. Природа обалденная, а город вышел хуже.
- Димон что-нибудь нашел?
- Сегодня слабо. Пару кусков арматуры и велосипедный обод.
- Ладно, возвращайтесь, пора ехать.
 - Хорошо, сейчас идем.
Толик нашел йод, посмотрел, как Алесей  щедро льет лекарство себе на руку и спросил:
- Где это ты встрял?
- Через корни перецепился, когда падал, об пенек ободрался, блин,- ответил Алексей и стал усиленно дуть на руку.
Вдали показались Серега и Димон. Алексей вытащил из своей сумки кулек из-под хлеба, положил в него найденный в провале колокольчик, и снова положил его в сумку, на этот раз в боковой карман.
Под деревом на фуфайке заворочался бригадир.
- Игорь, вставай,- сказал Алексей.- Ребята уже пришли. Ехать пора.
- Ну что, бугор, выспался?- весело спросил  подошедший Серега.
Игорь ничего не сказал, только сонно помотал головой, поднялся и пошел к  машине.
- Где это ты?- спросил Алексея Серега, показывая на руку.
- Очнулся – гипс,- пошутил тот в ответ.
- Давайте быстрее,- сказал Толик.- Мне еще надо заехать хлеба купить.
Вскоре УАЗ выехал из лесополосы и, мимо старого кладбища, поехал в город.

                ГЛАВА  4.
                ДАВНЕЕ ВРЕМЯ.
— Пора что ли?- сказал задумчиво Олекса, тяжело спрыгивая в лодку. Дед Бровко и Спиря разобрали весла, а Дмитро с Васьком, непривычно суетясь, уселись вдвоем на корме. Ковровый мешок тщательно уложили в ларь для припасов, а Олекса, устроившийся на носу, примостил любимый топор рядом с ногой.
 - Пущай тут полежит, а то я боюсь, ежели опрокинемся - не выплыву вместе с ним, - сказал он как бы про себя. Лодочники, обернувшись, с уважением посмотрели на широкое, блестящее лезвие, плотно насаженное на украшенную искусной резьбой светлую рукоять.
Когда солнце начало клониться над правым берегом, лодка уже была далеко от Киева, путники, наскоро перекусив, черпали по очереди воду, которая незаметно просачивалась сквозь плохо осмоленные борта.
— Может, пристанем поблизости, не дожидаясь пока ночь нас на воде застанет, - предложил дед, тихо переговорив с напарником. - Спиря знает поблизости пару бесхозных бортей, медком запасемся в дорожку, путь впереди не близкий, степи полоцкие, вотчина  Изяслава Володимировича. Успел он помереть,  а кто вслед за ним приберет эти места себе неизвестно, а нам все одно. Так как порешите, станем заплывать али нет?
— Заплывем, греби дед, - сказал Дмитро, толкая племянника кулаком в бок.— Берега медовые жаль не по молочной реке плывем.
Лодка пошла к берегу, расталкивая носом поднявшийся в два человеческих роста сочный камыш. За стеной камыша оказалось небольшое чистое пространство и вбитый в илистое дно кол для привязывания лодок.
— Идите со Спирей, а я тут останусь, покараулю, - сказал дед Бровко, подгоняя ладью кормой к пологому берегу. Прямо от воды начинался густой подлесок, сквозь который вела не заметная на первый взгляд тропка, выделявшаяся только по немного другому оттенку травы. Дед  вытянул из под лавки выдолбленную сушеную тыкву, вылил из нее воду и вручил Спире.
 — Полную набирайте, - сказал он.
— Вы с Васьком идите, - сказал Дмитро, передвинув меч, болтавшийся позади спины, на бок.— А я покараулю тут пока от лихих людей, и за дедом присмотрю, чтоб не уплыл вдруг без нас дальше. Старые люди они с придурью иногда бывают, так от греха подальше. Дед обижено завозился, навязывая еще один, совсем не нужный узел на веревке.
— Недоброе подумали, верши свои хотел проверить, верши у меня тут стоят. А бежать некуда нам. Так Савелию задолжали, что думали, до самой гробовой доски не расплатимся, и вдруг обещался разом все простить, ежели вас туда и назад свозим, не бойтесь, не сбежим.
Спиря одобрительно кивнул головой и первый вылез на берег. Олекса, прихватив топор, осторожно, стараясь не набрать в сапоги, вышел  на траву, тщательно обтирая об нее налипшую на подошвы грязь. Васько просто прыгнул, сразу оказавшись на сухом месте.
— Только тихо идите за мной, пчелы они шуму не любят. Ежели какая вдарит жалом не бегите, на машите руками, нырните в куст
погуще и они вскорости отстанут, - пояснил, растягивая слова Спиря, и, приложив палец к губам, повел своих спутников вглубь леса.
В самой чащобе, выделяясь, на фоне просвечивающегося сквозь ветки насыщено синего неба, на развилках толстых сучьев угнездились две черные, в рост человека колоды. Из проделанных в них отверстий темными, дымными лентами с гулом вылетали потоки пчел. Спиря достал из небольшого дупла кремень и кресало, собрал в пучок немного прошлогодней травы и присыпал сверху сухой древесной трухой, отодрав от ближайшего сухостоя кусок коры.
— Подержи-ка, - попросил он Васька,— пока я огонь высеку. Воздух здесь целебный, я, было, захвораю, так сюда прошу деда меня отвезти, поваляюсь на травке, послушаю, как ласково пчелки шумят и опять здоров.
Наконец снопик искр удачно попал в самую середину трухи и Спиря, бережно раздув огонек, подбавил к пучку несколько сырых веток. Сизый дымок начал вяло подниматься к бортям. Сорвав под ногами немного мяты, он с усилием натер себе лицо и руки,  затем, подвязав пустую тыкву к веревке, заменяющей ему пояс вытащил из-за пазухи короткий нож, зажал его в зубах и начал, подтягиваясь, по змеиному прижимаясь к стволу, подниматься по забитым в дерево колышкам, как по ступеням. Олекса с Васьком, никогда не видевшие бортника за работой, удивленно наблюдали за Спирей, уже подбиравшемуся к нижней колоде с противоположной стороны. Он выставил из-за ствола руку и начал осторожно окуривать леток дымом. Постояв на колышке некоторое время, Спиря полез выше и, приподняв на колоде край крышки, забросил тлеющий пучек внутрь.
Верхушки деревьев заколыхало ветром, резкий порыв сбросил на головы стоящим внизу покинутое птицами гнездо. Поток воздуха закружил по спирали несколько перьев. Их мотало из стороны в сторону и вдруг резко зазвонил невидимый колокольчик. Олекса удивленно закрутил головой. Не весть, откуда взявшиеся птицы заметались, тревожно крича,  а колокольчик продолжал назойливо звонить, казалось, пронизывая звучанием самое естество леса. Пчелиный гул изменил тон, приобретая басовитые нотки, перед бортью начал собираться гигантский колышущийся  в разные стороны клуб, к которому с каждой секундой присоединялись все новые и новые ручейки пчел. Спиря, пытавшийся через открытую дырку в колоде отрезать ножом крайние соты, почувствовал неладное и почти не касаясь колышков руками начал скользить вдоль ствола вниз. До земли оставалось всего пара саженей, когда разросшийся темный клуб камнем упал на Спирю, сразу скрыв его под волной копошащихся разъяренных пчел. А колокольчик продолжал звонить. Клуб, оторвавшись от дерева, глухо упал на землю, разделился на два широких потока и направился в сторону Олексы и Васька, ошалело наблюдавших за невиданным, зрелищем. И вдруг звон прекратился. Пчелиные потоки сразу потеряли злобный настрой, рассылались на отдельные точки, взмыли вверх, освободив лежащее на земле тело, похожее на кучу старого тряпья, забытого нерадивой хозяйкой в углу бани. Голова руки и ноги еще продолжали вяло шевелиться, изо рта вырвался слабый стон. Васько первый подбежал к лежащему без движения Спире. Теперь его невозможно было узнать: голова надулась как шар, бледный водянистый отек полностью обезобразил лицо, густо покрытое черными точечками шевелящихся пчелиных жал. На месте глаз осталась узкие щелки, губы толстыми валиками, синюшного цвета едва шевелились, пропуская воздух. Пальцы рук, похожие на распухшие обрубки, веером торчали в стороны. Спиря натужно вздохнул еще несколько раз и затих.
— Незадача. Помер бедняга. Зло обернулась ему сладкая жизнь. Уж лучше просто на бранном поле от стрелы или от меча. Дурная смерть, - сказал Олекса, натягивая рубаху покойного ему на лицо.
— А нам-то теперь что?- спросил Васько, отступая назад на шаг и неуверенно поглядывая в глаза спутнику.
— Ничего, назад понесем. Благо близко. Бровко лучше знает, как теперь поступить, у этих бродников-лодочников свои повадки. Берись осторожно за ноги, а я со стороны головы возьмусь,  тебе полегче будет. Не бросать же его здесь,  не по-людски это, - ответил Олекса, приподнимая покойного крепко ухватившись за ворот рубахи. Васько с опаской взялся за ноги.
 Дмитро сидел в лодке, лениво развалясь на носу, жмурил глаза, поглядывая то на солнце,  то на цеплявшего суковатой палкой верши деда. Бровко, не вынимая их из воды, умелыми движениями приоткрывал плетеные из лозы крышки, выбирал рыбу и бросал ее в лодку рядом с собой. Жирные караси бойко били хвостами, оставляя на бортах мокрые пятна и радужно поблескивающую влажную чешую. Пара линей, отливавших слизистым зеленым цветом, забились под ящик с припасами. Синие толстые стрекозы носились над водой. Дед, проверив последнюю вершу, ополоснул за бортом руки и прислушался, вглядываясь в сторону тропинки.
— Рановато они возвертаются,- сказал дед.— Не могли они так быстро нарезать медовиков: или взяток плохой, или случилось что.
— Да что с ними может случиться, не на войну же они пошли. Я слыхал, у бортников райское житие, не пашут, не сеют и товар ихний всегда в цене. Одним словом, умение у них со всяким таким насекомым обойтись. Я слыхивал, заговоры они такие знают, но разным посторонним не говорят. Вот съездим, ежели князь не наградит щедро, брошу с его лошадьми возиться,  попрошусь к Спире в ученики. Пущай покажет мне как управляться, заберу семью и поселюсь в глуши, сам себе хозяин и провались они все пропадом, - сказал Дмитро, лениво ворочаясь на тулупах.
Раздвигая спиной стоящие почти у самой воды кусты, первым на берег вышел Васько, крепко держащий умершего за щиколотки.
— Ложи сюда, - сказал Олекса, разворачиваясь и показывая подбородком на оставшуюся после весеннего половодья кучу прошлогоднего грязно-желтого  камыша. Тело с хрустом опустилось на последнее ложе.
— Убился? - дрожащим голосом, глотая буквы и крестясь, спросил Бровко.
— Пчелы заязвили насмерть. Он долго не мучился, сразу помер, - сказал Олекса, утирая пот полой плаща.— Хоронить надобно человека,  но учти, дед, обратно нам возвертаться нельзя и бросать его так на съедение тварям лесным негоже. Ты случайно заступа с собой не возишь?
— Да, - протянул дед.— Вот и кончилось многострадальное житие раба княжьего Спиридона. Отмучился.
— Я тебя спросил,  яму копать у тебя есть чем или нет? Не хочу я ночевать рядом с покойником, службы устраивать по нему тут некому, да и некогда, отступник и еретик поганый нас дожидать не станет. Это погоня, а не посиделки, - сказал Олекса.
 — Некрасиво ты помер, - продолжил Бровко, не отвечая на вопрос.— С обезображенным ликом направляешься в царствие небесное, а ведь я хотел, чтобы ты закрыл мне  глаза. Ну, что ж теперь поделать? Не любил ты по сухому ходить. Ежели б не пчелы твои, так и на берег не вылазил бы.
Дмитро, поднявшись на ноги, печально смотрел на покойного
— Канон на исход души помнишь?- спросил он, обращаясь к Ваську.— Потешь новопредставленного, ему блага земные теперь не нужны. Возвернемся домой, запиши его в наше поминание, добрый человек, о нас хотел позаботиться, но не успел.
— Не помню дядюшка, этот канон только у нашего попа на свитке есть, да и он его всегда с листа читал, - сказал Васько.
— Ну, так - значит так. Но кто его в дорогу берет?
— Сам не осилю, помогите мне, - перебил Дмитра дед.— Надобно три или четыре дерева приволочь сюда. Стволы я ивой сплету, а сучья затем на Спирю навалим. Поджечь у вас есть чем?
—Найдем, - сказал Олекса, -  Командуй, иди, выбирай деревья, солнце уже близко к заходу, посветлу надо успеть. Ночевать в ладье станем,  дежурить будем по очереди. Колдун нас ждать не станет, до самого своего поганого капища, небось, из челнока не вылезет.
Нужные для погребения стволы нашлись на излучине, немного вниз по течению. Три сосны принесенные водой, рядком лежали, уткнувшись комлями в песок, летнее солнце выдавило из них смолу, светло-коричневые, с краснотой куски коры были покрыты янтарными каплями.
— Чем бревна тягать, принесем, давайте его сюда, - сказал дед Бровко. Я начну сплетать плот,  а вы пошарьте поблизости, хворосту наберите. Втроем вам делать нечего, быстро справитесь.
Через пару часов покойный Спиря уже лежал на спущенном на воду плоту, со сложенными на груди руками и заботливо прикрытый сверху сухими сучьями. Васько с непривычки попадая себе по пальцам, черкал по куску железа кремнем, доставшимся ему в наследство от бортника, наконец-то искра затлела, затрещала кучка хвои, берясь живым огоньком и пламя, перекидываясь на более толстые ветки, положило красноватым кругом отсвет на потемневшую предвечернюю волну.
Дед Бровко зашел по пояс в воду, поднатужился, упираясь ногами в иловатое дно, и с силой вытолкнул плот на глубину. Течение подхватило плавающий костер относя его все дальше от берега. Пламя разгорелось сильнее, поднявшись трескучим столбом и начало удаляться, уменьшаясь, и подчеркивая своим светом подступающую черноту ночи.
— Красивое погребение, нам бы в свое время такое. Я думаю, Спирюшенька не станет на нас обижаться, - сказал дед спутникам, повернувшись к ним спиной, привычно с силой, выкручивая худые холстяные портки.— Пойдемте, помянем его, запасливый покойник был, всегда держал припасы на всякий случай.
— Пошли, пора и нам отправляться. В лодке потрапезничаем. Пол дня ушло псу под хвост. - Раздраженно сказал Олекса.
— Провались пропадом этот проклятый колдун. Знаете други, плоховато начинается наш путь, не успели отплыть и на тебе. Как вы ушли, предчувствие на меня напало, обручем сдавило голову, в ушах звенит. Никогда еще со мной такого не было. Не хвораю я головой, подозреваю здесь козни бесовские. Говорил же надо помолебствовать, - сказал Дмитро, в спину идущему впереди Олексы.
— Дался тебе этот молебен, небось и без него догоним. Только теперь и нам придется сесть на весла, дед один не потянет и так в нем еле душа держится,- сказал Олекса, подходя к лодке.

                ГЛАВА  5.
                ДМИТРИЙ.
  Солнце, подошедшее к полудню, почти не попадало в палату. Густо разросшиеся ветки черемухи заполнили собой все пространство за окном. Просачивающийся сквозь листву бледно-зеленый свет отбрасывал на пол причудливые тени.
     Четверо больных расположились широком подоконнике. Они тоскливо смотрели наружу. Ветки, едва проступающий сквозь них высокий, унылый, серо-бетонный забор, усевшийся на сучок воробей, составляли их скудное, ежедневное общение с внешним миром.
     Время казалось застыло. Бродившие по палате начали успокаиваться, мало помалу рассевшись по кроватям. На двух угловых койках вяло корчились два человека, они заламывали сами себе руки, выгибались всем телом и неестественно выворачивали шеи.
     Дима подошел поближе, но рядом не стал, побоявшись своим присутствием спровоцировать этих неспокойных на агрессивные действия. Те не обращали на Диму, жадно впитывавшего ощущения, никакого внимания.
  - Полюбуйся, ты был точно такой. Теперь ты представляешь, на что это похоже, - сказал Саша.
  - Блин! Не думал что это так жутко.
  - Галоперидол, обычная галочка, рядовые дела. Белые таблеточки, ребят заставили съесть их без трифтозина, вот их и колбасит. Трифтозин, голубенький такой, а в твоем случае, похоже, что ты получил галлу вместе с азалептолом. Реально не ходил, речи не было, но все равно нормально, - утешил Саша.
  - Хорош пугать, я и так сам не свой, - сказал Дима, зябко передернув плечами.
  - Успокойтесь товарищ, вы не из этого муравейника. Но если еще раз попадешь, будешь знать. А все, потому что лекарств мало, в основном всем назначают одно и тоже. Вон посмотри на того хроника, - Саша показал пальцем на сгорбленного мужичка, еле бредущего по коридору. Он дергал лицом и морщил рот. – У него аминазин, нос не дышит, рот раскрыт, еле бредет. Оранжевые, маленькие таблеточки, если вдруг дадут, прячь между зубами и щекой, потом выплюнешь. Ну, вот и все в принципе. Аминазин,трифтозин и галоперидол – три бледных коня, основа местного лечения. Больше тут обычно ничем не лечат.
      Опять послышалось лязганье дверей ведущих в сторону воли. Санитар, сопровождавший больных, мягко подтолкнул их в спины, направляя по местам, и поставил на пол ведро. Затем обернулся, опять наклонился, выудив из-за двери гнутую, побитую кастрюлю с полустертой надписью: « Пищеблок», написанной когда-то красной, пожарной краской и второе ведро, судя по тому, как санитар его поднял, наполовину пустое.
     Саша развалясь лежал на кровати.
  - Праздник сегодня, - сказал он.
  - А какое сегодня число? – спросил Дима.
  - Не в дате дело, гороховый суп на обед и похоже… Точно, кефир. Голимый кефир!
     Обеденная процедура как под копирку походила на завтрак, только без раздачи лекарств. Больные старались занять те же места что и утром.
     После скудной порции супа с двумя тоненькими кусочками черствого хлеба, народ неохотно начал хлебать перекисший, водянистый кефир, окрашивая губы белыми полосками.
     Ни с того ни с сего, сидящий напротив Дмитрия Эдик, раскинул в сторону руки, и начал вещать:
  - Вернусь домой, одену белый костюм, в петлицу красную гвоздику и на ресторан. Телки-метелки падают прямо под ноги. Я через них переступаю и плюю на их гадкие спины. Дешевки! Эдик-крутой идет! Возле кабака, длинный, белый лимузин.
     Саша наклонился поближе к Дмитрию и зашептал:
 - Смотри как чудака «манька» шторит.
  - Что? – одними губами переспросил Дима, стараясь не отвлечь Эдика, продолжавшего жарко описывать бар воображаемого лимузина.
  - Мания величия, двести процентов. Наблюдай и веселись, - пояснил ситуацию Саша.
  - И в аэропорт. Ковровая дорожка от машины к трапу самолета. Шесть стюардесс, соски, все выписаны из Голливуда, несут меня на руках в самолет, ноги растут от ушей, груди как бампер у «Ягуара». Самолет тоже мой личный – « Гольфстрим». Летчик выходит в салон, кланяется и спрашивает, куда я хочу лететь. Я выбираю Эмираты. Там у меня крутой гарем, караван верблюдов возле дома. Я научу этих шейхов нормальной жизни. Они по сравнению со мной жалкие побирушки. Всех на плантации, с пальм кокаин трусить и подметать за моими скакунами. На верблюдах элитные седла, безоткатные пушки и звенят бубенчики-колокольчики…колокольчики, - Эдик склонил голову набок, подкатил глаза од лоб и без малейшей паузы подпрыгнул вверх.
     Сбитый стол перевернулся торцом и упал на колени сидящим напротив.
     Паренек, с овечьим лицом, спокойно пивший кефир за тем же столиком ,уронил кружку на пол и закрыл лицо руками.
     Эдик быстро шагнул вперед, и навалившись тщедушным телом на Диму схватил его за шею.
     Дима схватил нечленораздельно мычащего Эдика за руки, стараясь отжать пальцы, подбирающиеся к трахее. Ему пришлось оттолкнуться ногами для того что бы ослабить давление на кадык, но в результате он только упал на спину не успев перебросить Эдика через себя, или хотя бы столкнуть его в сторону.
     Сороковосьмикилограммовый, тощий Эдик совсем не имел инерции, он плюхнулся на грудь Диме, продолжая тянуть руки к артериям.
     Дима на секунду отпустил ладони противника и резко ударил его с двух сторон по нижним ребрам. Эдик потерял дыхание и, стараясь сделать полноценный глоток воздуха, немного ослабил хватку.     Сваленный на пол столом Саша успел подняться и схватил Эдика за волосы, пытаясь оттащить его в сторону. Опешивший по началу, санитар быстро побежал между столиками, он пригнулся, развернулся как бегемот и, подпрыгнув, ударил Эдика плечом, надеясь разорвать нападавшего и жертву.  От мощного удара санитара Эдик тряпичной куклой отлетел к стене, со стуком ударившись всем телом, на метр выше плинтуса и упал на пол, едва шевеля конечностями.
     Санитар не удержался на ногах и тюком повалился на Диму. Саша подхватил санитара под локоть и помог тому быстро подняться. Затем они вдвоем поставили Диму вертикально, и он сразу одной рукой принялся растирать шею, на которой прыткие пальцы Эдика оставили синюшные пятна.
  - Ты как мужик? – спросил санитар. – Посмотри на меня. Дышишь? Ну, тогда порядок. Доктор точно не нужен? Щас я этого козла отнесу, и сестра тебя осмотрит. Подожди.
     Санитар схватил Эдика, засунул его под мышку и поволок к выходу из столовой.
 - Ты у меня узнаешь, костлявая падаль, Все отделение мне взбудоражил, - сказал он, излишне спокойным голосом с силой бросая бесчувственного Эдика на кровать, одиноко стоящую под стеночкой в коридоре. На кровати лежал только тощий матрас, полностью упакованный в толстый, полупрозрачный целлофан, сплошь покрытый желтыми, мутными пятнами.
  - Петрович, ремни! – громко крикнул санитар.
     К нему уже спешил Петрович, таща перед собой в руках три рулона, похожих на свернутые пожарные рукава. При ближайшем рассмотрении это оказались свернутые схожим образом вафельные полотенца.
     Сестра, будто взявшаяся из воздуха, уже держала в руках два полностью наполненных шприца.
 - Гаденыш! – прошептала она, вгоняя один шприц Эдику по очереди в обе ягодицы, прямо сквозь штаны. - Откройте ему спину! – приказала она Петровичу.
     Петрович засуетился, бросил полотенца на пол и задрал халат Эдику на голову.
     Второй шприц сестра использовала, сделав недвижимому Эдику, уколы под обе лопатки.
 - Фиксируйте, - приказала она, пряча использованные шприцы в карман халата.
     Оба санитара привычно завозились над телом, перевернув его на спину. Одним длинным полотенцем они на растяжку связали Эдику ноги, вторым кисти рук по бокам туловища, пропустив полотенца под спиной. Третье, как дети, играющие в лошадку, набросили сзади на шею, пропустили его, приподняв тело, под мышками и все шесть свободных концов тщательно привязали к скобам, специально приваренным для таких случаев на трубчатую кроватную раму.
  - Там нужно посмотреть одного, - сказал санитар, показав пальцем на толпу, вывалившую из столовой.
Больные с удовольствием смотрели на бесплатное представление.
  - Кого? – спросила нахмурясь сестра.
  - Новенького, - ответил санитар.
  - Варягов, за мной, - сказала сестра и круто развернувшись на месте грузным телом, пошлепала своими грязно-зелеными тапками в манипуляционную. – Садись на кушетку. Выше голову. Так, ясно. Голова не кружится? Где болит, здесь или здесь? – она быстро прощупала пальцами шею. – Чепуха! – вынесла она диагноз, – Докторов тревожить не будем.
     Медсестра отошла к столу, намотала на стеклянную палочку немного ваты, окунула в большую коричневую бутыль и быстрыми движениями разрисовала Диме шею кривыми ромбиками.
 - Йодовая сетка, - пояснила она. – Против воспаления. Утром будешь как новенький. Вот тебе таблеточка, успокойся, - она вложила Диме в ладонь большую, белую таблетку. - Ты успел пообедать?
     Дима, морщась, кивнул.
  - Ну иди, ложись, ох, беспокойная смена, – сказала она последнюю фразу обращаясь к самой себе.
     Дмитрий бережно закрыл за собой дверь и тихо пошел мимо распластанного Эдика прямиком к своей кровати.
     Возле входа в палату беспокойно бродил кругами Саша.
  - Ну, как ты себя чувствуешь? – спросил он.
  - Нормально. Шея немного побаливает и все.
  - Ну, тебя сестра и изукрасила, Чинганчгук отдыхает. Индейцы на дуре, часть вторая! – Саша засмеялся. – Пошли, а на этого конченого не обращай внимания, ему уже все, кранты, – он показал в сторону Эдика начавшего приходить в себя и злобно смотревшего по сторонам.
  - Почему кранты, - спросил Дима.
  - Потому что чудак стал агрессивным. Здесь такого не прощают. Ты видел как его насульфазинили в четыре точки? Еще немного и у него будет температура за сорок, минимум сутки будет в коридоре валяться. Пусть радуется, что не получил дистиллированную воду под лопатки, здесь в редких случаях пользуются методами гестапо.
   - Как ты назвал лекарство?
   - Какая тебе разница, обыкновенная медицинская сера.
   - Ничего себе!
   - Они думают, что она очищает кровь и все такое.
       По коридору, гулко отражаясь от стен, пронесся мощный крик санитара.
 - Тихий час, анну все по местам, - и после небольшой паузы, - Туалет закрыт! До пяти часов держим все в себе.
  - Пошли, - сказал Саша. - Этот мужик здесь недавно, вот и выслуживается перед медсестрой. Не будем злить дракона.
     Больные забрели в палаты и смирно улеглись на кровати. Любители природы слезли с подоконников и безропотно заняли свои места. В основном никто не спал, мешали гудевшие от хождения ноги. В ряду голов внимательно разглядывавших потолок только изредка замечался затасканный журнал, в котором его владельца интересовал не текст, а засмотренные до дыр картинки.
      В коридоре слабо стонал Эдик. Единственный раз к нему подошла медсестра, поверхностно посмотрела на него, как на зловредное насекомое и небрежно бросив:
 - Доигрался? – удалилась к себе.

                ГЛАВА  6.
                ДАВНЕЕ ВРЕМЯ.
Отплыли быстро, по всей ширине вяло текущей реки начал погуливать прохладный ветерок, остро запахло снулой рыбой и мокрой травой. С правобережных круч иногда доносился лай собак и аромат заканчивающей цвести липы. Отнесенный течением далеко вперед, багровой точкой дотлевал погребальный костер.
— Спросить не у кого, а надо, ежели, попадутся нам по пути люди, остановимся, - сказал Олекса, делая большой глоток из стоящей на ящике фляги.— Припасов маловато нам выделили, если станем гнаться за колдуном до самого моря, то туда хватит,  а назад нет. Рыбкой не обеднеем, дед, что скажешь?
— Уж как-нибудь справлюсь,- ответил Бровко, сладко хрумая остатком зубов свежую луковицу.  Затем расстроено пнул ногой лежащую, переложенную свежей листвой наловленную в обед рыбу. — А с этой что делать? Повздувает ее до завтра,  сколько труда уйдет на корм ракам.
— Попотроши ее, солью пересыплем, не пропадет. Не покупать же ее на реке, такого я еще не слыхивал, - сказал Дмитро, хлопнув Васька по рукам.— Кому говорил, к вину лап не тяни, без тебя есть, кому пить.
Васько обиженно отодвинулся, но зато быстро отхватил своим ножом такой кусок сала, что его вполне могло хватить всем на пару дней.
Дед удивленно посмотрел ему в рот, но ничего не сказав, только покачал головой. Олекса вытер руки о полы плаща, покрутил головой до хруста в шее, поводил плечами и сказал:
 — Дежурю первый, после полуночи разбужу Васька, а под утро ты, Дмитро, возьмешься высматривать злодея. Пусть дед спит, его трогать не станем, не рыбачья это забота. Он просто лошадка на воде, отгреб свое, долг списал и до свиданья, - предложил Олекса, поудобнее устраиваясь на носу и вглядываясь в освещенную луной реку. Никто не спорил, завернувшись в шубы, остальные легли спать.
 Небо на востоке начало быстро розоветь восходом, первые лучи позолотили верхушки сосен стоящих на самых вершинах  холмов, плотной грядой собранных на правом берегу почти вплотную к воде. Развеселый птичий гомон несся над рекой, небольшие светло-коричневые птички издававшие ночью страшные тягучие крики запорхали между стрелами осоки, цепляясь острыми коготками за стебли, и повиснув вниз головой, нисколько не смущаясь таким неудобным положением, радостно вертели головами во все стороны.
Дмитро, сгорбившись, сидел посредине лодки с припухшими, слегка покрасневшими глазами. Он обозревал еще по ночному темную ширь реки. Дед Бровко, весь покрытый мельчайшими бисеринками росы, беспокойно ворочался на носу, из его рта старчески тянулась вниз нитка слюны, блестящим пятном увлажнившая добрую часть курчаво свалявшейся бороды. Васько, не так давно улегшийся спать, дремал, плотно прижавшись спиной к ящику.
— Ну как, никого не видал?- спросил Олекса, приоткрывая один глаз.— Проклятая железяка, все ребра мне продавала, того и гляди, синяк вылезет на пол бока.
— Не было никого, ночь светлая все как на ладони. Не может же этот колдун вообще не спать. Предлагаю, сегодня поспрашивать всех кого встретим, а иначе не знаю. С другой стороны, вдруг пока мы будем языки чесать, он себе потихоньку все плывет. Так нам его никогда не догнать, - ответил Дмитро, зябко кутаясь в  драную шубейку.
От звуков разговора спящие начали просыпаться. Васько брыкнул ногой, приподнял плечи к голове и громко зевнул.  Дед по-заячьи встрепенулся, обтер рот рукавом, посмотрел на Дмитра и сказал:
 -Огромное здрасти, попутчики, завтракать собрались?
—Можно и перекусить, - бодро поддержал Васько, сразу вскакивая на ноги так, что лодка зашаталась с борта на борт.
 — Тише, ты, неугомонный, всех потопишь, мы же на самой середине. Отсюда хоть в одну сторону, хоть в другую, выплывать, не меряно, может тебе искупнуться захотелось,  а я нырять на самом течении не желаю. Сядь живо, проглот!- прикрикнул на племянника Дмитро, отвязав с пояса меч.— Мало ли, хорош мечик, пять фунтов стали, но он на воде не удержит, - добавил Дмитро, раскрывая крышку ящика и подозрительно принюхиваясь.
— Не вороти носом дядя, припасики свеженькие,  сало и солонинка даже прикопчены. Крупа без жука, чего еще надо? Эх, да чего хорошо же здесь, воля, простор, получим награду от князя. Может, и правда отхватим поместье где-нибудь неподалеку, а дяденька?- спросил Васько, бережно лелея в руках недоеденный вчера кусок сала.
— Полож на место,  ты тут не один. Есть рядом люди и постарше тебя. Дурно тебя сестра моя воспитала,  видать мало била, но мы сообща можем возместить тебе недоимок,  а то сильно в тебе здоровье играет, аж через края хлюпает. Быстро разбери ларь и посмотри что на дне. Чую на самый, испод, такие как ты, яйца положили, не самые свежие,  а я то чую, знакомой тухлятиной попахивает, - сказал Дмитро, подозрительно косясь на все еще валяющуюся под ногами снулую рыбу, так и оставшуюся без употребления после вчерашней дедовой рыбалки.
Олекса во время этого разговора постоянно  всматривался вдаль. Он приподнялся на ноги, посмотрел пристальней и сказал.
— Давайте поедим быстрее, похоже, впереди селение, пока нас течение туда донесет и потрапезничаем, и приведем здесь все в порядок. Слышишь дед, жарить пока твой улов нам некогда,  так ты выбрось пока что рыбу вон, понадобится, свежей наловишь. Вроде бы ничем таким не занимаемся,  а времени на остановку совсем нет.
Бровко вычерпал ковшиком накопившуюся за ночь воду, повыбрасьвал всех рыбин кроме одной,  а последнюю,  самую большую очистил от чешуи, распотрошил, ловким движением откинул, поддев ножом внутренности, и обильно присыпав солью, начал аппетитно чавкать, быстро откусывая большие куски сырой рыбы, начав с хвоста. — Чистить хорошо надо, - пояснил он, плямкая и подбирая мокрыми губами текущую из рыбины красноватую сукровицу. — А то жарко сейчас, может и червь нутряной в середину попасть. А если вот так - то ничего. Авось, минует меня чаша сия. Мы, когда огонь не можем добыть, так делаем, здорово сил добавляет.  Гребешь потом по пол дня и ничего, не устаешь, - добавил дед, отрывая от рыбьей спины длинный кусок мяса, жирно выделявшийся возле хребта.
Васько, брезгливо смотря на лодочника, несколько раз непроизвольно сглотнул, сдержав в желудке только что съеденные сухари.— Слышишь Бровко, нечего возле нас грязь разводить, воняет от тебя гнилым омутом, умойся что ли, а то вон борода твоя как клеем взялась, - сказал Олекса, невозмутимо накладывая на черствый хлеб изрядный кус солонины.
— Видел я такие повадки, только не в наших краях. Печенеги те могут и сырое мясо отрезать и съесть. Думается мне, что от
такой еды зело злобнеют люди, - задумчиво сказал Дмитро, наклонив голову вниз.
— Дядюшка, давайте где-нибудь пристанем, пока до людей не добрались,  а то впереди похоже бабы, а мне по нужному делу хочется, кустики проведать, - попросил Васько, жалобно теребя Дмитра за рукав.
Олекса с дедом весело засмеялись. Бровко повалился на дно лодки, дергая ногами, упустив за борт обглоданный  рыбий, скелет.
 — С лодки учись облегчаться, вон отвернись на другую сторону, чтоб голым задом не светить, а баб не бойся, они и не такое видели, их просто так не испугать,- сказал Дмитро, улыбаясь.
Над рекой раздавалась звонкая девичья песня. На высокой прибрежной траве длинными полосами лежали еще желтоватые, не тронутые солнечным светом холсты. Присевшие, на специально выложенных, у самой кромки воды камнях, молодые женщины выколачивали короткими палками белье.
—Красавицы! – крикнул вставший в полный рост Дмитро. Он по-молодецки приосанился, повернулся бочком и продолжил.— Не видали, такого себе урода в челноке, шуба драная, шапка кожаная. Может, проплывал мимо вас, скажите милушки ради нашего спокойствия. Друг это наш, никак не догоним.
— Парень ты видный, а друг у тебя урод, не бывает такого,  - закричала бойкая бабенка, подтягивая узел на цветастом платке.           — Оставайся у нас, наши мужики который день на острове рыбу ловят, вон в той стороне, - она взмахнула рукой куда-то вдаль.
— Благодарствую милая, недосуг нам сейчас, может на обратном пути, - прокричал Олекса и, сильно подгребая веслом, за несколько взмахов вытолкнул лодку обратно на течение.
— Да, с такой погоней надо нас гнать  в шею поганой метлой, придется нам сесть на весла, небось, волхвина уже далеко впереди. Копает себе воду веслишком и горя не знает. Надо было нам лошадей брать, да по бережку, вдоль реки, мы бы его скоро достигли. На узком месте я его легко достал бы стрелой, и все, справились. И я, дурак, сразу головой не подумал, теперь вот мучаемся,- Олекса покачал головой, сокрушенно глядя на спутников.
— Не надрывай и себе сердце, и нам. Лошадки, они денег стоят, уж я-то знаю. Куда дешевле отправить нас на этой коряге, если и потонет, никто не заплачет, тем более тиун, - сказал Дмитро, бережно перекладывая в своём мешке сверточки и скляночки. Он внимательно осмотрел потершиеся места, затянул шнур и отложил  мешок и бережно прикрыв его валявшейся под ногами тряпицей.
За время разговора течение отнесло лодку от берега и вместе с плававшими вокруг, притопленными от долгого лежания в воде, стволами, начало поворачивать к небольшому песчаному островку. Он полого поднимался над водой, видимо всего пару лет назад, намытый половодьем. Среди грязного песка, черными проплешинами, матово отсвечивая боками, лежали несколько валунов. Возле самого большого камня, косо наклоняясь, стоял хилый навес. Над маленьким костерком висел закопченый котелок, возле костра никого не было.
Дмитро поднялся в лодке в полный рост, затем даже влез ногами на ящик, обозревая островок. На другом его конце он заметил около десятка бородатых мужиков, ставших в ряд, и один за другим, бредущих в воде. Последние из них держали над водой только головы. Они все медленно продвигались навстречу течению, несколько ребятишек брели по колено в воде, лупя по сторонам длинными палками, видимо, нагоняя прячущуюся под берегом рыбу, прямиком в отцовский бредень. Брызги фонтанами летели во все стороны.
— Васько,  а ну давай, шевельни веслом со своего краю. Пристанем. Видно эти славные мужи давненько здесь мокнут. Мы с Олексой сходим, попытаем народ, им отсюда все хорошо видно, может и подскажут что, - сказал Дмитро, отвязывая от пояса меч.— Не станем их понапрасну пугать,  а то ничего не скажут.
— Сходим, а чего не сходить, - согласился Олекса.— Ты дед, из лодки не шагу, ясно? Даже и не показывайся, видок у тебя больно убогий, так и мнится мне, на тебя глядючи, что ты не лодочник, а всю свою жизнь, где-нибудь на паперти побирался. Причем, в глухой деревне.
Бровко обижено посмотрел на воина, пожевал губами, но, так ничего и не сказав, перешел на нос, повернувшись к спутникам спиной.
Лодка мягко уткнулась в песок. Васько подвинул деда рукой, выпрыгнул на берег и, потянув за веревку, подтянул ладью на себя и обмотал свободный конец вокруг камня.
— Не надо так платно обвязывать. Вдруг народец попадется бойкий и нам случиться уносить ноги. Постой тут, пока мы обернемся,  - сказал Дмитро, ласково поглядывая на племянника.
Олекса, подошел к Ваську и одобрительно потрепал его по плечу.
 — Слушай дядю. Он тебя худому не научит, в пути сам видишь: это тебе не кобылам хвосты заплетать. Здесь все другое. Друзей нет, всякий может навредить. Вот вернемся, ежели захочешь, устрою тебя в княжескую сотню. Ну, в том случае, если не даром съездим.
Пока они разговаривали, три ближайших мужика отделились от своих и, подхватив неизвестно откуда взявшиеся увесистые дубины, не спеша двинулась к путешественникам.
— Мир вам, труженики, - мягко сказал Дмитро, поднимая правую руку в приветственном знаке известном, наверное, всему человечеству. Левую руку он повернул ладонью вперед, как бы невзначай показывая, что она пуста.
— С миром доброго человека завсегда принимаем, такому даже и звери рады, - сказал остановившийся поодаль рыбак и опустил дубину. Остальные двое, покосившись на говорящего, стали у него по бокам.
— Дорогого дружка нагоняем, с княжей милостью. Никак не догоним. Может, вы поможете, не видали ли, челнока на реке? Одет бедно, шапка на нем кожаная, не видный весь из себя. Боимся, пропадет человек без нас, - продолжил ласково Дмитро, глядя прямо в глаза рыбакам.
Они переглянулись и покачали головами.
— Без одного дня седьмицу рыбалим, но на низ никто не проплывал. Наверх к селу сено возили - это точно, а челнока не упомним,- сказал самый молодой из рыбаков, задумчиво опершись обеими руками на дубину. Двое старших согласно закивали головами.
— Ну, спасибо на добром слове, - тонким голосом сказал Олекса, прекращая незаметно поглаживать левую сторону своего плаща.
— Хотите, рыбкой вас в путь наделим, юшка скоро поспеет. Похлебаете горяченького, вот скоро бреденек вытащим, сами отберете, на что глаз ляжет, - сказал один из рыбаков.
— Нет спасибо,  недосуг нам. Похоже, мы здорово отстали от того, которого ищем. Надо дальше плыть. На обратном пути, если примете, заплывем на гости. А рыбки нам не надо, свою - лишнюю, недавно повыбрасывали, некогда готовить. Уж простите, что оторвали от дела, - сказал Дмитро, слегка кланяясь.
Рыбаки поклонились в ответ.
— Хорошим людям, завсегда рады, - сказал молодой, и они вернулись к своим товарищам, уже начавшим закруглять бредень к берегу, Тишина на острове сменилась веселыми криками и хохотом.



                ГЛАВА  7.
                АЛЕКСЕЙ.               
С работы домой Леша старался ходить пешком. После тридцати у него стал расти живот, это раздражало, работа на свежем воздухе давно стала привычной, и худеть не помогала. Честно говоря, ходьба тоже помогала мало. Для результата был необходим спорт и меньше жрать, но лень была на чеку. Дома от увлечений молодости осталась красная пудовая гиря и библиотека книг по единоборствам, пыли на которой собиралось все больше. Ходить было жарко, однако, поездки летом в троллейбусе дело вообще неприятное.
Сегодня Леша шел домой один. Обычно он ходил домой с Серегой: дружили со школы, получилось так, что работали вместе, да и жили по прежнему на одном районе. Вдвоем идти веселее, и красивых девушек можно заметить вдвое больше. С годами это стало своеобразным спортом. Но, после работы, Сергей остался в центре города, его пригласили на пиво друзья по прежней работе. Это оказалось кстати: Алексей шел и думал о том, что сегодня случилось.
В жизни  простого человека серьезные события – вещь редкая. Привыкнув жить тихо и спокойно, он избегает всего необычного. Падение в провал вызвало у Алексея множество различных ощущений. Все случилось так быстро, что он почти не успел испугаться. Сейчас же, спустя несколько часов, главным чувством было удовлетворение. Ведь ситуация была довольно неприятная, а выйти из нее получилось нормально. И ребят не пришлось звать на помощь, и сам практически не пострадал.
Алексей не торопился. Сегодня спешить ему было некогда. Жена и сын уехали, сначала к теще с тестем, а потом собирались поехать на море. Три недели взаимного отдыха, Леша любил жену, но время и быт берут свое – иногда друг от друга надо отдыхать. Программа на вечер была определена: выключить телефоны,  пиво и телевизор.
Алексей вошел в магазин. После уличной жары магазин с кондиционером казался бассейном с прохладной минеральной водой. Но купил Леша совсем не минералку.
- Двухлитровую светлого и четыре пачки сухариков «Холодец с хреном».
Усталого вида продавщица нервно сказала:
- Десять копеек найдите.
- Поищем,- ответил Алексей.
Расплатившись, он пошел к выходу. Кондиционированный воздух охладил его, вечер обещал быть приятным, настроение поднималось. «А жизнь то - налаживается»,- вспомнил Алексей фразу из известного анекдота, и оставшийся до дома километр прошагал в радостном предвкушении.
Подойдя к подъезду, Алексей увидел Кузю, своего кота. Судя по довольному виду, светло-серый  Кузя совсем не обращал внимания на жару.
-Ну, пошли, бандит,- сказал Леша. Кот радостно подбежал к хозяину, но в последний момент изящно уклонился от протянутой руки и почему-то попятился.
-Что с тобой, балбес?- спросил Алексей. Кот отбежал и сел на утоптанном газоне, возле старой липы.
- Ну, да и хрен с тобой, проголодаешься, тогда придешь, - раздраженно сказал хозяин. – У меня пиво греется.
За кота Алексей не переживал. Кузя смело и свободно бродил по всему микрорайону, весь подъезд его кормил,  да и мусорных ящиков вокруг в достатке. Летом, а тем более весной,  кот очень редко приходил ночевать.
Поднявшись на третий этаж, Алексей повернул налево, открыл обитую коричневым дермантином дверь и вошел в квартиру. В квартире была чистота и пахло можжевельником. Пахла травяная подушка в комнате сына – сувенир из ближайшего православного монастыря. На кухне к холодильнику магнитом в виде слоника была прикреплена записка: «Не балуйся без нас!».
- Ага, как бы ни так!- сказал Алексей и сунул двухлитровку в морозилку.
Поставив термос и грязные банки в мойку, Леша ногой запихнул рабочую сумку под кухонный стол. Глянув на стопку новых полиэтиленовых пакетов, Алексей вспомнил о колокольчике, лежавшем в сумке в точно таком же пакете. Он достал сумку из-под стола и вытащил из нее пакет с колокольчиком, больше похожим на кусок глины. Пакет зашуршал, и вдруг по телу Алексея пошла мелкая дрожь, в глазах потемнело, навалилась тошнота. Он бросился в прихожую, на ходу бросил колокольчик на полку для обуви и рванул дверь туалета. Быстро склонившись над унитазом, Алексей обнаружил, что тошнота прошла. «Блин, достала эта жара, перегрелся, наверное. А может быть давление. Ну, ничего, я его сейчас пивом отрегулирую».
Выйдя из ванной после  прохладного душа, Алексей принес в зал пиво, сухарики и высокий красивый стакан. Поставил все на табурет, стоявший возле дивана, включил DVD,  телевизор, достал с полки диск с  Comedy Club. Вечер обещал быть чудесным.

                ГЛАВА  8

                ДАВНЕЕ  ВРЕМЯ.
Олекса и Дмитро забрались назад в лодку и уселись на корме. Васько поднатужился, приподнимая немного нос лодки, оттолкнул ее и, навалившись на борт животом, ввалился внутрь, задев ногами деда Бровка, по прежнему что-то бормочущего себе под нос.
-  Неважные у нас дела, - сказал Дмитро, вполголоса, почти на ухо Олексе.— Потеряли волхва. А может быть, пока мы тут пропадаем от сырости на воде, он уже где-нибудь тихонько пристал, бросил свою долбленку и спокойно по бережку направляется обратно, в Киев, смущать народ. Тиун нам этого не простит, никогда.
— И не только тиун, подумай скольким людям этот змеина как кость в горле. Прошибем, на нас всех можно спокойно ставить крест.- Олекса недовольно скривился и немного помолчав, продолжил.— Не хотел я тебе говорить до времени, думал, не понадобится, но видать пришло времечко, эх грехи наши тяжкие!- он вытянул руками подкладку плаща, на которой сидел и показал Дмитру вшитый потайной карманчик.
— Ловко придумано, хорошее дело, золотишко прятать, у купцов таких захоронок навалом, но у военного человека впервые вижу, - сказал Дмитро усмехаясь.
— А мы что не люди? Мало ли вокруг неспокойных до чужого добра. Не это главное, на вот, погляди на эту штуку, что скажешь?- Олекса положил в ладони Дмитра нечто завернутое в старую суконную тряпицу.
Дмитро бережно развернул рыжее вытертое сукно, ожидая увидеть все что угодно, вплоть до россыпи драгоценных камней некогда виденных им, на богатой всем на свете, площади Хивинского базара. Он даже сначала не понял, моргнув глазами несколько раз. На тряпице лежала высушенная до черноты утиная лапа, с темно-желтыми, остренькими коготками.
— Что это за хрень такая?- недоумевающе спросил он.
— Не поверишь, Варсонофий дал. Тот монах, что у тиуна Савелия был. Я вот эти два дня все о нем думаю, уж точно ли он монах? Пока я тебя дожидался там, вручил он мне сию гадость.- Олекса с отвращением размотал тонкий шнурочек, которым была обмотана лапка.— Говорил, что ежели потеряем колдуна, то надобно привязать ее на что-нибудь, а кулдышка на него как раз и укажет. Колдун лапу обронил, когда бежал,  а Варсонофию ее доставили, уж не знаю кто. Похоже, у него свои люди везде и о таких вещах он подозрительно много знает.  Вот и думаю я, не скрывается ли под клобуком совсем другой человек.
— Ты по привычке со всех сторон измену видишь. Может должность у него такая, на веку как на долгой ниве, чего только не нахватаемся. А он все-таки, с такими делами давно связан вот и разумеет что к чему. У нас, в торговых походах и не такие люди были, просто диву давался что вытворяли. Вспомни хотя бы из писания, Симона-волхва, на Востоке, таких, хоть пруд пруди, плюнь и наверняка попадешь в ворожею али гадателя. На куриных костях кидают или в грязюку смотрят, за медную полушку чего хошь напророчат. Мы же не знаем, откуда родом сей Варсонофий, по выговору сразу не определить, но что он не из наших краев, это точно. Мое ухо такие вещи сразу ловит, - сказал Дмитро.
Васько сидел посередине лодки, то прислушиваясь к разговору, то поглядывая на деда Бровка продолжавшего бормотать себе под нос шепотом что-то неразборчивое.
Над рекой, иногда поднимался ветерок, чертя на воде полосами легкой ряби и вынося на простор, запах цветущих в полную силу лугов.
— Слышь, помощник, - сказал Олекса, обращаясь к Ваську.— Подай-ка мне вон тот прутик, - и показал на веточку, валяющуюся у его ног.
Васько наклонился и подал Олексе уже начавшую подсыхать, длинную, изогнутую, ивовую лозину.
Как раз, то что надо, - сказал Олекса, обломав тут же края, оставил более-менее ровную середину, затем навязал причудливым узлом на тонкий конец шнурок с лапой и воткнул это все в одну из дырочек в верхней доске борта. Утиная лапа закачалась из стороны в сторону,  потом закрутилась и утолщение  сустава, уставилось прямо вниз по течению.
Дмитро с интересом наблюдавший за всеми процедурами товарища сомнительно покачал головой
.— Не знаю точно, есть ли про такие дела строчка в списке грехов, или во время исповеди нам как вкатят епитимью,  так что всю голову придется поклонами разбить. А если нам вменят колдовство, то все, получим анафему и кончилась наша многострадальная житуха, это к бабке не ходи.
 — До такого, еще дожить надо, ты сильно не переживай, напарник. Домой могут вернуться не все,- Олекса заливисто захохотал, откинувшись немного назад.— Шучу я, с такой штукой, мы хозяина этой лапы быстро изловим, если конечно она действует верно.
Внезапно лодка закачалась, с борта на борт, в спины сидящим ударил сильный порыв ветра, сорвав мешковину с лавки, и моментально забросил ее высоко вверх, она закружилась в восходящем потоке воздуха, распугав кричащих, встревоженных чаек. Птицы пикируя старались поскорее удалиться от того места, где была в этот момент лодка. Небо стало серым, воздух казалось, сгустился и тонко зазвенел в ушах, Олекса с Дмитром схватились за оружие, Васько глядя на старших,  вытащил из-за пазухи нож  и беспокойно закрутил головой, стараясь понять, что именно сейчас про исходит.
Над лодкой раздался короткий и мелодичный перезвон колокольчика и сразу же река побежала быстрее, солнце зашаталось от горизонта к горизонту, потемнев до темно-багрового цвета, окрасив начавшие мелькать мимо берега мертвенными тонами. Лес, росший на высоких берегах, сплылся широкими полосами, сидящие в лодке оцепенели с силой схватившись за борта. Только на Бровка происходящее, казалось не произвело никакого впечатления. Он по прежнему сидел, скорчившись на носу, продолжая что-то тихо бубнить самому себе.
Колокольчик зазвонил еще раз, и окружающее пространство как бы свернулось вокруг лодки тугим, быстро вертящимся шаром. Лица сидящих посерели и их черты расплываясь, стали меняться до неузнаваемости. И вдруг, колокольчик перестал звонить. Небо сразу очистилось, лодка, повертевшись на месте, остановилась.
- …….. .- сказал Олекса, с изнеможением роняя на дно лодки топор.
- Гнилое слово, но иначе не скажешь, - добавил Дмитро, трясущимися руками вкладывая меч в ножны.-  Никогда не думал, что придется пережить такое. Но испуг, то ладно,  вопрос в другом - где мы?
По берегам лес уже не стоял так густо как возле Киева, редкие рощицы пятнами выделялись то там то сям. Река стала на много шире. На безлесных холмах седели серебристые шапки ковыля. Горячий воздух дурманяще пах горько-пряным ароматом полыни. Даже опытный взгляд не смог бы обнаружить вокруг ни малейших признаков жилья, непуганые птицы казалось вот-вот начнут садится прямо на руки, знойная тишина легла на все.
— Дядюшка! - крикнул опомнившийся Васько.— Что же это подеялось с нами?
   - Не знаю, но чудится мне, бывал я в этих краях. Здается, закинуло нас далече на полдень, в самую середину половецких земель, - сказал Дмитро.
— Эй, дед, - позвал громко Олекса.— Местность знаешь? Головы нам здесь не открутят?
— Пороги скоро,  приставать надо, обычно пеши ходят, смотрят, а вам теперь куда надо?- спросил Бровке безучастным голосом.
— Ты кормчий,  вот ты нам и скажи, нет подожди, смотрите куда лапа показывает, - сказал Олекса тыча пальцем на спокойно висящую утиную стрелку.— Начала забирать влево,  что в той стороне,  Дмитро?
— Ничего хорошего,  просто дикое поле. Отсюда на восход никто не ходит,  путей таких нету. Торговые шляхи начинаются дальше за порогами. Немного подале  должен быть волок, теперь я вспомнил, - сказал Дмитро.
—Ежели вы уже не торопитесь,  то я не буду пока грести, здесь медленно подплывать надо, - вяло сказал дед в бороду.
 —Раз так надо,  то не греби, кто тебя заставляет.  Мне кажется что ты досе на веслах не здорово изнемог, - сказал Олекса отвязав от ветки шнурок, обмотал его вокруг лапки и положил ее в подкладку плаща.— Суконку ветром унесло, - пояснил он.
Издалека начал доноситься монотонный гул,  течение стало быстрее. Вдали на глади реки показались влажно блестящие зубья валунов. Саму, казалась необозримую, ширь Днепра начали обжимать поднявшиеся с обеих сторон каменистые берега.
— Все, Васько. Тяни деда, садитесь на весла, пока нас в самое пекло не унесло, - крикнул Олекса.— Правьте вон туда, - он указал на место, где прорезая толщу земли, впадала в Днепр небольшая, безымянная речушка.
— Лучше причалить за теми деревьями, - посоветовал Дмитро, имея в виду три чахлые ивы небольшим шатром поднимавшиеся среди редких кустиков, сразу за узким устьем.
Лодка, наискось преодолевая течение начала подходить к левому берегу.
— Ану, подвиньтесь слабосильная дружина, - сказал Олекса, пригнувшись и держась руками за борта, чтоб сохранить равновесие.— Пропустите меня на нос, первым  хочу на берег стать. Подустал я на воде качаться,  голова начала кружиться, - он пролез между гребцами и взялся за причальный канат.
Под носом лодки заскрипели мелкие камни. Олекса осторожно ступил на берег и привязал лодку к стволу ближайшей ивы. Бровко снял с уключин Васьково весло, затем свое и бережно уложил их вдоль правого борта. Дмитро вышел из лодки последним, огляделся и сказал:
— Ночевать здесь будем, или дальше пройдем? Я предлагаю далеко не идти, над порогами обязательно кто-нибудь да сидит. Не успеет лодка выйти из порога, так сразу кидаются грабить, гады ползучие. А если лодка разбилась, то крючьями вылавливают, что не успело утопнуть.
— Нам такие гости не нужны, убить все равно всех не сможем, а ложиться отдыхать вечным сном в этом мрачном местечке, у меня нет желания, - сказал Олекса, внимательно глядя по сторонам.— Предлагаю устроиться на ночлег подальше от воды. Разложим маленький костерок, его, откуда ни посмотри, все равно не увидят. Вон под той скалой, углубление, будто для нас сделанное.
—Доброе слово, только вот не знаю, стоит ли нам лодочку нашу на берег вытащить и прикрыть ветками от дурного глаза, или так оставить, - сказал Дмитро выбрасывая на берег свои мешок вместе с полушубками.
— Дедуня, а ты что скажешь?- спросил Васько, дочерпывая ковшом опять просочившуюся в лодку воду. Дед Бровко, перешедший на корму, казалось не слышал, что к нему обращается за советом. Он достал из под рубахи начавшего пованивать тухлятиной карася, рассмотрел его, будто видел рыбину в первый раз и начал осторожно откусывать по кусочку, начав с хвоста. Медленно пережевывая, дед продолжал очень нечленораздельно рассказывать самому себе непонятно что.
Дмитро отвернулся, несколько раз сглотнул и с досадой плюнул в сторону.
— Не чищеную, да вдобавок непотрошеную, совсем дедок наш стал головой скорбеть,- сказал он племяннику.
— Да и заговариваться начал, никого уже не узнает,- сказал Васько.— Куда его теперь такого девать.
— Никуда. Ты вот что,  присматривай за ним со стороны. Убогий, какой с него спрос,- присоединился к разговору Олекса.
— Видал я таких,  они до поры не вредные, а потом раз, и подведет всех под монастырь. До ближайшего жилья знаете сколько? Правильно, отсюда не видно, посмотрим за ним до темноты,  а ежели что не так, предлагаю, его просто связать. День был такой что я просто с ног валюсь, а караулить помешавшегося всю ночь, утехи мало,- раздраженно сказал Дмитро.
— Будь милосердным дядюшка, он ведь безвредный, сам он никуда не денется, человек то тоже подневольный. Не своим желанием с нами дорогу мыкает, - сказал Васько, положив руку на плечо Дмитру и просительно заглядывая ему в глаза.
— Ладно, поживем-увидим, сбегай тут поблизости, дровишек подсобери. Да не вздумай далеко отходить, не к твоей будущей теще на блины приехали,- поучительно начал втолковывать Дмитро. - Попадется хороший дрын, так ты, его в общую вязанку не ложи, в руке держи, на опасный случай, он сгодится не хуже топора. Ну, ступай,  а за дедком мы сами пока посмотрим, - Дмитро смотрел в спину уходящего племянника, пока тот не скрылся за изгибом русла дугой уходящего в степь.


                ГЛАВА  9.
                ДМИТРИЙ.
     Окончание тихого часа определялось по звяканью замка отпираемого туалета, самые нетерпеливые рысью потянулись туда. Саша  достал из-под матраца сигарету и спросил:
  - Пойдешь?
  - Нет, не хочу.
   - Воспоминания напали?
      Дима кивнул.
      Саша, молча ушел в коридор, откуда сразу послышался его тихий, веселый смех и хриплый басок Петровича, они всласть смаковали свежий, тупой анекдот.
     Ужин подошел тихо и незаметно. Второй санитар разлил по тарелкам псевдомолочную кашу, причем никто из едящих так и не смог определить какой конкретно наполнитель был использован на этот раз. За столиками мнения разделились, в конце концов, из середины зала вылетело робкое предложение, обозначенное одним емким словом – ассорти.  К каше прилагался маленький, подсохший кусочек булочки. Темно-коричневые вкрапления на белом фоне доказывали, что в дни своей далекой молодости булочка была беременна маленькой толикой повидла. Местные эксперты начали судить по наждачной зернистости остатков повидла и единодушно пришли к выводу - грушевое.
       Петрович и медсестра с лекарствами по обыкновению составили дуэт, дежурные движения, заученные наизусть фразы. Вечерняя раздача медикаментов закончились намного быстрее, чем утром. Усталая медсестра уже не смаковала ощущения, делая уколы, больные покидали манипуляционную с все время сокращающимися интервалами.
     Прихрамывая на одну ногу, Дима с трудом доковылял до кровати.
  - Завтрашняя сестра покруче колет. Они работают по суткам,- утешил Саша.
  - И что, они ночью не спят?
  - Не смеши, дуют как сурки.
  - Ну а как же тяжелые больные, вон например Эдик.
  - Да всем на него наплевать, подумаешь какая важная птица. Таких за год в отделении знаешь, сколько проходит? И я не знаю, меньше знаешь - крепче спишь. Как  тебя после укола, не подтормаживает?
  - Нет вроде.
  - Я себе обычно вечерами, кружечку чайку хожу заваривать в душевую. Санитары дают попользоваться своим кипятильником. Обратил внимание, в палатах розеток нет. На тебя заваривать?
  - Не надо, я чай не очень люблю, тем более чифирь.
  - Я тоже чифирь не пью, так, крепенький купец. Надо же кровь после таблеток погонять для профилактики, - сказал Саша.
  - День прошел. Ты знаешь, я ведь ничего не делал, а устал хуже побитой собаки, спать хочу, но не могу, - пожаловался Дима.
  - Не переживай, скоро Петрович синенький фонарик включит. Вокруг тишина и покой. А ну покажи то колесо, которое тебе сестра втулила.
      Дима пошарил под подушкой и показал таблетку.
  - Не знаю точно, но поменьше чем аминазин, обычно таких не дают. Видно сестра расщедрилась, выделила из личных запасов, – Саша потер таблеткой по пальцу, а затем осторожно лизнул это место, - Похоже на димедрол, но не димедрол. Пей спокойно, наверно это, какое-то новое обезболивающее. Если не можешь заснуть, то это самое оно. Пошли в туалет, из крана запьешь, а я заодно покурю.
     В туалете засели Петрович с напарником. Они с жаром обсуждали итоги вчерашнего футбольного матча. Когда разбор игры дошел до того момента, когда игрок с иностранной фамилией дважды промазал по воротам, они в сердцах стали выталкивать больных в коридор.
  - Совсем оборзели, поганые рожи,  – прокомментировал Саша. - На лица даже не смотрят. Уродится у папы с мамой такая вот гадость, - ни себе ни людям. Не буду я сегодня просить у него урода, кипятильник, пошел он вон! Попросит еще подсобрать ему колес, тоже прикинусь отморозком.
  - Зачем ему колеса? Что он не может у сестры попросить?
  - Они таблетки в пиво добавляют, чтобы лучше вставляло, а сестры знают и ничего им не дают. Потому что они никто. Сестры – средний персонал, немного ниже доктора, а может и выше, потому что они в основном командуют. Доктора сюда очень редко заходят, им хватает и журнал почитать, кто как себя вел, а санитар – он вроде собаки, просто за порядком следить. Ну и пошли они вон, - уже спокойней сказал Саша. – Ты сейчас спать? Ну, давай, а я пока что еще тут поброжу по коридору, подожду, может злость выйдет. Мне нельзя ее на лице показывать, диагноз не тот.
       Саша, придерживаясь расстояния от стены в пятьдесят незыблемых сантиметров, приступил к круговому обходу коридора.
      В палате зажгли синий фонарь, за окном сумерки плавно перерастали в ночь. Сквозь навалившуюся тишину иногда проступали далекие гудки автомобилей. Большой город жил своей жадной, неумолкающей жизнью.
     Слабый утренний дождь совершенно заглушил невнятную команду - подъем. Свежий санитар, с лицом, будто приглаженным утюгом, вел себя очень робко, и казалось, не знал, куда пристроить длинные руки. Его напарник, надутый, словно мячик, бегло зыркал из- под заплывших жиром глазниц светлыми, поросячьими глазками.
  - Хватит на массу топить, - сказал Саша, теребя Димино плечо.
  - Такой сон перебил, - тихо сказал Дима, не открывая глаз.
  - Летал, прямо посреди облаков. Там такие плотные потоки воздуха, купаться можно, и вокруг столько простора.
  - Ты там своего дружбана Эдика, летящего встречным курсом, случайно не видел?
  - Нет. А к чему ты это спросил?
  - Откинулся товарищ.
      Дима сразу окончательно проснулся и сел на кровати.
 - Когда? – спросил он.
  - Сегодня ночью, примерно после двух.
  - Как же я ничего не слышал? – спросил Дима.
  - Ну и хорошо, что не слышал. Процедура малоприятная. Ты спал как убитый, зачем будить человека. Подумаешь, перегрузили его на каталку и увезли. Застряли, правда, в дверях, но ничего, протолкнули.
  - И куда повезли?
  - Понятно в морг.
  - А от чего помер, не говорили?
  - Да хоть от насморка, что захотят, то и напишут, поди, проверь. Родственникам, не все ли равно от чего дурак помер, ты поднимайся, завтрак уже привезли.
      Дима начал вяло застилать кровать.
  - Одно, меня сильно радует, - сказал Саша. – Помнишь, как эти козлы нас вчера из туалета вытурили, даже докурить мне не дали.
  - Помню.
  - Так вот, Петровичу с напарником и сестре, которая тебя вчера поковыряла, за этот месяц премии не видать. А это почти сорок процентов от ихней зарплаты. Они свою клизму от главврача уже получили. Видел бы ты их лица, я мельком подсмотрел и радовался изо всех сил.
     Уже сидя за столиком в столовой Саша добавил: - Теперь у меня целую неделю, будет хорошее настроение.
     Место выбывшего Эдика занял случайно приблудившийся к столику старик, отличающийся лошадиной вставной челюстью. Он шумно ел слипшуюся в один пласт вермишель, постоянно роняя по сторонам большие куски.
  - Надо подобрать кого-нибудь нормального за наш столик, воняет от этого деда – труба! – сокрушался Саша.
     Дима с отвращением проглатывал холодные, клейкие куски вермишели. Он, только молча кивнул.
     Завтрак закончился без разговоров.
     Худенькая, с короткой стрижкой, медсестра управилась с раздачей лекарств на удивление живо. Стоящий за ней длиннорукий санитар, судя по всему, вообще смотрел на свои прямые обязанности спустя рукава. Когда очередь дошла до Димы, сестра встряхнула окрашенными в густой рыжий цвет волосами и спросила:
 - Ты Варягов?
  - Да, - ответил Дима.
  - Тебе сегодня лекарств нет.
  - А укол?
  - И укола нет. Иди, подожди у выхода, на кушетке. Сейчас Василич соберет больных, пойдете к врачу.
     На кушетке уже сидело двое. Пока длиннорукий помогал сестре довезти тележку с лекарствами, толстый санитар уже отпирал двери. Васильевичем оказался он.
 – Так, все за мной, - сказал Василич, близоруко заглядывая в бумажку.
     За железной дверью оказался длинный коридор плавно изгибавшейся налево. Напротив широких окон, стояли новые, довольно удобные кресла. В коридор выходило несколько солидных дверей. Из-за последней, полуоткрытой двери доносилась назойливая телефонная трель. Трубку снимать никто не собирался. Санитар усадил Диму у дверей с цифрой 4. Номер, написанный от руки фломастером, косо приклеили скотчем крест-накрест.
– Жди здесь, тебя позовут, – объяснил Василич. Двух других больных, он повел в конец коридора, и они все с крылись, за такой же металлической дверью, как и та из которой только что вышли.
     Ожидание затянулось. По неясному бормотанию радио Дима понял, что ожидает доктора уже около двух часов. Он один сидел в коридоре, постепенно приходя к выводу, что, судя по всему, проблема времени в этом заведении никого особо не интересует. Несколько раз мимо проходили люди со стетоскопами на шеях и скрывались в кабинетах, но дверь с номером 4, оставалась плотно закрытой.
     Дима уже успел трижды пересчитать все трещины на потолке, мысленно переставил стулья, и уже было собрался погулять по коридору, когда долгожданная дверь отворилась, и оттуда выглянуло бородатое личико, украшенное круглыми, слабо тонированными очками. На человеке неловко висел темный пиджак, создавалось впечатление, что он в нем неоднократно спал, из кармана торчали рожки стетоскопа.
  - Заходите, - вкрадчивым голосом сказал он.
     Дима зашел в кабинет.
  - Садитесь,  вежливо предложил бородатый, указав на довольно приличный стул. Сам он сел за стол, гнущийся под  кучами папок, некоторые из бумажек валялись затоптанные на полу. - Насколько я вижу, вы чувствуете себя совсем не плохо, - начал он.
     Дима кивнул.
  - Я, так сказать, ваш доктор. Меня зовут Борис Витальевич, а вы, насколько я понимаю, Дмитрий Вячеславович Варягов.
  - Да.
  - Очень хорошо, - радостно сказал доктор. – Может теперь, вы попытаетесь вспомнить, как сюда попали. Постарайтесь рассказать. Если вдруг почувствуете что закружилась голова или начнете волноваться, тогда не надо, мы не торопимся, - доктор начал быстро писать в открытой папке.
  - Честно сказать, я не совсем понимаю, почему я тут у вас оказался, - начал Дима.
  - Вы приезжий?
  - Да, приехал к тете. Но я еще никогда в жизни не терял сознания.
  - Не волнуйтесь, такое может случиться с каждым. От разных небольших расстройств никто не застрахован, даже я, - утешил доктор.         – Так что же было дальше?
  - Ничего особенного, приехал, встал с поезда, вошел в вокзал. Дикторша начала объявлять, что скорый, такой то, опаздывает в пути на сорок минут. Сейчас перед объявлением передают нетто мелодию, не то курлыканье какое-то и вдруг у меня перед глазами все поплыло. Ничего не слышу, в ушах перезвон. Я подумал, что чем-то отравился, испугался, ведь мне еще ехать дальше. А потом, все поплыло еще сильней, и я оказался здесь.
  - Вы счастливчик, вам повезло, что вас не успели ограбить. Благо, рядом оказались милосердные люди, которые сразу вызвали скорую. Судя по описи, часы, мобильный, деньги, паспорт, все было при вас. Правда, это хорошая новость?
     Дима радостно улыбнулся.
  - А сейчас подсядьте поближе, - доктор достал из стола резиновый молоточек. – Положите руки на колени ладонями вверх. Так, хорошо, - и он неожиданно сильно ударил несколько раз по сгибам локтей, заставив руки дернуться. – Теперь снимите руки, - очередь дергаться дошла до ног. – Так, рефлексы нормальные, - сказал доктор сам себе. – Теперь встаньте поближе к окошку, вон там.
     Дима стал лицом к широкому решетчатому окну.
  - Поднимите верхнюю одежду, - попросил доктор, и тут же несколько раз черканул тупой иглой по животу, заставив самопроизвольно задрожать пресс. – Вы, наверное, раньше занимались спортом? – спросил он и, не дождавшись ответа, сказал: - Теперь следите за моим пальцем, - доктор медленно поводил пальцем из стороны в сторону. – Великолепно! Теперь ноги на ширину плеч. Закройте глаза. Руки вперед, дотроньтесь до кончика носа указательными пальцами. Спасибо, замечательно. Да вы не стойте, присаживайтесь, - доктор снова надолго углубился в папку. – Очень хорошо, а теперь постарайтесь припомнить, в вашей семье раньше душевных расстройств не было? ... Значит, не было, ага, так и запишем. Вы где-нибудь трудитесь?
  - На заводе, наладчиком оборудования, - ответил Дима.
  - У вас работа тяжелая?
  - Нелегкая, шурупы делаем.
  - И, наверное, в три смены?
  - Да.
  - Печально, - доктор сочувственно покачал головой. – Ваши дедушки – бабушки, еще живы?
  - Нет.
  - А от чего они умерли, не припомните.
  - От старости, им всем было за семьдесят.
  - Ну, это совсем не возраст, а чем они болели, не помните?
      Дима задумался.
  - Простудами, а умерли от чего-то сердечного. Точнее не знаю.
  - И не нужно, ясненько, - доктор снова начал писать. - В детстве вы долго мочились в постель?
  - Просто не помню.
  - А в более взрослом возрасте таких случаев не было?
  - Нет.
  - В армии служили?
  - Да.
      Доктор надолго замолчал, а затем продолжил:
 - Ну, что-ж, никакой патологии я не вижу. Вас завтра выпишут. Маленькая просьба, если не можете сменить работу на более легкую, постарайтесь хотя бы не переутомляться. Если вдруг возникнут головокружения, потеря памяти, не улыбайтесь, это очень серьезно, - сказал доктор, неодобрительно посмотрев  на самодовольно ухмыляющегося пациента. - Так вот, если с вами случится нечто подобное, а я уверен, что это возможно, не постесняйтесь обратиться к врачу по месту жительства. Например, к невропатологу, выписку из истории болезни вы завтра получите на руки, я сегодня все подготовлю. Кстати, за эти дни, что вы пробыли у нас, вам положен законный больничный.
  - Я в отпуске.
  - Вам продлят отпуск на эти дни.
  - Спасибо, не надо, - сказал Дима.
  - Напрасно. Вы боитесь подавать в бухгалтерию больничный с нашей печатью? Ну что ж, я вас понимаю, но с другой стороны, тут стыдиться нечего. Мы не пишем дурных диагнозов. Не понимаю, почему многие думают, что обыкновенный геморрой, это намного лучше самого простого невроза. Обратите внимание.
  - Нет, спасибо не нужно.
  - Ну, раз вы так решили, хорошо. И еще один маленький вопрос, вы стихи пишете?
  - Нет, - ответил Дима, - Не пишу.
  - А в школьные годы? Так сказать, метания молодости.
  - Тогда немного писал.
  - У меня к вам будет одна маленькая, личная просьба, вы ведь не откажете?
  - Какая, например?
  - Дело в том что, посетители нашего отделения очень дружны с музами. Я собираю стихотворные произведения, написанные, так сказать, в этих скорбных стенах. Попробуете? Хотя бы несколько строк. Можете не подписываться. Ну как?
  - Хорошо, попробую.
     Доктор удовлетворенно потер ладони.
  - Вот вам чистый конверт, напишете на нем Борису Витальевичу и отдадите медсестре. Если хотите, заклейте его, уверяю, никто кроме меня не прочтет. И вот вам, три листа бумаги и ручка. Попытайтесь, этим вы меня очень обяжете, - доктор вложил Диме в карман конверт, ручку и бумагу. Затем пожал руку и сказал:
 - Подождите санитара в коридоре, он вас проведет в отделение. Ну, не хмурьтесь, такие у нас порядки, - и осторожно прикрыл за Дмитрием дверь.
     Санитар уже беспокойно бродил по коридору.
  – Тебя что, там пытали? Чего так долго?
  - Зайдите, спросите у доктора, - сказал Дима.
  - Да, ну их. С ними только свяжись. – Василич от волнения обильно вспотел. Его толстое лицо, даже при свете дождливого дня блестело, будто намазанное маслом.
  - А куда подевались остальные? – спросил Дима.
  - Их перевели в другое отделение. Пошли, а то, туда-сюда и уже обед, - Василич непроизвольно, жадно сглотнул.
     В отделении все было по-прежнему. Медсестра одиноко красовалась в окошке, поправляя длинной пилочкой выставочные ногти, не забывая время от времени делать заметки в журнале.
     Народ бродил кругами по коридору, наматывая ежедневные километры. Саша лежал на кровати, философски разглядывая, как за окном вялый дождь неспешно шевелит листвой.
     Дима поудобней устроился на своей кровати, выложил письменные принадлежности рядом на одеяло и задумался.
  - Тебя, похоже, после посещения доктора апатия во всю плющит, - сказал Саша.
  - Да доктору пообещал составить стишок. Он типа их собирает.
  - Пусть в книжный зайдет и там возьмет даже на вес.
  - Он собирает те, которые написаны здесь. У нас, на дуре.
  - Ну, давай Некрасов, не облажайся. Накропай ему такого, чтоб у него глазенки повылазили.
  - Попробую, - Дима задумался.
      После обеда, когда Саша пошел курить, Дима опять сел за бумагу.
     Время уже подходило к ужину, когда Дима удовлетворенно начал переписывать строки на чистый лист.
     Саша наклонился Диме через плечо и вслух прочитал:
                СМЕРТЬ ПЕГАСА.
     На днях Пегас подох.
     Сестра колола строго,
     Отдал последний вздох,
     Загнулся у порога.
     Санитар ужасно рад,
     Уже бежит с отверткой,
     Подковы крутит – гад!
     Сказал, возьмет ребенку.
     А крылья спилил маньяк,
     Из нашего отделенья.
     Сказал: это доктору знак,
     В защиту от невезенья.
     А тушку снесли в пищеблок,
     Кричи теперь, не кричи.
     Колбаски под потолок,
     Увидели утром врачи.
  - Ты чо творишь? – спросил Саша.
  - Да вот, мучился, мучился, и получилось, - ответил Дима.
  - Не вздумай такое доктору отдавать, авангардист ты наш.
  - А что, плохо?
  - Ну ты и напутлял, мама дорогая. Надо было писать про цветочки-пчелочки, бантики-тычинки. Короче про фигню, а ты их так продернул, по полной.
  - Ну, напиши ты, а я положу в конверт. Перепишу и все, - предложил Дима.
  - Что я дурак? Сам подставляйся, если жизнь скучная. Хотя, какой с тебя спрос, пиши что хочешь. Мы все тут, - Саша покрутил пальцем у виска.
      Дима надписал конверт, вложил чистовой вариант внутрь, и старательно поводив языком, заклеил.
  - Пойду, отдам медсестре, - сказал он.
  - А я схожу, покурю. Ты меня убил своим шедевром,- сказал Саша. – Классики отдыхают.
      После ужина Дима лекарств не получил.
  - А на укольчик зайдите, сказала медсестра.
  - Меня же собрались выписывать, доктор сказал, - возразил Дима.
     Сестра закатила вверх глаза, всем своим видом изобразив неумолимость местного закона, которому должны подчиняться все.
     Сразу сообразив, что лишние возражения могут усугубить ситуацию, Дима, молча, последовал за сестрой в манипуляционную.
  - Боишся уколов? – спросила сестра, нежно клацая длинным ногтиком по ампулам.
  - Нет, но ничего особо приятного не чувствую.
  - Почему же, некоторым даже нравится, - сказала сестра и легко хлопнула по ягодице ладошкой, между пальцев оказалась игла. Сестра мягко присоединила шприц. – Не бойся, я делаю с новокаином, - утешила она.
      Судя по ощущениям, новокаин она добавить забыла, но, во всяком случае, со своими обязанностями справлялась на порядок лучше своей вчерашней коллеги.
     Перед сном Дима с Сашей разделили обрывки спортивной газеты, которая уже неделю бродила по отделению. Обсудив состояние кортов Уимблдона и общие перспективы большого тенниса в целом, они спокойно заснули под мягкий шум дождя.



                ГЛАВА 10.
                ДАВНЕЕ ВРЕМЯ.
Олекса уже расположился под скалой, живописно разбросав полушубки и положив один из них себе, под голову, задумчиво начал жевать сорванную травинку,  чертя палочкой на песке волнистые линии.
— Смотри, что у нас получается, - сказал он Дмитру, устало опустившемуся рядом с ним. - Выходит, проклятый волхвина знает о нас и играет как лиса в дырявом курятнике. Спиря, на что был опытным бортником,  а раз, и где он теперь? К нам, небось, еще не доплыл,  днями доберется. Вдобавок,  ты слыхивал, когда-нибудь о такой езде, как нынче, бабкины сказки не в счет? Ну, вот и я не слышал,  похоже, обложил он нас со всех сторон.  Не направляемся ли мы, аки агнец на заклание?
— Погоди, - перебил Олексу Дмитро.— Много верного ты говорил, но сам посуди, мы почти добрались. Глубоко в степи вражине  делать нечего, значит капище где-то неподалеку, не вниз по Днепру,  а прямиком в поле. Ведь примерно сюда прибивало Перуна в последний раз, какой смысл ему бежать невесть куда?
 — Верно, смысла нету. Но кто знает их собачьи повадки, они народ смурной, их как орешек, сразу не раскусишь. Эх, сюда бы того Варсонофия. Хотелось бы мне посмотреть, как он на нашем месте начнет ворочаться, небось сразу краски с лица сойдут, - сказал Олекса, начав выкладывать из крупных камней будущее кострище.
День начал клонится к вечеру, от реки потянуло прохладой. Солнце оставило на редких облачках розоватый отсвет, В степи оглушительно затрещали сверчки. Едва различаемый, под огромной вязанкой хвороста, наконец-то появился Васько, тяжело дышащий под своей ношей.
— Где шлялся, непутевый, кому я толковал, чтобы далеко не заходил, - суровым тоном начал отчитывать Васька Дмитро.
— Остынь наставник, - мягко сказал Олекса.— Не для себя же парень старается, он и так не знает, как тебе угодить.  Ты еще его розгами поучи на сон грядущий.
—Нету поблизости дров, пришлось по одной хворостине собирать. Там немного дальше есть несколько ручейков,  так вдоль них можно подняться прямо в степь. Я сильно не высовывался, но поглядел по сторонам. По буграм такие дивные птицы ходят, ну размером примерно во, - Васько широко развел руки.— Шеи длинные, перо серое,  важные также. У нас, такие не водятся.
— Откуда ты знаешь, что у нас водится.  Ты курицу не в супе, когда первый раз увидел,  а туда же, охотник выискался, - сказал Дмитро, высекая огонь на мелкую щепу.
Сухие дрова весело затрещали, положив играющие блики на прибрежную воду, и осветили светлый силуэт деда Бровка, по-прежнему, сидевшего в лодке. Лишь изредка он опускал сложенную лодочкой ладонь за борт и жадно пил, большими глотками проточную воду. После захода солнца он замолчал, уставившись широко раскрытыми глазами на противоположный берег и уже не шевелился. Только иногда его рука машинально опускалась в воду, зачерпывая животворную влагу, которую он попеременно отправлял то в рот, то поливал седые, прилизанные волосы на голове.
Дмитро принес из ящика соленое сало и сухари, бережно разложив все это, на три равные кучки и сказал:
— Чем богаты - угощайтесь. Конечно, хорошо бы зелени сюда, но другим разом соберем, не до жиру.
Олекса, нанизав свои куски на палочку, смотрел, как падают в костер голубые, шипящие на углях капельки жира,  подгорая, они серым дымком распространяли в свежем ночном воздухе сытные, жирновато-ароматные запахи жарящейся свинины.
— Совсем как на Ивана-купала,- сказал подобравшийся к самому костру довольный  Васько, быстрыми движениями пропитывая стекающим жиром сухари.
— Солью не забывай присыпать,  а не то желудок прослабит, - сказал Олекса, щедро посыпая ноздреватой, взявшейся от влажности большим куском, солью, из кожаного мешочка.
Около получаса все молчали, пережевывая скудный ужин, затем Дмитро сыто потянулся, поворочался с боку на бок и предложил.
- Думаю, нынче ночью дежурить не станем, просто потушим костерок и все. Луны не видно, а в потемках нас и дурная собака не нанюхает.— Васюнчик, сгоняй за водой, притушим костер, а утро вечера мудренее. Потом порешаем, что дальше делать. А ты что скажешь, Олекса?
— Мне кажется, мы тут, вдвоем командуем, что касается нападений, или там доброй рубки, то это ко мне, а насчет распорядка в пути, у тебя больший опыт, вот ты и командуй, Мой топор всегда со мной. Что будет, то и будет, - сказал Олекса, поудобнее устраиваясь под скалой и запахивая поплотнее полы плаща.
Васько принес, держа в вытянутых руках, намоченную в реке ветошь и отвернув голову набок, выкрутил ее над огнем. Столб белого пара поднялся вертикально. Прохладный, ласковый ветерок отрывал от него маленькие, быстро таявшие клочки. На небе появились, яркие,  низко висящие южные звезды. Васько отбросил не нужную теперь ветошь подальше, улегся на свою шубу, и очень скоро его сопение присоединилось к мерному дыханию спутников. Только смутный силуэт деда Бровка светлел и казался висящим над самой водой абсолютно неподвижно.

                ГЛАВА 11.
                АЛЕКСЕЙ.
Следующие два дня прошли без особых происшествий. Днем работа, вечером компьютер и телевизор. Друзьям Леша не звонил, хотелось отдохнуть от людей. На третий день его разбудил шум проливного дождя. Как всякий нормальный связист, Алексей не любил дождь. Вода проникает вглубь земли, заливает кабельные колодцы, кроме того, мокрую землю очень тяжело копать. А работа связистов во многом и состоит в том, чтобы не пустить воду в кабель.
Алексей умылся, приготовил завтрак и еду на обед. На работу идти очень не хотелось, но повод идти в отгул отсутствовал, да и отгулов было мало. Алексей наклонился к полке с обувью, чтобы достать осенние туфли. Вроде бы и не время для них, зато не промокают. Взгляд упал на комок засохшей глины. «Блин, а я о той яме и об этом звоночке совсем забыл. Да и хрен с ним, уже некогда», - подумал Алексей. Он открыл дверь в квартиру и опешил: через коридор, на кухню с громкими кошачьими воплями пробежал Кузя. Ловить его было некогда, да и выгонять кота под дождь не хотелось. «Все равно ведь из подъезда не выйдет, нагадит у чьей-нибудь двери, надо будет убирать, а дома, в туалете, ящик с опилками стоит, дверь в туалет останется открыта». Подумав так, Алексей взял зонтик и вышел. Закрыв второй замок, он спустился, на выходе из подъезда раскрыл зонт и медленно, стараясь не забрызгать грязью брюки, пошел на работу.
В два часа дня, Алексей, чавкая по грязи неподъемными резиновыми сапогами, пробирался по размокшей грунтовой дороге к очередному колодцу. Предчувствия его не обманули. Дождь сделал свое дело. Вышел из строя кабель, связывающий с внешним миром небольшой шахтерский городок.
Повреждение искали уже четыре часа. Измерительными приборами примерно определили район, никто не сомневался в том, что причиной повреждения стал дождь. Надо было спешить, ведь  вода, попавшая в кабель, распространяется внутри его очень быстро.
Серега и Димон шли впереди, открывая стокилограммовые крышки кабельных колодцев. У Игоря на голове были надеты черные пластмассовые наушники, присоединенные к кабелеискателю, его задачей было определять нужный кабель, притаившийся  в огромном пучке точно таких же. Алексей шел позади, он нес легкую деревянную лестницу и сумку с инструментами. В загрубевших от дождя брезентовых плащах с островерхими капюшонами, связисты были похожи на шайку ку-клукс-клановцев. 
Ребята открыли очередной колодец.
- Есть муфта, - пошарив кабелеискателем в колодце, сказал бригадир.
- Хорошо, сейчас посмотрю,- ответил Алексей и, стараясь не испачкаться, полез вниз.
Обтерев муфту рукавицей, он понял, что она сломана. А так как, дождевая вода лилась сверху прямо на нее, сомнений у Алексея не осталось.
-Муфта сломана, сто пудов это здесь, – крикнул Алексей.- Дайте нож и молоток, буду вскрывать.
Да, повреждение было здесь.
- Нашли. Больше замокло в сторону моста, не помнишь, сколько до следующего колодца?- спросил Алексей у Игоря.
- По паспорту семьдесят метров. У нас с собой столько кабеля нет, придется ехать в город. Тебе помочь вылезти?
-Нет, я сам вылезу.
Ребята, шлепая грязными сапогами, пошли к стоящему в тридцати метрах УАЗику. Алексей медленно вылез из колодца, думая о своей работе. Работать сегодня было тяжело и грязно, но радовал сам факт, что повреждение найдено, что точно намеряли, что быстро нашли, и вообще что они все такие крутые перцы.
Мимо Алексея, оббегая лужи, пробежали три собаки. Сука и два, скорее всего, озабоченных кобеля. « Крупноватые двор-терьеры», - подумал он. Сука была очень похожа на боксера, а кобели на изуродованных овчарок. На шее одного из них позвякивал кусок цепи. Алексей посмотрел, как собаки пробежали мимо и наклонился, чтобы собрать инструменты. Звон колокольчика, где-то в середине головы, был как комок снега за шиворот. Резкий привкус крови из прокушенной губы вызвал тошноту. Алексей застыл, согнувшись, но, услышав еще один странный звук, стал разгибаться. Это рычала собака. Сука шла на него, морща нос и показывая два ряда зубов  с крупными желтоватыми клыками. За ней шли кобели, еще толком не поняв в чем дело, но следуя за своей командиршей.
Алексею стало страшно. Ребята уже садились в машину. «Помочь они не успеют, - подумал он. – Укусят, на больницу идти, колоться. Блин, они же большие. Кто таких тварей отпускает, уроды вонючие, скоты. Скользко, убежать не успею, блин, лопатой бы их. Ага, сейчас кинутся, когда толпой – они звереют». - Эти мысли за долю секунды промелькнули в голове Алексея. Как то раз его с другом атаковали собаки, так даже хозяева с трудом остановили своих конченных любимцев, которые порвали брюки и ногу прокусили. Тут Алексей вспомнил о своем инструменте: в левой руке молоток,  в правой монтерский нож. « Бля, перед ребятами стыдно будет», - промелькнуло в голове, и Алексей сделал шаг вперед.
Суку он остановил, ткнув ей в морду молоток. Сильного удара не получилось, Алексей – правша, а молоток в левой руке. Сбоку набегал рыжеватый кобель с обрывком цепи на шее, мешая третьему. Сука делала новый выпад. Алексей снова выбросил вперед руку с молотком, и с удивлением заметил, что в нее вцепился пес с цепью. От толчка молоток выпал из руки. Сука увидела брешь в обороне и, промахнувшись по ноге, вцепилась в полу брезентового плаща. Алексей покачнулся: в правый сапог ударила пасть третьего пса. От падения Алексея спасла старая вишня, росшая рядом – он ударился в нее спиной. Тут, оцепенение,  буквально спало с него: свободной до сих пор правой рукой Алексей четыре раза ударил ножом под левую переднюю ногу пса, висевшего на левой руке. Не останавливаясь, он полоснул сверху по голове другого кобеля, тот бросил рвать сапог и с визгом отскочил назад. Вдруг Алексей почувствовал резкую боль: сука таки вцепилась в резину левого сапога. Алексей схватил ее за шерсть на загривке освободившейся левой рукой и начал бить ее ножом, сам рыча при этом не хуже всех собак на свете. Кровь из разрезанной собачьей шеи заливала изорванный плащ, сапоги, ее брызги летели Алексею в лицо, к окровавленной руке с ножом липла вырванная собачья шерсть.  Пес с порезом на голове, не разбирая дороги, бросился прочь.  В горячке Алексей подобрал и бросил вслед ему  молоток.
Подбежавшие ребята увидели, что Алексей улыбается. Капли дождя розовой водой стекали по его лицу. Дышал он ровно и глубоко, как будто ничего не случилось.
- Да, лихо ты их, - выдохнул, подбежавший первым, Димон.
- Снимай плащ, - сказал Игорь.- Вдруг эти собаки бешенные.
Алексей, все еще улыбаясь, снял окровавленный плащ. На левой руке, под спецовкой красовался огромный, на пол предплечья, кровоподтек, следы зубов были видны, но кожа не пробита.
- Тут пока порядок, - сказал он ребятам. – Пойду под сапогами посмотрю.
Алексей пошел в машину и снял сапоги. «А сапожки-то придется выбросить», - мелькнула мысль. На ногах, как на руке: явных прокусов не было.
- Наверное, ты в рубашке родился,- сказал водитель Толик.
- Скорее в брезентовом плаще и в резиновых сапогах,- вяло пошутил в ответ Алексей.
 Адреналин начал спадать, засыхающая собачья кровь жгла ему руки. Ужасно хотелось спать. Алексей, натянул запасные сапоги, взял пластиковую бутылку из под пива, полную прохладной воды, и медленно, вышел из машины.
- Толик, слей мне на руки, пожалуйста.
- Без проблем, сейчас сделаем,- Толик слегка отвинтил крышку, и начал лить воду Алексею на руки.
Алексея чуть не стошнило: от вымытых без мыла рук шел отвратительный металлический запах крови. До него начал доходить смысл произошедшего.
- Спасибо, Толян!- борясь с тошнотой, сказал Алексей и, прихрамывая,  пошел к колодцу.
Ребята откинули трупы собак на обочину. Лужи возле колодца были розовыми. Капли крови сгустками висели на слипшейся собачьей шерсти. Кобель с цепью лежал на левом боку, его ран не было видно. «Да, чисто я его»,- подумал Алексей. С сукой было хуже: на ее шее был широкий разрез, синими лохмотьями из раны виднелась искромсанная сонная артерия.
«Воспринимать нападающую собаку как человека маленького роста с острыми зубами, - вспомнились советы из учебника по самообороне. – Да, неплохо, так же, ножом, раз двадцать, по человеку небольшого роста». Рука сильно болела.
- Ребята, затягивать кабель вам придется без меня: рука болит. Я сейчас немного посижу, ну а муфты делать, наверное, смогу.
Игорь спросил:
- Они тебя точно не прокусили? Может в больницу? Сейчас бешенства на улицах полно.
- Нет, в больницу пока не надо. Если не переломали ничего - все будет хорошо. Одежду жалко, да и собак этих конченных тоже. Какого хрена эта сука на меня прыгнула?
- За одежду не переживай, спишет начальник. Вот если в больницу попадешь – тогда начнется веселье: переклички, инструктажи, охрана труда будет трясти всю связь по стране.
- Ладно, будем надеяться, все должно быть хорошо. У нас мыло в аптечке есть? В книгах по технике безопасности пишут, что мыльной водой надо промывать собачьи укусы. Никогда на себе не проверял, видно,  настало время.
- Ты же говоришь, что не прокусили.
- Да, не прокусили. Но руки с мылом помыть хочу. Псиной мокрой воняют и кровью. Противно.
Возвращаясь поздним вечером домой, усталый, голодный и мокрый, Алексей думал о смерти, людской и звериной: «Картина страшная и отвратительная, приятно только первую минуту. Странно, но, в самом деле, приятно. Эдакое злобное чувство - победа. Ты его ножом, а оно хрипит, дышит вместо воздуха собственной кровью, дрожит мелкой дрожью, все тело в судорогах, вой и вонь. Не зря, наверное, древние люди после охоты просили прощения у убитых животных, делали всякие ритуалы. Ритуалы. Бывало и с людьми, как говорил поручик  Ржевский. Потрошить людей, скорей всего, еще веселее. Не зря солдатам всех времен и всех армий промывали мозги служители разнообразных культов. А мотив один: иди и убивай, пока не сдохнешь, не бойся ответственности, и сам не бойся дохнуть – попадешь в рай, или начнешь жизнь сначала, в другом теле. Но солдаты попадают в гости к червякам на дно ямы, и это в лучшем случае, чаще просто лежат и гниют в полях или джунглях».
Он открыл дверь в квартиру. Кот Кузя пулей промчался на лестничную площадку. « Насрал - падла!»,- подумал Алексей, включая свет. Однако характерной вони в квартире не было. Причины кошачьего бегства были другие: вся обувь с полки россыпью лежала на полу, а дальше, тускло поблескивая из разорванного пакета,  лежал колокольчик.
- Козел. Игрался этой гребанной археологией, - раздраженно произнес Алексей в пустоту квартиры.
Он собрал обувь, подобрал с зеленого линолеума колокольчик, и, повинуясь непонятному порыву, выйдя на балкон, выбросил свою находку в ночь. Колокольчик не звенел, а, глухо чвакнув, упал в лужу грязной воды. «Вот и все»,- подумал Алексей и пошел в ванную.

                ГЛАВА 12.
                ДАВНЕЕ  ВРЕМЯ.
Глубокая чернота ночи начала понемногу слабеть, отгоняемая появившейся на востоке светлой полоской. Обильная роса, предвещавшая знойный день, легла на землю холодными каплями заставив спящих спрятать головы поглубже в воротники полушубков.
Рассвет набирал силу, начали пересвистываться ранние птицы. В их еще неокрепший, нестройный гомон вплелся глухой, одиночный звяк колокольчика.
— А-А-А, - прорезал утреннюю тишину испуганный крик. Васько вскочил на ноги,  задрал до подбородка рубаху и прикрыл ладонью две крошечные точки, посередине груди.
Дмитро первый оказался возле племянника. Быстро оглянувшись по сторонам он успел заметить, как серовато-бурая, маслянистая лента, с темной, зигзагообразной полосой на спине, извиваясь исчезла среди камней.
Олекса, не поняв в чем дело, выбежал к берегу, вращая над головой топор.
— Кто здесь,  выходи?- громко закричал он. Его крик, отразившись от противоположного берега, медленно затих, отражаясь от скал увядающим вдали эхом.
— Быстро ложись, мне нужно осмотреть тебя, - сказал Дмитро, раскатывая ногой скомканный полушубок и осторожно укладывая, Васька на спину.— Ну-ка показывай, что тут с торбой подеялось?
Васько, перекосив глаза от испуга, послушно лег.
— Разбудило меня, под рубахой копошилось, я повернулся, думал жук какой, а оно меня раз и все, больно жуть, - рассказал он дрожащими губами.
Олекса увидев, что рубить некого, медленно подошел к Дмитру и стал у него за спиной, осторожно поглядывая из-за плеча.
— Аспид тебя уязвил, - сказал спокойно Дмитро.— Хочу тебя обрадовать, хорошего тут ничего нету,  ежели через пару дней не помрешь, то будешь, жить. Говори быстрее, что чувствуешь?
— Голова начинает кружиться и в холодный пот бросило, - вяло сказал Васько.
— Испариной взялся? Это ничего, от таких укусов и лошади помирали. Ты главное не забудь, если в голове сильно помутится, дыши не переставая, уразумел?
— Да дядюшка. Только во рту начинает сушить,  водицы дайте испить, - попросил Васько, ворочая языком по припухлым, пересохшим губам.
— Я принесу, а ты смотри за ним, - сказал Олекса, подхватив ковшик и почти что бегом рванувший к реке.
— Тут вот еще что, если вдруг стошнит или помочишься с кровью,  то это ничего, потом пройдет, - утешил Дмитро, ласково поглаживая племянника ладонью по волосам. Затем он порылся в своем дорожном мешке и достал из него небольшую, размером с пол кулака, глиняную фляжку. С легким хлопком выдернул плотно притертую пробку и прищурив один глаз отмерил несколько капель в принесенный Олексой ковшик с водой.— Пей,- строго сказал он.
Дергая вверх вниз кадыком, Васько с хлюпаньем выпил воду.
— Горчит водица,- сказал он, прикрыв глаза откидываясь на спину.
— Чегой то ты ему добавил?- спросил Олекса, нехотя отбросив, ненужный теперь ковш, в сторону.
— Добрая настойка из византийских краев, такая не красивая смолка из мака разводится в крепком вине. Наши маки, что по полям сами растут, гораздо послабее, а там они другие, и красные, и белые,  и всякие,  но силу имеют напротив наших великую,- сказал Дмитро, бережно притирая пробку на место, и, укладывая фляжку обратно в мешок, добавил:— Он скоро заснет, сон ему будет на пользу,  а то смотри вся грудь волдырем взялась.
— А что это у него за пятнышки? - спросил Олекса,  показывая на Васька пальцем, и с опаской отступая назад на шаг.
— Жилки лопаются под кожей, да ты не боись, это не заразно, - сказал Дмитро вяло улыбнувшись.— Если кого рядом пронесет,
то от такого скорее можно хвори набраться, я уж понимаю. Давай-ка мы его в ладью отнесем,  там возле воды попрохладнее, да и пить просить он часто будет. Сейчас я нарежу ему для ложа свежей осоки, умощу, и сразу снесем?- он поднялся с колен, отряхнул штаны  и пошел в сторону устья, где возле самого Днепра зеленели несколько чахлых островков мелкого камыша.
Олекса недоверчиво отвернул голову, вытянутыми руками прикрыл начинавшего засыпать Васька полушубком, положив его мехом вниз, и подоткнул полы. Солнце бросило первые лучи на спокойную,  зыбкую гладь реки. Хищный голавль, вышедший на утреннюю охоту, разрисовал воду быстро тающими кругами,  с чмокающим звуком начали исчезать низко пролетающие стрекозы, уходя на корм прытким рыбинам.
— Эй, дед, разгребисъ-ка в лодке,- крикнул Олекса, так и просидевшему всю ночь в одной позе Бровку.— Место освободи от своего хлама, а не то все повыбрасываю. Ты слышишь меня?
Дед Бровко дернул головой в сторону Олексы, но сразу, будто увидев нечто удивительное в небе, задрал вверх подбородок и затряс бородой широко раскрыв глаза. Олекса тоже внимательно посмотрел на небо, но ничего примечательного так ж не увидел: несколько чаек, попаленная солнцем трава на утесах и наползающие с востока высокие кучевые облака.
— Мусор говорю повыбрасывай, освободи место, не слышишь что ли?- сказал он, повышая тон.
Дед сделал плачущее лицо, упал на дно лодки и на четвереньках пополз, собирая по пути недоеденные вчера ошметки рыбы. Каждый найденный кусочек он бережно обтирал полой рубахи, вертел в руках и нежно пошептав над ним, с довольной улыбкой отправлял себе, в беззубый рот, довольно мыча.
— Совеем ты дедуля плохой, стал,- сказал Олекса, бережно подхватив Бровка под мышки.— Уж и не знаю что дальше с тобой делать, брать тебя дальше в дорогу нету, похоже, никакой возможности. Бросить тут вместе е лодкой, тоже негоже,  не по-человечески. Тебя даже простая муха обидит, ну ответь что-нибудь, не молчи пенек юродивый!
Бровко набил полный рот костями и чешуей,  перелез молча через борт лодки, опять стал на четвереньки, и опустив голову к самой земле стал выбирать между мелких камней редкие,  тонкие травинки. Он их собирал в пучок и с силой натирал себе лицо, рыча от удовольствия, затем выбрасывал измочаленную траву и начинал все сначала.
Вблизи показался Дмитро. Бережно переступая ногами конюх шел  почти полностью скрытый огромной шапкой свежесрезанного камыша. Он развернулся и размашистым движением забросил камыш в лодку, затем смахнул рукавом обильно выступивший пот и с огромным недоумением уставился на Бровка.
— А чего это с ним деется?- спросил он Олексу.
— Не видишь что ли,  пасется человек. Ему только цепка не хватает и на колышек прибить,  а так все нормально. Дела наши полностью благополучны, многие нам позавидуют, хорошая собралась у нас компания. Один взял и помер в пути,  другой от слабости здоровья умом повредился,  третьего уязвила змея и вон он лежит едва дышит. Воздух свежий, ни князя тебе,  ни начальника, живи не хочу, отменное житие, - ответил Олекса, копируя интонации деда Бровка и так же скрючил лицо.
— Пересмешничаешь, али в скоморохи перейти желаешь? Только не забудь, если вдруг помрешь, то тебя рядом с самоубиенными зароют, сразу за оградой и поп не захочет отпевать.
— А мне ли потом будет не все одно? Хорошо, что закопают, не оставят валяться, а многие мои знакомцы и такого погребения не удостоились. Ежели проиграли битву, то кто потом возвернется хоронить, покидают врагов в овраг, поближе к дохлой скотине и все дела. Но, понятное дело, ограбят сначала донага, если есть родня, в поминание запишут,  а так..., - Олекса махнул рукой и замолчал, с сочувствием глядя на кружившего невдалеке Бровка, так и не вставшего с колен.
— Давай Васька перенесем в лодку и обсудим все толком, - сказал Дмитро, потуже затягивая ременной пояс на рубахе.
— Пойдем, подсоблю,- Олекса зашагал к скале, под которой метался и стонал во сне Васько.
Вдвоем они бережно взялись за полы полушубка, покрепче ухватились, и, не снимая больного с ложа, перенесли его на приготовленный камыш. Дмитро погладил племянника по всклокоченным мокрым от испарины волосам.
— Спи, спи,- тихо сказал он.— Если захочешь воды, туточки она,  рядом с рукой в ковшике. Так что ты говорил про дальнейшее? - спросил он Олексу.
— Не обращай внимания, мне интересно услышать тебя, похоже, с такими делами мы тут надолго застряли. Ты ведь немного лекарь, вот и скажи, долго он еще проваляется в хворости?
 —Я же говорил, дня четыре, от силы. Пять, если вдруг не помрет. Но он молодой,  должен справиться, это мы с тобой могли не выдюжить,  а ему полегче будет,- сказал Дмитро.
— Значит, мы будем торчать на этом месте еще полную седьмицу, пока нас тут всех не перережут. А может лучше убираться вверх по речушке от греха подальше? Найдем местечко поукромней, и пересидим эту лихую годину, а потом дальше двинем, - предложил Олекса, неодобрительно посмотрел на яркое солнце и присел на одинокий валун, под самой стенкой.
— Я не  гребец,  но и я понимаю, что на веслах мы против течения не попрем.  Дальше, волока здесь нет, к тому же лодка старая, большая и тяжелая. Она наверно от самого своего рождения на берег не вылазила, так что водой пропиталась до самой последней щепочки. Еще можно тащить на веревке, мы по берегу, а лодка по воде, но как это сделать, таким куцым обрывком которым она привязана, я не представляю. Можно все наши порты и рубахи вместе посвязывать, но и их не хватит. К тому же тянуть надо, самое меньшее троим,  а одному править лодкой.  Где ты тут видишь столько народа? Еще одно, насколько я понимаю: пусть верст пять речка побудет примерно такой, а может и меньше,  дальше в степи, а нам, скорее всего туда и нужно, правильно? - спросил Дмитро.
— Туда, а куда же еще, - сказал Олекса.
— Ну вот, речка дальше пропадет совсем. Чудо, если встретятся оставшиеся с весны озерца, посмотри на траву, искра упадет, мигом вспыхнет. В этих местах дождей от самого Вербного воскресенья наверно не было, речка чистая, ключевая. Заметил, даже под берегом вода ледяная, а где в степи ключи? Не хочу накликивать беду, но нам очень повезет, если оно начнет понемногу налаживаться. Эх, грехи мои тяжкие,- сказал, сжимая губы Дмитро.
Олекса задумался и только молча, покачал головой.
— Да, попали мы как кур во щи, - сказал он, потирая подбородок, уже начавший зарастать жесткой щетиной.— Но, с другое стороны вон еще подарок возле ладьи на брюхе елозит,  с ним-то что делать? Не на поводке же его за собой водить. Не медведь на ярмарке, а мы не скоморохи. Хотя может быть и похлеще скоморохов - согласиться на такой путь неизвестно куда. Это возле Киева просто было, думал я, быстренько волхвину выследим, спеленаем его, аки новорожденного, и деньгу сразу отгребать. Не тут-то было. Мы невесть где, вокруг точно не тещин огород и дела складываются прямо таки, хреново. Нет, ты посмотри, как этот юрод в лодку залазит, потеха, да и только,- Олекса, показал на Бровка пальцем и весело, брызгая вокруг мелкими капельками слюны, рассмеялся, похлопывая себя ладонями по коленям.

                ГЛАВА 13.
                ЛЕКАРЬ.
     Весь день шел дождь. Показавшееся на несколько минут солнце, неспешно село за горизонт, плотный слой облаков, не дал последнему лучу окрасить верхушки деревьев в летнее насыщенное бордо. Лохматые края туч, побежали над самой землей слегка подсвеченные снизу, оранжевыми огнями ночного города.
  - Катя…Катюша, - послышался из открытого окна, третьего этажа пятиэтажки, женский голос.
  - Сейчас мама, ну еще чуть-чуть, - отозвался снизу детский голосок. Маленькая фигурка пряталась под деревом, увлеченно наблюдая за группой подростков, не обращавших внимания на дождь, рассевшихся за столиком, возле искуроченной баскетбольной площадки.
       Из подъезда послышался гулкий стук открываемой двери, кошачье мяуканье и звонкий отзвук захлопнувшегося замка.
       Где-то на верхнем этаже раскрылась балконная дверь, оттуда кто-то смачно плюнул и вниз, сверкнув белой искоркой, полетел небольшой предмет.
       Девочка оглянулась, вышла под дождь и с интересом посмотрела в лужу, куда упала интересная штуковина. Над грязной водой виднелось только небольшое ушко. Девочка потянулась вперед на носочках, потом она поняла, что так не достанет интересную вещь и решившись, осторожно шагнула сандаликом в грязь. Теперь штучка была у нее в руке. Девочка пополоскала ладошкой в воде, смывая грязь с находки, затем подошла ближе к дому, на то место, куда из кухонного окна на первом этаже падало пятно неяркого света.
        Малышка взяла предмет за хвостик, повертела перед глазами. Ой! Какая радость. Это был красивый, размером с ее ладошку, блестящий колокольчик. Девочка засмотрелась на находку и начала поворачивать ее из стороны в сторону.
  - А ну дай сюда, малявка, - тихо просипел над маленькой головкой хриплый голос.
       Девочка застыла, над ней склонилось страшное, обросшее щетиной лицо. От темной фигуры, с белым мешком за плечами, нестерпимо воняло пищевыми отходами, мусорными баками, псиной и еще чем-то гнилостно-отвратительным. Давно не мытая ладонь выхватила из рук девочки колокольчик.
        Малышка пискнула от испуга, присела и, опомнившись, метнулась в подъезд.
  - Так-то лучше, - сказал бомж неопределенного возраста. - Сгодится,- добавил он, широкими шагами удаляясь в сторону щели между домами, ведущей к строящемуся, на бывшем футбольном поле, магазину.
         Стройку забросили ранней весной. То ли у инвесторов не хватило денег, то ли будущий владелец переехал пожить в тюрьму, это никого не волновало, но в уже заложенном подвальном этаже местные бомжи устроили себе летнюю дачу. Сырые плиты перекрытия хорошо спасали от летней жары, вездесущие щели работали не хуже мощного кондиционера. Четверо местных воротил помойки  стащили  в дальний угол подвала листы картона, несколько украденных деревянных дверей, а ближний угол, еще не покрытый плитами, использовался в роли камина, когда требовалось срочно поджарить  в старой жестяной банке из-под сардин те пищевые отходы, которые внушали подозрение.
       Бомж спустился в подвал, там, облокотившись на мешки, с собранными за день бутылками, полулежали два выпивших собрата, на вид пенсионного возраста, хотя одному из них было тридцать семь, а второму едва за сорок. При свете догорающего костра они играли в карты. Недостающие в колоде карты были заменены обыкновенными бумажками, сдававшимися каждому по очереди. Игра шла на то, кому под дождем идти на ближайшую точку за самогоном. Пол кулька протухшей тюльки служили им вечерним угощением.
  - Толян пришел, - сказал тот, что сидел ближе к огню, худой как щепка с впавшими щеками, одетый в зеленую курточку, шляпу и рваные, найденные на мусорнике джинсы. Среди своих он имел кличку Скелет.
       Второй был маленького роста, с опухшим лицом, постоянно носивший светло-голубой костюм покроя тридцатых годов. За надутые щеки его звали Хомяк. Он со своим товарищем занимался, в основном, сбором стеклотары.
       Вошедший Толик был немного покруче своих друзей. На его участке находилось несколько продуктовых магазинов, где он каждое утро собирал упаковочный картон. Деньги у него водились чаще, чем у его коллег.
      Их четвертый собрат по помещению, уже третий день отдыхал в больнице на казенных харчах. Он в основном промышлял металлом, однако большая конкуренция и долгий период неудач, вынудили его среди бела дня, спилить, обыкновенной ножовкой по металлу, стойки ограждения на одной из близлежащих дач. Там, после пятичасового упорного труда, он был настигнут хозяевами на месте преступления.
        Дачник и двое его сыновей, так обработали бомжа срезанными стойками, что тот, с многочисленными переломами, попал на больничную койку.
       Проезжавший мимо участковый вызвал скорую помощь и посоветовал хозяевам дачного участка в следующий раз, не морочить людям голову, а добивать воров на месте и прикапывать под ближайшей яблоней. Бригаде скорой он объяснил, что голодный бомж полез на старую грушу лакомиться плодами, сорвался вниз и переломал себе все что мог. Никто вопросов не задавал, бомжа положили не на носилки, а на рифленый резиновый пол и увезли.
      Не разглядев, как следует карту, Скелет побил простой семеркой козырного короля, за что сразу получил почти полной колодой в морду.
  - Чем бьешь, слепая тварь! – крик звонким эхом отпрыгнул от голых стен.
  - Урою, Хомяк…
  - Тише, вы. Два урода! – прекратил начавшуюся ссору Толик. - Лучше решайте, кто за пойлом пойдет. Бабло есть, сегодня в магазине пересмена, так что я припакованный.
       Ссора сразу была забыта. Толян отсчитал деньги Скелету и сказал:
    - Возьмешь один белый батон и смотри, у Патрикеевны не бери…Что ты говоришь? Я сам знаю, что дешевле, мне наплевать. У нее дочка в ветеринарной аптеке работает. Ее пойло, двадцать градусов - один димедрол, я потом три дня чумею. У Аньки возьми…Что? Я знаю, что далеко топать. Ну не иди, вон Хомяк сходит. А мне плевать, что ты ей должен, скажешь для меня, я послал. Ну, иди, про хлеб не забудь, да бери на все, одно дельце обмыть надо.
        Скелет ушел.
   - Слышь, Хомяк, - спросил Толик. - Ты ведь раньше уважаемым человеком был.
  - Ну, был, - мрачно ответил тот.
  - И образование у тебя, небось высшее?
  - Экономическое, - добавил Хомяк, подкладывая к огню старый, оббитый железом, деревянный ящик.
  - Я никогда не спрашивал, а почему ты с нашей братией, вот уже который год шорохаешся?
  - Алкоголь, - пояснил Хомяк. - Посмотри на меня. Почему это я такой пухлый? Почки сдают, ноги отекают, морда вот-вот луснет. После того, как меня уволили с последней работы, жена устроила меня лечиться, а сама квартиру продала и уехала. Я остался на улице, ведь жил у нее не прописанный.
   - А где же ты жил?
  - У брата. Брат умер, невестка разрешила мне пожить у них в гараже, а через три месяца выгнала. Свой паспорт я продал на вокзале цыганам. Надоело все, скорей бы помереть!
  - Успеешь, копыта откинуть, ты мне вот что расскажи. Когда ты был нормальным, знакомых по старинному серебру-золоту у тебя не было? Ну, к примеру, часовщика, дантиста или барыгу какого-нибудь толкового.
  - А зачем это тебе? – спросил Хомяк.
  - Не твое дело, надо кое-что показать.
   - В мусорнике нашел какое-то фуфло?
  - Если подскажешь мне такого человека, куплю тебе полведра сразу. Понял меня?
  - Покажи.
  - Потом покажу, у меня эта штука не с собой. Ну как, надумал?
  - Нет, голова плохо варит, глаза в одну точку не сходятся. Проклятый дождь, у меня на погоду всегда так. Вот придет Скелет, поправлюсь, может тогда и вспомню. Сегодня по парку собирали, не успели сдать. Видишь, все здесь, в карманах голяк, хорошо, что ты наварил.
       По лестнице спустился Скелет, он нес в руке старый мешок, в который была завернута буханка белого хлеба и две зеленые, полуторалитровые бутылки с самогоном.
       Радостная компания принялась ужинать.
  - Есть один человечек, - сказал Хомяк, разомлев от выпитого.
  - Ну? – спросил Толик.
  - Старикан один, только сразу предупреждаю, мутный он, что та рыба. Обует, дорого не спросит.
  - Далеко живет?
  - Нет, отсюдова через три дома, между садиком и школой.
  - Какой подъезд, какой этаж?
  - Подъезд, увижу, вспомню, второй этаж. Дверь посередине, оббита черным дерматином.
   - А кто он?
  - А я знаю? Последнее время людей лечит, наверно.
  - Врач что ли?
  - Нет, целитель. Народ к нему ходит.
  - О ком это вы? – спросил Скелет.
  - Не твое дело, - хором ответили собеседники. – Ешь свою голимую кильку, - добавил Толик.
  - Будем живы, завтра сходим, - сказал Хомяк. – Слышь, Скелет! Завтра пойдешь собирать без меня. Если хочешь, можешь сдать и мое, - он показал на мешок со стеклотарой. – Отстегну, только не думай меня продинамить, я точно знаю, сколько в мешке штук. Ясно?
  - Хорошо, сдам, - сказал Скелет, подсушивая над костром пропитавшиеся водой джинсята.
  - Я спать ложусь, - сказал Тоха, устраиваясь на отсыревшем картоне, укрываясь старой, воняющей плесенью, искусственной шубой.
       Ящик почти догорел, красные угольки давали призрачный, нереальный свет. Беспокойно ворочался Скелет, тихонько подкашливая в кулачек, его доедал туберкулез. Он отчаянно мерз, навалив на себя лохмотья плотной бумаги, стянутой на днях с хлебокомбината. Толян с Хомяком уже заснули, а он не спал, вслушиваясь в шорох дождя о бетонные плиты.

                ГЛАВА 14.
                ДАВНЕЕ ВРЕМЯ.
Дед Бровко на животе подполз к лодке, поднял голову, внимательно посмотрел на нее, будто видел в первый раз, затем неестественно угловатыми движениями перебросил свое тощее тело внутрь и осмотрелся по сторонам, совершенно не замечая сидящих неподалеку спутников.
Васько видимо почувствовал, что лодка закачалась, застонал, растирая опухшую грудь левой рукой. Дед замер, а за тем осторожно начал вытаскивать из-под больного по одной камышинке и бросать себе под ноги.
Натаскав небольшую кучку, он поднялся в полный рост, задрал кверху, сбившуюся одним комком, бороду и по щенячьи, пронзительно, заскулил.
— Заткни свою пасть дед,- едва слышно проговорил Васько, приоткрывая глаза.— И без тебя тошновато живется,- добавил он, облизав пересохшим языком припухшие губы. Затем нашарил возле себя ковшик с водой, вылил его на потную голову и опять начал впадать в забытье, подкатывая глаза под лоб. Между полузакрытых век остались видными только белки.
Дед замер, скрючил перед грудью, по-заячьи руки и резко, рывком, как пловец, бросающийся с крутого обрыва в воду, камнем упал на Васька.
Дмитро и Олекса поначалу смотревшие на происходящее как на потеху, помогающую отвлечься от тревожных мыслей, оцепенели.
— Чего это он вытворяет?- проговорил Олекса, кинувшись   большими прыжками к лодке.
— Не знаю, - медленно ответил Дмитро в спину бывшему уже на пол пути к лодке Олексе и тоже бросился вперед.
А дед Бровко, придавив своим телом беспомощного Васька, тянулся остатком гнилых зубов к его горлу, с невиданной силой от отшвыривая в стороны Васьковы руки, пытавшиеся свалить с себя неожиданную тяжесть и вклиниваясь бородой, между ключицей и плотно прикрывшим шею подбородком.
— Прочь, демон!- захрипел Васько, хватая деда за ухо слабыми пальцами.
Дед, оттолкнулся от лавки ногами, и пару раз лязгнув, челюстями, вырвал из горла Васька большой кусок живой плоти. В лицо запрыгнувшему в лодку Олексе, брызнула длинная, горячая струя крови. Захлебываясь, чихая, Бровко судорожно сглатывая вырванные куски кожи, продолжал перехватывать крошащимся остатком зубов сонную артерию, потихоньку добираясь до трахеи.
Олекса, забыв о любимом топоре, болтающемся за полой, схватил лежащее у борта весло и всадил его, тонким концом, в середину Бровковой спины, повыше лопаток. Мощное движение сделало свое дело,  над водой полетал звук переломившегося хребта. Остановленный этим отвратительным хрустом Дмитро остановился у самой воды, оцепенело пошатываясь из стороны в сторону.
Дед Бровко обмяк, сполз с Васьковой груди, оставляя на белой рубахе жирный алый потек, и свалился на дно лодки. Из развороченного горла юноши, пузырясь, лилась кровь. Она стекала сразу за правое плечо, и, смешиваясь с собравшееся на дне лодки водой, образовывала мутные нитевидные разводы.
По телу Васька прошло несколько волнообразных судорог. Он сделал еще пол десятка свистящих вздохов и, раскинув руки, затих.
Олекса сделал шаг назад, наступил на Бровкову ногу, она подвинулась под его ступней, потерял равновесие и, не выпуская из рук весла, упал за борт, прямо на стоящего возле лодки Дмитра. От толчка лодка дернулась, короткая веревка, обмотанная вокруг дерева, спала со ствола. Течение, подхватившее лодку, поволокло ее вниз по течению и резко вбросило в Днепровские струи, затягивая к порогам.
— Стой! Куда попер, дурак!- закричал Олекса, хватая за ногу бросившегося за племянником вплавь Дмитра.— Мертвый он уже, и ты подохнешь не за что. Вылазь, я тебе говорю, леший забери.
Дмитро бросил грести руками, опустил голову в воду и обмяк. Такого поникшего,  глядящего безвольными глазами и выволок его на берег Олекса.
Они оба молча смотрели, как Днепр, весело кружа лодию, пронес ее на себе сажен четыреста и, приподняв на буруне, выплеснул прямиком в ближайший камень. Фонтаном взметнулись вверх битые доски, белея кромками свежих изломов. Через несколько секунд ветер донес слабый звук, треснувшего яйца и только чайки продолжали монотонно вскрикивать над пенными струями.
Дмитро вылез из воды, отошел к скале и молча,  беззвучно, заплакал, не вытирая слез, обильно катящихся по сразу состарившемуся лицу.
Олекса присел рядом на валяющуюся возле потухшего кострища шубу,  высморкался и, положив на колено Дмитру руку, сильно сжал ладонь.
День уже мягко перевалил на свою вторую половину, когда Дмитро начал понемногу выходить из состояния полного оцепенения. Он поднялся, посмотрел на пустынную реку, на Олексу, нервно прохаживающегося вдоль берега и хрипловатым голосом позвал.
— Иди сюда,- спутник.
— Ожил? Хвала святителям-заступникам,  а то я грешным делом подумал, что и ты можешь, невзначай умом повредится. Не хватало мне с тобой возиться и волочь обратно в Киев. Без тебя мне в этих степях делать нечего. Один в поле не воин, и этих мест не знаю, но ты вот что, сильно не горюй. Может оно и к лучшему, не всякому дано так помереть молодым, мучился он не долго, убивец не выжил, мстить некому. Давай оживай, остались мы как два пальца на одной руке. Решим возвращаться, значит, вернемся,  нет, пойдем добивать волхва,- Олекса с состраданием улыбнулся.
— Врешь брат, когда говоришь, что виноватых-то и нету. Очень желается мне вернуться тихонько в Киев, обернуть простую тыкву тряпицею и нагрянуть перед рассветом в гости к Савелию, будто с головой волхва. Подождать спокойно Варсонофия, а затем приголубить их, чем попало,  только не до смерти и дверь в их гадкую светелку колышком да подпереть.
— На кой хрен, тебе их закрывать? Ежели есть желание угробить, то по-простому, перережь им глотки и все дела.  К чему делать из них затворников? Челядь в любом случае отопрет,- сказал Олекса.
— Может я, косноязычно объясняю, ты уж прости. Захотелось мне живьем их сжечь, да так, чтобы все их, поганое подворье пеплом взялось. И, когда горящие балки попадают им на головы, только тогда, чую, моя душенька успокоится. Если не поймают, уйду в монастырь, попрошусь на послушание в подземные кельи, - задумчиво пояснил Дмитро.
— Эк, тебя понесло. Я все понимаю, мне этот чернец с тиуном тоже не братья, но зачем впадать в крайности? Если подумать спокойно, то может быть, я тебе помогу. Незачем тебе одному такое дело свершать сгоряча, времечко пройдет и все уляжется. Я вон в походах, стольких друзей перетерял, что вспомнить страшно.  А потом и ничего свыкся,- сказал Олекса, сматывая шубы в валик, с усилием затянув рукава узлами.
Дмитро прошелся вдоль воды до Днепра, посмотрел по сторонам, похмыкал о чем-то себе под нос,  прислушался и, вернувшись назад, спокойно сказал:
— Уходить нам нужно отселе. И чем скорее, тем лучше.
Олекса, собиравшийся было разжечь костер, замер,  а потом спросил:
— От горя убежать хочешь?
-Нет, тут пора выбирать, или вертаемся в Киев, или идем за волхвом. Разбитые доски уже за порогами, на гладкой воде их и несмышленый ребенок заметит. Если добычи нет, значит перед порогами люди,  то есть мы. Грабить у нас нечего,  но они-то этого не знают, и может быть, уже скачут сода. Будем дожидаться - и сами на этом поганом месте живота лишимся, предлагаю вернуться.
Олекса немного подумал, почесал пятерней затылок и. весело улыбнулся.
- А давай с житухой дальше поиграем, - предложил он.- Терять нам вроде бы уже нечего.  Давай так, еще четыре дня, от силы пять, идем по следу колдуна,  а если не находим, то возвращаемся и честно докладываем. Так мол, и так, сгинул ваш враг в диких степях,  спите себе спокойно. И попутно можем совершить то, что ты задумал,  ежели не передумаешь,- сказал Олекса.
— Не знаю, может быть, ты и прав. Но уж очень мне хочется вернуться,- сказал, нетерпеливо глотая слова Дмитро.
- Вернемся,  только чуть попозже. Сколько отселе до Киева?                -  Верст пятьсот,  не менее,  я их знаешь не мерил.
 - Так и я о чем,  для бешеной собаки семь верст не круг. Управимся с делом, ради которого уже столько людей полегло и домой со спокойной душей, - Олекса развел руками.— Угрохать тиуна это одно,  а взять перед этим с него деньги,  это другое. А вероятней всего и грамоты на новые должности,  а когда такие приятные вещи лягут за пазуху, можно будет и расплатиться сполна. На твои плечи ляжет объяснение с сестрой, когда та спросит, где ты ее сыночка подевал. Не станешь же ты говорить, что племяш внезапно изменился и отправился на поклонение в Иерусалим. Судя по характеру новопредставленного, такого от него можно было не ждать.
Дмитро задумался, помолчал несколько минут и сказал.
- Хорошо, пять дней, не более, а там видно будет, - он взял в руки свой дорожный мешок,  приторочил к нему сверху полушубок,  забросил за спину. Поправил меч,  подтянул ослабевший от влаги ремень и, не глядя на Олексу, медленно пошел вдоль берега, вверх по течению речушки, с хрустом давя подошвами мелкие камни.

                ГЛАВА 15.
                ДМИТРИЙ.
      Утреннее солнце только начинало бросать на оконные стекла первые косые лучи, когда Саша, лежа на кровати, зачеркнул огрызком карандаша очередную дату в календарике. Он печально посмотрел на длинные, серые столбики и поставил возле последнего квадратика две маленькие черточки.
     Дима тоже проснулся, открыл один глаз и посмотрел вправо на Сашу.
  - Чего лежишь с таким трагическим лицом? – тихо спросил он.
  - Да вот, думаю о жизни.
  - Это у тебя по графику, или просто так?
  - Нынешней ночью, еще двое из соседней палаты откинулись, - пояснил Саша.
  - Мрут, как мухи, наверно есть причина?
  - Видать сезон начался. Тот старик, помнишь, что залез за наш стол и незаметный такой мужичек с лысиной. Опять ночью, в то же время что и Эдик.
  - А это всегда так, или могут помереть и днем?-  спросил Дима.
  - Не знаю, - Саша задумался, но наклонившись поближе к Диме, тихо продолжил: - Я подозреваю, что на нас начали испытывать новый препарат.
  - Не может быть!
  - Очень похоже. Другого объяснения я не нахожу, - Саша зашептал еще тише. – Помирают те, у кого нет родни, это раз. Дальше, кто упорно не поправляется, ходит под себя и все такое. Зачем им заботиться о таких, это два. И конечно товарищи с агрессивным поведением, это три. Ну, это явные случаи, но кое-кто в схему не ложится.
  - Например, - спросил Дима.
  - Был тут один парняга, он уже шел на выписку и тоже, раз и конец. Но тут есть одно но.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Он, конечно, был парень спокойный, но отношения с персоналом у него не сложились. Через своих родственников он передал телегу на всех здешних боссов и тех начали пушить по полной программе, и в хвост и в гриву. Наверное,  местной мафии пришлось прятать концы в воду.
  - Блин горелый, сплошные ужасы. А насчет нового препарата ты просто так сказал, или точно знаешь?
  - Не знаю, но другого объяснения не нахожу. С чего бы этим ребятам внезапно помирать, сам подумай, - сказал Саша.
  - Вдруг сердце там, или почки, и до свидания, - предположил Дима.
  - Ага, получили вечером лекарство, и народ перекололи, что бы спал и ничего не видел, и поехали. Не зря же сестра смотрит, как партизан и строчит, строчит в своем журнале, - сказал Саша.
      Свежий санитар остановился в коридоре, у входа в палату.
 - Подъем, туалет открыт, - прокричал он. Затем перешел в коридор и повторил фразу возле второй палаты.
      Люди начали медленно подниматься.
  - Как думаешь, - спросил Дима, - нам такого лекарства не закатят?
      Саша немного подумал и ответил:
 - Не должны. Ты же не буйный, ведешь себя тихо, права не качаешь. У тебя семья есть?
  - Есть, правда, с женой мы в разводе, неофициально. Дочка в школу ходит, во второй класс. Дядей, тетей и двоюродных братьев я не считаю, их у меня как грязи.
  - Вот видишь, шансы на выживание неплохие. А у меня другой случай, - пояснил Саша. – Я простой, безвредный неврастеник, тихий и спокойный. Раньше все время плакал. Очень тяжело, и глаза хозяйственным мылом мазал, и табак из сигарет в нос запихивал, потом, правда научился плакать и так.
  - Я совсем не видел, что ты плачешь, - удивился Дима.
  - Мой курс лечения уже закончился, начну опять плакать, снова заколют как собаку. Мне только дождаться решения комиссии, что настоящий инвалид и все такое. Бумаги на руки и до свидания, - Саша натянуто улыбнулся.
     Завтрак уже подходил к концу, когда к Диме подошел санитар.
 - Пошли со мной, - сказал он.
     Дима поднялся, в ответ на вопросительный Сашин взгляд непроизвольно пожал плечами и пошел вслед за санитаром.
     Санитар отпер ключом, двери душевой и указал на подоконник. Там, сложенные в стопку, лежали  вещи Дмитрия. Легкая джинсовая жилетка, кроссовки, черная футболка с надписью «Дизель» и бейсболка «Найк». Часы, разрядившийся мобильный, паспорт, были уложены в мятый целлофановый кулечек, лежащий отдельно на сумке.
 - Так сразу? Меня отпускают на волю? – радостно спросил Дима.
  - Одевайся быстрее, - ответил молодой санитар. - Я тебя выведу через запасной выход, так быстрее и короче. Да, чуть не забыл, твоя выписка, - он выудил из нагрудного кармана, сложенный вчетверо белый листок.
     Дима замялся.
 - Может его не брать? – спросил он.
  - Бери-бери, дорогая бумага. Даже и не задумывайся, жизнь длинная, пригодится, - сказал санитар.
  - Интересно зачем? – спросил Дима, натягивая на запястье часы.
  - Наивный! Вдруг ты кого-нибудь пристукнешь, или менты на тебя наедут, а бумажечка, вот она. Скажешь, ничего не помню, ничего не делал. Если выписку потеряешь, что нежелательно, объяснишь, так, мол, и так, был на излечении и вот опять приболел. Они пошлют запрос, а отсюда ответят, да, действительно был такой пациент. Прошел курс лечения и все такое прочее. Эпикризы они пишут хорошие, на всякий случай, что бы потом ни за что не отвечать. Сам убедись, такого наверно ты о себе и не знал, наколбасили на машинке целую страницу, не пожалели времени. Я просмотрел, кто прочитает удивиться и спросит, с таким диагнозом и на свободе? Оделся? Деньги проверь, они в паспорте, считай хорошо…пересчитал? Все на месте?
  - Да.
  - Теперь возьми, распишись вот на этом бланке, - санитар подал Диме опись. - Вот тут внизу прописью: получено полностью, число, роспись, фамилию тоже напиши. Ну и молодец, а теперь наступает самый важный и ответственный момент, всех заинтересованных просим держать себя в руках, намек ясный?
  - Допустим, - сказал Дима.
  - Смотри, - сказал санитар. Он спокойно свернул деньги в трубочку и затолкал их глубоко в карман брюк. – Это еще не все, - добавил он. – Мобильничек, глянь, новенький, - пойдет главврачу, ты смотри, и камера даже есть. Ты не переживай, ты себе еще один купишь, - утешил санитар.
     У Димы слегка потемнело в глазах, он уже мысленно прочертил траекторию, заканчивающуюся посередине наглого, чисто выбритого подбородка. Но вовремя, по привычке оглядел помещение. Двери закрыты, даже если забрать ключи, неизвестно куда потом уходить, обстоятельства предлагали смириться. Дима расслабил правую руку и полу прикрыл глаза.
  - Умный парень, - прокомментировал санитар. – А я видел, как мелькнул нездоровый огонек в глазах. Никто тебя обирать до трусов не собирается, сам понимаешь, отсюда никто раньше чем через два месяца не выходит, а ты голубем вылетаешь, не досидев неделю. Это чего-нибудь да стоит? К тому же я заметил в твоих штанишках кредитку, не попавшую в опись, недосмотрели, ты уж прости. На ней бабло есть? – санитар откровенно потешался.
  - Найдется,-  глухо ответил Дима.
  -Вот и ладненько, - сказал санитар. – Значит, домой доберешься, на вокзалах банкоматов хватает. С хорошим человеком всегда приятно иметь дело. Хочешь пару убойных колес на дорогу, так сказать, компенсация за моральный ущерб. Из своего личного запаса, вставляет моментально, бухать не надо.
  - Не хочу, еще прицепят меня с твоими колесами на кармане. К чему мне лишние неприятности.
  - А вдруг за дверями, стоит мой напарник, и мы тебе их силой втолкнем. Не боишься, вижу, не боишься, а зря. Ну ладно, ксиву не забудь,  смешной. С такой бумажкой  как у тебя можно прямо идти в Министерство Внутренних Дел и на глазах у дежурного спокойно развешивать по пакетикам героин, и тебе ничего не будет.
  - Как-нибудь в другой раз,- сказал Дима, забрасывая сумку на плечо.
  - Пошли, - сказал санитар, запирая дверь душевой. Он посмотрел на больных, начинавших потихоньку выбираться из столовой, и повел Дмитрия в другую сторону, в тупичок. Молча, отпер последнюю дверь. За ней оказался склад, наполовину забитый матрасами, кроватями, непонятными узлами и разнообразным хламом. Следующая дверь вела прямо на улицу.
       Дмитрий вышел на свежий воздух, радостно вздохнул полной грудью и чуть не упал, внезапно закружилась голова.
     Санитар подхватил его под локоть и бережно посадил на скамейку.
 - Кислородику хапанул? Ну, посиди, минутку отдохни. Не пугайся, так со всеми бывает, кто долго просидел в закрытом помещении.  А я и забыл, хотел тебя дальше вести. Ты парень крепкий, а и тебя свалило, в такие моменты здесь обычно беглецов и ловят. Правда, классно, ну что? Уже легче? Ну, пойдем.
      Дима поднялся, и санитар повел его вдоль здания. Они зашли в дверь кухни, прошли мимо толстой поварихи, которая в это время отчаянно слюнявя пальцы, листала женский журнал и одновременно следила за булькающим варевом. В углу кухни виднелась открытая дверь, выводящая прямо на улицу, а точнее в переулок, косо уходящий, куда-то вниз, вдоль выложенных из камня невысоких стен. В конце переулка начиналась цивилизация. Возле порожка стоял старый УАЗик, защитного цвета, забитый эмалированными флягами.
  - Петя, куда ты едешь? – спросил санитар.
     Пожилой водитель показался из машины.
 – А тебе куда надо? – спросил он.
  - Мне никуда, я подумал, может, парня подбросишь. Он в наших местах впервой.
  - Садись, - сказал Диме водитель. – Подвезу куда смогу. Тебе в какую сторону?
  - На вокзал.
  - На какой, в городе вокзалов много.
     Не дожидаясь конца разговора, санитар махнул рукой и отправился обратно в отделение.
  - На ЖД, - сказал Дима.
  - Хорошо, крюк небольшой. Вниз по переулку и направо, пройти метров триста и будет метро. Называется - «Республиканский стадион», - водитель захлопнул дверцу и несколько раз крутанул ключ зажигания. После четвертой попытки мотор заурчал. – На метро было бы быстрее, ничего, я тоже не тороплюсь. Небось рад, что отсюдова выбрался? – спросил он разворачивая машину.
  - Конечно, рад, - сказал Дима.
     Машину закрутили плотные транспортные потоки. Привычно перестраиваясь из ряда в ряд, через двадцать минут машина остановилась напротив центрального входа в вокзал, там, где парковка запрещена. Водитель вылез на асфальт и сказал:
 - Ладно, сказал А, скажу и Б. Пойдем, сделаю для тебя то, что иногда приходится делать и для других. Тебе далеко ехать?
  - Не очень, - ответил Дима.
  - Ну, все равно, пошли, - дядя Петя первым вошел в большие, стеклянные двери центрального входа. Он внимательно посмотрел на огромное табло, нависавшее над широкой лестницей, показывающее прибытие, отправление поездов и свернул направо.
  - Подождите, – сказал Дима.
  - Что такое? – спросил водитель. – Проблемы?
  - Как сказать, – ответил Дима. – Ваши дорогие коллеги успели здорово меня обчистить. Выгребли всю деньгу подчистую, плюс мобильный. Радуюсь, что хоть, мои трусы, им не понадобились, а то неудобно голому по городу бродить.
  - Ну, хоть немного заначил? – тревожным голосом спросил водитель, внимательно всматриваясь Диме в лицо.
  - Подождите немного, сейчас найду ближайший банкомат, там, на карте должно немного оставаться. До дому добраться, должно хватить. Дима оглянулся и в углу возле обменного пункта заметил толстый ящик  банкомата, призывно мигающий зеленой полоской.
     Водитель терпеливо ждал пока Дмитрий тыкал пальцем в клавиатуру аппарата, увидев у него в руках деньги, дядя Петя подмигнул и, не обращая внимания на длинные хвосты очередей, подошел к окошечку с надписью «Воинская Касса».
     Перед окошком, поблескивая звездочками на погонах, топтались человек десять- двенадцать с хорошо откормленными лицами.
  - Куда прешь? – отрабатывая командный голос, сказал подполковник, выставив вперед голубой погон. Он стоял в очереди первым. – Не видишь, ослеп? Написано же, только для военнослужащих.
  - Потише, пехота, – сказал водитель, отпихивая подполковника пивным животиком. – Мне человека из психиатрического надо отправить. Еще есть вопросы? Возражения?
     Очередь жадно желавшая услышать хороший скандал резко подалась назад, оставив перед кассой пустое пространство не меньше трех метров.
  - Боятся, значит, уважают,- Сказал дядя Петя Дмитрию на ухо.- Одно предложение, а действует всегда безотказно, - он улыбнулся, явно упиваясь незримой властью. - Эллочка! – сказал водитель в дырку кассы, - помоги уехать нашему человеку. Давай, подходи, - он слегка хлопнул Диму по спине.
  - Вам куда? – задушевным голосом спросило воздушное создание мелированое под зебру.
  - До станции Лабуданск – 2.
  - На Юг значит, - сказала вслух Эллочка и бодро защелкала пальцами по клавиатуре. - На когда? Купе? Плацкарта? Верхнее – нижнее? Скорый? Пассажирский?
  - Ближайшее, пожалуйста,- сказал Дима, увлеченно наблюдая за работой девушки.
  - Одиннадцать сорок пять, устроит? Купе, верхнее место.
  - Конечно, устроит, давайте.
       Принтер выплюнул длинный желтый билет. Кассирша, пересчитав деньги, дала сдачу.
 - Счастливого пути! – сказала она, улыбайтесь. – Приезжайте еще, будем рады.
       Дмитрий отошел от окошка кассы, увеличившаяся за это время толпа военных бросилась обратно к кассе.
  - На ближайшее несколько дней, на южное направление ничего нет, - послышался из окошка, изменившийся до неузнаваемости, резкий и неприятный голос Эллочки.
  - Как же? – попробовал возразить подполковник. - Ведь я слышал, вы только что предлагали на выбор вон тому парню.
  - Когда вы окажетесь там, откуда этот парень, я не только найду вам билет куда угодно, хоть до Парижа, но и не поленюсь сама вас провести на поезд, с цветами, и сама посажу в вагон. Ясно вам! – конец фразы заглушил гулкий шум вокзала.
  - Будешь в наших краях, заходи! – сказал дядя Петя знаменитую фразу.
  - Нет, уж лучше вы к нам! – в тон ему ответил Дима.
     Водитель взмахнул рукой и пошел к выходу. Его машина, с красными крестами на стеклах одиноко стояла, въехав передними колесами на тротуар. Машины то и дело останавливающиеся спереди и сзади, обязательно оставляли УАЗику свободное место для маневра.
      Вокзал шумел. Дима вышел на перрон, где шла оживленная торговля чебуреками, пирожками с сомнительной начинкой, беляшами с подавляющим дыхание луковым наполнителем и прочей незамысловатой снедью. Напитки, благодаря летней жаре, уходили по тройной цене. Отъезжающий народ хватал все, как перед последним днем Помпеи. В пивной  ларек стояла длинная очередь. Торговцы газетами старались выкрикнуть названия прямо в уши пассажиров.
      «Может выпить бутылочку пива», - подумал Дмитрий. – «Деньги еще есть, должно хватить. Жалко только к тетке не попал», - и пристроился в хвост очереди. – «Какое взять? Балтику или Черниговское?. Черниговское светлое. Да, возьму его» - выбирал он, глядя на длинные ряды разноцветных этикеток.
  - «Сармат» светлое, берем? – быстрой скороговоркой спрашивала мордатая продавщица у каждого, получая однообразный вопрос:
   - А что, больше ничего нет?
  - Нет, - безразлично отвечала она.
  - Ну  что ж, давайте какое есть, - и люди брали кому сколько нужно.
      Дима получил в руки литровую бутылку теплого до противности пива, отошел в сторону, под навес, в тень, и стал пить пиво мелкими глотками, поглядывая на снующих туда-сюда людей. После пива вдруг захотелось есть. Четыре беляша в мятом, прозрачном кулечке, выглядели до ужаса неаппетитно. Дмитрий съел половину, а остальные два, затолкал в боковой карман сумки. Во рту остался противный привкус прогорклого  фритюрного масла. Хотелось сплюнуть, но жара делала слюну тягучей и резиново-вязкой. «Еще капнет на футболку, совсем стану похож на бомжа. И так рожа не бритая. А, плевать, я тут никого не знаю, мне с ними детей не крестить. Вдруг я бороду отпускаю», - он потрогал ворсистый подбородок. Отросшая щетина начинала отчаянно чесаться.

                ГЛАВА 16.
                ДАВНЕЕ ВРЕМЯ.
Олекса шел сзади, с любопытством смотря, как быстро меняется местность по мере того, как они отходили все дальше от Днепра.  Крутые каменистые стены становились все ниже.  Плотный, усыпанный вкраплениями темных валунов откос сменила рыжая глина. По самому верху стали проскакивать не пуганые человеком хохлатые жаворонки,  юрко прячущиеся в траве. Их летающие собратья, оглашали пропитанный зноем воздух звонкий голосами. Несколько темно-серых точек висело в напоенной  запахом жарких трав синеве. Невзрачные пичужки перепархивали в зарослях боярышника, попискивая и прячась между длинными, щетинистыми иголками. Колючие кусты, в два человеческих роста, плотно укрывали редкие лощины. Нигде не видно ни старого кострища, ни срубленного дерева. Казалось, что еще никогда человек не посещал этих далеких мест.
 Три часа быстрой ходьбы пролетели незаметно. Речушка становилась все меньше и меньше, в некоторых местах ее уже можно было при желании перепрыгнуть. Солнце, мягко светившее путникам в спину, делало тени все длиннее с каждой минутой.
Дмитро, идущий впереди, то и дело оглядывался по сторонам.
 — Слышишь Олекса, давно хотел тебя спросить,- сказал он, замявшись и отвернув лицо.
-Ну, спрашивай, не таись. Я человек открытый, мне эти византийские увертки да умолчки давно как кость в горле.
— Хорошо, попытка не пытка, только, чур, за спрос не бей в нос.
— Да что ты как девка, вокруг да около ходишь.  Сказал же, отвечу,- Олекса сердито нахмурил брови.
— Голосок твой, такой от рождения, али с тобой уже потом что подеялось? Ну, я имел в виду... кх-кх.- Дмитро потупившись, покашлял в кулачок.— Да вот это самое!
— А-а-а? Так вот ты о чем?- Олекса улыбнулся.— Спросил бы прямо, нечего тут жаться. Угадал. Там давно, не все в порядке. Еще я был зеленым юнцом, взяли меня в поход, вот уж только не скажу, первый это поход был, или уже второй. Ну не важно. Попал наш малый отряд в засаду. Варяги нас выследили,  а мы как раз с ночевки вышли. Дня три стояли в одной, глухой деревушке. Браги там было преизобильно, пока всю не кончили не ушли.
— Так что, несчастье с тобой произошло по пьяному делу?- Дмитро обернулся через плечо.
— Можно и так сказать, квелый я тогда был, может если бы мы не глотали эту гадость, то ничего и не случилось бы. Хотя как знать, видно мне, этакое испытание на роду написано. Так вот, наскочили на нас варяги. Такая себе, бродячая шайка, а насупротив меня оказался настоящий бык. Шлем рогатый и все такое. А я тонкий,  аки тростник ветром колеблемый. Ну, первый его удар я лихо принял на щит и думаю, рубану ка его по башке. Но пока думал, замешкался,  а он не зевал. Как даст  мне с левой исподнизу, и прямиком в причинное место.
— И как, больно было?- перебил рассказчика Дмитро.
— Не то слово. Я в тот же миг память потерял, очнулся уже в избе, ноги привязаны к потолку в раскорячку, а между ними, лучше и не говорить. Распухло все, размером примерно с два кулака. Кто ни видел, речь теряли. Шутка ли -  шестопером туда получить. С тех пор у меня с голосом сделались перемены, да и с другим тоже не очень хорошо. Когда- никогда становится пригоден к делу, для которого прицеплен. Так-то.
— Ты же говорил, что у тебя сын есть,- удивленно сказал Дмитро.— Приемный что ли?
— Чем слушаешь? Объяснил же, иногда выходит, так как надо, только не часто. Вот и прикрываюсь ратным делом, чтоб поменьше дома бывать. Заезжаю раз в полгода на пару деньков, лик свой домашним показать,  деньжат подкинуть и от соседских пересудов жену уберечь.
— А она у тебя того, не гуляет?
— Нет, Евдокия женщина строгая, такого баловства никогда не допустит. Она сирота, при монастыре воспитывалась. Как четырнадцать ей исполнилось, решила она не принимать постриг и поселилась у дальней родни, недалеко от моего подворья. Через четыре дома. Обвенчались, живем вот уже сколько лет. У нее характер знаешь какой, даром что баба, и дитятко воспитывает любо глянуть. Не то что, какая-нибудь кукушка,- Олекса улыбнулся.
— Значит, не было бы счастья, да несчастье помогло?
— Выходит так. Но знаешь? Это попервах я думал, что все, жизнь кончилась,  а потом попривык, в голове чище, да и немятежней мне, демон блуда не беспокоит,- сказал Олекса.
— Уж так ли? Вот послушал я тебя и думаю,  если б со мною такое подеялось,  то лучше смерть. Как помыслить, может, и вовремя Васька не стало. Вдруг, стал бы он калекой с перекособоченой головой. Кому он такой нужен, ни матери,  ни невесте, никому. Зря я затеял этот разговор. У меня от него, как у старого мерина, прямо на ходу селезенка заекала.
Дмитро скорбно вздохнул, поправляя на спине съехавший мешок. Вдали показалась небольшая долина, сплошь покрытая высокой травой в которой спокойно мог спрятаться всадник, не слезая с коня.
— Остановимся возле той зелени, если что, в ней и спрячемся, - сказал Дмитро.
— Если что?- переспросил воин.
— Вдруг, лихие люди, да еще с собаками. В такую чащобу они не полезут, побоятся. Не раз проверено, - пояснил Дмитро.
-Да какие тут люди? Ты кого-нибудь видел? Или следы? Не городи невесть что.
— Странно мне тебя уговаривать. А волхв этой дорогой бежал?
— Понятно, что этой, если конечно лапа не врет.
— А его следы ты заметил? То-то же. По такой земле обоз проедет и ничего не оставит. В этих краях даже князьям мозги вправляли, не то что, таким как мы поблудам.
— Ты половцев имеешь ввиду?- спросил Олекса.
— А кого же еще. Мало ли сброда может тут шататься,  а мне не хочется окончить свои дни в рабских колодках с бритой головой  на иноземном базаре,- нервно сказал Дмитро.
— Смотри, рыжуха хвостом вильнула, и не боится собачье племя выкрутасы строить,- сказал Олекса, показывая пальцем, на молодую лисицу, которая, не обращая внимания на путников, выворачивалась на пригорке, дрыгая всеми четырьмя лапами.
— Дождь будет скоро, вот она и валяется в пыли,  блох изгоняет. Тебе веселье, а укрытия впереди нету, - Дмитро всмотрелся в темнеющий горизонт.— Хорошо бы стороною обнесло. Понюхай, сыростью не пахнет?
— Нет, не слышу,- сказал Олекса, раздувая ноздри.
— Тем хуже, против ветра пойдет. На ровном месте от молнии не уйдешь, зашибет. Но это я так, к слову. Что-то в последнее время одни несчастья грезятся, и сплю тревожно,- тихо сказал Дмитро и остановился.— Может, вытянешь свой утиный указатель? Сверим дорогу.
— Давай завтра, не хочется мне лишний раз такую гадость руками трогать, все равно мы ночью никуда не пойдем.  Не знаю как ты,  а я устал, дальше некуда.  Так бы упал здесь и заснул, даже есть не хочу,  только пить. Сообрази где нам можно напиться.
Дмитро указал в середину травяного острова.
— Где зеленее, там и сыро,  пойдем вглубь, подбери-ка вон ту палку,- Дмитро кивнул в сторону.— Выкопаем ямку,  авось водица и набежит.
—Смотри,  тропа идет в траву, неужели отшельник мог здесь поселиться, от мира скрываючись?- спросил Олекса, заходя по утоптанной стежке.— Не похоже, даже хижины не видно.
— Водопой там,  или солонец, не видишь: людьми тут даже и не пахнет. Теперь осторожней, лучше конечно пойти прямо через траву. Палочкой раздвигай и топай себе напрямик,- сказал Дмитро.
— Да вот же тропа, что я несмышленыш какой, о коряги ноги бить. Хочешь, иди напрямки,  а я пойду по тропе,- устало сказал Олекса, садясь прямо на землю.— Вот только чуть передохну.
—Давай-давай!  Ласке али рыси, тоже тут живется скучновато. Вот ты их и повеселишь когда станешь когти от морды, отцеплять. Потеха не хуже других,- Дмитро улыбнулся.
 —Не может быть, эти звери, человека боятся и никогда первыми не нападут. А давай так, я первый пойду, ежели ты опаску держишь, - сказал нетерпеливо Олекса.— Как дойду до середины тогда тебя покличу.
— Нет, я не согласный, первый сам пойду,  а ты позади меня, шагах в пяти. Вдруг опасность, сразу крикну, а ты прыгай в сторону, только смотри не в промоину,  а туда где посуше. Потопнуть в дурной яме дело нехитрое, но мне чего-то не хочется самому здесь оставаться,- начал уговаривать спутника Дмитро.
Олекса согласно кивнул и показал рукой на тропу, предлагая Дмитру пойти первым.
— Вечно вы бережетесь,- сказал он.— Нет, чтобы одним наскоком раз и порядок.
—Наше дело добраться домой живыми,  а разные наскоки, да рейды, мы оставляем вам. Только мы возвращаемся,  а вы не всегда.
 Дмитро осторожно, давя ногами хрустящий прошлогодний камыш первый вошел между зеленых стен. Через каждые десять шагов он то и дело останавливался и прислушивался, прикладывая к уху ладонь, сложенную раковинкой.

                ГЛАВА 17.
                АЛЕКСЕЙ.
Летом ненастье недолгое. Проснувшись, Алексей увидел, что вся комната залита ярким солнечным светом. Он посмотрел на часы, до звонка будильника осталось пять минут. Настроение было отличное, но тут вспомнился вчерашний день. Сразу же отозвались тупой болью рука и нога, пострадавшие вчера. Намного помедлив, Алексей откинул простынь. Присмотревшись, он с облегчением вздохнул: по сравнению со вчерашним днем, все выглядело очень даже ничего, йод хорошо сделал свое дело. Не вставая с постели, Алексей сделал легкий самомассаж и пару раз глубоко вздохнул, напрягая все тело. Поднявшись, он аккуратно перенес вес тела на больную ногу; вроде бы все в порядке. Теперь события вчерашнего дня казались и вовсе нереальными. Алексей, со спокойной душой пошел на кухню готовить завтрак.
По дороге на работу Алексей наслаждался окружающим миром. Вчерашний дождь сбил жару, вымыл деревья и тротуары, на улице было прохладно, божественно пахли цветущие липы. Чтобы не дышать выхлопными газами, Алексей шел дворами, подальше от оживленных утром автомобильных дорог. Навстречу ему торопились с электрички на учебу студентки медицинского училища, доставляя огромное эстетическое удовольствие. Молодость – сила непреодолимая.
Алексей перешел через железнодорожные пути по пешеходному мосту и спустился в городской парк. До работы было совсем уже близко, но Алексей решил сделать небольшой крюк, чтобы продлить общение с городской природой. Пройдя до конца парка, он вышел на главную улицу города, и прогулочным шагом направился к участку.
Несмотря на все ухищрения, Алексей пришел раньше почти на пятнадцать минут, и первым кого он увидел был начальник. Тот стоял на въезде во двор и курил.
- Николаич, привет!-  бодро сказал Алексей.
- Привет, как самочувствие?-  спросил начальник с легкой ухмылкой.
- Бывало и лучше, но, вроде, все в порядке. Интересно, кто успел рассказать?
- Толик уже тут. Рассказал вкратце. На больничный пойдешь?
- Нет, наверное.
- Да, ну ты дал. Только почему эти собаки именно на тебя кинулись? Может ты кинул в них чем-то?
- Слушай, Николаич, я в них ничего не бросал, ничего не орал, не дергался и не прыгал. Несчастный случай оформлять не придется, так что расслабься. Ты бы лучше строителям позвонил, вчера из-за них кувыркались по дождю. Муфта сломана была, потоптался по ней урод какой-то. Кроме них больше некому.
-Да, я знаю. Игорь мне еще вчера, по телефону рассказал. Буду сегодня с их начальником разговаривать.
-Ладно, пошел я переодеваться. Сегодня куда?
-Туда же. Просмотреть надо все колодцы. Вдруг еще что-то сломано.
-Ясно.
-Ты не поедешь. Там, недалеко от тебя водоканал копать будет. Надо проехать. Я тебе звонил по городскому, но ты, видно, рано из дома ушел, а у меня на мобильном денег нет.
- Хорошо, ясно.
Согласование подвернулось кстати: ехать на место вчерашнего инцидента не хотелось. Алексей обрадовался, но вида не подал.
-На сколько туда?
-На девять вызвали, успеешь.
На работу начали подходить ребята. Все спрашивали о здоровье, Алексей вяло отшучивался, от хорошего настроения не осталось и следа. Вчерашнее было неприятно вспоминать. А потом он понял: неприятно из-за боли в руке и ноге, а так ничего: завалил двух собак, от третьей отбился, пусть уцелел случайно, но все-таки. Можно, в какой-то мере гордиться.
Подумав так, Алексей успокоился и даже повеселел.
- Езжайте, орлы, а я пешком, в свой край,- шутливо сказал он коллегам, и вышел на улицу.
По дороге на согласование, Алексей думал о боевых искусствах. Раньше они занимали его полностью, поглощали все ресурсы мозга, мысли о боевых искусствах превратились в, своего рода, вредную привычку. Но это было раньше. А потом…. Любовь, семья, работа – не лучшие соседи для ушу, айкидо и каратэ. Плюс,  это все чудесно уживалось с чудовищной ленью и инертностью. Но что есть - то есть, и в последнее время, эти мысли снова возникали у Алексея. Перечитав уйму литературы и кое-что попробовав  на практике, он понимал, как замусорены мозги у многих любителей единоборств, а у простых людей тем более. Многие авторы книг пишут абсолютно правильные вещи, но когда дело доходит до конкретной техники – на иллюстрации противно смотреть. В спортивных залах то же самое, но спортсменам легче: практика помогает. Хотя на улице все сложнее. Просто набить морду – нет ничего лучше славяно-горицкой борьбы или бокса. Потрясающая техника подавления. Страшны броски вольной и классической борьбы. А восточные единоборства сейчас мало кто воспринимает серьезно. В них всего слишком много: стилей, школ, экзотики. Как спорт восточные единоборства – дерьмо. Какие,  скажите, могут быть соревнования с ударами локтем в горло или пальцами в глаза. Инвалиды получались бы тысячами. Как определять лучших? Все правильно, заниматься хочется, уродоваться - нет.
В молодости Алексея больше всего привлекало китайское ушу, но с возрастом стали ближе идеи каратэ. Самозащита без оружия вообще или подручными средствами. Хотя реально применить какой-нибудь прием – это иногда почти то же, что достать пистолет.
 Раньше, в простых драках, применять не то что каратэ, а и вообще бить по точкам расценивалось хуже, чем достать нож. Сейчас жестокость стала нормой. Полно уродов, любящих издеваться над другими. Однако, если их прижать покрепче, сразу,  в любое время дня и ночи находится знакомый мент – друг папы, знакомый судья – друг мамы, или знакомый бандит – друг бабушки.
Об оружии вообще страшно думать. Не то что газовый пистолет, а перочинный нож в протоколе окажется самурайским мечом, а ты окажешься в СИЗО. Молодые люди из патрульно-постовой службы выглядят хозяевами жизни.
Мысли прервал телефонный звонок. Алексей достал телефон и посмотрел на экран, звонила жена.
- Привет, зайка, как у вас там дела?- спросил Алексей, стараясь говорить бодро и весело.
- Привет. Что это ты такой веселый, расслабляешься без нас?
- Конечно. Ну, рассказывай.
- А что рассказывать? У нас все хорошо. Все здоровы, вчера ходили на водохранилище. Сашка был в полном восторге.
- Везет. Как тесть?
- Как всегда, выпивает потихоньку, мать нервирует.
- Понятно, Сашка не хочет поговорить?
- Он в саду, черешню обносит. Позвать?
- Не надо, пусть наедает шею.
- Слушай, Леша, у меня к тебе дело, нас три недели не будет, а я коммунальные не заплатила. Надо, чтобы ты подсуетился.
- Заплатить я могу, только квитанции заполнять я не умею.
- Ничего не надо заполнять, я все уже заполнила.
- А деньги?
- Все в шкафу, и квитанции и деньги.
- Это другое дело. А где лучше платить?
- В сбербанке. Там дешевле выходит, за квитанции сбор не берут.
- Ладно, Люда, договорились. Ну, все, пока, мне идти надо. Всем привет, Сашку целуй. Пока.
Алексей нажал кнопку сброса. Когда они с женой только начинали встречаться, могли разговаривать по телефону часами. Со временем это ушло. Совместных дел стало, не в пример, больше, а желания общаться меньше. Привычка, наверное.
За перекрестком Алексей увидел грязный экскаватор и автомобиль с красной полосой на желтой будке. Рядом с тротуаром, в центре большой лужи, бурлил небольшой гейзер. Мутный поток глинистой воды тек вниз по улице.
Алексей подошел к водоканальской машине и заглянул внутрь.
- Ну что, орлы, долго меня без воды морить будете?
- Не знаем, как работа пойдет,- лукаво ответил бригадир, приземистый мужик с красным лицом. – Твое хозяйство рядом есть?
- Мое хозяйство всегда со мной рядом есть, - пошутил Алексей.
Шутка удалась: засмеялась вся бригада.
- А если серьезно, кабель наш здесь, за тротуаром, мимо тех двух акаций проходит. Туда копать будешь?
- Не знаю, вода выходит здесь, а где сам порыв, кто знает? Может даже придется кусок трубы менять.
- Значит, пока не откопаете, буду с вами стоять. Горгаз приходил?
- Нет, ты первый.
Алексей отошел в сторону, надо было позвонить на работу. Он набрал номер начальника.
- Алло, Николаич! … Я на месте… Будут копать в сторону кабеля на Ивановку… Да… Здесь надо присутствовать… На весь день… Хорошо, ближе чем на два метра подпускать не буду… Хорошо… Все, удачи…
Так  и прошел рабочий день. Водоканальцы порыв устранили: забили дыру в прогнившей трубе деревянным чопом.
С чувством выполненного долга Алексей пошел домой на час раньше конца рабочего времени. Настроение было отличное, но,  входя в квартиру, он вспомнил о просьбе жены. Никуда идти не хотелось,  жара надоела за весь день, он настроился отдыхать.
Не снимая туфель, Алексей прошел на носочках по ковру к шкафу в спальне, открыл дверцу и на верхней полке увидел стопку платежных книжек, и деньги, торчавшие из верхней книжки. Собрав все бумажки в черный пакет с надписью «BOSS», Алексей вышел из квартиры. « Что-то Кузи опять нет»,- вспомнил он о коте.

                ГЛАВА 18.
                ДАВНЕЕ ВРЕМЯ.
Над серединой травяного острова с шумом поднялись птицы, галдя и крича, они сделали несколько низких кругов, разбились на стайки и исчезли из виду, не возвратившись обратно.
Дмитро тревожно посмотрел вверх и медленно вытащил из ножен свой короткий меч. Увидев отблеск света на тщательно отполированном лезвии, Олекса достал топор, вопросительно посмотрев на идущего впереди Дмитра. Тот обернулся, приложил палец к губам призывая к молчанию и указал обнаженным мечем вперед.
Олекса понимающе кивнул,  подошел к Дмитру и, улыбаясь, плечом отодвинул его в сторону проходя вперед. Дмитро схватил его сзади за плащ,  горячо зашептав в самое ухо:
— Не торопись, не знаю что там, но нам лучше выйти обратно и переждать малое время мало ли что, вдруг какие супостаты прячутся.
Олекса внимательно прислушался и где-то на границе слуха уловил непонятное многоного-дробное, похрустывающее шевеление. Он повернулся к Дмитру, знаком спрашивая того о причине столь необычного звука.
Дмитро молча, пожал плечами и тихо шепнул:
 — Не знаю,  такого я раньше не слыхивал, отступаем? — и вопросительно указал большим пальцем себе за левое плечо.
— Нет, обожди, поимей милость,- тихо сказал Олекса. — Чувствую, ежели в ближайшее время не напьюсь, то тут на этом месте упаду и помру. Давай подождем, хотя бы немного,- он ступил несколько шагов вперед, стараясь тщательно рассмотреть происходящее за изгибом тропы.
Звук то становился ближе, то совсем затихал и в минуты тишины только ветер мягким шорохом покачивал над их головами подсыхающими верхушками трав.
Вдали загрохотал пока еще далекий раскат грома. Ветер вдруг ослабел и затих, влажная,  душная тишина опустилась на путников, придавив до звона в ушах. Сквозь близкий, уже явно различимый удар грома, проступила звонкая, серебристо-хрустальная трель.
Олекса замотал головой, стараясь прогнать от себя внезапное, неприятное оцепенение, охватывающее понемногу все тело,  начиная от ставшей вдруг ватной головы, и медленно опускающееся до кончиков пальцев на ногах.
Вихрь из измочаленных, камышовых стеблей закружился на тропе,  завертел воздухом, зашумел, нарушив недолгую тишину и взорвался навстречу Олексе огромной кабаньей головою, с кривыми,  торчащими по бокам мощного рыла клыками.
Кабан взмотнул головой и хлестким, таранящим ударом сбросил не успевшего  удивиться Олексу прочь с тропы.
Дмитро, не дожидаясь разящего удара секача, прыгнул вперед, в траву, освобождая  мчащемуся как стрела животному проход по тропе. Кабан мелькнул перед его глазами и сразу пропал, оставляя за собой, застоявшийся, противный запах старого хряка.
— Проклятая свинья, сапог порвал в клочья, - выбравшись обратно на тропу услышал Дмитро голос Олексы. Тот уже стоял на прежнем месте и, заложив под мышку не нужный теперь топор, старался сложить вместе в клочья разорванное голенище сапога.
— Покладь топор, а то невзначай уронишь,  да на вторую ногу, -сказал Дмитро.
— Ты еще не каркай, похоже, зацепило по ноге. Свиная морда! Ух, и здоровый, я раньше таких не видел, и сказать поболее, мне про таких даже и не рассказывали. Наши лесные, насупротив него, чисто заморыши недоделанные. Точно годовалый бычок, только ноги чудок подрубить и клыки вставить, получится самое оно, - сказал Олекса, с нескрываемой жалостью отрезая обрывки голенища.- Посмотри, хоть неглубоко, но больно, - он показал на кровавую полосу,  длиной в полторы ладони,  перечеркнувшую белую, незагорелую икру наискось и потянувшуюся  под колено рваным узором.— Как думаешь,  не страшно царапнул?
—Да не елозь ты по ней, грязными руками, на вот, прикрой рану,- Дмитро быстро достал из мешка чистую полоску ткани, - плотненько обмотай,  а вечером костерок разложим и пеплом присыплем. К утру авось затянет, сильно болит?
— Чепуха!  Разве это болит? Такую мелочь я даже за рану не считаю, - гордо сказал Олекса. — На, вот, возьми свою тряпку, лишнее это все. На вольном воздухе скорее пройдет, смотри, кровь уже не течет. Только сукровица еще немного сочится, ну порядок, коркой скоро покроется и все. - Олекса несколько раз притопнул ногой.— Ну, пошли что ли дальне? Не может же еще там сидеть, целое гнезда таких тварей? - спросил он.
— Обычно нет, старые секачи, они в одиночку бродят. Но наткнуться на свинью с поросятами, ничуть не лучше. Та кусает и рвет, почище любого, матерого волкодава. Только, вот что,  давай, я теперь первый пойду, ты как, согласен?- Дмитро бережно отодвинул Олексу и с опаской посмотрел на тропу.
— Иди, кто ж тебе не дает,- сказал Олекса сторонясь.
Дмитро медленно пошел вперед, он то и дело останавливался, прислушивался, но кроме гомона опять оживившихся птиц, так ничего подозрительного и не услышал.
Мягкая тропа стала уходить под уклон, каждый шаг стал отзываться под ногами чмокающим, влажным звуком.
— Ну, вот и пришли, пей теперь, хоть залейся, - радостно сказал Дмитро, и сложив лодочкой ладонь, зачерпнул.— Сойдет, - сказал он, сделав несколько крупных, жадных глотков.
Олекса внимательно осмотрел маленькое озерцо, окольцованное стеной камыша, поверхность воды полностью укрывалась темно-зеленой зернистостью ряски. Он упал на колени и припал губами к воде, одновременно отгоняя ладонями назойливо лезущие в рот водоросли.— Тиной, отдает, - сказал он, поднимая голову.
— Ха-ха-ха,- засмеялся Дмитро. — Ясно, не княжьи меда, напился,  али еще будешь?
— Да хватит,  а то эта лужа скоро дно покажет,- удовлетворенно попробовал пошутить Олекса.
Дмитро пошарил в мешке, нашел, пустую тыквенную бутыль и осторожно нацедил в нее воды.
— Пошли, что ли, ночлег искать? - сказал он, пряча бутыль обратно в мешок. Затянул тесемки и забросил ношу на плечи.
— Пошли,- сказал Олекса. - Только прошу тебя найти дорогу, подальше от разных зверей. Мне мнится, что за последние дни я их столько разных перевидал, что кажется, вернись я сейчас, непонятным чудом домой,  то и последнею собаку сгоню со двора, - Олекса весело рассмеялся, донельзя довольный внезапно вылезшей шуткой.
Дмитро тоже улыбнулся, и не оборачиваясь бодро зашагал по тропе в обратный путь.
Вечер застелил притихшую степь блекло-бордовыми, закатными тенями, земля еще отдавала накопленное за день тепло, но уже явно начинала преступать легкими первыми вздохами будущая ночная прохлада, призываемая с небес стрекочущим переливом сверчков. Густой горечью запахла полынь, слегка согнув истомленные жарой верхушки в немом ожидании утренней росы.
— Вон та, неплохая, ложбинка должна нам подойти, - сказал Дмитро с проступившей  в голосе усталостью.— И колючек мало, и вряд ли кто сможет напасть на нас сверху. Что скажешь, стратег?
— Я приметил, что ты имеешь вельми дивную привычку,  забираться в разные норы,- сказал Олекса.— Ну не прими в обиду, это я так, к слову.
— На веселье потянуло, или здоровья невзначай прибавилось?
— Просто налился. Хотя конечно водица была смрадноватая. Жаль, не догадался искупаться, с Киева не мылся.
— Так вернись.
— С великим моим удовольствием,  но опасаюсь, что наш щетинистый друг захочет к одному попорченному сапогу сделать пару.
— Верно заметил, - сказал Дмитро. - Честно говоря, я больше не желаю с таким вот сотоварищем встречаться, стопчет и не заметит. Если тебя нога не сильно тревожит, не сочти за труд нарубить сухостою, - он кивнул в сторону зарослей.— Как раз его нам на ночь и достанет, небось не озябнем.
Олекса незамедлительно принялся за дело. Ловкими, косыми замахами, он быстро вырубил участок, предназначенный Дмитром для огня. В надвигающихся сумерках он очень напоминал косца, размеренно и неторопливо идущего по полю, оставляющего за спиной пустоту прокоса вместе с валиком только что сваленной травы слева от себя.
— Хватит трудяга, навалял за семерых, - остановил воина Дмитро.— Садись, отдыхай, я сам поподтягиваю,- добавил он и стал сносить нарубленное поближе к месту будущей ночевки, загораживая сухими ветками открытый подход со стороны степи.
— А ты голова, верно, удумал, ежели кто сунется на этот сушняк, то он затрещит, и мы проснемся. Но, на всякий случаи, свой куцый мечишко далеко не откладывай, положи его возле себя, так, чтобы невзначай во сне не напороться. Лучше под мешок, и проверь, легко ли вытягивать.
Олекса высек искры на пучок сухой травы,  положил сверху мелких веток и небольшой огонек затрещал, скупо размежевав вокруг себя свет и тень, дрожащими, колеблющимися бликами.
— На вечерю одни сухари,- сказал Дмитро, кивая головой.
—   Много сухарей?
— Неполные две дюжины.
— Давай по три штуки,- сказал Олекса.— А остальные оставим на потом, не до жиру.
Дмитро, роясь в мешке, тихо хмыкнул в ответ.
— Слушай воин, - сказал он. - Как у тебя со стрелковым делом? Лук сделать сумеешь?
— Не хочу тебя огорчать, но тут я не силен. На добрый лук дерево гнутое да выдержанное надо, здесь я такого не заметил. Не из дров же его лепить? Одно дело щит и топор, да в середину вражеского строя. Хотя с младых лет и праща мне немного знакома, могу камень далече забросить, а что ты спросил?
— Припасов мало,- пояснил свой интерес Дмитро, хрупая вторым сухарем.— На то озеро, из которого воду брали, обязательно должны налететь утки. А что? Ряски валом, самый ихний корм. Ох, как, они от него жиреют, еле летают. Думал наши с тобой запасы пополнить,  закоптить на дорожку, и полный порядок.
— Только что в голову пришло, а наша волхвиная лапа, не из этих ли мест? Ведь, тоже из утки,- предположил Олекса.
— Здается мне, что правды мы никогда не узнаем, да и чем они, скажи мне на милость, отличаются друг от друга? Вот ты, к примеру, отличишь сушеную лапу селезня от утиной,  а вдруг это вообще гусенок. - Дмитро посмотрел на медленно жующего Олексу.
Тот отрицательно покачал головой.
— И я не отличу, не забивай себе на ночь всякой ерундою мозги. Вот тебе вода, - Дмитро достал воду.— Запей и спи.
Олекса глотнул из бутылки, отвернулся от огня и сладко потянулся, одновременно прикрывая голову воротом полушубка.
Некоторое время Дмитро прислушивался к ровному дыханию спутника, но усталость смежила веки и он тоже заснул.

                ГЛАВА 19.
                ЛЕКАРЬ.      
       На втором этаже, углового подъезда обыкновенной пятиэтажки, стоящей среди таких же безликих близнецов, голубоватым отсветом выделялось одно из окон. На кухне небольшой, двухкомнатной квартиры, сидел пожилой человек, он посматривал на светлые квадратики окон в домах напротив, иногда переводил взгляд на газовую печку, где двумя голубыми кружочками, горели зажженные конфорки.
  - Где же ты? – сказал старик, всматриваясь в свое слабое отражение на оконном стекле. - Я ждал тебя всю жизнь. Наконец-то должно исполниться предначертанное от века. А я не верил, и теперь не совсем верю.
       Старик замер, а потом заметался по кухне, прихрамывая на одну ногу.
  - Делать-делать, время наступило делать, - пробормотал он, внезапно бросившись в спальню. Там, возле низкой тахты, напротив стены от потолка до пола занятой книжными полками, стоял столик на шести изогнутых ножках. Отполированная воском, черная крышка была о шести углах. На столе стоял старинный, бронзовый подсвечник, изображавший фигурку шестирукого дракона, держащего в ладонях чашечки для свечей. Последняя седьмая чашечка была у дракона на голове.
        Старик порылся в нижнем ящике невысокого комода, достал из него пачку темно-коричневых свечей, взял две и воткнул в крайние чашечки подсвечника. Затем, достал кожаный мешочек, вытащил из него трут и огниво, высек огонь и зажег свечи.
         Весело потрескивая, разгорелись новые фитильки. Старик снял со стенки небольшой бубен с бубенчиками и стал тихо бить в него, прикрыв глаза, покачиваясь из стороны в сторону, поочередно глядя на начавшие оплывать скупыми, черными каплями свечи.
      Такт ударов все время менялся, через некоторое время старик поднял голову, выставил седую бородку параллельно полу и мелкими шажками, приседая то на одну ногу, то на другую, пошел в обход стола по часовой стрелке. Горящие свечи наполнили комнату тяжелым, насыщенным запахом восточных благовоний. Старик пошел по кругу еще быстрее, понемногу наращивая темп ударов по натянутой козлиной коже.
  - Ай-я-ий-йа-ох-ин-ни-ум-ма-ман-янь-а…- негромко, на распев тянул старик, понятную только ему песню.
      Свечи догорели одновременно, они ярко вспыхнули, перед тем как погаснуть. В окно ударил порыв ледяного ветра, совершенно необычный для середины лета и душного дождливого вечера.
  - Завтра, - прохрипел старик. - Все начнется завтра, уже началось, - сказал он уже уверенней, отбросив ненужный теперь бубен на тахту.
        На кухне старика ждал давно сваренный кофе. Старик налил кофе в глубокую пиалу, капнул сверху несколько капель конопляного, с примесью гвоздичного, масла, посмотрел, как жирная жидкость радужным пятном расползается по поверхности напитка, и стал пить кофе мелкими, жадными глотками.

        Тоха, проснулся первым, он посмотрел на спящих сотоварищей и толкнул опухшего Хомяка в бок.
       Хомяк вскинулся, завертел круглой головой по сторонам, увидел, что никого постороннего нет и расстроено сказал:
  - Я думал опять менты шмонают.
  - Оставь свой козлиный жаргон, ты же культурный человек, без пяти минут кандидат наук, интеллигент, правда, бывший, но это не важно.
  - Чего будил? – обижено спросил Хомяк.
  - Мы о чем вчера договаривались?
  - О чем, у меня денег нет.
  - Я не о том, дебил! Вставай, похмеляйся и погнали.
  - Куда?
  - Ну, ты точно хочешь меня достать. На кудыкину гору, к барыге-часовщику. Вспомнил?
  - А? Так никакой он не барыга, так, местный экстрасенс. Называет себя лекарем нетрадиционной медицины.
  - Мне по барабану, как он там себя называет, давай веди, я сам с ним потолкую.
  - А ты уверен, что по делу будешь с ним разговаривать. Ты сплужишь, а по бестолковке надают нам обоим. Я манал такой расклад!
  - Не ссы, все будет пучком!
  - Подожди, давай я лучше сначала поеду, сдам тару, а потом вернусь и сходим.
  - Боишься, что Скелет тебя на бабло разведет? Не бойся, если он скозлит, я сам ему бошку отверну и в бетон закатаю.
  - Рановато правда, ну ладно пошли. Эй, Скелет! Вставай, пора за похлебкой, - закричал Хомяк в гору бумаги.
       Бумажный холм зашевелился, и из него высунулась грязная голова.
  - Пошли вы вон, я спать хочу, - сказал Скелет.
  - Мы уходим, - сообщил Тоха. - Если будешь валяться, твою тару попрут. Мы вернемся через пару часов, а ты не дрыхни. Если у нас все получится, будем гулять. Хочешь казенки Скелет?
  - Да пошел ты со своей казенкой! – Скелет отвернулся и начал перешнуровывать старые ботинки.
          Тоха и Хомяк вылезли по лестнице из подвала. Чисто вымытая темно-зеленая листва, отсвечивала насыщенным изумрудом под ясным, безоблачным небом. Хомяк поморщился, ему не нравилось летнее солнце.
  - Веди! Ты сказал недалеко, - скомандовал Толян.
  - Через два двора, потом наискосок через футбольное поле, за детским садиком. Я тебе вчера объяснял.
  - А толку, думаешь, я запомнил?
  - Слышь Тоха, но это мужик серьезный, к нему с разным фуфлом не потыкайся. Давай так, я тебе покажу, где он живет, а дальше ты сам. Не хочется мне с ним встречаться.
  - Почему?
  - Глазищи у него, как это лучше сказать, неудобные, что ли? Сглазит и жизнь пойдет наперекосяк.
  - Какая у тебя жизнь? Ты – бомжара!
  - Хуже может быть всегда.
  - Куда уж хуже?
  - Своими глазами видишь, ноги еще ходят. А представь, что ты ослеп и тебя парализовало.
  - Ты чо, гонишь? Накаркаешь еще, в пятак дам.
  - А, боишься? Вот почему я и не хочу с ним встречаться, - пояснил Хомяк. - Хуже может быть всегда, а я хочу сам тихо помереть.
  - Так, короче! На кого он похож, как его зовут и все такое.
  - Ухоженный старичок, с палочкой иногда ходит. Морда восточная, монгольская, башка маленькая, лысый с реденькой бородкой. Зовут его – Семеныч. Имя забыл, но отчество точно Семеныч.
        Бомжи подошли к подъезду.
  - Второй этаж, посередине, а я тебя на лавочке подожду, - сказал Хомяк.
        Толян зашел в подъезд, поднялся на второй этаж и посмотрел на среднюю дверь. Она была открыта, но не полностью, а так, меньше чем наполовину. Толян с опаской взялся за ручку, открыл сильнее дверь и заглянул в коридор.
       В узком коридоре никого не было. Напротив входной двери горел маленький светильник, из-за туалетных дверей слышалось урчание набиравшегося бачка. Тоха постучал костяшкой среднего пальца по замку. Никто не отозвался. Он прислушался, удивленно поднял брови и уже смелее придавил кнопку звонка. Громким, электронным голосом защелкал соловей. Из левой комнаты вежливо попросили:
  - Войдите.
      Толян осторожно зашел в коридор, наклонил голову и понюхал себя под мышками. Удовлетворившись результатом, он сделал четыре шага и заглянул в комнату.
        Посередине богатого, ворсистого ковра стояло мягкое кресло. В кресле сидела увядающая красотка, одетая в молодежную белую кофточку и короткую кремовую юбку. Вокруг нее бродил старик, он водил руками над головой женщины и что-то бормотал себе под нос.
        Толян несколько раз вежливо кашлянул в кулачек, такое он когда-то видел в кино.
  - Подождите, пожалуйста, в коридоре, там есть стулья. Сейчас я освобожусь, - сказал старик.
       Тоха присел на стул. Старик прикрыл дверь и начал что-то бодро рассказывать женщине, в коридор проникали отголоски его бархатного с хрипотцой голоса. Минут через пять – десять, дверь в комнату открылась, женщина вышла и уже на пороге произнесла:
  - Значит через два дня в это же время? Правильно, Валериан Семенович?
         Толик обратил внимание на имя отчество, для того чтобы повежливей обратиться к старику.
         Женщина ушла, захлопнув за собой входную дверь. Из комнаты послышалось:
 - Войдите!
        Тоха робко зашел в комнату, посмотрел на свои грязные ноги, обутые в разбитые сандалии, и, переминаясь с ноги на ногу, не решался ступить на ковер.
       Старик внимательно осмотрел вошедшего, задумался, затем улыбнулся и, сделав гостеприимный жест рукой, сказал:
  - Не стесняйтесь, проходите и садитесь в кресло.
   - Не хочу, так сказать…э, испачкать.
  - Не волнуйтесь, я вижу, что вы прямо с работы, времени не было переодеться. Я все понимаю, ну не стойте же, присаживайтесь.
       Толик нерешительно присел в кресло.
  - Так чем могу быть вам полезен? Желаете подлечиться? Вы не волнуйтесь, рассказывайте.
      Толян задумался, пощупал внутренний карман курточки и осторожно начал:
  - Я слышал, вы стариной интересуетесь.
  - Смотря чем, а у вас есть, что мне предложить?
  - Да, есть у меня одна штуковина.
  - Хотите продать?
  - Если сговоримся насчет цены.
  - Ну не темните, показывайте.
        Толик осторожно полез во внутренний карман, бережно взял колокольчик за ушко и, вытащив его, повертел перед глазами старика.
        Старик побледнел, он нашарил в заднем кармане белых летних брюк чисто выстиранный и отглаженный платочек, промокнул бисеринки пота, обильно выступившие на лбу, и сказал нарочито равнодушно:
  - Интересно, а можно посмотреть?
        Тоха пожал плечами и подал деду вещицу.
        Старик, бережно поставил колокольчик на распрямленную ладонь, подошел к окну, внимательно рассматривая его со всех сторон.
  - Вещь, похоже, старинная, а мне говорили, что вы в них знаете толк, - осторожно продолжил Толик.
      Старик посмотрел на Толика, затем вытащил очки, водрузил их на нос и продолжил осмотр.
  - Двести, - выдохнул Тоха и испугался.
  - Двести чего? – переспросил дед.
  - Баксов, - уже смелее сказал Толик.
  - А разрешите полюбопытствовать, где вы его взяли? – Глядя поверх очков, спросил старик.
  - Если не подходит цена, давайте назад, - резко сказал Тоха. – Я его отнесу в другое место, там мелочиться не будут. А если думаете позвонить ментам и сказать, что это я его у вас украл, ничего не выйдет. У меня есть свидетели, - уже совсем наглым тоном сказал Тоха, выжидательно глядя на старика.
  - Подождите меня здесь, - сказал старик, зажимая колокольчик в кулаке, - Беру! – добавил он и ушел в другую комнату, задержался там, на минуту, вышел и всунул в потную Тохину ладонь две серо-зеленых бумажки.
  - А кроме колокольчика, вы ничего не находили?
  - Нет, больше ничего, - сказал Тоха, продвигаясь к входной двери. Он боялся, что старик передумает и попросит вернуть деньги.
  - Да, не забудьте, пожалуйста, если еще что-нибудь в том месте найдете, обязательно покажите мне, я куплю. В цене не обижу. Помните, как меня зовут? Валериан Семенович.
       Тоха уже начал спускаться по лестнице, когда старик открыл дверь пошире и предложил:
  - Я добавлю, если вы мне покажете место находки.
       Тоха молча, прибавил ходу, выскочил из подъезда, сжимая в мокром кулаке деньги и крикнул отдыхавшему Хомяку:
  - Рвем отсюдова!

       Старик еще немного постоял на площадке, вошел в квартиру, захлопнул дверь и повернул ручку второго замка. Затем он прошел на кухню, пошарил рукой между кастрюлями. Там стояла литровая бутылка девяти процентного, столового уксуса.
       Старик взял в руки нож, срезал верх у бутылки и поставил ее на подоконник. После этого он пошел в комнату, бережно взял колокольчик и вернулся на кухню, где очень осторожно погрузил его в уксус.
      Грязноватая пена поднялась через край, сделала маленькую лужу на подоконнике и небольшим ручейком пролилась за батарею.

                ГЛАВА 20.
                ДАВНЕЕ ВРЕМЯ.
Короткую летнюю ночь скоро сменил ясный рассвет, в безоблачное, блеклое небо тонкой ниткой, тянулся серенький, прозрачный дымок. Костер давно не горел, покрывшись слоем рыхлого как пух пепла. Первым проснулся Дмитро. Он медленно поднял голову и осмотрелся, вокруг лежали никем не потревоженные ветки, недожженные за ночь. Он удовлетворенно хмыкнул и потряс за плечо заливисто похрапывающего  Олексу.
Тот заворочался,  согнул ноги в коленях, перестал храпеть.
— Ну, чего тебе?- глухо донеслось из под шубы.
— Вставай,  а то завтрак проспишь.
— Нужен он мне? Сам ешь свои сухари, всю глотку вчера ими ободрал. Лучше придумай, как поставить пару силков, - сказал Олекса зевая, и, потягиваясь, раскинул в стороны руки.
— Угомонись, по апостольскому правилу добрые христиане удавленины не потребляют. Так что, до доброго обеда придется тебе потерпеть.  Я же, не охотник-следопыт,- сказал Дмитро.— Хватит выкобеливаться, подымайся,  по холодку пойдем. А в полдень еще подремлешь. Лучше скажи, как там твоя нога?
— Среди ночи немного саднила, но терпимо, сейчас посмотрим, - сказал Олекса, вывернув ногу так, что бы, на нее упал прямой, солнечный свет.
Голень явно подпухла, место вокруг раны приобрело слабый сиреневатый отлив, охвативший вокруг багровеющую полосу раны.
— Видок, прямо скажу, неважнецкий , - заметил Дмитро.- Правда не болит?
—  Ну, говорю же тебе, - возмутился Олекса.- Ты что, мне не веришь?
— Если сильно заболит,  сразу скажи, не таись. Капну тебе несколько капель настойки, - предложил Дмитро.— Подожди,  я знаешь, что вспомнил?
Олекса выжидающе посмотрел на внезапно оживившегося  Дмитра.
 — Помочись на штанину и плотно замотай вокруг раны,  поможет, я знаю.
— Это что бы от меня смердело,  как из отхожего места?
— Нет,  просто опухоль  должна стать меньше. Так делают наши бабки-знахарки,  а вообще делай что хочешь,  стану я тебя уговаривать, - взволновано сказал Дмитро.
— Брезгую я чего-то. В капли верю,  сам видел,  а такого,  нет уж, не обессудь.
— Дело твое. Я хотел как лучше, - мирно пояснил Дмитро.— Без завтрака пойдем? Ну, так, значит так. Дай мне воды отхлебнуть, надеюсь, ты не всю выпил,- он показал на валявшуюся рядом с Олексой бутыль.
Олекса сделал глоток, кашлянул и передал воду Дмитру. Тот бережно отпил и положил бутыль в мешок.
— Пошли, - сказал Олекса.- Только куда?
— Ну, это ты мне скажи, куда? Кто собирался проверить спозаранку лапу, - напомнил Дмитро.
— Ах, вот оно что? Ну, сейчас.
Порывшись некоторое время в складках плаща, Олекса вытащил обмотанную ремешком утиную лапу, бережно размотал,  взял ремешок за верхний конец и сказал.
- Смотри.
Лапа закачалась, повертелась кругами и плавно остановилась, указав косточкой ровно на восток.
— Значит все-таки туда,  в дикую степь,- сказал Дмитро, качая головой.— Ну, пошли, наверное.
Спутники успели сделать только несколько шагов, когда первый порыв ветра ударил им в лица,  заставив зажмурить глаза и прикрыться ладонями.
Второй,  более мощный шквал, нес в себе плотную завесу черной, сыпучей пыли, вмиг закрывшую солнце. Ветер остервенело рвал одежду, вертелся, нападал со всех сторон и внезапно пропал.
Пыль осела темным туманом, воздух понемногу становился чистым и прозрачным. Олекса пальцами левой руки попытался раскрыть плотно запорошенные веки, когда услышал голос Дмитра.
 - Тьфу, пропасть проклятая. Опять, эти дурные, волхвиные штуки. Ежели, я, не прав, пусть меня на сем месте поглотит мать сыра земля.
Олекса осмотрелся. Слева стоял Дмитро, который звучными хлопками, выбивал из одежды набившуюся пыль, изредка поглядывая по сторонам. Олекса с удивлением обратил внимание на свою,  все еще вытянутую вперед, правую руку. Утиная лапа исчезла, вместе с добрым куском кожаного шнура. На расстоянии двух ладоней от крепко сжатых пальцев,  шнурок оканчивался обугленным,  съежившимся кончиком,  закрутившимся в виде смаленого поросячьего хвостика. От него еще попахивало паленой курицей. Олекса принюхался и отбросил ненужный теперь шнурок в сторону.

                ГЛАВА 21.
                ДМИТРИЙ.
      Отправление поезда объявили с седьмого пути. Дмитрию пришлось подниматься на второй этаж вокзала, топать вдоль разнообразных лавчонок, киосков, обходя то туристические группы, то кучки вечно переезжающих цыган, часто уступая дорогу беззаботным мамашам, нагло катящим вперед свои разноцветные коляски.
     Состав уже стоял возле перрона. Проводницы под зорким глазом начальника поезда, излишне тщательно проверяли билеты.
     Дима подошел к девятому вагону и протянул билет худой, как швабра, проводнице, в наутюженной железнодорожной форме. Она принялась внимательно рассматривать эту полоску бумаги потратив время, за которое, можно было прочесть, целую главу скучнейшего романа. Затем, почему то стала зыркать глазами, то в билет, то на Димино лицо.
       «Фотографию, что ли она в билете увидела», - подумал Дима, - «Может и у нее от жары мозги оплавились. Ну, точно, фотку сличает».
  - Проходите, - бесцветным голосом, сказала проводница, забирая билет.
     За спиной Дмитрия уже галдело многочисленное семейство, видно отправлявшееся на долгожданный отдых. Полный мужчина, вовсю щелкал фотоаппаратом, желая запечатлеть отъезд во всех подробностях. Дородная мать боролась с отпрысками, которые никого не слушали и пытались надуть прозрачный, пластиковый матрас.
Легкие у детей были, будь здоров, и все семейство теперь начало активно давить матрас со всех сторон, выпуская из него воздух, для того что бы хотя бы войти в вагон. Матрас противно скрипел под потными ладонями и сопротивлялся, ожесточенно шипя.
     Дмитрий вошел в пустое купе, осмотрелся, он был пока один. Оживленное семейство, весело протопав по коридору, заняло купе у туалета. Немного позже пришло еще несколько человек. Из-за окна послышалось объявление об отправлении поезда, а вагон, не смотря на полное отсутствие билетов в кассах, едва заполнился на треть. В последний момент, когда перрон начал медленно отъезжать назад, в купе ввалился неопрятный пожилой мужичек, одетый с претензией на изысканность. Очки в золотой оправе и дорогие часы только усугубляли контраст. От человека несло запахом давно не мытого тела и застарелым перегаром. В руке у него был обтертый до белых пятен портфель, очень смахивающий на советский школьный.
  - Фух, успел! – сказал человек, плюхаясь на полку напротив Дмитрия. – Ничего, сейчас поедем, заработает кондиционер, - сообщил он таким тоном, как будто молодой мужчина напротив приходился ему нелюбимым, троюродным племянником и, вдобавок, многолетним нахлебником, ютившимся уж который год в прихожей.
      Дима, молча, посмотрел на попутчика.
      Поезд уже прогрохотал по мосту через Днепр и, миновав спальный район, углубился в пригороды, прыгая со стрелки на стрелку.
      Попутчик достал из портфеля газету и пару коричневых коробочек. Поковыряв грязным ногтем, ему с третьей попытки удалось открыть одну. В ней оказался набор из четырех маленьких, пятидесятиграммовых, бутылочек коньяка.
 - Подарок друзей, - хвастливо произнес он, скручивая первой бутылочке голову, затем запрокинул голову и не без изящества подождал пока янтарная жидкость пробулькает через узенькое горлышко в широко раскрытый рот. Поплямкав губами, он повторил тот же маневр и со второй.
      Стало заметно прохладней. С потолка стало слабо поддувать. Проводница появилась в дверях, со стопкой белья в руках, пачки были упакованы в целлофан с фирменными метками поезда. Оглядев купе, она небрежно бросила на стол два пакета и удалилась.
     Дима взял верхний пакет, вытащил с верхней полки матрас с подушкой, постелился и лег.
   - Это проводница должна постель застилать, - сообщил бодрым тоном попутчик.- Давай устроим скандал, - предложил он.
     Дима молча покачал головой и полуприкрыл глаза, а попутчик, не найдя развлечения, стал со знанием дела, добивать первую упаковку. Справился он быстро, опять заскучал и, выудив из портфеля пригоршню растаявших карамелек, принялся за вторую упаковку коньяка.
     Через час поезд покинул пригороды, стало еще свежее, время перевалило за полдень, в коридоре появилась тележка из вагона-ресторана.
   - Напитки, пиво, минералка, шоколад, - весело кричала молодая девица.
      Дмитрий купил бутылку минералки, есть ему совершенно не хотелось. Он отпил несколько глотков, поставил бутылку на столик. Пузырьки углекислого газа, поршнем, ударили в ноздри запахом хорошо настоянных, тухлых яиц. Вдобавок, минералка оказалась до противности теплой, почти горячей, ее можно было подавать вместо вечернего чая. Часы показывали, что ехать еще, вероятно, часов двенадцать. Дима отвернулся к стенке купе и попытался заснуть.
     Около четырех Дима проснулся от стука. Приоткрыв один глаз, он увидел, что изрядно нализавшийся попутчик, старается подцепить на ноги спавшие сандалии и, не попадая ни в один, сосредоточенно пинает столик, именно этот звук и разбудил его.
     Дима поднялся, натянул кроссовки и вышел в коридор, подышать свежим воздухом. Три окна были открыты. Он сел на откидное сидение и задумался. События последних дней просто не укладывались в голове. «И надо же, что бы этакое случилось именно со мной, ладно, было несладко, но что бы так!» - вертелась в голове единственная, цепкая мысль.
     Видимо заскучав, сосед по купе тоже вышел в коридор. Пьяно покачиваясь, он остановился у раскрытого окна, в трех шагах от Димы. Решив дополнительно освежиться, он выставил голову в окно, навстречу еще по по-летнему горячему воздуху, но видно такое бесцельное времяпровождение ему быстро наскучило. Он вернул голову в вагон, внимательно осмотрелся, увидел Дмитрия и сказал:
  - Ты что думаешь, расселся тут, и слова тебе не скажи. Самый умный?
      Дима продолжал молча сидеть, смотреть на попутчика и ждать развития событий.
     За окном скорого, послышался приближающийся звонок нерегулируемого, железнодорожного переезда. Два больших, красных глаза попеременно мигали под длинными серыми  козырьками. Звук влез в окна, наполнил собой все узкое пространство коридора, назойливо влез через уши в черепную коробку.
      Вагон качнулся, попутчик отцепился от оконного поручня и неожиданно толкнул Диму в середину груди. Толчок оказался неожиданно мощным. Правая рука пьяницы, подломилась сама собой, и острый локоток угодил Диме прямо по челюсти, ему поневоле пришлось упасть спиной на грязную, красную с зелеными полосками по бокам, коридорную дорожку.
     Попутчик обрадовался легкой победе, для полного счастья не хватало унижающего пинка ногой, что он и попытался незамедлительно продемонстрировать.
     Дмитрий подставил под удар ступню, этот вялый пинок вывел его из состояния расслабленности, смешанного с неподдельным удивлением. Оперевшись на левую руку, Дима оторвался от пола, и сразу же используя полусогнутые ноги, выпрямился в сторону агрессора, одновременно выхлестнув вперед кисть правой руки. Согнутое запястье угодило нападавшему точно под подбородок. Его глаза замутились, рот приоткрылся, и из него почти выпала бледно розовая, верхняя вставная челюсть, заблестев на свету маленьким, блестящим крючочком.
     Попутчик, враз ослабев, присел и еще раз ударился нижней челюстью, только уже о собственное колено. Послышался хруст, половина вставной челюсти, напополам передавленная хозяином, прыгая, залетела в раскрытую дверь купе.
  - А ну, прекратите дебоширить! – закричала худая проводница, наполовину высунувшись из своего купе. - На следующей станции подсядет милиция, - сообщила она. – Алкаши проклятые. В общем вагоне надо ездить, а не там где нормальные люди.
     Попутчик уполз в купе, разыскивая остатки вставной челюсти. Дима развернулся и пошел через весь вагон в нерабочий тамбур. Там жадно затягивался сигаретой мужчина с брюшком, в белой майке и мятых спортивных.
 - Ловко ты его, - сказал он, с интересом рассматривая Дмитрия.
  - Ага, - ответил Дима, отходя к противоположной двери.
  - На, закуривай, - предложил собеседник, протягивая пачку сигарет.
  - Спасибо, не курю, - ответил Дима.
  - Спортсмен? Уважаю!
  - Был когда то.
  - По повадкам видно. Я бы так не смог. Боксер, борец?
  - Нет. Был в свое время инструктором по славяно-горицкой борьбе.
  - Никогда не слышал, а что это такое? На что похоже? – заинтересованно спрашивал собеседник, совсем не замечая, что пепел сигареты упал на майку, оставив серое, пушистое пятно.
  - Если короче, это нечто среднее между народным танцем и уличной дракой. Примерно так, точнее не объясню. Рассказывать долго, а показывать вроде не к месту.
  - Ты смотри, как каратэ расплодилось, - удивился собеседник. - Да куда ты уходишь, давай постоим, поговорим.
  - Подышал дымом, голова разболелась, - сказал Дима, возвращаясь назад, в вагон.
     Злобный спутник-алкаш, сидел на своем месте, всем видом изображая смирную овцу. Поломанная вставная челюсть, бережно завернутая в грязный носовой платок, покоилась на уголке стола. Беззубый рот, сразу изменил выражение лица, теперь оно выглядело, по-старчески добродушным, золотая оправа поблескивала, пуская по углам световые стрелки.
  - Привет парень, - сказал смирный попутчик.
     Дима нехотя кивнул головой в ответ.
  - Так значит, вместе поедем? – продолжил он, как ни в чем не бывало. - Скажи, пожалуйста, ты когда шел по коридору, случайно не заметил тех троих негодяев, которые меня избивали.
  - Кого? – переспросил Дима.
  - Напали на меня, наверное, хотели ограбить. Минут десять-пятнадцать назад. Я дрался с ними, свалил одного, но его уволокли дружки. Я им не дался, подумать только, вроде приличный поезд и пассажиры, - он внимательно посмотрел на Дмитрия. - Вполне интеллигентные, а на тебе. Беспредел творится на транспорте, приеду, обязательно напишу, кому следует. Я этого случая так не оставлю. Надо спросить фамилию проводницы. Мне кажется, она зачинщица всего этого бедлама. Может быть, она не только их сообщница, но и наводчица. У тебя выпить есть? – спросил попутчик, резко меняя тему разговора.
     Дима отрицательно покачал головой.
   - Вот незадача, - продолжил попутчик. – Только хотел выпить с хорошим человеком, а по всему вижу, что вы человек достойный и неудача. Ну, ничего, я сейчас сбегаю в вагон-ресторан, там точно есть. Вы что предпочитаете?
  - Спасибо, не пью, - сказал Дима, недоверчиво поглядывая на спутника. - Я только что из больницы вышел.
  - Скажите, пожалуйста, а на вид вы вполне здоровы. Если не секрет, где вы лечились? У меня очень много знакомых врачей.
  - Сегодня утром меня выпустили из дурдома.
     Собеседник подавился готовой уже выскочить фразой, пожевал беззубым ртом, несколько раз сдавленно кашлянул и потупил взгляд. Больше он не разговаривал. Только иногда, Дмитрий замечал на себе его косые, пугливые взгляды.
      Ближе к вечеру в купе ввалилась пара здоровенных мужиков, обвешанных со всех сторон клетчатыми, огромными сумками. Они быстро разместились на свободных местах и так же быстро захрапели.
     Незаметно наступил вечер. До родной станции оставалось ехать, часов шесть-семь. Дмитрий в раздумьях лежал на своей полке решая, спать или не спать. Придя к выводу что можно и подремать, он пошарил в потайном кармане сумки, медленно, без щелчка открыл складной нож и осторожно положил между собой и стенкой купе. Таким образом, успокоившись, он понемногу задремал под убаюкивающее покачивание поезда.
      В прерывистый, беспокойный сон, то и дело влазил странного вида бомжеватый мужик, в кожаной шапке, все время старавшийся укусить за ногу. И вот, когда странные переплетения сновидений завели Диму в глухой тупик, страшный мужик, по-собачьи, схватил зубами штанину и начал ее терзать. Дима испуганно проснулся.

                ГЛАВА 22.
                ДАВНЕЕ ВРЕМЯ.
Спутники стояли посреди глухой,  необжитой степи, кое-где отмеченной невысокими, пологими холмами. В отдалении проявилась тусклым блеском небольшая речушка, густо поросшая ивами. Ни дороги, ни следов человека,  только неподалеку, на самом высоком холме торчал небрежно вытесанный из известняка профиль Перуна. Тропы к холму не было.
— Опять бесовщина творится, - сказал Дмитро.
— Попугали, но ничего дурного не сделали,- заметил Олекса.— Даже, похоже, подвезли к самому логову. Где ты думаешь, мы находимся?
— А я откуда знаю. Не иначе затерялись посередине дикого поля,  где же еще,— Дмитро сплюнул.— Самое сатанинское место, смотри, - он указал на рукотворное отверстие у подножия холма, которое они сразу не рассмотрели. По бокам от него стояли три низких шеста обвешанных белыми козлиными черепами.
— Капище!- радостно крикнул Олекса.
— Тише ты,- шикнул Дмитро.— Чего разорался. Еще вражина вдруг услышит.
— Не боись, - ответил Олекса, доставая топор. Он любовно протер лезвие полой плаща и подмигнул.— Все. Некуда зверю бежать. Закончились наши мытарства, я пойду вперед.  Да достань ты меч, не спи! В случае чего,  со спины прикрывай,  вдруг колдун не один и их там целое сборище, - Олекса ненадолго задумался.- Просто кроши любого в капусту. Потом разберемся, своих тут у нас нету.
Дмитро с опаской вытащил меч,  нервно поправил ножны, покашлял в кулак и кивнул.
Посчитав это знаком полной готовности, Олекса приосанился, сделал несколько шагов, выбирая лучший подход, и быстро пошел вперед, по дуге огибая подножие холма.
За тридцать шагов до темнеющей в толще возвышенности норы, Олекса прошептал:
— Ах, гадюка, анахорет пещерный,  сейчас я тебя топориком то поглажу, хватит небо коптить, падаль собачья.
 Ближе к входу Олекса почти что полз.
Дмитро тоже пригнулся и стал старательно прислушиваться. Из норы не  доносилось ни звука.
—Безмолвствует, затаился проклятый, - тихо сказал Олекса, напряженно всматриваясь в темноту.— Вот незадача,  ничего не вижу, что будем делать?- продолжил он еще тише.—  Ринемся внутрь, или тут выжидать станем?
—   А вдруг там, сразу колодец, - тихо предположил Дмитро.
— Точно, я и не подумал об этом, отползаем назад,- скомандовал Олекса, бесшумными шажками отходя  ниже по склону.
— А может, там нет никого? - сказал Дмитро.
—Нет, там он. Нутром чувствую. Ты вот что,- Олекса зашептал соратнику прямо в ухо.— Быстренько собери пару охапочек хвороста,  разожги на них концы, где-нибудь в сторонке и быстро назад, только смотри далеко не отходи,  а я пока тут покараулю. Как только разгорятся, швыряем их с двух сторон прямо в нору. А там поглядим, может, удастся, выкурить лиса из логова.
Дмитро кивнул и исчез, будто растворился в парком мареве летнего зноя.
Олекса наблюдал за входом, крепко сжимая рукоять топора, неосознанно выбивая носком сапога углубление в высохшей, дернистой земле. Когда за спиной послышалось потрескивание горящего хвороста, он поднялся и сказал:
- Ну, наконец-то. Не хватало еще тебе пропасть, и все, приплыли. Давай сюда,- он взял из рук Дмитра один пучок, сильно дунул на него несколько раз и уже громко скомандовал.— Ты справа, я слева. Пошли! - и побежал ко входу в рукотворную пещеру.
Два огненных хвоста прорезали темноту, разбросав на стены трепещущие  тени. Посередине пещеры стала видна фигура сидящего за столом человека, устало наклонившегося вперед. Казалось, он крепко спит. Пригнув голову на невысоком входе, Олекса одним броском преодолел несколько саженей и мощным косым размахом, едва не задев, низкий земляной свод, рубанул сидящего чуть выше плеч. Тот сразу, окостенело, свалился вниз. Не  давая противнику опомниться, Олекса еще трижды ударил топором. Отрубленная голова мягко отделилась от туловища.
— Крови нет!  Это упырь!- закричал Дмитро, пятясь, к входу.
—   Стой,  назад!- крикнул Олекса.— Жалко топор об эту гадость испоганил. Не видишь, что ли. Он дохлый. Не первый день, протух уже. Лучше пошарь по углам,  надо  головоньку пристроить. Не в руках же ее  тащить.
При свете  догорающего хвороста, Дмитро с нескрываемым отвращением посмотрел на старое,  начавшее браться бледной зеленью лицо.
— Потом налюбуешься, пошли отсюдова. - сказал Олекса.— А вот и подходящее место для нее, - он открыл стоящий в дальнем углу ларец, заставленный глиняными бутылками.— Бутылки в мешок забери,  потом проверим.  А ты, поедешь в Киев тут, - Олекса схватил голову за плотно нахлобученный колпак с пришитым на нем серебряным колокольчиком и положил ее внутрь.— Как по тебе делана, - добавил он захлопывая крышку и подняв ларец, взял его за ребристые борта.
Хворост почти догорел, напитав, и без того затхлый воздух пещеры, удушливым чадом.  Две кучки рдеющих углей,  слабо освещали сырые, земляные стены.  Чурбак,  низкий кособокий столик,  груда лежалого тряпья у дальней стены и обезглавленное тело,  больше в пещере ничего не было.
Дмитро чихнул, протер слезящиеся глаза, и первый вышел на свежий воздух, радостно рассматривая вечереющую степь.

                ГЛАВА 23.
                ЛЕКАРЬ.
               Старик посмотрел на кухонные часы, стрелка едва перевалила за отметку десять. День, можно сказать, только начинался, времени впереди было предостаточно.
         Он прошел прямо в спальню, выбросил на пол книги с нижней полки, наклонился и вытащил черный, пластиковый тубус, с совсем не соответствующей ему, наборной ручкой. Старик раскрыл тубус и выложил на столик несколько старинных пергаментов, завернутых, в чистый, плотный лист ватмана. Он выбрал самый старый, с затерханными, рваными краями, бережно развернул, надел очки и начал вслух читать, медленно разбирая славянскую вязь:
  - Внегда возьмеши в длани своя сие рукописание ведай непрестанно, дабы таковое сотворити, дерзнути имати кол залозный, ехидну на заклание, перст воина и ушеса торговца. Имея сие восписание волитель дабы сотворити пользу свою для восстания мощи малого била возожги горнило. Жалом залозным, взятом на шляху, острием прободнити емше ехидну бедро ей дондеже кровь паде на било возлежащее на персте с ушесом и его краткое время не имати. Сие исполнити без запинания дабы обрящати достояние, брашна никакого до сего действа не вкушати, творити безгласно дабы не впасть в буйство. Волитель не труждайся вотще сие соблюсти за еже не закостенеет буря ветрена. Дерзай, абие исполнится предначертанное ныне благовремение, - закончил читать  старик, взял чистый лист бумаги, ручку и начал переводить вслух:
  - Когда возьмешь в руки эту рукопись, думай о ней все время, для того, что бы решиться это сделать. Нужно взять железный штырь, взятый на дороге, палец воина, ухо торговца и свиток. Ночью нужно зажечь очаг, для восстановления силы колокольчика. Необходимо пробить штырем грудь ехидны и ее стекающая кровь должна попасть на колокольчик, но его в это время не касаться,  он должен стоять на пальце и ухе, делать это действо без заминки, для того, чтобы получить наследство. Не есть и все делать, молча, иначе можно сойти с ума, иметь в виду, что возможна сильная буря. Смелее делать для исполнения всего написанного, для этого самое время.
       Старик замолчал, задумался, ему захотелось прилечь и обмозговать свои первоочередные действия. Пергамент, передаваемый по наследству в ожидании этого дня, прямо указывал на последовательность событий, но осуществить все древние требования было не так-то просто. «Ладно, раньше на любой дороге можно было найти подкову с несколькими сохранившимися ухналями, а сейчас? Да и в давние времена сам шлях назывался «Залозный». Значит, в наше время это может быть просто железная дорога, провидцы, что ли писали? Пойдем дальше, ухо торговца, и где скажите на милость его взять? Не идти же на ближайший рынок и на глазах у всего народа, начинать чекрыжить уши, не давнее время, не разбойный приказ. Сейчас за такие штучки, дурдомом не отделаешься. И вдобавок, перст воина, скорее всего, имелся ввиду свежий, не потрошить же могилы, да и сам я с такой работой не справлюсь», - думал старик. Нанимать для такого дела посторонних просто невозможно, придется управляться самому.
       Старик вскочил с тахты, нервно заходил по комнате, то и дело выглядывая в окно. Там, растревоженным муравейником, хаотически, шла прогулка в детском саду. Дети, занимались, чем хотели, а воспитательницы собравшись плотной группой, рассматривали новый, парфюмерный каталог.
         Скривившись от звонкого детского галдежа, старик, не смотря на начинавшуюся жару, прикрыл плотнее форточку. Сразу послышался стук в дверь. Старик неохотно повернул голову в сторону коридора. Стук повторился, из-за двери послышался мелодичный голос соседки по площадке:
  - Валериан Семенович, вы дома?
       Он, подошел к двери и, сам не зная почему, набросил цепочку, а только потом слегка приоткрыл дверь.
  - Ой, вы дома! А я только что свеженького супчика сварила, из курочки. Вы кушать хотите? Я знаю, вы готовите редко, ну думаю, побалую вас горяченьким.
  - Вы знаете, Галина Ивановна, - старик притворно закашлялся и захрипел, прикрывая ладонью рот. – Попил молочка из холодильника и, наверно, простыл. Спасибо, ничего не хочу, отлежусь. Завтра – послезавтра все само пройдет, а за заботу спасибо.
        Галина Ивановна страдальчески скривила еще свежее, не смотря на пенсионный возраст лицо. Рано овдовев, она сама вырастила двоих сыновей, уже покинувших отчий дом. С невестками у не отношения не сложились, и последнее время она тешила себя мыслью, что возможно, вдовый сосед, со всех сторон порядочный, обеспеченный пенсионер, утешит ее одинокую старость и они доживут свои дни вместе. Сосед не спешил связать себя цепкими узами брака, а она продолжала надеяться, не решаясь прямо предложить себя ему в жены.
  - Да вы и впрямь, как-то сильно побледнели, - сказала Галина Ивановна. – Хотите, я вам помогу управиться по дому? Может нужно, что-нибудь постирать, я на вечер запланировала большую стирку, - с нескрываемой надеждой в голосе спросила соседка.
  - Нет, спасибо, - старик опять глухо закашлялся. – Стиральная машина у меня новая, она сама стирает. Еще раз спасибо за заботу, я пойду немного прилягу.
         Старик начал закрывать дверь, сбросил цепочку и опять открыл.
  - Галина Ивановна! – сказал он в спину уходящей соседке.
  - Да?! – она радостно повернулась.
  - Вы не знаете, наш сосед военный дома? Вы не видели, он никуда не уходил?
  - Да куда же он может пойти? Вот уже три месяца из дому не выходит. Вся семья возле него днюет и ночует. После инсульта у него отобрало всю правую сторону, сейчас ему легче, но все еще не очень хорошо.
  - Жаль человека, он хоть разговаривать может?
  - Его жена говорила мне буквально вчера, я с ней встретилась в магазине, что поначалу даже речь тяжело было разбирать, но в последнее время начало немного налаживаться, он уже лучше говорит.
  - Очень хорошо, а то в последние пару дней я почему то вспоминал его, возможно, зайду его проведать, заодно и подлечу.
  - Вы святой, Валериан Семенович! – с восторгом сказала соседка.
  - Ну не нужно, а то вы меня в краску вгоняете, - сказал старик, быстро захлопывая входную дверь. – Так, - продолжил он самому себе, - сосед – военный отпадает, но проведать его не мешает. Он лучше знает, где у нас поблизости может находиться воинская часть. Кровь из носа, а военный нужен как воздух.
         
        Рядовой Чанов тоскливо смотрел на запыленную листву за окном учебного класса. Там, вдоль учебного корпуса, проходила асфальтированная дорожка, со стороны которой, доносился глухой топот солдатских сапог. Это измывался над ротой прапорщик Козлов, носивший кличку в полном соответствии с фамилией. За время службы, гневный крик прапорщика:
      - Щас запущу на круги, хрен кто остановит!!! – впечатался в солдатские мозги навечно. Беговая дорожка, на которой проводились плановые экзекуции, называлась попросту: «Орбита».
          Рядовой посмотрел на часы, до обеда оставалось еще больше часа. Он мысленно пожелал прапорщику получить мощнейший солнечный удар и повернул голову в сторону начальства.
      Возле обыкновенной школьной доски, увешанной разнообразными плакатами, которые объясняли устройство танка, где железное чудо было представлено частично выпотрошенным, восседал капитан Селюков. Он, в лучших традициях НКВД, вел допрос солдата, непонятной национальности, очень плохо говорящего по-русски.
        Солдат, отрешенно смотрел в глаза командиру и молчал. Отчаявшись добиться какого либо ответа, капитан сделал вывод:
  - Ремонту не подлежит! Садись, - и дальше продолжил. - Довожу до вашего тупоумного сведения, что наша рота заступает в наряд. Семнадцать человек идут в караул. Список постов не меняется:  двое на ближнее КПП, двое на дальнее. Три человека магазин, остальные дежурят по столовой. Что кому не ясно? После обеда подготовка к наряду, всем задействованным привести себя в образцовый порядок. Если кто-нибудь облажается, карать буду лично!
         Чанов опять с тоской посмотрел в окно. Четыре месяца назад, страдающий послепохмельной бессонницей капитан, застал его в туалете курящим. За такую провинность, пришлось отстоять в нарядах, на тумбочке за себя и за того парня. Когда он иногда сменялся, то товарищи с удивлением говорили:
 - Заходим в роту, а там стоит другой, мы уже привыкли видеть тебя вечным дневальным.
         Наверно, у капитана Селюкова, пристально наблюдающим за ротным контингентом, иногда появлялись просветления. Еще зимой он представил к званию ефрейтора рядового Чанова, и еще двоих его товарищей. Но эта троица, запаслась в лавке одеколоном «Цветочный» и немного злоупотребила, да так, что все трое, с непривычки упали в строю во время вечерней прогулки. Так и накрылась для Чанова одна лычка, называемая в народе «соплей». С тех пор Чанов в увольнение не попадал и с двумя проштрафившимися товарищами играл роль мальчиков для битья. Оставалось служить еще полгода, но по обещанию доброго капитана, он попадал домой одним из самых последних.
       Солдат неизвестной национальности, подал голос с места:
  - А что? Нам это. Опять письма нэ дадут?
       Селюков от злости подпрыгнул на стуле, сломал указку пополам и закричал:
  - Нэ дадут! После наряда получите. Мне самострелов не надо. Запомните, уроды, каждый из вас, это кандидат номер один для дисциплинарного батальона.
        Ласковые интонации Селюкова, напомнили Чанову, вопли того же Селюкова после залета с одеколоном. В ротной канцелярии он орал:
  - Удумали пить, щенки! Шакалы! Подставили меня, как командира, и всю роту. Сгною! Посмотрите на меня, уроды! Я вот с вами вожусь, нервы все время на приделе, но я вообще не пью. Абсолютно! Даже и не думаю. И не пил никогда в жизни!
        Буквально на следующий день, довелось Чанову побывать на почте. Путь вел мимо нескольких пятиэтажек, где проживали семьи военных и, о чудо! В холодный зимний день, их командир – абстинент, в одной майке и трусах, вываливается на балкон своей квартиры пьяный в дым, и начинает горлопанить нечто нечленораздельное, размахивая зажатой в правой руке бутылкой водки. Бутылку он держал вполне профессионально, как противотанковую гранату.
        Как всегда слухи до канцелярии дошли быстро. Капитан вызвал к себе шестерых, ходивших на почту и сообщил:
    - Тут по роте ходят нехорошие слухи, порочащие меня как командира. И я, в конце концов, узнаю, кто у нас, в добром, спаянном коллективе, распускает грязные сплетни, бросающие тень на мой безупречный авторитет. Для особо тупых сообщаю, что в тот день, когда меня якобы видели в стадии алкогольного опьянения, я был трезв как стеклышко! Я, чтоб вы знали, перечитывал военные мемуары одного из величайших полководцев минувшей войны. Его фамилия, вам гамадрилы, ничего не скажет. Я был серьезно расстроен танковым побоищем под Прохоровкой, где мы вломили немцам по самое немогу. Но вам этого не понять, вы все моральные уроды, недостойные носить высокое звание солдата. На гражданке, я в этом уверен, вас даже ассенизаторами не возьмут. Кру-у-угом! Свободны! Да, и сообщите своим глазастым товарищам, что через пятнадцать минут кросс, три километра. И не хлопать дверью, вы ее не ставили!

                ГЛАВА 24.
                ДРЕВНЕЕ ВРЕМЯ.
Олекса с ларцом в руках  устало опустился на колени, укрываясь в чахлой тени, под ближайшим деревом.
— Ну,  что теперь?- сказал он, брезгливо вытирая руки о траву.— Слей, если еще есть вода.
— Есть, - Дмитро выбросил из мешка на землю, пять больших, глиняных, крепко закупоренных коричневой смолой, бутылей.  Затем, достал тыкву с водой и тонкой струйкой стал лить Олексе на руки.
 Олекса, с видимым удовольствием, тщательно промыл каждый палец, взял флягу и облил топор.
— Теперь порядок. Похоже, конец путешествию, можно домой возвращаться. Никуда тиун не денется,  наше славное будущее в этом ларчике. Ты только посмотри, - сказал Олекса, внимательно разглядывая сундучок, красиво набранный из желтых пластин, скрепленных между собой медными полосками.— Какое красивое  дерево!
— Вот тут ты прошиб, вовсе это не дерево,  а кость. Костяной ларец, - пояснил Дмитро.
— Ах, аспиды, все у них не по-людски,  с вывертами, одним словом,  проклятое племя, - сказал Олекса.— Так, как мы, сразу обратно тронемся, или перегодим?
Ежели желаешь, давай отдохнем, - задумчиво сказал Дмитро.
— Ну, тут и расположимся. Отставь-ка этот сундучок подале, с подветренной стороны, чтобы неприятный запашок нам аппетит не испортил. Где там остатки сухарей,  доставай их сюда,  а бутылки я сам откупорю, - Олекса подобрал валявшийся рядом острый осколок кремня, убедился в его пригодности,  примерился и, резким движением, срубил горлышко. — А чего ее ковырять,- пояснил он.
—Понюхай,- попросил Дмитро. — Вдруг, какое зелье приворотное, или колдовской отвар.
Олекса понюхал,  вылил несколько капель на ладонь, слизнул, и довольно сказал:
 — Вино заморское, причем одно из лучших насколько я понимаю. Давненько, такого не пробовал. А когда же я пробовал?- он задумался. — Честно молвить,  уже и не упомню. Ну ко, проверим что в остальных. Поотбивав горлышки у бутылок, Олекса каждую понюхал и живописно выставил их рядком. — Похоже, наполнялись родимые, от одной, мамки, - и, смакуя, сделал несколько мелких глотков. — Замечательно! Попробуй ты.- Олекса взял еще не отпитую бутылку и протянул  Дмитру. — Ну, как?- спросил он, выжидательно глядя на спутника.
 Дмитро пригубил,  пополоскал вином во рту, и сразу припав к горлышку, отбросил в сторону уже пустую бутылку.
 — Знаменито. Аки мед. Даже сухарь в глотку не лезет,  грех прахом, вот такое золото заедать. Дай ко я тоже, прилягу в тенечке, — Дмитро приклонил голову на дорожный мешок.
Олекса прикончил свою бутыль и с силой, бросил ее в сторону шестов с черепами.
 — Мигом голова кругом пошла, - объяснил он, мягко облизывая губы.
Оба товарища взяли еще по одной и продолжили, отпивая по глотку, благодушно посматривать, то вокруг,  то друг на друга.
 Когда вторая бутылка у Дмитра показала дно, он ощутил неизвестно откуда взявшееся чувство трепетной неуверенности, и беспричинного беспокойства. Он постарался собрать воедино пьяно расползающиеся мысли и осознать причину внезапно навалившейся тревоги. Он осмотрелся по сторонам. Безбрежная степь. Никого, ни зверя,  ни птицы, рядом нетрезво хихикал Олекса. «А ведь дурной мне попался спутник», - подумал Дмитро. «Спросить, почему ржет как лошадь, нет, не буду, еще в обиду примет. Так, как он топором машет, то лучше не нарываться. А дальше?  Занесло нас сюда, неведомой силой,  а обратный путь далек, и весьма. Кто помешает ему пристукнуть меня, почти у дома, самому нести сундучок, несподручно. А ведь правда, скалит  зубы не хуже мерина», - Дмитро косо улыбнулся. «Получит сам награду, не  клятый, не мятый,  а у меня вон племяш сгинул почти не за чих собачий и меня он может на ту же дорожку поставить. Может, тихонько  уйти от него,  пока он будет спать. Нет. Не получится, спит чутко, а если ему помочь заснуть?»- Дмитро задумался. «Все равно догонит и прикончит, ведь назад самому тянуть ларец. С грузом далеко не уйду, ах жизнь моя пропащая, вот попал, так попал», - Дмитро начал хрустеть костяшками пальцев, переминая ладони.
- Сам не пей, друже, - сказал Олекса, пьяно улыбаясь.— Схожу неподалеку, за кустики, по малой нужде.
Дмитро провел взглядом удаляющуюся спину и его рука,  будто сама собой развязала тесемку на мешке и бутылочка со снадобьем от боли перекочевала без остатка, в последнюю бутыль.
Дмитро испуганно спохватился.  Огляделся: не видит ли Олекса, но, из-за кустов слышалось только мягкое журчание. «Ой, грех то какой», - подумал Дмитро, и было хотел толкнуть отравленную бутыль ногой, но внезапно передумал: « Не я же, веду себя как волк, кровопийца, вон он за кустами, зубы скалит. Пусть будет, как будет. Не выпьет, его счастье, выпьет, значит, милует меня жизнь». Дмитро растянулся, сделав вид, будто его сморила пьяная дремота.
Олекса медленно натянул штаны,  покачнулся, и потер начинавшую зудеть, напухшую, ногу. «Ишь, как вывернулся.», - подумал он, глядя на лежащего невдалеке Дмитра. «Конюх князев, вернемся, начнет все заслуги себе приписывать. Они его знают. А я кто, для них. Пришлый!  Отправят восвояси несолоно хлебавши. Пропал бы он вместе с племянником, и почему не его змея куснула? Племяша то  я, быстро бы подвинул в сторонку.  А это хитрый зверюга, битый жизнью. Его на хромой свинье не обскачешь, прибрать его тихонько, что ли?» - Олекса остановился. «Хорошая мысль. Одним больше, одним меньше - какая разница. И как это, я раньше не подумал? А домой я и сам доберусь,  только бы нога не подвела. Одному и схорониться, в случае чего, легче. И делить потом ничего не надо, все сгинули в трудном пути, вот и весь сказ».
Олскса одобрительно кивнул самому себе, нарочно шумно ступая, подошел к Дмитру и из-за деревца, ловко достал того, обухом топора, точно, в середину лба.
В месте удара выступили мелкие бисеринки крови, собрались вместе и тоненькой струйкой стекли ниже уха.  Дмитро дернулся, шумно выдохнул и на его удивленно раскрытый глаз сразу, по-хозяйски, опустилась глянцевая, зеленая муха.
— Все, соратничек, - сказал вслух Олекса —  Дальше я сам. Ты уж не обессудь, что так получилось. Поверь, я не хотел. Попозжа отволоку тебя в пещерку к колдуну, будете на пару там возлежать, второго пришествия дожидаться. А я тебя помяну, не боись. Как вернусь, сразу закажу панихиду, о невинно убиенном Дмитрии иже с ним полегших.
Олекса присел рядом с трупом, потянулся за последней, бутылкой и большими глотками выпил ее почти до дна.
— Тьфу, горечь какая, - сказал он отплевываясь.— Наверно, худой ты был человек. Ведь не успел помереть, как вино сразу прогоркло от твоей, черной души. Правильно я с тобой поступил, не стоило тебе более небо коптить. Не торопился бы сатана своих забирать, может и дожил бы ты до глубоких седин.
Олекса сделал несколько глубоких вдохов.
— Ой, дурно что-то, не могу. И обратно винчишко не лезет,  что ж делать? Может два пальца в рот? - поинтересовался он у самого себя.— Нет, негоже, таким землю поливать, лучше пройдусь, осмотрюсь,  авось пройдет.
Он сделал, несколько нетвердых шагов, споткнулся и упал, налетев грудью на сундучок.
Колокольчик, прилитый к кожаной шапке колдуна, зашевелился в ларце, рассыпал серебряную трель, чисто прозвучавшую в предвечернем воздухе.
Внутри холма глухо ухнуло, внезапно вспучился ближний склон. Грязным валом обрушилась вниз жидкая глина, мгновенно накрыв и упавшего Олексу,  и тело Дмитра, оставив нетронутой только редкую крону деревца, дрогнувшими листьями встретившего первые дуновения вечернего ветерка.

                ГЛАВА 25.
                АЛЕКСЕЙ.
Идти до сбербанка было недалеко, минут двенадцать. Вскоре Алексей подошел к приземистому двухэтажному зданию из красного кирпича и, мимо охранника с наглым взглядом, вошел в вестибюль.
Открывшаяся картина очень не понравилась Алексею. Людей в банке было как селедок в бочке. В тесном помещении у двух кассовых окошек толпилось человек сто. «Пенсионеры, - подумал Алексей. - Попал на день выдачи пенсий». Работа кондиционеров не ощущалась: в душном воздухе висел специфический стариковский запах.
Алексей хотел было уйти, но решил остаться. Жена как будет звонить,  ведь не поверит, начнет ворчать, мол, не захотел стоять, а слушать ее претензии ему не хотелось. « Постою для очистки совести, до закрытия банка час остался, все равно не успею достояться».
Протиснувшись к окошку с надписью «Касса №2. Коммунальные платежи», Алексей громко спросил:
- Кто во второе окно последний?
Вопрос потерялся в гуле голосов. Алексею пришлось повторить вопрос, только уже громче:
- Кто последний платить за квартиру?
Худой старичок в легкой, советского еще покроя рубашке устало сказал:
-Здесь все почти во второе, тут и за квартиру платят, и пенсию получают.
- Ну, а последний кто?
- Мужчина какой-то занимал, - сказала немолодая женщина. – Наверное, курить пошел.
- А он за кем?
- За мной, - отозвалась старушка в очках с зелеными стеклами, сидевшая на скамейке для посетителей, в конце кассового зала.
- Хорошо, я за вами буду,- облегченно сказал Алексей. Хоть что-то прояснилось.
Ему очень хотелось уйти, но он сдержался и настроился на долгое ожидание. Запахи немытых стариковских тел были отвратительны. Настроение стремительно ухудшалось.
Разговоры вокруг шли о маленькой пенсии, злобных соседях, о неблагодарных детях и внуках. Жарко было невыносимо. « Хоть бы не умер никто», - подумалось Алексею. Сам он уже три раза вытирал пот с шеи носовым платком.
Опираясь на палку, в банк зашла еще одна старуха. Выглядела она весьма заурядно: серое платье, грязно-белый платок и выбивающиеся из под него слипшиеся редкие седые волосы. На ногах, неуместные по погоде теплые тапочки. Шаркая, она тяжело подошла к очереди и раздраженно спросила:
- Кто получать пенсию последний?
- За мной, бабушка, будете, - сказал Алексей.
К его удивлению, старуха никак не отреагировала на его слова. Постояв, опираясь на тяжелую палку, она раздраженно сказала:
- Что, нету последних?
Алексей просто опешил от этих слов. Он вообще не любил общаться со стариками, но такой откровенный маразм - это круто.
- Бабуля, я же русским языком сказал: я последний, наверное, все слышали.
- А ты молодой еще пенсию получать! - злобно прошипела старуха. – Уходи! Сегодня люди хотят пенсию! Ишь, наел рожу, сволочь!
- И чем же вам моя рожа мешает? - стараясь оставаться спокойным, спросил Алексей.
- Ты чего на старых людей бочку катишь? - в неприятный разговор влез грузный мужчина в черной майке.
- Слушай дядя, а ты тут какими краями? - азартно спросил начавший заводиться Алексей.
Мужик ответить не успел: старуха подняла свою алюминиевую палку и с визгом ударила, целясь Алексею в голову. Не ожидавший такого, Алексей отшатнулся, сбив на пол тощего старичка. Не попав в цель, бабулина палка врезалась в окошко, за которым сидела уставшая молодая кассирша.
Звон разбитого стекла резанул Алексея по ушам, больно отозвавшись во всем теле. В глазах потемнело, вместо лица старухи на него смотрел пустыми глазницами череп из провала. Слышался звон колокольчика. Алексей пришел в себя через мгновенье: его толкнули. Испуганные люди бежали к выходу. Старуха оглушительно визжала. Толстый защитник стариков попытался схватить Алексея за руку, но его отбросили бегущие.
Сам едва устояв на ногах, Алексей крикнул:
- Тебе, толстый, какого хрена надо?
Люди пробежали, теперь между Алексеем и толстяком никого не было. Алексей сделал полшага вперед и сказал:
- Шел бы ты домой, дядя. Предел ведь всему есть.
Вдруг Алексею стало трудно дышать, запекло в ноздрях и во рту, стало резать глаза. «Слезоточивый газ». Алексей знал этот запах; когда-то слезоточивым газом баловались его друзья, распылив в тесной комнате дефицитный тогда баллончик. «Хорошо, что не в лицо», - подумал Алексей и, не поворачиваясь, стал смещаться в сторону. Краем глаза он уловил, одетый в черную униформу, силуэт банковского охранника и тут последовал страшный удар по голове.

Алексей открыл глаза. Сознание прояснилось мгновенно. Сильно болела голова, но мысли были на удивление ясными. Окружающее было четким и контрастным. Алексею вспомнился мир терминатора: зеленоватое свечение дисплея, пляшущие красные линии вокруг объектов, постоянно меняющиеся колонки цифр. Ситуация была интересной: смотрел Алексей снизу вверх, сидя на полу банка, а над ним стоял милиционер с майорскими погонами и огромным пузом. Он смотрел на Алексея, как на кучу собачьего дерьма. Рядом стоял банковский охранник, мужик лет сорока пяти, с начинающими седеть усами.
- Так, значит, мы очухались, – с насмешкой сказал майор.- Лихо ты, Степаныч, хулигана обезвредил.
- Ага, и орден дадут,- прохрипел  Алексей.
- Молчи, падла, - наклонившись, прошипел майор.
- А я ничего не сделал плохого, товарищ майор, и вообще обзываться не надо.
- Заткнись, козел. Ты хотел ограбить банк, а Степаныч тебя обезвредил.
- Вы извините, но ваш Степаныч меня сзади ударил, а я в банк пришел платить. Посмотрите в моем пакете: паспорт, книжки платежные.
- Уже посмотрели. Давай, вставай и вали отсюдова, пока в СИЗО не загремел.
- Вы хоть бы скорую вызвали, башка трещит.
- Если через три минуты ты отсюда не уползешь, к тебе приедет желто-синяя скорая с решетками.
-Понял, иду.               
Алексей тяжело, опираясь на стену, поднялся, взял из рук майора свой пакет и похромал к выходу из банка.
 Отойдя от банка метров семьдесят, он тяжело опустился на грязный дорожный бордюр. «Охранник решил, что будет драка и, сволочь, меня ударил. Потом разобрался и обосрался. Вызвал мента. Скорее всего, сам бывший мент. Рожа слишком характерная. Людей выгнали, люди видели, что я ни в чем не виноват, что это та старая сука стекло выставила. Скорую не вызвали, пришлось бы объяснять, протокол не в их пользу был бы. Ну да ладно, голова еще крепкая».
Алексей встал и, все еще прихрамывая, отправился домой. Солнце уже склонилось к закату, но было по прежнему ярким. Пять часов вечера, конец рабочего дня. « Струсили суки, даже телефоны с пояса не сняли». Он шел и чувствовал на себе любопытные взгляды прохожих, но, к своему удивлению, не испытывал по этому поводу никаких чувств. Ничего.
 Дохромав до дома, он увидел своего кота. Кузя сидел метрах в десяти от подъезда и смотрел на хозяина. Алексей равнодушно, словно на чужого, глянул на кота и вошел в подъезд.
Войдя в квартиру, он бросил пакет с документами в угол и, не снимая сандалий, пошел на кухню. Там достал из аптечки упаковку анальгина, выломал из упаковки пять таблеток, высыпал их в рот и запил водой из-под крана. Потом взял йод, кусок ваты, и обработал огромную опухоль над левым ухом. На возникшую боль Алексей не обратил внимания. « Надо поспать, сон лечит»,- мелькнула мысль. Проходя через небольшой зал в спальню, он равнодушно взглянул на свою семейную фотографию, висевшую в рамке над телевизором. Ничего. В душе совсем ничего. Посмотрел как на чужих людей.
Алексей задернул шторы, лег на кровать и укрылся, не смотря на жару. Его знобило. Полученный удар давал о себе знать легкой тошнотой. «Что-то происходит. Нет, по голове получить может любой, тут не в этом дело. Мир изменился. Так не должно было быть. Я все понял не так и все делал не так. Я вел себя так, словно ничего со мной не случилось. За последние дни произошло столько дерьмовых вещей, сколько не было за всю жизнь. Собаки чуть не порвали, по голове получил ни за что. Ни за что? Странная бабуля в банке была. Прямо ведьма какая-то. Рожа прямо как череп. Стоп. Череп. Провал. Забыл. Провал. Ниша в земле, в ней шкатулка из чьих-то ребер. Как я мог забыть? Странно это. Пять дней всего прошло, а я забыл. Наверное, это свойство мозга: странное и непонятное отбрасывать. Ведь с этого все и началось. Не надо было из шкатулки тот колокольчик брать. Колокольчик. Проклятие что ли на нем какое-то? Точно. Все время что-то звенело, а я не обращал внимания. Зря я его выбросил. Надо было закопать. А зачем? Все уже и так произошло. А вдруг не все? Ладно, утром разберемся, утро вечера мудренее».
Анальгин действовал. Леша начал засыпать. Он не заметил главного: этот удар по голове изменил его. Изменил странно, страшно и бесповоротно.

Алексею снился сон. Он стоял на берегу огромной реки и смотрел на воду. Было лето. В воде красиво отражались облака и зеленые прибрежные ивы. Алексей оглянулся. Метрах в трех стоял человек. Под широким плащом блестела кольчуга, в руке человек держал русский боевой топор. Алексей знал, что этот воин ему не враг. Так всегда бывает во сне. Знание приходит само. Воин подошел к Алексею и положил руку ему на голову. Потом он заговорил, заговорил на древнем языке, Алексей знал это, но при этом понимал все до последнего слова. Казалось, слова возникают прямо в мозгу:
- Пришла беда. Он вернулся. Мы не справились. Ты должен закончить дело. Не зря судьба привела тебя к его поганой могиле. Не надо было тебе брать колокольчик. Это колокольчик с его проклятого скоморошьего колпака. Когда он звенит, происходят всякие гнусности на земле. Нас тоже сводил с ума его паскудный звон.
- Что я должен делать?- услышал Алексей свой голос.
- Убей его наследника, дело надо закончить.
Вдруг послышался далекий звон. Подул ветер, по воде пошла рябь, солнце скрылось за облака.
- Он тебя ищет. Он тоже все помнит.
- Кто он, кого надо убивать?
- Я не знаю, но чувствую его, ты тоже сможешь. Найди его! У тебя есть союзник, но остерегайся его. Удачи тебе.
Голос воина стал отдаляться. Все вокруг начал затягивать серый туман.
Алексей открыл глаза. Через шторы в комнату пробивался серый свет раннего утра. «Пора», - сказал себе Алексей, не глядя на часы. Он встал и пошел в ванную. Став перед зеркалом, он посмотрел на себя. Кровоподтеки от собачьих укусов совершенно исчезли. Ощупав голову, Алексей не нашел ни малейших следов вчерашнего удара. Голова совершенно не болела. Он чувствовал себя бодро и уверенно. С наслаждением принял душ. Надел свежее белье. Пошел на кухню, приготовил себе завтрак. На работу еду можно не готовить - суббота. Это хорошо, что выходные. Никто не хватится, и беспокоиться не будет, а двух дней должно хватить. Позавтракав, пошел в зал, выключил оба мобильных телефона. Положил  их возле телевизора. Выключил городской телефон. В душе пусто как в старом колодце. Алексей посмотрел на семейную фотографию. Улыбающиеся жена и сын. И он сам. …. Семьи теперь не будет. Но это его не остановило:    «Продадут квартиру, уедут жить к теще. Жить будут нормально. А я … Я встрял. Либо я, либо меня. Найду ту сволочь, которая паскудит мне жизнь. Хотя, даже если получится, все равно мне труба, садиться в тюрьму я не буду». Страха эта мысль не вызвала никакого, ему казалось, что он понял суть происходящего и все для себя решил. И свой сон воспринял как реальность, и слова призрачного воина, как абсолютную правду. Ой, не надо было ходить платить за квартиру.
 Алексей одел джинсы. Они только казались тесными, но совершенно не стесняли движения. На ноги надел кроссовки и тщательно их зашнуровал, может, придется бегать, да и вообще, обувь должна сидеть крепко, вдруг нога попадет на захват. Свободная серая футболка навыпуск и мятая синяя бейсболка завершили экипировку.  Он подобрал в углу прихожей пакет с документами, платежные книжки высыпал на полку, а паспорт сунул в карман. В пакет положил легкую спортивную куртку и снятые со стены нунчаки. К этому атрибуту каратэ, а точнее кобудо, у Алексея было самое трепетное отношение. Он любил заниматься с этим предметом и сам, десятками, делал их из подручных деревяшек, отдавая предпочтение японскому варианту: палки длинной от кулака до локтя, расстояние между ними – ширина ладони. К голени, эластичным бинтом, Алексей прикрепил небольшой нож, подарок друга. Он никогда еще не выносил этот нож на улицу: боялся милиции. Теперь все изменилось.
«Ну вот, я готов. Поищем шута или как его там. Интересно, кто это мне приснился? Родственник, наверное. Предок», - с легким сарказмом подумал Алексей. «Хотя топор у него крутой. Ладно, дело делом, а должок надо вернуть». Алексей вышел из квартиры, закрыл дверь на оба замка и вприпрыжку, как в детстве, стал спускаться по лестнице. Была половина седьмого утра.

                ГЛАВА 26.   
                ДМИТРИЙ.
     В слабо светящемся проеме дверей, стояла худая проводница и слегка дергала Диму за ногу.
  - Лабуданск-подъезжаем, - сказала она. – Через десять минут.
     Дмитрий жадно допил выдохшуюся  минералку, сложил нож, бросил его в сумку, оделся, обвел взглядом купе, защелкнул дверь и вышел в плохо освещенный тамбур.
      За мутным стеклом угадывались знакомые места. Поезд обогнул небольшой пруд, прошел под автомобильным мостом, затем, замедляя ход, стал подбираться к станции, минуя склады и вклинившиеся между ними домишки, почти укрытые запыленной листвой садов.
      Как всегда после путешествия, знакомый вокзал показался чужим. Два оранжевых фонаря, укрепленные под псевдоготической крышей, освещали вход и изогнутую правильной дугой надпись «ЛАБУДАНСК – 2». По перрону, похлопывая резиновой дубинкой по боку, прохаживался милиционер, то и дело поглядывавший на прикрепленные к стене вокзала часы. Электронный циферблат показывал – 02,21.
  - Опоздал почти на час, - послышался голос из темноты.
      Не достояв положенные по графику две минуты, поезд тихо тронул с места и скрылся в ночи, помигивая красными огоньками на последнем вагоне.
      Милиционер широко зевнул, потянулся, и так же не спеша отправился к двери, с надписью на ней: «Транспортная милиция». Заспанная дежурная по вокзалу засунула красно-белый кружок на палочке под мышку и, спотыкаясь, пошла в вокзал. Перрон полностью опустел, пора было идти домой.
     Угловая двушка со смежными комнатами, с очень неважнецким отоплением, выходящая длинной стеной прямо на север  являлась домом. Четвертый этаж, дебилы соседи, но больше идти было некуда. Дмитриева неспокойная супруга недавно забрала с собой восьмилетнюю дочь и рванула к маме. Родная теща, в отличие от других монстров под тем же названием, на самом деле оказалась ни рыба ни мясо. Психованная дочь пыталась ею вертеть, как сама хочет, но та только отмалчивалась и удваивала закупку продуктов, усиленно потребляя пищу,  так она лечилась от стрессов. Холодильник набивался так, что дверцу приходилось подпирать стулом.
     Во время душераздирающих рассказов дочери она только молча ела, уставившись в угол над газовой плитой. Не находя ожидаемой поддержки, неспокойная супруга пробовала выставить свидетелем собственного ребенка, но внучке, по-видимому, унаследовавшей нервную систему бабули было все абсолютно до лампочки. Девочка тихо играла и на все просьбы подтвердить сказанное матерью, отвечала хорошо заученным:
  - Мама, купи мне большую шоколадку.
     После последнего скандала на финансовой почве, после слов:
 - Ты не мужик, ты не зарабатываешь как другие нормальные люди! – супруге было предложено отправляться к такой-то матери, вместе с теми, другими, кого она ставила в пример.
     Слезы, вопли, стоны, оскорбления, и вот, наконец-то хлопнула входная дверь и дорогая супружница отправилась к матери жаловаться на судьбу злодейку. Дима остался один.
      Первые три-четыре дня ему было немного не по себе, явно чего-то не хватало. А не хватало постоянных стонов, придирок, жалоб. В этом он разобрался немного позже, оставив радио работать почти круглосуточно. Оказалось, радио вполне заменяет семейное общение. Первая самостоятельная уборка вдруг выявила, что складывать разный хлам по углам больше некому, квартира заблестела небывалой ранее чистотой.
     Два месяца до отпуска прошли приятно, как на курорте. Жена работала посменно, видеться с дочкой теща не запрещала, она попросту не хотела ни во что, вникать, пользуясь формулой:               « Молоды, что с них взять? Перебесятся и стерпится-слюбится». Супруга, надумавшая устроить Дмитрия на высокооплачиваемую, но каторжную работу грузчиком, в цех по производству цемента, домой не возвращалась, решив взять измором.
     Дима не уступал, и в ответ предложил ей устроиться уборщицей цехов, к себе на завод, но милая, сославшись на «постоянно болящие» после родов ноги, решительно отказалась. Такое несоответствие во взглядах на доступный рынок труда и семейное финансовое положение как раз и держало их врозь.
       Понемногу попривыкнув жить один, Дмитрий всерьез подумывал о том, как бы красивее перевести временный разрыв в постоянное, официальное русло. Имея не богатый и не бедный опыт супружества, ему очень хотелось никогда больше не жениться.
     Невесело размышляя о недавнем прошлом, Дима медленно шел по ночному городу.  Уже ощущался, усиленный ночной влажностью, запах осыпавшихся на землю первых яблок. Свой, ни с чем несравнимый аромат, залитых с вечера водой, помидорных грядок. Полная луна отбрасывала красивые, желтые блики на подтаявшем днем и застывшим на ночь асфальте.
      До дома оставалось совсем не далеко. Двести метров, и вот долгожданное жилище показалось, выступив своим светлым, плиточным боком из толпы близнецов-братьев. У кого-то три раза ударили стенные часы.
      Дмитрий придавил пальцами кнопки два и семь, подъездная дверь щелкнула и со скрипом отворилась. Ключи от квартиры отыскались под кулечком с беляшами. Вот и родное жилище, взгляд на дверь - она цела, значит, не ограбили.
      Дима вошел, нос ощутил до боли знакомые запахи, но противными духами жены не пахло. «Не вернулась, ну и хорошо» - подумал он. «Не хватало после такой, напряженной дороги раздавать объяснения, что и как».
      Он поставил сумку в прихожей, разделся, забросил одежду в ванну и в одних трусах повалился на диван. «Хорошо, то как» - пришла мысль. «Проснусь надо сходить на работу. Выясню у бригадира, когда мне выходить. А может действительно уволиться и найти что-нибудь поспокойней. Допустим, а как же деньги? Трудно отвыкать от привычного уровня доходов. А, ладно, будет утро – будем видеть».
      Дима закрыл глаза, на кухне барабанил каплями протекающий кран, под окнами, на улице, кричали подвыпившие подростки. Тело еще колыхалось в такт давно ушедшему вагону. Сон навалился сразу.


                ГЛАВА 27.
                ЛЕКАРЬ.
      Старик, стоя в коридоре, прислушался, ему хотелось знать, ушла ли соседка. На лестничной площадке происходило непонятное шевеление, Валериан Семенович посмотрел в глазок.
       Изуродованное плохой оптикой глазка, мельтешило изображение Галины Ивановны с веником в руке, видимо она решила прибраться в подъезде. С досадой хлопнув кулаком по ладони, старик вернулся на кухню. Он взял бутылку с колокольчиком, осторожно слил, мутный от грязи, уксус в мойку и двумя пальцами достал колокольчик. Обмыв свое приобретение водой из под крана, он полюбовался ярким, серебряным блеском, и бережно отнес колокольчик в спальню. Там он достал белоснежный, ни разу не использованный носовой платок, обернул им колокольчик, запихнув большую часть платка внутрь, прижав болтавшийся язычок к ткани, и нежно поцеловав сверток, затолкал в карман брюк. Карман оттопырился, драгоценный предмет немного мешал ходить. Положившись на интуицию и надеясь что, вопрос решится сам собой, Валериан Семенович весело улыбнулся. Сила предков была рядом, и оставалось только подчинить ее себе, а в этом он не сомневался.

      Гена был недоволен. Его обычное место на рынке заняла пришлая из Краснодара фура, доверху забитая молодой картошкой. Не смотря на одуряющую жару, туда выстроилась небольшая очередь. Гена со скукой смотрел в прицеп своего «Москвича», ему очень хотелось просто отцепить прицеп и отправиться прямиком в Карелию, где он, когда-то служил. Бросить разом все, и дебилку жену, и картошку, будь она неладна, и помощницу дочь с руками из заднего места, которую никто не собирался брать в жены. Побродить по влажной, высокой траве, подышать свежим сосновым воздухом, искупаться в прохладном озере и вообще забыть о тяжком труде на личной плантации.
       Солнце светило невыносимо. Гена надвинул на брови белую панаму, с завистью глядя на лоточниц, то и дело брызгавших на укроп и петрушку холодной водой. Покупателей не было, денек выдавался неудачный.

      Валериан Семенович поднялся на пятый этаж и придавил кнопку звонка. Звонок не сработал. Тогда он нажал еще раз, эффект был тот же. Пришлось осторожно постучать в дверь согнутым пальцем.
      Дверь открылась, на пороге стояла женщина, с реденькими, седыми волосами, завитыми в толстые, зеленые, похожие на пластмассовых ежиков, бигуди.
  - Здравствуйте Валериан Семенович, - сказала она. – С чем пожаловали?
  - Да вот, заскочил проведать вашего драгоценного супруга. Давненько мы с ним в шахматишки не резались. Кстати, как он себя чувствует?
  - Все так же, - женщина смахнула с уголка глаза привычную слезу. – Да вы заходите, сами увидите. Только и дел, что живой.
       Старик зашел в квартиру, в жарком воздухе стоял вполне определенный, стойкий до насыщенности, запах лежачего больного.
  - Здравствуйте Григорий Афанасьевич, как вы себя чувствуете? – сказал Валериан Семенович, присаживаясь на табуреточку возле кровати.
  - Какое на хрен, может быть самочувствие? – сказал бывший военный. – Скорей бы уже выздороветь, или просто подохнуть. Одно из двух, второе было бы предпочтительней. Устал я так жить, посередине между живыми и мертвыми, просто существую, - добавил он, из правого уголка рта крадучись, покатилась капелька слюны.
  - Сочувствую. Я чего зашел, ну проведать вас само собой. Я слышал от соседей, что с вами приключилась такая неприятность, и это натолкнуло меня на мысль. Даже не так, да что я вокруг да около. Короче, лет пять назад у одной моей знакомой, вот так же слег отец. Так он даже не разговаривал. Врачи приехали, посмотрели и сказали, что пора готовиться к похоронам. Мол, неделя, от силы две и дедушка прямиком отправится к праотцам, а его дочка не опустила руки, пошла в аптеку, ее тоже кто-то надоумил, и купила аппликатор Кузнецова. Наверное, знаете: такая, пластмассовая фиговина с колючками, ее надо пришить на полотенце и прикладывать к больным местам. Так вот, она набрала этого аппликатора на целую простыню. Ее отец полежал на иголках пару деньков и начал отходить. Не поверите, за месяц здоровье почти вернулось. Насколько я знаю, бегает до сих пор, а ведь его почти похоронили. Даже гроб успели купить, дедушка сейчас его держит на чердаке про запас, обернутым в целлофан. Такие дела.
  - Правда?
  - А когда я вам врал?
  - Извините, уже и не знаю, за что хвататься. Этих таблеток, - военный с отвращением посмотрел на тумбочку заставленную лекарствами, – выпил, наверное, не меньше ведра и все без толку. А за совет спасибо! Сегодня же пошлю жену в аптеку, может и поможет.
  - А коллеги вас не проведывают?
  - Какие коллеги?
  - Вы ведь все-таки военный.
  - А? Вы об этих? Последнее место службы Забайкалье, кому я там нужен?
  - Ну, наверное, есть у нас воинские части и поближе, они же должны заботиться о ветеранах. Кстати, а где у нас ближайшая воинская часть?
  - Километрах в тридцати, есть такая. Не маленькая и не большая, есть побольше.
  - Да, я видел, иногда солдаты ходят по городу. Если не ошибаюсь, у них черные погоны.
  - Точно. Это военная база резерва, танки и другую технику охраняют, на случай войны. В северную сторону электричкой, пятая или шестая остановка. Название вкусное такое – Ягодная. По асфальту от станции, километра два – три. Меня приглашали туда выступать с напутственным словом перед присягой, несколько лет назад.
  - Могли бы и проведать.
  - Да никого я не хочу видеть, они все здоровые, а я…
  - Не переживайте. Если старуха с косой сразу не забрала, то обязательно пойдете на поправку.
  - Дожить бы.
  - Обязательно доживете. Ну, простите за беспокойство, пойду я. Утомил я вас ненужными разговорами.
  - Да брось ты, Семеныч, заходи хотя бы раз в месяц, а то я со всеми домашними уже по несколько раз насмерть переругался.
  - Зайду обязательно.
      Валериан Семенович быстренько откланялся, поцеловал жене военного ручку и вернулся в свою квартиру. Он чувствовал, надо торопиться, колокольчик в кармане беспокоил все тело неприятным зудом, хотелось чесаться, идти куда-нибудь, лишь бы идти.
      В дверь опять осторожно постучали, старик посмотрел в глазок, на площадке опять стояла соседка. Едва подавив в себе желание, нагрубить, он открыл дверь и натянуто улыбнулся.
  - Ой, Валериан Семенович, - затараторила соседка. – Опять я вас простуженного тревожу.
  - Ничего Галина Ивановна, что у вас стряслось? Надеюсь, водопровод и канализация в порядке? Вас не затопили сверху?
  - Нет, спасибо, с этим тьфу – тьфу, все в порядке. Я быстренько, я вас от дел не оторву, но как человек сведущий, вы мне, пожалуйста,   растолкуйте, а то у меня целый день сердце не на месте.
  - Чем могу всегда, спрашивайте.
  - Сегодня ночью я видела страшный сон.
   - Так может быть, вы зайдете и все толком расскажете?
  - Нет, давайте здесь, а то мене как-то неудобно. Да и стирка у меня, я с самого утра места себе не нахожу, все время сон вспоминаю.
  - Не переживайте, обычно сны вообще ни к чему.
  - Так вот, - Галина Ивановна сложила под передничком руки, и глядя на лампочку оплетенную паутиной начала рассказывать: – Снится мне моя крестная, уже давно, лет десять как покойница, вдруг живая. Причем живет не в своей квартире, а в каком-то большом, старом доме. Древнем таком, длинном. Окошечки маленькие, как в старину строили, а весь дом снаружи выбелен известью. Сидит она, то есть крестная, в маленькой комнатушке, и будто бы сообщает мне, что собирается в скорости помереть. А я смотрю, и знаю, что она уже мертвая, а сказать ничего не могу. Вдруг, старушка исчезает, и вокруг появляются странные люди, как будто бы она сдавала им комнаты, а они продолжают жить в бабушкином доме и не хотят съезжать. А я, на правах новой хозяйки, начинаю обходить комнату за комнатой и думаю, что мне выбросить, а что оставить. Но дом, вдруг становится какой-то странный, в нем, то появляются новые комнаты, которых раньше не было, то и те, что были, исчезают.
  - Очень интересно, необычный сон. Может быть, вы все-таки зайдете?
  - Нет, я не хочу вас стеснить.
  - И часто вам снятся такие богатые сны?
  - В том то и дело, что никогда. Поэтому я решила с вами посоветоваться. Боюсь я почему-то.
  - Продолжайте, мне даже стало интересно, не каждый день такое услышишь.
  - Так вот, я продолжу, ох, дальше становится страшно. Эти люди начинают меня донимать, а кроме людей, под полами, лазят полчища крыс. Мне снится что крестная, опасаясь голодовки, выдолбила себе в стенах такие ниши, куда складывала кулечки с мукой. Эта мука заплесневела, пожелтела и стала вонять. Я ее выбрасываю, а голодные крысы, начали выползать из-под пола, и их так много, негде прямо ступить, и каждая норовит за ногу цапнуть. А люди там вообще странные. Девочка – студентка, из угловой комнаты – полусумасшедшая! Снится, что у крестной, посередине застекленной веранды, рос огромный куст мака. Такой ворсистый, цветки, почему то зеленые, огромные, как раскрытые две ладони. Стебли, толщиной с садовый шланг. И я начала, из каменной кадки этот куст выворачивать, а эта девка как бросится на меня, еле отбилась от нее лопатой. Дальше еще хуже, стала выбрасывать старые деревяшки,  а еще один жилец, плотник, наверное, как бросит в меня острым, как бритва скребком. Не знаю точно название этой штуки. Прямо рядом со мной встряло. Я бежать, убежала в другой конец дома, а там печка горит и мне надо ее топить. Печка огромная, размером примерно с два шкафа, я в нее подбрасываю, а в доме холодно. Выглянула на улицу в окошко, а там лето вовсю цветет. Я испугалась и сразу проснулась. Страшный такой сон, целый день не идет из головы.
  - Чепуха! Отличный вам приснился сон. Мак, это Галина Ивановна вообще-то к спокойной жизни. Хлопотные постояльцы, насколько я понял, вас не поранили, значит, избавитесь от врагов. Наследство, тем более от крестной – это к прибыли. А печка горящая – будете долго жить. Можете спокойно возвращаться к себе и продолжать стирку, ничего неприятного, в ближайшем будущем с вами не случится.
  - Странно все-таки, а вдруг не к добру?
   - Даже и не думайте, я знаю, о чем говорю.
  - Ой, спасибо! Прямо камень с души упал, я за ваше здоровье, свечку в церкви поставлю.
  - А вот этого делать не нужно, я пока сам в состоянии справиться. Доброго здоровья, мне пора.
  - Ой, простите, я вас задержала.
  - Ничего – ничего, мне торопиться особо некуда. Пойду, займусь вторым завтраком, - сказал старик, прикрывая входную дверь. Его мысли кружились как карусель, перескакивая с предмета на предмет: «И нанесет же под руку таких соседей, прилипнет хуже лишая», - думал старик. «Да, хороший сосед это подарок судьбы, его вместе с квартирой не купишь».
         Старик немного постоял, глядя в потолок, затем вытащил из ящика кухонного стола широкий нож для нарезки хлеба, имевший волнистую кромку, внимательно его осмотрел и плотно завернул в полотенце. Потом пошел в спальню, поставил стул возле шкафа и начал копаться на верхней полке. В побитой молью, зимней ондатровой шапке нашлись старые кожаные перчатки.
      Валериан Семенович положил перчатки вместе с ножом, высыпал из клетчатой, хозяйственной сумки лук, сложил в нее нож и перчатки, поставил сверху бутылку холодной воды и, задумавшись, поводил глазами. Затем снял с холодильника маленькую клетку с желтым попугайчиком, взял ее в другую руку и сказал:
  - Все вроде, можно идти. И ты Коша пойдешь со мной, - добавил он, обращаясь к птичке.


                ГЛАВА 28.
                АЛЕКСЕЙ.
Алексей стоял на троллейбусной остановке. Час пик, люди торопились, уезжали. На него никто не обращал внимания. Он ходил по остановке, словно ожидая троллейбус, часто смотрел на часы, изображая спешку. На самом деле, ожидал он совсем не транспорт. С остановки прекрасно просматривались оба входа в сбербанк, главный и служебный. Алексей рассудил просто: чаще всего любые охранники работают сутки через трое. Охранник  вчера ударил его в пять вечера, значит, меняется он сегодня утром.
Перед главным входом в банк собиралась толпа. Все те же пенсионеры. Алексей даже узнал некоторых участников вчерашней очереди. В половину восьмого открылся служебный вход. С мрачным удовлетворением Алексей увидел вчерашнего охранника. Он  вышел и стал возле двери, пропуская работников банка, чаще - девушек в летних платьях, реже - неприступных дам средних лет. Проходя мимо толпы пенсионеров, некрасивой и плохо пахнущей, банковские служащие гордо поднимали подбородки и, отворачиваясь от людей, шли к своим дверям. «Все правильно, пассажир на месте, теперь никуда не денется», - подумал Алексей.
Банк должен был открыться в восемь, но главный вход открылся только в восемь пятнадцать. Есть в наших учреждениях привычка мариновать посетителей на улице, в любое время и в любую погоду. Капитализм ничего не изменил в людях: одни в рабочее время пили кофе и обсуждали подруг, другие терпеливо ждали, в больницах, в судах, пенсионных фондах. В коридорах, приемных, а то и под открытым небом.
Охранник вышел на крыльцо главного входа без пяти девять. Он, не торопясь, со вкусом, закурил, спустился по мраморным ступенькам, перешел через улицу и пошел в другую сторону от остановки, на которой его ждал Алексей.
«Не на троллейбусе, и не на машине. Мне, наверное, повезло. Можно пока идти вдалеке и зря не светиться». 
Охранник шел медленно, и его можно было понять. Он только что отпахал сутки и теперь имеет законное право на отдых. Следить за ним было легко: его черный силуэт резко выделялся на фоне летней зелени. Дойдя до перекрестка, он повернул налево и скрылся за углом дома. Алексей ускорил шаг, и не зря. Тоже повернув, Алексей не увидел  черной фигуры. Пол секунды паники, но рассудок взял верх, Алексей понял, что охранник вошел в магазин. Зачем - неизвестно. Может за пивом, может за колбасой или сигаретами, да мало ли зачем может зайти человек в магазин после работы.
Алексей перешел на другую сторону улицы и стал наблюдать за входом. Это был обычный магазин. Он занимал весь первый этаж небольшого пятиэтажного дома. Ничего интересного: тяжелые двери, столики на тротуаре под клеенчатым навесом с рекламой пива. За крайним столиком три вечно гонимые милицией старушки, нелегально торгующие зеленью, подсолнечным маслом и, конечно же, паленой водкой. Алексей знал это очень хорошо, ведь сам провел за этими столиками не один час. Он любил пить пиво именно здесь. Ему нравилось место, улица широкая,  большой газон, до проезжей части далеко, пыль не мешает, люди ходят рядом, девушки после пива еще красивее, чем в жизни. Да и до дома недалеко: пятнадцать минут неторопливой летней ходьбы.
Ждать пришлось недолго. Охранник вышел из магазина, сощурился от яркого солнца, бившего ему прямо в лицо, надел солнцезащитные очки. В левой руке у него была бутылка пива. Он медленно пошел вдоль ряда столиков и сел за крайний, подальше от торговок.
«Это шанс, - подумал Алексей. – Однако, у него друзья в ментовке, майор вчерашний, наверное, не дурак, поймет, что к чему, он документы мои читал. Ну, да и хрен с ним».
Алексей, не спеша, перешел дорогу к магазину и, медленным усталым шагом, стал приближаться к мирно сидящему человеку. Охранник сидел к Алексею спиной и его не видел. Возле входа в магазин Алексей остановился. «Надо что-то решить. Если я его сейчас ударю, обратной дороги не будет. Может на все забить, и уйти на … А упырька с колокольчиком искать то все равно надо. Если я его не остановлю, будет всем хуже».
О колокольчике Алексей вспомнил зря. В голове зашумело, подкатила тошнота. «Опять, - мелькнула мысль. - Только уж сейчас не выйдет», - крикнул про себя Алексей и, борясь с подступившей тошнотой, пошел к охраннику. Подходя со спины, Алексей негромко сказал: «Здравствуйте», после чего ударил поднявшего голову человека локтем в переносицу. Ударил сверху вниз, вложив весь свой вес. Лопнувшие очки вдавились в лицо, на седоватые усы хлынула темная кровь. Охранник захрипел и повалился между лавками.
- В расчете, любезный! - с иронией сказал Алексей. Он быстрым шагом прошел мимо блестящих на солнце витрин, и повернул во двор. Бежать не стал, в сорока метрах находился опорный пункт милиции. Было тихо, никто не кричал, никто не бросился вслед. Алексей шел по утопающим в липовом цвету дворам и думал: «С этим все решилось. Если повезет, будет живой. Неужели это сделал я? Как во сне. Да, я. И удар вышел хороший. На локте даже следов не осталось. Не зря тренировался. Никогда не думал, что это понадобится. Я и не дрался лет десять, наверное…. Все. Обратной дороги нет. Теперь как учили древние каратисты: ничего лишнего, ни слов, ни действий, ни мыслей».
Алексей прошел еще метров двести по дворам, пересек дорогу с трамвайным движением, свернул в небольшой скверик и опустился на давно не крашенную, уже теплую от солнца лавку. «Ну и что теперь? Что делать дальше? Дальше - надо думать. Скоро приедет скорая. Охранника увезут. Он, скорее всего, выживет. Может вспомнит сразу, а может и позже. Пока расскажет, пока суть да дело, в общем, время есть. Теперь. Мне надо искать какого-то древнего колдуна. Как? Ходить по городу с плакатом «Колдун, выходи, подлый трус!»? Ходить надо аккуратно, лет на десять срока только что уже находил. Позвонить знакомым рериховцам? Это на крайний случай, нехорошо людей в дерьмо втягивать. Да, проблема…Надо было тот колокольчик на работе паяльной лампой расплавить. А вдруг еще не поздно? Вдруг он так и лежит возле подъезда? Вряд ли. Надо же  было посмотреть. Ведь и вчера можно было посмотреть, и сегодня утром. Точно, охранник, сука, все мозги отшиб. Ладно, жалеть поздно, но проверить все равно надо».
Легко, словно помолодев на десять лет, Алексей поднялся с лавочки и зашагал к своему дому. Через десять минут он был на месте. На входе во двор он задержался и долго осматривался. Во дворе не было ничего необычного. Алексей подошел к своему подъезду, и присев, начал всматриваться в редкую траву под балконами.
- Здравствуйте, дядя! – раздался за спиной детский голос. В утренней тишине двора голос прозвучал громко и неожиданно. Обернувшись, Алексей увидел девочку лет семи, в белой маечке и короткой цветастой юбочке. Он ее очень хорошо знал. Девочка жила на третьем этаже, под квартирой Алексея.
- Здравствуй, Катя. Как у тебя дела?
- Хорошо. Мы с мамой сегодня на речку поедем. А вы что делаете?
- Я прищепку ищу, она у меня с балкона упала, когда белье вешал.
- А я здесь колокольчик нашла. Старый такой, грязный.
Алексей смотрел на девочку и не верил своим ушам. Он постарался улыбнуться как можно доброжелательнее и спросил:
- Катюша, а когда ты его нашла?
- Когда шел дождь, вечером. Я домой заходила, а он сверху упал. Это не вы уронили?
- Нет, зайка, не я. А куда ты этот колокольчик дела?
- У меня его дядька забрал.
У Алексея похолодело внутри.
- Какой дядька?
- Страшный. У него лицо такое страшное, побитое. У него мешок был, и  пахло от него плохо. Такие дядьки на мусорниках лазят.
- Бомж?
- Да. Мама тоже так сказала. Я колокольчик подняла, а этот дядька у меня из рук его выхватил и ушел, а я испугалась и домой убежала.
Из подъезда вышла мать Кати, симпатичная женщина лет тридцати.
- Доброе утро,- сказал Алексей.
- Здравствуйте,- ответила соседка.- А что вашего орла не видно?
- Мои на море уехали. Отдыхают.
- Мы тоже планируем. Лето все-таки. Ну, нам пора. До свидания.
- До свидания, -  улыбнувшись, ответил Алексей.
Он смотрел им вслед, улыбка медленно сошла с его лица. Это была удача. Так быстро найти след. А ведь он мог просто не встретиться с девочкой, прийти на минуту позже и все, до свидания. Значит, боксер. Алексей называл всех бомжей, независимо от пола и возраста боксерами. Их синие опухшие лица напоминали ему боксеров после трудного долгого поединка. Шанс найти колокольчик был. У бомжей своя определенная территория, у каждого свои мусорники и своя специализация. Надо найти урода, который лазит в этом районе. Странно, что он обидел девочку: обычно они  сами всего боятся, наверное, этот совсем оборзевший. Тем хуже для него.
Алексей знал, откуда начинать поиски. Ближайший бомжатник находился совсем рядом: брошенный недостроенный магазин. В нем жили какие-то бомжи, часто из подвала шел дым, вонючий и едкий, старушки - соседки грозились позвать участкового, но чем кончилось дело Алексей не знал.
Пройдя в щель между домами, он вышел к бывшей футбольной площадке, сейчас изуродованной строительным и бытовым мусором. Там, где Алексей в детстве играл в футбол, стояли остатки недостроенного магазина. Кто-то построил фундамент и, частично, первый этаж, но дело, видно, не заладилось, и теперь большой подвал представлял собой отличную землянку для бомжей.
Переступив через дохлого кота, Алексей подошел к бетонному лестничному маршу, ведущему в подвал. Воняло жженым картоном и тухлой селедкой. «Раньше здесь был почти настоящий газон. И одуванчики весной цвели,- с тоской подумал Алексей. – А теперь мусорник и вонь. И всем на это наплевать. Да и мне, наверное, тоже. Живу рядом и молчу. А может это менталитет у нас всех такой. Сидим и ждем, когда добрый дядя придет и  все сделает, все исправит. Ладно, хватит самоанализа, время не ждет».
Алексей медленно, стараясь не поскользнуться на мусоре, стал спускаться по лестнице. Спуск напоминал погружение в трясину: с каждой ступенькой смрад становился все сильнее. «Ничего, стерплю» - думал Алексей. Он вошел в подвал и остановился. Несколько секунд привыкал к освещению. Свет красивыми яркими полосками проникал в подвал сквозь плиты перекрытия,  и вскоре  Алексей заметил в углу двух бомжей, спавших на старых дверях, укрывшись облезшей шубой из искусственного меха. Как разговаривать с ними он не имел ни малейшего представления и, поэтому, решил разговаривать как с обычными людьми.
- Здравствуйте! – громко сказал Алексей.
Бомжи зашевелились под шубой. Кто-то из них сразу начал сухо и отрывисто кашлять. Они медленно сбросили с себя шубу и с трудом сели. Картину бомжи представляли из себя очень живописную: один толстый, с пухлыми щеками, под глазами у него были такие темные круги, что казались нарисованными углем или черными тенями. Второй был полной противоположностью: высохший, худой как спичка, грязная щетина на очень бледном, с болезненным румянцем лице. «Туберкулез у парня,- подумал Алексей, хотя никогда не сталкивался с больными этой страшной болезнью. - Кашель у него соответствующий». Глаза у бомжей были красными, как пионерский галстук из советского прошлого. Алексей невольно отступил на шаг: от бомжей дохнуло нестерпимым коктейлем зловония.
- Чего надо?- сквозь кашель прохрипел худой. Толстый промолчал, но его красные заплывшие глаза смотрели с неожиданными умом и проницательностью.
- Поговорить надо,- спокойно сказал Алексей.- Вы знаете такой пятиэтажный дом, адрес очень простой: улица Ватутина 17?
Бомжи молчали и смотрели на Алексея, один тупо, другой с недоумением и тревогой.
- Я вам помогу,- ласковым голосом сказал Алексей.- Этот дом находится отсюда в пятидесяти метрах. Расположен тыльной частью ко входу в ваш подземный дворец. Знаете такой?
- Мужик, какого хрена тебе надо? Ты бы водочки людям поднес, а то, после вчерашнего, все горит внутри, разговаривать на сухую сил нету…
- Подносить тебе в ресторане будут. Если поможете, то похмелю и на закусь дам, а нет, так и кормить вас не за что. Еще раз спрашиваю, Ватутина 17 знаете?
- Знаем, а че там?
- Там я одну вещицу потерял, а кто-то нашел, не вы случайно?
Что-то мелькнуло у толстого в глазах. Он, кряхтя потянулся за консервной банкой из под кильки, в которой воняли окурки, и сказал тонким голосом:
- Мы много, чего находим. Что ты ищешь?
Алексей внимательно посмотрел на бомжа. Тот был уверен в себе и спокоен.
- Колокольчик. Небольшой, грязный и старый.
- Грязный и старый, говоришь? И из-за старого и грязного ты к нам пришел?
Сидевший чуть сзади, худой толкнул толстого под бок, Алексей и это заметил.
- Этот колокольчик мне дорог как память. Так находили или нет?
- Не находили, но помочь сможем. За водкой иди.
- Я то, схожу, но если ты меня обманул…
- Ты нам не грози, жизнь и так хуже некуда, не испугаешь.
- Хорошо,- сказал Алексей.- Я буду через десять минут.
 Он с облегчением повернулся и по лестнице вышел из подвала. Свежий воздух наполнил легкие. «Я ничего не теряю, в моем положении пятеркой больше, пятеркой меньше – все равно. Все-таки, они что-то знают. Главное не торопиться в разговоре». 
В это время, в подвале происходил  напряженный диалог:
- Ты что, Хомяк, сукой решил стать? Толяна сдать решил? - плюясь туберкулезной слюной, захрипел худой.
- Дурак ты, Скелет! Этому лоху не Толян, а тот колокольчик нужен. Так что, предательства никакого нет. Старик вчера Толяну сто баксов дал. Этот козел нам столько же даст. Молчи и не встрявай, я сам с ним говорить буду.
- А про Толяна будешь говорить?
- Дался тебе Толян. Он с вечера с бабками свалил, даже нам на утро на опохмел не оставил.
- Ладно, только бабки делим на двоих!
- Хорошо, ты, главное, молчи.
Ларьков и магазинов в микрорайоне было предостаточно и, через десять минут, Алексей спускался в подвал, к предвкушавшим наживу бомжам.
- Вот две бутылки водки, может самокат, но из магазина, не с точки. Хлеб и килограмм колбасы. Я жду.
- Сейчас, малость горло промочим и тогда поговорим.
- Ладно, я потерплю.
Порывшись в лежавших на полу лохмотьях, Скелет достал грязные стаканы.
- Мужик, с нами выпьешь?
- Нет,- сказал Алексей. Его терпение кончалось, но счастливые бомжи не хотели этого замечать.
- Брезгуешь? В падлу с людьми выпить? - повысил голос Хомяк.- Я, чтоб ты знал, два института закончил. А ты кто?
- Я тот, чью водку ты сейчас пить собрался. А мне пить нельзя, печень больная,- уверенно солгал Алексей.
- Ну, тогда ладно.
Бомжи выпили и начали чавкать беззубыми ртами. Колбасу они, видно, не ели уже давно, Алексею даже стало их немного жалко. Опьянели они сразу. В их состоянии много алкоголя уже не надо. Да и водка была нормальная, сорок градусов, а не то пойло, что бомжи пили обычно.
- А что это за колокольчик такой? Чего в нем такого ценного? - растягивая гласные спросил Хомяк.
- Для меня он как память, а для других в нем ценности никакой нет.
- Врешь, мы знаем, что он дорого стоит.
Бомжи выпили еще. Алексей затаив дыхание спросил:
- Интересно, откуда?
- Один человек за него сто долларов заплатил.
«Ну, наконец-то!»,- облегченно вздохнул про себя Алексей и сказал:
- Значит, у вас его нет. Тогда про какие сто баксов ты гонишь? Если скажешь, кому продали, дам еще пузырь водяры и червонец. А если мало, я эту бутылку сейчас об стену разобью!
Бомжи зашевелились, хотелось выпить больше, и тут Хомяк, решив, что синица в руке лучше, чем штырь в заднице, сказал:
- Хорошо, давай сюда!
- Водку на, а деньги, как расскажешь.
- Ладно, давай скорее.
Пришлось подождать еще. Наконец Хомяк икнул и заговорил:
  - Позавчера, кореш наш, ну в этом подвале он с нами ночует, принес колокольчик. Ну, отнесли вчера человеку одному. Он дал сто баксов. Обмыли хорошо, друг наш даже не ночевал здесь сегодня. Все, деньги давай! - нагло глядя прямо в глаза, сказал бомж.
- Что за человек, где живет, как зовут?- игнорируя наглость, спросил Алексей.
- Ну что тебе блин надо? – влез в разговор Скелет.
- Вы говорите по одному, это раз, а  два это то, что мне колокольчик нужен, а не сопли всякие, ну да ну.
- Ладно, ладно, - сказал толстый.- Это экстрасенс, людей лечит, а кое- кто говорит, что он колдун. Толян говорил, что уж очень страшно с ним разговаривать было.
- Толян, говоришь? Это хорошо. А где этот ваш колдун живет?
- Да тут рядом совсем, по Советской. В третьем доме.
- Пожалуйста, подробней.
- Ну че подробней? Угловой подъезд, второй этаж, дверь прямо, дермантином черным оббитая.
- Это другое дело,- с удовлетворением сказал Алексей.- Держи свою десятку. Хомяк мигом выхватил из рук Алексея мятую купюру. Алексей повернулся, чтобы уйти, но передумал и сказал:
- А вы знаете, что друган ваш этот, Толян, колокольчик не нашел, а у девочки забрал, у маленькой, перепугал ее сильно?
- Нам пофигу, нашел, забрал, нас это не колышет, - прокашлял Скелет.
- Это потому, что вы мудаки,- спокойно произнес Алексей и стал поворачиваться к выходу. Дальнейшее его очень удивило: Скелет начал подниматься с грязного пола, а Хомяк потянулся куда-то себе за спину и достал ржавый хозяйственный нож. Бомжи не поняли, что перед ними человек, уже переступивший через черту.
- Ну, точно мудаки! - неприятно улыбнулся Алексей и с акцентом ударил сидящего Хомяка оттянутым носком кроссовка в горло. Хомяк выронил нож, схватился обеими руками за шею и, задыхаясь, повалился набок. Из его рта потекла кровь. Уже полностью поднявшийся Скелет замахнулся пустой бутылкой, но ударить не успел: Алексей выронил из правой руки пакет и, подшагнув, с выпадом толкнул бомжа двумя ладонями в худую туберкулезную  грудь. Пятидесятикилограммовый  Скелет буквально пролетел по воздуху два метра, в конце полета ударившись спиной и затылком о кирпичную стену подвала. На пол он упал уже мертвым. Раздробленный череп не способствует жизни. Хомяк мучался, захлебываясь кровью еще минуту.
«Вот ты, Леша, и стал убийцей, как оно? И убил сразу двух человек», - задал себе вопрос Алексей и тут же себе ответил: « Жалко, противно, страшно, но не надо было за нож хвататься. Зато быстро, не мучились долго». И тут Алексей почувствовал удовлетворение от того, что его умение оказалось эффективным, пусть против пьяных бомжей, зато с ножом и бутылкой. Это соответствовало его личной доктрине: подождать пока проявятся враждебные намерения, но нанести удар первым. Помогала врожденная способность быстро бить и двигаться.
Алексей оттащил тела в дальний угол, накрыл их тряпьем и загородил угол старыми разломанными дверями. Желание помыть руки было невыносимым. Потом он протер бутылки из-под водки, чтобы не оставить отпечатки пальцев. Алексей ни разу в жизни не задерживался милицией, у него, ни разу не снимали отпечатки пальцев. Он не знал, когда найдут бомжей, но осторожность никогда не бывает лишней.
Покончив, как ему казалось, со следами Алексей двинулся к выходу из подвала. Возле лестницы он оглянулся еще раз, проверяя, не упустил ли чего явного. Вдруг сверху послышался звук шагов. Кто-то громко шагал по разбросанному вокруг здания мусору. Алексей бесшумно скользнул под лестницу. Все происходило так быстро, что он просто не успел испугаться. Стараясь не шуметь, Алексей вытащил из пакета нунчаки.  Через пять секунд он услышал шаги у себя над головой. Незнакомый пьяный голос громко сказал:
- Эй, вы что, еще спите? Вставайте, я опохмел принес.
Не замечая Алексея, к центу комнаты, пошатываясь, прошел человек, судя по запаху и по виду, бомж. Он был одет в рваный джинсовый костюм. В левой руке бродяга держал бывший когда-то белым мешок из-под сахара, а в правой булькала надпитая бутылка с черной наклейкой «Посольская».
 - Здравствуйте, Анатолий,- громко сказал Алексей, выходя из-под лестницы.- У меня к вам есть несколько вопросов. Нунчаки Алексей держал за спиной.
Толян подпрыгнул от неожиданности, рывком обернулся, и , пятясь, забормотал:
- К-каких вопросов?
- Очень простых. Первый: кому отдал колокольчик?
- Какой колокольчик?
- Который ты, падла, у девочки позавчера вечером забрал.
- Я не хотел, я не хотел, сами руки потянулись, я не хотел.
- Куда дел, спрашиваю,- медленно наступая на бомжа, спрашивал Алексей.
- Экстрасенсу отнес, мне друган мой, Хомяк, рассказал про него.
- Советская три, угловой подъезд, второй этаж, прямо, черная дверь?
- Да, а вы откуда знаете?
- Как зовут?
- Меня?- удивленно переспросил Толян.
- Экстрасенса.
- Валериан, Валериан Семенович. Невысокий такой, пенсионер, наверное. Смуглый, на татарина похож.
- Что он тебе говорил?
- Спрашивал, где я этот колокольчик нашел.
- А ты?
- А я испугался и убежал, страшно стало.
И тут Алексей совершил ошибку: задал бомжу вопрос о деньгах.
- Сколько он тебе заплатил?
Взгляд Толяна мгновенно стал осмысленным и подозрительным. Он сделал еще шаг назад и прошипел:
- Мало.
- Странно, а твои кореша сказали, что тебе дедок сто баксов дал. Или ты их обманул?
- Какие кореша?
- Самые обыкновенные: Хомяк и Скелет.
Толян вдруг завертел головой:
- А где они?
- За водярой пошли, тебя не дождались, - улыбнулся ему Алексей. Он уже все решил.
 Эта улыбка подействовала на бомжа как укус змеи, он завертел головой, видно глаза привыкли к свету, его взгляд остановился на темном пятне на полу. Луч света, проникший в подвал через щель в потолке, окрасил пятно крови в ярко красный цвет игристого вина. Смешно пискнув, Толян выронил мешок, швырнул в Алексея бутылку и бросился к выходу из подвала.
Скручиваясь в плечах, Алексей опустился на колено. Свободная рука скользнула по бедру и коснулась битого кирпича на полу. Не смотря на увлечение каратэ, Алексею всегда нравилось это движение из славяно-горицкой борьбы. Брошенная бутылка пролетела высоко над головой и разбилась об стену, оставив мокрое пятно. Оттолкнувшись рукой от пола, Алексей начал пониматься, как раскручивающаяся пружина. Не останавливая движения, он хлестнул нунчаками по ноге бомжа пытавшегося пробежать мимо.  Толян взвыл как раненный зверь и рухнул на пол подвала лицом вниз. Алексей испугался. Вдруг кто-то услышит. Коротко размахнувшись, он ударил бомжа по затылку. Казалось, это хруст костей черепа заглушил крик. Наступила тишина. Мешаясь с запахом отбросов, по подвалу плыл резкий запах паленой водки. «Карбид что ли добавляют»,- мелькнула в голове Алексея  странная и, показавшаяся ему неуместной мысль.
Он оттащил тело в тот же угол, подобрал свой пакет и положил в него нунчаки. «Еще один. Итого уже три. Наверное, я сошел с ума. Как легко. Ну да ладно, колокольчик у какого-то экстрасенса. А если это мой клиент? Не может быть. Он ведь живет в трех минутах ходьбы. Это так близко. Ведь жизнь шла так спокойно. Шла. А череп, а собаки, а все остальное. Но почему это случилось со мной? … А бомжи сдохли совсем случайно, почему это случилось с ними?»- мысли Алексея путались, он еще раз осмотрел подвал и быстро, почти бегом, бросился по лестнице к выходу.


                ГЛАВА 29
                ЛЕКАРЬ.
        Гена постелил на асфальте старый мешок и попытался устроиться в тени Москвича. Попытка не удалась. Ноги были в тени, а в голову по прежнему жарило дневное светило. Солнце неумолимо, двигалось к зениту. В кармане раздражительно затрепетал мобильник.
  - Да, - сказал Гена, опустив голову.
  - Милый, у меня маленькая проблема, - послышался в трубке голос жены.
  - Надя! Ну что у тебя опять случилось?
  - Как идет наша торговля?
  - Тебе что, делать нечего?
  - Ну, я решила тебя проведать.
  - Давно виделись?
  - Такая жарища стоит, в доме прямо не удержаться.
  - Это ты мне говоришь? Кто из нас торчит на солнцепеке, ты или я?
  - Не кричи на меня!
  - А я и не кричу.
  - Может, я по делу звоню.
  - По какому? Может мне приехать провести тебя в душ, достать напиток из холодильника и пожалеть?
  - У меня насос на полив не включается! Я ходила, смотрела, так бедная капуста аж уши опустила, а основная картошка, та, что сейчас цветет, тоже стебли набок позагибала.
  - А чего он вдруг перестал работать?
  - Не знаю. Я на кнопку давлю, а он только мычит, а вода не идет.
  - Ты долго кнопку держала?
  - Нормально, я думала вода все-таки пойдет.
  - Дура! Ты могла его спалить! Если мычит, значит, он до воды, не достает. Его надо ниже опускать!
  - Я же не знала. Не кричи на меня!
  - Если ты угробила насос, я не знаю, что с тобой сделаю! Ладно, конец связи.
          Гена сильно нажал кнопку и с тоской посмотрел на безоблачное небо. Жизнь как всегда, была неважнецкой, покупателей по-прежнему не было, а Краснодарская фура с молодой картошкой заметно похудела, народ охотно менял деньги на товар.

      Валериан Семенович топал в сторону ближайшего рынка. Горячий воздух поднимался над раскаленным асфальтом зыбкими струями. Даже деревья, напоенные ночным дождем, выглядели вяло и неприятно. Кое-где, на стенах домов, возле пластиковых окон, жужжали и пускали слюни работающие кондиционеры.
         Ум Валериана Семеновича будоражили новые мечтания. Ему очень хотелось справиться с делом, поскорее связать магическим действом себя и колокольчик воедино и тогда, тогда…Тогда власть, неиссякаемый достаток и люди. Главное люди будут в руках, как мягкий пластилин. Жалко только, что передать некому, оборвался род. Жена умерла бездетною, от воспаления легких, лет двадцать назад. А если все получится, то любая, даже восемнадцатилетняя пойдет замуж.
     Мечтая о наследнике или наследнице, Валериан Семенович живо вспомнил детство, своего деда Макара, понемногу учившего его ремеслу сельского колдуна. Все соседи боялись деда и называли его просто – ведьмак. В доме деда всегда приятно пахло сушеными травами, душистые пучки висели стройными рядами на стенах, создавая свой, особый уют. Дедов голос ожил в памяти: «Этот сбор внучек, для потравы женского плода, а этот от угара, а вон тот, для укрепления памяти и сохранения мужской силы. Запоминай крепко, да еще свитки, когда я умру, возьми себе. Может быть, улыбнется тебе счастье, и найдется на твоем веку потеря, которую мы ищем из рода в род. Найдешь, сбереги».
      Валериан Семенович положил ладонь на оттопырившийся карман, колокольчик то грел, то холодил, будоража тело приливами странной энергии. Старик заметно прибавил шаг, вдали показался рынок.
      Темно-зеленые огурчики, первые домашние помидорчики радовали глаз. Крикливые рыночные торговки не уставали обмениваться свежими новостями, ценами на сегодня, причем весь товар, вплоть до простого стакана семечек, был твердо привязан к курсу доллара.
        Валериан Семенович напустил на себя жалостливый вид, начал заметно прихрамывать на одну ногу, опустил голову, не забывая поглядывать по сторонам. План поимки торговца уже почти сложился, срочные дела требовали быстрых решений. Теперь только оставалось выбрать подходящую жертву
        Старик прошел рынок из края в край, будто выбирая товар посвежее, в одном месте он остановился купить у пенсионерки отборного, белого налива, что бы не сильно выделяться из толпы, на клетку с попугаем тоже никто не обращал внимания, мало ли что, продает старик и все. Не став класть яблоки в сумку, неся кулечек на виду, он пошел мимо рядов назад,  пристальней всматриваясь в лица.

       Гена уже отчаялся ждать покупателей, назойливое солнце успело добраться ему до коленей. Под белой панамой можно было готовить фондю. Чахлая тень от «Москвича» стала совсем куцей, едва прикрывая сандалии. Темно-синяя краска на машине притягивала солнечное тепло как губка, на капоте можно было жарить яйца, а воздух в салоне сгустился до консистенции мармелада. Представив, каково будет садиться на раскаленное сидение, Гена поморщился.
       Конкуренты на фуре продали уже половину товара и весело галдели. Двое залезли в кабину «КамАЗа», по-видимому, пересчитывая выручку. Гена посмотрел на свой прицепик, затем на фуру. Под сердцем начала ворочаться огромная, лохматая жаба. От скорбных мыслей Геннадия отвлекло тактичное покашливание.
       Гена развернулся и увидел благообразного старичка, пристально рассматривавшего его узкими, темными глазами.
  - Свежая картошечка, только что с грядки, высший сорт, никакой химии, - быстро затараторил Гена давно выученную наизусть фразу.
        Старик нерешительно потеребил бородку, посмотрел на прицеп, на мешки, затем опять на Гену и так несколько раз. Его лицо выражало нескрываемое сомнение.
       Гена решил: «Этого я не упущу», и продолжил свою речь уже в другом ключе:
  - Вы посмотрите на этих дураков, - сказал он, указывая пальцем на конкурентов. – Товар – барахло! Не картошка – сплошная селитра. Кожура толстая, ножик сломать можно, форменный кирпич. Берите лучше мою, тут вы не прошибете, продукт высшего класса, выращено на одном навозе, больше ничего.
        Выражение лица старика смягчилось, сменившись на любезно-доверительное. Он сказал:
  - Может, и договоримся, но мне надо много.
  - Прицепа мало? Съезжу, накопаю еще. Сколько? Сразу уступаю дешевле. Согласен!
  - Вы меня не так поняли, мне надо примерно мешок.
  - Без проблем.
  - Да нет, проблема есть. Я человек пожилой, и сам мешок не дотащу, как насчет доставки?
  - По городу доставлю бесплатно. Адрес говорите.
  - Вам аванс нужен? Ну, типа предоплаты?
  - Нет, привезу расчет на месте.
  - Хорошо, Куйбышева 125. Может, знаете, налево от телевышки, за гаражным кооперативом частный сектор. После гаражей, третья улица направо, там еще на углу колонка.
  - Привезу, когда вам надо?
  - Можно и сегодня, дочка выходит замуж, а папе хлопоты. Вот и собираю потихоньку запасы. Так мы договорились?
  - Конечно, - Гена посмотрел на часы. – Через час, полтора, буду как штык. Вас это устраивает?
  - Вполне, до свидания, молодой человек.
  - Не прощаюсь, не пожалеете, картошечка что надо.
      Гена радостно смотрел  вслед старику, пока тот не затерялся в толпе. Кулечек с зелеными яблоками мелькнул еще пару раз и исчез из вида. Гена потянулся, презрительно плюнул в сторону конкурентов и забрался в машину, то и дело поглядывая на часы.



                ГЛАВА  30.
                АЛЕКСЕЙ.
«Какое все-таки наслаждение свежий воздух!»- с облегчением подумал Алексей. Ему очень хотелось оказаться подальше от этого подвала и от жутких мертвых тел, похожих на сломанные куклы, лежащих внизу. Его не беспокоило то, что его могли увидеть и запомнить, он больше боялся туберкулеза, вшей или СПИДа.  Успокаивало, что удалось не испачкаться в крови и не испачкать нунчаки. Прежде всего, Алексей решил проанализировать ситуацию и успокоиться.
  Спокойным шагом он направился к школьному стадиону. Лето, каникулы, на стадионе полно мест, где можно отдохнуть и все обдумать. Алексей прошел всего лишь метров пятьдесят, когда за спиной послышался мелодичный звон, переходящий в звук, похожий на раскат грома. Быстро обернувшись, Алексей увидел, что недостроенного магазина больше нет. Из котлована, наполненного обломками плит перекрытия и битым кирпичом, поднималась густая серая пыль. На фоне этого, далекий звук колокольчика, казалось, звучал с какой- то злобой и досадой.  «Промазал, сволочь!»- радостно подумал Алексей. Теперь все происходящее уже не казалось безумным сном. Сумашествие снова стало единственной реальностью. «Нет, - сказал себе Алексей,- медлить нельзя. Обдумаю все потом. А сейчас вперед. Надо уходить, пока не собрались зрители ».
Долго идти не пришлось. Вскоре Алексей поднимался на второй этаж в угловом доме по адресу: Советская, дом три. Перед подъездом на дугах из стальной проволоки вился дикий виноград, образуя перед входом красивую зеленую арку. Однако впечатления портила стоящая под виноградом лавочка: на ней сидели две едкие старушки, они очень внимательно посмотрели на входившего в подъезд Алексея.
- Наверное, к Семенычу парень пошел, - услышал сзади Алексей.
- Надо сказать этому Семенычу, чтобы полы чаще мыл. Народу к нему много ходит, за ногами грязь в подъезд тащат,- сказала вторая старуха.
- Он Верке из первого подъезда за уборку платит, - лопаясь от злости, прошипела первая.
- Вот Верка пусть и моет…- донеслось до Алексея.
Между первым и вторым этажами он проверил прибинтованный к голени нож. Нунчаки переложил в пакете, чтобы можно было их мгновенно выхватить. Сделав два глубоких вдоха и еще более долгих выдоха, Алексей позвонил в дверь. Тишина. Алексей позвонил еще. То же самое. «Черт, где его искать? Может бомжи соврали?»- запаниковал Алексей и тут же взял себя в руки. « Ничего, посижу во дворе, подожду. Никуда экстрасенс не денется. Ладно, встречу его, а дальше, что? А дальше или он себя проявит или скажет, зачем у бомжа колокольчик купил. Да, а потом бомжей найдут, строительный мусор всем нужен, теперь, когда завалилось, народ точно все по кирпичику растащит. Найдут обязательно. Кроме того, они очень скоро начнут вонять так, что всему микрорайону будет тошно. А тут я со своими расспросами. Или дедка тоже валить? Ага, и бабушек на входе: они меня видели. А ведь экстрасенс может упереться и ничего не сказать: не видел, не покупал, не знаю. Думай! А что, если у этих старух спросить? Тогда, точно запомнят. Но ведь дело того стоит. Если я это не остановлю и мне труба и многим другим ».
Решившись, Алексей вышел из подъезда, с доброй, почтительной улыбкой подошел к старушкам и очень вежливо спросил:
- Извините, скажите, пожалуйста, Валериан Семенович, экстрасенс в этом подъезде живет?
Бабки подозрительно посмотрели на Алексея снизу вверх и та, что сидела правее недовольно ответила:
- В этом.
Алексей улыбнулся и, неловко, словно чувствуя себя в чем-то перед старушками виноватым, снова спросил:
- А сегодня вы его не видели,  я с ним договорился встретиться, по телефону, пришел,  а его нет. Не знаете, может, есть смысл подождать?
Та, что сидела левее, в старом цветастом платье, проникшись моментом, сказала:
- Долго тебе ждать придется, уехал на дачу твой колдун. Еще вчера, мы тут сидели, он сам сказал. Вещей набрал, попугая своего гадкого забрал. И хорошо, а то этот попугай орет у него целыми днями, слышно даже сюда. А Семеныч попугая этого любит, даже клетку тащить не поленился.
- Елки- палки, а как же мне быть? Он мне очень нужен. Не знаете где у него дача? - чуть не плача спросил Алексей.
- Как-то он говорил, что дача у него на Красной Горе. Но точно я не знаю.
- Да, вроде там,- поддержала подругу правая бабка.
- Ой, спасибо огромное, дай вам бабушки бог здоровья, и пожить подольше. Вы очень мне помогли. Прямо от смерти спасли,- Алексей повернулся и быстро пошел в сторону трамвайной остановки. Притворная  печаль на лице сменилась мрачной улыбкой. След есть. Шоу будет продолжаться.

Поселок Красная Гора находился в пятнадцати километрах от города. Он получил свое название стараниями небольшого кирпичного завода. Для изготовления кирпичей нужна глина, которая добывалась тут же, в карьерах. Их темно- красные стены были видны за несколько километров. Дачный поселок располагался на холмах, выше корпусов завода.  Дальше находились три небольших озера. Они образовались на месте провалившихся стволов соляных шахт. Вода в этих озерах была настолько соленой, что после купания на коже оставались крошечные кристаллики соли.
Алексей знал эти места очень хорошо. Хотя у его родственников дачи были в другом месте, он еще школьником ездил сюда купаться, чем не Мертвое Море. Став связистом, Алексей неоднократно работал возле Красногоровских дач и кирпичного завода, на проходящей рядом кабельной линии. Работая, Алексей объездил весь район и поражался увиденному богатству. Степь вокруг города была изрыта множеством карьеров и шахт: алебастр, глина всех мастей и оттенков, соль, песок. Сплошная промзона.
Слово «дача» Алексей не любил. Здесь оно означало не красивый дом в подмосковном лесу, возле богатого рыбой озера, и не бунгало на Карибах, с пальмами и бассейном, а крошечный клочок глинистой земли с несколькими фруктовыми деревьями, проржавевшими поливными трубами и крошечным домиком для хранения лопат и ведер.
Добираться до Красной горы нужно было на автобусе, с пригородной автостанции в центре города. И, через десять минут,    Алексей уже ехал в центр. В троллейбусе было свободно. Утренний наплыв пассажиров спал. Можно было даже присесть. Но Алексей садиться не стал. Дело было не в том, что он любил стоять. В ногах правды нет. Но, по какому то закону бытия, стоило Алексею опуститься на сиденье, в любом общественном транспорте, на ближайшей остановке заходила крепкая еще на вид пенсионерка и начинала дежурную историю о том, что современная молодежь совсем оборзела и старших ни в хрен ни ставит. Иногда очень стервозными были мамаши с детьми трех или пяти лет. Этим девушкам для конфликта достаточно одного случайного взгляда.  Казалось, такой тетке хочется не сидеть, а привлечь к себе внимание.  Алексей этого не мог понять.  Всю жизнь он старался прожить спокойно и не конфликтовать с окружающими. Он не понимал удовольствия орать на других. Впрочем, с мужчинами всегда легче: если кто-то гонит, ему можно объяснить или дать в морду, а пожилой женщине харю бить не будешь.
Алексей стоял на задней площадке и смотрел в окно, стараясь не обращать внимания на острый запах  человеческих тел. Не смотря на жару, большинство окон  в троллейбусе были закрыты, многие люди бояться сквозняков, даже в середине летнего дня. Как ни странно, но Алексей успокоился, троллейбус уносил его от трех трупов, лежащих под битым кирпичом. Люди в салоне сейчас не раздражали, а казались   своеобразным защитным коконом.
Глядя на обгоняющие троллейбус автомобили, Алексей думал:       «Что делать дальше? Приеду я на Красную Гору, и что? Кричать : позовите колдуна!... А зачем кричать? Просто спрошу, у первого встречного. Язык далеко заводит. Точно… Интересно, когда найдут бомжей?... И почему завалило магазин? Экстрасенс что ли постарался? Если так, то и по троллейбусу может ударить… Хотя, нет. Если бы целился в меня, то уже давно бы стер в порошок. Наверное, бомж Толян, царство ему небесное попал в прицел. Его колдунишка знал, он ходил ему колокольчик продавать. Стало быть, я на верном пути. Ладно, а почему колдун сутки ждал…Значит, чтобы ударить как следует, ему время надо… Отсюда вывод: если я его не свалю сразу, мне труба. Второго шанса он мне не даст, никакие нунчаки не помогут…»
Тут в мысли Алексея вмешался разговор двух мужиков, сидящих рядом, на заднем сиденье:
- Слышишь, Михалыч, у нас по улице электросчетчики всем меняют, новые ставят,- сказал мужик в красной, с пятнами пота футболке, сидевший возле окна.
- У нас еще нет, но, сказали, через месяц тоже всем новые будут ставить, - отозвался его сосед, худощавый стареющий блондин в бейсболке.
- А ты знаешь, - напористо говорил красный,- знаешь, что теперь ни сварку не подключить, ни электропечку, ни пилораму, ничего. Эти счетчики обмануть невозможно. И  мимо никак не подключиться, пломбы везде.
- Ты Егор не переживай, - сказал другу худой.- Пройдет месяц- другой, найдутся умельцы, будут отматывать электричество за милую душу.
- Тебе, Михалыч, легко говорить, - не успокаивался красный.- Ты на седьмом этаже живешь, а я в своем доме. Мне часто надо бывает и на циркулярке поработать, и свиньям кашу сварить. Да и зимой я электричеством подтапливаю, газом греться – в трубу вылетишь.
- Не одному тебе тяжело. У нас на заводе времена настали, хуже некуда. Набрали охрану, морды здоровые, чисто звери. Ничего не вынесешь, болтик поганый пронести нельзя. Поймают – сразу вон… А раньше, раньше времена были! Начальство машинами металл вывозило. Ну и мы не зевали. С утра на опохмел и закусь всегда было.
Неугомонный Егор поддакнул:
- Это точно. Моя жена, Танька, раньше в столовой работала. Жратвы и нам и свиньям всегда было валом. А сейчас столовая частным кафе стала. Танька пару сумок только и вынесла. Стуканула какая то сволочь и все. Выгнали.
Раньше Алексей просто побоялся бы влазить, но сейчас разговор его заинтересовал. Он повернулся к сидевшим и невинно произнес:
- Мужики, а вы пробовали жить, не похмеляясь и не воруя?
Красный стал поворачиваться, открывая рот, чтобы послать Алексея на все три стороны, но, когда глаза встретились, его язык, словно прилип к зубам. Взгляд человека, которому нечего терять, очень выразителен. Михалыч тоже увидел взгляд Алексея, но собрался с силами и сказал:
- Ты, пацан, еще жизни не видел, а умничаешь. Нас государство всю жизнь грабит. Буржуи воруют миллионами, а если я болт – другой возьму, так я уже вор?
- А вам что, завидно, если кто-то больше вас украл? Лохами себя чувствуете?
- Нет, обидно, что они нас за людей не считают. Я так понимаю: берете сами, так и о людях позаботьтесь, - сказал Егор.
-  Сто процентов, - сказал Алексей. – Но подумайте сами, мы ведь на тех же бомжей смотрим еще хуже. Как на куски навоза. Грязные они, вонючие, милостыню просят – не даем, говорим: иди, работай. Свои заработанные жалко отдавать. Так и богатые, хрен они, что нам дадут, скажут – зарабатывай. Такая  вот история, а воровать – занятие тошное.
Троллейбус подъехал к остановке. Конечная. Центр города. Лязгнули, открываясь двери. Алексей вышел из троллейбуса и смешался с толпой. «Нашло на меня что-то. Не мое это дело – пенсионерам лекции о жизни читать!- подумал Алексей. – Видно, совесть меня мучает. Теперь мне эти бомжи долго покоя не дадут. Жалко их. По сути, погибли не за хрен собачий». Алексей вздохнул, купил в ларьке фруктовое мороженное и пошел на автовокзал.

 Вскоре  Алексей вышел из чадящего угаром старого автобуса и посмотрел по сторонам. Красная Гора. Убогая полуразваленная остановка, везде красная глиняная пыль. Людей вышло немного. Середина дня, жара. Как всегда большинство дачников прибывало рано утром, а уезжало вечером, последним рейсом.
Две молодые парочки явно приехали купаться на Соленые Озера. «Не мои клиенты, - подумал Алексей.- Спрашивать о дачнике - экстрасенсе надо не у них».
На пыльную тропинку, ведущую в сторону дач, свернули три пожилые женщины и мужик средних лет с двумя пластмассовыми ведрами.
Наводить справки Алексей начал еще в автобусе. Когда до Красной горы было уже недалеко, он спросил у старушки в большой соломенной шляпе, сидевшей рядом, возле окна:
- Извините, вы на дачу едете?
Алексея самого покоробило, так глупо и неуместно звучал вопрос. Женщина молча, с недоумением смотрела на Алексея.
- Понимаете, просто мне очень надо найти на дачах одного человека. Я совсем не шучу. Я очень серьезно. Вы не знаете такого, его зовут Валериан Семенович? Он экстрасенс, и у него есть попугай, он его на дачу в клетке возит?
 « Да, вот это я прогнал»,- недовольно подумал Алексей. У женщины глаза вылезли из орбит. Она демонстративно отодвинулась, повернулась к окну и громко, на весь автобус сказала:
- Молодой, а уже алкаш. Двенадцать часов, а он уже бельма залил.
Все пассажиры повернулись и посмотрели на Алексея. Большинство насмешливо, а женщины старшего поколения с откровенной злобой и презрением. Естественно о дальнейших расспросах не было и речи.
 «Пусть идут, черт с ними, спрошу у других»,- подумал Алексей, глядя вслед дачникам, исчезающим в летней зелени.

Алексей бродил по дачам уже два часа. За это  время он спросил об экстрасенсе у пятнадцати человек, но вразумительного ответа так и не получил. Одни смотрели на него как на придурка, другие грубо говорили, что ничего не знают, третьи вообще делали вид, что ничего не слышат. Почти все дачники были людьми преклонного возраста: между сорока и пятидесятью годами. Все с тяжелым подозрительным взглядом.
Алексей ходил по улицам дачного поселка, стараясь увидеть нового человека, чтобы его расспросить. Безрезультатно обойдя весь поселок, он решил пройти еще раз. Теперь Алексей никого ни о чем не спрашивал, просто ходил и внимательно смотрел по сторонам.
Сейчас он обратил внимание на упадок и запустение, которых не заметил сразу. Множество дач было заброшено. Сорняки поднимались густым ковром. От домиков остались только кучи мусора, деревья засыхали. На одной из ничейных дач Алексей устроил себе фруктовый обед. Черная черешня сорта «Валерий Чкалов» – пища богов.
Второй обход тоже не прояснил ситуацию. «Где же ты, урод?!»- думалось с тревогой. Планы рушились. Если экстрасенс не найдется здесь, придется возвращаться  в город и ждать его возле дома. Алексей устал, жара усиливалась, хотелось отдохнуть. Возле следующей дачи он увидел лавочку, уютно расположившуюся в тени большого каштана. Алексей сел, закрыл глаза и расслабился, откинувшись на спинку.
- Что, парень, удобная лавочка?- раздался над головой дребезжащий старческий голос. Алексей вскочил и, поворачиваясь, сунул руку в пакет с нунчаками. Адреналин пошел по крови, усталости словно и не было. Поверх невысокого заборчика на Алексея доброжелательно смотрел полностью седой, уже начавший горбиться, старичок. «Не мой ли это колдун?» - мелькнула хаотичная мысль, но Алексей вспомнил приметы и почувствовал, как  напряжение начало спадать. «Бомж сказал, что экстрасенс смуглый,  на татарина похож, а этот - славянин типичный»,- с двояким чувством подумал Алексей. С одной стороны он почувствовал облегчение, а с другой разочарование: ему хотелось поскорее найти колдуна и  закончить дело.
 Алексей медленно вынул руку из пакета и, улыбнувшись, сказал:
- Напугали вы меня дедушка.
- Ну, извини меня, сынок, не хотел я тебя испугать. Просто увидел – человек на мою лавку пришел, дай, думаю, выйду, поговорю. А то сижу тут один, с курами да петухами, сын два раза в неделю приезжает, яйца в город возит продавать. Одичать ведь можно. Ты, сынок, по какому делу к нам, дачку купить хочешь или в гости к кому? - старик говорил быстро, и казалось, с удовольствием.
- Я, отец, на ваши дачи по делу. Человека мне найти надо. Люди сказали: дача у него здесь, на Красной Горе, и, что он сейчас на даче своей. Вот я и приехал, – Алексей выговаривал слова, невольно подстраивая речь под манеру старика. – Может, слыхали, зовут его Валериан Семенович, он экстрасенс, вроде как народный целитель.
- Да, имечко у твоего экстрасекса и впрямь лекарственное. Ты знаешь, сынок, извини, про такого у нас я не слышал. У меня дача уже тридцать лет, при союзе у нескольких врачей дачи здесь были, а экстрасенсов я тут не встречал.
«Опять осечка. Неужели старые дуры обманули?» - со злостью подумал Алексей, а вслух сказал:
- Дедушка, у вас, случайно, водички попить не будет? А то я тут уже два часа хожу, жарко, устал как собака.
- Конечно, будет. Заходи сынок, чего-чего, а воды у меня в достатке. Вон возле сарая колодец, питьевой. Сам его копал, был моложе – сил было поболее, чем сейчас.
Старик  приветливо распахнул калитку:
- Идем, я сейчас в дом зайду, кружку вынесу. В колодце ведро есть, сам воды достанешь. Справишься?
- Справлюсь,- ответил Алексей, заходя во двор. Дачный участок был чист и ухожен. Что должно быть покрашено – сверкало свежей краской, дорожки подметены, окна в домике чистые, с голубыми занавесками. Положив свой пакет, Алексей принялся вращать колодезный ворот. Не известно почему, но подъем воды из колодца, с детства вызывал у него какой-то священный трепет. «Молодец дедок, - с уважением подумал Алексей. – Если он торгует яйцами, то куриного дерьма тут должны быть горы, а у него чистота и порядок. Точно, а где куры?»
Ставя ведро, полное холодной манящей водой, на бетонный бортик колодца, Алексей, чуть повернув голову в сторону крыльца, громко спросил:
- Дедушка, ну а где же ваши куры?
Голос старика ударил Алексею в спину не хуже ножа:
- Это у тебя надо спросить, ворюга гребаный!
Не веря своим ушам, Алексей обернулся, расплескав воду. Старик стоял возле крыльца, держа в руках одноствольное охотничье ружье, направленное Алексею в грудь. « Шестнадцатый калибр, - подсознательно отметил Алексей.-  С двенадцатым было бы хуже».
- Я тебя раскусил сразу. Просто так люди по три раза через дачи не ходят. Курочек моих какая то сука, позавчера ночью украла. Всех до единой. У соседки, неделю назад, емкость пятикубовую для воды вывезли. Приехали с краном, и на грузовике вывезли.  Днем. У Петровича, через огород от меня, в домик залезли, все железо, даже миски вытащили. И еще на стол насрали. Ты слышишь, сволочь, насрали! А курей когда моих крали, дверь мне доской подперли, чтобы не выскочил, и еще сказали, падлы: будешь шуметь, сожжем вместе с домом. А ты мне, гомнюк, басни про лекарей рассказываешь. Экстрасенса тебе надо. Что плохо лежит тебе надо. Ходишь, сволочь, высматриваешь. А ну руки, гад, подними!
Старик говорил четко, смотрел на Алексея  с ненавистью и отвращением, как на слизняка.
- И вижу, что не зря я ружье привез. Ты слышишь, козел, только сегодня утром привез. А тут ты. Да это просто подарок судьбы, какой то. Я тебе ногу прострелю, а потом буду смотреть, как ты будешь ползать и кровью истекать. А ментам скажу, что ты влез и убить меня хотел, деньги требовал. И ничего мне не будет, потому, что сдохнешь ты на территории моего участка – самая, что ни есть четкая самооборона.
Алексей стоял молча. И хотя раньше он никогда не находился под прицелом огнестрельного орудия, страха не было. Как, не причиняя вреда старому придурку, доказать, что он не причем?  Алексей видел дачника очень четко, как будто тот был изображен на черно-белой фотографии. Не смотря на жару – поверх желтой майки грязноватый серый пиджак,  черные спортивные брюки с отвисшими коленями, редкие седые волосы, белые искусственные зубы, нитка липкой слюны в уголке рта, глубокие морщины на покрасневшем от злости лице. И еще - облезшее воронение начавшего ржаветь ствола и глубокие царапины на потемневшем ореховом, когда-то красивом и благородном, ружейном ложе. И самое главное – распухшие суставы указательного пальца старческой, в пигментных пятнах, правой руки, который злобно дрожал на спусковом крючке.
- Ну, хоть воды то ты мне дашь выпить?- жестко, с вызовом, сказал Алексей, бесцеремонно прерывая яростную речь.
Глаза дедушки полезли из орбит. Он удивленно замолчал, ствол ружья качнулся вниз. Алексей быстро шагнул, практически прыгнул, вперед-влево, уходя с линии возможного выстрела,  одновременно хватаясь за ствол ружья и поворачиваясь корпусом вправо. Ружье как ракета вылетело из рук старика. Прием из боевого самбо. Превосходная вещь. «Надеюсь, палец я тебе не сломал»,- подумал Алексей и, не прерывая движения, толкнул старика  в грудь левым плечом. Старика отбросило на крыльцо. Алексей, с удовлетворением, заметил, что тот не ударился головой.
- Вставай, дедушка. С оружием надо осторожнее. Был бы я тем, о ком ты тут мне рассказывал, я бы тебя просто убил. Убил из твоей же хлопалки.
Алексей преломил ружье, достал патрон и бросил  его в лужу колодезной воды под ногами.
- Ну, вот и все. Никто ни в кого стрелять не будет,- сказал Алексей и поднял глаза. Дедушка не поднимался. Он лежал в дверном проеме, глаза были закрыты, грудь судорожно поднималась, руги и ноги дрожали. Бросив ружье, Алексей метнулся к нему. « Черт. Инфаркт или еще срань какая-нибудь!» Приподняв старику, голову Алексей закричал:
- Дед, держись!  Не умирай, гад старый, дыши!  Ну что же ты, старик!  Не умирай, где у тебя корвалол? Пожалуйста, держись, я сбегаю скорую вызову, рано тебе туда … Блин, дедушка, не надо, я тебя прошу…
Внезапно голова старика стала нестерпимо тяжелой и стала выскальзывать из рук. Старик не дышал. Алексей медленно опустил его голову на пол и заплакал.

                ГЛАВА 31.
                ЛЕКАРЬ.
        Старик быстрой походкой прошел два квартала, взмахом руки остановил свободное такси и дал адрес. Через десять минут езды он был почти на месте. Валериан Семенович расплатился с таксистом, подождал, пока машина не скроется за поворотом, свернул на пустырь и по тропинке пробитой хозяйскими коровами, срезая изрядный угол, пошел к крайним домам.
         Разогретая степь дышала пряным, полуденным жаром. Валериан Семенович, в который раз с ненавистью посмотрел вокруг. Он сладостно предчувствовал, что когда закончит самое важное дело своей жизни, то сразу продаст квартиру и уедет, начав другую жизнь с помощью колокольчика очень долгую. Так что нынешний пенсионный возраст можно считать только половиной.
       На пустынной улице не было ни души.  Вдалеке лениво хлопали крыльями голуби, рябые в крапинку куры, вяло греблись в пыли. Старик подошел к предпоследнему дому, приподнял заросшую травой черепицу, достал ключ и отпер калитку. Затем он прошел по палисаднику, открыл начавшие подгнивать ставни, дом сразу принял жилой вид. Этот домик достался Валериану Семеновичу по наследству, пять лет назад умер его двоюродный брат, тоже бездетный, домик был не плох, но почему-то не продавался, теперь он оказался неожиданно кстати. На улице никто конкретно не знал, кто стал законным наследником, в случае чего, следов не найдут.
         Старик повесил клетку на дерево, взял в руки старую, ржавую косу с обломанной рукоятью, скосил траву перед воротами, сгреб ее граблями в небольшой, аккуратный снопик, затем вернулся в сарай, взял молоток, железный колышек с кольцом наверху и вбил его в землю на свежескошенном участке, перед воротами. Старик внимательно осмотрел детали вновь созданного пейзажа, окружающая обстановка ясно указывала, в доме жили и жили давно.

       Рядовой Чанов, с отвращением смотрел в металлическую тарелку. Суп, если это варево можно было назвать супом, вонял горелой тряпкой. На поверхности плавали оранжевые пятна комбижира, почти черная, недоваренная картошка, образовывала редкие рифы. Чанову очень хотелось, есть, но он знал, если придется проглотить хоть каплю комбижира, то через полчаса в пищеводе появится очень неприятное ощущение, до ужина будет казаться, что в кишках ворочается раскаленный ломик, а есть все-таки очень хотелось. И угораздило же столовую взять и закрыться на капитальный ремонт. Теперь вся часть принимала пищу за наскоро сбитыми столами, прямо на улице. Сверху натянули маскировочную сетку, две полевые кухни чадили буквально рядом, обдавая сидящих смрадным дымом от сырых дров, на которые горе-повара усиленно лили солярку.
      Старший сержант Новогрецкис, любимец капитана Селюкова, плевать хотел на обед, он еще час назад отобедал в солдатском кафе. Достаток позволял ему делать это  ежедневно. Он успешно ремонтировал машины всему офицерскому составу и многочисленным друзьям офицерского состава. Большую часть дохода Селюков забирал себе, но и того, что оставалось, хватало на сносную жизнь.
  - Рота! Обед закончен. Выходи строиться! – закричал с сильным прибалтийским акцентом Новогрецкис.
       Чанов горестно положил в карман два кусочка хлеба, залпом выпил то, что называлось чаем и стал в строй. После обеда предстоял поход в душный класс для повторения устава караульной службы. Помощник начальника караула Новогрецкис опять будет придираться к каждому слову и с немецкой дотошностью тыкать пальцем, с грязным корявым ногтем, в строчки засаленного устава. Короче, жизнь становилась все хреновее и хреновее.

     Старик надкусил яблоко, скривился и выбросил весь кулечек через забор, прямо на соседский участок. Пора было готовиться к встрече торгаша. Валериан Семенович немного приоткрыл калитку, вытащил из хозяйственной сумки полотенце, развернул его и положил нож посередине белой ткани сразу за воротами. Затем он выбрал на поленнице кусок акации толщиной в руку, посмотрел на него, облущил с зеленоватой древесины отслоившуюся кору и, качая дрын в руках как ребенка, присел на пенек за калиткой. Растущая в палисаднике, старая шелковица, бросала на это место густую тень. Старик отпил воды из бутылки и принялся терпеливо ждать.

      Гена усиленно давил на газ, то и дело, подрезая соратников по движению.
  - Так, вот телевышка, - сказал он вслух. – Как там говорил этот старикан. Теперь поворачиваем, ага.…Третью, если не ошибаюсь.
       По улице он поехал медленнее, напряженно всматриваясь в номера на домах. Кое-где, номера были такими затертыми, что можно было только догадываться, какой конкретно номер имелся в виду. Причем нумерация шла иногда совершенно хаотически, четные и нечетные номера прыгали через улицу как зайцы, можно было отметить что  дом 48, продолжался уже с литерами А и Б, а через пятьдесят метров можно было увидеть 48-Г, стоящий в глухом тупике.
       Проехав половину улицы, Гена начал было волноваться, он уменьшил скорость до пяти километров в час, еще через пять минут он нашел то, что  искал. Табличка с надписью 125, висела прямо на углу довольно маленького домика. Эмалированный номер, хозяева видно прибивали дюбелями, верхний дюбель раскрошил кирпич, но выемку добротно замазали цементом и закрасили краской. Три окошка голубыми ставнями выходили в палисадник. Возле ворот радовал глаз свежеподстриженный газон, калитку оставили слегка приоткрытой. «Значит, ждут»,- обрадовался Гена. Он по дуге подогнал «Москвич», стараясь поставить прицеп прямо напротив калитки.
  - Эй! Дедуля! – крикнул он, не выходя из машины.
     Звук его голоса только спугнул рыже-белого кота, лениво развалившегося под деревом. Кот махнул через забор, а будущий покупатель никак не отзывался.
       Гена поискал глазами кнопку звонка, но ее не было. Он вышел из машины, потянулся, раскинув руки в стороны, и еще раз закричал:
  - Эй, дед, принимай товар!
       Опять тишина. В соседнем доме колыхнулась занавеска, мелькнуло любопытное детское лицо, но опять на улицу никто не вышел.
       «В туалете сидит, что ли?» - подумал Гена, подходя к калитке. Он заглянул во двор, двор прямо дышал запустением. Крутая крыша сарая ощерилась дырами, собачья будка напоминала небрежно сваленную кучу дров. Двор всплошную зарос сорняками, некоторые экземпляры были повыше груди, только на дереве, в новой клетке весело чирикала желтая птичка.
  - Однако, наш дедуля большой засранец, - негромко сказал Гена, и осторожно зашел во двор. Вдруг затылок взорвался острой болью. Боль, огненной дорожкой прошла через мозг, ударилась о лобную кость и рассыпалась ослепительным фейерверком в глазах. Гена упал на четвереньки, когда второй, более мощный, поток острой боли выключил сознание…
        Гена открыл глаза, пахло землей и свежей кровью, кровь затекла в одну из ноздрей и там застыла. В затылке тупо пульсировала боль, левую сторону черепа невыносимо жгло, будто туда приложили пригоршню раскаленных углей.
      Он попытался подняться на ноги, но руки не послушались, и единственное что получилось, так это перевернуться на спину.
      Гена медленно поднял левую руку, притронулся к голове и всем телом вздрогнул от резкой боли, прошедшей казалось до самых пяток. Он сжал плотнее зубы и ощупал левую сторону головы, ощущение было странным, казалось, чего-то недостает. Пальцы сорвали бугорок запекшейся крови, средний палец попал в ушное углубление, и тут Гена, наконец-то осознал,что сама ушная раковина отсутствовала напрочь.

       Валериан Семенович ушел тем же путем, которым и пришел – через пустырь. Он выбросил нож в заросли терновника, подарил окровавленное полотенце бродячим собакам, самая большая из них, помесь дворняги с овчаркой, отбила у остальных драгоценную добычу, залезла в замусоренный овражек и там сидя на куче золы, зубами распустила полотенце на узкие полоски.


                ГЛАВА 32.
                ДМИТРИЙ.
 В спокойную дрему, ворвался подозрительный шум. Дима повернулся на другой бок, нашарил рукой маленькую подушку и положил ее на голову. Шум перешел в стук, затем послышались глухие, мощные удары. Звонок в прихожей заливисто, по-соловьиному рассыпал трели.
      «Кого там принесла нелегкая», - подумал Дима, плотнее прижимая к уху подушку. «Пусть хоть издохнут под дверью, не открою. Нет, не дадут поспать. Начинаются суровые будни. Блин! Придется вставать. Интересно, кто там такой неугомонный?»
       Дима приподнялся, открыл глаза. Часы показывали что-то около одиннадцати дня. Прошлепав, босыми ногами по линолеуму к двери, он прислушался.
  - Открой, козлина, открой! Я знаю, что ты дома, - послышался неприятный, но знакомый голос.
       Дима посмотрел в глазок. Там перед дверью, нетерпеливо подпрыгивая на одной ноге, бесновалась жена. Другой ногой она колотила в дверь, не забывая рукой жать на кнопку звонка.
       Дима открыл дверь на цепочку, в образовавшуюся щель, сразу воткнулось взмыленное лицо.
  - Я так и знала, у тебя шлюхи! – противно завизжало из перекошенного ротика.
  - Совсем дебилка, - ответил Дима, полностью открывая дверь.
        Супруга не сняв обуви, метнулась по комнатам, заглянула под кровать, в шкаф и немного успокоившись сказала:
 - Я потеряла ключи. Не мог раньше открыть? Я вижу, ты расслабился и совсем не думаешь о семье.
  - Ты что, решила, я нанимался за тобой убирать? Посмотри, куда ты заперлась, коза обутая! Может, ты по общественным туалетам этими бутсами лазишь. Снимай копыта, или я тебе их в лифчик засуну, инфекция ходячая!
       Дмитрий захлопнул дверь, больше для того, что бы семейная муть, не выплескивалась в любопытные уши соседей.
  - Денег дай, я же сказала, нужны деньги. Ты что, тупой? Не понимаешь, ребенка надо к школе собирать. Новый портфель, да и мало ли чего, - сказала жена, отфутболивая туфли в коридор. – Ну, теперь ты доволен? – спросила она.
  - Доволен, - сказал Дима. – А насчет денег, то тут ты не вовремя. Я только этой ночью приехал. Денег осталось, только на хлеб и воду. Придется тебе потерпеть, еще не сентябрь, успеем.
  - К сентябрю опять все вздорожает. Ты представляешь, во что это нам обойдется?
  - Во сколько обойдется, во столько и обойдется. Хотелось узнать, из той суммы, которую ты хотела взять, сколько действительно попало бы к дочери? Меньше половины? Десять процентов?
  - Ты что думаешь, я граблю собственную дочь? – сжимая кулачки до белых пятен, повысила тон жена.
  - Клава, остынь. Я прекрасно знаю твои повадки. Ты же, как обезьяна из джунглей, покупаешь, все что блестит. Вдобавок со склонностью к разному уродскому тряпью. Где были мои глаза, оказывается на нас новые джинсики, подчеркивающие наш упругий задок. Совсем новенькие. Отхватила, говоришь, подешевке?
  - Не твое собачье дело!
  - Новые штаны, причесочка, мелирование. Значит, все деньги угробила на шмотье и решила поправить бюджет за счет лошарика мужа, который как проигранный бродит на свой завод, провались он пропадом. Даже если бы и были у меня деньги, все равно бы не дал. Давай заворачивай оглобли. В конце августа, вместе сходим и купим ребенку все что нужно, - сказал Дима.
  - Врешь, что денег нет. Ты отпускные получал? Получал. И ничем не поделился. Думаешь, мне одной легко ребенка тянуть.
  - Тебя никто не выгонял, сама ушла. Нечего теперь орать.
  - Ты же не хочешь больше зарабатывать?
  - Так мы опять возвращаемся к тому же самому. Завтра же, нет, как деньги получу, сразу сменю замки. Не верю я про ключ. По своей безголовой привычке, небось, дома забыла. И наверно будем расставаться. Суд присудит алименты? Плевать! Рассчитаюсь, устроюсь сторожем на полставки, тогда узнаешь почем в Багдаде помидоры.
  - Какая же ты, все-таки скотина. Урод! Таких отцов вешать надо. Куда девал деньги? Столько бабок просадил за неделю!
  - Интересно, сколько?
  - Не придуривайся, я в прихожей нашла корешок.
  - Для особо тупых, объясняю,- сказал Дима. - Все ушло на лечение. Даже не на лечение а, - Дима сделал паузу, подбирая слова,  -   
а на взятку докторам, впрочем, меня никто не спрашивал. Пришлось отдать без разговоров, чтоб только выйти. Но учреждение благородное, можно сказать высокого класса.
  - И чем это мы внезапно заболели?- иронично улыбаясь, поинтересовалась Клава.— Воспалением хитрости? Сколько ты времени убил на тренировки, и ничего, все было нормально, а дочери помочь, так мы сразу немочные, чуть ли не побираемся.
     Дима задумался, развернулся к дивану, пошарил в кармашке джинсов и подал жене сложенную вчетверо белую бумажку.
 - На, читай, - сказал он.
     Клавдия развернула бумагу и начала читать.
— Я тут ничего не пониманию, сплошные медицинские термины,- сказала она.— Так ты дурак или нет?
     Дима выхватил из рук жены листочек, свернул и положил на верх, в шкафчик.
— Короче, нервное расстройство. Мне теперь нужен покой, покой и еще раз покой. Ясно тебе? Читала рекомендации? Легкая работа без волнений, полноценное питание и любыми силами избегать стрессов. А у нас с тобой жизнь - сплошные крики и ссоры. Так что, если, я собираюсь еще потянуть на этом негостеприимном свете, придется менять жизнь. Я не Ромео, мне жизнь дороже. Ты, понятно, не изменишься, значит мне самому придется позаботится о себе. Ферштейн?
  - Ничего не понимаю, - сказала Клава, ее глаза забегали из угла в угол.— Там написано, что ты больной, а я вижу, что ты такой как всегда. Значит это у тебя давно? И они забрали у тебя все деньги?
  - Не только деньги, но и мобильный остался там. Может днями схожу, подберу себе пока бэушный телефон, попроще. Спасибо врачам,  хоть симку отдали. Если вдруг приспичит, звони на городской, а я временно побуду один. Мне без тебя будет спокойней. Ступай, появятся деньги, позвоню сам. До свиданья.
  - Ты, меня выгоняешь? – уже из коридора, обижено сказала Клава.
  - Нет, но после твоих истерик, мне придется все деньги отнести в аптеку. Ты же этого не хочешь? Правда? – Дима заглянул супруге в глаза.
  - Ну ладно, как скажешь, - сказала жена уже в дверях.
      Дима помахал ладошкой и прикрыл за супругой дверь.
  - Так я и не поняла, ты дурак или нет, - донеслось из подъезда.
  - Конечно дурак, - сказал Дима, сам себе. – Иначе, я бы на тебе никогда не женился. Где были мои глаза? Пора показаться окулисту. Не понимаю. Да, лихо подвел меня «основной инстинкт», прямо под монастырь.
      На кухне включился и громко заурчал холодильник. В той же тональности отозвался и Димын желудок. Дмитрий приоткрыл белую дверцу. Семь яиц, бутылка постного масла и кастрюлька с недоеденным супом. Дима посмотрел на суп, его поверхность густо покрывала зловонная пена. «Отправить в унитаз и сварить новый», - подумал он. «Елки, там, в сумке остались беляши».
     Дима бросился к сумке, достал кулечек. Красиво обжаренные беляши выглядели просто прекрасно. Дима разломил один и понюхал начинку. Середина начала приобретать зеленоватый цвет и разить ароматом мусорного бачка. «Вот невезуха, - подумалось ему. –Не выдержали суток. Возможно, и вчера они были не очень свежие. Хорошо, что я ими не поужинал. Куда их теперь, в мусорное ведро? Нет, подкормим местную фауну, из отряда бродячих».
      Дима приоткрыл балконную дверь и резким движением выбросил беляши за балкон. «Ну что ж, на завтрак простое и питательное блюдо – яичница с сухарями», – подумал он, зажигая газовую плиту.
        Поздний завтрак, он же ранний обед, оставил после себя чувство жгучей неудовлетворенности. Дима смахнул крошки  со стола, отправил сковородку и вилку в раковину. «Как ни тяни, - подумал он, - а на работу ехать придется, может быть, перехвачу у кого-нибудь денег до получки».
     Поездка, двенадцать остановок троллейбуса, тянулась бесконечно. Наконец, водитель объявил «Кроватный завод». Солнце палило нещадно, металлическая коробка троллейбуса раскалилась как консервная банка, белесое, чистое небо не обещало дождя. Горячий восточный ветер набрасывал на город мутную пелену взвешенной в воздухе пыли.
      Неказистая проходная, с вытертыми тысячами ног в кирзовых ботинках ступенями, притаилась сбоку давно не крашеных ворот. Вахтерша-пенсионерка, с видом скучающей овчарки, молча, посмотрела на Диму поверх очков. Заводской двор по-прежнему был завален грудами ящиков, уродливыми рамами станков и холмиками рассыпавшихся при погрузке гвоздей и шурупов. Из настежь раскрытых ворот цеха доносилось клацанье и грохот станков. Под потолком, укрытая бледной синевой дыма, стальным пауком, притаилась кран-балка. Ее пульт, на толстом, черном кабеле, болтался у самых ворот.
      Дмитрий прошел внутрь. Действительность, к которой он раньше попривык, больно ударила по глазам. Длинные ряды высоких, более двух метров, шурупных агрегатов, по обе стороны прохода, пускали вверх, сизые хвосты дыма, от горящего при холодной прокатке металла. Станки ужасающе грохотали. Неизвестный мастер острого слова, нарек эти агрегаты метким словом: «Бизоны». Слово закрепилось и теперь холодно-высадочные агрегаты по-другому и не называли. Они имели только номера: первый бизон, второй бизон и так далее. Дима со сменщиками работал на десятом-одиннадцатом, сейчас возле них суетился, держа в ладонях два гаечных ключа Иван. В стене цеха было прорублено окно, там сидел бригадир и смена дежурных слесарей. Осторожно ступая по чугунным плитам, залитым отработанным маслом и только кое-где посыпанных опилками, Дима зашел в слесарку. Возле больших тисов слесарь-пенсионер нарезал вручную резьбу на металлическом прутке.
  - Бугор где? – спросил Дима.
  - В гвоздильном ищи, там недавно обложили новую печь для обжига проволоки. Короче там.
      Дима кивнул и пошел через цех, то и дело приветственно кивая по сторонам. Грязные лица товарищей, усилено бьющихся за денежные знаки, устало кивали в ответ. Станки так оглушительно грохотали, что для беседы нужно было подойти и вопить прямо в ухо.
      Бригадир стоял возле круглого, глубокого колодца, от красноватых стенок которого поднимался нестерпимый жар. В самом низу лежало несколько бухт проволоки, светившиеся темно-малиновым цветом. Здесь тоже грохотали станки, только уже гвоздильные.
       Дима подошел к бригадиру и осторожно, стараясь не испачкаться о его робу, прокричал:
  - Привет Иваныч!
  - Привет Варяг! – ответил бригадир.
  - Когда мне выходить?
  - Можешь завтра в третью. Подходит?
  - Да мне все равно. Слышь, Иваныч, ты не займешь до получки, сколько не жалко, перебьюсь и отдам.
  - Совсем после отпуска плохой стал? Не переживай, ты перед отпуском заявление писал? Ну, типа на оздоровление.
  - Все писали, и я писал.
  - Так вот, профком раскошелился. Выделили по семьдесят пять процентов от среднего заработка. Почти зарплата. Тебя не было, я за тебя расписался. Зайди в ОТК. Спроси у Вальки, твои деньги у нее. Завтра смотри не опаздывай!
      Дима кивнул. В стороне послышался глухой двойной хлопок и сразу за ним, металлический холодный звон, перекрывший собой грохот работающих станков. Висевшая немного поодаль, недавно вытащенная бухта проволоки оборвала своим весом две из трех, цепных строп и качнулась в сторону бригадира, ударив его в спину.
Сто пятьдесят килограмм раскаленного железа, остро пахнущие свежей окалиной, швырнули бригадира в сторону обжиговой ямы. Он еще пытался остановиться, но стоптанные кирзовые ботинки заскользили по чугунным плитам пола и бригадир, как пловец, нырнул в яму вниз головой. Звон болтающихся цепей смешался с нечеловеческим воплем бригадира.
        Отовсюду стали сбегаться люди. Крик перешел в визг и внезапно, как обрезанный, прекратился. Из раскаленной ямы потянуло запахом тлеющей тряпки и горелого мяса.
       Дмитрий, оттесненный людьми, оказался у самой стены. Слабое позвякивание болтающихся цепей било из середины черепа тупой, пульсирующей болью. Дима сжал виски, пытаясь задержать подступающую к самому горлу тошноту.
      Прибежал главный инженер, одетый в затасканный серый костюм. Первым делом он бросился к бирке на тельфере, с датой последнего освидетельствования по технике безопасности. Ему отчаянно не хотелось в тюрьму. С трудом разобрав закопченную дату на табличке, он радостно вздохнул, хотя все знали, что бирка липовая. Никто и никогда эти стропы не осматривал, и не тестировал, как пришли они на заре машиностроения, так и висели, кому нужно их проверять? Но после того как уволился инженер по ТБ, видимо решивший не потерять в случае чего свободу, главный взял себе его пол ставки и заметно повеселел. Теперь  лишняя деньга легко могла вылезти боком.
      Главный вытер испачканные пальцы о белоснежный платочек, с жалостью посмотрел не грязный рукав пиджачка, и спросил:
  - Кто-нибудь видел происшедшее?
      Сразу нашелся десяток желающих рассказать, как именно было дело. Перебивая друг друга, они разноголосым хором, начали описывать трагедию, протискиваясь поближе к светлейшему лицу главного. Каждый говорящий клятвенно заверял, что только он видел несчастный случай во всех подробностях, а остальных считал полуослепшими лжецами, хотя во время проишествия, в окружности двадцати метров никого не было.
  - Ясно! – сказал главный. – Ваш бригадир допустил грубейшее нарушение техники безопасности, за что и поплатился, - назидательно произнес он. – Когда остынет печь, достаньте его, хотя нет. Пускай этим занимается милиция, а то нас всех обвинят в махинациях на месте преступления. А сейчас давайте все быстренько по рабочим местам. План, сами знаете, заказ нужно исполнить в срок. Из-за разных досадных происшествий за сорванный договор никто неустойку платить не собирается. Расскажете следователю то же что и мне, похороны организует профсоюз. Все, расходитесь!
      Главный помахал платочком, отгоняя запах горелого мяса и величаво покинул цех.
      Народ начал медленно расходиться. Дмитрий получил свои кровные оздоровительные, вышел за заводские ворота и остановился в раздумьях.  «Куда ехать? Что делать? Дать ли денег жене? Неприятности валятся, словно снежный ком на голову. Надо отвлечься». Придя к выводу, что наличных едва хватит самому, после отпуска деньжата всегда в минусе, он пощупал в кармане хрустящий комок и окончательно решил оставить все себе. «Куплю пару новых дисков, холодильник вон пустой, а бригадир, конечно страшная смерть, но он уже в лучшем мире. Развеюсь. А не сходить ли мне на спортзал? Голова болит, кровь погоняю, авось и полегчает. Пойду пешком, ну его, этот общественный транспорт».


                ГЛАВА 33.
                АЛЕКСЕЙ.
На Красной Горе делать было больше нечего. Дачный поселок остался далеко позади. Алексей шел по пыльной проселочной дороге.
Он оставил старика лежать на крыльце. Вытер подобранной тряпкой ружье, аккуратно поставил его в угол крохотной веранды. Поднял и протер лежавший в грязи патрон, прошелся тряпкой по ведру и вороту колодца. Все делал быстро. Надо было уходить. На автобус Алексей не пошел: и так его сегодня видела куча народу. Добираться в город пешком казалось делом долгим. Оставалась железная дорога. Ближайшая остановка электричек была в Еленовке, в десяти километрах  от злополучной Красной Горы.
Проселок проходил рядом с редкой  лесополосой. Не замечая жары, Алексей шел в тени цветущих акаций и думал: « Кто сказал правду? Тошные эксрасенсовы соседки или старик- дачник, царство ему небесное? Если старик мне не поверил, то и правды, скорее всего не сказал -  зубы начал заговаривать. А если так, почему я ничего не нашел? Ладно. На дачи теперь хода нет. Слишком много людей меня видело. Долго я им глаза мозолил. Теперь остается только квартира. Придется ждать его там». О том, как плакал над мертвым стариком, Алексей уже забыл. Но, как и раньше, он был доволен правильно выполненным приемом. Первый раз под прицелом огнестрельного оружия, но задача решена успешно. Алексей был доволен собой.
К пяти часам вечера Алексей был в Еленовке. Пройдя мимо хорошо знакомого полуразваленного домика, в котором размещалась сельская телефонная станция, он свернул в переулок, ведущий к железнодорожному остановочному пункту. Там Алексей  столкнулся лицом к лицу со  смуглым, похожим на скелет, парнем  в рабочих брюках и грязной майке. Под глазами у парня темнели синяки, волосы стояли дыбом и, видно. мылись редко.
- Валерчик, блин, это ты?- с безграничным удивлением спросил пересохшим ртом Алексей.
- Леха! Ты-то что здесь делаешь? – удивившись не меньше, спросил парень.
Парня звали Валерой. До восьмого класса он учился с Алексеем в параллельном классе. Валера жил в соседнем доме, пару лет они с Алексеем тусовались в одной компании. Валера тоже увлекался единоборствами, они несколько раз тренировались вместе. Потом их пути разошлись: Валера гулял в другой кампании, однако отношения остались дружескими. Одевался тогда Валера с претензией на стильность: черные рубашки, черные джинсы, шляпы с большими полями, остроносые туфли на высоком каблуке. Музыка занимала важное место в Валерином имидже, когда он одевал очки-лисички, то становился поразительно похож на солиста любимой группы. Худые скулы и плечи добавляли сходства, в другой тусовке его так и называли: Цой. Со временем Валера стал прикладываться к спиртному, Алексей часто видел Валеру выпившим, сказывалась профессия: Валера закончил строительное ПТУ, работал плиточником. Официальной работы не было, а неофициально рассчитывались как всегда, водкой.  Не смотря на это, Алексей относился к нему по-прежнему хорошо. К этому моменту, они не виделись, наверное, лет пять и, видя Валеру здесь, в Еленовке, в двадцати километрах от города, Алексей очень удивился.
- Я тут по работе,- нашелся Алексей.- Электрики столбы собирались новые ставить, вызвали нас, чтобы показали, где наш кабель проходит. Вызвали, а не приехали. Выходной мне перегадили. Сейчас в город поеду. Ну ладно я по работе, а ты как сюда попал?
- Я теперь тут живу, - сказал Валера, и вяло махнул рукой в сторону старого дома из красного кирпича, за облезшим, когда-то зеленым забором.
- У тебя же квартира в городе?- недоумевал Алексей.
- В квартире мать живет, я  у нее часто бываю.
- А здесь, какими судьбами?
- Сошелся я с девчонкой, живем уже три года. У нее тетка умерла, ей этот дом оставила. С матерью моей у нее не сложилось, вот и живем пока здесь. Работы много, но до зимы справлюсь,- живо сказал Валера.
Не смотря на ужасный вид, спиртным от него не пахло. И в том, что справится, Алексей не сомневался: у Валеры руки росли из правильного места.
- Валеха, у меня к тебе два вопроса. Первый: когда в город ближайшая электричка, и второй: дай воды, с утра ничего не пил!
Ждать пришлось долго. Электричка шла в половине девятого. За три часа ожидания Алексей вволю наговорился с Валерой о прошлых временах. Вспомнили школьных друзей, единоборства и еще много чего. Валера позвал Алексея к себе и напоил  травяным чаем, чему его сожительница, женщина на десять лет старше Валеры, явно была не рада и этого не скрывала. Но, увидев, что спиртного не предвидится,  успокоилась и даже иногда улыбалась. Валера провел Алексея до платформы, покурил и, крепко пожав руку, пошел к своей мадам. Алексей подождал еще немного, и вскоре ехал в древней электричке с деревянными сиденьями. Стук колес успокаивал, хотелось спать. Алексей смотрел в почти непрозрачное от пыли стекло и думал:           «Засветился капитально. Если мне не повезет, меня вспомнят не только на Красной Горе, но и на Еленовке. Если повезет, вспомнят тоже. Впрочем, всех не зачистишь. Поживем - увидим. Главное - сейчас не уснуть, до города всего полчаса».
На следующей остановке, небольшой, уложенной квадратными бетонными плитами платформе, в вагон вошла женщина. Пожилая. Даже можно сказать, старая, но это не совсем то слово. Сказать пожилая – слабо, старая - сильно. Первое, что бросилось Алексею в глаза, это ее морщинистое лицо. Она была небольшого роста, полноватая, еще не сгорбленная. Белый платок, по-стариковски зеленая кофта с длинными рукавами, черная юбка.  На ногах толстые чулки и домашнего типа тапочки.
Алексей мельком взглянул на нее и отвернулся к окну. Он вообще не любил смотреть в лицо незнакомым людям, считая это невежливым. И на улице, и особенно в транспорте. Хотя память не лица имел отличную и, поговорив с человеком пять-десять минут, запоминал его на всю жизнь.
Женщина прошла по вагону и остановилась около Алексея.
- Вы, молодой человек, не будете возражать, если я тут сяду? - мягким, слегка дребезжащим голосом спросила женщина.
- Садитесь где хотите, мест много,- не поворачивая головы от окна, спокойно сказал Алексей, хотя внутренне напрягся: «Будет бабка разговорами про внуков доставать. Так хотелось в тишине посидеть». Женщина села по диагонали от Алексея, напротив, но ближе к проходу, поставив рядом на пол вагона небольшую плетеную кошелку. Вопреки ожиданиям, она сидела молча.  Прошло минут десять. Алексей успокоился и решил, что доедет до города спокойно, но тут женщина негромким и уже не дребезжащим голосом спросила:
- Ну что, Леша, нашел ведьмака?
Алексея как будто ударило током. Он дернулся, но страшным усилием воли заставил себя продолжать смотреть в грязное окно вагона.
- Не нашел, – уверенно сказала бабушка. – Но, старался. Искал. Весь день на ногах. Сколько, милок, уже на совести твоей? Трое?- сказала, как гвоздь забила.
- Я не старался, - по-прежнему не поворачивая головы, сказал Алексей. – Я хотел нормально тихо жить. Любить жену, растить сына. А теперь в душе у меня, как в старом колодце: пусто и страшно.
Он говорил, не стесняясь чувств, и, почему-то не удивляясь. Рука, между тем, медленно скользила по правой ноге к ножу.
- Неужели старенькую бабушку зарезать хочешь? В электричке, на глазах у людей. Совсем ты, Леша, совести лишился, – женщина говорила с легкой иронией.
Алексей остановил руку и со злостью сказал:
- Что-то ты, бабуля, слишком много знаешь,- и, резко повернувшись, в упор посмотрел на женщину.
Глаза у женщины были синие, цвета летнего полуденного неба. Они волшебно притягивали взгляд, Алексей тонул в них как в широком прохладном озере. Мир вокруг закружился, поплыл, синий цвет заполнил все вокруг, и только тихий голос шептал: «Не бойся, я тебе помогу».
Когда Алексей пришел в себя, пожилой женщины в вагоне не было. Поезд сбавлял ход, подъезжая к городу. Алексей старался вспомнить лицо женщины, но оно ускользало из памяти, как скользкая медуза из рук. Он старался изо всех сил, с досадой думая: «Гипнотизерша хренова». Однако голова кружилась, мысли путались, и, через минуту старушка полностью исчезла у Алексея из памяти. 
 Выйдя на вокзале, Алексей направился на троллейбусную остановку, но, неожиданно для самого себя, решил взять такси. Хотелось быстрее оказаться у дома экстрасенса. Алексей свернул к автостанции, с которой уехал на Красную Гору сегодня днем. Рядом с автостанцией под светящимся дорожным знаком находилась стоянка такси. На стоянке стояло пять машин. Их водители стояли возле красной, с черными спойлерами девятки и, дымя сигаретами, разговаривали о своих шоферских проблемах.
- Третий день карбюратор барахлит. Что ни делал, не едет машина как надо, хоть тресни! – подходя к таксистам услышал Алексей чей   то злой голос.
Остановившись возле белой «ДЭУ», Алексей спросил:
- Господа, на Черемушки едем?
- Поехали,- ответил молодой таксист в светлых шортах и майке-сетке. Алексей открыл дверь, но другой таксист, коренастый мужик с пивным брюхом, сказал:
- Сейчас вон та машина едет,- и показал мазутным пальцем на стоящую ближе к выезду со стоянки серую копейку. Сразу было видно, что копейка – заслуженный ветеран частного извоза. Ржавчина на крыше и крыльях была ясно видна даже в наступивших сумерках.
- А что, вот эта, белая, поломалась? - недоумевая спросил Алексей.
- Нет, не поломалась,- через губу, растягивая слова, сказал коренастый. – Сейчас его очередь везти.
Остальные таксисты посмотрели на Алексея как на явного недоумка.
- Слушайте, мужики, - сказал Алексей. – У вас ведь не автобусы, какая может быть очередь? Какая машина понравилась, та и везти должна. Кроме того, на этой копейке, наверное, еще Петр Первый в Голландию ездил. И техосмотр она за чудом прошла.
- Мужики в колхозе сено косят,- сказал сухой усатый таксист с наколкой на руке. – Садись в копейку или вали на хрен отсюда.
- Ты, дядя, что, последний день живешь? Земля круглая, тебе в этом городе жить и работать, а ты пассажирам хамишь, - спокойно сказал Алексей.
- А ну, урод, вали отсюда! - прошипел коренастый, открывая дверь девятки и вытаскивая из под водительского сиденья монтировку.
- Простите, вы не боитесь эту железяку случайно проглотить?- вежливо спросил Алексей и сделал шаг  ему навстречу.
Тут остальные таксисты проснулись: парень в шортах метнулся к своей копейке и достал бейсбольную биту, а еще двое щелкнули пружинами ножей. Усатый, нагло улыбаясь, достал газовый револьвер.
Ситуация сложилась не в пользу Алексея. С нунчаками и ножем он, скорее всего, положил бы всех, не смотря на револьвер, но убивать никого не хотелось. Да и самому калечиться тоже. В такой ситуации без ран не получиться. Кроме того, большая драка это большой шум и потом много милиции, а милиция Алексею была совсем не нужна. Он сделал три шага назад и укоризненно спросил:
- Пятеро, с волыной, на одного, явно безоружного. Стыдно.
- Вали отсюда, козел!- взволнованным полудетским голосом прокричал парень с битой.
- Хорошо, господа. Не хотите везти, придется мне идти пешком. Пускай вас совесть мучает.
Алексей повернулся и, иногда оглядываясь: не догоняют ли, пошел в сторону троллейбусной остановки. «Что же, ребята, я вас завтра непременно навещу. По одному вы будете вежливее. Намного»


                ГЛАВА 34.               
                ЛЕКАРЬ.
       Старик зашел в магазин, купил килограммовую упаковку пельменей, и весело щурясь на солнце, бодро зашагал по направлению к  своему дому. Он вернулся в квартиру, сразу зашел в ванную комнату, тщательно вымыл руки, достал из шкафчика ватку, бутылочку спирта и стал внимательно протирать пальцы. Прислушиваясь, он только услышал звук похрюкивающего иногда туалетного бачка, за окном дети уже прекратили галдеж, время подходило к обеду.
         Валериан Семенович, двумя пальчиками, осторожно, достал добытое ухо, полюбовался им, поворачивая из стороны в сторону, ушная раковина стала прохладной, снежно-белой и немного вялой. Он надорвал пакет с пельменями, сделал в них углубление, положил туда ухо, потряс пачку и заклеил место разрыва скотчем. Решил, что такую вещь, держать дома не следовало.
       Небрежно поигрывая пакетом, Валериан Семенович позвонил в дверь соседке, она открыла почти сразу.
  - Еще раз простите, Галина Ивановна, извините, что потревожил.
  - Ничего, - лицо соседки просияло. – Таким гостям всегда рады.
  - У меня к вам небольшая просьба.
  - Для вас, Валериан Семенович, все что угодно, заходите, заходите.
  - Нет-нет, я на секундочку. У меня в холодильнике что-то начала барахлить морозилка. Сало еще нормально, а вот пельмени боюсь, испортятся. Не могли бы вы положить их себе в заморозку, я завтра обязательно их заберу. Боюсь, слипнутся одним комком, деньги на ветер, а до пенсии еще далеко. Заранее вас благодарю.
       Галина Ивановна выхватила из рук соседа пельмени, прижала их к груди и не находя слов, сразу побежала к своему холодильнику бросив дверь открытой.
       Старик не стал дожидаться, еще раз крикнул:
  - Большое спасибо, - и вернулся к себе. Теперь остро вставал вопрос, а где быстро и главное без последствий раздобыть палец. Наверняка придется ехать поближе к воинской части и там уже действовать по обстановке. Возможно это и к лучшему, меньше останется следов. Главное, что бы милиция ничего не заподозрила, а то пока с ними объяснишься, все нужные ингредиенты могут протухнуть, а искать новые большая проблема.
        Старик выглянул из кухонного окна, там возле тополя, регулярно поливаемого мальчишками валерьянкой, толпилось стадо местных котов. Старушка – баба Надя, жившая в соседнем подъезде на первом этаже, была их матерью – патронессой. У нее в маленькой, однокомнатной квартире, жило шесть разномастных котов и две серо-полосатых кошки. Именно они были настоящими хозяевами квартиры, а баба Надя - уборщицей, рабочей кормокухни, кормилицей и скорой медицинской помощью. Все наружные кошачьи болячки, начиная от царапин и заканчивая злокачественно-прогрессирующим лишаем, она лечила простым йодом. Ее питомцев, гордо носящих на себе темно-коричневые пятна, цвета далеких африканских песков, можно было легко опознать в группе себе подобных.
        Вот на этих, пятнистых как гиены и смотрел Валериан Семенович, прикидывая в уме, который из них заменит ему отсутствующую в этих краях ехидну. Так никого конкретно и не выбрав, он решил положиться на удачу. В крайнем случае, купить в аптеке валерьянки, налить вечерком в подъезде и все животные будут здесь, выбирай любого. Значит, и эта проблема вполне решима, потеряет одну особь баба Надя, ну и что? Главное - шума не будет, все равно она подбирает и лечит всех, кто дается в руки, а сдохшим в мусорных баках и подвалах всегда находилась замена, вот и ладно.
        Старик быстро перекусил булочкой и стаканом яблочного сока. Теперь в сумку пошло свежее полотенце, садовый секатор, бутылка свежей воды и легкая, летняя курточка. Он пощупал задний карман, пенсионное удостоверение было на месте, события развивались по плану, лучшего нельзя было и желать. Старик взял в руки тросточку, прошелся несколько раз по коридору, репетируя подбитого лебедя, улыбнулся сам себе и вышел, мягко хлопнув дверью.
       Летние вокзалы – место малоприятное. Сам вокзал дымит раскаленной крышей, голый перрон, на котором несколько господ бомжеватого вида, принимают воздушные ванны, прикрывшись газетами, позанимав почти все свободные лавочки, ну и чахлый рядок пассажиров, ожидающих вечно опаздывающую электричку.
         В этот раз электричка опоздала всего на сорок минут. Наполовину сваренные в собственном соку пассажиры загрузились в вагоны с надеждой, что раскрытые окна и быстрый ход помогут им хоть немного остыть, но не тут-то было, вагоны под прямыми солнечными лучами раскалились до предела.
       Старик сел в первый вагон и начал, вслед за бродячим певцом, вяло тренькавшем на гитаре, и торговкой, носящей разный хлам, обходить вагоны. В предпоследнем вагоне он заметил парочку солдат, сел на лавку так, чтобы солдаты все время оставались в поле зрения, купил газету и, поверх строк, начал рассматривать солдатские лица. Валериан Семенович решил, что им по пути.
        Через полчаса солдатики засуетились, их лица вытянулись, они совершенно не обращали внимания на стоящий неподалеку контроль, пытавшийся высадить тетку безбилетницу. Та отчаянно не хотела платить, хватаясь за свои сумки. Крики раздавались на весь вагон, все были мокрые, вялые и злые.
       Солдаты перебрались в тамбур. Валериан Семенович, что бы не привлекать к себе внимания, занял место в тамбуре с другой стороны вагона. За окнами пролетели елочки, потянулись  склады старых шпал и, наконец, электричка мягко остановилась возле короткого перрона.
         Старик покинул вагон и сразу осмотрелся, слева виднелось множество железнодорожных путей, скорее всего там была сортировочная горка, а справа начинался поселок, взбирающийся садами и домиками на пологий холм. Маленький магазинчик, негостеприимно направив на улицу замызганные окна, ждал покупателей.
       Один из солдат посмотрел на часы, и они оба, оживленно переговариваясь, повернули налево, прошли мимо полуразрушенной будки стрелочника, свернули на широкую асфальтированную дорогу и направились бодрым шагом, прямиком на север.
        Старик подождал, пока солдаты удалятся метров на двести, вышел на дорогу и посмотрел им вслед. Бежать за этими двумя, не было смысла, вся дорога была помечена поперечными, белесыми выбоинами от танковых гусениц, теперь по этим следам можно было тихонько двигаться, не привлекая к себе лишнего внимания.
       Брести по дороге после полудня, дело весьма невеселое. Валериан Семенович попивал водичку, вытирал мокрый лоб платочком и засовывал его одним уголком сзади, за ремень брюк. Солнце, светившее наискось, в затылок, делало платочек сухим, за какие то пять минут.
         Километра через два с половиной, за поворотом дороги, показалась воинская часть, огороженная обыкновенным бетонным забором. Слева, темнел хвоей небольшой лесок, за ним пролегала высокая насыпь железнодорожного полотна. С другой стороны забора, широкой полосой вытянулись квадратные плиты, поросшие в стыках травой, это напоминало заброшенную взлетно-посадочную полосу для малой авиации, ну может быть не совсем малой, полоса тянулась метров на пятьсот. За ней зеленовато-желтой полосой стоял массив подсолнуха.
       Возле КПП уныло махал метлой солдат. «Нам туда не надо, - подумал Валериан Семенович. –Мало ли что, спросят, к примеру: Дед, а чего ты тут шляешься? Что отвечать? Нет, придется делать вид, что я травки лечебные собирая, или даже веники режу, кому какое дело!»
        Старик сошел с дороги, нарезал секатором небольшой веничек полыни, заткнул его в сумку и начал все дальше уходить от дороги, по направлению к лесу. В глаза попал отблеск, от широких окон нескольких, стоящих рядом пятиэтажек, старик смахнул набежавшую слезу и углубился в лес.

                ГЛАВА 35.
                ДМИТРИЙ.
       Спортивный зал располагался недалеко от центра города, в подвале девятиэтажки, ранее бывшей семейным общежитием. Дом недавно выкупили новые хозяева, но спортсменов пока не трогали и арендную плату не повышали, видимо испугавшись неприятностей от некоторых занимающихся товарищей, чьи тела сплошь покрывали экзотические наколки. Разного люда, регулярно посещающего зал, хватало. В главном зале лежало новое татами. Сюда ходили все, не вошедшие в официальные спортивные объединения, любители единоборств. Даже говорили, что здесь устраивают бои, но за руку никого не схватили, значит, нашлись покровители, которых пока трогать боялись.
       Ступеньки вели в полуподвал, где у низкой двери, все входящие отвешивали вынужденный, ритуальный поклон. Возле двери, вяло крутились лопасти вытяжки, выгонявшие на улицу, густые запахи подплесневевшего татами и мужского пота.
  - А, Димон пожаловал, - радостно вскрикнул тренер, увидев входящего.
  - Привет Андреич! Пришел вот поразмяться. Кто там сегодня у тебя? – сказал Дима, показывая пальцем в сторону угла, служившего тренажерным залом. Оттуда слышались голоса и клацанье металлических блинов надеваемых на штангу.
  - Не обращай внимания, там у тебя соперников нету.
  - А кто есть?
  - Из твоих товарищей, сейчас никого. Может их поубивали уже, – пошутил Андреич, в привычной для себя манере.
  - Шмотки мои еще здесь?
  - Позавчера мыли пол, чьей-то футболкой, похожей на твою. Да здесь. Не вываливай на меня глазенки, кто их возьмет? Слушай, а не хочешь показать мастер-класс?
  - В смысле?
  - Явилась ныне пара престарелых казачков. Они там у себя организации, типа спортивных инструкторов, натаскавают молодежь. А кого натаскивать, когда сами почти не бычат. Один, еще куда ни шло, слегка соображает. Ну, ему спарринг партнер нашелся, а второй, в прошлом борец, до мастера спорта не дотянул, лазит вон вдоль стен без дела. Может с ним поспарингуетесь?
  - Мне все равно, а сам-то чего, не составил ему пару?
  - Делать мне больше нечего, они приблудные, нафик они нужны!
  - По моложе, никого нет?
  - Очнись и посмотри на часы, времени сколько? Кто днем сюда ходит, только больные.
  - Ты на кого это Андреич намекаешь?
       Тренер мотнул головой в сторону зала.
  - Вон на тех. Ты же знаешь, что с добрыми знакомыми, я себе таких вольностей не позволяю. Ну, иди, а то мне еще кучу бумаг писать, а освещение, здесь в подвале хреноватое. Лампочки поперегорали, а спонсор жмется, как за свои кровные, - посетовал Андреич и, в развалочку, удалился в дальний уголок, где у него стоял персональный двухтумбовый стол. В дни соревнований, он выдвигался на середину и за ним торжественно заседало жюри.
       Дима переоделся, сделал несколько разогревающих движений, потянулся, стал на мостик, вывернулся, опять поднялся, разомкнул кисти и вышел на татами.
         Будущий противник, бродил вдоль стен и делал вид что занимается. Дима подошел, расправил плечи и представился:
  - Дмитрий, меня здесь все знают.
  -Хорунжий по спорту, Петров, - ответил худощавый мужчина. На его висках, буйными кустами росла седина, но плечи еще оставались по-юношески покатыми. - Можно звать Коля, - добавил он.
  - Начнем потихоньку, - предложил Дима. - Только договоримся так: не лупить в полную силу, мы не на войне, и старайся плотно сжатым кулаком по морде не бить. По яйцам, само собой, тоже не надо, договорились?
       Николай кивнул и стал в боксерскую сойку, дробно перебирая ногами.
       Дима начал с полуприседа, переставляя по-медвежьи ступни, стараясь обойти противника сбоку, одновременно сбивая прямые удары своими косыми наотмашь. Краем глаза он заметил, что остальные четверо занимающихся в зале, прекратили заниматься и подошли поближе, с интересом высматривая диковинную технику передвижений, не похожую ни на что телевизионное.
        Обхлестав противника ударами, Дима, заднестоящей ногой, предательски ударил по дуге, причем Коле показалось, что нога сама собой, вылетела из за плеча Димы, и четко впечаталась в центр груди, оставив на чистой футболке, вполне различимый, рельефный отпечаток кроссовки.
  - Ух ты, - только и смог сказать удивленный Коля. - Такого удара в карате нет, - добавил он.
  - Может и есть, - сказал Дима. - Только вам его никто не собирался показывать. Из того, что пишут в книжках - половина чепухи, она не срабатыват, а вторая половина - цирк и балет, а зарядить кулаком в рожу может каждый, для этого не надо учиться. Ну что, продолжим?
          Схватка опять разгорелась. Теперь Коля усиленно старался реабилитироваться. Он сгруппировался и даже несколько раз пытался атаковать, но его руки вязли в гибкой Диминой защите. Устав заниматься ничего не дающей гимнастикой, Дмитрий громко сказал:
 - Хватит! – и отступил на шаг назад. Как спарринг партнер, Николай ничего не стоил.
        Только Дмитрий отвернул голову, собираясь позвать тренера, из его рта успело вылететь:
 - Андре…- и в этот момент Николай очень сильно ударил Диму в правый бок так, что по всему залу разнесся глухой звук удара в большой барабан.
         Николай испугавшись сделанного, изменился в лице.
        Дима прижал левую руку к правому боку, место удара онемело, дыхание стало тяжелым.
  - Ты что глухой, блин! Сказано хватит, значит хватит, - тихо сказал Дима.
  - Извини, я не услышал, - начал оправдываться Николай.
  - Так мой уши по утрам, ты на тренировку пришел, или на улицу драться? Если бы ты мне попался на улице, тебя бы давно увезла скорая. А! – Дима расстроено махнул рукой.
       Андреич уже спешил к месту ненужного инцидента:
 - Выйдете все из зала! На сегодня ваша тренировка закончилась! – громко крикнул он.
        Все присутствующие потянулись к входу в раздевалку.
        Андреевич, молча, приподнял на Диме футболку, осмотрел взявшееся красным пятном место удара и попросил:
 - Вдохни несколько раз, глубоко. Болит?
  - Теперь немного болит, - сказал Дима.
  - Понаклоняйся в стороны.
  - Ой…
  - Сильно болит?
     Дима, молча, кивнул.
  - Поздравляю! Похоже, в твоей грудине немножко поломалось два ребра. Или одно, а в другом хорошая трещина, это как тебе больше нравится.
  - Ни хрена себе, нравится. Ну, ты, Андреич, и скажешь. Что теперь делать?
  - Домой идти, или к травматологу, на выбор. Я и без рентгена тебе скажу, тугая повязка на ребра и терпеть два месяца. Срастется само. Не повезло тебе, ну да я и сам виноват, позволил этим долбням тренироваться. Старые хрычи! Самоутверждаться теперь дома будут. Я в дальнейшем, их даже на порог не пущу, и с другими поговорю, чтоб не пускали. Понимаю, тебе от этого не легче. Ничего не поделаешь, в нашем спорте без травм не бывает. Чем хуже боец, тем он травматичней для окружающих. Ты его случаем не помял?
  - Целенький, как огурчик. Я же сказал ему – хватит! У него что, со слухом плохо? – спросил Дима.
  - Я не ЛОР, но раз он не слышал, то хреново, даже я слышал. Ты давай, Димыч, ступай-ка лучше домой. Отлежись несколько деньков, - Андреевич ласково пожал Диме обе руки. - Скорее всего этот Коля все слышал, но ему надо было показать, что он еще чего-то стоит. Вот он и саданул. Только я тебя очень прошу, не ищи его потом, и не бей, а то знаешь, какая вонь потом пойдет. Потому предупреждаю, что знаю, ты психованный. Он тебе, сам понимаешь, не соперник. Прости человека, кто знает, какими мы будем в его годы. Лады?
       Андреевич провел Диму  в раздевалку, там уже никого не было, только продолжал тянуть свою заунывную песню вытяжной вентилятор.
  - Ох, не вовремя, - сказал Дима. - Мне завтра на работу. Там приходится катать двести килограммовые бухты. Как думаешь Андреич, хирург даст больничный?
  - Догонит и еще даст, бытовая травма. Сначала семь или десять дней на справке, а только потом, больничный. Справка не оплачивается. Стопроцентно. Давай лучше я помогу тебе переодеться, - Андреевич снял с вешалки одежду.


                ГЛАВА 36.
                ЛЕКАРЬ.               
      Старший сержант Новогрецкис стоял у доски, заложив руки за спину, слегка покачиваясь на носках.
  - Так! – медленно сказал он. – Довожу до вашего сведения, что разводящим на этот раз по-прежнему идут ефрейтор Редька и младший сержант Махнов. Номера постов не меняются. Запомните дебилы, хранилища проверять со всей тщательностью, за ними техника, которая стоит столько, сколько вам и не снилось. Номера печатей, которыми опечатаны двери, у вас в записных книжках. Если что-то не сходится, сразу докладывать разводящим. Я не хочу потом из-за вас глазами моргать. Редька, ясно?
  - Так точно!
  - Махнов?
  - Тоже ясно.
  - Если что, с вас спрошу, - старший сержант задумался. – Чанов!
  - Я! – солдат медленно поднялся.
  - Расскажи, что делает первая и вторая смена караула при нападении на пост. Живее!
  - Первая смена убывает вместе с начальником караула на пост, с которого поступил сигнал тревоги.
  - Неправильно, какой сигнал?
  - Одиночный выстрел или звонок на пульт.
  - Дальше, а вторая.
     Чанов замялся.
      Старший сержант слегка улыбнулся, доброй ухмылкой заслуженного полицая и сказал:
  - Ты ведь почти старослужащий, какой пример ты подаешь молодым бойцам. Так что делает вторая смена?
        Чанов молчал.
  - Вторая смена, во главе с начальником караула, выключает в помещении свет и занимает оборону возле оконных проемов. Ясно?
      Чанов кивнул.
  - Выучи и не тормози, хватит прикидываться главным шлангом, хронический шлангит может выйти большим боком. Садись. Теперь вот что, - Новогрецкис посмотрел на часы. – Разводящие получают патроны, остальные за мной. В оружейную комнату получать автоматы и все как всегда. Снаряжать магазины будем на полигоне. И смотрите мне, если что не так, сгною в нарядах. Все, выходи строиться!

       Старик уже второй раз обошел территорию части, проломов в заборе не было. По углам, как и положено, торчали сторожевые вышки, только в одном месте, в углу, недалеко от еще одного заборчика, разделявшего пополам военный городок и саму часть, нашлась выщербленная, верхняя плита. Под ней остались черные полосы от солдатских сапог. Видимо в этом месте, наиболее продвинутые солдатики ходили в самоволку. Конечно, об этом все знали, периметр третьего поста проходил совсем рядом. По негласному соглашению, если часовой видел кого-нибудь на границе своего участка, то он просто отворачивал голову. Днем в это место дневальные выносили мусор, баки стояли рядом с забором и служили стартовым трамплином для преодоления препятствия.  Обратный путь был потруднее, но ничего, люди справлялись. От выщерблины в заборе тянулась хорошо протоптанная тропинка в село, там гонцы запасались самогоном для скромных солдатских праздников.
        Валериан Семенович обратил внимание на время, стрелки часов показывали почти половину пятого. Солнце начало все сильнее поворачивать к западу, тени в лесу заметно удлинились. Из глубины зарослей стало подтягивать легкой прохладой, воздух пах прелой хвоей, свежей зеленью и, почему-то, клубникой. «Где же ты родимый? - подумал старик. - Не лезть же мне самому за тобой, я человек пожилой, а ты молодой, сам выходи».
        Вокруг по-прежнему было тихо, Валериан Семенович присел за кустиками, под высокой, разлапистой сосной. Левая нога отчаянно болела, наверное, лежащий в кармане колокольчик передавил какой-то сосудик и результат вот он, получите не кашляйте. Старик вытащил колокольчик из кармана, подержал его в руках и осторожно развернул, уж очень ему нравилось на него глядеть.
        Он посмотрел на колокольчик, затем на треснувшую плиту, опять на колокольчик и его рука, повинуясь не весть, откуда взявшемуся импульсу затрясла колокольчиком…
       Старик зажмурился, красивый, мелодичный звон, казалось, выдавливал наружу мозги, вдруг налетел внезапный, резкий, порыв ветра, закружил плотным столбом и резко ударил во все стороны.
       Валериана Семеновича сильно толкнуло в грудь, сразу отбросив назад, метров на пять, рухнувший с дерева обломанный сук, неожиданно вонзился острым концом прямо в коленную чашечку. От боли старик чуть не потерял сознание, он резко выдернул сук, приложил к ране платок и во все глаза смотрел как две бетонные плиты, в месте солдатского перелаза, упали на землю и рассыпались в мелкую крошку, обнажив ржавую сетку арматуры. Над головой хлопнул робкий раскат грома, упало несколько капель дождя и все стихло.
      Валериан Семенович подполз к тому месту, где он сидел раньше. Колокольчик обновлено сиял, красиво поблескивая боками, на подушке из свежей хвои. Старик оперся на трость, проковылял несколько шагов, стараясь не становиться на раненую ногу, со страхом поднял свою драгоценность, обернул испачканным кровью платком и снова положил в карман. Раненая нога сразу занемела, но боль прошла. Он посмотрел в сторону пролома, оттуда никто не появился. - «Вот и ладно, - подумал Валериан Семенович. –Если не выйдут чинить, то чуть попозже, я пойду сам, двери открылись, добро пожаловать!»

Галина Ивановна закончила стирку, развесила все белье на балконе и вышла посидеть на лавочке у подъезда, посудачить с соседками о жизни, о сериалах и всем таком прочем.
       Кошатница – баба Надя, тоже вышла погреть свои старые кости на солнышке, в руках у нее был кулечек с испортившимися макаронами. За ней толпой бежали коты.
  - Мои малюпусенькие, сейчас добрая бабушка вас накормит, - сказала она и стала разбрасывать макароны прямо под стену дома, затем аккуратно свернула грязный кулечек и отправила его в отдушину фундамента. – Порядок! – добавила она.
  - А, это вы тетя Надя, - сказала Галина Ивановна, оборачиваясь в сторону кошачьего шипения, стадо полудиких животных делило добычу.
  - Да, дочечка, - ответила старушка. - Дай-ка я рядом присяду, умаялась я, жарища! Я, то есть готовила, то потом к нотариусу ходила, завещание хочу написать, а там очереди. Люди с шести утра пишутся, так что я, сегодня никуда не попала.
  - Я тоже сегодня, то стирала, то убирала, вот присаживайтесь, - сказала Галина Ивановна, уступая бабе Наде место с подветренной стороны, для того, что бы запах собеседницы относило в сторону, все ее вещи ощутимо пахли кошачьими экскрементами.
  - А цены все дорожают, - заметила кошатница.
  - И не говорите, кошмар! Ой! Вы посмотрите, что с тем белым котом делается.
        Белый, пушистый кот выгибал спину, катался по земле, его били жуткие судороги, хвост одеревенел и превратился в щетку.
  - Васька, наверно, сдыхает, - профессионально оценила баба Надя.
        Но кот вдруг поднялся как ни в чем ни бывало и пошел отбивать у товарищей свою порцию. Собеседницы удивленно переглянулись.


                ГЛАВА  37.
                АЛЕКСЕЙ.
Ждать пришлось долго. Вечер выходного дня, троллейбусы ходят плохо. Пешком было бы быстрее, но на троллейбусе безопаснее: почему-то милиция обходит стороной общественный транспорт. Наконец, устало гудя мотором, из-за поворота показался старенький, полностью оклеенный разнообразной рекламой, троллейбус.
Желающих ехать было немного,  свободных мест хватило всем. Алексей сел возле задней двери, лицом против движения. Троллейбус тронулся. Алексей любил это мгновенье. Когда троллейбус отправляется с конечной остановки, люди в нем, на несколько мгновений внутренне замирают, разговоры становятся тише, появляется ощущение какого начала, нового пути. Это происходит всегда, даже если ездишь два или три  раза в день.
Из открытых окон потянуло прохладой. После жаркого дня вечерний ветерок казался чудом. По вечерам воздух обладает особым, неповторимым запахом. Мало автомобилей, мало прохожих, мало пыли. Запах цветов и деревьев становится более отчетливым, особенно вдали от заводов и автотрасс. Но, помимо этого, кажется, вечерний воздух сам по себе имеет свой неповторимый аромат. Аромат, одновременно бодрящий и успокаивающий, настраивающий человека на что-то  лучшее. Дышишь и кажется, что все будет хорошо. Алексей улыбнулся.
Очарование момента быстро закончилось. Подошла полная немолодая женщина. На ее бирюзовом переднике желтыми нитками было вышито строгое слово: «кондуктор». Купив билет, Алексей не удержался и посмотрел на номер: 004507,  его билету до счастливого было очень далеко.
Отравляя атмосферу запахом дикой парфюмерии, кондукторша прошла в начало салона. Вскоре стал слышен разговор, ведущийся на повышенных тонах. Мощный голос кондукторши требовал оплату за проезд. Пьяный слюнявый лепет шестнадцатилетнего паренька, сидевшего под надписью «Для инвалидов и пассажиров с детьми», полностью терялся в могучем женском вокале. Набор нелепых детских отмазок был стандартным: да я только одну остановку, да что вы прицепились, я деньги забыл, я больной, мне плохо и в том же духе. Алексей был полностью на стороне женщины, хочешь ехать, зарабатывай деньги и плати  за свой проезд. В конце концов, кондукторша победила, почти силой высадив нетрезвого наглого юношу на ближайшей остановке. Вслед уезжающему троллейбусу поплыл поток пьяного мата. Алексей с одобрением оглянулся на кондукторшу: железные нервы женщины вызывали уважение. «Сколько еще таких орлов будет у нее сегодня?» - спросил себя Алексей.
Он посмотрел в окно, исписанное кличками и непристойностями. На стенах писали краской, на стеклах кусками титана. С удивлением прочитал корявую надпись: «Вася, Гера, Дятел, Степан, Черемушки». Это был автограф его одноклассников. А оставили они его двадцать лет назад. Алексей даже не знал, где они сейчас и как сложилась их жизнь. «Как живут и кто они теперь, не знаю. Столько лет прошло, а надпись их паскудная до сих пор как новая», - раздраженно подумал Алексей.  Он не любил надписей на заборах, стеклах, стенах домов. Вспомнилось детство, школа. Друзья, которых не видел много лет.  И те, которых еще б сто лет не видел. Вспомнилось, как точно так же, вечером, ездил домой после свиданий с любимой девушкой. Так же тускло светились грязные лампы в салоне троллейбуса, также мелькали за окном огоньки фонарей, так же хотелось спать.
 Троллейбус качнулся, переезжая рельсы железнодорожного переезда. Алексей ударился головой об окно и проснулся. Удар отозвался резкой  болью в месте вчерашнего удара. Алексей потер голову рукой и осмотрелся – троллейбус давно проехал микрорайон и снова шел в центр города.  «Проспал. Ладно, выходить не буду, пойдем на второй круг»,-  решил не довольный собой Алексей. Он поднялся и, держась за поручни, подошел к сидящей на своем месте кондукторше.
- Скажите, этот рейс у вас последний или еще поедете? – глядя сверху вниз, спросил Алексей.
- Еще один рейс.- Недовольно ответила кондукторша и спросила в ответ:
- Свою остановку проспал?
- Проспал,- улыбаясь, сказал Алексей. – А вы, если такая догадливая, почему не разбудили?
- А ты мне не улыбайся, я тебе не подружка, мне лет раза в два больше, чем тебе! Очень надо тебя будить. Раз заплатил, у меня к тебе претензий нет - сиди на здоровье. Вдруг ты пьяный, проснешься – начнешь сдуру буянить.
- Пьяный не пьяный, а теперь придется второй круг ехать. Дайте мне сразу еще один билет, - уже серьезно сказал Алексей. Билет снова оказался не счастливым. Алексей пошел на свое место, но, пройдя три шага, обернулся и спросил у кондукторши:
- А вы не боитесь здесь работать?
- Страшно боюсь, а что делать? В моем возрасте трудно найти хорошую работу. Тут как вечером работаешь - одни алкаши да бомжи. А молодежь совсем с ума посходила, того и гляди -  ножом пырнут. Девки прямо тут курить пытаются, хуже пацанов! А ты зачем спрашиваешь?
- Да так, вспомнил, как вы того пионера пьяного высаживали.
- Пионеры днем, с кульками на голове клей нюхают, а этот, наверное, уже комсомолец.
Алексей пошел в конец салона, к своему месту. До центра доехали спокойно.
Теперь на центральной остановке село больше людей. На заводах города близилось время третьей смены. Много молодежи возвращалось с дискотек – все-таки последний рейс. Останешься догуливать, придется топать пешком. Троллейбус отправился, на этот раз никакой романтики и воспоминаний: слишком много пассажиров. Полчаса сна взбодрили Алексея, спать больше не хотелось.
Люди входили и выходили, троллейбус начал  надоедать Алексею. Наконец большинство пассажиров вышли на кроватном заводе, последнем большом предприятии по маршруту. Троллейбус, избавившись от груза, пошел веселее. В салоне осталась одна молодежь.
Вдруг Алексей почувствовал резкую боль в месте удара дубинкой. В ушах зазвенело, голова начала кружиться, навалившаяся тошнота скрутила желудок. Травяной чай метнулся вверх по пищеводу. Теперь Алексей был рад тому, что давно не ел. Мелодичный звон, казалось, шел отовсюду. «Нашел меня, сволочь», - вспомнил Алексей об экстрасенсе. В узком троллейбусном салоне нунчаки были не самым лучшим оружием. Рука скользнула вниз, к спрятанному на голени любимому ножу. Алексей напряженно осмотрелся. Странно, но в салоне ничего не изменилось. Все сидели, никто не делал резких движений, лица были спокойны, разговоры текли естественно. Кондукторша, шевеля губами, сосредоточенно пересчитывала выручку. «Странно, в чем подвох?»- настороженно подумал Алексей. Прошла минута, еще одна, ничего не происходило. Охватившее Алексея напряжение начало спадать.
Следующие десять минут тоже прошли спокойно. Промышленная зона закончилась, начинались жилые районы. Люди в основном выходили, в салоне оставалось человек семь. Вдруг Алексей услышал приближающийся звук сирены. Рука снова опустилась к ножу. Но тревога оказалась ложной: мимо троллейбуса, по направлению к заводам, освещая дорогу красно-синим светом мигалок, пронеслись две пожарные машины. «Торопятся ребята, видно припекает где-то», - подумал Алексей. Появилось ощущение, что это как-то связано с ним. « Не мой ли это колокольчик беду накликал?»- мелькнула мысль. Теперь напряжение уже не покидало Алексея. Он еще раз внимательно осмотрел салон, вроде бы ничего угрожающего.   
На следующей остановке в троллейбус вошли четыре парня. Впрочем, вошли – это не совсем то слово. Ввалились, так будет точнее. Ребята рухнули на сиденья возле средней двери и, осмотревшись, приступили к развлечениям. Один из них, сразу закурил. Судя по запаху, сигарета была из дорогих, но сейчас, запах табака вызывал у Алексея только отвращение. Он  бросил курить семь лет назад, но даже когда сам курил, не любил находиться в накуренном помещении. Алексей шире открыл ближайшее окно. То, что все шутники были навеселе не вызывало никакого сомнения. Надо было быть на стороже: судя по внешнему виду и поведению, ребята выпили ровно столько, чтобы сняться с тормозов. Приключений им уже хотелось, и на ногах парни стояли еще довольно уверенно. Их вечер только начинался.
«Почему молчит кондукторша? То такая бойкая была, а сейчас язык в задницу затянула. Ребятки на приблатненных не похожи, неужели чьи-то детишки шалят?»- подумал Алексей, чувствуя затылком недобрые взгляды юнцов, обшаривающие салон в поисках приключений. Стриженый затылок Алексея юнцы нашли недостаточно интересным и вскоре нашли себе жертву: паренька, лет восемнадцати, сидевшего рядом с такой же невзрачной, но ярко раскрашенной малолеткой. Один из орлов, толстый рослый бегемот в черной майке и шортах- мешках, нагло ухмыляясь, подошел к парочке и кривляясь сказал:
- Простите, вы не могли бы уступить мне  свое место, я так устал. Такие слова нельзя было воспринимать иначе как наезд: вокруг было множество свободных мест. Приятели захлебнулись хохотом. Алексей оглянулся: толстый стоял спиной, но его бритая голова прямо таки светилась от удовольствия. Парень, сидевший с девушкой, хмуро молчал. Его можно было понять, его явно провоцировали, один против четверых – это явная травматология, но перед девчонкой не хотелось выглядеть трусом.
- Ну, ты долго сопли жевать будешь? Давай рожай скорее, я с тобой базарю, - нагло продолжал толстый.
Алексей хотел вмешаться, но сдержался. Он за день наворотил столько всего, а тут еще эти придурки. Сейчас главная задача - это добраться до экстрасенса. Судя по последнему звоночку, он, не сидит сложа руки.
Тут на помощь парню пришла девчонка.
- Давай выйдем, Андрюша, пешком дойдем, - сказала она неожиданно приятным, совсем не соответствующим возрасту голосом.
- Твой урод пусть валит, а ты посиди с нами.
- Не хочу я с вами сидеть.
- Зря не хочешь, - продолжал толстый,- мы не такие лошары как твой урод. Верно, Андрюша?
Алексей напрягся, если парень даст толстому в харю, он подпишется, хрен с ним, с дедом. Раньше парня с девчонкой не трогали даже явные отморозки, не трогали в любое время ночи и на любом районе. Но, сейчас, видно, времена изменились. Троллейбус подъехал к остановке.
- Андрюша, давай все-таки  выйдем, – снова сказала девушка, сказала с таким чувством, что у Алексея заныло сердце. В троллейбусе наступила мертвая тишина.
Они уже вышли, когда толстый опомнился и заорал:
- Верно, урод, бери свою телку  и валите на….  отсюда.
Дебильные дружки одобрительно зашумели.
Троллейбус поехал дальше, парни громко, не стесняясь материться,   хвалили толстого. Один из них, самый мелкий, шустрый, похожий на суслика, достал из рюкзачка банку с пивом и дал толстому со словами:
- На, Рокки, пей. Молодец, развеселил пацанов.
«Рокки. На Сталлоне не похож, наверное это в честь толстого крысака из «Чипа и Дейла», - подумал Алексей.
- Давай и нам, Хилый, - сказал мелкому, похожий на амбала, рослый культурист с толстой цепью на мощной шее.- Всем пить хочется.
 Наступила пауза, ребята пили пиво, пустые банки, негромко звякая, катались по салону. Кондукторша по-прежнему молчала.
  Ехать Алексею оставалось совсем недолго, но тут случилось непредвиденное: худощавый парень с вытянутым лошадиным лицом, шатаясь и задевая плечами поручни, двинулся на заднюю площадку.
Став лицом в угол, парень сделал характерное движение рукой, расстегивая брюки, и стал мочиться на устеленный ребристой резиной пол салона.
Алексей поднялся с места и стал напротив задней двери, выбирая место, чтобы не наступить на потеки. Троллейбус подъезжал к остановке, парень продолжал гадить в углу, видно, пива выпил достаточно, кондукторша по-прежнему испуганно молчала.
Стоя у двери, Алексей почувствовал, как у него внутри закипает злость. По площадке плыл запах мочи, Алексей не выдержал и, плюнув на осторожность, вежливым голосом спросил парня:
- Тебе ссать удобно? Не качает?
- Пошел ты на …, козел!- глотая окончания, громко промычал парень.
Алексей посмотрел на парней, по-прежнему, сидевших возле средней двери. Они с интересом прислушивались к веселой речи товарища. Троллейбус остановился. Парень качнулся, стараясь удержать равновесие.
- Молодец!- с одобрением сказал Алексей, и ударил застегивавшего брюки парня боковым ударом ноги выше поясницы, в район почек.
Парень всем телом ударился в обшивку троллейбусного салона. Его руки были внизу, смягчить удар было нечем. Грохот удара совпал с шумом открывающейся двери и, поэтому, парни не сразу сообразили, что происходит. Наверное, они просто такого не ожидали. Оставляя на обшивке неровную кровавую полосу, худощавый сполз в лужу собственной мочи. Алексей ударил его еще раз, тем же ударом, но в область затылка. Под ногой что-то хрустнуло.
Алексей выпрыгнул из троллейбуса, краем глаза заметив двух парней метнувшихся к задней двери, толстого и качка. Мелкий почему - то оставался возле средней двери. В голове зашумело, адреналин пошел по крови. У Алексея была фора в пять метров, не осознавая, что делает, он отбросил пакет с нунчаками в сторону. Стараясь выиграть пространство для маневра, бросился прочь от троллейбуса, но, пробежав три метра, развернулся и с ускорением метнулся навстречу выбегающим из троллейбуса парням. Те уже набрали скорость. Качок летел первым и атаковал длинным правым прямым. Алексей убрал левой ладонью метнувшийся ему в голову тяжелый удар и на противоходе ударил качка локтем в открывшийся кадык. Как во сне, Алексей ощутил металлическое тепло золотой цепочки на горле парня, разбитом его точным ударом. Но, времени думать о последствиях, не было. Столкновение погасило скорость, и тут же на Алексея обрушилась серия грамотных и сильных ударов.
 Толстый урод, пристававший в троллейбусе к малолеткам оказался, очень неплохим боксером и кличку «Рокки» носил не зря. За три секунды Алексей получил несколько ощутимых ударов в голову через подставленные в глухой защите предплечья. Кровь потекла по разбитому лицу, но боли Алексей не чувствовал: действовал адреналин.  Толстый сделал паузу в четверть секунды, шагнул на полшага назад, вдохнул, и сделал роковую ошибку, попытавшись ударить ногой в живот. Левая рука Алексея была поднята перед лицом в почти идеальном положении для нижнего сметающего блока, в каратэ гедан-бараи. Опускаясь ниже, Алексей рубанул предплечьем по атакующей его ноге, и, не прекращая намертво заученную связку, нанес боксеру отточенный кин-гэри в пах. Продолжая движение вперед, Алексей схватил левой рукой толстого за майку, чтобы лучше контролировать дистанцию,  и два раза ударил его боковым правой в висок. Парень упал.
Пахло ночным городом. Кричали люди на остановке, кричали малочисленные пассажиры троллейбуса. Сквозь слезы что-то кричала кондукторша. Ее голос четко выделялся из всех. Скорее всего, симпатии зрителей изменились, и теперь все считали Алексея безжалостным зверем. Обычно бывает именно так. «Может быть, я когда-то их пойму»,- с тоской подумал Алексей. Он вспомнил о парне, оставшемся в троллейбусе, и тут же его увидел. Самый маленький из веселой компании, шустрик по кличке «Хилый», стоял возле средней двери и наводил на Алексея дрожащий пистолет с длинным тонким стволом. Так вот о чем кричала кондукторша.
Не раздумывая, Алексей метнулся к Хилому, уходя вперед - вправо с линии выстрела. В левое плечо словно ударило молотком. Хлопок выстрела прозвучал на ночной остановке неожиданно громко. Алексей почувствовал, как по руке потекла кровь, и уже не качая маятник, рванулся к парню напрямик.
Хилый бросил пистолет на остывающий асфальт и рванулся прочь с удивившей даже Алексея скоростью. Алексей не стал его догонять, плечо быстро немело. Он наклонился к пистолету, но подбирать не стал. Пистолет был самодельный, однозарядный, по сути, самопал.
- Гнида ты, Хилый,- вслух сказал Алексей.
Троллейбус закрыл дери и уехал, увозя бесчувственного парня и потрясенную кондукторшу. Боксер и качок лежали  не двигаясь, совсем рядом друг с другом.
- «Скорую» этим козлам вызовите, - попросил Алексей сбившихся возле ночного ларька зрителей. Он подобрал свой пакет, достал из него куртку, и, обмотав горящее огнем плечо, быстро пошел с остановки прочь. В темноту.



                ГЛАВА 38.
                ЛЕКАРЬ.
      Старик устал ждать, его деятельная натура жаждала действия, а ждать пришлось долго, не мог же он в наглую зайти на КПП, всех там призвать к ответу и уйти, спокойно помахивая тросточкой. Летний день долгий, девять вечера, а сумерки, настоящие сумерки, все не наступали. Полоска облаков, толстой колбасой протянувшаяся с юго-запада, до сих пор освещалась скрывшимся за горизонт солнцем, облака окрашивали наступающие сумерки в слабо розовый, крови разбавленной с водой оттенок.

       Чанов скучал. Ненавистный сержант Новогрецкис, не хуже полицая, произвел личный досмотр. Он говорил:
  - Устав караульной службы все знают. Если кто забыл, тоя заставлю помереть с книгой в руках. В карауле курить не положено! – и отобрал спички и сигареты.
        Два часа  приходилось просто ходить, вокруг одни гаражные двери, ни одной лавочки. Другое дело зимой, закутался в тулуп поплотнее и кемарь час или полтора. Хороший сугроб в месте где посты соединяются – нормальная постель. И поговорить с товарищем можно, отвести душу, покалякать о том о сем, и пока один спит, второй смотрит по сторонам, не подбирается ли проверка постов, вдруг нанесет разводящего, такое иногда случалось.
        В вечернее и ночное время находиться на вышке категорически запрещалось, начальство настойчиво считало, что охрана объектов должна осуществляться патрулированием. И вот всем караульным приходилось топать туда – сюда.
         Чанову нравился его третий пост, хоть он и находился в самом углу части и напоминал букву «Р», но сюда редко добиралось начальство, и с дневальными можно было поговорить, узнать свежие новости из других рот, ребята часто выносили мусор уже после отбоя. После жаркого, изнуряющего дня наступающая ночь казалась ледяной, Коля Чанов озяб, так что прохаживаться приходилось поневоле. Он посмотрел в сторону второго поста и то, что он увидел, ему очень не понравилось. Казалось, что возле хранилищ бродит неизвестный с канистрой в руках.
        «Странно, - подумал Чанов. –Неужели не все прапора ушли домой? А может этот крендель заснул, где-нибудь в хранилище и теперь прет домой ворованный бензин. Очень странно!»  Чанов бочком придвинулся к хранилищу, бестолково повешенный прожектор бил прямо в глаза, так что лицо идущего было рассмотреть невозможно, только виднелся незнакомый, темный силуэт. И вдруг этот силуэт развернулся в сторону Чанова и побежал, медленно набирая скорость.
         Коля не испугался, он мылено много раз прокручивал в голове такую возможность, только вдруг появилась неприятная прохлада в животе и движения стали немного скованными. Он подождал, пока неизвестный приблизится на тридцать метров, и только тогда щелкнул вниз предохранитель автомата. В голове сами собой возникли строки устава: «При явном нападении на пост…», ну и так далее. Можно было обойтись без предупредительного выстрела в воздух и лупить прямо очередью.
       Тень побежала быстрее, расстояние сокращалось прямо на глазах.
  - Стой, стрелять буду! – скорее глухо, чем громко крикнул Чанов и передернул затвор. Теперь первый патрон был в стволе.
  - Колек. Ты чего? – послышался знакомый голос. – Не узнал что ли?
       У Чанова сразу отлегло от сердца. Это был Брыкалов, грузный парняга из-под Питера.
  - Я ж пошутил. Хотел тебя напугать, а ты сразу за автомат, нервный что ли? – сказал Брыкалов.
  - Ну, ты и конченый! Я думал, что это какие то враги, или даже не знаю кто. Долбаный фонарь сверит прямо в рожу. А если бы я тебя завалил? Ну, ты точно урод, каких мало!
  - Да успокойся ты, закуривай, – Брыкалов достал из сапога пару сигарет. – Не забудь, у тебя в стволе патрон. Сдуру нажмешь на курок и тю-тю.
         Чанов покачал головой, отстегнул магазин, передернул затвор, поднял выброшенный патрон, вставил опять в магазин, поставил автомат на предохранитель и прищелкнул рожок.

        Валериан Семенович дождался пока злополучная гряда облаков закроет так не кстати вылезшую луну и потихоньку пошел к забору. Он постоял несколько минут возле пролома, несколько раз тихонько кашлянул и зашел на территорию части. Для этого только требовалось переступить через нижнюю плиту, что он и сделал.

      Чанов посмотрел на часы, до конца двухчасового дежурства оставалось еще приблизительно минут сорок. Он медленно пошел в угол своего периметра. Неизвестно почему, но разводящие обожали услышать крик: «Стой! Кто идет?!» - возле какого-нибудь темного уголка. Еще им нравилось такое развитие событий, часовой должен заорать: «Разводящий ко мне, остальные на месте! Разводящий стой! Осветить лицо!». После этого любой разводящий был доволен как объевшийся удав, значит, был шанс, что на этой неделе в наряд не засунут.
           Со стороны мусорника послышалась возня. «Опять за самогоном братва полезла, - подумал Чанов. – Обычно урну носят двое и их хорошо видно. Интересно, кто это там так безобразничает». Теперь невидимка бил по железному баку как в барабан.

       Валериан Семенович пристально наблюдал за часовым. Солдат был далековато, метров за сто. Но он был один, и это было славно. Старик поднатужился, уперся в край бака руками и перевернул его. Пустые банки из-под тушенки покатились по земле, создавая не громкий, но вполне заметный шум.
        Часовой сделал несколько шагов в сторону пролома.
  - Мужики, потише там нельзя? – крикнул он.
       Валериан Семенович затаился. Часовой повернулся спиной и, похоже, собрался уходить. Делать было нечего, на хромой ноге, да еще на открытом пространстве часового не догнать, и упускать его было не желательно. Тогда дед взял свою трость и начал размеренно колотить по баку.
        Солдат оглянулся и пошел назад. Старик спрятался за последним мусорным баком, солдат приближался. Валериан Семенович обхватил трость обеими ладонями, сделал шаг вперед и ударил. Солдат упал, старик выхватил из сумки секатор, схватил солдата за правую руку и один раз сильно щелкнул, искомый палец оказался у него в ладони.
  - Ну, все парнишка, все, - сказал шепотом Валериан. – Теперь тебя точно комиссуют, домой поедешь.
         Вокруг стояла совершеннейшая тишина, даже собаки в селе не лаяли. Старик опять выбрался к лесу, завернул добычу в носовой платочек, бросил в сумку и пошагал вдоль насыпи железной дороги. Ему хотелось пройти километров шесть, до остановочного пункта под названием 533-й километр. Там его точно никто не заподозрит. Часть пути он прошел по шпалам, надеясь, что запах креозота, которым пропитаны шпалы, собьет возможную погоню со следа, если конечно попробуют нагонять с собаками. Маловероятно, но хотелось предусмотреть даже такую возможность, просчеты, когда цель всей жизни буквально рядом, были недопустимы.
       Расписание, на закрытом окошке кассы, ясно показывало, до электрички оставалось минут пять, если конечно она не опоздает и придет в назначенные 23.10.
       Наконец-то длинный ряд световых пятен побежал по перрону. На удивление, электричка появилась по графику. Валериан Семенович зашел в средний вагон, пристроился в таком месте, где несколько лампочек на потолке не горели. Со своим полынным веничком, косо торчавшем из сумки, он для всех окружающих был старичком – пенсионером, задержавшемся до темна на даче. Ему даже удалось несколько минут вздремнуть, пока насыщенный женский голос не произнес ему прямо в ухо:
  - Радуешься вампир?!
     Валериан Семенович открыл веки, прямо перед ним стояла женщина, ее голубые глаза, казалось, не имеют дна.
  - Ты кто? – спросил старик.
  - Не узнал? Посмотри внимательней.
  - Мелочи нет, я не подаю, иди, побирайся дальше.
  - Какой у тебя был змеиный характер, таким и остался.
       Старик всмотрелся женщине в лицо, белый платочек, зеленая кофта. Кого-то она ему напоминала, причем из далекого – далекого прошлого.
  - Что смотришь, по-прежнему не узнаешь, а я вот тебя сразу признала. Уж очень ты стал смахивать на своего деда Макара и стал таким же вурдалаком, если не хуже.
  - Марьяна?!
  - Молодец, узнал, память еще есть. Как ты думаешь, зачем я здесь?
  - Белый платок, длинная юбка. Понятно! Богомолка? По монастырям шатаешься? Все молишься, и до чего ты домолилась?
  - Это не твоего ума дело. А то, что ты задумал – не получится, как не старайся. Пока не поздно отступись!
  - Пошла вон, старая тварь! Вашему семейству всегда было завидно.
  - А чему завидовать? Твой дед горит в аду, и ты сам скоро туда отправишься.
  - Не так скоро, как тебе хочется.
  - Скорее чем ты думаешь, ты наверно себе три века намерил – пенек трухлявый! Людей, зачем зазря поуродовал? Что у тебя сейчас в сумке?
  - Еще раз говорю тебе, убирайся! – старик угрожающе поднял трость.
  - Ну, ударь, если хочешь, может ручка и отсохнет, а?
       Старик прищурил глаза и внутренне собрался.
  - Подожди еще пару дней, уже вышли из преисподней по твою душу, - сказала Марьяна.
  - Кто вышел? Безумная!
  - Кому надо, тот и вышел.
  - Так я тебе и поверил – побирушка вагонная!
  - Знаю тебя, небось, мечтаешь налить ванну вина и блудить. Но не успеешь попраздновать. Не пить тебе больше шампанского.
       В глазах старика поплыл белый туман, он схватился руками за лавку и вдруг туман пропал, все также тарахтел вагон. Старик посмотрел в окно, до города оставалось две остановки. Марьяны в вагоне не было.
      - Отвела гадюка глаза, не разучилась, - тихо сказал старик.
      Электричка подошла к вокзалу. Валериан Семенович выскочил из вагона одним из первых. Он забежал в вокзальный буфет, работавший круглосуточно, и сразу купил бутылку шампанского, попросил у продавщицы пластиковый стаканчик, раскупорил бутылку и залпом выпил четыре стаканчика.
  - Сбрехала гадюка! – удовлетворенно сказал он.
  - Что вам еще подать? – спросила продавщица.
  - Ничего – ничего, это я так, хорошее, говорю, шампанское.
      Продавщица удивленно раскрыла глаза.
      Старик вышел на перрон, выбросил недопитую бутылку в урну, оставалось сделать одно небольшое, но важное дело. Он пошел вдоль перрона, где красными маяками светился ряд семафоров. Там очевидно меняли подъездные пути к одному из местных заводов, недавно перекупленному иностранным инвестором. Огромная куча, старых шпал, сброшенная как попало, возле забора, напоминала гигантского, противотанкового ежа. Шпалы были такими древними, что с них все время, сама собой сыпалась светло-коричневая, древесная труха.
       Валериан Семенович подошел туда, где было посветлее и без всякого труда вынул из гнилья, вполне целый, слегка покрытый ржавчиной костыль. Теперь все ингредиенты, кроме злополучной ехидны, были в сборе. Совершить обряд этой ночью уже не получалось, значит, самое главное магическое действо откладывалось ровно на сутки. Время еще терпело, но его оставалось крайне мало.
       Уже дома, донельзя усталый, Валериан Семенович опять разложил пергаменты. Он, до этого момента, все делал правильно, но упущенной оказалась одна мелкая деталь, написанная крайне не разборчивым почерком в самом уголке свитка. Было бы отлично, если при совершении обряда, на столе рядом с колокольчиком, окажется частица последнего владельца, а где ее взять? Вот вопрос, но его решение можно было отложить до утра, утомленное тело требовало отдыха. Старик положил отрезанный палец в морозилку, не раздеваясь, упал на тахту и заснул тревожным, неспокойным сном. 

                ГЛАВА  39.
                ДМИТРИЙ.
Дом, милый дом. Дмитрий медленно поднялся по ступеням, большой пакет из супермаркета больно резал ладонь. Для того что бы открыть дверь, пришлось поставить пакет на коврик, левой рукой нашарить в правом кармане связку ключей и ею же открывать. Поневоле, пришлось стать левшой. Правая рука не хотела подниматься выше локтя, простреливающая боль, внезапно хватала всю правую сторону груди. «Вот это я попал под раздачу, не вздохнуть не кх…это самое. Уйти на больничный?. Скажу доктору, упал на лестничной клетке. Нет, попробую сходить на работу, вроде обещал покойнику. Посмотрю, если не потяну, то выхода нет. Придется бюллетенить за свой счет. Как там говорил Андреич, неделя за свой счет? Наплевать, здоровье дороже».
         В спальне зазвонил телефон. Осторожно, бочком, Дима подошел к тумбочке и взял трубку.
  - Целый вечер звоню, где ты шляешся? – послышался хорошо знакомый голос супруги.
  - В магазин ходил, только что пришел. Чего тебе?
  - Ну как чего, странный ты. Приехал, давно не виделись.
  - Днем виделись, забыла?
  - Я не в том смысле. Мы с тобой, все-таки супруги.
  - Ну и что из этого?
  - Ты свои супружеские обязанности думаешь исполнять?
  - Ты знаешь Клава, вечно ты не вовремя. Я сегодня упал.
  - И опять ударился головой, или на этот раз промежностью?
  - Сама дура, правым боком. Наверно там что-то надломилось. Еле дышу, так, что ты не попала в струю. Когда срастется немного, тогда и поговорим.
  - А конкретней? – спросила жена.
  - Через месяц, полтора.
  - Ну а этот месяц, что я должна делать? Гляди, с огнем играешь.
  - Не смеши меня, пожалуйста. Подуспокойся там, тебе уже не восемнадцать лет, перебьешся!
  - Может ты себе кого нашел? А родная жена побоку?
  - Родная жена? Какие высокие слова, ух ты! У тебя, похоже, позднее зажигание. Не велика радость, потеть на тебе, всего удовольствия, ровно десять секунд. Я вполне серьезно предлагаю перерыв.
  - Ну, ты и скот! И всегда был таким. Знаю, на молоденьких засматриваешься. На тебя - урода, я потратила десять лучших, безвозвратных лет своей жизни.
  - Восемь, - уточнил Дима.
  - Пусть восемь, а что мало?
  - Слышишь, - перебил Дима. - Хорош, трепать мне нервы. Вон бери пример у своей мамочки, та хоть молчит, а у тебя рот вообще не закрывается. Посмотри в зеркало, может у тебя, как у хорошей овчарки во рту черно?
  - Гад, оскорбляешь?
  - Короче, сказал через месяц, значит через месяц. Все!
      Дима бросил трубку на телефон, задумался, глядя на потолок, и затем потеряно побрел в кухню, нужно было разобрать сумку с продуктами. Есть ему совершенно перехотелось.
        Почти сутки бесцельного ворочания на диване, облегчения больному боку не принесло, грудь так же саднила, временами сильная боль стреляла прямо под мышку. «Наверно вместе с ребрами какой-то нерв повредил – собака», - то и дело возвращалась мысль, когда боль становилась совсем нестерпимой. Дима с ненавистью посматривал на часы. За окном потемнело больше часа назад, стрелки приближались к десяти, через десять-пятнадцать минут надо было собираться на работу.
      Дмитрий нехотя оделся. Просовывание правой руки в рукав, далось с огромным трудом. Он обул бессменные кроссовки и остановился в раздумьях на пороге. «Так я, похоже, не потяну. Целую смену железяки ворочать, Где-то был анальгин, но если его выпью, среди ночи точно засну, а плевать!» Он вернулся на кухню и пошарил в верхнем шкафчике. Две зеленоватые таблетки, нашлись в коробке со старыми катушками ниток.
       Дмитрий запил таблетки остатком газировки и вышел из квартиры, громко хлопнув замком.
      Заводская раздевалка. Трудно себе представить более унылое место. Стены покрашены мертвенно-синей краской. Длинные ряды металлических, темно-серых шкафчиков. Не выветривающийся запах пота, масла, солидола и сырости, постоянно идущий противной, холодной волной от двух душевых кабинок, в которых никогда не было горячей воды. Мокрые полотенца вывешенные сушиться на шкафчики не успевали высохнуть даже за длинные летние сутки и поэтому  уже на второй день приобретали аромат гнили и заплесневения. В углу, возле подслеповатого окошка стоял самодельный столик с кривыми ножками, за которым вторая смена играла в «козла». Оттуда неслись бодрые крики:
- «Сопливого» им, бери шестерочный!  Заходи на самоокозление!
     Через некоторое время домино отодвинули, с ближайшей точки вернулся гонец, посланный за самогоном. На столе появилось сало, свежие огурцы, хлеб. Вторая смена в полном составе, уселась поминать безвременно ушедшего бригадира. Шестеро из первой смены, еще с утра были командированы на кладбище, копать могилу. Они справились еще до обеда, передав поминальную эстафету дальше.
      Из разговоров за столом, Дима понял, что тело бугра еще не привезли из морга и хоронить его будут в закрытом гробу. Говорили, он так обгорел, что узнать его теперь невозможно.
       Дима с отвращением натянул на себя, взявшуюся коржом робу, закатил рукава и прошел в цех через двор. Безветренная летняя ночь давила духотой, облака закрыли звезды. Предвкушение ночной грозы висело в воздухе, но дождя еще не было.
      Сменщик Гена стоял на коленях возле станка. Раздутый, от постоянного соприкосновения с маслом шланг, безжизненно болтался сбоку фрезы, нарезающей на головках заготовок шлицы под отвертку.
  - Привет, - сказал Гена, протягивая грязную руку.
  - Привет, - ответил Дима. - Сегодня много шурупа наплевал?
  - Двести. Вон, на моем месте четыре ящика. Шлиц ни хрена не режет, две фрезы поменял, горят! Маслопровод забился, заготовку не обливает. Что я только не делал, и проволочкой чистил, и пытался соснуть, не помогает. Сейчас просто поменяю саму шлангу и пойду, хватит, наработался. Да, вот еще что, ротор подачи заготовок назад не крутит. Посматривай, если протяжка погонит крючки, вот смотри. Он ткнул пальцем в коробочку реле, с полностью разбитой крышкой. Внутри виднелась начинка, две катушечки, разделенные между собой жестяной перегородкой.
  - Вот сюда тыкаешь проволочкой, нажимаешь на железку, и ротор идет обратно. Ясно?
  - А током не шарахнет?
  - А ты осторожней, проводов не касайся. Подумаешь, триста восемьдесят, чепуха! Ладно, оставайся, а я пошел. Да, ты на похороны бугра идешь? Слышал, наверное, что случилось?
  - Не только слышал, но и видел. Страшное зрелище.
  - Да, знаю, мне уже в подробностях все рассказали. Здорово шибануло по нервам? 
  - Не то слово, - сказал Дима. – Того и гляди, появится в третью смену призрак бугра, в белом пододеяльнике.
        Гена захохотал.
  - Ну ладно, оставайся, знаю, после отпуска оно не в жилу. Ничего, день два и опять привыкнешь, проверено, - утешил Гена, и пошел переодеваться.
        Дима нехотя осмотрелся. Работать совершенно не хотелось. Станки грохотали, выплевывая готовые шурупы. Дима сразу определил, явный брак, кончик резьбы был темно-фиолетового цвета. «Прокатку перетянул – проклятый  Генадос. Что делать, останавливать и перенастраивать? Может еще не выйти, ладно, забью так, что никакое ОТК не откроет. Правильно говорят, как платят, так и работаем. Может новую бухту прикатить?» - Дима посмотрел на своего второго «бизона», там проволока уже заканчивалась. Живо представив, как с переломанными ребрами он станет ее катить, он решил оставить на барабане немного, а потом выключить станок. Пусть первая смена заправляет, с утра оно полегче, чем ночью. Всех денег не заработать.
       Только сейчас Дима заметил, что длинный ряд станков остался совсем без присмотра. Холодно-штамповочные агрегаты работали самостоятельно. Свою, третью смену он нашел в полном составе, за винторезным станком, на этом станке делали мебельные болты. Пять человек дружно сидели на пустых ящиках и тоже усиленно занимались поминками. Большой ящик, служивший столом, венчала трехлитровая банка фаршированного перца. Черный хлеб ломали просто руками. По кругу все время ходили два граненых стакана, залапанных руками до мутно желтой окаменелости.
  - А, Димон вышел, - сказал один из работяг. – Присоединяйся!
         На свет появилась, почти пустая бутылка, из под напитка «Буратино».
  - Помянем Иваныча! – дружно предложили все.
  -Нет, ребята, может позже. Я вижу, вам там самим мало.
  - Не переживай, у нас еще есть!
      Полная, под пробку бутыль появилась рядом с первой.
  - Хорошо, минут через двадцать подойду. Слушайте ребятки, кто займет мне, сотку кило шурупа. Потом наклацаю отдам. После отпуска работать нет сил, приболел, – сказал Дима.
  - У меня под станком два ящика стоят, сходи возьми, только учти, мои настроены на четыре на тридцать, а твои четыре на тридцать пять.
  - Ничего, возьму твои, своими присыплю сверху, никто не заметит, подумают на складе ошиблись. Так я беру, - сказал Дима, отходя в сторонку.
     Фрезу на станке опять заклинило гнутой заготовкой. Электродвигатель надрывно гудел от повышенной нагрузки, сломанное реле не позволяло ему дать задний ход и выбросить бракованную заготовку самостоятельно. Дима подобрал проволочку оставленную Геной и ткнул в то место, куда он показывал. Противно завизжала освобожденная фреза, проволочка соскользнула по гладкой, маслянистой поверхности жестянки и попала на контакт.
      Руку мощно отбросило вверх, проволочка с обугленным кончиком улетела далеко в сторону. Удар тока оказался настолько силен, что Дима почувствовал дружный, обвальный спазм всех внутренних органов. Они все, до единого, пульсировали мелкой, вибрирующей дрожью. Чувствительность ног, пропала вообще. Дмитрий ощущал себя только до пояса, корень языка свела судорога, а мозг будто засыпали толстым слоем горячего песка.
       Онемевшими ногами, Дима сделал несколько шатких шагов, «Прилечь, срочно прилечь. Только как я дойду? - подумал он. –Уж как- нибудь».
       Дмитрий доковылял до раздевалки, нашел свободное место на лавках и лег. Вокруг билось о стены громкое храпение коллег. Они тоже не могли ходить после ужина с домино и остались ночевать на производстве.
      Тело понемногу успокаивалось, но в ушах не утихал тонкий, комариный, пронзительный звон. Ноздри уловили слабый запах дыма, Дима приподнял голову, неужели кто-то из лежащих, проснулся и курит? Нет, все лежали вповалку как трупы.
      «Может это я от удара током, начал дыметь» - подумал Дима, обнюхав рукав спецовки, нет, она пахла только маслом. В запыленное окошко начал пробиваться красноватый свет. «Рановато для рассвета», - мелькнула следующая мысль и Дмитрий, с трудом поднявшись, посмотрел в окно.
     Цех пылал изнутри, а люди высыпали наружу. В небо поднимался плотный вал дыма, закрывший над заводским двором небо. Внутри цеха негромко бухнуло, и длинный ряд верхних стекол высыпался наружу. В бушующем море огня, станки продолжали греметь, выпуская никому не нужную продукцию. Выбегая наружу, никто наверно просто не подумал дернуть за рубильник.
      От третьего «бизона» во двор, протянулась тонкая, далеко бьющая, струя горящего масла. Она точно попала на штабель ящиков с готовой продукцией, приготовленной на отправку заказчику.
Свободное пространство под поддонами помогло притоку свежего воздуха. Ящики вспыхнули как новогодняя елка. Такое количество открытого огня требовало для жизни массу кислорода. Уносимый вверх раскаленный воздух, создал в совершенно безветренном дворе изрядный сквозняк, лица людей освещались огнем, а в спины начал поддувать прохладный ветерок. По сравнению с теплом пожара, знойный летний воздух, казался необычно холодным.
     В открытые заводские ворота, оглушая визгом, мигая синими огнями, с ревом заехали две пожарные машины. За ними проползла «Вольво» директора.
      Директор и главный инженер вышли из машины и спрятались от нестерпимого жара за дизельным погрузчиком, косо брошенным посреди двора. Два десятка людей, работавших в третью смену, сразу окружили начальство плотным кольцом.
      Сквозь пламя, пробилось несколько ярко белых вспышек, похожих на блики электросварки, шум станков сразу прекратился и фонари освещавшие двор погасли.
       Огонь из цеха пробрался в открытые двери раздевалки, теперь горела и она, хотя, в общем, гореть там было нечему. Вероятно, горящее масло перехлестнуло через низкий порожек и теперь спокойно пылало, покрыв тонким слоем загаженный кафель.
       Двое пожарных пробрались через толпу окружившую начальство. Их машины отъехали подальше от цеха, тушить пожат никто не пытался.
      Между пожарными и начальством завязался неожиданно спокойный, можно сказать задушевный, разговор. Сразу родилась рабочая версия, дескать, пожар возник в результате самопроизвольного повреждения электропроводки, вблизи ящика с отработанной ветошью. Подручные средства пожаротушения, находившиеся в цеху, не смогли справиться с быстро распространяющимся огнем. Вероятно, имелись в виду ящики с песком и огнетушители, висевшие возле каждого станка, которых не было и в помине. Что и привело к быстрому распространению огня. Дружно одобрив такую трактовку случившегося, начальство и пожарные радостно закивали головами. На свет появились бумаги, их разложили на капоте легковушки.
      Через несколько минут от начальствующей группы отделился главный инженер и сообщил народу свежую, до оторопи новость:
  - Завтра с утра, пожалуйста, все явитесь в отдел кадров, - попросил он. – Как видите, ваше рабочее место догорает. Перевести вас на другое рабочее место мы не в состоянии, у нас попросту нет вакансий. Так что весь коллектив цеха увольняется в связи с сокращением штатов. Кто хочет, может не отрабатывать два месяца. Трудовые оформим моментально. Кто еще на что-то надеется, может остаться для ликвидации последствий пожара. Оплата – голая ставка! Сами понимаете, премию брать не откуда, похоже мы теперь ничего не выпускаем.
      Люди возмущенно загудели.
  - Без возражений, - сказал главный. - Расчетные и компенсацию сразу на руки, не волнуйтесь. Задержки не будет, с самого утра отправим кассиршу в банк. А теперь расходитесь по домам!
  - Далеко добираться, а транспорт не ходит, - произнес одинокий голос.
  - Можете подождать до утра, никто вас в шею не гонит. Кстати, осмотритесь, вся третья смена здесь? В цеху никто не остался?
  - Вроде все, - нестройными голосами сообщили работяги.
  - Вот и хорошо, хватит с нас одного бригадира. Желаю вам огромных успехов на новом месте работы. Вы все специалисты, за ваше будущее я не волнуюсь, - утешил главный инженер оптимистически, теперь заботы о невыполненном заказе его не тревожили.
      Дима потрогал карманы, ключи от квартиры на месте, часы на руке, деньги в нагрудном кармане. Порядок! Мышцы живота свела слабая судорога, и от неприятного ощущения просветлело в глазах. «Хорошо, что меня сегодня током не добило, - подумал он. – А то пошел бы вслед за бугром, на другую сторону бытия. Приятного мало, еще можно сказать и не жил. Обстоятельства, в рот бы им кило печенья. И теперь еще домой пиликать на своих двоих, добрых шесть километров. И это после удара током, с поломанными ребрами. Понятно, негатив. А с другой стороны, хотел бросить завод, а он, оказывается, бросил меня, вот и надейся после такого на производство.  Творят что хотят - это позитив! Значит, впереди меня ждут перемены к лучшему. Лишь бы милиция в таком виде не задержала, а то еще схватят, как убежавшего поджигателя».
        Дима снял промасленную курточку, незаметно бросил ее поближе к горящим ящикам и придирчиво осмотрел себя. Рабочие ботинки блестели от масла – нормально. Дырявая футболка, кому какое дело, вид летний, вполне соответствующий сезону. Не желая ждать дальнейшего развития событий, выслушивая сетования товарищей о будто бы погибших сегодня в раздевалке, мнимых ценностях, Дима первый пошел в сторону открытых ворот. За его спиной, в толпе, продолжались скорбные рассказы. Создавалось впечатление, что неожиданный пожар унес у рабочих, весь фамильный запас драгоценностей, бережно собираемый, еще со времен правления Владимира Красное - солнышко.
 Троллейбусы еще не ходили, а на такси, то и дело мелькающие на дороге, денег было жалко. «Интересно складывается жизнь, - подумал Дима. –Похоже, она хочет поставить меня на колени, прямо на рельсах, с которых я не могу выпрыгнуть. Да! Если внезапно не прилетит вертолет успеха, и не возьмет меня в светлое, безоблачное будущее, то сам пойду навстречу поезду. Хватит играть с обстоятельствами в кошки-мышки».
       Уже возле родного подъезда у Димы опять начала отчаянно болеть голова. Он открыл квартирную дверь, прямо на пороге снял рабочие штаны, ботинки и драную футболку, прицелился, и удачно забросил мятый ком в мусорное ведро. Дима твердо помнил, что в морозилке лежит непочатая бутылка промороженной водки. Он налил себе пол стакана, внимательно, с удовольствием наблюдая за вялотекущей, тягучей струйкой, неторопливо сглотнул, одним махом выпил водку, запил водой из-под крана и лег спать.




                ГЛАВА  40.
                ЛЕКАРЬ.
       Ровно в шесть утра часы на кухне отбили свои положенные шесть раз и Валериан Семенович, по привычке открыл глаза. В восемь ему уже не сиделось на месте, хотелось действовать. Он вспомнил о любимой птичке, забытой на дереве и, придя к выводу, что та до вечера не сдохнет, перепаковал сумку, набрал в бутылку свежей воды. Завтракать ему не хотелось. Ясное небо однозначно указывало, что и сегодня день будет не прохладней вчерашнего.
        Подкрепившись стаканом томатного сока, старик вышел из дома. На улице почти никого не было, парочка собачников выгуливала своих любимцев, а народ старался этим субботним утром, наверстать упущенное за неделю, таковое большинство еще не поднялось с кроватей. Из открытых кое-где кухонных форточек, доносилось шипение сковородок. Хозяйки, поднявшиеся раньше всех, готовили завтраки своим домашним.
       Пока Валериан Семенович дошел до троллейбусной остановки, план на первую половину дня у него в основном сложился. Основой послужила череда свежих, ярких ночных снов, среди калейдоскопа видений красной нитью проходило простое слово – музей. Если в окрестностях города и раскопали что-нибудь новенькое, то там обязательно должны были знать. Сообщение о недавних находках еще не успело попасть в местную прессу, а в разговоре люди могли и похвастаться, так что, путь лежал прямиком туда.
           Двухэтажный старинный дом, выделенный горсоветом, последние десять лет служил краеведческим музеем. Он стоял далеко не на главной улице, так что само собой посетителей он привлечь не мог. Это с первого сентября туда тянулись реденькие ручейки школьных экскурсий, а в основном штат сотрудников занимался своим, скрытым от окружающих делом. Чем конкретно, никто не знал.
         Валериан Семенович подошел к главному входу, потрогал большую, деревянную дверную ручку, оказалось заперто. Тогда он решил пройти через смежный двор и попасть к запасному выходу. Эта дверь оказалась открытой настежь. На небольшом порожке, в окружении каменных скифских идолов загромождавших двор, восседала толстенная бабища, по виду уборщица или, в крайнем случае, вахтерша.
  - Здравствуйте, - сказал старик.
  - Музей закрыт на ремонт. Приходите осенью.
  - Да я уже заходил с той стороны, но объявления не увидел.
  - Хулиганы сорвали, бродит по улицам разная сволочь. Вам чего надо?
  - Мне бы поговорить с кем-нибудь из сотрудников. Мне надо посоветоваться. Если никого нет, дайте, хотя бы телефон. Мне все равно кого, лишь бы ваш сотрудник.
  - Все в отпусках, может Глафира Петровна вам поможет? Глафира Петровна! – заорала толстуха в коридор. – Сейчас она выйдет, пишет научный труд о нетрадиционной иконе местного письма, так говорят.
          На пороге появилась полненькая сорокалетняя женщина в толстых роговых очках, длинные волосы собраны в хвост на затылке, она близоруко щурилась.
  - Вот человек хочет с вами поговорить, - добавила вахтерша.
  - Проходите, только заранее извините, после девяти я ухожу.
  - Как бы вам поточнее сказать, я не хочу понапрасну отнимать у вас время, - старик замялся. – Меня интересуют мои, так сказать, предки. Я понимаю, мне, наверное, лучше сначала обратиться в архив. Но как я могу растолковать людям, если я сам конкретно не знаю, что искать?
  - А поподробнее.
  - Дело в том, что в нашей семье, из рода в род передается предание, будто бы наш предок пришел на эту землю, откуда-то с севера. Это было еще до Петра, скорее всего при Алексее Михайловиче, и поселился здесь в диком поле. По пути он взял себе в жены киевлянку и с тех пор, вот уже больше четырехсот лет на этой земле и живет наш род. Я последний. После меня никого нет. У меня сохранились некоторые документы девятнадцатого века, и даже парочка пергаментов, так сказать семейное достояние, и, если я умру, мне хотелось завещать все свои бумаги нашему музею.
  - Мы будем очень рады, нам очень редко попадается, что-нибудь действительно достойное. А не могли бы вы найти время и записать свое семейное предание. Мы собираем такие свидетельства с большим удовольствием, иногда именно они, заметно дополняют документальные пробелы.
  - Возможно, вы и правы, я займусь этим делом на досуге, но меня интересует другое. Могилы своих дедов-прадедов я знаю, но вот раньше, как говорят, следы канули в лету, хотелось бы побродить по земле предков так сказать. Вы не знаете, где в нашем городе находится самое старое поселение, может быть, его основал мой далекий предок.
  - Всех поселений, конечно, мы не знаем. Лучше сделаем вот как, пойдемте со мной, - Глафира Петровна повела старика через длинную анфиладу комнат, увешанных и уставленных разными экспонатами, начиная от старинной прялки и вплоть до ржавого нагана, бережно соблюдавшегося под толстым стеклом.
        Центр последнего зала занимал огромный макет древнего города. По бокам красиво стояли башенки, кусками битого зеркала выложили речку, по обеим сторонам реки, за деревянными стенами стояли игрушечные домики, стилизованные под старину.
        Глафира Петровна взяла в руки указку, и ее кончиком, окрашенным в ядовито-красный цвет начала тыкать в макет и рассказывать:
  - С северной стороны поселений как таковых не найдено. Вот посмотрите сюда.
      Указка переместилась к краю макета, где стояли зеленые пенопластовые зубчики, изображавшие лес.
  - Сейчас этого леса нет,- продолжила она. – Тут находится территория современного мясокомбината, а вот посмотрите, сразу за ней бывший алебастровый рудник. Конец восемнадцатого, начало девятнадцатого века. Там велись раскопки бригадой археологов из центра.
  - А откуда, вы говорите, были эти археологи?
  - Точно не помню, но, по-моему, из столицы. Ничего особо ценного они не нашли, а скифские бабы, вы их видели во дворе, им не нужны. Это явление распространенное, у них такого добра уже хватает, так сказать, находки оказались не востребованными. Еще, на юге, современное название – Рачья балка, нашли предметы времен неолита. Но я думаю, даже для вашей самой древней родни это несколько далековато, - она рассмеялась.
  - Большое спасибо, так вы говорите за мясокомбинатом?
  -Да. Знаете старое кладбище?
  - Конечно, знаю.
  - Слева от него проходит дорога. Других там нет. Справа кладбище, а слева дорога уходит наверх в посадку, Дальше бывшие алебастровые рудники, осторожнее там, их давно уже нет, остались одни провалы. Если пойдете в ту сторону, будьте очень внимательны, там иногда земля сама садится. И вот примерно около километра по этой дороге, справа останется посадка, а слева, несколько курганов. Найти, вы там ничего не найдете, а потопать по земле предков у вас получится.
  - Огромное спасибо, просто огромное, вы мне так помогли. Подождите минуточку.
      Старик, со всей возможной скоростью, добежал до ближайшего магазина, купил самую красивую шоколадку, вернулся и торжественно вручил собеседнице. Та, по-видимому, не привычная к таким знакам внимания, вертела в руках мягкую плитку. Уже глядя Валериану Семеновичу в след, она поджала губы и, почему-то, тяжко вздохнула. Нетрадиционная живопись ей на ум уже не шла.
.
                ГЛАВА  41.
                АЛЕКСЕЙ.
Алексей шел по узкой улочке, застроенной унылыми одноэтажными домами, с низкими фундаментами и маленькими окнами. Эта улица была не асфальтирована, даже не засыпана щебнем и во время любого дождя превращалась в рыжее глинистое болото. Сейчас луна светила неярко, фонари не горели, в окнах домов было темно. Из-за высоких, глухих заборов лаяли собаки, лаяли больше для того, чтобы избавиться от страха перед чужаком, а может, их беспокоил идущий от Алексея запах свежей крови.
Алексей не беспокоился, мало кто, решиться выйти на лай собаки в час ночи. Неизвестно, что там,  за родным забором. Пока не лезут во двор, людям ни до чего нет дела. Алексей обходил пятиэтажный микрорайон глухими улицами и переулками, решив попасть в свой двор со стороны противоположной выходу к троллейбусной остановке. Где-где, а на остановке он здорово наследил, засветился по полной программе.
Отойдя подальше, Алексей достал нож и разрезал на широкие ленты уже пропитавшуюся кровью куртку. Кое-как перевязавшись и бережно ощупав распухшее плечо, он понял, что пуля осталась внутри. Идти было не к кому, да и не хотелось никого впутывать. Он знал старое правило: хочешь попасться – найди себе подельника.
«Надо идти домой, - подумал Алексей. – Надо вытаскивать пулю. Теперь ясно, почему сопляк не выходил из троллейбуса, к выстрелу свой самопал готовил, сука. Все-таки, что это за парни были? В любом случае, менты теперь весь город на уши поставят».
Алексея не беспокоило состояние парней. В конце драки он начал было жалеть их, и слегка испугался собственной жестокости, но после выстрела считал свое поведение почти гуманным.
«А что было бы, если вместо меня оказался кто-то другой, какой-нибудь пенсионер, или тот же хлюпик с девчонкой? Что было бы? Прихлопнули бы как комара, и еще бы поиздевались для смеха. Хилый, стрелял, паскуда, без малейших сомнений…Того, в троллейбусе, я, наверное убил…Да, стал ты, Леша, на путь смерти… Блин, да что за высокие слова? Путь смерти. Мы все на нем с самого рождения и только нему и идем. Рождается человек – мы говорим: начинает жить, а на самом деле, он начинает умирать. Кто сказал, что человек живет восемьдесят лет? Человек умирает все эти свои восемьдесят лет. Медленно, год за годом, к старости все быстрее…А эти прямо таки напрашивались. Рано или поздно шутки заканчиваются. Не я, так кто-нибудь их бы успокоил…»
Размышляя таким образом, под лай собак, Алексей вышел к своему двору. Он остановился в расплывшейся лунной тени, под старой абрикосой, на которую лазил еще в детстве, и, удвоив внимание, стал вслушиваться в ночной город.
Прислонившись спиной к шершавому стволу, Алексей простоял больше часа. Погасло уличные фонари, городское начальство видимо считало освещение улиц после двух часов ночи занятием бестолковым. В домах гасли последние освещенные окна. Микрорайон спал.
Во дворе не было заметно ничего необычного. Среди машин, припаркованных на ночь возле подъездов, незнакомых не было. Пешеходов тоже не было, людей в милицейской форме тоже. Плечо продолжало распухать, да и лицо чувствовало себя не лучше. Наконец, Алексей решился. В меру сил, спокойной походкой, он пошел в сторону своего подъезда, но прошел мимо, осматриваясь. Все было тихо. Никто не заметил разбитое лицо и бесформенную окровавленную повязку на левом плече.
Алексей достал нож и, ожидая нападения, поднялся на свой этаж. Но нет, все было в порядке. В квартире тоже. Не включая свет и стараясь не шуметь, Алексей взял на кухне аптечку; в кладовке, в своем ящике с инструментами пинцет; в швейной машинке жены ножницы и пошел в ванную. Клацнув выключателем, Алексей невольно зажмурился. После темноты в квартире лампа светила особенно ярко. Когда он открыл глаза, из зеркала на него смотрел окровавленный монстр с разбитым распухшим лицом, плечо и левый бок покрылись бурой коркой свернувшейся крови.
Алексей постоял, глядя на себя, потом вышел из ванной, снова пошел на кухню, задернул занавески и открыл холодильник. Достав початую бутылку водки, он выпил, не наливая в стакан и не закусывая. Вернувшись в ванную, Алексей включил слабым напором теплую воду, набрал синее пластмассовое ведро и развел в нем марганцовку. Темно-розовым раствором аккуратно смыл запекшуюся кровь с лица и ладоней.
Взяв ножницы, Алексей разрезал импровизированную повязку на плече. Боль усилилась. Повязка присохла, и ее пришлось отмачивать марганцовкой. Сделать все чисто не получилось: снова, тонкой струйкой потекла кровь. Не теряя времени, Алексей обработал йодом пинцет и кожу вокруг темно-красной дырки в плече. Взяв в зубы полотенце, и задержав дыхание, Алексей решительно ввел пинцет в  рану. Шесть секунд, показавшихся вечностью, и все.
Держа пулю пинцетом, Алексей промыл ее под струей воды. Так и есть: стандартная мягкая пуля для мелкокалиберной винтовки. Во время учебы, Алексей часто стрелял патронами с такими пулями. В его школе был отличный тир.
Приготовив тампон из ваты и бинта, Алексей залил рану перекисью водорода и уверенно ее забинтовал. Сняв с себя все, он с несказанным удовольствием  принял душ, стараясь не мочить повязку. Водка, выпитая на голодный желудок, действовала: боль исчезала. После душа, там же в ванной Алексей всыпал себе в рот пару таблеток анальгина и штук пять тетрациклина, антибиотика. Все это он запил водой из под крана, и уже ни о чем не беспокоясь, по-прежнему не включая свет, пошел в спальню.

Проснувшись, Алексей улыбнулся. Так приятно лежать у себя дома, в своей постели и думать, что сегодня выходной. Тем более приятно, что вскоре это все закончится, и, скорее всего, не будет ни дома, ни постели. Слишком много уже сделано. Но сделано не все, надо вставать. Как он вообще решился вернуться домой, Алексей не понимал. Стоит посмотреть из окна в спальне и вот он, недостроенный магазин, теперь, обыкновенная яма с телами убитых бомжей, похороненными под строительным мусором. Чем он думал?
Он даже спал раздетый. Расслабился полностью. Ладно, не пришли ночью, не придут и утром. Алексей пошел в ванную и перевязал рану свежим бинтом. Глянув в зеркало, он несказанно удивился: гематомы на лице исчезли, да и рана на плече выглядела очень неплохо, практически затянулась, воспаления почти не было. Алексей не удивился, в мире, где появился колокольчик, все может случиться. Интересно одно: где предел, насколько хватит сил?  Он надел свежее белье. Поджарил яичницу на сале, заварил чай и с аппетитом позавтракал. Все, произошедшее за последнюю неделю, в это утро было забыто.
 Дома хорошо, но надо уходить.  Алексей  посмотрел на градусник, прибитый за окном, поднял глаза на чистое утреннее небо: день будет жаркий. Одел другую, взамен испачканной кровью, спортивную куртку. Стараясь не задеть рану, нунчаки засунул в левый  рукав, снова прибинтовал к голени нож. Подойдя к двери, он прислушался, хотя прислушиваться было бессмысленно. Если его ждали, то все будет тихо.
Алексей открыл дверь и шагнул на площадку. Ничего. Все в порядке. Захлопнув дверь, он шагнул к лестнице. Вдруг щелкнул замок в соседней квартире. Алексей  мгновенно остановился и напрягся как струна. Но вместо ОМОНа из  квартиры напротив появилась нечесаная седая голова соседа. Появилась она вместе с тошнотворным запахом кошек, пищевых отходов и дыма дешевых сигарет. У соседа было сморщенное лицо опытного алкоголика. Все звали его дядей Васей, пока не спился, он работал на кроватном заводе токарем.
- Здравствуй, Леха, - начал разговор сосед.
- Здравствуй, дядя Вася, - сказал Алексей и хотел идти, но сосед удивил его вопросом:
- Ты куда это, на хрен, блин, собрался?
Дядя Вася обычно вел себя тише воды, услышав заданный таким тоном вопрос, Алексей, удивился и заинтересовался.
- На работу, куда же еще? – весело ответил Алексей.
- Ага, на работу. В выходной день?
- Да, я часто по воскресеньям работаю.
- Хорошо ты, Леха, работаешь, что тебя менты ищут.
- Какие менты,- поднял брови Алексей.
- Известно какие, которые садят, но не картошку.
Как ни странно, Алексей успокоился, он был готов к тому, что его будут искать, но если бы он охранника убил, то засада была бы точно, а так, скорее всего, только телесные повреждения.
- Дядя Вася, ты ж меня знаешь, я ведь всю жизнь по закону прожил.
- Прожил, не прожил, а ведь они зря не приходят.
- Ладно, дядя Вася, ты извини, мне некогда, пеший лешему не товарищ.
- Леха, погоди. Скажи, ты электриком, вроде, работаешь?
- Нет, связистом.
- Точно! Связистом! Значит, ты лучше всех понимаешь: телефон это сила! Набираешь две цифры, ноль и два. И до свидания. Прав - виноват, в ментовке уже ничего не докажешь.
« Вот как?- подумал Алексей.- Ну ты и сука, пень старый!», а вслух сказал:
-  Ты дядя Вася сильно не дави, сломаешь. Погоди звонить-то, договоримся, может быть? Пару пузырей запросто выставлю.
- Извини, наверное, нужен ты ментам,- дядя Вася с ехидной ухмылкой развел руками, решив набить цену.
« Ну, тогда, сволочь, стой как стоишь»,- подумал Алексей, нанося удар рукой в солнечное сплетение алкоголика, по-русски, под дых. Тот сначала согнулся, после упал на колени, тщетно пытаясь сделать хотя бы маленький вдох. Алексей выхватил из рукава нунчаки и с оттягом хлестнул ими по  грязному  затылку соседа. Дядя Вася, как застреленный  из «ТТ» китайский коррупционер, ткнулся лицом в облицованный коричневой керамической плиткой пол лестничной клетки. Алексей спрятал нунчаки, взял его за ноги и, стараясь не дышать удушливой вонью, втащил в квартиру.
- Добить тебя, что ли?- негромко спросил у  неподвижно лежащего тела Алексей. – Ладно, хватит на первый раз, останешься жив - запомнишь.  Леша  вышел, закрыл дверь, вытер носовым платком дверную ручку и пошел вниз по лестнице.

Алексей подошел к подъезду экстрасенса. На лавочке сидела какая-то старушка. «Соседка, но, другая»,- решил Алексей и направился к ней, чтобы спросить: не видела ли она Валериана Семеновича. Подходя, он почувствовал смутную тревогу. Старушка подняла голову, и Алексей похолодел: на него, небесно-синими глазами, смотрела женщина, встреченная вчера в электричке.
Он резко сунул руку в рукав за нунчаками.
- Леша, Леша. Пора становиться умнее. Я тебя давно уже здесь жду, ты дома дрыхнешь, а теперь еще за палки свои хватаешься. Стыдись, молодой человек, - женщина улыбнулась.
- Ты кто?- прямо, даже грубовато спросил Алексей.
- Со стариками надо на «Вы». Я думала, Леша, ты лучше воспитан.
- Что вам надо?
- Не мне надо, а тебе. Твоя жизнь наперекосяк пошла. А я? Я просто давно живу, многое видела, еще больше слышала. Я хочу помочь.
- Мне?- с иронией спросил Алексей.
- Тебе,- спокойно сказала женщина. – Тебе и еще одному человеку.
- Что вы знаете об экстрасенсе?- прищурив глаза, хрипло произнес Алексей.
- Я знаю, что когда колокольчик звонит, всем плохо. Что люди гибнут. Этой вещи место там, где ты ее нашел. В могиле. Я стараюсь, чтобы все стало, как раньше.
- Интересно, как ты оживишь моих бомжей?- презрительно скривив губы, спросил Алексей.
- Не только их. Еще двоих. Вчера, на остановке. Тут рядом. Помнишь?
- Я думал, что одного, – опустив голову, Алексей смотрел на грязный асфальт.
- Пойдем,- сказала старуха. Ни о чем не спрашивая, Алексей пошел за ней.
Она встала и бодро зашагала к остановке маршруток. «Хорошо, что не к троллейбусам»,- с облегчением подумал Алексей. Они дворами прошли к остановке и, совсем недолго подождав, сели в обшарпанную желтую «Газель». Ехали молча. Только, когда вышли в центре города, женщина попросила:
- Леша, угости бабушку мороженным.
Алексей купил ей пломбир, себе фруктовое.  Через пять минут они сели на старенькую скамейку  в уютном скверике. Из него была отлично видна стоянка такси и автостанция. Чуть правее,  ярким цветным пятном, выделялся рекламный щит автозаправочной станции.
- Что дальше? - устало спросил полностью растерявшийся Алексей.
- Дальше – подождем, – спокойно сказала женщина.
- Чего?
- Чего?- повторила она. – Твою судьбу.
- И какова она?
- У тебя судьба воина, больше не знаю, - вдруг устало и мрачно сказала женщина. – Только я тебя прошу, ты постарайся.
- Постарайся что?- раздраженно повысил голос Алексей.
- Верни колокольчик, откуда взял. Пока он в мире - всем плохо.
- Его сначала найти надо.
Женщина промолчала. Следующие девять минут они просидели молча.
- Иди, - внезапно изменившимся, ставшим похожим на мужской, голосом сказала женщина.- У тебя будет помощник.
- Какой помощник?- оторопел Алексей. – Куда идти?
Не отвечая Алексею, женщина поднялась и указала дрожащей рукой на дорогу. К автостанции подъезжал автобус, обычный ЛАЗ, с двумя синими полосами на бортах кузова. На лобовом стекле автобуса висела неказистая табличка с надписью «Центр-Мясокомбинат».  В автобусе ехало зло. Алексей почувствовал себя так, будто его ударили ледяным кулаком в грудь.
- Иди же!- крикнула старуха.- Закончи то, что не закончил твой предок.


                ГЛАВА  42.
                ЛЕКАРЬ.
      Валериан Семенович дошел до остановки, дождался автобус и поехал в сторону мясокомбината. Если научная сотрудница не соврала, можно было поискать свежий раскоп и там осторожно пошарить. Недавние следы обязательно укажут место.
Через пятнадцать минут старик вышел из автобуса. Прямо перед ним возвышались уродливые бетонные корпуса мясокомбината. Повинуясь непонятному предчувствию, колдун купил в ларьке бутылку водки и несколько пластиковых стаканчиков. Водка – валюта очень твердая, всегда может пригодиться. Повернувшись направо, Валериан Семенович увидел неширокую асфальтовую дорогу. Она отходила от главной трассы и, огибая старое кладбище, поднималась на невысокий холм. Правда, за кладбищем асфальт заканчивался и, дорога желтой глинистой полосой терялась в рукотворном перелеске, покрывавшем всю вершину холма. « Вот туда мне и надо», - удовлетворенно подумал экстрасенс.
Солнце поднялось высоко, идти было жарко, колокольчик больно давил на ногу. Валериан Семенович шел, опираясь на палку и поминутно промакивая пот на лбу большим носовым платком.
Дойдя до кладбища, старик остановился. Оно не было похоже на строгие  кладбища больших городов. Здесь было, на удивление много красиво цветущих декоративных кустов и больших старых деревьев, покрывавших тенью почти всю территорию. Издалека кладбище казалось зеленым тропическим островом в море жаркой летней степи. Между могильными памятниками в изобилии стояли лавочки и столики, выкрашенные преимущественно в голубой и синий цвета.
Валериан Семенович с выдохом опустился на лавочку с удобной спинкой, стоящую в тени большого красивого клена, радующего глаз сочными темно-зелеными листьями. Глядя на имена и фотографии мертвецов, выбитые на памятниках, экстрасенс думал о своем. Вспоминал деда, очень давно умершего и, стараниями сельского священника, похороненного за кладбищенской оградой. Семья ничего не смогла сделать, дела деда, колдовавшего по-черному до самой смерти, говорили сами за себя. Все село знало, что в их доме пришлось рубить потолок и крышу. Без этого, страшно мучавшийся старый ведьмак просто не мог умереть. Но и священнику не повезло. Через год он сгорел вместе с деревянной сельской церквушкой. Как это случилось, никто не знал, но люди волновались. Шли страшные слухи.  Юному Валериану и всей его семье пришлось из села уехать. У отца силы и таланта к колдовству не было, а Валериану уроки деда в жизни помогли и вели сейчас к еще не виданной в современном мире силе и власти. Вдруг вспомнилась Марьяна. Ее бабка была белой колдуньей и часто вставляла палки в колеса мрачным делам Валерианова деда, однако, решающего перевеса не было ни у кого. «За тобой уже вышли», - не к месту вспомнились Марьянины слова.
- Нет, теперь все, по-моему, будет,- злобно прошипел экстрасенс. Привстав, он достал из кармана брюк колокольчик и, словно повинуясь чьему-то приказу, позвонил. Мир вокруг стал оранжево- черным негативом, ощутимо вздрогнула кладбищенская  земля. Через секунду все стало на свои места, успокоившийся колдун спрятал колокольчик.
Сзади послышались шаркающие шаги. Колдун обернулся и увидел медленно идущего к нему человека. Это был пожилой мужчина, примерно одних с колдуном лет. Он шел без палочки, но был очень сутулым, почти горбатым. В руке незнакомец держал свернутые ленты брезентовых ремней, на таких ремнях обычно опускают гробы в могилы.
Валериан Семенович без труда узнал этого человека. Это был Петрович, кладбищенский смотритель, начальник и сторож в одном лице. Экстрасенс несколько раз видел его, когда присутствовал на похоронах своих пациентов. Все называли его именно так, без имени, просто Петрович. Личностью Петрович был колоритной, часто был матерно, до удивления, груб, но после налитой стопки смягчался. Хотя работу свою делал хорошо, иногда даже с чрезмерным рвением. Он  очень сильно, до переломов, избивал бомжей, пытающихся украсть и сдать на металлолом оградки могил и сделанные из листового металла старые ржавые памятники.
- А ну, бомжара, вали отсюда… твою мать, здесь тебе… не парк отдыха, - начал разговор в своем любимом стиле Петрович.
 Знавший о таких «великосветских» манерах Петровича, колдун абсолютно не растерялся и уже в своей, подчеркнуто вежливой манере сказал:
- Здравствуйте, Петрович. Как видите, я совсем не бомж. Пришел сюда жену покойницу проведать, могилку поправить, если надо. Жена моя, царствие ей небесное лежит здесь в земле сырой. Не хотите помянуть ее со мной, выпить за упокой души ее?
Петрович, прищурившись, посмотрел на колдуна. Вроде все верно, одет посетитель прилично, разговаривает вежливо.
- Ну, угости, если есть. Помянем человека.
Колдун достал из сумки бутылку «Посольской», два маленьких одноразовых стаканчика и расставил их тут же, на небольшом синем столике. «Пригодились-таки», - подумал он, довольный своей предусмотрительностью. Отвернув крышечку, колдун разлил водку, себе мало, грамм двадцать, а Петровичу полный стаканчик.
- Нельзя мне больше, язва у меня, да и жарко сегодня, - как бы оправдываясь, сказал колдун.
- Ну, давай, пусть земля ей будет пухом, - не теряя времени, сказал Петрович.
Они, не чокаясь, выпили. Петрович страшно скривил лицо, словно пил кислоту, достал из кармана конфету, не разворачивая, поднес ее к носу и с силой вдохнул в себя воздух.
- У-ухх, хорошая водка. – С уважением сказал Петрович.
Они выпили еще дважды. Процедура с конфетой повторялась. Разговор начался сам собой, у Петровича развязался язык, он начал рассказывать колдуну о своей работе, о нравах местных жителей, о погоде и огурцах в огороде. Внимательно слушавший экстрасенс решил получить дополнительную информацию и невзначай спросил подобревшего смотрителя:
- Петрович, а кто у вас на кладбище могилы роет? 
- Разные люди, есть у меня бригада постоянная, а бывает, родственники нанимают, или с бывшей работы люди покойнику яму роют. Когда как.
- В городе говорят, что вокруг кладбища кто-то клады ищет.
Петрович развел руками:
- Копают что-то. Но не мои. Молодежь какая-то. Что ищут, хрен его знает.
- А где?
- Да вон там, метров пятьсот. Где посадка начинается. – Петрович махнул рукой, указывая вверх по дороге.
- Петрович, хотите еще выпить? Я налью.
Неожиданно твердым голосом смотритель сказал:
- Нет. За упокой только три раза пью. Больше себе не позволяю. Я на работе. У меня на час дня похороны сегодня. Надо подготовить все. Спасибо, пойду я.
- И вам спасибо за участие, - с притворной грустью сказал колдун.
Петрович скрылся за памятниками, направляясь вглубь кладбища. Валериан Семенович с недоброй ухмылкой посмотрел ему вслед. Заболела нога. Казалось, колокольчик напоминал о себе. Посидев еще немного, старик поднялся и пошел по грунтовой дороге к лесополосе. Вдоль дороги стояли бетонные столбики, окрашенные в белый цвет, с красными верхушками. На боках столбиков виднелись надписи: « НЕ КОПАТЬ! КАБЕЛЬ!»
 «Может, те о ком говорил Петрович, кабель выкапывают?» - мелькнула мысль. Поднявшись выше, колдун увидел вдоль лесополосы с десяток свежих ям, местность выглядела так, будто здесь жили гигантские кроты. Никаких невысоких курганов не было видно вообще. «Интересно, музейная работница хоть раз сама сюда приезжала?»- мелькнула неприятная мысль.  В жидкой тени акаций стояла армейская палатка, расписанная надписями на непонятном колдуну языке. Рядом, совсем без дыма, горел небольшой костер. Вокруг него сидело пятеро молодых парней. Они жадно ели кашу из армейских котелков. В стороне лежали  аккуратно сложенные лопаты. Старик подошел ближе. Один из сидевших, смуглый крепкий парень оторвался от каши и злобно крикнул:
- Иди старик отсюда, нет у нас пустых бутылок! Завтра приходи.
Валериан Семенович громко заразительно рассмеялся. Его, потомственного колдуна, уже второй раз принимали за бомжа. Землекопы с удивлением смотрели на него.
- Спасибо, ребята, за предложение. Только я не бутылки собираю, и не макулатуру. Я травник, травы разные собираю, людей лечу. И дела мне ваши не нужны, у меня и своих полно. А если водички глоточек дадите, спасибо вам огромное скажу. Не бойтесь, у меня чистый стаканчик есть.
Услышав разговор, из палатки вышел полный, с лоснящимся круглым лицом человек. На первый взгляд, ему было около сорока лет. Он был одет в военный камуфляж без погон. В руках человек держал пластиковую пятилитровую бутыль с водой.
- Угощайтесь, - сказал круглолицый. – И, пожалуйста, не обижайтесь на молодежь. Мы здесь всего два дня, а народу успели разного повидать.
- Спасибо за водичку, - напившись, ответил колдун. – Люди говорят, будто вы клады старинные ищете, могилы скифские.
- Так говорят? Интересно. Хотя, вы почти угадали. Мы, на самом деле, ищем могилы. Только не такие старые. Нас интересуют немецкие захоронения времен войны. А скифских могил здесь нет. Когда мы в исполкоме разрешение оформляли, нам архитектор так и сказал. Год назад действительно копались археологи, но вообще ничего не нашли. Здесь только кабель связи вдоль дороги лежит, столбики видели? Но мы там копать не будем.
- А как вы узнали про немцев? И зачем это – прах старый тревожить?
- У фашистов во всем порядок был. И документы есть и карты. Драпали, сволочи,  через всю Европу, а все бумажки сохранили, - хмуро сказал круглолицый. – Родственники хотят перезахоронить погибших у себя, в Германии. Деньги платят. Нашли фирму, а фирма обратилась к нам. У нас военно-исторический клуб. Копаем везде, где бои шли, так что дело привычное. А вы местный?  Может, помните что?
- Нет, я сюда лет десять назад только переехал. Раньше  в Смоленской области жил.
- Тогда вы, наверное, не знаете, у вас в центре города, прямо на месте памятника Ленину, немецкое кладбище было. Могил триста, точно. Умерших в госпитале хоронили. Скорее всего, и там копать будем. Идут переговоры.
- Скажите, а как же наши погибшие, кто их искать будет? Я хоть повоевать не успел, по возрасту чуть-чуть не подошел, а отца при бомбежке убило, - колдун привычно врал без малейших колебаний
Толстяк пожал плечами.
- Время сейчас такое. Деньги все решают.
- Вы правы. Только у немцев деньги на память свою есть, а у нас нет. Спасибо за водичку. Очень уж жарко сегодня. До свидания, не буду вам мешать.
Колдун поплелся по пыльной дороге назад к кладбищу. Его разочарованию не было предела. Где теперь искать прах прежнего владельца? Возле кладбища старик увидел грузовую машину и два больших автобуса. «Хоронят кого-то, наверное, уже час дня», - подумал колдун.
Траурная процессия, неся впереди красный гроб, разноцветной струей потекла вглубь кладбища. Возле автобусов, нетерпеливо переступая с ног на ногу, стояло несколько кладбищенских попрошаек. Они надеялись попасть на традиционные после похорон помины в ближайшей столовой.
Проходя мимо,  Валериан Семенович презрительно посмотрел на грязных, дурно пахнущих людей. Но их запах что-то затронул в памяти колдуна. Через секунду он вспомнил: так пах бродяга, продавший ему колокольчик. Колдун чуть не взвыл от досады. Надо было не по музеям и кладбищам шляться, а просто узнать, где бомж взял священный предмет. Все так просто. Тем более колдун знал, где находится ближайшее к его дому логово бомжей. Черт, как он мог забыть. «Стареешь», - мелькнула неприятная мысль. Ужасно хромая, но, не сбрасывая скорость, колдун бросился к автобусной остановке.

ГЛАВА 43.
                ЛЕКАРЬ.
Не смотря на все старания колдуна, дорога домой заняла около часа. Идея взять такси даже не появилась в его голове. Не смотря на довольно высокий доход от экстрасенсорной практики, Валериан Семенович был скуповат и, часто, просто жаден. Как пенсионер, он имел право на бесплатный проезд в городском транспорте, чем и воспользовался, долго ожидая автобус до центра, а потом и троллейбус до своего микрорайона.
В половину третьего он стоял над развалившимся обиталищем бомжей. Из ямы наполненной битым кирпичом и осколками бетона несло застоявшимся мусором, здесь искать было некого. Не теряя надежды, Валериан Семенович отправился домой. Мельком поздоровавшись с соседками, сидящими на лавочке, он прошел в подъезд.
- Валериан Семенович, к вам парень какой-то приходил,- прокричала ему  вслед одна из соседок.- Мы сказали, что вы на дачу уехали. Колдун остановился, обернулся и спросил:
- На какую дачу?
- Ну, вы же сами вчера говорили, что дача у вас на Красной Горе, и, что туда собираетесь.
- А что еще тот парень говорил?
- Говорил, что договорился с вами встретиться. А что не так?
- Все в порядке, забыл я. А как он выглядел?
- Да обычно, джинсы, футболка, кепка. Лет тридцать, наверное.
- Когда, вы говорите, это было?
- Часа два назад. Я с Архиповной, которая из четвертого подъезда сидела, а потом она за сахаром в магазин пошла, а потом….
- Спасибо вам,- вежливо сказал старик  и пошел наверх.
Плотно закрыв за собой дверь, он выложил колокольчик из кармана брюк на столик с резными ножками, опустился в кресло и, глядя на тускло блестевшее серебро, задумался. Он никому не назначал, но приходил какой-то парень. Дуры соседки направили его на Красную Гору. А если это тот, о ком говорила старая змея, Марьяна? Может да, а может, это совсем случайный человек приходил. Тогда зачем он сказал, что договаривался со мной о встрече. То-то. Времени совсем нет. Надо пошевеливаться.
Валериан Семенович встал, подошел к висевшему на стене небольшому шкафу. Открыл дверцу с прямоугольным китайским орнаментом и достал оригинального вида свечу, изготовленную в виде разукрашенного дракона. Там же лежала непочатая коробка спичек. Колдун поставил свечу  на столик, рядом с колокольчиком, и зажег ее. По комнате поплыл странный, очень густой аромат. Валериан Семенович опустился на потертую кожаную подушку и сложил ноги по-турецки. Теперь его глаза были на одном уровне с пламенем свечи. Серебро колокольчика играло причудливыми бликами. Колдун задышал медленнее и глубже. Проговаривая про себя заклинания, он входил в транс, представляя себе лицо бомжа, принесшего колокольчик.
Ничего. Совсем ничего. Как будто бомж никогда не существовал, мысленный импульс рассеивался в пустоте. Колдун сосредоточился сильнее, напрягся, и вдруг ощутил тошнотворный запах мусора. Подернутое полупрозрачной рябью, перед мысленным взглядом колдуна появилось изображение развалившегося магазина. Валериан Семенович широко открыл глаза. Сделав еще несколько глубоких вдохов, задул свечу. Жизнь научила колдуна доверять своим ощущениям, а они говорили, что единственная ниточка оборвана и сейчас лежит похороненная под слоем строительного мусора. Старик мучительно думал. Как ему быть?
 Ладно, надо делать то, что можешь. Он решил провести ритуал сегодня ночью, без частицы прежнего владельца. Надо овладеть силой драгоценного наследства хотя бы частично, а там будет видно.
Колдун начал собираться, он сгреб из шкафчика почти все флаконы и бутылочки с разноцветными жидкостями, положил их в большую хозяйственную сумку, сделанную китайскими мастерицами из пластикового сахарного мешка. Туда же отправился завернутый в пожелтевшую газету железнодорожный костыль и несколько душистых травяных веников. Колдун завернул в полиэтилен небольшой потертый бубен и, только после этого, сунул в его в сумку. Драгоценный пергамент с описанием ритуала колдун положил в ученическую папку для тетрадей. Валериан Семенович еще раз задумался. Остались ухо, палец, и ехидна. Ухо и палец - вещи скоропортящиеся, их надо держать в холоде как можно дольше. Но ухо лежит в холодильнике у соседки. Что же, значит, пора забирать.
  Соседка была дома и появлению экстрасенса обрадовалась чрезвычайно:
- Ой, Валериан Семенович, как хорошо, что вы пришли. А я компотик свеженький сварила, и печенье у меня есть, вкусное, из песочного теста, да и …..
- Спасибо большое, Галина Ивановна, - сумел вклиниться в монолог соседки старик.- Компота я бы выпил, а насчет печенья увольте.
Компот был прохладным и чудесно утолял жажду.
- Галина Ивановна, вы меня извините, что я вас опять беспокою, но я к вам пришел за своими пельменями. Оказывается, сегодня моя очередь на дачах дежурить. У меня там, в домике, электричество есть, плитка, сварю себе пельмешек на ужин.
- Так я вам еще много чего могу собрать, и борщика налить и сальца отрезать…
- Галина Ивановна, дорогая, спасибо, много ли мне, старику надо. Давайте лучше я к вам завтра, на ужин приду, вот и угостите меня, если настроение будет.
Соседка, расплывшись в доброй улыбке, протянула пакет с пельменями, и, глядя на экстрасенса восторженными глазами, сказала:
- Только вы обязательно заходите, а я уж расстараюсь.
- Вот и договорились, спасибо вам, Галина Ивановна за доброту. До свидания.
- До свидания, - тихо ответила соседка, глядя в пол.
«Дура, - подумал колдун, входя в свою квартиру. – Да и я хорош. Палец у себя в морозилке держу, а ухо у соседки. Разницы то ведь никакой». Оставалась ехидна. Вместо нее, Валериан Семенович решил использовать обычного кота.
 Колдун открыл кладовку, взял с полки электрический фонарик, вышел на кухню и посмотрел из окна вниз. Соседок на лавочке не было, можно идти. Дверь в подвал находилась на первом этаже, она была закрыта на ржавый согнутый гвоздь и серьезным препятствием не являлась. В нос Валериану Семеновичу ударил едкий запах кошачьих экскрементов. Лицо и руки мгновенно облепили огромные подвальные комары. Но колдун, не обращая на это внимания, решительно двинулся вниз.  Котов он увидел сразу. Точнее их глаза. В темноте светилось четыре точки, две красные и две зеленые. Почему глаза у котов светились по-разному, колдун не знал, впрочем, ему было все равно. Осветив животных бледным лучом фонарика, Валериан Семенович бросился к ним. Но охотничья удача изменила ему: коты бросились в разные стороны, а сам колдун поскользнулся на мокром полиэтиленовом пакете и сильно ударился головой о канализационную трубу, проходившую под низким потолком подвала. В глазах вспыхнули искры, было очень больно. Проклиная всех котов во вселенной, колдун поднялся к себе и приложил пакет холодных пельменей к стремительно вспухавшей шишке. Что же делать? Ответ пришел сам собой. Снизу, из-под окна, донесся старческий голос:
-  Ах, вы мои детки, мои маленькие, сейчас добрая бабушка вас накормит!
Вот они, коты. И их кормилица,  полоумная баба Надя из соседнего подъезда. Лучше чем она никто не справится. Колдун бросился вверх по лестнице. Выскочив на улицу, он сбавил скорость и внешне спокойно подошел к бабе Наде.
- Здравствуйте, Надежда Владимировна!
- Здравствуйте, Валериан Семенович.
- А у меня к вам дельце небольшое.
Старуха слегка насторожилась, она была явно не от мира сего, и колдуна почему-то боялась. Она как-то сразу сникла и смотрела на него с беспокойством в глазах.
- Никогда не думал, Надежда Владимировна, что буду к кому-нибудь обращаться с такой просьбой, - сказал старик, как бы колеблясь. – У меня на даче, в домике мыши развелись. Прямо кишат, по полу пройти нельзя. А у вас охотников много, не одолжите мне на ночь котика. И мне польза и коту, покушает мышек вволю.
Сморщенное лицо кошатницы растянулось от удовольствия. Для нее не было большего счастья, чем то, когда кто-то хвалит ее питомцев.
- Отчего не помочь хорошему человеку. Вам когда котик нужен?
- Да прямо сейчас. Я прямо сейчас и поеду, только сумки возьму,- обрадовался колдун.
- Ну, тогда я вам прямо сейчас котика и выдам. Только вы для него сумочку побольше возьмите, не любят мои маленькие тесноты. Кому другому – не дала бы, а вы, человек уважаемый, вам, всегда-пожалуйста.
Валериан Семенович вернулся в квартиру, освободил сумку, с которой ездил на кладбище, высыпал мерзлые пельмени из пачки на стол, завернул  мерзлые палец и ухо в фольгу. Положил в большую сумку. Туда же отправилась папка с пергаментом. Ну, все, в путь.
Баба Надя уже держала на руках белое пушистое существо.
- Валериан Семенович, знакомьтесь, это Василий, охотник хоть куда. Бывало, из подвала крыс приносил, а ваши мышки для него ну просто детская забава.
Они запихнули вялого Ваську в сумку.
- Спасибо, Надежда Владимировна. Завтра к обеду постараюсь котика вернуть обязательно,-  сказал колдун.
- С Богом,- ответила кошатница и пошла к своему подъезду. Она  уже не услышала злобный шепот:
- А вот бог тут совершенно не причем.
Старик пошел к выходу их двора. В одной руке он держал большую сумку  со своим  колдовским скарбом, в другой сумку поменьше, с котом и свою алюминиевую палку. Колокольчик больно давил на ногу, но перекладывать его не хотелось, даже в карман пиджака, не то, что в сумку. Это была сладкая боль. Колдун хотел ее. Он хотел чувствовать, что его будущая мощь здесь, рядом. Он шел к этому всю долгую жизнь. Он потерпит еще чуть-чуть.
Терпеть пришлось почти два часа. Наконец Валериан Семенович притащился  к домику покойного брата, во дворе которого резал ухо жадному торговцу. В домике была небольшая печка, которая с успехом могла заменить очаг, место было тихое и для ритуала подходило как нельзя лучше.
Колдун с радостью заметил висящую клетку и в ней живого и невредимого попугая. Он занес клетку с птицей в домик, достал из кармана пиджака пригоршню птичьего корма и всыпал в клетку, с улыбкой глядя на попугайчика. Потом вернулся за сумками. Кот беспокойно дернулся, зашипел и начал рвать когтями сумку.
- Нет милок, я тебя не для этого столько тащил,- улыбаясь, сказал колдун и сунул сумку в плотный льняной мешок из-под отрубей, лежавший тут же. – Ты только не умирай раньше времени.
Закрыв дверь на засов, старик прошел через комнату с печкой в крохотную спаленку и, не раздеваясь, рухнул на пыльную кровать, застеленную старыми ватными куртками. Он смертельно устал, а для ритуала нужно много сил. «Ничего, до полуночи время есть»,- вяло подумал колдун, и, через минуту уже спал тревожным стариковским сном.
Нечистой силе будильники не нужны. В половине одиннадцатого старик был уже на ногах. Он вышел на улицу и плотно, как только мог, закрыл ставни на окнах. Снова вернулся в дом и закрыл дверь на старинную щеколду. В центре комнаты колдун поставил небольшой стол. На него он выложил несколько мелких широких плошек, и налил в каждую немного душистого масла. Опустил в них  фитили.  Достав из сумки черную краску, колдун изрисовал центр стола понятными только ему символами, напоминавшими смесь иероглифов с арабской вязью. По периметру стола он написал полосу слов, похожих на древнеславянские. Настала очередь печи. Покраснев он натуги, он снял с нее верхнюю чугунную плиту. Теперь колдун мог сложить маленький костерок из своих трав, что он и сделал в полном молчании. Можно было начинать.
Валериан Семенович разделся, голый до пояса прошел к столу и выложил в центр ухо торговца, на него положил палец воина. Рядом положил  железнодорожный костыль. Медленно достав из кармана брюк колокольчик, он положил его рядом. Проговаривая про себя заклинания, колдун зажег огонь в плошках. Комнату наполнил пряный аромат, неуловимо напоминавший сладковатый приторный запах мертвеца. Не останавливаясь, колдун зажег костер и сунул в него два веника из какой-то душистой травы.  Комната начала наполняться едким дымом. А вокруг стола, страшно, нечеловечески ломаясь,  уже плясал колдун, травяные веники в его руках то сыпали искрами, то разгорались ярким огнем, когда он двигал руками особенно быстро. Пепел и искры липли к покрытому потом торсу старика. Наконец, он сунул веники в костер и, взяв со стола костыль, подошел к мешку с несчастным котом. У Васьки не было никаких шансов побороться за свою жизнь. Впавший в транс колдун начал остервенело бить костылем, не вынимая жертву из мешка. Потекла кровь. Торжествующий упырь поднял мешок над столом. Темные густые капли потекли вниз, окрашивая ухо, палец и колокольчик. На улице ударила молния.  Колдун бросил мешок в угол, окровавленными пальцами провел по лицу, оставляя две багровые полосы. Он хотел взять бубен, но почувствовал, что это лишнее. Над домиком бушевала гроза, колдун чувствовал, как в него вливается сила. Сила страшная, враждебная людям. Потом, он как бы поднялся в воздух и увидел с высоты город, кладбище, холм и тот провал, с которого все началось. Теперь он знал. Днем он не дошел до цели совсем немного, ошибку можно было исправить, особенно теперь.
Колдун рывком вернулся в свое тело. Комната была наполнена дымом. Костер и фитили в чашках погасли. Ухо и палец исчезли. На столе остался только колокольчик, абсолютно чистый, блестящий, без единого пятнышка. Не одеваясь, Валериан Семенович вышел из домика. Ночной ветерок приятно охлаждал потный, покрытый пеплом, торс. Вокруг было тихо, никаких следов грозы, ярко светила луна. Только сейчас он понял, как сильно устал. Но, не смотря на это, колдун улыбался.  Теперь он точно знал, что и где искать. Сейчас он отдохнет, а завтра получит свое наследство и будет непобедим. Неудачница Марьяна, прощай!


ГЛАВА  44.
                АЛЕКСЕЙ.
На деревянных ногах Алексей двинулся вперед. Ему казалось, что он движется очень медленно, хотя и старается изо всех сил. Как в кошмарном сне. Вдруг справа прогремел взрыв. На месте автозаправки поднялся в небо огненный шар. Во все стороны летели горящие покрышки. Автобус, на который указала женщина, почему-то стал притормаживать. Время обрело привычную скорость. Алексей бросился через сквер. Белой вспышкой ударил еще один взрыв. На бегу, повернув голову, Алексей увидел почерневшие автомобили, стоящие в лужах горящего бензина. Горела резина, горела краска, в прозрачный летний воздух поднимался, казавшийся огромным, столб густого черного дыма.
Выскочив на дорогу, Алексей чудом уклонился от мчащейся вишневой «Оки». Мелькнула неуместная мысль: «Черт, с таксистами так и не разобрался». Оббежав автобус, Алексей рванул из рукава нунчаки и запрыгнул в открытую переднюю дверь.
В салоне творилось что-то невообразимое. По проходу метались люди и громко кричали, некоторые выли как собаки. Потрясенный увиденным, Алексей на несколько мгновений застыл, машинально вращая нунчаки перед собой.
Сзади раздался пневматический хлопок закрывшейся двери. Автобус рванулся вперед. Алексея швырнуло по салону. Не успев остановить оружие, он натолкнулся на истошно вопящую пенсионерку. Вдруг, с грохотом, на мелкие кусочки разлетелось заднее стекло. Вопли усилились. Чудом, устояв на ногах, Алексей поднял голову и увидел как небольшой старичок с монгольским лицом, почему-то очень спокойно сидящий среди царившего в салоне хаоса, сбрасывал яркое цветное покрывало с предмета, напоминавшего птичью клетку. Медленно, как в страшном сне, ткань сползала на пол, а в душу Алексея вползал страх: в клетке, кроме красивого желтого попугайчика, качался на черном шнурке  матово блестящий колокольчик. Тот самый.
Птичка весело прыгнула и ударила маленьким клювом. Страшный удар всепроникающей боли согнул Алексея. Навалилась слабость и тошнота. Он начал задыхаться. Но через мгновенье страх прошел. «Вот она – моя цель». Алексей выпрямился и шагнул вперед.
Обезумевшие пассажиры, чем попало выбивали окна и, ломая кости, выпрыгивали из автобуса. Вдруг перед Алексеем выросла странная фигура: одноногий мужик в старом грязном пиджаке и облезшей дермантиновой кепке, стоявший на костылях, загораживая проход. Глаза его были широко открыты, но подернутые белесой мутью,  казалось, смотрели прямо в преисподнюю.
Едва Алексей успел удивиться способности одноногого держать равновесие, как тот ударил его костылем слева в голову, а потом ткнул вторым в грудь. Под первый удар Алексей поднырнул. Костыль прошел над головой, сорвав наклеенные на водительском месте объявления. Второй удар по касательной зацепил плечо. Алексей стал рубить нунчаками навстречу ударам. Пенсионер бодро управлялся с костылями, но серьезно попасть по Алексею не мог, хотя, пару раз чувствительно его задел. Сказывались длина костылей и какая-то звериная ловкость инвалида. Но узкий салон все-таки ему мешал. Скоро все ближайшие окна оказались разбитыми.
На задней площадке тоже шел бой. Какой-то незнакомый парень, примерно одних с Алексеем лет, размахивал пожарным топором, отбиваясь от нескольких обезумевших, нечеловечески воющих пенсионерок.
Однако разглядывать по сторонам было некогда. Одноногий по-прежнему держал проход. «Ну, держись, триста спартанцев», - с ненавистью подумал Алексей и, перехватив свободную палку нунчаку левой рукой, отклонил сначала один, а затем и второй костыль, сжав их нунчаками, как пинцетом. Продвинувшись на шаг вперед, Алексей изо всех сил ударил инвалида открытой ладонью в область сердца, и продолжил нунчаками, рубя крест-накрест. Голова одноногого превратилась в кровавое месиво.
Послышался щелчок замка водительской двери. Обезумевший молодой водитель решил покинуть страшное шоу и выпрыгнул. «Неудачно»,- машинально отметил Алексей и, переступив через тело инвалида, продолжил движение к заветной цели. Губительный звон колокольчика отошел в сознании на второй план и теперь звучал в ушах только лишь как досадная помеха в срочном деле.
Оставляя на бетонных бордюрах черные полосы от трущихся покрышек, автобус шел под уклон, чудом оставаясь на дороге.
Старик встал. Выпрямился. Глаза его загорелись черным колдовским огнем. Алексей невольно почувствовал уважение к нему. Колдун поднял алюминиевую стариковскую палку, и, перехватив ее словно меч, топнул ногой, приглашая к бою.
Алексей не заставил себя долго ждать. Крутанув нунчаки над головой он сфинтил, показав ложный удар. Перехватив оружие левой рукой, ударил старика коронным ударом  в голову. Это была ошибка. Алексей совсем забыл о своем раненном плече. Левая рука подвела, удар получился слишком  медленным. Колдун сумел защититься, и, не прерывая движения, рубанул палкой по левому запястью Алексея. Нунчаки упали на пол, разбитая кисть горела огнем.
Выручил незнакомый боец. Он остановил старика, оригинально используя топор. Держа топорище обеими руками, ударил старика поперек туловища. Казалось тому конец, лезвие полоснуло по груди, но колдун сумел остановить удар, и, более того, ударил парня палкой в бок. Незнакомец отшатнулся. Но Алексей здоровой правой рукой уже подобрал нунчаки. Старик увидел это и остановился.
В схватке наступила пауза, но время работало против колдуна. Его соперники сумели восстановиться.
Алексей кивнул парню, тот чудно подмигнул в ответ обоими глазами, и мощно атаковал старика. Он отбил удар и ударил в ответ, но его алюминиевая трость согнулась, ударившись об обух красного пожарного топора. Алексей использовал заминку и ударил, на этот раз удачно, раздробив старику ключицу. Союзник тоже не терял время и рубанул колдуна по голове. Этот удар попал в цель, разрубив старику нижнюю челюсть. Брызнула кровь. Старик пошатнулся. Вот она победа.
Алексей отвел взгляд и посмотрел в окно. Автобус мчался к лесополосе, где в злополучном провале он нашел адский колокольчик. «Опять мистика какая-то… Надо останавливать автобус», - устало подумал Алексей. Это была его последняя ошибка. Казавшийся умирающим старик, взмахнул своей погнутой палкой. Алексей почувствовал тупую боль в левом виске. Стало жарко. Казалось, лоб покрывается липкой испариной. Мир перевернулся, взорвался вспышками разноцветных огней, но потом наступила темнота.

                ГЛАВА  45.
                ДМИТРИЙ.
         Хаотическое мельтешение утреннего, сладкого сна, разорвал телефонный звонок. Противная трель врезалась в центр мозга, добавила новую порцию к остатку головной боли и заставила еще плотней сжать веки.
       Дмитрий с трудом поднялся, зажал руками виски. Во рту оставался нехороший, сухой привкус некачественного спиртового суррогата.
  - Все дрыхнешь? – полез из трубки, визгливый голосок жены.
  - Ну чего тебе опять, Клава? – сказал Дима чуть хрипло. – Вечно ты не вовремя.
  - А ты постоянно хочешь меня обидеть.
  - Ладно-ладно, по тише, не ори мне на ухо. И без тебя голова раскалывается, не знаю, что и делать. Как на зло, даже аспирин в доме закончился, - сказал Дима.
  - Я чего звоню, у моей подруги Аллы, ты ее знаешь, сегодня день рождения. Все знакомые будут с мужьями. Я не хочу туда явиться как последняя разведенка. Так что сегодня вечером, перед работой, сходишь со мной. Назад, я и сама доберусь.
  - Перед какой работой, нет у меня больше работы.
  - Выгнали? За пьянку? Я так и знала, что этим закончится, без жены ты стал деградировать. И что ты теперь собираешься делать? Как планируешь семью содержать?
  - Как-как, пойду работу искать. Ты же работаешь, вот и поддержи меня в трудную минуту, ты же так ратуешь за сохранение семейных ценностей.
  - Даже и не надейся, нам с дочерью самим не хватает. Ты мужик – значит добытчик, вот и добывай, - твердо заявила Клавдия.
  - Значит, тебе долго придется ждать добычу. А теперь скажи мне вот что. Ты подарок подруге купила, или с пустыми руками пойдешь?
  - Конечно, купила, я же не последняя!
  - На подарки у тебя деньги есть, а я шевелись? Для едва знакомой кобылы ты рада постараться, а муж только ширма и дойная корова. Родню попроси в следующий раз, пусть тебе поможет.
  - А может и тебе поможет, сходи к Витьке на шиномонтаж. Он сколько раз тебе предлагал. У него работы завались.
  - Ты когда вчера приходила, ничего на мне не заметила?
  - Нет, а что?
  - У меня лицо чернеть не начало?
  - Не начало, а почему ты спрашиваешь?
  - Потому, просто я не негр, батрачить на твоего двоюродного братца, потому что он – полный урод!
  - Вечно тебя, что ни будь, не устраивает, все у тебя не такие как надо, один ты хороший и правильный. А я тебе говорю, просто зайди, побеседуй. Тебя в кандалы заковывать никто не собирается.
   - Может, и зайду, мне еще в контору за расчетом надо. Да не кричи ты, еще раз говорю. Не понимаешь, голова у человека болит, а тут еще ты, мало мне неприятностей в последнее время. У меня к тебе огромная просьба, не звони мне хотя бы недельку, пока я в себя не приду, расслаблюсь и все такое прочее. Теще с дочкой привет!- Дима резко положил трубку.
     Шиномонтаж угнездился в дальнем уголке пустыря рядом заброшенным котлованом недалеко от центра города. Заправлял им Клавин двоюродный братец, редкий отморозок и кидала. Друзей у него, понятно не было. Контингент, который он набирал к себе на работу, менялся чаще, чем воскресные листки в календаре, причем каждый новый набор оказывался намного хуже прежнего. У Витьки работали те, кого уже везде знали и нигде не брали, спившиеся сварщики, разваливающиеся на ходу слесари. Только наплевавшие на свою жизнь могли выдерживать Витькин скверный характер. Если взять за образец любой фильм о войне, то роль мордатого полицая, была будто списана с Витька. Если прибавить к этому повадки дурного самца-гамадрила, то портрет получался полный.
     Скрепя сердцем Дима отправился потолковать с родственничком. Он решил сделать это для того, чтобы смело заявить жене: «Так – мол, и так, ходил. Не договорились». Болели ребра, болела голова, солнце палило в самое темя. Чахлые акации, стоявшие там и сям, почти не давали тени. Каждый шаг давался с трудом. Дмитрий, волоча ноги, подошел к заправке, посмотрел на длинный ряд машин выстроившихся в очереди и с ненавистью взглянул на  сарай шиномонтажа, возвышавшийся за котлованом. Дима решил сократить путь и пойти по тропинке, петлявшей по дну котлована, среди высоких зарослей разнообразнейшего бурьяна. Оттуда наносило запахом, горячей зелени и тошнотворной приторностью дохлой собачатины.

     Витек сидел за корявым столиком в углу сарая. Повсюду валялись разнокалиберные покрышки, которые никто не потрудился убрать. Перед маленьким оконцем, выходившим на заправку, громоздилась гора таких же лысых покрышек. Из ворот только что выехал ЗИЛ. Никто не обратил внимания на то, что тяжелая машина, наехала колесами, на уголок, и как ножницами перерезала шланги, идущие от кислородного и ацетиленового баллонов на улицу, где в тени наслаждался послеобеденной сиестой сварщик. Судя по позе, он просто отключился, но резак из руки не выпустил, резак использовался в качестве подушки. Экономя наличку, Витя часто выдавал зарплату наперед, обыкновенным самокатом, который брал на знакомой точке оптом, почти даром.
  - Закройте ворота, чмошники!- заорал Витек двум хроникам, которых он нанял только вчера.
     Те, молча, кивнули и прикрыли металлические створки оставшиеся снаружи.
  - Валите, давайте на обед!- крикнул им вдогонку Витек. Он и сам еле сидел на стуле, сказывалась бурная ночная жизнь. Изрядно нагрузившись пивом, он любил погонять свою убитую девятку по ночному городу.
     Витек разложил старое продавленное кресло, лег удобней и, утешив себя загадочными словами: «Не сезон»,- сразу заснул.
     Два хроника уселись в тени, под стеночкой, на кирпичи, оставшиеся еще со времен постройки. Один достал мятую пачку сигарет, угостил товарища и они, философски пуская дым в небо, начали рассуждать:
  - Зверюга,- заметил первый.
  - Умгу, - ответил второй.
  - Нам бы его на зону, мы бы его там…,- сделав паузу, продолжил первый.
  - Не иначе, - глубокомысленно добавил второй.
  - Да…
  - Только так…
      Паузы в разговоре становились все длиннее. Оба товарища, измученные жарой, начали дружно кивать носами.
  - Ой! – сказал первый, сигарета обожгла ему пальцы.
  - Не спи, а то дракон набежит и задраконит, -сказал второй и выбросил свой, тлеющий бычок в сторону.
      Окурок красиво пролетел по дуге, вдоль аляповато сложенной, шлакоблочной стены, ударился о подоконник, подпрыгнул и нырнул в открытую форточку.
      Ацетилен и кислород, вытеснившие из помещения большую часть воздуха шутить не стали. Газ взорвался сразу, сработав не хуже, воздушно-топливной бомбы.
      Взрыв резко поднял плиты перекрытия шиномонтажки, они упали на то место, где спокойным сном почивал Витя, но там его уже не было. Витькин обгорелый труп взрывом забросило на крышу старого, общественного туалета. Оставляя за собой в воздухе дымный след, он проломил трухлый шифер и гнилые доски опалубки, рухнул вниз и неожиданно оказался в положении привычном для такого места.
      Сварщика и слесарей просто задавила упавшая, шлакоблочная стена. Здание разбросало в стороны стены как распускающийся цветок.
      Одновременно с оглушительным хлопком, взрыв выбросил вверх, красно-черное, грибовидное облако, оно медленно поднялось над заправкой, загородив солнце.
      Дмитрий уже подходил к дальней стенке котлована, он не пострадал просто чудом. Ударная волна только взъерошила волосы и оставила в ушах противный, неутихающий звон.
       Дмитрий остолбенел. «Капец Витьке» - сразу мелькнула мысль. «Значит, скоро пирожков поедим». Но, когда из дымного облака начал идти град из горящих покрышек, Дима резко развернулся и побежал в сторону заправки. «Прибьет ведь, зараза», - вертелась в голове единственная, назойливая мысль.
        Дождь горящих резиновых колец шел всего около десяти секунд. Изменившееся от стресса восприятие, растянуло для Дмитрия время, минимум в десять раз.
  Две покрышки ударили в одну точку, проломив над заправкой настил из цветного, голубоватого оттенка, пластикового шифера. Покрышки застряли в проломе и продолжали гореть, оплавляя вокруг себя рваные, шиферные края.
        Человечек в небесно-голубом комбинезоне поднял голову, посмотрел расширившимися глазами на рифленую поверхность покрышек, побледнел, выпустил из руки пистолет и бросился бежать прочь. Под старой, белой копейкой начала расползаться в стороны бензиновая лужа, насос исправно продолжал качать.
       Следующая черная ласточка, подпрыгнула на асфальте, и резко вильнув в воздухе, влетела в открытое боковое окно «Нивы» сломав водителю руку.
      Водитель открыл дверцу, вывалился из машины и сидя на асфальте, заворожено наблюдал, как лениво огонь распространяется по салону.
      Стоящая, сзади «Нивы» «БМВ», получила сразу три подарка. Две покрышки упали сверху плашмя, продавив крышу, еще одна смяла багажник. Перепуганная бизнес-леди сидевшая за рулем машины резко сдала назад, всмятку раздавив передок серебристого «Опеля». Горящая покрышка перелетела от удара с багажника «БМВ» на «Опель», разбив тому лобовое стекло.
      Стоящие в очереди машины стали дружно сдавать назад, пытаясь покинуть опасную зону. Уехать смогла только вишневая «Ока», она выскочила на дорогу, дико вильнула, непонятно зачем резко затормозила, оставив на дороге две черные полосы, затем сдавленно хрюкнула коробкой передач и умчалась.
      Три торопыги, неумело лавируя, между прыгающих, по-лягушачьи, горящих покрышек, сбились, в одну плотную кучу, загородив собою выезд.
      Наконец-то в головы водителям дошло, что машину еще когда-нибудь можно купить, а жизнь нет. Все начали отбегать в стороны, не очень далеко, но и не близко, не желая оставлять насовсем любимые железные детища.
       Одно из пылающих колец удачно короновало цистерну с пропаном, ровно через две секунды, цистерна исчезла в светло-желтой вспышке. Второй цистерне, по-видимому, стало скучно, и она отправилась вслед за сестрой.
       Разлитый, горящий бензин, присоединился к празднику. Теперь горела вся заправка и пять соток площади вокруг нее. Вблизи огня асфальт стал совсем мягкий, любой желающий мог взять его лопатой и переложить на другое место, но желающих не находилось, люди старались отбежать подальше.
       Ехавший мимо «ЛАЗ» притормозил, молодой водитель, вместо того, что бы прибавить газу, непонятно зачем открыл обе двери на ходу. Пенсионеры, едущие со своих дач, прильнули к стеклам, любуясь бесплатным зрелищем.
        Дмитрий успел вскочить в автобус через заднюю дверь. Одновременно с ним, в переднюю дверь запрыгнул еще один человек. Водитель опомнившись, закрыл двери и прибавил газу.
        Среди горящего моря, прозвучал еще один взрыв и отъезжающий прочь автобус получил от заправки последнее прощай. Топор, покрашенный в темно-красный цвет, висевший на пожарном щите заправки, пробил заднее стекло автобуса и упал к ногам Дмитрия, распространяя вокруг себя противный запах гари. Услышав звон, водитель еще сильнее придавил педаль газа.
        Пассажиры завизжали и сгрудились поближе к центру салона. Дима наклонился и поднял топор за красную горячую рукоять. Визг в салоне усилился, нечто подобное происходило и на передней площадке, там стоял парень и медленно вращал перед собой нунчаки.
      Водитель перепугано оглянулся и придавил педаль газа до полика. Старый автобус затрясся как в лихорадке, похоже, водитель перестал замечать бордюры. Налетая, то на левый край дороги, то на правый, автобус без остановок мчался к окраине города.
     Старичок, сидевший на одиночном сидении у левого, среднего окна, уронил на пол цветастую тряпку, под ней оказалась красивая клетка с лимонным, волнистым попугайчиком. Птичка радостно запрыгала по жердочкам, перевернулась вниз головой, повертела хохолком перед мотавшимся в разные стороны зеркальцем, радостно почирикала. Затем прыгнула на стенку клерки и как дятел начала долбить клювом, несоразмерный клетке, серебряный, по виду старинный колокольчик.
       Пронзительный звон, казалось, ударил Дмитрия в самый центр черепа, возникло ощущение, что обе половинки мозга враз усохли и превратились в два пережаренных сухаря, между которыми метался стальной молоточек, выбивая с каждым ударом горсть колючих, пыльных крошек. Сознание заблудилось в звонкой, трагической трели.
       Дмитрий плашмя упал на колышущийся, заплеванный пол, поднять голову стоило огромных усилий. Впереди, на сидении, радостно скалился бородатый старик, его взгляд манил к себе, восточный склад лица напоминал, назойливо напоминал, кого-то раньше виденного.
      «Старик-собака», - во сне я его видел, подумал Дима, с огромным усилием поднимаясь на колени. «Наваждение! Не может такого быть! Голова, мне нужна его голова!» - молнией сверкнула горячечная мысль.
         Ухватившись покрепче за поручень, Дмитрий поднялся в полный рост, обжал пальцами топорище и сделал шаг вперед.
        Автобус охватило коллективное безумие, пожилые дачники будто озверели. От толпы отделились три старухи. Задняя тетка, через головы передних, перебросила алюминиевый, трехлитровый бидончик полный молока. Дима увернулся, но бидончик полетел настолько быстро и точно, что многократно отработанное движение ухода с линии атаки, на этот раз немного запоздало. Нижняя кромка бидончика, ударила Дмитрия в правую бровь, размозжив ее всмятку. Глаз моментально залился кровью, одежду обдало всплеском жирного, воняющего немытым коровьим выменем молока.
        Дмитрия зашатало, отступая назад, он заметил, что парень на передней площадке, усиленно рубится нунчаками, стараясь хоть немного отбросить назад обезумевших пассажиров. Особенно ему досаждал одноногий инвалид, своими костылями он уже умудрился высадить большинство стекол с правой стороны автобуса и теперь один костыль он использовал как копье, а другим старался ударить парня по голове. Как ни мастерски парнишка управлялся с нунчаками, но то один, то второй удар доставали и его.
          Не смотря, на ситуацию, Дима приятно удивился: «Хороший мастер, стопроцентный каратист! И весь из себя такой…классический! Просто загляденье!» - подумал он.
         Две передние старухи, стали обрабатывать Диму тяжеленными сумками, наполненными недозрелыми помидорами. Поймав маятник, Дима по-медвежьи, вращал торсом, подставляя под удары рукоять топора. Задняя старуха, потерявшая свой метательный снаряд, с неожиданной для ее худого тела силой, сдернула, металлический поручень над двойным сидением и, растолкав атакующих старух, рубанула сверху трубой.
       Дима подставил под удар лезвие топора, труба высекла искры, соскользнула вниз, попала Дмитрию над левой ключицей. От удара, Дима присел на левую ногу, и уже совершенно отчетливо осознавая свои действия, с максимальной скоростью, выбросил топор, обухом вперед, в середину лица обезумевшей старухи.
       Шмякающий звук на мгновение перекрыл все остальные шумы внутри бешеного автобуса. Нос старухи, провалился внутрь черепа, глаза сошлись вместе, образовавшееся углубление заполнила темная кровь. Старуха замычала, ее повело в бок, к разбитому инвалидом окну. Автобус подпрыгнул, и старушечье тело вынесло наружу, на скорости восемьдесят километров в час.
         Пассажиры, не потерявшие рассудок, расценили падение старушки, как сигнал к бегству, добрая половина пенсионеров начала выпрыгивать в окна. В салоне осталось не более пяти, самых рьяных бойцов.
         Дима и незнакомый парень, медленно и неукротимо, приближались к старику с двух сторон. Водитель увидел в зеркало заднего вида, что пассажиры посыпались из окон как горох, и тоже решил прекратить рейс. Он открыл дверь и выпрыгнул, попав на забитые мусором, мусорные баки.
       Автобус вильнул вправо и помчался под уклон, мимо старого кладбища, вдоль редкой лесопосадки.
       Расшвыряв старух ударами рукояти, Дима ступил на три шага вперед. Парень-каратист несколькими меткими ударами, наконец-то смог уговорить инвалида лечь отдохнуть в проходе. Двое неагрессивных пенсионеров полезли под сидения. На ногах остался только старик, он задвинул клетку с попугаем за спину, сжал обеими руками свою трость, так как держат меч самураи, резиновый набалдашник мягко покачивался из стороны в сторону.
      А колокольчик продолжал звонить, он отнимал силу, иссушивал мозг и сводил с ума. Только старикашке, казалось этот звон прибавлял сил, его щеки порозовели, плечи по-молодецки расправились, некогда подводившая нога выдвинулась вперед и твердо стала, хлопнув подошвой о ходящий ходуном пол.
       Незнакомый парень ударил первым. Старик нехотя шевельнул тростью, легко отбил почти невидимый удар и мастерски, рубящим движением, ударил парня по руке, раздробив тому левую кисть и сразу же, обратным движением снизу вверх ударил парня по корпусу, такому удару позавидовали бы даже матерые самураи.
         Парень охнул, отшатнулся и выпустил нунчаки из левой, поврежденной руки. Его зрачки сузились от приступа жестокой, нечеловеческой боли.
          В долю секунды Дима понял, перед ним настоящий мастер своего дела, возраст на вид совсем никчемушного деда, в данном случае не играл роли. «Вслед за скрипками вступает медная группа оркестра», - подумал Дима, и совершенно в другом стиле, очень непривычном для восточников, ударил топором поперек.
         Прыткий старичок оказался не промах, он не дал Дмитрию завершить свое эффектное движение до конца. Не смотря на то, что добрых два сантиметра широкого лезвия засело у него в груди, он легким взмахом палки ударил Дмитрия по ребрам, почти скопировав его удар. К поломанным ранее ребрам присоединилась еще парочка.
         Дмитрий выпустил топор из рук, почти зажмурил от боли глаза и отступил по прыгающему полу на три шага. Правая сторона тела казалась парализованной, вдох давался с огромным трудом, но и дед получил стоящий удар и теперь уже не рвался в атаку. Наступила пятисекундная передышка.
         Парень выразительно посмотрел на Дмитрия. Дима понял, надо нападать одновременно, он моргнул обоими глазами показывая что понял и выпрямился, в очередной раз поднимая топор.
      Парень правой рукой завертел свое оружие, Дима левой изготовил топор к удару. Теперь у них было только две дееспособных руки на двоих против раненого, но еще смертельно опасного противника.
       Видя, что дед готов к отражению атаки, Дима сделал обманное движение тычком и с трудом принял на обух сокрушительный удар трости.
Алюминиевая трость согнулась, с нее пулей слетел набалдашник, теперь у деда в руках была «сабля». С таким непривычным для себя орудием старец почувствовал себя немного неловко.
       Доля секунды растерянности и парень не упустил свой шанс. Нунчаку ударило деда сверху, сломав тому ключицу. Парень радостно вскрикнул.
       Дима ударил резко, не целясь, он просто рубанул в сторону врага. Топор как горячий нож в масле, рассек деду нижнюю челюсть на две одинаковых половинки. Теперь радостно вскрикнул Дима, он подумал, что дед сейчас упадет и посмотрел в сторону водительской кабины, кому-то нужно было бежать давить на тормоз.  Автобус уже мчал по бездорожью, подпрыгивая на кротовьих холмиках и проваливаясь колесами в намытых талой водой рытвинах.
     Деду хватило сил ударить в обе стороны, древним, малоупотребительным приемом «бабочка». Голый кончик трости четко щелкнул о виски Дмитрия и черноволосого парня, они кулем повалились в стороны, распластавшись на резиновом, пыльном коврике.
        Дед противно засмеялся, раскрыв окровавленный рот, сел на сидение рядом с клеткой и запрокинул голову назад, стараясь унять текущую на грудь кровь. Он потянулся в карман пиджака за носовым платком, когда прыжок автобуса подбросил его тело. Падая назад, старческий, бритый затылок попал на острие стекла, торчавшее в резиновом ободке окна. Дед захрипел, пустил ртом алый пузырь, глаза испуганно заметались в стороны.
       Автобус сам начал убавлять скорость, передние колеса взобрались на пологий холмик, вильнули в сторону спуска и автобус стал медленно заваливаться на бок.
         Левый борт гулко ударился о склон. Голова старика, откинутая назад, заломилась под невообразимым углом, многотонная машина раздавила череп, размазала остатки по земле и еще раз перевернулась, теперь уже колесами вверх. Автобус упал на дно провала.
         Земля расселась, автобус начал исчезать, скрываясь под пластами осунувшегося грунта. Заброшенная алебастровая шахта радостно приняла неожиданный подарок. Потревоженные склоны, слоями сползали в воронку, змеящиеся струйки сухой земли, со всех сторон падали на дно, скрывая под собой место трагедии.

       Серая тридцатьпервая  «Волга» неторопливо подъехала к скопищу разномастных машин с мигалками на крышах. К дверце рысью подскочил, молодцеватый майор.
  - Ну, что тут у тебя Васильев?
  - Уже ничего, товарищ полковник!
  - Спасли кого-нибудь, живые есть?
  - Живых нет, автобус исчез, короче ничего нет.
  - Полный абзац, я правильно тебя понял?
      Майор утвердительно кивнул головой.
  - Дай-ка я сам посмотрю, - полковник грузно вылез из машины, подошел к краю пятиметрового откоса и приложил ладонь к козырьку фуражки, прикрывая глаза от лучей заходящего солнца. - И правда, ничего, - полковник повернулся к стоящему рядом майору. – Я надеюсь, у вас хватило ума не посылать туда людей?
  - Думали послать, но мы не альпинисты, у нас нормальных веревок нет. Не на буксировочных же тросах людей спускать.
   - Правильно, здесь, похоже, нужна горно-спасательная бригада МЧС. А у нас таких людей нет, мы такими не укомплектованы. Короче, никого туда вниз не пускать, хватит там и тех, которые там уже есть. Я звонил геодезистам, так они не советуют лезть, говорят грунты нестабильные. Хотя хрен его знает, что конкретно они имели в виду. Короче, не лазить, а то уже вон какая-то бабка, на самом краю. Кто пустил? Убрать ее отсюда немедленно, все ясно?
  - Так точно, - майор козырнул.
  - Кстати, Васильев, а сколько у тебя за этот год числится без вести пропавших, по нашему району?
  - Примерно человек двадцать семь, всех возрастов.
  - Так не кажется тебе, что все они ехали в этом автобусе? Подчисти отчетность под такое дело. Намек понял?
  - Понял, товарищ полковник!
      Расплывшаяся фигура забралась в машину, хмурый водитель осторожно вывел «Волгу» на дорогу. Вслед за ней потянулись гуськом и остальные машины.

       Из-под земли послышался приглушенный звон колокольчика, он вспугнул мелких, степных птичек. Серые комочки вспорхнули с кустов. В наступившей тишине только отчетливо слышался привычный, далекий шум вечернего города.
 
2008.