Мама говорит, когда не спится, нужно спокойно лежать на спине и, по возможности, не двигаться. А когда чего-нибудь нельзя, то сами знаете, что бывает. Если болит горло и нельзя мороженного, то кажется - умрёшь, если не съешь хоть одну крошечную порцию, самую простую, без шоколада и орешков, ну хоть половиночку, хоть капельку, хоть маленький кусочек… Э-эх!
Ладно. Лежу. Не двигаюсь. Нос чешется, а я не двигаюсь, терплю. Из чего, интересно, эта подушка сделана, из камня что ли? И одеяло тяжелющее, жаркое, навалилось кучей! Простыня в ногах запуталась! А-а-а! Хук с правой одеялу, апперкот подушке! На тебе! Вот тебе, на!
Врагу не сдается наш гордый Варяг,
Пощады никто не жела-ает!
Пожалуй, спокойно лежать сегодня не получится. Почему? По принципу наоборотности! Мама говорит, что я вредина, но это не правда. Просто у меня в голове живет маленький, но жутко вредный человечек. Когда мне говорят, что это, мол, белое, этот самый человечек начинает шептать: «чёрное, чё-ёрное»! Или когда, например, надо лежать и не двигаться, этот товарищ сразу начинает шебухтиться, щекотаться и всячески давить на психику.
Думаете, почему нос чесался? Виноватым быть? Дудки! Все он! Я называю его Поперёшка, потому что он все делает наоборот. С ним, конечно, весело. Бывает, мысли всякие тоскливые в голову лезут, скучно, а Поперешка как начнет дурака валять и всякие шутки шутить – хорошо! Но все остальное то время от него никакой пользы, только позор на всю ивановскую.
Самое неприятное – он всегда говорит правду, не умеет врать, и ничего тут не поделаешь. В самый неподходящий момент, ка-ак ляпнешь что-нибудь ни к селу ни к городу! Кто, спрашивается, за язык тянул? Известно кто! Он, Поперёшка! То за язык, то за руку, то за ногу! Вот и сейчас, подлец, хихикает: вон-вон, сидит на краю подушки, ножками болтает.
- Брысь, без тебя тошно!
Так! Попробуем считать овец, говорят, это помогает.
Нарисуем картиночку в голове: лужок, низенький заборчик и калиточка в нем. А через заборчик должны овцы прыгать, такой симпатичный английский заборчик, цветочки, плющ там всякий и овечка… Где она? Овечка! Овечка, я кому говорю?! Ага, вот она!
Миленькая такая овечка, через заборчик - тыг-дык. Мо-ло-дец! Английская такая вся из себя овечка и зовут ее Долли. А как ещё, спрашивается, могут английскую овечку звать? Уж точно не Машка. У Долли огромнющие глаза с мохнатыми ресницами, хвостик до того трогательный, что прямо «ой»! А следом за Долли скачет ее мама, торопится. Куда это, говорит, моя Долли подевалась?
Мама Долли тоже исключительно симпатичная, а зовут ее… Интересно, как на самом деле маму Долли зовут? Неважно! Пусть ее зовут, скажем, Гретхен. А вслед за Гретхен мчатся сестры Долли – Сашхен и Альхен, а за ними троюродная сестра красавица Брумгильда.
Между нами говоря, она не такая уж и красавица, но как себя держит, как в хлев входит лениво, не спеша – залюбуешься. На какого барана не взглянет – тот сразу с копыт, лежит, хрипит и шепчет «Брумгильда, любовь моя!» А она – ноль внимания, перешагнет через глупого барана и дальше пошла себе, и дела ей ни до кого нет.
Все без ума от Брумгильды. Она не глупа, она стройна и так соблазнительно жует клевер, что даже пастушьи собаки пробуют жевать траву и серьезно страдают расстройством желудка после этого.
Говорят, что в один из дней, когда собаки облопались клевера, как последние идиотки, и все поголовно отлеживались в кустах, на стадо напали волки. Овцы бесстрашно бросились наутек, только прекрасная Брумгильда осталась и встретила волков лицом к лицу.
Вожак волков зарычал и оскалил зубы, но Брумгильду такими деше-выми трюками не проймешь, она фыркнула и дальше себе пошла клевер соблазнительно жевать. Волки так обалдели, что всей стаей за Брумгильдой пошли. Вожак все спрашивал:
- Эй, овца, ты чё?
Но Брумгильда вопросы игнорировала. Потом собаки проснулись и прогнали волков. Так Брумгильда спасла все стадо. Про нее написали хвалебную песню с припевом. Многие, правда, считают, что никого она не спасала, просто тормознутая по жизни, да и всё.
Итак, у нас уже три посчитанных овцы, нет, четыре, нет пять. А, кроме того, еще больные собаки, обалдевшие волки и пастух. Пастухов считать надо? Или только овец? Ладно, всех считать буду, а то у меня тут столько народу накопилось.
Итак, пастух и его пацан-помощник! На пастухе такая черная мохнатая шапка и бурка (это такая квадратная шуба без рукавов). Он ходит, опираясь на ветвистую палку, строго смотрит из-под бровей на свое стадо и покрикивает на мальчика.
Что он мальчику говорит не понятно, так как я не знаю грузинского языка. Пастух у нас грузин. Они с мальчиком оба грузины. Бывало, вечером сядут рядком на камушек и запоют, красиво, на два голоса. А то и плясать начнут с ножиками – залюбуешься. А уж овец они как любят! Шесть, семь… ух, много…
Овцы – это не только шерсть на варежки, это еще и шкурки на шубки, мясо на шашлык и куча полезных вещей. Нам, городским людям представит себе, как милую глазастую овечку пускают на мя-со тяжело. И вообще, не стать ли мне вегетарианкой?
Это же отвратительно – есть бедных овец! Что за существо такое «человек»?! Готов съесть что угодно. Куриц ест, свиней ест, коров ест, да что там коровы! Он даже лошадей ест! Представить себе, как он мою бедную прекрасную Брумгильду съест просто не возможно! Долли-то, допустим, есть не будет, но маму ее за милую душу слопает!
Ух, даже есть захотелось. Там котлеты в холодильнике мерзнут… Нет! Никаких котлет. Только овощи и фрукты. Одно яблоко, два яблока, три груши. Научусь умножать двухзначные числа в уме и все эти котлеты переумножаю. Опять котлеты. Тьфу.
Надо бы всему стаду имена дать. Пред мысленным взором выстроились шеренги овец и баранов, помеченные бантами, жилетками, ошейниками, чепчиками и кушаками. Старательно раздавая всем им имена собственные, я прозевала рассвет.
Небо посветлело и воробьи под окном устроили привычный галдеж. Утро накатилось неожиданно и неизбежно. Тяжелая, свинцом налитая голова клонится к подушке, в глазах песок.
Пора вставать. А овец я так и не пересчитала. Ну да ничего, нынче вечером досчитаю.