Сцена 1 (6)
Константинополь, дом логофета Феоктиста. София. Входит Константин.
София: О Константин! О великий Константин Философ! Боже, это ты! Ну почему ты теперь так редко бываешь у нас в доме? На приглашения не отвечаешь, совсем заважничал. Ты бука! Ты ведь знаешь, как я рада тебя видеть! (Целует его).
Константин: Прости меня. У меня теперь много дел. Беседы с учениками, лекции, составление учебных планов…
София: О! Грамматика, философия, риторика! Всё-таки, ты действительно бука!
Константин: Ещё много работы в библиотеке. Там столько древних пергаментов, папирусов, табличек! Прежний хартофилакс ленился разбираться в хранилищах, а там, ты только представь себе, можно отыскать даже рукописи, что уцелели после пожара Александрии!..
София: Бука, бука! К тебе теперь не подступишься. Сваливаешься внезапно, никого не предупредив. И всё-таки я тебя люблю!
Константин: Милая София! Ты будешь вновь разочарована, и я приношу тебе все возможные извинения, но я…
София: Что? Опять?
Константин: Прости, но сегодня я пришёл по очень важному и неотложному делу.
София: Какому же?! Неужели ты наконец…
Константин: Это касается твоего отца.
София: А… отец… он скоро придёт.
Входит Феоктист.
Константин: Долгих лет тебе, Логофет Дрома!
Феоктист: Ба! Константин! Долгих лет и тебе, Константин!.. София, доченька, здравствуй!.. Взгляни-ка на него! Настоящий государственный муж! Повзрослел! Возрос! Совсем уже не мальчик, не прошло и двух лет! Как идут дела? Как семья? Как мать? Как любезный брат твой Михаил?
Константин: Он принял рукоположение и теперь под именем Мефодия исполняет обязанности настоятеля монастыря Полихрон.
Феоктист: Постой, постой. Полихрон? Это где-то в Вифинии? А почему так далеко? Отпиши ему, приищем местечко поближе.
Константин: Сейчас ему так лучше. Ведь он всю жизнь провёл иконоборцем. Ему необходимо время, чтобы свыкнуться со всеми нашими переменами и новшествами.
Феоктист: А что же мы стоим? Отметим нашу встречу. Эй, слуга! (Хлопает в ладоши).
Входит Слуга.
Феоктист: Приготовь-ка нам поужинать. Да смотри, хиосское вино подавай не в золотом сосуде, а в серебряном! (Константину) Грешен в чревоугодии, друг мой! Люблю и ценю изысканность и тонкий вкус! (Слуге) Да не забудь подать к столу ту удивительную рыбу, что прислали в подарок от хазарского посла! Ступай!
Слуга уходит.
Феоктист (Софии): А ты – разделишь с нами трапезу?
София: Благодарю вас, отец мой, но я ужинала. К тому же, у него дела как всегда не ко мне, а к тебе. Приятно вам поговорить и потрапезничать! (Уходит).
Феоктист: Константин Философ!.. Ну и как там у тебя дела с этой самой твоей философией? Кстати, я до сих пор не знаю, что ты в ней находишь. Что она такое, философия?
Константин: Философия – это знание вещей божественных и человеческих. Это наука о том, насколько может человек приблизиться к Богу и как он может делами своими приблизиться к образу и подобию Создавшего его…
Феоктист: Тебе не надоело ещё в келье своей сидеть?.. Прости, если не так сказал. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Твои красота и мудрость понуждают меня любить тебя более чем родного сына.
Слуги, войдя, расставляют на столе угощения.
Константин: У меня к тебе важное дело!..
Феоктист: Оставь, оставь свои дела! Отдадим вначале должное этому прекрасному вину и этой замечательной рыбе, ломтики которой, прозрачные как мёд, оставляют на языке ощущение неземного блаженства! А закуски! Гляди, это совсем не то, к чему ты привык в своей канцелярии! А в моём доме ты можешь вкушать эти яства сколько пожелаешь! Прошу тебя, не пребывай в стеснении, ты же знаешь: хорошему хозяину всегда приятно, когда его сотрапезник ведёт себя вольно и ест, и пьёт за обе щёки!.. Кстати, у меня к тебе тоже есть одно давнее важное дело, поважнее всех твоих вместе взятых! (Жестом отсылает слуг).
Слуги уходят.
Константин: Смиренно слушаю тебя.
Феоктист (оглянувшись): Ведь твой диаконский сан не запрещает тебе жениться?
Константин молчит.
Феоктист: София ночами не спит, всё думает о тебе. А днями всё расспрашивает, всё поглядывает в окошко – не идёшь ли ты… Она – наследница богатого и знатного рода. Скажи, чем она тебе не невеста тебе? Я-то ведь не вечен. Ты ж станешь богат и знатен, а по смерти моей – всё отойдёт вам и вашим детям. Что ты мне ответишь на это?
Константин: Большой это дар для желающих его… И искушение в этом драгоценном даре… Уйти с пути страданий… Но… Ты пойми и меня, о названый отец мой: для таких как я нет ничего важнее и выше Учения, выше божественного Слова, коему и хочу я посвятить жизнь свою…
Феоктист: Брось, брось! Одно другому не мешает! Любящая жена, богатый дом, выгодные знакомства! Ты сможешь заниматься любимым делом и никогда впредь не загружать головы заботами о хлебе насущном. Твой пост этого… библиотекаря… хартофилакса… фи, достойно ли это такого выдающегося человека как ты? Ты сможешь сблизиться с достойнейшими людьми Империи! Ты сумеешь со временем сделаться стратигом! Архонтом! Вершиной же для тебя может стать… (Оглядывается, шёпотом) Ведь твоё имя – Константин, его носили императоры…
Константин: Прости, что вынужден всё же перебить твою речь, о логофет. Я пришёл к тебе с очень важным известием!
Феоктист: Ну давай, давай, излагай своё важное известие…
Константин (оглянувшись): Как раз сегодня у меня был разговор обо всём этом с отцом и наставником моим духовным, патриархом Фотием. Патрикий Варда, отстранив от власти доместика Мануила, сделался кесарем…
Феоктист: Ну, конечно же, Варда! Полукровка! Армянский пёс! Знаешь, он постоянно меня подозревает то в интригах, то в махинациях с казной, то в стремлении захватить власть…
Константин: Это ты сказал.
Феоктист: Да, сказал! Да, я свободный человек и хотя бы по заслугам своим и по должности своей имею право прямо и открыто высказывать своё мнение! Да, во главе государства ныне стоит малолетний развратник! и пьяница! который разворовывает казну и превращает двор, и всю столицу, и всю страну в притон для воров, мошенников и проходимцев! Да, я не буду против, если во главе Империи окажется кто угодно, лишь бы этот осквернитель имперского трона…
Константин: Прошу тебя, будь осторожен в словах и поступках… Фотий просил меня предупредить…
Феоктист: А что?! Разве я не нахожусь в своём собственном доме?!.
Фотий? Ладно… Ты-то, во всяком случае, на моей стороне?
Константин: Ты задаёшь мне вопрос, на который я никак не могу ответить. И ты, и Фотий, и Варда, все вы сделали для меня очень много и мне тягостна крепнущая между вами вражда. Да, мне всегда очень радостны встречи с тобой, да, я весь трепещу при одном воспоминании о Софии, да, мне совсем не помешали бы некоторые деньги… хотя бы на восстановление старых рукописей… ремонт библиотеки…
Феоктист: Что ты несёшь? Какая библиотека, какие рукописи? Ты даже не представляешь, о чём идёт речь!
Константин: Мне очень больно, но я буду вынужден отказаться. Хотя бы потому… что самим согласием своим подпишу тебе смертный приговор.
Феоктист: Но ты подписываешь его и своим несогласием… Боже… София! Что будет с нею? Нет, я этого так не оставлю… Я дойду, если надо до самой императрицы Феодоры!.. Нет, я дойду до самого императора! Я – Логофет Дрома! Они не смеют поступать со мной как с последним плебеем! Не с тем связались!.. Что ты молчишь?! Впрочем… Прости. Это я во всём виноват. Будь осторожен… Хотя… Мне почему-то кажется, что наши опасения напрасны. Теперь иди, я прикажу дать тебе провожатого. А с этим… я сам попытаюсь всё уладить.
Константин уходит. С другой стороны сцены появляется София.
София: Отец! Что случилось?
Феоктист: А, и ты не спишь… И, по-моему, все слуги так и шастают под дверью: туда-сюда, туда-сюда…
София: Ты кричал так громко, что разбудил не только весь дом, но и всю улицу!
Феоктист: Слуга!
Входит Слуга.
Феоктист: Догони Константина, передай ему вот этот кошель и дай ему в провожатые одного… нет двоих вооруженных людей. Ступай, не медли!
Слуга уходит.
Феоктист (Софии): Собери всё самое ценное. Сей же час ты отправишься искать защиты у императрицы. Августа Феодора, помню, особенно благоволила к тебе и твоей родной семье, она сейчас в загородном дворце и даже несмотря на поздний час…
София: Отец!
Феоктист: Мне же не остаётся ничего иного как с открытыми руками идти искать справедливости у императора… Боже! Пусть я буду не прав в своих опасениях! Пусть я буду просто старый дурак! Господи, как бы я хотел оказаться просто старым подозрительным дураком! Господи, спаси и помилуй нас грешных!..
Затемнение.
Сцена 2 (7)
Монастырь Полихрон в Малой Азии. Константин, Мефодий.
Константин: Вот кошель, из которого я не взял ни одной монеты. В нём по крайней мере пятьдесят золотых номисм. Пусть они пойдут в казну твоего храма.
Мефодий: Благодарю тебя. Скажи, что же случилось дальше?
Константин: Феоктиста убили при входе во дворец императора. Он обвинён в заговоре и попытке захвата власти. Всё его имущество конфисковано и передано в казну. Наутро, когда я узнал эти ужасные новости, слуга принёс записку. Вот этот кусочек пергамента: «Я укрылась в свите Феодоры и августа благоволит ко мне. Тебе же следует бежать. Прощай, мой милый Бука! Я люблю тебя! София». Я раздобыл коня… и вот я здесь.
Мефодий: Почему же Феоктист не отправился искать помощи у того же Фотия?
Константин: Этим он навлёк бы на Фотия подозрения кесаря Варды… Брат мой, скажи мне, отчего весёлый, мирный и трудолюбивый человек, который не желал никому ничего плохого, был доведён до состояния дикого зверя? Когда он вынужден был метаться и делать одну роковую ошибку за другой? За что его так наказал Господь?
Мефодий: Ты сам всегда учил меня. Ничто не совершается просто так. Да, кесарь Варда, при всех его заслугах и достоинствах – болен подозрительностью и властолюбием. Да, покойный покровитель твой был достойным человеком. Но он же и соблазнял тебя?
Константин: Я люблю Софию и очень беспокоюсь о ней.
Мефодий: А разве это не коварство – играть на твоей любви? И разве не коварство предлагать тебе взамен пути духовного путь светский? А конечная цель? Узурпация императорской власти?
Константин: Я всё равно не принял бы этого предложения.
Мефодий: Я не стану, хотя я и старше, ни убеждать, ни переубеждать тебя. Ты сам всё отлично понимаешь, а спрашиваешь меня только для того, чтобы увериться в своей правоте. Я прав?
Константин: Да, безусловно.
Мефодий: Возблагодарим же Господа нашего за испытания и уроки, преподанные нам. У нас с тобой ещё будет время о многом поговорить. А пока – занимай келью, отдыхай, молись. Библиотека ждёт тебя… Да, ты наверняка оголодал с дороги!
Константин: Я дождусь общей трапезы. Как здесь у вас с едой?
Мефодий: Ну, акридами не питаемся, хотя мясо только по большим праздникам. Хлеб, бобы, рыба. По средам и субботам только хлеб и овощи. В воскресенье дозволяется стакан вина. В кельях я принимать пищу не дозволяю. В посты…
Константин: А распорядок дня?
Мефодий: В три часа ночи – утренняя служба и я, игумен принимаю исповедь, потом чтение, потом сон до рассвета. С рассветом чтение «часа первого» и работа. В середине утра чтение «часа третьего», завтрак, работа. В полдень – «час шестой», обед, два часа отдыха, снова работа до захода солнца. Потом «час девятый». За час до захода – вечерня, после заката – подвечерня… Да! На голых досках я спать не дозволяю, дабы не загордились. Послушники порою всё рвутся подвиги совершать. А ты обязанность исполняй, да похвалы не жди, вот тебе и твой подвиг…
Константин: Да… Ты, я вижу, организовал всё… как в армии.
Мефодий: А мы ведь и есть воинство Христово. Ладно, хватит с тебя на сегодня подвигов. Отдохни немного…
Затемнение.
Сцена 3 (8)
Монастырь Полихрон, келья Константина, год спустя. Константин, один, расхаживает из угла в угол, время от времени отщипывая от корочки хлеба, которую прячет в рукаве.
Константин: Подлинно, я более невежда, нежели кто-либо из людей, и разума человеческого нет у меня. И не научился я мудрости, и познания святых не имею. Кто восходил на небо и нисходил? кто собрал ветер в пригоршни свои? кто завязал воду в одежду? кто поставил все пределы земли? какое имя ему? и какое имя сыну его? знаешь ли?
Мефодий, входит и прислушивается, невидимый для Константина.
Константин: Всякое слово Бога чисто; Он – щит уповающим на Него. Не прибавляй к словам Его, чтобы Он не обличил тебя, и ты не оказался лжецом. Двух вещей я прошу у Тебя, не откажи мне, прежде чем я умру. Суету и ложь удали от меня, нищеты и богатства не давай мне, питай меня насущным хлебом, дабы пресытившись я не отрекся от Тебя и не сказал: «кто Господь?» и чтобы обеднев не стал красть и употреблять имя Бога моего всуе… Мефодий, брат мой, входи, что толку стоять под дверью, ведь не злоумышляем мы друг на друга!
Мефодий (появляясь из полутьмы): Что за чудесные речи ты произносил, Константин?
Константин: Это Книга Притч Соломоновых, глава тридцатая. Неужели эти слова тебе неизвестны?
Мефодий: До сих пор я читал эти тексты лишь в греческом переводе… и немного по латыни… А ты… вознамерился перевести их на славянский?
Константин: Мы с тобой оба наполовину славяне, и скоро будет три года, как умер болгарин Лев, отец наш. Если бы я только мог… я бы написал новую Библию по-нашему, по-славянски! Ведь для скольких людей всё ещё не доступна её скрытая мудрость!
Мефодий: Эх! Ты всегда был и остаёшься нарушителем устоев. Кто постоянно нарушает внутренний распорядок моего монастыря? Кто вместо того, чтобы предаваться дневному отдыху под деревьями, переводит Притчи Соломоновы на славянский? Кто употребляет пищу у себя в келье?
Константин смущённо прячет корочку хлеба в рукаве.
Мефодий: Кто в тайне молится иконам, с собою принесенным? Кто постоянно сбегает из стен монастыря, дабы осмотреть селения самаритянские? Кто подбивает и меня, отца игумена с собою всюду следовать и путешествовать, в надежде отыскать письмена народов иной веры?
Константин: Ищу я письмена народа нашего, и многое говорит о том, что найти сумею…
Мефодий: О-ох! Сколько раз говорил я тебе: если бы были они, отец знал бы и сказал мне. Ну, бывали зарубки, бывали палочки обменные, но никогда не писали предки наши по отцу никаким письмом.
Константин: А предания местных народов? Ты ведь сам их слышал! О том, что за Эвксинским Понтом жили народы сильные духом и речи свои знаками писавшие. И что будто бы знали и исповедовали они Христа ранее всех на свете, и что письмо их старое, древнее, чем даже письмо палестинское и египетское?
Мефодий: Это они об армянах да иберах, и я сколько раз говорил тебе об этом. А то, что древнее оно даже финикиянского или самарийского письма – выдумки. В ту пору ещё и Господь наш Иисус на свет не народился…
Константин: А ведь были попытки найти… или восстановить его! Ульфилла епископ – для общины славянской на острове Готланд. И святой Иероним, и Кирилл Каппадокийский… И искали они, и находили, и писали об этом… Подумай! Свой алфавит имеют потомки египтян, копты. Имеют эфиопы. Имеют свой литургический язык те же иберы и армяне, слава Месропу Маштоцу. Почему бы и славянам его не иметь? Быть может, говори мы на общем для нас языке святой веры – и крови бы меньше проливалось?
Мефодий: Эх ты! Святая ты простота, о милый брат мой! Как же я тебя люблю, и как же больно понимать, что далеко не всем даны такие ум и сердце, как тебе! Прошёл целый год… и ты, возможно, позабыл, как режут друг друга в борьбе за власть те же благоверные политики константинопольские. Время вспомнить тебе... Две вести пришли тебе только что. С которой начинать, хорошей или не очень хорошей?
Константин: Начни с хорошей.
Мефодий: Внизу тебя ожидают твои ученики из университета. Прибыли по повелению самого патриарха. А вот тебе и грамота от него (разворачивает свиток, читает): «Возлюбленный сын наш Константин прозвищем Философ! Рассмотрев дела твои, суд никакой вины за тобой не нашёл, а то, что близок ты был невольно с изменником Феоктистом, то добровольной ссылкою своею вполне искупил. К тому добавлю, что просили за тебя и я, и благороднейший Лев Математик, и всемилостивейший кесарь Варда, и сам император наш Михаил. Императрица же, августа Феодора, как и возмутитель дел наших, бывший патриарх Игнатий, в изгнание направляются. А тебя ждёт твоя прежняя должность и множество дел, которые в отсутствие твоё в полнейший беспорядок пришли. Ничего отныне не страшись, с нетерпением ожидаю возвращения твоего в Константинополь. Фотий».
Константин: Фотий уже патриарх… Я очень скучаю по нему, Мефодий. И по Льву скучаю… Но за что они так поступили с Феодорой?
Мефодий: Вот тебе весть другая. Прочти сам.
Константин: «Милый Константин. Святейший патриарх дал милостивое согласие на это письмо к тебе. Я отправляюсь с императрицей Феодорой и, как и подобает верной служанке, приму монашеский постриг вместе с нею. Будь что будет. Бог свидетель, я по-прежнему люблю тебя. София». София…
Мефодий: Она жива, и это главное. Что до всего остального…
Константин: Скажи, Мефодий… Ты вдвое старше меня… Ты любил когда-нибудь?
Мефодий: Ах ты, милый мой нарушитель распорядков и спокойствий! Как по-другому потекла жизнь в монастыре с твоим появлением! С каким святым вдохновением стали петь псалмы мои монахи! А ведь раньше они просто гундели под нос!.. И… как нам всем будет тебя не хватать. Что касается меня… сейчас не время вспоминать об этом. Тем более, предчувствую, тебя ожидают великие дела в столице. Собирайся, и Бог тебе в помощь, и пресветлого тебе ангела в дорогу!
Затемнение.