За штатом

               
Посвящается дочери!   



                Быть за штатом – состояние офицера, снятого
                с  занимаемой должности без предоставления      
                соответствующей… (Стаж воинской службы не прерывается.) 
               


                «Икарус» мягко катился по графитовой ленте дороги. Изящно огибал приморские сопки, монотонно покачивая скучных пассажиров. Белые языки снега среди черноты отвесных скал, обагренные закатными лучами солнца, были похожи на кусты цветущего багульника. В салоне становилось душно, и Олег вольно распахнул шинель. 
За спиной капризничал ребенок, что-то канюча у своих родителей. Слышался бархатный, успокаивающий женский голос: «Ну, потерпи, доченька, Ленок-голубок! Еще немножечко, и мы приедем ». Олег внутренне напрягся, точно также он когда-то обращался к своей дочери, рифмуя имя ее с различными ласкательными словами, всякий раз, стараясь придумать что-нибудь новое. Он оглянулся и увидел в конце салона пятилетнюю девочку.
Олег мгновенно отметил вздернутый кнопочкой носик, торчащие топориками уши и большой белый бант, заплетенный в русую косичку. Все это было до жути знакомым, очень напоминало дочурку, которую он не видел уже более двух лет. «Мистика какая-то» -  подумал он, ежась и удобнее устраиваясь в кресле, словно ему что-то мешало. Он решительно отвернулся, словно отстраняясь от самого себя и, уставившись в окно, стал размышлять о том, как он придет на свой корабль, уже не полноправным членом экипажа, а – гостем. Возвращаясь из санатория после реабилитации, словно убегая от больничной тишины и вынужденного безделья, ему очень хотелось увидеть своих бывших сослуживцев. Олег все еще не мог свыкнуться с мыслью, что решением врачебной комиссии он списан с плавсостава и приказ о выводе его за штат был уже подписан. Он вспомнил, как с деланным безразличием, он спросил  комбрига о дислокации корабля и, под предлогом забрать личные вещи,  взял  «добро» убыть в «Техас», как всегда называли небольшой военный городок  Приморск – главную базу Тихоокеанского флота.
…Однако пороха на раздумья хватило ненадолго, вновь в памяти всплывала далекая семейная жизнь. Олег вспомнил, как он, однажды, возвратившись с боевой службы, с таинственным видом открыл портфель и протянул дочурке большую коробку заграничного набора конструктора. Дочка какое-то время, обхватив подарок  тоненьким обручем ручек, завороженными глазами смотрела на отца, а потом, подняв крышку, растерянно притихла, увидев большое количество блестящих приспособлений. Заметив ее растерянность, он начал пылко объяснять назначение всех деталей, незаметно для себя увлекаясь, перекладывая их из одной ячейки в другую. «Ну, смотри же, Ленок-венок, это же интересно! Мы с тобой такие машины будем строить!…» – говорил Олег, словно опасаясь, что дочь не примет его подарок. Но она, как, ни странно, быстро освоилась, неожиданно схватила отца за руку, и обиженно свернув губки бантиком, выпалила: «Ну, что ты, папа…Ты же все винтики перепутал!». Тогда он рассмеялся над ее чересчур серьезным тоном, а сейчас, вспоминая об этом, вдруг подумал: «Да, у каждого свои «винтики»… У нее пока эти…»

За время его вынужденного отсутствия корабль преобразился. Последний раз Олег видел его в иллюминаторе госпитального судна в бухте Кам-рань – военно-морской базы во Вьетнаме, когда его увозили в Союз,  на большую землю. За четырнадцать месяцев боевой службы океан сделал свое дело – рыжие от коррозии борта,  белесая от морской соли надстройка,… тогда не портили назначение вымпела, как боевой единицы флота, выделяясь на фоне зеленых волн Восточно-китайского моря. Именно такой, не парадный  вид, и остался в памяти Олега. Сейчас, Олег невольно отметил чистоту свежевыкрашенной палубы, на люках и горловинах алели киноварью свежие, аккуратно отбытые трафаретами боевые номера ответственных, сверкало  медью ухоженное АСИ… Полгода назад, это было его заведование. Проходя по штормовому коридору, Олег приятно отметил  знакомый корабельный запах, смесь машинного масла, и краски. Заглянул в люк ЦПУ машинного отделения, где ниже ватерлинии кипела своя, обособленная жизнь. Из глубины отсека утробно донесся гул работающих дизелей и отрывистый свист, каким мотористы заменяли команды, дополняя их особой, специфической жестикуляцией.      
В офицерский отсек спустился с волнением. По-хозяйски вошел в свою бывшую каюту и, отбросив дорожную сумку на диван, приятно ощутив под собой мягкий ковер, огляделся вокруг. После пятичасовой езды на автобусе и долгого ожидания на колючем  приморском ветре попутной машины, здесь было по-домашнему уютно.
- О-оо… Петрович! Сквозь шум кондиционера и шипящего теплого воздуха, голос раздался словно издалека.
- Кто посетил нас?!
Олег оглянулся. В проеме переборки улыбался  его бывший инженер и, перешагивая через комингс, протягивал руку.
- Здоров…- отвечая на крепкое рукопожатие, буркнул Олег и, кивнув на новые погоны старшего лейтенанта,  добавил: - Растешь, салага…
Слово «салага» было сказано душевно, по-родственному. Прожив в одной каюте больше года в последнем походе, они во многом доверяли друг другу, не смотря на разницу в возрасте, званиях и должностях.
Ему понравился этот парень с самого начала знакомства, когда Олег прибыл за ним на доживающую свой век плавбазу «Волга»,  в Севастополе, за десять дней перед выходом на боевою службу. Узнав  о  назначении лейтенанта  на  другой корабль, старпом плавбазы, давний знакомый Олега, упивался  своей властью, выдвигая перед молоденьким лейтенантом все новые и новые требования по сдаче заведования.
Экипаж малого ракетного корабля «Бриз» формировался оперативно, кадровики не тратили время на согласование, тем более уж с командованием плавбазы, стоявшей в ремонте.  Именно это и задело самолюбие старпома, от одного взгляда которого младшие офицеры сразу видели закат своей карьеры, а матросы-первогодки втирались в переборки, сливаясь с двенадцатым слоем краски. У себя на корабле он был главнее главкома. Увидев Олега, равного по себе званию, да еще знакомого по совместной службе на ракетных катерах, он еще раз продемонстрировал свою власть и на прощание, вальяжно развалившись в кресле, с искусственным равнодушием поглядывая в иллюминатор, прочитал лейтенанту последнее отеческое напутствие:
- Мережков…. Ну, ты, бля... в рубашке родился! К корешу идешь служить, а так бы ты еще полгода сдавал дела, и… НИКОГДА-БЫ их не сдал !… – сделав долгую паузу, он повернулся и в упор посмотрев на лейтенанта, продолжил - Олега Петровича я знаю, как отличного офицера, он тебе поможет стать… Таким же…. Даю пять минут, и с вещами на юте.  Время пошло !…
- Так мне же еще надо документы передать по.., – начал было тихо возражать лейтенант, но был властно остановлен как падающий на морозе воробей:
- Вот тебе на все и, на твое «по» и «жо», – пять минут! Свободен !!!
- Крут!… – Олег присел на диван напротив еще недавно грозного, а сейчас улыбающегося во весь рот доброжелательного человека, когда тень лейтенанта скрылась за дверью каюты.
- Подо мной пятьсот человек…. За каждого отвечаю. И, не  шкурой спины, а пониже! Буду манерничать, – в говно превращусь,… Большая коробка – большие заботы!…- офицер дружелюбно посмотрел на Олега и, словно желая закончить тему, - добавил – Лейтенант нормальный, грамотный! Вот только, мягкий какой-то, я ершистых люблю?! Помоги ему,  отвердеть. Ну, в общем, чтоб, похарактерней…
Они одновременно поняли подвальный смысл последних слов и рассмеялись.
- Да, нам сейчас четырнадцать месяцев… всем, стойко твердеть, не взирая на чины !  Руки бы не стереть... Американцев, через три месяца моря, говорят, в дурдоме проверяют, реабилитация,… а мы, ничего, только крепче становимся! – Олег встал с кресла, давая понять, что ему пора.
На приглашение в кают-компанию, Олег категорически отказался, ссылаясь на ожидающего,  на юте лейтенанта и, только перед самым выходом из каюты услышал, как его знакомый, стараясь придать голосу извинительный тон,  озабоченно, спросил:
- Олег! О твоем разводе с женой весь флот бурлит…. Недавно ЧВС на партийном комитете флота о тебе говорил,… мол, семья рушиться,… хороший офицер,  ломает себе карьеру, и, прочая херня,…
Задержавшись и прикрыв дверь, Олег весело подмигнул: - «Да пошли они все, комуняки,… я, беспартийный, место свое знаю!» -  и, не прощаясь,  вышел из каюты.
       
             «Из военно-морских училищ все выходят офицерами, а на флот приходят лейтенантами!» Олегу запомнились слова командира роты на выпуске, сказанные в напутствие в последний раз, как к своим курсантам. Звучит это каламбуром, не всякий штатский поймет, но если это услышит офицер, немалую часть жизни отдавший службе на кораблях, то уж точно вспомнит свои первые шаги по сходне, зачеты на самостоятельное управление кораблем, первые вахты, дежурства и связанные с ними первые неудачи.
   Сын музыканта и официантки среднего уральского городка, Олег мало, что мог приобрести в семье для будущей службы на кораблях. Заболел морем с пятого класса, когда, заинтересовавшись странным названием книги, прочитал «Цусиму» Новикова-Прибоя, долго спорил с одноклассником, противником  любой военной службы и отвергая все контраргументы друга, еще не окончив школу, подал заявление в военкомат. Успешно прошел многочисленные придирчивые медкомиссии и, через десять дней, после школьного бала, не успев насладиться первыми шагами зрелости, с авоськой домашней снеди и пятидесятью рублями в кармане, поехал с Урала на Дальний Восток. Поехал с твердым желанием поступить в высшее военно-морское училище!
По набранным баллам на вступительных экзаменах был зачислен и, упоенный своей первой победой в жизни, отсчитав оставшиеся копейки, отправил домой краткую по содержанию,  но многозначительную по смыслу телеграмму: - «Курсант, целую. Олег».
Для родителей, уже пожилых людей, эти была радостная весть. Он вспомнил рассказ матери о том, как они с отцом – фронтовиком, очень сдержанным человеком, размахивая телеграммой, стали вальсировать в своей маленькой комуналке, а потом сидели на диване, обнявшись, плакали от счастья, и вместе с ними утирала слезы соседка Клава, тайком думая о своем подрастающем шалопае. В то время дети мало отличались друг от друга; как одеждой, как поведением, так и поступками…

Олег не считал себя фаталистом. Но в последние дни стал ловить себя на мысли, что склонен к этому чувству; словно не живет, а ждет чего от судьбы. Вспоминая начало своей службы, он отмечал, что сложности и трудности, которые возникали зачастую не по его собственной вине, заставляли бороться, щетиниться,  добиваться,  рассчитывая только на свои силы, были преодолимы и, все шло относительно хорошо. Своевременное продвижение по службе, присвоение очередных званий, освоение новой техники, все это при его трудолюбии помогло добиться определенных успехов. Казалось, что наступил момент и все отлажено до мелочей! За испытание новых образцов вооружения, в которых он принимал самое непосредственное участие, ожидалось представление к ордену, были реальные мысли об академии. Казалось, все настроено на долгие времена, как в выверенном, хорошо отлаженном механизме. И вот что-то разладилось, развинтилось, словно появился скрытый дефект, повлекший за собой все новые и новые неполадки, а в переводе на жизненную ситуацию – неудачи. Жизнь, как говорят на флоте – тельняшка, но в данном случае, Олег с юмором заключил – «Черная полоса, затянулась…»
Все началось с развода с женой, но Олег не хотел останавливаться на этом факте и в раздумьях своих шел дальше, размеренно перебирая события своей жизни. Вспоминая неоднократные предложения вступить в ряды КПСС, он всякий раз представлял себе тихого, вечно озирающегося ортодокса-замполита, сорокалетнего капитана третьего ранга с литературной фамилией Молчалин. После каждого очередного пленума или статьи в «Правде», он, дежурно останавливал любого проходящего мимо офицера и задавал один и тот же вопрос: - «Вы законспектировали»?… Точно?… Проверю!…На итоговых политзанятиях, обязательно!…» Пропагандируемый образ комиссара  терялся,  в этом чем-то испуганном, постоянно потном, искусственно настороженном лице.   
Олег легко находил контраргументы, как ему казалось, достаточно убедительные – «еще не вышел из комсомольского возраста, это серьезный шаг,  нужно хорошо подумать, еще не готов,..». Между тем, глядя на старших по званию, он признавал себя, «здоровым» карьеристом и понимал, что без членства в  КПСС о дальнейшем росте по службе придется забыть. Именно сейчас, списанный с плавсостава, без определенной перспективы на дальнейшую службу, он понимал, что решение нужно принимать, не смотря на свои  принципы. В каждом отпуске, как правило, после очередной боевой службы, после первых впечатлений от встречи с родителями, когда наступал тот домашний покой и надежность малой родины,  которые никогда не забывались в море, Олег, под «рюмочку», выкладывал отцу наболевшее. О том, насколько декларативна и бездарна личность замполита на его корабле, освобожденного от всех вахт и дежурств. О том, что шестьдесят процентов времени в подчиненной ему боевой части связи, занимает прием, через секретную шифровальную аппаратуру, однообразных  до отвращения  текстов политинформаций, которые давно уже никто добровольно не читает, а существующая аппаратура факсимильной связи не в состоянии принимать советскую прессу, как это давно отлажено на кораблях вероятного противника ВМС США. И, еще о многом другом, о чем не сказал бы ни кому, даже после стакана «шила», выпитого после отбоя, в закрытой каюте, под шум воды в умывальнике. Перед глазами Олега всегда был пример его товарища, вступившего в полемику на итоговых политзанятиях с начальником политотдела о том, что это за «такая историческая фаза -  «развитой социализм». Офицер, не смотря на тайные намеки товарищей, настойчиво попытался спросить холеного кавторанга  – что же это за такая  историческая фаза развития общества и куда реально расходуются партийные взносы... Через два дня этот офицер внезапно исчез с корабля, а еще через месяц, прогуливаясь с дочуркой по Севастополю, Олег встретил его и, за кружкой пива услышал, что грамотный капитан-лейтенант, мастер военного дела, отличник боевой и политической подготовки, один из лучших электромехаников бригады, был принудительно направлен на медицинское обследование и демобилизован с диагнозом – вялотекущая паранноя…
Обо  всем этом они с отцом вели долгие разговоры, под безобидную ворчливость матери,  не контролируя себя, когда количество выпитой водки отвечало исконному качеству русской души, требующей той самой сермяжной правды, без которой и соль - не горька и, калач – не булка!… Итог всегда подводил отец, отбывший в свое время семь лет в Норильсклаге по известной в послевоенные годы - 58-ой. Опуская седую, с голубым отливом, как лунь голову, словно выдавливая из себя, он заключал: - «Сын! Трудно тебе будет служить. Но, пойми одно – в этом стаде нужно жить по его правилам, если не хочешь быть кормом для остальных!…»
Олег хорошо запомнил эти слова, в его жизни не было большего авторитета, чем отец, который, как он догадывался, во благо сына, часто говорил не то, что хотел, а то, что нужно было молодому, любящему свою профессию офицеру флота.

… Затем был дальний поход. Боевая служба, о которой он мечтал, в свои двадцать шесть лет еще не утративший в себе романтики.  Как бывало с некоторыми его сослуживцами, которые  с мечтой – «пять часов и, море на замок»,  скорее бы согласились лечь на операционный стол со здоровым аппендицитом, чем добровольно подняться на корабль и забыть штормтрап на двенадцать месяцев. 
Уходили на год, да еще «туда», о чем в газетах не пишут. Хотя, с улыбкой вспоминал Олег,  по словам жены, на севастопольском базаре только и судачили о скором одиночном походе малого ракетного корабля «Бриз» во Вьетнам. Если хочешь узнать военную тайну, шутили тогда офицеры в кают-компании – послушай, что говорят бабы на городском рынке. 
… Сейчас ему вспомнилось, как,  не дотянув каких-то двух месяца до родной базы, его тяжело больным отправили из Вьетнама на госпитальном судне в Союз. Ни госпиталь, ни санаторий со всеми реабилитационными мероприятиями и процедурами вспоминать не хотелось. Словно за всю жизнь наперед отлежал на больничной койке и отшагал все коридоры, пропахшие карболкой, с их неподвижным чувством покоя и скуки. До последней минуты оставалась надежда, пока не дождался однозначного «приговора»  военно-врачебной комиссии, с успокаивающим пояснением: - «Годен для службы на берегу в мирное время без ограничений,…» И, - дальше что-то еще виртуозно-длинное, но малозначимое. Казалось, все полетело к чертям. Именно с этого момента и началось, казалось Олегу - первое звено неудач, как в личной жизни, так и в службе.
На корабле Олег знал свое место и еще добрых восемь месяцев, пока стояли в заводе, на ремонте и кадры не торопили с освобождением должности, готовил боевую часть к следующему походу, в котором ему уже не бывать. 

… Привычно по-хозяйски расположившись в своей бывшей каюте, чувствуя уже себя лишним, он усиленно пытался развеять фатальное настроение. Размышляя о прожитом, очень хотелось, наконец, найти этот злополучный дефект – тот винтик, с которого все разладилось - причину всех неудач. В который раз, перебирая в памяти и, развод с женой не смотря на ее желание сохранить семью, и несостоявшуюся академию, и болезнь и, затерявшееся в «кабинетах и коридоров» политупрвления представление на орден Красной звезды, наконец, списание с плавсостава…, он пытался принять, как ему казалось, какое-то единственное, верное решение!..
Из задумчивости его вывел шум выходящих из кают-компании  офицеров. Сквозь разноголосье  выделялся  интеллигентный бас флагманского специалиста, капитана 3 ранга Кедрова:
-     Так ты понял»? Горячку пороть не будем… Думаю, что до утра времени хватит!
Увидев Олега, он деловито протянул руку, словно расстались только вчера, и, отвернувшись от офицера, к которому обращался, словно от навязчивой помехи, с какой – то неудобной для себя деликатностью, дежурно улыбнулся Олегу.
 -     Ты, никак, по кораблю соскучился?  Как здоровье?..
Олегу не хотелось отвечать, тем более что-либо пояснять, и он, пользуясь обстановкой, перевел разговор на другую тему:
-     Задачу принимаешь?
  Кедров разочарованно махнул рукой и показал глазами наверх, где над палубой и платформами располагался командный пост радиотехнической службы:
- Да, задолбило все!… Заваливают вводными «гайками»…
- Да ну?.. – Олег долгим взглядом, улыбаясь только глазами, посмотрел на флагмана.
От этого краткого диалога у него поднялось настроение, что-то дернулось в душе, всколыхнулось.
Недавно назначенного флагманского специалиста радиотехнической службы, Олег знал еще по училищу, как младшего по курсу. Должность, которую  занимал Кедров, предлагали ему представители Тихоокеанского флота, когда корабль, еще в Севастополе, согласно директиве Главкома готовили  к боевой службе с последующим переводом на другой флот. Подвела болезнь. Олег знал, что служил Кедров до этого на береговом посту на старлейской должности, перевелся в плавсостав за первой большой звездой на погоны не без «помощи» и, не прослужив на корабле года, был назначен флагманским. Внутренне Олег сознавал свою субъективность, понимал, что личные неудачи заставляют его так думать. В конце концов, какое ему дело до того, что у кого-то есть «протеже», это и на так страшно, если человек на месте. Ведь и так бывает: помогут, подтолкнут вовремя, – глядишь и проявились лучшие способности, и дело не страдает. Попробуй потом разобраться - почему сам «за бортом» оказался…
- И что? Много замечаний?.. – Олег, наконец,  оторвал взгляд от Кедрова, машинально отвечая на приветствия окруживших его офицеров. 
- Да, в основном по документации. - Продолжал Кедров, уже пытаясь завладеть вниманием Олега, - Дал время до утра, но… думаю, что не успеют. А мне к обеду комбригу докладывать!
- Так вот бы и помог. Все равно на сход не пойдешь, пока БЧ не подготовишь и задачу не примешь...
Наивно было думать, что «флажок» поднимется на ГКП и начнет работать в режиме командира БЧ.  Его обязанность – организовать и заставить.  А, если на итоговой проверке задача не принята, то получай «ежа в штаны», выражаясь виртуозным флотским фольклором. Значит, не оправдал свой статус.  И комбриг, не только по праву власти, но и по всем традициям корабельным был прав, запрещая сход на берег флагманам, чьи службы не готовы к выполнению  задач в море. Очень сейчас об этом хотелось сказать Олегу, да напомнить о том, что корабль стоял полгода в ремонте и что новый командир боевой части – его сменщик, прибыл недавно и еще о многом другом, но  только подумал и промолчал. Кратко отвечая на вопросы знакомых офицеров, уже заполнивших маленькое пространство каюты, не желая слышать нот сочувствия, в котором больше слышалось  любопытство, чем искренность, словно освобождаясь от назойливости, не обращая внимания на ухмылку Кедрова, он обратился ко всем:
- Ладно! Мужики! Пойду к кэпу поднимусь. Как он там?
- У-уу…- послышались возгласы, - загрузился до жвакогалса!...
- Шашкой пока не машет, - послышался смех, - коня белого не хватает !..
- Ну-ну, - Олег затушил окурок о край отполированной и срезанной снарядной гильзы и направился к выходу.
 
Командир сидел за столом и что-то скорописью отмечал в настольном календаре. Осунувшееся лицо и  бессонные круги под глазами напомнили Олегу о былых корабельных страстях. После двухмесячной реабилитации в санатории, он спонтанно почувствовал неудобство своего положения – сытого, душевно спокойного и физического отдохнувшего человека, словно был виновен за отстраненность от очень понятной ему корабельной системы выживания. В узком кругу, офицеры называли все это проще – «Дурдом!..». Под лозунгом – «круглое носить, квадратное катать…».
Откинувшись на спинку кресла и с трудом отрываясь от своих мыслей, командир, не вставая, протянул руку:
- Здоров! Скажи что-нибудь хорошее, - и, внезапно повеселев, добавил, - А то у меня, куда не глянь, с этой курсовой, один цвет, с коричневым отливом!..
- Да нечего пока сказать. За штатом…- Олег принял шутку и, соблюдая субординацию, не смотря на то, что когда-то они вместе начинали свою службу лейтенантами,  поддерживая предложенный тон, спросил разрешения  и присел на краешек дивана.
- Надеюсь, от меня не пахнет?…
    Оба рассмеялись. Командир, наконец, окончательно освободившись от своих мыслей, всем корпусом повернулся  на кресле-вертушке  к Олегу и, продолжая улыбаться, словно подвел итог:
- Ну, что ты, старина!.. Если только коньяком?!.. Надеюсь оттянулся по полной?!…  - и, с уже большим вниманием, стряхнув шутливый тон, спросил:
- Ну, а в кадрах что?
Олег хмыкнул и мотнул головой:
- Предлагают…- и, выдержав паузу,  выдохнул: - Начальником отделения связи в Киевке!
Пояснять было не нужно. Киевка, где Олегу предлагали должность начальника отделения связи передающего центра, представляло собой маленькое, «дремучее» таежное село в сто дворов, на побережье Японского моря, с традиционными коровьими лепешками на пыльной проселочной дороге и прочими «прелестями» сельской жизни. Совсем недавно, по решению высших эшелонов ВМФ, именно в таком месте был дислоцирован экспериментальный береговой объект дальней радиолокации. Представить себе, в «красках», такое ближайшее будущее мог только корабельный офицер, наделенный определенной «коркой» защиты всех железных палуб всех кораблей ВМФ СССР, особенно после службы в Севастополе. Конечно, и там нужно служить державе, кто-то служит и считает себя довольным. Место тихое, кругом тайга, при всех самых значимых обязанностях, да и кто за них спросит, если начальство  за четыреста верст, но Олегу трудно это было понять. Почему он, после семи лет службы на кораблях, испытаний новейшего оружия, с опытом, приобретенным не по наставлениям, а по жизни,  прожитой зачастую в ущерб семье, должен выполнять высокий воинский долг именно здесь. Штопать и латать проводную связь образца пятидесятых годов, на уровне крыш деревенских домов, за исключением единственно заслуживающей внимания аппаратуры уплотнения релейной береговой системы связи, достойной уровня подготовленного мичмана или прапорщика. Протест вызывало даже название должности, словно речь шла не о воинской части, а о районном почтовом отделении!
- Да-а, дела..
Командир, внимательно посмотрел на  своего уже бывшего подчиненного, с которым они прошли на этом корабле боевую последнюю службу и, словно оправдываясь от своей беспомощности, вновь вернулся к мыслям о своем.
 -  У нас, звиздец! Курсовую сдаем, проверка штабом флотилии, - при этом он кивнул на открытую дверь и резким движением захлопнул ее ногой.
-   У меня полная смена экипажа, все ветераны хоть и со скандалом, а улетели  в   
    Севастополь! Сменщик твой, вообще месяц на корабле. С  эсминца пришел.  Смотрит на 
    твой РЛК, как младенец на самосвал…  Пыхтит, а толку пока нет!?..


…Они уже спускались по трапу в кают-компанию, когда командир, словно спохватившись, спросил:
- Ты, вещи, какие забыл? Я давал команду, сохранить…
- Да нет, все мое, как говорят, с собой! Так, потянуло что-то…
Олег сейчас снова задумался: а, действительно, зачем он приехал, что он хотел конкретно найти на своем уже бывшем корабле! Уж не сочувствия ли?.. Но одновременно с этим почувствовал важность своего приезда. К чему-то он сейчас шел, зарождалась идея, и казалось ему, сделай шаг – и наступит ясность всех его поисков.
В кают-компании, на правах гостя, Олег был приглашен за стол командира.  В вестовом,  Олег узнал своего бывшего радиометриста – артиллерийского. Теперь уже заматеревшего годка, который, увидев своего бывшего командира БЧ, приветливо улыбнулся.
- А, что, Александр Федорович! – Олег обратился к командиру так, как это допускалось в кают-компании,  единственном месте на корабле, где по не писаным правилам, во время приема пищи или просто – отдыха, забывались чины и воинские звания.
- Вестовые, по традиции из радиотехнической службы?..
Командир с добротой, по-отечески, посмотрел на матроса а, затем, лукаво наклонившись к Олегу, ответил вопросом:
- А, кого-ж, ты прикажешь к офицерскому очагу поставить?.. Из трюмов,  что ли?.. – Как уж ты, Олег Михалыч, завел традицию, так и живем. Помнишь свои лекции и учения по сервировке стола ?…
Теперь они уже оба рассмеялись, каждый отошел от своих проблем и, если бы им позволило время, то ночи бы не хватило на все воспоминания и говорили бы они до утра, делая только паузы, для очередного глотка «шила» и краткой закуски…
Однако чаепитие не затянулось, командира ждали дела, он, не прощаясь, извинился:
- Надо боцмана дернуть, концы усилить, штормовое передали, - и потом, уже перешагивая через комингс, дружески добавил, - Если  в каюте занято штабными то, давай ко мне. Поместимся!..
Отстранив в сторону стакан, Олег вновь задумался. Из памяти всплыло тяжелое прощание с женой, после которого уже прошло более двух лет. Он почему-то отметил этот факт про себя и вспомнил маленькую фигурку дочери на причале, когда на этом самом корабле, отдав последние швартовы, они навсегда уходили от родных берегов Черного моря. По корабельному расписанию он тогда заступил вахтенным офицером в первую смену и, выдерживая на себе недовольный взгляд командира, долго не мог сойти с крыла мостика.  Смотрел в бинокль и словно слышал все, что говорила девчушка, дергая его уже бывшую жену за полы пальто. Так и остался в памяти этот маленький голубой, как кусочек  крымского неба, маячок дочкиного плащика, словно далекая искорка надежды.
    «Эх, винтик, винтик…» – вслух прошептал Олег.
   Вестовой, услышав голос офицера и приняв на свой счет, внимательно обратился:
- Еще чайку?
Олег отрицательно мотнул головой, медленно встал, словно боялся встряхнуть, потерять нить воспоминаний и вышел из кают-компании. Его бывшая каюта была уже опустевшей и  такой же тихой, пустой, как и в начале его прибытия. Раздались звонки малого сбора и команда: «Швартовой команде – приготовиться к построению. Место построение – шкафут, левый борт!..»
Где-то в душе  опять закопошилась мысль: - «Лишний…». Опять возникло муторное чувство неполноценности, смешанное с внутренним протестом. Резко повернувшись, он вышел из каюты и челноком зашагал по офицерскому отсеку.
   Команда:- «Малый сбор!..» словно подстегнула, он взлетел по  трапу и, оказавшись у двери на ГКП, осторожно толкнул ее. За операторским пультом радиолокационного комплекса, будоражащего взгляд многоцветием индикаторов и дисплеев, кнопок, тумблеров и прочих технических  приспособлений, назначение каждого из которых он мог бы объяснить с точностью профессионала, сидел его сменщик. Перебирая перед собой большую стопку журналов и бланков, он что-то отмечал карандашом на большом форматном листе.
- Что, зашился?.. –  обратился к нему Олег.
Старший лейтенант снизу вверх, изучающе на него посмотрел.
- Да, есть чуть-чуть…
Слова «чуть-чуть» были сказаны с вызовом, мол: - «Тебе-то что?»
Олег подвинул кресло, сел и, как бы извиняясь за свою бесцеремонность, оглядывая гору документации, спросил:
- По технике есть проблемы, - и, не дожидаясь ответа офицера, уже с нотой требовательности, добавил:
- Дай приказание, чтобы принесли миллиметровку, карандаши и фломастеры… и, вызови Еременко.
Через некоторое время на трапе послышался стук матросских ботинок о балясины железного трапа, и в проеме переборки появился старшина 1-ой статьи Еременко. Приятно было смотреть на уже повзрослевшего моряка, которого Олег выпестовал  не на одной  боевой службе и будь его воля, он бы с полной ответственностью назначил бы его на мичманскую должность.
- Товарищ старший лейтенант…- начал было старшина и вдруг осекся, скосив глаза на рядом сидящего Олега. – Здравия желаю, товарищ  капитан – лейтенант, - с радостной улыбкой продолжил он. – Вы, как, с нами?.. Уже…
- Здравствуй старшина!.. Да, нет, Григорий Саныч…- не изменяя, своей привычке обращаться к старослужащим – «годкам» по отчеству, поприветствовал его Олег, - Я,  в гостях!…
 Не дожидаясь ответа, Олег перешел к делу:
-    Не забыл еще, как мы на Черном море, проверяющих «убивали»?… Давай.  Час тебе! Не на красоту, но  чтоб  понятно!   Помогай  начальнику,  мобилизуйся!  Вопросы есть?
- Никак нет, - старорежимно отчеканил Еременко, поглаживая усы и, с веселым огоньком в глазах, бодро добавил: - Постараемся!..
- Да уж, постарайся. А то ведь «под трибунал пойдешь»!...
Олег закончил диалог своей старой шуткой и после того как по трапу отгрохотали каблуки быстрых матросских ног, уже обратился к  старшему лейтенанту на правах старшего:
- Через час строй боевую часть, ставь задачу каждому мичману и матросу, а после – идешь в каюту.  Утром принимаешь доклады персонально. А я пока здесь…

Когда по кораблю прозвучал, усиленный динамиками голос дежурного офицера: - «Команде вставать, койки убрать!..», Олег, уже одетый в шинель, с дорожной сумкой наперевес, стоял перед каютой командира.
-     Поехал?..
Командир стоял пред ним в тельняшке, по-боксерски, напряженно скрестив руки на груди и поеживаясь от сна.
- Да, хочу пораньше, нужно успеть записаться на прием к Члену Военного совета!…
-     Понял! Может, так и надо!.. И куда, хочешь?..
- В «систему». В свое училище. На кафедру приглашали. Может из меня получится - Педагог!?..
- Обязательно получится. Ты, кстати, не забыл свою статистику по рефракции?.. Собирал же по всем театру плавания, может диссертацию, а, глядишь и в ученые… Удачи! – он крепко встряхнул протянутую руку Олега, скрывая неловкость от многословности.
-    Как-то, мы Тебя и не проводили…, - но вдруг, словно вспомнив что-то, резко метнулся в каюту и, буквально через мгновение, вернувшись, протянул Олегу полотнище военно-морского флага:
-    На память!..
Ощущая в руках шелк аккуратно свернутого парадного флага, он был рад, что не услышал каких-либо других  слов, которые может и говорят в таких случаях. Олег резко повернулся кругом и зашагал по тесному штормовому коридору, неловко касаясь переборок. Корабль покачивало, спускаясь по сходне, он увидел играющие от штормового ветра швартовы.  Разлилась троекратная трель звонков и властная, спокойная команда: - «Корабль, к бою и походу, приготовить!…»  Олег шагнул на твердую опору причальной стенки и в последний раз окинул стремительные обводы корабля, вырезанные в утреннем тумане.
Не оглядываясь, уверенно зашагал, разрезая стальным эхом причала морозную утреннюю тишь.

      … Подъехав на такси к самому дому, где временно снимал квартиру у товарища, убывшего в академию, он вошел в подъезд и привычно прошел мимо почтового ящика. Писем ждать было не от кого. Но сейчас, остановившись у кабины лифта, каким-то чутьем почувствовал известие. Резко обернулся. Сквозь дырочки почтового ящика увидел что-то белеющее… Медленно достал конверт и, не глядя на обратный адрес, машинально его разорвал, не заботясь об аккуратности. С волнением ощущая, как тукает сердце, извлек фотографию. На него смотрела угловатая школьница  с нарядным бантом на тонкой косичке и с букетом алых роз в руках…
Уже поднявшись в свою холостяцкую комнату, медленно опустившись в прихожей прямо на тумбу из-под обуви, он еще раз более внимательно посмотрел на фото, с грустной нежностью отмечая, как много было его: подбородок с ямочкой, вздернутый носик, топорки ушей, высокий лоб…
И только глаза были уже взрослые, в которых он вдруг почувствовал вопросительный взгляд жены. Олег откинулся к стене и, с глубоко задумчивым, словно ищущим взглядом, устремленным на зеленое пятно стоявшего в глубине комнаты аквариума, чему-то улыбнулся и прошептал: - « Эх вы, винтики, винтики!…» 
Равнодушные аквариумные рыбы лениво пошевеливали плавниками…
   
                Апрель 1985 г.