Увы, хотя эта история и похожа на грустную сказку, но она была на самом деле...
Больницы, наверное, одни из самых ужасных и печальных, беспощадных мест в мире. И та, что построена на улице Лермонтова в Ставрополе — совсем не исключение: безразлично-холодное коричнево-серое здание; чахлые, но густые деревья и чугунный забор с остроконечными пиками.
Что примечательно, сорок лет назад она была точно такой же, как и сейчас, абсолютно ничего не изменилось. Люди приходили и уходили, рождались, умирали, в отчаянии лили слёзы, стекали кровью по полу операционных — а ей всё нипочём.. И лишь часть души каждого из тех, кто побывал в ней, оставляла свой отпечаток на её стенах.Множество печальных и не очень историй из нашей нелепой жизни в этом странном и иногда беспощадном и несправедливом мире пережила эта больница.
Август 69 года прошлого века запомнился своей жарой — под сорок в тени. Даже утром, часов с десяти, открытые окна больницы не спасали от духоты, и несчастные пациенты томились в своих палатах, изнывая от жары. Медсёстры лишь пожимали плечами от беспомощности, и, казалось, начинали плавиться из-за высокой температуры, как восковые фигурки.
Находиться в узком и почти не проветриваемом коридоре бокового крыла первого этажа было почти невыносимо и, возможно, даже опасно для жизни, и потому когда какой-то парень вышел из своей палаты и принялся нервно ходить из стороны в сторону. Дежурная сестра попыталась силой отправить его в палату, но он лишь отмахнулся с горькой усмешкой, отвернулся и подошёл к распахнутому на улицу окну.
Оперевшись на подоконник, он вдруг неожиданно запел. Сначала тихо, потом всё громче и громче.. Голос его был похож на сотни сладко звенящих колокольчиков, он смеялся и плакал одновременно, словно обвивал мягкой и приятной мелодией слушателей, проникая в глубины сердец.
«Что Вы делаете! Это ведь больница! Здесь должна быть абсолютная тишина!», - пыталась протестовать сестра, но, видя людей, выходящих из своих палат, и с интересом слушающих этого бесспорно талантливого, но странного паренька в больничной пижаме, перестала.
Послушать певца сбежалась почти вся больница, кого-то даже привезли в инвалидных колясках. Окна из коридора выходили прямо на улицу, и под окном начали собираться прохожие, зачарованные силой и красотой, экспрессивностью и яркостью, отчаянием и страстностью человеческого голоса.
Главный врач больницы шептала дежурной сестре: «Посмотрите, он никому не мешает. Людям ведь нравится! Сегодня вечером у него назначена операция по удалению щитовидной железы. После неё он никогда не сможет петь так, как сейчас. Возможно, вообще не сможет говорить. Прощается с голосом навсегда...»
Слухи, кажется, распространяются со скоростью не меньшей, чем у света, и через полчаса о беде юноши знала вся больница. К обеду к окнам больницы стали приносить первые цветы, через час их уже нельзя было сосчитать, а парень всё продолжал петь, почти без перерывов. Прохожие уходили, потом некоторые возвращались, приводили с собой новых и новых слушателей. Администрация больницы сначала пыталась разогнать толпу своими силами, но потом оставила эту бесполезную затею.
К четырем вечера этот неожиданный концерт будто вспыхнул с новой силой, некоторые оконные стёкла задрожали на высокой ноте, и... мелодия оборвалась. Воздух стал жидко-тягучим, и в нём замерла тишина. Расталкивая возбужденных слушателей, плотно заполнивших коридор, парень убежал в свою палату.
Операция была начата как и планировалось, в полпятого.