Первое, на что обращаешь внимание в Риме - суета. Все куда-то спешат, лавируют среди потоков машин, спорят в очередях, нетерпеливо сигналят в пробках. Но стоит наступить вечеру, и все меняется. Стихают Прада и Монтанелли, пожилые женщины выносят на улицу стулья, коротая время за чтением либо в нескончаемых разговорах, по опустевшей брусчатке гоняют мяч дети.
Пройдет время, мальчишки станут молодыми людьми и привлекут внимание богатых и знатных синьор, что оплатят спортзал и учебу в обмен на минуты радости, а потом поседевшие лиценциаты будут помогать школьницам за те блага, которыми сами столь щедро делились в юности. Но так "повезет" не всем, большинство никогда не выбьется из нищеты. Нет денег на медицину, образование, достойные пенсии, в то время как на ночную подсветку Колизея (без которой он, кстати, выглядит гораздо лучше) тратятся огромные суммы.
Интересно, кто вырастет из того, чье детство прошло рядом с этой громадой, где одни люди убивали друг друга на потеху другим? Скептик, циник, или наоборот, очень хороший человек, стремящийся изменить жизнь к лучшему, революционер и трибун, немало каких знала и Италия, и другие страны?
Где вы, борцы за чужое счастье? В темнице или лагере партизан, а может, ходите в гриме по своему городу, не вправе открыться даже родным? Пусть удастся задуманное, и минуют несчастья, и пошлет вам судьба верных друзей, признание и любовь!
Помимо замков и акведуков, часть из которых действует до сих пор, в Риме немало вилл вроде той, где пришлось претерпеть Нерону - будучи когда-то загородными имениями, они из-за роста столицы оказались в ее черте. Но большинство из них стоит с заколоченными окнами - в погоне за прибылью власти вводили все новые поборы и подати и постепенно задушили владельцев (в большинстве своем обедневших аристократов) земельным налогом. В итоге не выиграл никто - ни потерявшие имущество собственники, ни разорившее их государство. А красивейшие усадьбы патрициев мало-помалу приходят в негодность, как и оставшиеся без хозяев средневековые особняки.
Прочая застройка представлена зданиями 17-18 века и современными пятиэтажками, отличающихся от наших опоясывающими этажи галереями и такими же лестницами, на которых так хорошо загорать летом. Сейчас большинство домов перестраивают по европейским стандартам, демонтируя все внешние переходы и вводя за счет сокращения жилых площадей лестничные клетки и лифты. Возможно, так и удобнее, но мне куда больше нравится тот, старый Рим, безвозвратно уходящий в прошлое вместе с границами и национальной валютой.
Единственными посетителями церквей и базилик, что встречаются здесь на каждом шагу, в последние годы были только туристы, пока кто-то не заявил, что нынешние безработица и нищета - воздаяние за грехи Италии, основная же кара ждет ее жителей за гробом. Поветрие распространилось с поразительной быстротой - тысячи людей изучали Писание, "умаляли плоть" постом и молитвами, дабы еще при жизни увериться в том, что сподобятся рая. Особенно, в качестве некой гарантии, привлекало их мученичество, ради которого безумцы врывались с проповедями в пивные и лупанары, вынудив в итоге папу издать буллу, где разъяснялось, что намеренное желание пострадать не увенчивается благодатью.
Справедливости ради надо заметить, что в словах понтифика нуждались очень немногие, действительно стремящиеся стать чище и лучше, пусть и столь нелепым путем. Остальные искали спасения, не особо утруждая себя. Кто побогаче, нанимал человека, что сидел за него на всех мессах, добавляя в конце литании, когда небо столь благосклонно к страждущим: "Не мне, а дону Флориндо", другие "искупали" собственные пороки, обличая чужие. Злые, завистливые, подозрительные, ревнители "подлинной" нравственности рыскали целыми днями по Риму, ища, к чему бы придраться.
Стоило подобрать монету у старой часовни, как раздались дикие крики: "Святотатец! Эти деньги принадлежат церкви!", а какой-то всклокоченный бородач, заметив, что у меня нет ни креста, ни четок, воскликнул: "Он не только вор, но и схизматик! Давайте побъем его камнями!". К счастью, рядом оказался монах, воззвавший к милосердию беснующейся толпы: "Разве вы не видите, что это безумец? Простим же ему, братие, ибо не ведает, что творит..." Довольные своей добротой (еще одно дело в копилку заслуг), они разошлись.
Лучший способ прийти в себя - путешествие. На вокзале мне удалось запрыгнуть в вагон отходящего поезда (стоящие на перроне кондуктора уходят, едва состав начинает движение), но на этом везение кончилось - вскоре зашел контроль и мне пришлось заплатить 200 евро.
Венеция мне не понравилась. Тяжкая пышность и аляповатое многоцветие центра, тихая смерть окраин. Дома с осыпающейся штукатуркой, покрытые слизью причалы, крошащиеся опоры мостов. Прекрасные декорации, но только не для любовных историй... Здесь вполне бы мог гулять комиссар Берлах, да и любой человек мрачнеет с каждой минутой, вскоре начиная ощущать, что умирает вместе с этим унылым и мрачным городом. Удивительно, но большинство венецианцев веселые и жизнерадостные люди - видимо, они расцветают наперекор атмосфере разрухи, словно пробившийся сквозь асфальт цветок.
На селе проще - мысли, ритм жизни и настроение определяет природа. Ты встаешь и ложишься с солнцем, радуешься урожаю и грустишь при засухе. Ныне же было лето и девушки изо всех сил старались вовлечь в свои хороводы прохожих, угощая потом домашним вином. Среди полей и фруктовых садов возвышались замки бывших синьоров, весьма скромные по сравнению со своими княжескими и орденскими собратьями (двухэтажный дом с бойницами-окнами и чуть более высокой башней). В половине из них никто не живет (земельный налог и тут сделал свое), оставшиеся приспособлены под гостиницы и таверны.
Как правило, они состоят из зала, покоев хозяев, кухни и кладовых (все это размещено внизу), а на втором этаже живут постояльцы. В числе неотъемлемых атрибутов номера - распятие, сборник молитв и тут же - различные информационные буклеты, половину места в которых занимает реклама публичных домов. В зависимости от политических пристрастий хозяев, может присутствовать также программа соцпартии либо биография дуче, а в одной из гостиниц меня пригласили на музыкальный вечер "Поем Джиовинеццу". Белели розданные гостям нотные листы, задорно звучал рояль и я подпевал вместе со всеми, хотя прекрасно знал смысл текста - так порою красивый сосуд заключает в себе гибельную отраву и хочется пить и пить, не думая о последствиях.
Главная достопримечательность Равенны - старинная церковь с выбитыми над фасадом словами: "Помни, помни, приближается она неслышным шагом...". Многие считают их слишком мрачными и обходят здание стороной, не понимая, что лишаются главного - умения ценить время. Да, размышления о смерти не относятся к самым приятным, но ведь если не помнить, можно и не успеть...
В отличие от академически строгой Равенны, Пинето - маленький город на берегу Адриатики, где все располагет к беззаботному отдыху. Некогда поезд подходил к самому пляжу, но море, обидевшись на людей, отступило, и нужно пройти почти триста метров по выстроенной на месте прежнего дна Виа Франческа, чтобы увидеть воду.
У самой кромки прибоя простирались владения КПРФ - видимо, чтобы бороться с капитализмом, нужно сперва ощутить на себе разлагающее влияние западного комфорта, иначе критика будет немощной и голословной, без знания дела. Виллы, машины, слуги... нищие старики, платящие из своих скудных пенсий взносы "на возрождение СССР", в то время как лидерам нужны только деньги и власть. Если свергать, то в первую очередь их, а уж потом браться за олигархов.
Пизанская башня все так же падала, на ее фоне снимались опасливо поглядывающие на нее камбоджийцы. В какой-то момент мне захотелось, чтобы она действительно рухнула, похоронив под своими обломками споры о ее прошлом и будущем, а заодно и слепоту туристов, стремящихся в город только ради нее. А барельефы под крышами, которых не замечают и сами пизанцы - до того привыкли смотреть вперед, а не вверх, парки, мосты, увитый плющом фонтан семи муз, где каждый найдет отдых и вдохновение? И "говорящий" посредством надписей на экране кофейный аппарат, что, сравнивая внешний вид покупателя с заложенными в него параметрами, может предложить какао вместо молока или наоборот, посоветовать отказаться от слишком крепкого чая, а то и "сказать": "Извините, синьоры, сахара нет".
В Неаполе гремели бои - город решил сокрушить мафию и бросил против нее все силы и средства. Мостовые были усыпаны битым стеклом, а дома хранили следы яростных схваток - выбоины от пуль и закопченные окна сожженных вместе с оборонявшимися квартир. Люди не выходили на улицу, редкие прохожие испуганно жались к полицейским броневикам, чем лишь мешали им, подставляя под прицелы гранатометов. Двери гостиниц были закрыты, а библиотеку, где я рассчитывал найти хоть какие-нибудь сведения о местных магах и ради чего и приехал сюда, украшал пудовый замок. Давка в очереди за билетами, ругань у кассы, многочасовый путь - все было зря. Каким-то образом я оказался среди штурмовой группы министерства финансов и вот уже бежал с нею по улицам, размахивая вместо оружия самым длинным в мире зонтом, что смотрелся не хуже винтовки. Несколько стычек, час в придорожной канаве под сумасшедшим огнем и наконец, штурм виллы, превращенной владельцем в неприступную крепость.
Спустя сорок минут твердыня пала, но, покуда шел бой, дон Серджио успел добежать до пирса.
- Ушел, гад! - скривился командир, вглядываясь в пенную точку на горизонте - Ладно, дайте сюда гримуар.
Всю ночь над заливом завывал ветер и сверкали молнии. Утром на берег выбросило обломки катера.
Потом была Сицилия с Этной, в жерле которой закончил свой путь Эмпедокл, и четыре дня в Сиракузах - некогда мятежной колонии греков, ныне же - тихом провонциальном городе.
Спасибо тебе, Италия! За твои радость и боль, за щедрую красоту. За то, что живешь - пусть и немного не так, как хотелось бы тебе и другим...