* * *
Средь шумного бала рассыпался жизни горох,
Вареный в котле сумасшествий, интриг, суматох...
Будь тверд и решителен: ты настоящий мужчина,
Мышь времени жесткое мясо прогрызла до дыр,
Бог умер, поэтому ты себе сам командир,
Но не соблазняет уже городская пучина.
А раньше мгновенно разгадывал ребусы лиц,
Когда с вожделеньем смотрел из-за черных кулис,
Как в центре бьют гейзеры денег, вина и веселья,
И музы за час вдохновения требуют мзды,
И в небе все ярче сиянье фальшивой звезды...
Мне больше не хочется пить ядовитого зелья.
Подростком стоял в подворотне ни жив и ни мертв,
Но дым над горящей помойкой был слаще, чем мед,
И падшая женщина ночью казалась царевной -
Дарил ей цветы, воспевал, засыпал возле ног,
Шел в грязный подвал, превращенный в роскошный чертог,
Пока мое солнце цвело за решеткой тюремной...
Хотелось проесть меблированный космос ума,
Но грозно блистала чешуйчатым телом зима,
С лица моего соскоблившая честные очи -
И в прошлом, и в будущем стало не видно ни зги:
Ни звезд, ни зернистого моря, ни тесной тайги,
Бесследно исчезнувших в ветреном хаосе ночи.
Я спрашивал каждого встречного, как тебя звать,
Ведь страх поддается желанью не верить, а знать.
В алмазных когтях января задохнулась округа,
Квартира похожа на кладбище мерзлых вещей,
А в сердце зияет и свищет ужасная щель,
Но сотни миров сквозь нее обнимают друг друга.
Опасней убийства в любви либеральный ликбез
Во мраке скрипящих пружинами комнатных бездн...
Очнувшись от счастья, как дикие звери завоем,
И в здравом уме, даже если ты доктор наук,
Задушишь ребенка и высосешь кровь как паук,
Когда вдруг отечество быть не прикажет героем.
Лишь Богу любовь посчастливилось видеть живьем,
И рак на высокой горе не свистит соловьем,
В душе обмелевшей рождаются чувства кривые...
Не каждый в любви открывает себя, как Колумб,
Снимая ночной урожай с расцветающих клумб,
И жаль, что не мы полюбили друг друга впервые.