Три водопада

               

 Горы.

 Родные места.

 Чаткальский и Кураминский хребты. Западный Тянь-Шань.

 Высокогорье: крутые склоны, бронированные базальтом и гранитом, вертикальные скалы высотой несколько сот метров, покрытые морщинами трещин, складки с глыбами на спине и осыпями в расщелинах, часто обрывистые.

 Вершины и гребни острые, особенно по крайней границе хребта.
Но немногие знают, что острые клыки вершин гор, вблизи больше похожие на коренные зубы, имеют реальную ширину и… кариес времени.

Безмолвие.

 Складки на горных хребтах.

 Великий Космос насборил эти складки и готовился повесить скалистые занавески на небесный свод, отгородиться от людского, да прищепки не подобрал.

 Между хребтами и складками на них – котловины. Котловины с уклоном, по которым несутся реки.

 Снег, выпадающий зимой, остается прописанным здесь навечно в виде шапок на вершинах и ледниках по складкам–ущельям.

 Здесь можно различить снег, выпавший недавно, год, два, три назад. Плачущие ледники с торца показывают эти слои снега.

 Рядом с ледником безмолвие отступает в высоту. Ледник плачет: капель, усиливающаяся днем, ночью уменьшается, но в темноте шепот её слышней, чем при солнце, когда панорама синих скал, воздух, которым не надышишься, отвлекают от прослушивания музыкальной дроби.

 Вода стремится вниз в состав обжигающих и хрустально прозрачных горных речушек и водопадов.

 Ущелья, крутые склоны с обилием осыпей и скальных стен до нескольких сотен метров.
 Вода падает на осыпи, щебень и песок, фильтруется и стремится вниз, сливаясь с подобными себе ручьями, начинает порыкивать…

 В скалистой массе за какие-то сотни тысяч лет она прошлифовала дороги, напоминающие каналы. Струя бьется в скалу, отскакивает в узком ущелье к противоположной стороне, но уже ниже. Процесс повторяется многократно.
Так солнечный зайчик, упав на стену, отражается на противоположной стене, затем опять на той, куда упал, и все ниже до самого пола.

 Вот солнце здесь не часто! Ущелье освещается по частям утром и вечером, целиком недолго, днем, когда солнце в зените и над ним. Вода несется большую часть времени в полутьме, в сумерках.

 Выскакивая за пределы горных склонов хребтов, поверхность расширяется, сплошная полоса холмов и волнистых равнин - плато.

 Это предгорья.

 Крупнохолмистый пейзаж, расчлененный густой сетью узких саев (горных речушек). Такие речушки в холмах прогрызают себе место до известняков или скальных пород. В низовьях саев расположены товары, вынесенные ими с горных складов: кварцевый песок, вторичные каолины, лессовые суглинки.
Предгорья уже с овражными оспинами, склоны тоже расчленены.

 И вот долина между хребтами. Река с малым уклоном по течению реки местами меняет свой нрав и летит резко вниз через пороги и водопады.

 Сайки - горные речушки - имеют постоянные или периодически существующие места поцелуев с основной рекой, часть таких водостоков давно оставлена, поросла талом, ивняком, алычой, барбарисом, тополем.

 В среднегорье и предгорьях следы оползней.

 Селевые потоки, образующиеся из воды и продуктов разрушения горных пород, содержащие большое количество твердого материала, при своем стремительном и кратковременном движении подрезают задернованные склоны и забирают с собой сотни и тысячи тонн глинистых материалов.

 Оползень с гор на какое-то время перегораживает ущелье горной речушки. Стихийно созданная плотина собирает объем воды и направляет удар на слабое место дамбы. Теперь поток кофейного цвета - настойка с добавками из трав и деревьев. Он выскакивает к главной речке, сдает ей добычу, очищая свои струи до прозрачных.

 Миллионы лет эти горы смывали с бронированных своих щек пылинки. Слезы ледников несли их вниз, где возникали задернованные склоны, растительность, заводилась живность.

 В высокогорном поясе уже появляется арча (разновидность можжевельника, долговечное дерево) туркестанская стланиковой формы. Плоды круглые, запашистые и при раздавливании маслянистые.
 
 В предгорьях арчи уже много. Для неё характерна большая приспосабливаемость к произрастанию на крутых склонах и даже скалах.
Шиповник, жимолость, барбарис, алыча. Запахи медоносов.

 Все на склонах, по которым вниз вода.

 Время считали громадные часы, не песочные, - камнепадов, наполняющие кусками скал нижние конусы ущелий день ото дня, год от года, столетие от столетия.
……………………………………………………………………………………

 На Чаткальском хребте некоторые слезы ледника, мужского его начала, высыхали на суровых склонах-щеках, другие, женские, материнские, соединялись ради жизни и устремлялись вниз вместе с материалом для строительства зеленых склонов.

  Один поток из тысяч пролетел по скалистому склону из красновато-синего базальта, нашел трамплин и прыгнул вниз водопадом. Но не долетел до самого дна ущелья: гора подставила под водопад плечо, где водный поток отдохнул и прыгнул второй раз. И вновь только до колена горы. Последний прыжок, третий, водопад долетел до места встречи с саем, несущимся к главной реке. …

 А в месте каждого приземления за многие годы-столетия струя водопада выбила каменные ванны диаметром метра полтора, глубиной около двух метров, с крупнозернистым песком на дне, абсолютно чистые, без признаков водорослей, да и не мудрено – вода очень холодная и чистая стерильно.
……………………………………………………………………

Иван Михайлович презрительно сказал:

- Генка, ты бы еще воробьев настрелял на ужин! Разве это кеклики? Птенцы!

 Гена, только что спустившийся со склона горы, сняв любимую вязаную лыжную шапочку, тонкую от стирок в течение его жизни, вытирал ею пот со лба.
 Три кеклика, принесенных им, находились в распоряжении его и моей жены, которые раздевали их для купания в кипящей воде с картошкой.
Гена пробурчал:

- Нормальные кеклики, они и не растут больше.

- Нет, ты не прав, сынок. Вот недалеко отсюда, повыше, водятся улары, горные индюки. Только туман там, облака. Слышишь их, как они свистят? А пелена кругом, не видно птиц, не прицелишься. А если набредешь на них, то на другой склон перелетят и опять нужно ползти по скалам несколько километров.

 Как-то в молодости решил я все-таки взять улара и пошел этим ущельем вверх. Тропы узкие, в мелком щебне. Иду, и вдруг стая кекликов, штук двадцать, да крупные, у меня-то глаз наметан. Думаю: зачем пехтериться в горы под снег, когда такие кеклики рядом. Заметил, куда они перелетели, двигаюсь, ружье наизготовку. Они опять перелетели, но это обычная тактика - иду за ними. Вот–вот подкрадусь, и тут срываюсь с тропы: промоину не заметил. Быть бы из меня отбивной, да шиповник выручил. Ухватился за его корни, торчащие из промоины, левой рукой, а сильный я был и заболтался над пропастью. Ружье в правой руке. Камни посыпались вниз да с шумом, и стая взлетела потревоженная.

 Что делать?  Прицелился и стрельнул вслед кекликам. Вижу: попал, упало две или три птицы.

 Потом кое-как вылез на тропу и стал спускаться за добычей. Ущелье глубокое, осыпи, добрался до самого низу – ищу. Да, наверное, лиса со мной охотилась. Они с охотниками часто незаметно ходят, все подранки их, а то и сбитую дичь утянут.
 
  Короче, кроме игл дикобраза, нашел выбитое моей дробью оперение кеклика, так на нем на палец жира и мяса было, а сам кеклик наверняка с килограмм был.

Все молчали, переваривая сказанное.
 
Ну, грамм на шестьсот попадались и мне в руки. Но весом в килограмм?!
………………………………………………………………………………………

 Мы с Генкой распили еще бутылочку рябины на коньяке производства республики Польши. Решили проведать Ивана Михайловича, который расчехлил удочку и спустился с места отдыха у трех водопадов в ущелье, где извивалась горная речушка, одна из многих, составляющих Дукент–сай.
 
  Вода с третьего уступа падала с высоты метров пятнадцать. В месте падения образовалось озерцо глубиной около двух метров, впадающее в сай.
В лучах солнечного света было видно, как блестит рыба в речушке, стоявшая стайками против течения.
 
 Спустившись по склону, заросшему травой, к Ивану Михайловичу, увидели его недобрый взгляд и, чтобы не пугать рыбу, пошли и сели в воду под скалой, рядом с последним водопадом. Жарко, но вода освежала.

Периодически мочили голову.
Расслабление полное.

 Маринка не клевала. День, жарко. Воды маловато. Шаги она слышит. Иван Михайлович был раздосадован, поглядывал на нас и, наконец, не выдержал:

- Эдик, ну ты же умный, не как мой Генка! Ну, куда улеглись? Хотя бы каски надели! Скала ведь крошится! А если пара килограммов прилетит и по темечку или по плечу? Без привычки помереть можно, а я старик и две девки, что будем делать с Вами? Ну, давайте уходите отсюда, идите к своим и балдейте. Из-за вас не клюет. Как за руль сядете, да еще в горах, при бездорожье? Расстрелял бы вас, брысь отсюда, алкашня!

 Глаза у него хитро прищурились…

 Мы с Геной поднялись против течения по ущелью пару сотен метров и полезли под камни руками. Через полчаса рыбок двадцать пять чуть более ладошки перекочевали в садок Ивана Михайловича. Он оживился:

- Вот теперь можно сказать, что на уху хватит. Я тоже парочку поймал, - и показал золотистых грамм по триста рыбин.  На сверчка.

-  Папа, а где вы их наловили?

-  Из дома захватил, в огороде у себя.  Вы же все на месте ищете, а я готовлюсь заранее. Как вы готовили грузила для закидушек!

Мы засмеялись. Вспомнили. Ночную рыбалку на переметы.
…………………………………………………………………………………….

 Мы с Генкой тогда несколько вечеров лили грузила из свинца у него в гараже. Моя задача была - заготовить свинец. Я притащил свинцовую оболочку от кабеля килограммов пять. На несложном приборе растопили свинец и заливали расплав в ложку из нержавейки, затем опускали, заготовку в ведро с водой, остерегаясь ожогов,  паром и жидким горячим свинцом.

 Грузила получались красивые. Мы проделали в них отверстия под леску, обработали края дырок, чтобы леска не перетиралась.

  Иван Михайлович, а Генкин гараж располагался на его участке, подходил пару раз. «Металлурги» выделили ему десяток грузил, давали больше, но он сказал:

- Хватит. У меня есть кое-что.  Хватит.

 Мы же с дружком наделали себе по три десятка.

 Река Ангрен. Крупные валуны, некоторые величиной метров по пять. Перекаты через них, потом яма, иногда метра два-три глубиной, до двадцати-пятидесяти метров в диаметре. Рыба в жару днем - в яме, под валунами: там безопасно. Стоит пойти дождю без сильного ветра, она начинает активно клевать. Видать, капли по воде маскируют шаги рыбаков на берегу. После ямы течение убыстряется, река становится шире, перекат до следующей ямы, с песчаной отмелью на излучине и плесом.

 Если приглядеться, то водоросли на камнях, на мелководье, изъедены полосами. По ширине полос судят о величине рыбы. Это ночные пастбища для маринки. Здесь и ставят переметы ночью.

 Перемет - закидушка по-ангренски - это леска до полутора миллиметров в диаметре и меньше, через каждые полметра, на поводках, крючки попрочней или маленькие тройники, всего до тридцати крючков, часто и того меньше. Маринка ночью хватает на простого земляного червяка. Насаживают наживку на всю гирлянду и закидывают снасть с помощью грузила на свободном конце лески поперек реки. Часто сносит водой всю снасть к берегу, а еще чаще грузило затягивает течением под скалы и валуны в воде, тогда - в воду и пытаться отцепить. В половине случаев грузило отрывают, а лучше оторвать сразу, ибо, топая по перекату, шугаешь рыбу.

 Далее с фонариком проверяешь крючки, снимая рыбу и обновляя наживку. Некоторые ходят по воде вдоль крючков, снимая рыбу в сумку (типа - из-под противогаза) и обновляя наживку. Но темно, рыба часто выскальзывает, вода сбивает с ног, сменить наживку на колыхающемся перемете в темноте - это проблема. Нужно идти вдвоем, один - с фонариком. Рыба уходит с этого места на некоторое время, маринка - она осторожная.
 
 Маринка ночью ловится очень крупная. Только вот живет в верхней части реки Ангрен туркестанский сомик - черная, небольшая, до двадцати сантиметров рыбка, выходящая ночами на пиратский промысел. Заглатывает червя с крючком до самого хвоста - не снять. Только остается обрезать поводок с леской.

  Так вот, с обилием грузил и наживки мы с Геной и Иван Михайловичем на «Луцке» приехали в верховья реки Ангрен, чуть ниже впадения Эрташ - сая, где под скалистым берегом много ям.

  Время шло к закату.
 
 На песочном пятаке расположились, соорудили очаг, вскипятили чаю и пошли выбирать место рыбалки. Мы с Генкой стали рядом на одном перекате, метров в пятьдесят, а Иван Михайлович пошел ниже по течению, на перекат после следующей ямы.

Стемнело.
Снасти в воде.
Часов в одиннадцать пошли проверять.
Почти все переметы вытянулись вдоль берега. Рыбины, зацепившись, мечутся, устают и отдаются воле течения. На каждом перемете по две-три рыбины от трехсот граммов до полкило.
Два перемета зацепились, пока дергали, оторвали. Привязали новые грузила.

 Выпили бутылочку для профилактики простуды, ибо прохладно ночью в горах. Мы начали проверять снасти каждые полчаса, отрывая затянутые течением или рыбой под скалы грузила, отрезая поводки с туркестанскими сомиками, привязывая новые, с крючками.

 Когда рассвело, в садке было не менее двадцати килограммов маринки, а в запасе не осталось грузил.

Гена сказал:

- Пойдем, батю проведаем, как он ночь провел? Я смотрел, фонарик мелькал все время, а то ведь пожилой человек.

Иван Михайлович сидел на камне, подложив под себя телогрейку. Обветренное лицо повернулось к нам:

- Ну что, молодежь?  Наловились?  Домой?

- Да, поймали. Все грузила израсходовали.

- Так пришли бы ко мне, я ни одного не потерял.

- Как так? Не бывает.

- Старый я в воду лазить. Унесет. Грузила жалко.
 
Иван Михайлович хлопнул себя по карману и достал катушку черных ниток.

- Я нитками камни подходящей формы привязываю к перемету и каждый раз при проверке практически обрываю. Осуждают меня такие, как вы. А ведь свинец проблема был в военные и послевоенные годы. Попробовал - получилось. Есть несколько старожилов, которые тоже так ставят переметы. При вас никогда не станут вытаскивать снасть. Секрет. Камней, правда, маловато – миллионы штук!

Генка сказал с обидой:

- Мне, сыну, можно было и поведать. А поймали что-нибудь, папа?
Иван Михайлович приподнял садок, где подпрыгивали большие рыбины, с десяток. Мы с Геной победно переглянулись.

- И вот в воде.

Придавленный камнем мешок был наполнен более чем наполовину. Приподняв его рукой, я определил, что в нем было не менее двадцати пяти килограммов.
………………………………………………………………………………………

 «Голубые Купола» - это кафе в два яруса.

  В сквере, возле здания хакимията (горисполком).

  Первый этаж - это круглое помещение с колоннами по контуру зала и в центре, все застеклено, цветы в вазонах, крупные: монстера, драцена, фикусы. Второй этаж - открытая круглая площадка. Все кафе под тремя куполами, облицованными плиткой голубого цвета. На стенах фотографии и картины. Самаркандские мотивы. Бар, стойка, рядом со стойкой подъемник заказов на второй этаж. Столики внизу и вверху. Завиток лестницы подъема на открытую площадку второго этажа.
 
 Ассортимент: холодное шампанское, шоколад, лимоны и коньяк. Фоном звучит приятная музыка популярных в то время эстрадных групп Узбекистана, таких как Ялла, Наво,а так же Эсон Кандов, Дилдора, песни Батыра Закирова.

 Жара играет с жителями городка в партизаны. Жители прячутся в каменных лесах квартир, лежат грудью на амбразурах кондиционеров с риском для здоровья. Когда солнце садится за гряду Кураминского хребта, закончив боевые действия, народ начинает выходить на улицу. Кафе в жару - безопасное место, как лес для партизан.

 Сегодня поход в кафе неизбежен. Приятельница жены, одноклассница Света Кулешова, сшила моей Людмиле юбку до пола, клиньями, мотивы цыганские, цвет черно- белый, при легком кружении распускается, как ромашка. Надо показаться на людях!
 
 Идем, поднимаемся на второй этаж.
 
 Нас знают, мы живем неподалеку и нередкие гости в «Голубых Куполах». С нами Гена и его Людмила. Берем ледяное шампанское, после дневной жары – это наслаждение. Вторая бутылка идет за первой. Беседа веселая, рассказываем анекдоты, слушаем музыку, постояли в медленном танце.

 Из-за соседнего стола подошла пара.
Да это с нашего комбината муж и жена, Сергей и Люба Обуховы! Веселые. Встречали с ними праздники новогодние вместе, в их компании. Серега неплохо играл на гитаре и пел.
 
 Ребята были из городка Дукент, что в восьми километрах от Ангрена в ущелье. Городок режимный, шахтеры урановых шахт и работники по переработки руды. В Ангрене пируют по поводу окончания техникума Сергеем. Вывод напрашивался: третья бутылка шипучего напитка.
 
 Гена увлеченно (все-таки сын Ивана Михайловича!) рассказывает полунебылицы о рыбалке, охоте, мотоциклах и гонках.
 
 Интересно.
 
 Сергей и Люба, задетые за живое тем, что мы изъездили все верховья Ангрена, спросили:

- А в истоках Дукент-сая не бывали?

- Не приходилось. У вас там закрытая зона, ангренцы предпочитают по верхнему течению реки Ангрен отдыхать.

- Сейчас шахты позакрывались. Проехать в городок Дукент и следующий, аналогичный, Янгиабад, можно запросто. А за Янгиабадом по заброшенной и некогда асфальтированной дороге можно проехать вверх километров с пятнадцать и дальше по грунтовой, точнее щебенистой дороге, еще с пятнадцать. Места шикарные, нехоженые. Рыба, дичь. Мы сами ходили до свадьбы, лет восемь назад.

- Что никого нет - это заманчиво! Но этого добра: воды,  рыбы,  кекликов и прочего - везде много. Зато по трассе на Фергану с комфортом доедешь до места отдыха, даже на «Жигулях».
- Не скажите! Там примечательное место. Называют это место «Три водопада на красных скалах». Очень красиво, мечта!

- А давай сделаем вылазку на вездеходике «Луцке». Папу возьмем. С ним не скучно, да и в горах спец.

- Договаривайся с отцом. Поедете на «Луцке», мою Людмилу прихватите. У меня в субботу по плану посмотреть производство. Поеду к восьми часам, если все в порядке, то догоню, сразу поеду на Дукент и Янгиабад. Не догоню, так найду. Дорога туда одна.

- Хорошо. Эдик, если будут сомнительные перекрестки, то на дороге камнями выложенную смотри стрелку, куда ехать.

- Заметано.

 Керамический комбинат работал без сбоев. Диспетчеры производственного отдела, железнодорожного и автотранспортного цехов держали ситуацию под контролем, грузов под разгрузкой было немного, освобождающиеся вагоны планировались под загрузку готовой продукцией. Аварийных ситуаций не было. В основных цехах работали бригады ремонтников и дежурили руководители цехов или их заместители. Убедившись у диспетчеров в отсутствии вопросов к нему, инженер впрыгнул в свою «шестерку» и погнал её напрямик через поселки Перевалочный и Аппартак к Дукенту.

 Городок Дукент прилепился к горе слева при въезде в ущелье. Сама дорога в горы была в низине и шла против течения Дукент-сая на его берегу то на одной стороне, то на другой, после мостов.

  Дорога с резким подъемом, еще мост через десяток километров после Дукента и - резко влево городок Янгиабад. Чистенький, красивый, обеспеченный. Весь на склонах гор. Пролетев городок, «Жигуленок» свернул в горы по некогда асфальтированной дороге. Слева внизу струился Дукент-сай, принимающий с каждой складки гор притоки. Сейчас, летом, это были ручьи. Справа на возвышениях видны законсервированные штольни и шахтное оборудование.

Ни души.

  Дорога начала забывать о своем друге-асфальте. Сейчас она представляла собой щебенистую дорогу с оспинами–выбоинами и следами потоков воды с гор в виде извилистых промоин, иногда глубоких.

 Вот развилка, едем прямо против течения сая, да и примитивная стрелка Генки на это указывала. Солнце открыло уже все стекла в авто, все равно пекло! Снова развилка, справа по иллюзии дороги течет широкий ручей, а не переедешь!
 
 Генкина машина. И сам водитель здесь же. К «Луцку» привязан буксировочный канат.

- Не рискуй. Я довез отца и девчат до трех водопадов. Вернулся перетащить тебя. Дальше потихоньку проехать можно, но защите двигателя будет проверка.

- Молодец. Воздух тут, правда, классный. Давай буксир.

  Полуденное солнце, чистый горный воздух, величественные вершины гор.
Снежная шапка Чаткала, которая маячила спереди при въезде в Дукент, теперь за спиной.

 Осыпи каменные по ущельицам и арчевники, набрызганные темно-зеленым, бессистемно, по склонам.

 Скала, как нос мифического корабля, выплывающего из синей горы.

 И три водопада.
 
 Вода внизу, под третьим водопадом, холодная, под вторым очень холодная, а под первым сверху холоднючая.

 По заметной тропе залезли до второго водопада. Машины остались внизу.
Следы очага. Дрова с собой. С некоторых времен по просьбе главного инженера ему готовили раз в неделю мешок с дровами из отходов. Выписав через кассу за символическую плату дрова в количестве одного кубометра, компания обеспечила себя топливом на сезон.

 Расположились. На брезенте разложили спальные мешки, сетки с едой.

 Сбросив верхнюю одежду, в купальниках ринулись под падающий поток воды.

Блаженство.
 
 Сели питаться вкусностями, взятыми с собой. Иван Михайлович достал бутылочку чачи своего производства - для мужчин. Крепкая… Женщины пьют охлажденное белое вино - муссалас. Холодильник рядом – сетка, погруженная в ледяную воду.
 
 Потом купание под первым водопадом и… полная трезвость, второй водопад - бодрость, третий – полное блаженство и контраст температур.

  Девчата пожелали запечатлеть свои организмы на фоне величественных скал, под струями водопадов. На свет был извлечен «Зоркий», забинтованный в полотенца от жары. Отличные снимки, живы и сейчас, несмотря на черно-белое изображение, дороги не меньше, чем фотосессия скоростным цифровиком сегодня. Две Люды мостятся для фотографирования у нижнего водопада по щиколодки в воде. Из щетины травы, окаймляющей ванну, выбитую в скале, приподымается голова потревоженной змеи. Эдик зовет женщин, обещая что-то рассказать. Щебеча, они выползают из воды.

- Только не бойтесь! Там в травке что-то ползает!

- Что? Ужас!

- Уже уползло. Но под ноги смотрите. Скалы, осыпи – здесь для ползающих гадов неплохо: рыба, мышки, птички–невелички.

 Дальнейшие походы под падающую воду только с конвоем, идущим впереди. Змей больше не видели. Шкуры, оставленные между каменьями, – это было.

Гена бегал за кекликами, рыбу наловили.
 
Очаг горел. Пахло вкусно.
 
Иван Михайлович набрал кислички, травок и сварил отменный чай.

Отдых удался.
 
Расчехлили спальные мешки.

В ущелье становилось темней.

Вершины были еще освещены.

 Но как молнию на спальном мешке двигали, так освещенное пространство сдвигалось к нашему костру.

 Ночью, глядя на огромные скопления звезд, изредка сверкающие росчерки метеоритов, долго не спали. Разговоры невольно шли о космическом и мистическом. Иван Михайлович вспоминал для бодрости истории с реальными проявлениями признаков обитания в этих местах снежных барсов и медведей. Ночные птицы хлопали крыльями. Изредка слышны были падения камней в осыпях.

 Горные вершины сами задремали, перестали смотреть на посетителей трех водопадов, закутав их в синий мешок ночи с незавязанным верхом; звезды сверкали над головами, дышалось легко, мысли были позитивными, компания родная.

 Солнце выглянуло поутру между клыками хребта, пригрело и вытащило забравшихся из спальных мешков. Иван Михайлович встал тихо и рано, его костлявая фигура виднелась на гребне красной скалы, откуда выпрыгивал первый водопад. Увидев, что мы встали, он быстро спустился с пучком травы для фирменного чая.

 Женщины накрыли достархан остатками вечерней еды. Поели, запили крепким и душистым чаем. Начали собирать вещи и спускать их к машинам. Завершив эту работу, все дружно пошли под водопад, тот, что третий, и, освежившись, начали движение назад, набрав ледяной воды в термосы.

Заминок не было.
 
 Вершины молча, с сожалением смотрели вслед. Им эти сутки было не скучно.

Теперь справа несся Дукент-сай, как верная собачонка вершин, провожая кортеж.

 После очередной горки, извилистого поворота три водопада исчезли из вида.

 Гена ехал последним, страховал «Жигуленка», но когда появилась под колесами асфальтное полотно, он умчался вперед.

 Однако при въезде с горной дороги в Янгиабад поперек дороги стояла милицейская «Волга». Генкин вездеходик с распахнутыми дверцами досматривали гаишники.
 
 Иван Михайлович и Гена предъявляли документы офицеру, сидящему в милицейском авто. Навстречу «Жигулям» вышел с жезлом инспектор, подтянутый и с суровым выражением лица. Остановив машину, Эдвард выскочил из неё:

- Что произошло?

- Почему в запретной зоне находитесь?
- Нет ни одного указателя, покажите.

- Все это знают. Еще ружье в той машине, незачехленное, с него явно недавно стреляли. Нам был звонок от дежурных с закрытых объектов.

- Кто старший у вас, извините?

- Майор милиции, начальник Янгиабадского ГАИ товарищ Абдуллаев.

- Слава Богу, знаю его. Дайте с ним поговорить.

- Я доложу.

Из «Волги» вылез офицер, позвал Эдварда рукой, и они отошли в сторону.

- Как директор керамического комбината поживает? Как вы сами? Дети здоровы?

- Спасибо! Сами как? По воскресеньям работаете?

- Мы круглосуточно на посту. Шахты не брошены, охрана есть. Еще в субботу знали, что на трех водопадах мирно отдыхает пара семей. Знаем, что стреляли несколько раз с ружья. Мой шеф велел проверить документы. Мы подъехали, как получили сигнал, что вы выехали.

- Хорошо, что это вы приехали. А то - конец.

- Ружье с документами, но перевозится не в чехле. Здесь не приписное хозяйство и не заказник, это территория Рудоуправления, стрелять нельзя. Хорошо за диверсантов не приняли. Документы все в норме, на остальное закроем глаза, вы ведь с дочкой заместителя хакимията работаете, видел, привозили её.

- Ну, у Вас здесь ничего нельзя скрыть. Мухитдин Абдуллаевич, приглашаю к нам на комбинат, все вопросы решим для вас!

- Майли (хорошо, узбекское), вы не диверсанты, но нарушители.

- Ака (брат, узбекское), больше не повторится!

- Водку не пили? У друга глаза красные.

- Костер не умеет разводить. От дыма такие.

- Договорились. Вы мне должны.
- Договорились. Я вам всегда должен и жду.

Пожав друг другу руки, попрощались, и «диверсанты» двинулись домой.

Перед тем как сесть в машину, Эд сказал тихо:

- Мы еще приедем.