Игорь Федоровский
Поэт бульваров
Посвящаю дню влюблённых, который можно украсть у самого себя.
Замёрзшие окна в бело-синем автобусе. И мальчик на последнем сиденье. Мальчик с немного грустным лицом. Он был поэтом. Романтиком, любившим по вечерам гулять по бульварам. И ночами он не зубрил языкознание, а писал стихи.
Синяя холодная зачётка в дрожащих пальцах. Четыре экзамена, и по всем – пересдача, а послезавтра пятый, и он был уверен, что и по нему не знает ровным счётом ничего.
А по окнам,
А по окнам
Наползает
Февраль.
Интересно, с чего вдруг ему вспомнились эти строки? В феврале у него день рождения, ему исполнится восемнадцать. Я хорошо знал это. Спросите, почему?
Просто мальчиком этим был я.
А на следующий день я умер.
Деканат мощной стеной заслонили неудачники, те, которым сегодня нужно было непременно получить направление на пересдачу. Увидев, эту стену, я сначала испугался, а потом понял, что пришёл слишком поздно. Направление выдавали с десяти до двенадцати, а сейчас на вечно опаздывающих часах филфака было десять тридцать, а значит, и того больше. Но делать было нечего, я нашёл в стене едва заметную брешь, и стал пробиваться к спасительной стенке, рядом с которой коварно улыбалась всем заветная дверь деканата.
Меня заметили. Сразу же. И вовсе не затем, чтобы сказать: «Ой, какой симпатичный мальчик!» Любезности остались вчера, а может, позавчера, когда какая-нибудь Оля или Иринка завалила свой очередной экзамен. Сегодня каждый стремился пролезть вне очереди, отдавив по пути своим вчерашним друзьям-подружкам ноги.
-Куды лезешь? – прокричала мне какая-то незнакомая девчонка с косичками, - Здесь очередь.
Я сделал вид, что не услышал её слов, и, добравшись до спасительной стенки, прижался к ней, как древнегреческий герой Антей, к земле. Правда, сил мне это не прибавило, но зато я теперь был уверен, что не упаду без чувств на грязный пол. Выпитая сегодня утром водка наверняка была дрянной: голова у меня кружилась, и хотелось плюнуть на всю эту собравшуюся здесь толпу и, растолкав всех, ворваться в деканат, покрывая всех по дороге матом. Но я знал, что за такое не похвалят. Выкинут ко всем чертям из университета и ручкой на прощанье помашут: заходите, мол, ещё, будем рады.
-В кармане выругался матом телефон, я понял, что звонят родители, и разговаривать не стал. Надоели. Все надоели.
Но кое-кто мне был ещё нужен. Она. Во внутреннем кармане куртки я держу её фотографию. Тёмно-каштановые волосы, зелёные глаза, на левой щеке - ямочка. А на обороте фотографии надпись: «Игорю Градскому в подарок от Елизаветы Смеховой». Её крупный почти детский почерк, который всегда забавлял меня. Он был частью её, Лизиного мира, того мира, в который для меня на время была закрыта дверь. На время, в этом я был уверен на все сто. Да, Лиза видела меня с другой девчонкой, ну и что? Подуется и забудет, как остальные девчонки. Тоже мне трагедия!
Она училась в одиннадцатом классе, моя Лиза. Её там наперебой хвалили и учителя и одноклассники, мол, и учится на отлично, и товарищ хороший: всем поможет, всем подскажет, никого не забудет. Только мне не очень-то было нужно, чтобы она о других заботилась – на меня меньше времени оставаться будет.
-Не лезьте вперёд очереди! – доносились до меня голоса возмущённых девчонок, - Мы здесь с самого утра стоим, и ничего!
-Мне плохо, у меня голова кружится, - донёсся до меня голос Нади Стрепетовой из нашей группы, - мне нельзя в духоте долго стоять!
Плохо? А мне, Надька, хорошо? Думаешь, что кому-то, кто пришёл сюда, хорошо?
-Пропустите её, что вы! – совершенно неожиданно услышал я голос Кости Незабудкина. Уж кому-кому, а Косте здесь действительно делать было нечего. Он же отличник, на стипушку идёт. И зачёты не сдавал: нахватал автоматов и радовался. Но всё равно приходил вместе со всеми «поддержать», как он говорил.
Ни к чему ты здесь, Незабудкин. Только остатки свежего воздуха забираешь.
Но девочки Костю, однако, послушались и ворча, пропустили Надьку вперёд.
Мне что ли сказать, что на голову больной? Может, и меня пустят без очереди?
И тут я увидел старуху. Закутанную в чёрное тряпьё, которое и одеждой-то назвать было нельзя. «Как её пропустили в универ? – подумал я, - Ведь охранники у входа даже студентов останавливают и документик просят показать. А она? Бомжиха и всё тут. Ещё инфекцию какую-нибудь на факультет занесёт. Пусть уходит туда, откуда пришла!»
Но старуха не уходила. Мало того, она ещё смотрела на меня. Да, именно на меня, я не мог ошибаться. Я попытался посмотреть в сторону расписания, но старуха как-то быстро и неожиданно оказалась там, и снова таращила на меня свои подслеповатые глаза. Пытаясь избавиться от этого взгляда, я зажмурился, а когда снова открыл глаза, никакой старухи в вестибюле уже не было.
Надо меньше водки пить, Игорь.
Но она была! И стояла вот здесь, а потом здесь. Чёрные лохмотья, какая-то странная палка в руках, взгляд, от которого не убежишь…
Нужно позвонить Лизе, чтобы прийти в себя. Эдак когда моя очередь подойдёт, я не только старуху увижу, но и инопланетян с красными от водки носами.
Но по телефону мне долго не хотели отвечать. Но я упорно отсчитывал гудки, боясь того, что Лиза опять убежала выгуливать собаку и забыла свой телефон дома на тумбочке. Но, в конце концов мне ответили.
-Привет, Лиза, - прокричал я, пытаясь заглушить гул очереди, - как дела?
-Зачем ты звонишь? Я же вчера прислала тебе сообщение, что не желаю тебя больше видеть, - холодно сказала Лиза, - звони той, с кем вчера бродил по бульварам.
-Лиза, ты же знаешь, что люблю я только тебя! –нисколько не стесняясь очереди проорал я, - а вчера…, вчера была просто случайность.
-Что, опять дочь капитана? – ехидно проговорила Лиза, - Это уже было. Придумай что-нибудь поновее.
-Нет, это просто старая знакомая, - попытался выкрутиться я, - знаешь, она давно не была в нашем городе и захотела посмотреть, как он изменился. А я вот случайно оказался под рукой.
-Ты всегда оказываешься у всех под рукой, - не поверила Лиза, - и почему-то всегда случайно. Знаешь, Игорь, всё. Мне надоело.
-Что надоело? – не понял я.
-Всё, - ответила она, - наши прогулки по бульварам, твои дурацкие стихи обо мне, даже твоя улыбка. Я уезжаю, Игорь.
У меня сердце подскочило в груди, а перед глазами встала мутная пелена. Я без сил сполз на пол, понимая, что нужно что-то делать, что-то менять, иначе всё. Пусть пропадут к чертям все мои прошлые увлечения, они никогда ничего не значили в моей жизни. А Лиза… Без неё я не мог жить.
-Куда? – обессиленно прошептал я, надеясь, что она меня услышит.
-В Москву, - ответила Лиза, - там я буду сдавать экзамены, там я намерена учиться дальше. Международный бизнес – ты знаешь, это моё призвание. И от тебя здесь уже ничего не зависит.
-Но… ты могла бы учиться здесь, - пытаясь ухватиться за переломанную соломинку, произнёс я, – здесь тоже неплохой факультет.
-Вот именно неплохой, - рассмеялась Лиза, - а мне нужно, чтоб самый лучший. Я хочу стать кем-то в этой жизни, Игорь, мне не нужны твои бульвары и твои стихи. Мне сейчас вообще ничего не нужно от тебя. Прощай.
А потом я услышал пустоту. Лиза не захотела больше разговаривать и отключилась. А я поднялся на ноги, разогнал пугающую пелену перед глазами и пошёл, не замечая никого вокруг. На меня кричали, что я псих, что я иду и наступаю всем на ноги, но я никого не слушал, мне теперь было всё равно. Лиза, Лиза уезжает, но пока она ещё здесь, и нужно что-то делать. Я послал к чертям очередь и направление на пересдачу и зашагал по лестнице вниз. Быстрее, на свежий воздух, быть может, ещё можно что-то успеть. Не может быть, чтобы всё, всё в один миг рассыпалось на крохотные осколки.
Нужно действовать.
На крыльце универа я столкнулся с Незабудкиным. И откуда он тут взялся, вроде не курит. Да и холодно так в одном свитерочке на тридцатиградусном морозе стоять.
-Что с тобой? – сразу же заметил меня Костя, словно ждал, когда я выбегу из универа.
-Со мной? – криво улыбнулся я, - Ничего. Иди лучше там неудачников успокаивай.
-Да ты посмотри на себя! – воскликнул Незабудкин, - на тебе лица нет!
-Извини, зеркал не ношу, - язвительно проскрипел я, - а то бы да, полюбовался на своё отражение. Красавчик, да? Не тебе, козлу, чета.
-Не надо так, - попытался утихомирить меня Костя, - я же вижу, что тебе плохо.
-Пошёл к чертям, - разозлился я и легонько ткнул Незабудкина в лицо. Не знаю уж, куда я ему угодил, да только он упал, похоже, ударившись головой о ступеньку.
И тут мне стало страшно. Потому что я стоял, смотрел, а Костя всё не поднимался и даже не шевелился.
Нужно позвать на помощь. Вдруг сотрясение или ещё что-нибудь серьёзное?
А кого обвинят? Меня, конечно. А ещё возьмут и задержат в универе, а Лиза как раз в это время уедет.
Нет, нужно бежать. Пока никто не видел – бежать.
Слава Богу, что никто не видел.
Озираясь по сторонам, я быстрым шагом направился к остановке. Ничего, сегодня многие входят и выходят из универа, найдут.
А что если, если я убил его?
Мысль эта меня испугала, и я попытался её отбросить поскорее, но она не унималась и снова цеплялась за моё пошатнувшееся сознание.
Чтобы её убить, я стал думать о Лизе, но легче мне не стало. Но одно я знал точно: нужно ехать к ней домой. Может быть я смогу её убедить…
Убедить в чём? Не уезжать? Так это не от тебя, Игорь, зависит. Что ты можешь предложить ей взамен?
Если любит, то не уедет. Останется назло всем.
Кроме меня. И может, какой-нибудь зануды одноклассницы, которая очень сильно Лизе завидует.
Подходя к остановке, я увидел автобус, понял, что это мой и побежал, пытаясь опередить всех на свете и на последней секунде заскочить в переполненный салон. Но мне не повезло. Пешеходные дорожки были скользкими, я оступился и едва не грохнулся на убийственно твёрдый тротуар. Но удержался как-то, пришёл в себя, правда автобус уехал, не дождавшись меня, и я печально посмотрел ему вслед: что ж ты, друг, я так рассчитывал на тебя.
И потянулись минуты. Я не мог успокоиться и измерял остановку шагами, не забывая посматривать на часы. Безжалостно точная секундная стрелка бежала по циферблату, отмеряя часы, годы, тысячелетия. А я боялся, что опоздаю, и ругал эту стрелку всеми плохими словами, которые приходили мне на ум. Но легче мне стало всё же, когда пришёл автобус.
Шевелись, старая колымага! Увези меня поскорей отсюда куда-нибудь далеко-далеко.
К ней.
Но она рядом, ещё рядом. Если бы она знала, что я не могу без неё жить.
Левый берег встретил меня своими высоченными многоэтажками. Только сейчас они не улыбались – прошли те времена, когда мы с Лизой бродили здесь и нам было хорошо и весело вдвоём.
Но они ещё наступят, я верю в это.
А пока грустили дома. Будь у них головы, они бы дружно мне закивали: «Никакой надежды, мальчик! Никакой надежды!»
Я уже перешёл на бег, быстро запыхался, но не останавливался, чтобы перевести дух. Ещё одно мгновение, и я у железной двери её, Лизиного, подъезда.
Нажал шестьдесят четвёртую кнопку домофона, номер Лизиной квартиры, стал ждать. Но ответила мне мама.
-Мне Лизу Смехову, - отдышавшись проговорил я, - я её парень, Игорь Градский.
-Лизу? - мама, похоже, смутилась, но потом решительно заявила, - её нет. Она уехала.
-Это ложь, - заявил я, - я звонил ей час назад, и она ещё была здесь! Так быстро она не могла уехать!
-Лиза не хочет вас видеть, - сказала мама, - она говорит…
-Откройте дверь, - приказал я, - а то вы увидите, что будет!
Что я вытворю, я пока и сам не знал, но чувствовал: надо что-то делать. Лиза дома, она просто видеть меня не желает. А мне нужно, нужно ещё хотя бы раз поговорить с ней и попытаться всё объяснить!
-Я вызову милицию, - предупредила мама, - лучше уходи.
-Я никуда не уйду, - сказал я, - мне нужна Лиза!
-Поздно, Игорь, - неожиданно донёсся до меня голос Лизы, - ничего уже не изменить, поверь. Я не люблю тебя, всё кончилось, и ты должен это понять.
-Я не верю, - прошептал я, осознавая постепенно, что всё кончено, что ничего изменить я уже просто не в состоянии, - я не верю, Лиза!
-Фома неверующий, - произнесла Лиза и засмеялась. Я в последний раз услышал её смех, как звон колокольчика весёлый и беззаботный. Потом мне стало плохо и я понял, что упаду без чувств, если ещё останусь здесь. Нашёл на дорожке камень и запустил его в первое попавшееся окно. Услышал звон разбитого стекла, мне стало легче и я побежал по тротуару к остановке. Быстрее, быстрее, подальше отсюда.
Ничего изменить нельзя.
Не будет больше бульваров и стихов для любимой тоже не будет. Всё. Бесполезно. Вечером она улетит, а послезавтра забудет меня.
А если… задержать рейс? И, и…, может, сегодня будет нелётная погода?
Но небо было ясным, даже солнышко улыбалось сверху, и я понял, что надежды нет.
Подбегая к остановке, я неожиданно на кого-то налетел и остановился. Сперва удивился, почему меня никто не ругает, затем увидел и испугался.
Старуха. Та самая, которая была в универе сегодня. Чёрное тряпьё, уродливая палка в руке. Морщинистое лицо, острый нос. И глаза, которые, казалось пытались околдовать меня.
Чёрт, в этих глазах не горят огоньки жизни! Как у покойницы, решившей на денёчек встать из могоилы и прогуляться по городу.
-Что вам нужно? – закричал я, - зачем вы меня преследуете?
Вдруг я услышал чьё-то дыхание позади себя и инстинктивно обернулся. Никого. Удивился, повернулся к старухе, но её рядом со мной не было.
Я не хочу сойти с ума! Не хочу! Пусть убираются прочь все эти видения, я здоров! Или…, или это от любви? От того, что мне плохо сейчас?
Наконец, я понял, что нужно что-то делать, и дрожащими пальцами набрал номер Нади Стрепетовой.
-Надя, ты ещё в универе? – умоляюще произнёс я, - Скажи, что с Незабудкиным?
-А тебя это так волнует? – холодно проговорила Надя, - всё с ним в порядке, только шишка, наверное, будет. Даже сотрясения мозга, похоже, нет.
-Это правда? – не поверил я, - знаешь, как я рад за него! Передай ему привет от меня, когда его увидишь.
Тут я снова увидел подъезжающий к остановке автобус и побежал, издали размахивая руками и крича, чтоб подождали. На этот раз мне повезло.
Замёрзшие окна в бело-синем автобусе… Как похожи дни. Это было вчера… А может, и позавчера, я не помню. В моей руке зачетка. С четырьмя экзаменами, которые я должен пересдать. А завтра пятый, а я даже не помню какой.
А за окнами,
За окнами
Умираем
Мы.
Кто открыл окно где-то впереди меня? Как холодно, кто бы знал! Хочется лечь вот так вот. Да. Хорошо. Очень хорошо. Вот как, оказывается, легко умирать!
В последний миг передо мной промелькнуло красивое личико Лизы Смеховой, а потом всё растаяло, провалилось в темноту. И я больше ничего не видел, ничего не чувствовал. Пошёл снег, смеясь и кружась заиграл по мостовой, нахмурилось небо.
Быть может, отменят рейсы на Москву?
-Мы уже приехали, - прокричит мне несколько раз в ухо кондуктор, когда в автобусе никого уже не останется, - Выходите.
Но я никого уже не услышу. Белые снежинки, налетевшие в салон из окна, которое так и позабыли закрыть, несмело опустятся на мои ресницы.
14-15 Февраля 2007