Быличка-небыличка?
Долго собирался записать это необычное повествование пожилой женщины,
случайной попутчицы на час; хотя бы в стол, но сохранить, потому что не записать
нельзя, так как такие события не из рядовых и достойны памяти.
Уж четверть века с гаком, как мы ехали с приятелем по делам службы из Став-
рополя. Мы – оба автотранспортники, пассажирщики, и привычным образом уселись
на оба передних сиденья «Икаруса». Но ненадолго. На ступеньки передней площадки
поднялась и присела пожилая женщина. Саша, сидевший ближе к проходу, недолго
думал и, подняв её за локоть, препроводил на своё место и просидел всю дорогу, заня-
тый ленивыми, от случая к случаю, переговорами с водителем.
А вот мне довелось быть слушателем удивительной истории. Скажу я вам, я по
жизни не обделён знаковыми встречами. Где –то и эта относится к таковым.
Можно сказать, без какой – то особой затравки, женщина взялась рассказывать
о своём послевоенном житье – бытье. Был у неё уже сын, студент строительного тех-
никума. Ну а мужа, похоже, Бог прибрал, то ли в войну, то ли после войны. Сын, ви-
димо, был паренек не из забитых, ориентировался в событиях, как -то , в меру своего
понимания, реагировал. И дореагировался. Нашёлся бдительный и слишком законо-
послушный сокурсник, послушал в курилке болтовню и донёс, куда положено. Сына
женщины поманили через дверь прямо с лекции и видали его. Вечером, к удивлению
матери, сын не встретил её с работы…Потом ожидание переросло в беспокойство. И
начала она звонить: всюду - как звонят в таких случаях. Когда среди не очень живых
и неживых сына, к счастью, не нашлось, она перешла к силовым, как ныне говорят,
службам. И наконец вот что ей ответили, аж в КГБ. Не ищите, а будете искать, хуже
будет. Зазвенело у неё в голове. И понесло её на улицу. Вышла она на Карла Маркса,
идёт, слёзы ручьём по щекам. И тут остановил её седоватый подтянутый мужчина,
расспросил о происшедшем, подумал, и сказал, что едет через три дня в столицу и ес-
ли согласна, то пусть собирается с ним. А в Москве ему предстоит быть в Кремле, и он
может устроить встречу с кем – то, кто может её выслушать. Трудно сказать, сколько
у неё было подорожных, но из деньжат на момент «Х» у неё нашли трёшку. Хороший
был, определённо, тот человек, помог ей всем, опекал, наставлял, заботился…Был на-
значен ей день приёма в Кремле…А в паузе она поехала за город, в район может рези-
денции, может дачи Никиты Сергеевича Хрущёва. Видать по всему, в шальной голо-
вушке женщины на почве сильного расстройства за сына ещё со Ставрополя вращались
разные мысли. Потому что, помимо трёшки, в уклунке её была завёрнута…ракетница,
память от мужа. Экскурсия её тогдашняя, на всякий случай рекогносцировка, ни к ка-
ким эксцессам не привела…Настал заветный день. Женщина припрятала на себе свою
безбашенную экипировку, и пошла вослед тому седоватому человеку, который и при-
вёл её к той судьбоносной комнате, где её не особо ждали, но от визита в которую она
ожидала перемен к лучшему для своего сына, ну а если не будет по-хорошему, то...
Сделав последние подсказки, мужчина ввёл её в круглую комнату и оставил одну, про-
сив быть сдержанной. Женщине совсем не было страшно. Она стояла в зале, почти пус-
том и тихом. Было даже слышно, как у двери поскрипывает пёрышком служащий, а че-
рез зал от неё на пуфике сидели мирно переговаривающиеся два негра…Шло время,
а может оно остановилось, но женщина начала переживать, понемногу расстраиваться,
потом терять терпение, к тому захотевшая по маленькому, она уже переминалась.…От
судьбы, видно, не уйти. Она, как погнал её кто, пошла в центр зала и глубоко вдохнула.
Секретарь поднял голову от бумаг. А она стала посреди и выпалила матом, что вот она
стоит здесь, а сын её схвачен и неизвестно где, и жив ли, а вы…То есть такие-сякие и
вам нет дела до этого дела…Негры притихли и, кажется, стали чуть побелее… Женщина
помолчала и повторила. Тогда служивый снял трубку, крутнул диск…Через короткое
время дверь приоткрыл военный в шинели мышиного цвета и сделал ладонью к себе.
Поплелась она к нему, потом в дверь, в которую уже не войти, затем он сопроводил её
в специальную комнату, где её уже обыскали…Потом была Бутырка, одиночная камера,
куда на неё, как на обезьяну, со всей Москвы приходили смотреть офицерские чины.Не-которые смотрели с интересом, а некоторые – с уважением. В конце она окусывалась на открывающееся окошко.
Заседание трибунала было недолгим. Руденко требовал смертной казни. А о Хру-
щёве она узнала, он был против такого исхода…Вскоре её поместили в камеру, где были
сокамерницы. После полуночи приходили военные и уводили одну. Однажды пришёл
офицер с папкой, и женщины попрощались с ней. Он привёл её в комнату, обитую чёрной тканью и указал на стул с обручьями и поножьями. Её усадили, застегнули по рукам и но-
гам. Она была как во сне и было очень страшно. От стула по левый бок отходила дорожка
к потайному ходу в стене. Офицер стал напротив и начал чтение вслух бумаги из папки:..
Она не понимала смысла…приговаривается…Вдруг открылась дверь и в комнату быстро
вошёл другой офицер и в резком тоне заговорил с первым. Тот огрызался, но в итоге усту-
пил и сдался. Спаситель приказал её освободить; затем, поддерживая её,молча вернул её в камеру…Арестантки были очень удивлены. До того никто не возвращался…Перед нею всё кружилось…Через время она забылась. А утром её увидели седой.
В Бутырке её не оставили. А десять лет срока ей назначили отбывать в городе на Вол-
ге. Кажется, в Нижнем Новгороде, но я могу ошибаться. Запамятовал.
Перед переводом ей устроили четырёхчасовое свидание с уже освобождённым сы-
ном.Она смотрела на него и не верила… Мама, мама, что же ты натворила, зачем…А зачем мне жить без тебя на свете, сын?.
Во время отсидки вроде бы всё шло ровно, начальнику тюрьмы нравилось с ней поговорить. Но потом, к концу срока, она крепко по кому –то прошлась и ей накинули ещё
три с половиной года…Что же это за язык- то такой?
Подходил к концу час нашего путешествия…Саша порой вострил уши, но, наверное,
толком не слышал…Я сказал женщине: уж не знаю– на счастье или на горе вы мне это расска-зали. Она смотрела на меня с чуть виноватым видом и отвечала: что было, то было, из песни слов не выкинешь…Я спросил: а куда вы теперь едете? -Внука выручать…Оказывается где-то в Дагестане дочка нерусского командира части влюбилась в солдата и его начали обихаживать; служба как праздник : без нарядов, в квартиру командира вхож, кормят отменно. Но у него нет взаимности, он начал брыкаться. Тогда его стали круто скручивать в бараний рог, и он написал: «Бабушка, выручай!». И боевая бабка, конечно, едет спасать внука…Я пожелал ей удачи и не вляпаться снова.
Под занавес я ещё спросил: А какая же у вас фамилия? – Трехаловы мы… Тряханули
мы их…
Наш автобус остановился аккурат у нашего предприятия…Я проводил его взглядом и
мысленно благословил, как мог, эту женщину…На сердце было тревожно, сердце щемило.
Эпилог.
По сей день мне неведомо, что быль, а что небыль в этой непростой истории…Одно я ведаю:
женщине той мой рассказ уже не повредит, поди уже предстала перед Высшим Судьёй и спол-
на отчиталась за «деяния»…Да, вот ещё: она мне сказала, что тряпица с трёшкой и потенциаль-
ным «оружием возмездия» хранится в комнате при Мавзолее.