Иногда просыпаешься утром со звучащим в голове мотивом. Причем этот мотив никогда не бывает любимым, часто с удовольствием напеваемым, наоборот, какой-нибудь заезженный, прилипчивый шлягер типа "Мусси-Пусси", который раз услышав, сразу же хочешь забыть, а он преследует из всех динамиков, а тут еще и в собственной голове зазвучал. И если от внешних звуков можно избавиться, выключив телевизор или закрыв окна, то со своей головой этот номер не удается. Так и ходишь целый день под аккомпанемент "Джаги-Джаги" или "глаз чайного цвета".
Или вдруг всплывет какая-то фраза и крутится, крутится, пока не вспомнишь, откуда она. Пути Господни неисповедимы. Также неисповедимы пути нашего подсознания. Откуда, из каких залежей впечатлений или глубин памяти, и каким методом случайных чисел выхвачена эта цитата, на это никто и сама память, в том числе, не может ответить.
Аля проснулась со звучащей в голове словами: "где-то птицей пролетела". После долгих копаний она смогла еще добавить несколько слов:
"Тут душа и отлетела,
Где-то птицей пролетела,
И отправилась одна в никуда…"
Сколько женщина ни старалась, не могла больше вспомнить ни строчки. Зато она четко, как будто это произошло всего только вчера, увидела тот день, когда Артём прочитал им с Сергеем какое-то бесконечное стихотворение с этими дурацкими строками. Вот именно из-за этой фразы и разгорелся у них спор.
- Как ты – материалист, без пяти минут ученый можешь говорить о существовании какой-то души – непонятной и несуществующей субстанции, - возмутился Сережа.
- Ну почему несуществующей?
- Потому. Ты, что ее видел, трогал, щупал. Вот, скамейка. Я ее вижу, на ней сижу, могу по ней стукнуть рукой, и мне будет больно. Она есть, она существует. Где она, твоя душа? Ты можешь мне ее показать, чтобы я тоже в нее п-поверил!
Сергей, когда горячился, начинал слегка заикаться. Зная это, он старался контролировать себя, но в этот раз, по-видимому, слишком завелся и забыл о своих ограничениях. Тёма же наоборот оставался совершенно спокойным:
- Во-первых, в мире существует множество вещей, которых ты не можешь пощупать, однако веришь в их существование. Например, атом или электрон. Ни в один микроскоп его не увидишь, но ты же веришь в его существование.
- Зато я могу увидеть след, который он оставляет в ионизационной камере, - парировал Сережа.
- Хорошо, этот пример не совсем удачен, - согласился Тёма. – Существуют человеческие чувства – дружба, любовь, горе. Ты же можешь их потрогать, однако испытываешь их. И именно они являются ярчайшим подтверждением существования души.
- Знаешь, спешу тебя огорчить. Если ты еще не слышал, то знай – ученые доказали, что любовь – это результат химический реакций, происходящих в нашем организме.
- Не надо все сводить до примитива. Получается, что в пробирке можно смешать ингредиенты, выпить, и все – ты влюбился.
- Это ты все сводишь к примитиву, - возмутился Сергей. – Что я тебе буду объяснять на пальцах. Возьми литературу и почитай. Сам разберешься, не маленький.
- Вот как раз литература и является лучшим подтверждением существования души, - подхватил Тёма. – Писатель, развивая сюжет, ставя своих героев в то или иное положение, заставляет нашу душу сопереживать им, плакать или радоваться, возмущаться или соглашаться.
- И все это напечатано в книгах, которые можешь держать в руках, буквами, которые читаешь глазами. Все вполне материально, - парировал друг. Но Артём не собирался сдаваться.
- Да, материальное проявление идеального. Все родилось в голове писателя. Сперва в форме какой-то еще не вполне сформировавшейся мысли, идеи. Потом эта идея получила развитие в той же самой голове. Затем была оформлена на бумаге, получив при этом свое материальное подтверждение. Мы прочитали совершенно материальную книгу, и она произвела на нашу душу, или сознание, как ты ее называешь, именно те действие, которое и хотел произвести писатель, а это действие уже является из сферы идеального. Так как образы живут только в нашем сознании и никак не в жизни.
- Ну, и где же тут душа?
- Как ты не понимаешь, не может существовать голый разум без души. Тогда не существовало бы всего искусства. Можно заставить машину написать музыку, но никогда подобная музыка не сравнится с музыкой Моцарта.
- Моцарт был человек, обыкновенный человек с руками, ногами, головой. Профессия у него была такая – композитор. Вот он и писал музыку. А сапожник делает сапоги, ученый создает теории, - не успокаивался Сергей.
- Кстати, об ученых. Большинство из них к концу жизни становятся верующими, даже те, кто до этого были атеистами. К их мнению ты можешь прислушаться.
- В маразм они впадают в конце жизни, - предположил Сережа и вдруг обратился он к Але. - А ты чего молчишь, почему не высказываешь свое мнение? Или сегодня как раз именно тот случай, когда у тебя нет своего мнения?
Аля стихи никогда не любила, предпочитая им прозу, поэтому с самого начала отключилась и слушала все в пол-уха, прокручивая в уме количество времени, оставшегося до экзамена и число невыученных вопросов. Зная свое "необычайное везенье", благодаря которому, даже если из миллиона вопросов не будет знать только один, то именно этот единственный невыученный вопрос ей достанется на экзамене, она взяла за правило не полагаться на волю случая и учить все добросовестно. Вопрос Сережи застал ее врасплох, она подняла на него глаза, пытаясь вспомнить, о чем шла речь.
- Ну вот, ты совсем нас не слушала. А мы тут, как два петуха распинаемся, стараясь произвести на тебя впечатление. Ладно, - смилостивился он, - может, так даже и лучше. Будешь третейским судьей. Давай навскидку – существует душа или нет.
- А в чем суть спора? – спросила Аля.
- Не надо сути, - запротестовал Сергей. – Ты ответь, не думая. Да или нет.
- Да.
- Устами младенца глаголет истина, - торжествующе сказал Тёма. – Ты молодец, Аля.
- Но почему да? – вскричал Сережа. – Ты хоть понимаешь, что ты сказала.
- Ты просил простого ответа, и я тебе просто ответила. Да, душа существует, - подтвердила она свое решение.
- Ты что, верующая? – недоумевал юноша. – А почему мы ничего до сих пор не знали об этом.
- Нет, я не верующая. Вернее, это сложный вопрос, я на него не могу однозначно ответить. Но сейчас, сию минуту я поняла, что душа существует.
- Это как ты поняла именно в эту минуту? Пять минут назад она у тебя не существовала, а теперь у тебя есть душа, так что ли?
- Я раньше не задумывалась над этим. Но когда ты задал вопрос, я вдруг поняла, что душа у меня есть, и я не смогу от нее вслух отказаться. Это будет как бы предательство с моей стороны. И, пожалуйста, нечего иронизировать по этому поводу надо мной. Я тебе права на это не давала. Если хочешь, можешь считать себя бездушным человеком, - отрезала Аля.
- Правильно, Алька, - хлопнул по спине подругу Тёма. – Спасибо, что поддержала меня.
- В данном случае я поддержала не тебя, а свою душу, - отрезала девушка, но через минуту улыбнулась обоим и примиряюще взяла их за руки. – Каждый человек имеет право на собственное мнение. А душа совсем не тема для публичных споров.
Сколько времени утекло с тех пор, как молоды они были, какие наивные доводы приводили, как верили, что впереди у них долгая счастливая жизнь. А теперь, что? Тёмы нет в живых, она давно отошла от любимой математики и занимается совсем другим делом, а Сережу уже больше года не видела и даже не представляет как у него дела.
Днем позвонила Алиса. Бывшая сослуживица относилась к той категории женщин, которые хотят непременно "держать руку на пульсе" событий быть в курсе всего и всех. Любая мелочь, незначительная деталь, прошедшая мимо их недремлющего ока, может вызывать в них физическую боль. Зато полученная новость тут же, со сверхсветовой скоростью доводится до окружающих с чувством такого удовлетворения и превосходства, которое сродни разве что олимпийского чемпиону.
- Все-таки есть справедливость на свете, - произнеся эту фразу, Алиса, тараторившая до этого со скоростью пулеметной очереди, так что Аля даже слова не могла вставить, многозначительно замолчала, приглашая собеседницу проявить закономерное любопытство. Та, давно разуверившаяся в справедливости мироустройства, все же решила подыграть подруге и произнесла ожидаемый вопрос:
- А в чем дело?
И Алиса по полной программе выдала ту информацию, из-за которой она собственно и звонила.
- Вика попала в больницу. И говорят, положение у нее очень тяжелое.
- Ну, а ты-то чему радуешься? – удивилась Аля. – Человеку плохо, ему посочувствовать надо, помочь. А ты злорадствуешь.
- Да, как ты можешь, - Алиса даже задохнулась от возмущения. – Ты еще пожалей ее.
- Ну, насчет пожалей, не знаю. Да и она, наверное, не нуждается в моей жалости. Но помочь Вике нужно.
- Аля, опомнись, ты что забыла, сколько она твоей крови попила? Как ты можешь даже думать о том, чтобы предложить ей помощь!
Аля прекрасно понимала состояние подруги, но так же спокойно продолжила.
- То, что Вика сделала – на ее совести, пусть она перед ней отвечает. А для меня она, прежде всего, является женой моего друга и ради него я ее в беде не брошу.
- Ну, - недовольно сказала Алиса, – ты или блаженная или слишком добрая, что выше моего понимания. Делай, как знаешь, но я тебе в этом не помощник.
Аля повесила трубку. Память тут же услужливо вынесла на поверхность страшные дни десятилетней давности, когда так нелепо погиб Артём.
После института они так вместе и распределились – Аля, Артем и Серега. У них сложилась отличная команда. "Организм" называли они свою троицу. Артем был сердцем, мотором, генератором идей. Откуда они у него появлялись, он сам не мог сказать. "Из воздуха", – шутил он сам по этому поводу. Может, правда из воздуха, но он постоянно что-то придумывал. Аля была головой в их троице. Обладавшая аналитическим мышлением, с отличием закончившая факультет прикладной математики, она моментально просчитывала все возможные варианты, предложенные Темой, который к тому времени был ее мужем, и или тут же отвергала их на корню, или давала добро. На этом этапе эстафету принимал Сергей – их руки, ноги, тело. Он умел делать все. И не просто умел, а мастерски умел. Тут уж на них покрикивал, законно требуя, чтобы на этапе воплощения Темкиной идеи в металл, они доверяли его умению и опыту.
"Организм" работал четко и уверенно. Они быстро прошли стадии от только что оперившихся инженеришек до старших научных работников, а когда за очередную разработку получили Премию Ленинского Комсомола, на базе их группы открыли новую лабораторию. Не сговариваясь, начальником лаборатории выбрали Артема. Ни Аля, ни Сергей никакой склонности к административной работе не имели.
Через год или два в лаборатории появилась Вика-Викуся. Виктория Мальцева попала к ним после института. Привлекательная девушка, на пол головы выше Али, с красивыми зеленовато-коричневыми глазами и крупными волнами спадавшими на плечи густыми каштановыми волосами. Але понравилась приветливость и смешливость новой сотрудницы, и она взяла ее под свое покровительство, тем более что та неплохо знала программирование и быстро освоила появившиеся к тому времени персональные компьютеры. Однако токсикоз на последней стадии беременности и тяжелые роды на долгое время оторвали ее от работы. Все расчеты она выполняла и дома, но в лаборатории появилась только спустя год. Там ее ждал сюрприз – Сережа с Викой решили пожениться. Аля искренне обрадовалась, что их с Темой друг наконец-то нашел свое счастье. Девушка тоже была ей очень симпатична.
Жили дружно, досуг тоже проводили вместе. Дети, Алин и Темин Николка и родившаяся через три года у Вики Санечка, тоже сдружились и были как брат и сестра. Тема и Сережа часто строили планы породниться в будущем через детей.
Через несколько лет Аля случайно обратила внимание, что в поведении Вики что-то изменилось. На работе она по-прежнему деловой исполнительной, точной во всем до мелочей, но от совместных мероприятий вне работы стада уклоняться. В то время Аля не придала этому значения, полагая, что Вика устает от чрезмерного близкого общения. В конце концов, ее с Алей и Артёмом не связывала такая долгая дружба, как Сережу. Это позже, когда Аля пыталась понять истоки Викиной неприязни к ней, она вспомнила, что все началось намного раньше того злополучного дня, когда Тема вдруг сорвался среди работы, прокричал ей на ходу, чтобы она сама добиралась домой, и умчался на своем "Харлее". Больше Аля его живым не видела.
Нелепая случайность – из боковой улицы, в нарушении всех правил выскочил грузовик и врезался в мотоцикл. От удара мотоциклиста выбросило на несколько метров, приземлился он на голову. Перелом основания черепа. Мгновенная смерть.
Сколько лет Тема носился на мотоцикле, не желая пересаживаться на машину. Он и Алю увлек своей любовью к этому непередаваемому словами ощущению скорости движения. Сколько рычащих машин переменил он за это время. Начал в тринадцать лет с мопеда, затем самый простенький отечественный мотоцикл. Потом от одной модели к другой неотступно шел он к своей заветной мечте – "Харлею". И никогда ни одной серьезной аварии. А тут, когда его мечта наконец-то исполнилась, когда он уверовал в то, что заговоренный, что с ним ничего не может случиться, произошла эта, фактически первая в его жизни авария, и сразу смерть.
Смерть близкого человека становится вехой для окружающих его людей, неким ориентиром в их дальнейшей жизни, когда, говоря о каком-нибудь событии, они вспоминают случилось ли оно до того рокового дня или после. Гибель Тёмы не разделила Алькину жизнь на два периода, она ее взорвала на мельчайшие кусочки, которые подобно разбитому зеркалу троллей из сказки Андерсена, разлетелись в разные стороны. Аля никогда раньше не задумывалась над тем, что значит для нее Артем. Да, она любила его. Да, она всю свою сознательную жизнь прожила вместе с ним. Да, она была связана с ним совместной работой, общими интересами, друзьями, заботами. Все это она знала раньше и не придавала этому значения, как не обращаем мы внимание на солнце, поднимающееся каждый день из-за горизонта, как не замечаем вдыхаемый воздух. И только если этот воздух вдруг улетучится, и нам нечего будет вдыхать, мы погибнем, и если солнце утром привычно не появится на востоке, мир исчезнет. Оказывается, таким воздухом, наполнявшем Алины легкие, был для нее Тема. Это его солнечная улыбка согревала их семью, его руки без устали все время что-то делали, в его голове постоянно рождались идеи, не дававшие им сидеть на месте и предаваться спокойной размеренной жизни. Аля негласно считалась главой в семье, она принимала основные решения. Она решала, но ведь что решать предлагал муж. Именно он был в их союзе вечным двигателем, мотором, который подобно сердцу без устали гонял кровь по всему организму, питая его и побуждая к жизни. А теперь сердце остановилось.
И жизнь прекратилась…
И голова умерла тоже…
Почему она не поехала в тот день вместе с ним?
Каждую ночь ей снился один и тот же сон. Тема уходит. "Постой, - кричит Аля, - я с тобой!" Но он идет, не оглядываясь. Она бежит за ним, но чем быстрее Алька бежит, тем увеличивается расстояние между ними. Ни разу она не смогла догнать мужа.
Она бродила по опустевшим комнатам и все время на глаза попадались вещи, которые принадлежали мужу или были связаны с ним. В ванной на полочке стояли его бритвенные принадлежности. Ежедневник на письменном столе до конца года был вдоль и поперек расписан телефонами и памятками о нужных встречах. В кухонном шкафу все также стояла Темина любимая кружка. Все было так, как будто он на минуту спустился за газетой и вот-вот вернется. Только минуты проходили за минутами, а Артем не возвращался.
Сколько раз Аля ловила себя на том, что она напряженно прислушивается к шумам на лестнице, пытаясь различить знакомые шаги, что, наливая себе в чашку чай, ставит на стол и кружку мужу, что в ванной вешает как обычно два полотенца.
Она не меняла наволочку на его подушке, и ночью, после долгого мучительного ворочанья в постели засыпала, уткнувшись и вдыхая едва различимый запах Артема.
Надо было жить дальше. Но как? Вся ее хваленая логика куда-то улетучилась. С памятью такой надежной, такой крепкой тоже творилось нечто невообразимое. Подобно решету, неспособному удержать воду, память женщины не могла сейчас ничего в себе сохранить. Аля обещала позвонить и тут же забывала об этом, должна была что-то сделать, но через пять минут уже ничего не помнила, заходя в магазин за маслом и сыром, могла вспомнить только про масло, а для покупки сыра, требовался отдельный поход.
Помимо вышедшей из повиновения памяти, тело тоже стало отказывать ей. Всегда такая ловкая, пластичная, Аля теперь постоянно натыкалась на мебель, больно ударяясь то ногой, то локтем, спотыкалась на ровном месте, порой не видела последнюю ступеньку.
Разбирая вещи, женщина наткнулась на старый ткацкий станок. Бабушка Марго была мастерица и умела ткать красивые ковры. Она и внучке охотно показывала, как это делать, и сейчас Альке захотелось вновь как в детстве окунуться в ту атмосферу волшебства, когда из простых ниток получается картина. Оказалось, что она ничего не забыла, и пальцы, по началу непривычно, а потом все увереннее и увереннее делали то, чему их когда-то учили. У нее не было ни четкого плана, ни предварительной картины, которую она собиралась воссоздать в гобелене. Все рождалось как бы само собой в процессе работы. Постепенно в первоначально кажущемся хаосе проступили контуры, в которых угадывалось уже что-то конкретное. Наконец, все было закончено. Получилась небольшая картина, на которой по диагонали на черном фоне изображались две спирали. Одна круто закрученная ярко-красного цвета, переходящего на периферии в более светлые оттенки и заканчивающаяся розовым отростком, который тянулся к другой спирали, выполненной расплывчато в голубовато-синих тонах. Спирали не имели точки соприкосновения, а как бы тянулись друг к другу, или, наоборот, только что разорвались и разбегались в разные стороны.
- Ну, мама, ты даешь! – раздался у нее за спиной голос Николки. – Если бы я не застали тебя за работой, никогда бы ни поверил, что ты умеешь ткать ковры.
- Я и сама не знала, но оказывается, умею, - разглядывая итог своих трудов, рассеянно ответила Аля.
- А почему у тебя спирали не симметричны?
- Даже не знаю, что ответить, - призадумалась новоявленная художница-ткачиха. – Я собиралась сделать симметричную спираль в черно-красном цвете. Во всяком случае, такая была задумка. А такой вид получился уже в процессе.
- А знаешь, мам, так даже лучше, - вынес свое заключение сын. – Очень красиво вышло.
- Ты так думаешь? – Але польстили его слова. Пусть их произнес всего лишь пятнадцатилетний мальчик и, к тому же, ее собственный сын, но это была оценка первого зрителя ее первой работы на новом поприще.
- А ты что здесь делаешь, Николка? Почему вернулся? Где бабушка? Что-нибудь случилось? - засыпала она тут же сына вопросами.
- Все нормально. Все здоровы. Бабушка и дедушка на месте. А я приехал, потому что не мог находиться на даче, когда ты здесь одна и некому о тебе побеспокоиться, - спокойно ответил Николка.
Аля внимательно посмотрела на сына. Всего две недели она не видела его, а как он изменился за это время. Перед ней стоял все тот же пятнадцатилетний мальчишка, из-за вечных проделок которого их с Темой не менее двух раз в неделю вызывали в школу. Те же непокорные волосы, торчащие в разные стороны, та же нескладная тощая фигура, больше похожая на скелет из анатомического кабинета, и шнурки на кроссовках все также завязаны неправильно. Но что-то в нем изменилось. Ну, два-три сантиметра опять прибавил, но не это главное. Глаза. Изменился взгляд. Теперь сын смотрел точно так же, как Артем. И если раньше все в голос говорили, что Николка очень похож на отца, то теперь перед ней стояла его копия. И интонации в голосе были отцовские. И желание заботиться о ней, защищать. Боже, как он сразу вырос. Мужчина. Ее маленький Николка стал мужчиной. Язык уже не поворачивался называть его уменьшительно - Николка. Значит, пора переходить на взрослое имя.
- Очень хорошо, что ты вернулся, Николай. Конечно, вдвоем нам будет легче.
Работа над гобеленом и возвращение повзрослевшего сына помогли Але вернуть хоть и очень еще шаткое, но все же какое-то равновесие в ее жизни. Зато на работе творилось что-то необъяснимое.
Из ее компьютера вдруг исчезали готовые файлы. В подготовленном отчете непонятным образом менялись цифры. В письмах исчезали целые абзацы или текст терял всякий смысл. Каждый раз очередной Алин промах обнаруживала Вика, поднимала шумиху, чтобы об этом все узнали, и тут же бежала докладывать об этом Сереже, который был назначен заведующим лабораторией. Одним словом, Вика после повышения в должности мужа приняла на себя обязанности Первой Леди лаборатории и всеми силами старалась утвердиться на этом поприще.
Але в данной ситуации не было никакого дела до амбициозных планов подруги, но каждую свою ошибку она принимала очень болезненно. Женщина привыкла отлично выполнять свою работу, ее подпись всегда была гарантом, не требующим дополнительной проверки. А сейчас ее раз за разом уличали в грубейших промахах. И это в то время, когда она себя чувствовала особенно незащищенной, особенно уязвимой к любым уколам. Ей казалось, что с нее живьем содрали кожу, то естественное покрытие, которое защищает наши внутренние органы от всех внешних воздействия, и теперь ее обнаженная плоть, как кусок мяса на прилавке гастронома, выставлена на всеобщее обозрение. Каждый взгляд в ее сторону жалил укусом осы, каждое слово, обращенное к ней, грохотало в сознании сотнями децибел. У нее было полное ощущение, что произошло искривление пространства, и разлом прошел именно через ее тело.
Сережа как мог успокаивал ее, старался поддержать, но от его слов Але становилось еще хуже. Она чувствовала себя на грани нервного срыва.
Совершенно случайно Аля в Викином компьютере на рабочем столе увидела свой утерянный файл.
- Вика, почему, когда пропал это файл, ты не сказала, что он хранится у тебя? – недоумевала Аля. – Как ты могла молча смотреть, как я два дня потеряла, восстанавливая его. Как ты могла!
- Да смогла! А что я должна была делать, когда ты забыла чему равно дважды два. Ты все забывала и теряла, а я подстраховывалась. И кто тебе дал право копаться в моем компьютере? – раздалось в ответ.
- Я и не копалась, я просто увидела название, которое дала своему файлу. Ты даже не потрудилась переименовать его.
- А я не обязана отчитываться перед тобой в своих поступках. Хочу переименовываю, а хочу нет, - Вика и не думала обороняться, наоборот, используя известный тезис, что лучший метод защиты – это нападение, сама пошла в атаку. – У тебя крыша поехала, а из-за тебя мы все должны страдать. Из-за твоих ошибок мы можем потерять всех заказчиков. Ты хоть это понимаешь?
- Я же стараюсь. Сережа говорит, что все нормально, - не выдержав такой напор, оправдывалась Аля.
- "Сережа говорит", - передразнила Вика. – Это он тебе говорит. А на самом деле ты всем мешаешь. Ты что не понимаешь, что тебя из жалости держат.
Слова Вики пощечинами отозвались в Алином сознании. Она собственной кожей, вмиг окрасившейся в ярко-красный цвет, ощутила их силу. А Вика никак не унималась, она все повышала и повышала голос. Вскоре он достиг такого регистра, что Алька отстраненно отметила – с такой колоратурой впору в опере выступать. Ни слова не говоря, женщина вернулась на рабочее место, собрала свои вещи и ушла.
Возвратившийся через неделю из поездки Сергей долго упрашивал ее вернуться в лабораторию, но на все его доводы Аля привела всего лишь один аргумент, что ей трудно находиться там.
- Как ты можешь на полпути бросить наше общее дело, - возмущался Сережа. – Ты же Темку предаешь этим. Наоборот, ты должна сейчас работать за двоих – за себя и за него. Я тоже считаю своим долгом выполнить все, что он намечал.
- Вот ты и выполнишь, - спокойно отвечала Аля. – В лаборатории прекрасный слаженный коллектив. Тебе помогут.
- Ребята у нас хорошие. Но ты же – голова. Как мы будем без головы, тем более, когда сердце остановилось, - с горечью заметил он.
- И голова умерла, - мрачно сказала женщина.
- Ничего не умерла, - горячо возразил друг. – Я не смогу без тебя. Ты не значишь, как много ты для меня значишь. Для нас значишь, - поправился он.
- Ты была для нас всегда талисманом, - признался Сережа.
- Ничего, теперь будет другой талисман. Вика вполне подходит для этой роли.
- Ой, только Вику оставь в покое. Какой она талисман, - усмехнулся мужчина. – Одно хорошо в ней, что не злопамятна. Она не в обиде на тебя за тот скандал.
- Какой скандал? – удивилась Алька.
- Ну, тот, что ты закатила ей при уходе.
- Я? Ах, да-да, - не стала она разубеждать друга в положительных качествах его жены.
- В конце концов, тебе Николку поднимать надо. Тебе что, деньги не нужны, - попробовал Сережа заинтересовать подругу материальной стороной, но та была непреклонна.
Он еще заходил несколько раз, приносил деньги, полученные за разработку Теминых идей, уговаривал Алю вернуться. Потом, видя, что Алька нашла новое поприще для своих талантов, прекратил свои попытки. Последний раз он был год назад, намекнул, что разрабатывает одну старую Темину идею и, если все получится, а получиться как всегда должно обязательно, то они все обязательно разбогатеют. Аля спросила, что за разработка, но Сережа ответил, что это сюрприз. Тогда она пожелала ему удачи.
Больше он не приходил. Звонил по телефону, но урывками, не регулярно. А теперь вот оказывается, что Вика попала в больницу.
Больница находилась в центре города. Старое здание, построенное еще в девятнадцатом веке, всегда нравилось Альке своим архитектурным решением. Зато новые корпуса поражали серой убогостью.
Как бы ни красиво было строение снаружи, но все равно это больница, со всеми вытекающими из этого последствиями. В отделении, в котором находилась Виктория, недавно сделали ремонт. Выкрашенные в светло-зеленый цвет стены, в тон им плитка на полу приятно ласкали глаз. Все вокруг блестело и сверкало чистотой. Даже бич всех общественных зданий – запах туалета не ощущался в коридоре. Но все равно Алю охватило ощущение беды, чужой боли, витавшее в воздухе. Она в очередной раз отметила про себя, что как бы ни было современное оборудование, какой бы ни был прекрасный дизайн, как бы ни сверкало все чистотой и свежестью, все равно больница есть больница – место, где людям больно.
Появление Альки Вика даже не заметила Она лежала у окна, отвернувшись к стене.
- Здравствуй, Вика, - громко сказала Аля.
- Здравствуй, - ответила та, не меняя положения.
- Как ты себя чувствуешь? – продолжала посетительница, выкладывая на небольшой столик фрукты и упаковки с соком.
- А как должен чувствовать себя человек в больнице, - не очень любезно ответила Вика.
- А что случилось? Что у тебя болит? Почему ты оказалась здесь? – пыталась завязать беседу Алька.
- Все болит, - больная все также была немногословна.
- Но почему? Что случилось? В чем причина?
- Взорвалась Сережина установка. Я хоть и далеко стояла, но мне тоже досталось.
- Взорвалась? – удивилась Алька. – Как такое могло произойти?
- Не совсем взорвалась, - уточнила Вика. – Собирался дождь. Я поднялась на крышу, где Сережа долго возился с новой антенной, чтобы его поторопить. В это время ударила молния. Когда я очнулась, долго ничего не могла вспомнить, понять, где нахожусь. До сих пор все, как в тумане. Говорят, молния попала в антенну.
- Антенна? – насторожилась Аля. – Чем вы занимались в последнее время?
- Сережа делал антенну. Он нашел заказчиков. Это была гениальная разработка. Мы могли получить огромный заказ.
Аля сопоставила в уме Викины слова и Сережины намеки в последний его визит на какой-то сюрприз и прямо спросила.
- Это та самая антенна, которую предложил Тема?
- Ну да, - подтвердила Виктория.
- Тогда заказчики вдруг отказались от идеи, и все заглохло. Сейчас, когда такое распространение получили мобильные телефоны, эта антенна позволила бы намного удешевить связь и, кроме этого, сделать ее более надежной, - рассуждала вслух Алька.
- Правильно, вот Сережа и нашел заказчика.
- А почему Сережа мне ничего не сказал?
- А почему он должен был тебе что-то говорить? – вопросом на вопрос ответила Вика. – Ты у нас уже не работала. Разработка эта общая. Запатентована она не была, и у тебя никаких прав на нее нет.
- Да, не нужны мне никакие права, - с досадой на то, что подруга, с которой она столько лет проработала бок о бок, так ничего про нее и не знает. – А расчеты вы мои применили?
- И на расчеты ты тоже не имеешь никаких прав, - безапелляционно отрезала больная.
- Да что ты заладила все права да права. Вы делали новые расчеты?
- Нет, - нехотя сказала Вика. – Твои расчеты были заложены в установку.
- Господи, ну почему Сережа мне ничего не сказал об антенне, - простонала Аля. Она уже давно поняла, в чем была ошибка.
Когда она ушла из лаборатории, после тех злых слов Вики, что разучилась думать и только тормозит всех, Аля решила проверить свои способности. Тогда ей под руку попались именно расчеты антенны. Она начала их перепроверять и нашла ошибку. Это была даже не ошибка. Просто при математической проработке одно условие, как маловероятное отбросили. Но когда Аля приняла его во внимание, то получала совсем другие результаты. Идея Темы была великолепна, но собранная по первоначальным расчетам антенна не была бы жизнеспособной.
- Почему Сережа мне ничего не сказал, - горестно повторила Аля.
- А когда это он должен был тебе сказать? – зацепилась за ее слова Вика.
- В последний свой приход он намекал мне на какую-то старую разработку, но не сказал, что именно делает, - ответила та.
- Вы что виделись? – удивилась больная.
- Да, - подтвердила Аля. – А что тут такого.
- Как что! – взвилась Виктория. – Я ему запретила с тобой видеться!
- Вика, что с тобой, что ты такое говоришь, - Алька пробовала успокоить подругу.
- Я ему запретила тебе что-либо говорить. Сережа дурак. Он все в честного играет. "Темина идея, Алина проработка. Надо ей все сказать", - передразнила она мужа. - Это был мой шанс разбогатеть. Мне так надоело работать. Я жить хочу. А жизнь проходит мимо меня.
- Вика, упокойся, тебе нельзя волноваться. Мы же друзья. Сейчас наговорить под горячую руку лишнего, а потом будешь страдать и мучиться, - успокаивала разбушевавшуюся Вику.
- Друзья? Какие друзья. Сережа любит тебя еще с института. А ты слепая или дура, если столько лет ничего не видишь, что у тебя под носом делается.
- Ты ошибаешься, Вика. Мы только друзья с ним, - Аля старалась своим спокойствием отрезвить подругу, но та ничего не хотела слушать.
- Это ты ошибаешься и ничего не видишь, или не хочешь видеть.
- А как же ваша любовь? Семья? – удивилась Алька.
- Какая любовь, какая семья, - с горечью сказала Вика. – Это я его люблю. Это я его женила на себе. И то, потому что тебя в то время не было рядом. Единственное, чем я удерживала его все эти годы – это Санечка. После смерти Темы я сказала, что он никогда не увидит дочку, если только посмотрит в твою сторону. Как я тебя ненавижу. И кто придумал, что ты умная женщина. Ты – полная дура. Ничего не видишь, ничего не замечаешь. Я тебя обставила по всем пунктам. А ты так и не поняла, что это я тебя убрала из лаборатории. Мне совсем не нужно было, чтобы ты постоянно маячила перед глазами Сережи. Бедная вдовушка. Где была твоя хваленная логика, если тебя глупенькая женщина обвела вокруг пальца. Да-да. Я знаю, вы все меня считали глупенькой. Однако глупенькой оказалась ты. У меня хватило мозгов, а у тебя нет. Ты так и не поняла, куда девались твои файлы, почему не получались расчеты. Я захотела, чтобы ты ушла и добилась этого. Вот только жаль, дуракам все же везет. Ты, как кошка, опять упала на четыре лапы. Я думала, ты погибнешь без своей любимой математики, а ты занялась коврами и стала деньги грести лопатой. Ненавижу тебя. Не-на-ви-жу!
Ее лицо, такое красивое всегда, сейчас перекосилось от гнева, глаза налились кровью и, казалось, готовы вылезти из орбиты. Аля, напуганная словами, а еще больше ее состоянием, выскочила из палаты побежала искать врача. Вслед ей несся Викин вой, больше похожий на звериный.
Врач, к которому обратилась Аля, подробно объяснил состояние Виктории, у которой в большей степени пострадала психика.
- Однако ей еще повезло. У ее мужа дела совсем плохи, - заметил он.
- Ее муж тоже здесь? – спросила посетительница.
- Да, в другой палате. Она не захотела, чтобы муж был рядом. Ему совсем плохо. У него сильно пострадал мозг. Некоторые органы тоже повреждены. А вот сердце здоровое. За счет него он и держится.
В сопровождении врача Алька прошла в палату к Сереже. Он лежал на спине, глядя прямо перед собой.
- Сережа, - тихо, как будто боясь спугнуть больного, позвала она. В ответ ничего. Сергей не пошевелился, даже взгляд не перевел на вошедших.
- Сереженька, это я, Аля, - как к маленькому пыталась пробиться к нему в сознание женщина. Но безрезультатно.
- Не старайтесь. Он не понимает вас. Да и не говорит. За все время он не произнес ни одного слова.
Аля присела на кровать, гладила Сергея по голове, держала его за руки и все время говорила. Рассказывала, как она живет, каких успехов достиг Николка, вспоминала студенческие годы, общих знакомых, проделки детей. Из глаз текли слезы, оставляя на пододеяльники большие мокрые следы. Она не вытирала слез, не стыдилась их. Впервые за столько лет после смерти мужа плакала Аля. Врач вышел из палаты, оставив их вдвоем. Женщина видела, как он курил в коридоре возле окна, ожидая ее, а она все плакала и плакала, держа друга за руку. Наконец, она вытерла слезы, поцеловала Сережу и направилась к двери.
- Где-то птицей пролетела…
Донеслось до Али, когда она уже находилась в дверях.
- Что? – замерла она, ожидая продолжения.
Но продолжения не последовало.
- Что ты сказал?
Аля резко обернулась. На мгновение ей показалось, что она поймала осмысленный взгляд Сережи. Но она не могла поручиться, что ей это не почудилось, потому что, сколько бы она не вглядывалась в его глаза, те были все также пусты, без всякого проблеска какой-либо мысли.
- Я же вам объяснял, он ничего не говорит все это время. Да и не может говорить. Мозг мертв.
Недалеко от больницы находилась недавно построенная небольшая церковь. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Аля зашла в приятную прохладу каменного здания и, в своем атеистическом невежестве не зная слов ни одной молитвы, долго молилась о выздоровлении Сережи, о возвращении ему сознания. Уже в самом конце, когда почти догорела большая свеча, зажженная ею возле иконы, она поймала себя на том, что, сама того не желая, произнесла: "Если не суждено, чтобы к нему вернулась способность мышления, пусть лучше Сергей умрет человеком, чем живет растением".
Почему она так сказала, она не могла объяснить. Может, потому для себя не желала жизни в таком виде, а может, по какой-либо другой причине. Не часто, но все же иногда мы произносим слова, которые совсем и не собирались произносить…
Наутро позвонила вездесущая Алина и без всяких предисловий на этот раз прямо сказала, что накануне вечером скончался Сережа…