1
«Куда же ты заехал, чертяка?» - подумал я в отчаянии, прервав свой рассказ. Макс и сам сообразил, наверное, что не туда рулит. Поворачивать, однако, было поздно. Мы оказались в плотном потоке машин, двигающихся по узкой улице Нариманова.
Если, кто верит в миф о тысячелетней красавице Казани, то ему - сюда!
Потёмкинские деревни наполовину раскрашенных хрущёвок вдоль главных дорог и лубочные открытки с египетскими пирамидами на фоне древнего кремля с минаретами из стекла и бетона остались в стороне. Навстречу вышла голая правда о мерзости запустения, словно нарочно выставленная вдоль дороги, по которой въезжают в Казань её многочисленные гости.
Чтобы отвлечь Клаудию мне ничего не оставалось, как продолжать рассказывать воодушевлённо.
Девушка слушала внимательно, всецело захваченная рассказом, не глядя почти по сторонам.
Она не видела проплывающие за окнами развалины старых зданий, пустыри и солёные заборы, не видела кишащие по обеим сторонам дороги толпы странно одетых людей, выторговывающих друг у друга иллюзию счастья по сходной не очень высокой цене.
Пред мысленным взором немки пребывали два её соотечественника (хотя, можно ли их так называть, ведь третьего рейха уже не существует, а до четвёртого – ещё далеко?) сидящие на полянке в Малороссии и пьющие французский коньяк из медных кружек.
2
- Обратно я сяду за руль, - сказал майор лейтенанту - а именно таким армейским званиям соответствовали их эсэсовские знаки различия.
- Пора ехать, Лотар?
- Время ещё есть. Танковый батальон, в котором мы должны проинспектировать качество присадок к топливу, переместился километров на сто восточнее.
Более того, они настойчиво требуют это самое топливо. Так что по приезду мы можем застать лишь пустые баки в танках и полные баки русского самогона у наших храбрых танкистов. Спешить нечего.
- Хорошо, что у нас – полный бак бензина.
- Ты забыл про две канистры лежащие в багажнике.
- Я не устаю поражаться тебе, Лотар. Даже на войне ты остаёшься всё тем же расчётливым бюргером.
- Именно на войне и надо быть расчётливым и запасливым, мой друг! И очень, очень осторожным!
- Ты всегда был так осторожен!
- И всегда призывал к этому тебя. Однако тщетно! Твоя безрассудность много раз могла стоить тебе жизни! Про свою жизнь я скромно промолчу. Но ты родился под счастливой звездой, Карл! Когда ты, наконец, свернёшь себе шею, твоему ангелу-хранителю будет, что сказать тебе на ушко! Наедине!
- Ты – мой ангел-хранитель, Лотар!
- Я сейчас разрыдаюсь, мой друг! Не смотри на меня так своими голубыми глазами, и не говори больше таких слов!
Хотя у тебя, всегда удивительно легко получалось морочить голову всем вокруг! Особенно - барышням!
Я до сих пор удивляюсь - как тебе удалось закружить голову Анне?
Ведь она была парижской примой, а ты нищим жалким немцем с пустыми карманами поношенного холодного пальтишка!
- Не совсем так, Лотар! В кармане у меня лежали, если помнишь, два дорогих билета в партер, и оставалась ещё кучка франков.
- На них мы даже не выпили в буфетной!
Хотя, скажу честно, и половины цветов из того огромного букета, что купил ты в тамошней лавке, хватило бы для украшения небольшой братской могилы! Ты хоть помнишь, как назывался спектакль?
- Нет, конечно! Когда Анна появлялась на сцене, я глаз от неё не отводил. Когда она исчезала – действие становилось неинтересным, и всё теряло смысл до её нового появления!
- Мой Бог! У тебя память лишь на эмоции!
- Я живу в их мире, Лотар!
- В их обманчивом мире!
- Да уж, чего-чего, а обмана там в достатке!
- Ну а я живу в грубом материальном мире, мой дорогой друг. Поэтому, не смотря на прошедшие годы, мои бока и шея отлично помнят, как мы пробивались за кулисы! Как я работал локтями, таща тебя за собой, словно ходячую клумбу! Это походило на психическую атаку! Во всяком случае, со стороны мы смахивали на психов! Вернее не так! Я был похож на психа! Тебе же и стараться не приходилось!
- Спасибо, друг! Спасибо за всё! Если бы не ты, мне бы ни за что не удалось пробиться к гримёрке Анны. Пробиться к Анне!
- Пробиться – это было полдела! Как только ты исчез за заветной дверью, мне пришлось удерживать вход в номер от толпы поклонников. Эти чёртовы французы помешаны на актрисах! Впрочем, вскоре у меня появился неожиданный союзник, мрачный долговязый усатый русский. Он выполз словно уж в узкую щель между дверями за моей спиной, и, если учесть ещё парочку охранников, нам стало полегче удерживать форт!
3
- Это был её слуга, или - как называла его Анна – казачок. Когда я ввалился в её гримёрку с букетом в руках, Анна сидела на кушетке перед огромным зеркалом, вполоборота к двери. Однако не успел я сделать и шагу к ней, как этот мрачный тип материализовался из неоткуда и встал у меня на пути. К такому неожиданному препятствию я оказался не готов! К тому же я не знал совершенно, что делать с цветами.
Из них некоторые уже были поломаны и смяты; с одной стороны букет походил на веник. Анна поднялась с кушетки, выглянула из-за спины казачка и тотчас узнала меня. Я понял это по изменившемуся выражению её прекрасного лица. Оно просияло!
- Ах, мой милый немец, поклонник автомобильных гонок, - вымолвила она на чистейшем немецком языке. – Признаюсь честно, не ожидала вас здесь увидеть. Вы и театр любите, как я погляжу!
Слова сами слетели с моих губ:
- Я не люблю театр! Я люблю Вас!
Сам не знаю, что на меня нашло! Всё произошло так стремительно. Так не к месту! И я, и Анна стояли оглушённые этими словами. Видно я произнёс их так, что нельзя было не поверить в искренность вырвавшихся слов.
Анна сказала что-то казачку по-русски. Тот, мягко ступая сафьяновыми сапогами по коврам, выскользнул из номера.
Актриса предстала предо мной в прекрасном траурном королевском платье, отделанном чёрным гипюром. В нём она умирала недавно на сцене.
Я же застыл в молчании перед нею со своим нелепым смятым букетом и готов был провалиться куда-нибудь, или умереть тотчас же.
- Повторите, что вы сказали? – произнесла Анна спокойным ровным голосом.
Я повторил.
Слова с трудом покидали пересохшее горло.
- Как прекрасно звучит это на немецком языке! – сказала Анна, одарив меня королевской улыбкой. Все же глаза её оставались серьёзными.
– Однако в первый раз ваши слова прозвучали совсем по-другому... Вы боитесь?
- Боюсь, мадемуазель! – ответил я честно.
- Увы, но - мадам! Я вдова. Уже третий год я вдова русского офицера. Недавно, по законам свободной Франции, я решила вернуть себе прежнюю фамилию.
- Вы должны ненавидеть меня, мадам!
- За что?
- Ведь я немец. Убийца вашего мужа!
- Успокойтесь, юноша! Моего мужа убили свои русские люди. Он погиб на гражданской войне.
- Не сомневаюсь, что ваш муж герой, мадам! Он погиб защищая свою Родину от большевиков!
- Нет, вы ошибаетесь! Мой муж воевал на стороне красных!
И погиб, освобождая Крым от барона Врангеля и ещё нескольких десятков тысяч несчастных, наводнивших с недавних пор улицы Парижа.
Я словно превратился в статую!
Анна же, стоя передо мной и не отводя взгляда от моего лица, медленно и спокойно продолжала:
- Поэтому я изгой для моих патриотически-настроенных соотечественников. Я не вхожа в большинство русских домов Парижа! Мне несколько раз пытались срывать спектакли! Выкрикивали какие-то глупости. Это всё попадало в газеты. Вокруг моего имени постоянно скандал!
И тут являетесь вы со своим искренним признанием!
А в том, что оно искреннее я не сомневаюсь не секунды.
Кому как не мне, актрисе, знать цену словам!
Слова – ничто! Слова - это пыль!
Нет – не священная дорожная пыль!
А пыль, лежащая толстым слоем на комодах с невостребованным приданным. Пыль, покрывающая собою зеркала, эти кладбища исчезнувших улыбок. Невыводимая пыль времени, ложащаяся на усталые от несбывшихся ожиданий, вытянувшиеся от обиды лица, с глубокими дорожками на пыльных щеках.
Слова ничего не значат! Но в ваших словах я услышала то, что не добиться никакими репетициями.
Вы по настоящему меня любите?
Поставьте же, наконец, куда-нибудь этот букет!
Я, наконец-то, сдвинулся с места и попытался водрузить букет в какую-то вазу. У меня ничего не выходило. Руки дрожали, и я никак не мог проглотить подкативший к горлу комок!
- Я помогу вам, - сказала Анна просто. – Положите букет на стол.
Я положил букет, и цветы рассыпались по мраморной столешнице. Некоторые цветы упали на ковёр, и я спешно наклонился подобрать их.
Анна присела рядом со мной и стала помогать собирать цветы. Внезапно её волосы коснулись моего лица. Я вздрогнул и поднял глаза. Её лицо оказалось напротив моего.
Впервые я видел её так близко! Это была богиня! Из глаз её лился мягкий божественный свет! Она глядела на меня и сквозь меня. Прекрасное лицо её светилось загадочной улыбкой. Я вновь застыл, словно загипнотизированный силой неземной красоты.
Мы смотрели друг на друга, может быть несколько секунд, а может быть целую вечность.
Время остановилось. В какой-то миг мне показалось, что наши лица начали сближаться. Но в этот самый миг раздалось вежливое покашливание.
Я вздрогнул, как от тока, и, обернувшись, увидел, стоящего у двери казачка.
Анна поднялась с цветами в руках. Я вместе с ней. Казачок что-то сказал Анне тихо по-русски. Мне показалось, что по лицу Анны пробежала тень. Но, так же быстро тень исчезла. Актриса вернулась к столу и, написав что-то на листке бумаги, повернулась ко мне. Протянув листок, она обратилась со словами, после которых у меня будто выросли крылья:
- Я буду рада видеть вас завтра по этому адресу. Вы не против поужинать вместе со мною?
- Это самая большая честь, мадам, которой удостаивался я в своей жизни! – ответил я сбивчиво, не веря своему счастью.
- А теперь прощайте, мой романтичный немец!
Я повернулся на каблуках и двинулся к двери.
- Постойте! – воскликнула Анна.
Я остановился.
- Я ведь не знаю даже вашего имени!
- Моё имя – Карл-Хайнц. Можно коротко – Карл.
- До свидания, Карл! – сказала Анна, мягко выговаривая моё жёсткое имя.
- До свидания, мадам!
- Впредь зовите меня Анной!
- До свидания, Анна! – впервые обратился я к своей богине по имени.
И не было имени прекрасней и слаще для меня с тех пор!
4
- Я помню, как ты твердил это имя, словно заклинание, по дороге домой. И если бы я не отложил пару франков на такси, нам бы пришлось бы тащиться через весь Париж пешком.
- Помню, я готов был бродить всю ночь до утра! Ожидание встречи с Анной, эти часы наполнены были упоением. Всё было впереди. Всё было так смутно. Так загадочно!
- Зато наутро тебя, чуть кондрашка не хватила! Ты начал метаться по номеру и стенать про отсутствие денег!
- Которые на самом деле были у тебя!
- Пришлось подбросить тебе деньжат, конечно. А то ты собирался уже, по доброй русской традиции, грохнуть старушку-хозяйку.
- Или грохнуть тебя, старый скряга!
- За что меня-то? Мне приходилось экономить на всём! Ведь Отто нас совсем не баловал! К тому же ты помнишь, какое это было время? В каком дерьме находилась наше любимое отечество? Наше будущее было смутно! Когда я думал о том, что ждёт нас впереди, мне становилось по настоящему страшно!
- Прошло двадцать лет, Лотар, но как будто ничего не изменилось! Наше будущее всё так же в тумане. Мы вновь на войне!
- Видимо, такова участь нашего поколения. Нам предстоит изменить мир! -
ответил Лотар, затягиваясь очередной сигаретой.
- Мир можно изменить только любовью! – ответил Карл.
Сержант Самарин, скрываясь в густом подлеске, поймал себя на мысли, что начинает потихоньку сходить с ума. Дальнейшие обстоятельства способствовали этому.
- Налей мне ещё, Лотар!
- Я никогда не спрашивал о твоём первом загадочном вечере с Анной, - произнёс майор, наливая лейтенанту.
- Этот вечер изменил всю мою дальнейшую жизнь!
- Я догадывался об этом!
- Так слушай! – Карл отхлебнул из своей кружки, и разразился следующим монологом.
5
- Часы того дня обладали удивительными свойствами. Они, то неслись стремительно вперёд, подобно гоночному автомобилю, то едва тащились, словно поднимающийся в гору дребезжащий парижский пневматический трамвай.
Не помню, как я дождался вечера!
Задолго до назначенного часа я был по указанному адресу в третьем округе, и прогуливался в парке, не в силах и минуты просидеть на скамье. Наконец, время пришло и я, волнуясь, вошёл в парадный подъезд большого освещённого электричеством дома.
Консьерж закрыл за мной дверцы лифта на этаже, и провалился вниз вместе с железной клетью.
Я остался на площадке перед огромными дверями цвета слоновой кости. С замиранием сердца я нажал на позолоченную ручку звонка. Двери отворились, и я оказался нос к носу со знакомым уже казачком. Тот смерил меня сверху вниз мрачным взглядом и кивком головы то ли поприветствовал, то ли пригласил войти.
Я вошёл в огромную квартиру, из тех, что принято называть королевскими апартаментами.
Казачок пропустил меня через другие двери, и я оказался в гостиной с задрапированными окнами.
Казачок жестом предложил мне садиться, а сам удалился в глубину необъятной квартиры.
Я присел на диван, стоящий между пальмами в кадках. Не прошло и минуты, как раздались лёгкие шаги. Двери открылись вновь, и в гостиную вошла Анна, наполнив всё вокруг сиянием драгоценностей, парфюмом и шелестом платья.
Я поднялся с дивана и протянул ей фиалки. Анна рассмеялась звонко.
- Гутен абен, Карл! Вы совсем не можете обходиться без цветов! Это так мило, но, увы, старомодно!
- Мадам…, – начал, было, я.
- Только Анна! – перебила меня Анна.
- Анна! На войне у нас не было возможности следить за модой! Мы следили лишь за неприятелем.
- Но война уже давно кончилась!
- Для тех, кто воевал, война долго не кончается!
- Простите, Карл! Я не хотела вас обидеть!
- Что вы говорите такое, Анна! Разве можете вы меня обидеть?! Я счастлив, дышать одним с вами воздухом! Смотреть на вас – это высшее наслаждение для простого смертного! Я не верю своему счастью!
Анна замерла на мгновение, а затем присела на кушетку, стоящую возле дивана. Видно было, что она не ожидала этой неподготовленной атаки с ходу.
- Карл, я привыкла слышать такие вещи только после ужина! Вы совершенно нарушаете этикет!
Я не нашёлся, что ответить.
- Ну вот, всё же вы обиделись!
- Я не обижен, просто я тупой солдафон и не умею вести себя со светскими дамами.
- А я всего лишь актриса, которая хуже всего играет саму себя! Ведь я хотела всего-навсего свести к шутке ваши пылкие слова и пригласить вас в столовую. Пойдемте же, наконец.
С этими словами Анна поднялась, неожиданно взяла меня за руку своей горячей ладошкой, и повела за собой в соседнюю комнату, такую же огромную.
В столовой стоял гигантский стол, покрытый белоснежной скатертью, скрывающей под своей белизной рельефы столовых приборов. Мы миновали его и прошли к небольшому овальному столику, находящемуся в углу, под аркой из бумажных цветов, и сервированному на две персоны.
- Садитесь, Карл! – пригласила меня Анна, присаживаясь за столик.
Я опустился на стул с высокой спинкой, украшенной белоснежной же кружевной салфеткой, как на американский электрический стул. Ибо я не представлял, о чём буду говорить со своей богиней. Говорить банальности в её присутствии не хотелось. Слова же восторга она решительно отвергала, как мне казалось. На короткий миг воцарилась тишина.
- Вам нравиться тут? – спросила у меня Анна.
- Как тут может не нравиться! Это превосходные и невероятно дорогие апартаменты!
- Я не плачу за них ни экю, - ответила Анна, понизив голос. – Хотя куда бы и на какой угодно срок я не уезжала, эти комнаты всегда остаются за мною.
- Кто же платит? – спросил я удивлённо.
- Не торопитесь задавать вопросы, мой доблестный следопыт, всему свой срок! – ответила Анна, загадочно улыбаясь.
Раздались шаги, и появился казачок. Он поставил на столик серебряный канделябр и, чиркнув спичкой, зажёг свечи. После чего он зажёг свечи ещё в нескольких местах вокруг нашего столика. Потом он повернул латунный рубильник и погасил свет в электрической люстре под потолком. Пространство вокруг нашего столика преобразилось. Зала стала утопать в полумраке, а дальние концы и вовсе покрыла темнота. Прибавь к этому тишину, в которой мы сидели, и казачка скользящего вокруг и выполняющего свои бесшумные манипуляции. Делал он всё виртуозно. Обходясь безо всяких помощников, он словно граф Дракула в своём замке в одиночестве накрыл и сервировал столик. Не помню точно, что было подано на ужин, какие-то блюда русской кухни, уха в серебряной кастрюльке. Помню точно, что мы пили водку из серебряных рюмок. Анна вновь стала разговорчивой. Она буквально потребовала от меня рассказать всё о себе, ничего не скрывая. И я, сначала с неохотой, а потом, войдя даже во вкус, принялся за воспоминания.
Рассказал ей про раннюю смерть матери, про отца, управляющего автомастерскими, про любовь к технике с детства, про участие в первых в нашей земле автогонках и про свои первые победы в гонках; про уход добровольцем на войну, про боевых друзей, про тупость послевоенного существования, про тебя, наконец, рассказал я Анне, и она, кстати, сразу попросила меня познакомить её с тобой; рассказал её всё как есть, без утайки. Никогда ничего подобным я не занимался. А тут из меня всё вывалилось, как из дырявого мешка.
Не уверен, понимал ли казачок по-немецки, но кроме него больше никого не было вокруг. Да и он большей частию отсутствовал, появляясь лишь по необходимости.
Закончил я своё жизнеописание, сообщением, что все эти годы не имели ровным счётом никакого смысла, и только теперь, после встречи с Анной жизнь моя обрела, наконец, обрела его. Анна лишь всплеснула руками на это.
- Спасибо за откровенность, Карл, - сказала она, когда я закончил. – Впервые за долгое время встретила я столь откровенного и, как мне кажется, искреннее любящего меня человека. И, надо же - по иронии судьбы, им оказывается немец. Ну что ж! Это не важно!
Теперь послушайте меня, Карл. Я расскажу вам о себе.
6
- Гаишник тормозит, блин! – воскликнул Макс.
Клаудия, как всегда эмоциональная, резко оторвала подбородок от спинки сидения, отвернулась от меня и посмотрела на дорогу.
Я прервал рассказ, соответственно Карл в моём рассказе прервал свой рассказ, а Анна в его рассказе, так и не начала свой. Все смолкли в этой мистической цепочке.
Макс притормозил и остановился у крашеного бордюра, именуемого в Казани паребриком. Не дожидаясь гаишника, он вытащил из бардачка документы, выбрался из машины и пошёл навстречу постовому. Милиционер отдал Максу честь, просмотрел его документы, а потом двинулся вместе с ним к машине, с любопытством её разглядывая. Задав Максу пару вопросов, он, впрочем, вскоре отпустил нас.
- Задолбали, гаишники! - посетовал Макс, садясь за руль. – Всё техникой интересуются, черти! Проезду не дают!
С этими словами он нажал на педаль газа, и мы продолжили наше путешествие…
Конец пятой серии