СТАНИСЛАВские записки
***********************
Недавно в нашем микрорайоне открылась новая библиотека с ультрасовременным читальным залом, нашпигованным продвинутой видеотехникой фирмы «Катаракта» и супермягкими креслами компании «Геморройтен».
Меня же интересовал абонементный зал – взять на дом что-нибудь для души. Но оказалось, что найти нужную книгу среди лабиринта ряженых изданий, все равно, что обнаружить под колпачком «Пепси» мифический выигрыш в сто тысяч оДЕФОЛТченных.
Многие известные художественные произведения, словно члены правительства, оказались не на своем месте.
Так, знаменитый роман Оноре де Бальзака «Крестьяне» я обнаружил в разделе «Сельское хозяйство», а известную повесть Федора Гладкова «Цемент» -- в «Строительных материалах». И поэма «Братская ГЭС» Евгения Евтушенко породнилась с научным опусом энергодемона Чубайса!
А вот, Леоновский «Лес» и Тургеневские «Записки охотника», ненароком оказавшиеся в «Природоведении», навели меня на крамольную мысль, что уже грядущее поколение - наследники нынешних изгоев - будут читать «Записки охотника» как «Выписки из Красной книги». А воспетый в песнях романтический лес в перевернутом сознании продвинутых будет ассоциироваться разве что с записями группы «Лесоповал», серыми перепечатками картин Шишкина да одноименной и до предела опороченной драмой Островского.
И только два опуса, прописавшиеся на полках не по адресу, все же попали в самую, что ни на есть точку. Это известные повести Юрия Полякова «Козленок в молоке» и Дарьи Донцовой «Гадюка в сиропе», занявшие достойное место в разделе «О вкусной и здоровой пище». И на что, кстати, мой бедный желудок был уже готов неадекватно реагировать.
Но я вовремя ретировался. И даже не заморив червячка «Антоновскими яблоками» выдающегося агронома Бунина, продолжил натощак рыскать голодным взглядом по темным аллеям – лабиринтам полок, сплошь заставленных броскими, витиеватыми фэнтэзи и прочими убойными слизистыми изданиями с фотомонтажными кровавыми обложками, мимо которых было невозможно пройти без марлевой повязки, дабы не заразиться бациллами насилия и разврата. Но зажав нос и пригнувшись, чтобы не попасть под перекрестный шквалистый огонь бешенных суперов и бесстрашный оперов, я одним махом проскочил зловонно-трупный лабиринт и перевел дух, как только своим длинным носом уткнулся в рабочий стол, за которым сидела библиотекарь – молоденькая, прикольного вида особа с плеером, заряженным мумий-тролльнутым блеянием.
-- Простите…
Она выдернула шнур из уха.
-- Что?...
-- Где у вас классика? -- спросил я, все равно что, «Как пройти на Пушкинскую площадь?»
-- Не знаю… А что именно Вас интересует?
-- Допустим, «Хождение по мукам». Хотел бы перечитать.
-- «Хождение по мукам?, -- переспросило минорное дитя и закатив свои кукольные глазки к потолку, инстинктивно почесала за ушной раковиной, - Что-то знакомое… А кто автор?
И, споткнувшись о мой недоуменный взгляд, пояснила.
-- Я ведь не библиотекарь… Мама ушла в поликлинику и попросила меня за нее посидеть, а я только в «культпросвет» поступила и в школе мы это не проходили.
И этакая «татушечка», сделав пируэт на крутящемся стульчике, приложилась к баночке «пепси». Теперь ее прикольный вид явно сочетался с ее пепсикольным интеллектом.
-- Ясненько, -- вздохнул я сочувственно, -- а вот автор – Толстой, Алексей Николаевич, хотя бы слышали о таком писателе?
-- Еще бы, -- студентка даже фыркнула недовольно, мол, что за вопрос, -- конечно, слышала! Это… муж знаменитой Татьяны Толстой!
-- Какой еще Толстой?! -- невольно простонал я, обескураженный ее вопиющим невежеством.
И тут она вдруг резко подскочила, опрокинув стульчик --
-- Как! Вы не читали «Кысь»?! – и ошалело уставилась на меня, словно на аборигена с Блошиного рынка
... Я вышел из библиотеки, словно из Сельпо, с полиэтиленовым пакетом духовной пищи, что однако не вся являлась одинаково полезной для души. Вернее даже была очень вредной и опасной. И если я взял Сорокинское <Голубое сало>, то совсем не для того, чтобы выглядеть продвинутым в глазах прикольной малолетки, а чтобы было на чём поджарить дикую, кровожадную <Кысь!>