Она влюблялась с пятнадцати лет и всегда неудачно. Всякий раз в очень неподходящих для этого типов.
Теперь ей восемнадцать, и Ася безуспешно пытается выпутаться из романа с сорокалетним преподавателем института. Романтический всплеск эмоций превратился в занудное брюзжание по поводу ее гастрита. Он всюду таскает следом за ней термос с манной кашей, которую она ненавидит; торчит за Асиной спиной в институтских коридорах, с укоризной прислушиваясь к ее кокетливым пикировкам с рослыми старшекурсниками. Подкарауливает в кафе, магазине, кинотеатре и библиотеке. Он неутомим и постоянен. Только темные подглазья предательски выдают, чего ему это стоит.
Она уже задыхается от его старушечьей опеки и проклинает тот день, когда подсела к нему за столик в студенческой столовой.
Теперь он перешел от манной каши к оскорблениям и угрозам, и домашняя девочка Ася не знает иного средства избавиться от удушающей привязанности маленького лысого человечка, кроме как исчезнуть навсегда.
Такова предыстория ее истерического побега на эту скользкую крышу, откуда она смотрит на город, получив небольшую отсрочку перед окончательным принятием решения.
Сначала, как многие суицидники, Ася отправилась в аптеку и купила все, чем заинтересовалось бы знаменитое семейство Борджиа. Но потом поднялась на крышу многоэтажного дома, может, потому что отсюда приятно напоследок посмотреть на звезды.
Здесь впервые за последнюю неделю она почувствовала себя в безопасности. Возможно, что Ася преувеличивала его способности проникать в ее мысли, но она вдруг в красках представила себе, как он выныривает на крышу с паутиной в виде чепчика на лысой голове, мучительно страдая от смявшихся стрелок на брюках, и невольно рассмеялась. Нет, сюда лысый чистюля не полезет, скорее, будет настырно вышагивать во дворе, нервно поправляя манжеты.
Ему очень легко сделать больно. Для этого нужно всего лишь переставить какую-нибудь дребедень с привычного места, разрушить симметрию и порядок в его стерильном жилище.
Ася вспомнила, как он полировал ее обувь, и снова засмеялась. Наверное, это типичная нервная реакция – смеяться в ту минуту, когда ты сидишь на самом краешке не только крыши, но и своей жизни.
А звезды сегодня, и вправду, хороши! Сколько бы ни было придумано поэтических описаний ночного неба, каждый человек глядит на него как в первый раз. И в такие минуты ты просто исчезаешь, растворяешься во времени и пространстве. Прекращаешь ползать мелкой букашкой по земле. Вбираешь в себя Вечность. Смеешься над таблетками и крышей.
В детстве старая мудрая женщина учила ее стряпать. У Аси получились кособокие подгоревшие печенюшки, и бабушка назвала их ошибками. Ошибки слеплены из того же теста, что и настоящая стряпня. Их не нужно бояться, они даже частично съедобны. Они предвещают появление в скором будущем красивого печенья.
Снизу, как из бездонной пропасти, донесся собачий вой. Или не собачий? Страстный зов тьмы: загляни в меня, иди ко мне…
«Даже не надейтесь, вам достанутся только мои ошибки!»
Она тронула свои огненные волосы. «Завтра же пойду в парикмахерскую и расстанусь с этой утомительной красотой. Буду лысая, как и он. Стану реже улыбаться, ну, или чуть-чуть пореже, у меня ведь чудесная улыбка. Научусь кататься на роликах, прыгать с парашютом, запишусь в секцию бокса. Да, я сделаю все это непременно, только если смогу сейчас оторваться от ребристой кровли и спуститься вниз».
Возле обшарпанной общаги еще болтались влюбленные. Его ржавый «москвичонок» стыдливо притаился в углу двора. Ася внутренне подобралась, ощутив одновременно страх и веселую готовность вытворить нечто превосходящее границы ее нежного воспитания.
Лысый человечек обрушился на нее с ужасными обвинениями. Он стыдил, упрекал, обличал, запугивал.
Ася дождалась небольшой паузы в его неоригинальном монологе и «выстрелила» самым мерзким ругательством, которое когда-либо слышала от мальчишек. Бабуля говорила, что так ругались ломовые извозчики.
Противник был сражен наповал.
Иногда для достижения успеха приходится отступать от хороших манер.