Сельский рынок работал только по субботам. На ярмарку приезжали со всех окрестных деревень дачники, брали то, что забыли купить в супермаркетах, а так же то, чего в них никогда не продавалось. Приходила и местная публика, среди которой однажды мне попались два типажа, о которых можно было сказать, что сошли они прямо с Некрасовских строк.
Эти двое выделялись в разношерстной толпе своей… здесь я задумался, чтобы подобрать слово… обоюдной аурой, да, именно аурой. По-отдельности я каждого воспринял бы как бомжа или пьяницу, что, впрочем, часто бывает одним и тем же. Оба нечесаные, в резиновых сапогах, в каких-то пузырящихся пиджаках и спортивных штанах с оттянутыми коленками, не знавших стирки с тех пор, как их надели. У обоих на головах вязаные шапки, еле державшиеся на немытых волосах. На вид - обычные оборванцы. Но меня привлекало в них что-то едва уловимое, и в то же время ощутимое, как мысль, которую потерял. Я разглядывал их, стараясь не пересекаться глазами, но они говорили о чем-то, не обращая внимания ни на кого.
Один был похож на цыгана: смуглый, черные глаза, зыркающие из-под нависших бровей, черная с сединой кудрявая борода. Чистый конокрад, подумал я. Второй был высокий и сухой, сутулый, но широкоплечий, тоже бородач, но русый, и лицо его казалось более открытым, чем у цыгана, и в нем было даже что-то ученое. В руке длинная палка, верхний конец которой возвышался над головой - настоящий посох. Я окрестил его беглым монахом.
Они встали прямо на дороге, благо, в ярмарочный день машины проезжали центр села медленно, редко насквозь, чаще останавливались, покупали, или отъезжали с покупками. Ярославская окающая речь ласкала мой московский слух своими округлостями, люди проходили вдоль рядов, обсуждали что-то; встречаясь, здоровались, суетились, но не толкались, стояли в очередях, набивали пакеты, доставали и прятали кошельки. Торговки щелкали кнопками калькуляторов, протягивали сдачу, заталкивали деньги в поясные сумки. Я, словно притопленное бревно, стоял в этой людской реке, и неподалеку стояли эти двое, тоже не из общего потока.
Я пожалел, что не взял фотоаппарат, но оно может быть и к лучшему, я не рисковал привлечь их внимание. Глядя на них, я подумал, что старик Некрасов очень удивился бы, увидев двух своих героев, жителей какого-нибудь Горелова-Неелова-Неурожайки-тожь, среди нас , жителей 21 века.
Хотя нет… Посмотрите вокруг, приехав сюда, за сто пятьдесят километров от Москвы. Выйдите в поле, где нет никого, кроме вас, пройдите версты две, не торопясь, вдыхая травяной пар, слушая жаворонков и кузнечиков, крики пастухов за бугром и курлыканье летящего в синеве ворона. Поле, дорога, небо в облаках, теплый хмельной ветер, шелест берез в ложбине реки – все это было, есть и будет. Меняются только следы на дороге. А Русь стоит, глядя в себя, как стоят эти двое на проезжей части, вот уже несколько веков…
2007 г.