1970 год. Возле железной дороги Стрелочного завода, на окраине города, утопая в огромных деревьях и разросшемся гаражном кооперативе, едва заметны два деревянных двухэтажных барака. В них устраивают свою жизнь работники завода и их семьи. В каждом из подъездов находится по две квартиры на площадке. Молодым семьям достается комната в одной из квартир. А те, кто давно живут в бараке, в праве овладеть целой квартирой. Тогда их жизнь становится почти самореализованной. Добиться своей квартиры в этом доме – это цель многих поколений.
Две кабинки деревянного туалета находятся на улице, ровно по центру между этими двумя бараками. Во дворах всегда кипит активная жизнь все знающих про других, соседей. Здесь же вывешивается на сушку белье. Веревки давно уже привязаны к стволам деревьев, и так и существуют вместе с ними. Есть сооруженная песочница для детей. Мужики-то в основном водители грузовиков, они и привозят песок со строек. А для более старшего поколения повалены толстые стволы деревьев, как место для посиделок. Шелуха от семечек как ковер годами выстилает дорожку к подъезду, и здесь никогда не пробивается трава.
Двери в подъезды всегда широко открыты. Такое их положение объединяет внутреннее и внешнее пространства. Обитателям домов жизнь представляется без ограничений. Обособленность местоположения бараков, и малое количество людей в них проживающих придало особый колорит этой "малой земле" большого города. Люди проживают здесь помногу лет, само собой установились традиции, которые передаются в поколения.
В основном взрослые здесь заняты сами собой, проводя большинство свободного времени на улице, где веселье является неотъемлемой частью каждого дня. А дети, начиная с семилетнего возраста, доверены себе. Они объединяются в большие компании и познают неведомую за бараками жизнь во всех красках. Малыши тоже обязаны быть в этих компаниях, но под присмотром старших братьев.
- Маринка, иди сюда, - зовет молодая красивая мать, наполненная радостью от предвкушения будущей гулянки, свою двухлетнюю дочь.
Маринка, черноглазая девчушка, выскочила босиком из песочной кучи и подошла к матери.
- Юрка! Я тебе убегу! Забери Маринку с собой - кричала пытавшемуся сбежать от обязанностей старшему сыну молодая женщина, повязывая дочери на поясницу колготки.
- Вот: не забудь менять ей штаны! Что б мокрая не ходила! Как обоссытся, мокрые снимешь, и повяжешь на спину, что б сохли, а сухие наденешь. Юрка знал это правило, но молча выслушивал наказы матери, не пререкался. Слово взрослых было законом в этом уголке мира.
Мальчишки, нагруженные не только своими родными сестрами и братьями, но и племянниками, убегали на весь день по своим делам. А взрослые, тоже свободно вздохнув, собирались кружочками возле подъездов или уходили подальше к высоким кустистым деревьям и разводили костерок для печеной картошечки. Срывался с огорода зеленый лучок, укропчик, домашние умельцы приносили самогон. Веселье начиналось. Компании всегда были дружные, любвеобильные. Девчата пели песни, мужики курили, присматривая не только за своими женами, но и за соседками.
В тот день Коля, одиннадцатилетний обитатель одного из бараков, остался один дома. Мальчишки не всегда приглашали его с собой, он им казался каким-то странным, не компанейским. Вот и сейчас, он увидел, как за окном пронеслась стайка босоногих пацанов, и никто не остановился возле его окна и не позвал его с собой. Ему стало очень грустно. Он задумчиво смотрел на улицу. Светлые кудряшки, вытянутое лицо и пухлые губы придавали нежность и неуклюжесть лицу мальчика. Непроизвольно он гонял пальцем прыгающую по стеклу муху, но взгляд его был по-взрослому направлен в даль. Не в первый раз Николай остался один.
Подоконник плотно уставлен горшками с высокими запыленными цветами. В основном мать посадила алоэ, чтобы лечить насморк, и герань, отпугивающую мух. Цветы росли в жестяных банках из под кильки, томатной пасты или лечо. Земля давно уже выпирала из горшка, но их пересадкой никто никогда не занимался.
Шторам в этих домах придается особое значение. Красивые портьеры считаются роскошью, тем более, что потолки высокие, и ткани надо много. И женщины покупают хлопчатобумажную ажурную тюль. Она на много дешевле капроновой, хотя и менее практична. После второй стирки тюль вытягивается в разные стороны, и снизу висят не одинаковой длины концы.
Острые листья алоэ со временем вросли в ажурные отверстия тюли. Это горькое и колючее растение завладело подоконником - единственным местом у солнца в довольно темной квартире. И долго здесь не помечтаешь. Узкая комната рассчитана на двух сыновей: Колю и его старшего брата. Брат служит в армии, поэтому Коля сейчас владеет собственным жильем. Он свободно, без разрешения, может пользоваться магнитофоном брательника, не получая за это подзатыльники. Коля уважает своего брата, но всегда оказывается перед его щелбанами. И он мечтает, что когда вырастет, станет водителем, как его брат, впрочем об этом мечтали все пацаны этого района.
Сейчас Николай отошел от окна и прошелся по полупустой квартире. Из мебели в квартире только самое необходимое: металлические кровати для детей и родителей с панцирной сеткой, деревянные табуреты, с толстым слоем уже не понятного цвета краски, шифоньер со скрипучими дверьми и зеркалом на одной из них и тумба под маленьким черно-белым телевизором. Зато самотканых полосатых дорожек в доме много. Они лежат вдоль и наискосок в двух комнатах и на кухне. А возле входа лежит большой круглый вязаный половик. Такие коврики мастерят кто-нибудь из пожилых женщин. Родственники приносят им свои старые вещи, которые разрываются на тонкие полоски, и из этих "нитей" бабушки плетут половики.
Коля зашел в просторную кухню с двумя узкими окнами. На этих окнах никогда не было штор. Зато всегда много мух. На подоконнике стоит жестяная банка для окурков, лежат пасатижы, немного гвоздей, пачка газет, коробок спичек и пустые бутылки. Справа стоит рабочий стол, заставленный посудой и ближе к двери невысокий неработающий холодильник "Зил". Большую часть кухни занимает печь, выложенная из кирпича. Она расположена слева. На печи всегда стоит большая кастрюля с теплой водой. Аллюминевый умывальник висит рядом с печкой, в углу. Рядом наброшено на гвоздь полинявшее, но чистое полотенце. Мать следит за тем, чтобы вещи были постираны. Железная дорога оказывает свое особое влияние на чистоту и опрятность людей, на ней работающих, но обитатели этих мест все же любят отстирывать свои одежды. Если пятна остаются, то вещи кипятят в больших аллюминевых баках на печи. Цвет белья как правило меняется, но вещь становится чистой.
Черный кот, как всегда, лежал у подножия печки, смирно выжидая кого-нибудь из хозяев. Коля понял его желание и полез в подполье за молоком. Он убрал полосатый половик и открыл крышку подполья, держа ее за большое кольцо. Снизу пахнуло холодной сыростью и вновьвыкопанным картофелем. Этот приятный запах картофеля остановил Колю в раздумьях. Ему захотелось кушать, и он подумал: "А, что, если я сам приготовлю себе еду?". Он положил крышку, спустился по лестнице, взял ладонями холодные клубни и выбежал с ними наверх. Потом, немного постояв у стола, он еще раз спустился и достал еще немного картошки. "Нет, я не себе буду готовить! Я сделаю настоящий интеллигентный обед для моих родителей! Точно! Вот они обрадуются!"
У Коли перехватило дыхание. Он был окрылен своей великой идеей. Какое - то время он ходил по кухне с вытянутыми грязными руками и не знал с чего надо начать. Ему хотелось уже скорее воплощать свою идею в жизнь. Коля даже взвизгнул и крутанулся вокруг себя в центре кухни - своей мастерской. "Как это приятно - делать что-то радостное своим близким", - думал он. "Мама и папа придут уставшие с работы, голодные, они не знают, что дома уже готов ужин. Вот они удивятся!".
Коля представлял, как мать обнимет его своими теплыми, но шершавыми руками и прижмет к себе, похлопывая его по спине тяжелой кистью. Колина мать - женщина крупного телосложения, большегрудая. Вся красота женщины, на ее взгляд, сводится к химической завивке. А может, она вообще не думала о красоте, просто так удобно – прическа всегда готова. У Любы крупные черты нижней части лица и маленькие глаза, пухлые предплечья и мужских размеров кисть руки, - работать приходилось много. Коля всегда любил прикосновений с матерью, но он «давно уже вышел из детского возраста», и мать перестала ласкать его. И потом: он же мужик. А мужику не следует быть неженкой. "Да я и не хочу быть неженкой", - думал про себя Николай, но что-то в глубине его души просило обратное. Что-то осталось недополученным.
А отец скажет: "Вот, мать, смотри: солдат подрастает, так держать, Колян!". Отец Коли мужик суровый, весь дом держит в своем кулаке. Сказал - так отрезал. Хозяин семейства. Хотя на вид он щупловатый, немного сутулый, но с тяжелыми веками и опущенными бровями.
Дети всегда видят только достоинства своих родителей. Когда отец трезвый, Коля его побаивается, а когда пьяный - защищает. Маленькому сыну часто бывало стыдно за поведение пьяного отца, который мог на полуслове свалиться лицом в тарелку в полной бессознательности. Коля не понимал, что происходит с человеком в это время, наблюдая бесчеловечность, животность внешнего вида своего отца. И Николаю хотелось скорее скрыть эту ужасную картину от гостей. Иногда он пытался взвалить отца на себя, закидывая его руку себе на плечо и увести его в спальню, но отец в такие моменты неподъемный. Часто батя спал до утра за столом или мать перетаскивала его на кровать, на половину раздевая. Но мать тоже любительница поддержать веселую компанию и Коля оставался всю ночь на едине со своими пьяными родителями.
Все плохое Коля старался не помнить, он любил своих родителей и мечтал вытащить их в нормальную жизнь. В ту жизнь, где слово "интеллигент" не звучит как оскорбление. Частенько Николай подбирал в квартире разбросанные вещи, заправлял неубранную родителями постель, а иногда заводил разговоры о звездах. Но Колина позиция оставалась непонятой ни его близкими, ни друзьями.
Коля вымыл руки под умывальником и подошел к столу. На столе, на газетке лежали крупные клубни картофеля. Коля понятия не имел, что надо с ними делать, но он четко знал, что ему надо приготовить жареный картофель. Кот Мурзик будто проникся Колиной идеей и кругами ходил вокруг ног мальчика. Но Коля уже не видел его. Он пребывал в творчестве. Коля вдруг понял, что он должен сделать это блюдо идеальным, по всем правилам и стандартам. Он думал, что научный подход к делу приведет к нужному результату. Он даже не отвергал ту мысль, что если он поджарит картошку строго по правилам, накроет красиво стол, разложит приборы, рассадит родителей вокруг, то их семья сразу станет похожей на те, в домах которых он бывал по приглашению своих ухоженных одноклассников.
И Николай принялся за дело. Он знал, что в их семье есть поваренная книга, она досталась его матери по наследству от бабушки. Коля принялся ее искать. Он понимал, что книга - это его спасение. Он вдруг понял всю ценность книг для людей, но краем мысли отметил, правда, что школьные книги вроде бы не такие ценные.
Толстая, запыленная книга лежала в тумбе под телевизором. Коля, сладострастно улыбаясь достал ее и пошел на кухню, бережно неся ее перед собой. На обеденном столе, стоявшем в простенке между двумя окнами началось торжество творения. Николай отодвинул газету с картошкой, положил книгу на покрытый старенькой клеенкой стол, и углубился в поиски нужного рецепта. Он вдруг увидел настоящие богатства, нескончаемые праздники и кулинарные красоты. Коля никогда не видел столько красивой еды. Просмотр картинок не отнял у мальчика много времени, потому что он знал свою цель и желал ее достижения.
Наконец, Коля нашел нужный рецепт. Он прогладил белой ладонью сгиб между страницами, наклонился над столом и начал внимательно читать. Прочтя все до конца, он понял суть производства и выстроил план своих действий соответственно рецепту.
Вначале надо было вымыть картофель. Коля неумело отнес газетку с картошкой поближе к умывальнику и начал поочередно мыть клубни. Мытый картофель он сложил на печь, чтобы стекла вода. Он видел, что мать чистит картошку над ведром с углем, и Коля сделал также.
Он отодвинул маленькую табуреточку, стоявшую у дверцы печи, где отец разжигает огонь и затягивает свою папиросу, пододвинул ведро и присел на табурет. Коле было удобно и комфортно, он чувствовал себя взрослым человеком, хозяином дома. Опомнившись, он соскочил с табурета и сбегал за ножом, который лежал в выдвижном ящичке рабочего стола. Коля вернулся на рабочее место, впился ножом в клубень и понял, что чистить картошку - это не так просто, как ему казалось, когда он смотрел на работу матери. Сначала отрывались маленькие, но толстые куски кожуры, потом нож начал соскальзывать, не отрезая ничего, затем он то и дело выпадал из руки. Коля пытался положить клубень на колено, и сверху сострагивать кожуру, но и это не привело к желаемому результату.
Когда мальчик взял клубень поменьше, работа наладилась. Коля справился с одной картошкой, потом получилось очистить и остальные. Затем Николай вымыл картофель под умывальником и отнес его на стол. Книга лежала раскрытой, подсказывая Коле весь фронт работы. Теперь надо было нарезать клубни тонкой соломкой, а затем высушить ее на чистом полотенце. Коля не пропускал ни единого пункта. Его губы были поджаты, а брови нахмурены. Ничто не могло отвлечь его от дела.
Вот и мальчишки вернулись во двор, пробегая мимо кухонных окон и наполняя уединенное место своей живостью, но Коля не слышал звуков детворы, он работал. Казалось, что его результат должен решить его судьбу. Коля нарезал соломкой картофель на самодельной доске, сходил за чистым полотенцем, выложил на него картофель и обтер концами полотенца верхний слой нарезанной картошки.
На рабочем столе стояла маленькая электрическая конфорка. Коля включил ее и поставил сверху большую черную сковороду. Согласно рецепту, Николай налил на сковороду подсолнечного масла, которое стояло тут же, у окна, немного подождал и отправился за картошкой. Горстями он перенес нарезанную соломку на сковороду, посолил, и начал следить за финальным процессом. Коля убрал за собой мусор, отнес книгу, протер стол и расставил тарелки.
Картофель был готов. Коля выключил плиту и с наслаждением рассматривал свое искусство. Его лицо стало еще более вытянутым, а в глазах сияло благодатью глубокое удовлетворение. Золотистые палочки переливались на солнце, капельки масла, как роса, лежали на аппетитных поджаринках, пахло необычайно вкусно. Коля решил не пробовать, что бы потом вместе с родителями насладиться вкусом и красотой этого блюда. Родители должны вот-вот прийти.
Уже издалека послышался какой-то шум, дверь открылась и в квартиру ввалился пьяный отец, покрывая матом жену, внаклонку идущую вслед за ним.
- Ты дура! Я те сказал: «Не трожь меня!»
- Чего я дура?
- Заткнись!
- Сам заткнись, скотина!
Родители продвигались на кухню.
- Чо? Я скотина?!
- Да я те башку пробью, гадина!
- Токо посмей! Ублюдок! Сморчок! Алкаш!
В ответ отец схватил длинную ручку сковороды и вытряхнул ее содержимое своей жене на голову.
Наступила тишина. Чистые тарелки еще приглашали гостей к столу. Но отец свалился на кровать, а мать, еще ворча, принялась освобождать свою голову от картофеля. Коля несколько минут стоял окаменевший, потом, опрометчиво выбежал на улицу.
Коля бежал сквозь распахнутые двери подъезда. У входа сидели бабушки, и как всегда, лузгали свои вечные семечки. Они были увлечены своим бездельем. Никто из них даже не заметил необычности Колиного поведения, а может они и бегущего Колю не заметили. Они пребывали в привычном состоянии, и вряд ли что могло их разочаровать.
Солнце уже склонилось к закату. Весь двор находился в легкой вечерней тени, падающей от раскидистых тополей. Мальчишки играли в войнушку. Одна команда отстреливала другую, поэтому за широкими стволами деревьев пряталась половина игроков. Малыши все еще были со своими наставниками, и помогали отыскивать врагов.
- Маринка, не лезь на дерево! – крикнула уже хорошо опьяневшая мать на свою дочь. Маринка, с завязанными у нее на пояснице мокрыми колготками острожными движениями начала слазить с наклонного шершавого ствола.
- Мама, я слезла, - картавя, откликнулась большеглазая девчушка.
Маринкина мать развернулась опять к своей компании, где веселье продолжалось. Дым от костра отгонял комаров, поэтому вся компания уселась плотнее к кострищу. Мужики травили матерные анекдоты, девчата смеялись, немного покачиваясь на ногах. В костре догорала кожура от съеденного печеного картофеля.
Коля остановился, осмотрел двор. Он не знал, что ему делать. Возможно, ему хотелось уткнуться в чье-то плечо, отдать все свое горе в слезах. Он еще надеялся на взаимность. Ведь именно этого не хватало ему в жизни. Обитатели двора, будто не видели его, все увлеченно занимались своими делами. Вечерело.
Солнце еще было видно со стороны железной дороги. Коля побежал туда. Он привычно свернул за гаражи, выбежал на широкую пыльную дорогу. Ему хотелось так бежать вечно, не останавливаясь. Теплый ветер обдувал лицо и смахивал слезы. Мальчик плакал. Вернее плакал не он, а всё его нутро. Он продолжал бежать, наклонив голову вниз, изредка мотая светлым чубом и стискивая зубы, потом поднимал мокрое, красное лицо наверх и, гортанно выл. Коле хотелось широко раскрыть рот и громко кричать: «А-а-а-а!». Только это и все, больше ничего.
Несущиеся рядом с дорогой поезда заглушали Колин крик. Недалеко находилась крупная сортировочная станция, поэтому составы здесь ходили часто и на всех ветках сразу. Коля кричал, и только свист электровозов откликался на его горе. Никто из людей, даже он сам не слышал своего отчаянного крика. Его плачущий голос утонул или слился с шумом железной дороги. Коля бежал вдаль по песчаной тропе, а рядом громко стучали поезда. Каждый уходил в своем направлении, по своему пути туда, где еще виднелось солнце.