Последний разговор с сыном не шёл из головы.
Вновь и вновь вспоминалось его тёплое , но снисходительное участие.
"Мама, поверь, я искренне рад за тебя, рад, что ты пришла к Православию, - говорил он,-
от этого, по крайней мере, вреда меньше, чем от всего остального, во что ты верила, заметь, не менее убежденно. Но ведь ты сама понимаешь, что твои доводы неубедительны. Любая вера в потустороннее - слепа. Любая. Поэтому без неё жить и лучше, и правильнее. Баснословные деньги, которые тратятся на мерседесы и неприличное роскошество высшего духовенства, могли бы помочь больным детям, голодающим, спасти чьи-то жизни...И мне жаль тех, кто этого не понимает и слепо верит в то, что кому-то когда-то показалось высшей истиной."
Молитва матери, говорят, со дна моря достанет. Только какая из нее, Таи, молитвенница...
Господи, но как же это знакомо. Да Тая и не сомневается в слепоте своей. Но еще более слепа она была тогда, когда приняла твёрдое решение верить только себе, чтобы никакая религия не сбила ее с "пути истинного". Верить чужим убеждениям, возведённым в разряд догм и канонов? Нет уж, увольте. Мы и сами с усами...то есть с разумом, Богом данным.
Мысли листали изрядно пожелтевшие страницы памяти. Вот он, тысяча девятьсот восемьдесят второй год, резко изменивший ёе жизнь.
Телефон разрывался от звонков, брата ждали сокурсники, друзья по турклубу, друзья по фотоклубу, друзья, друзья... Руководительница хора уже несколько раз выговаривала Тае, что Саша должен быть на репетициях, кровь из носу - обязан! Тая написала очередную шутливую записку брату : "Шурик, к тебе тут столько претензий, что я бы на твоем месте подумала, стоит ли возвращаться!"
Написала, положила ему на стол, и вдруг похолодела от чёткой мысли, что содержание этой записки Саша уже никогда не прочитает.
Сквозным ветром листочек унесло под диван. Тая не стала его доставать. И шутить она перестала. Надолго перестала, так уж получилось.
Ребят нашли только через полгода, летом, когда растаял снежный карниз, буквально раздавивший палатку. Хотя искали всю зиму. Обезумевшие от горя родители привлекали к поискам экстрасенсов, один из которых точно показал на карте то место, где позже обнаружилась последняя стоянка семерых, спасательные отряды один за другим, несмотря на лавиноопасность, отправлялись на Полярный Урал. Казалось, пока живет надежда - и они еще живы...
Просто так ждать было невыносимо. Нужно было заставить себя что-то делать, чтобы не слышать отзывавшегося острой болью в сердце пения ручьев, вторящих красивому баритону: "Покидая эту зиму, окунись в сырую землю, в солнца теплую купель - апрель, апрель..." - это мама слушает Сашины записи...
Тая сидела на кухне, заткнув уши. Она больше не может этого слышать. Она больше не может смотреть на небо и солнце, на оживающие деревья - потому что он любил их так, как ей и не снилось.И только сейчас она это поняла и почувствовала. Как будто душа ее, жившая в своем замкнутом мирке, таившаяся где-то глубоко-глубоко, вдруг выбралась наружу, впервые по-новому увидела и ощутила прекрасный мир вокруг. Увидела его, Шуркиными, восхищёнными глазами, услышала его тонким слухом, восприняла его чутким , горячим сердцем, и ...разрывалась от боли, потому что уже не было того, кто подарил ей чудо проникновения в эту красоту.
Чтобы заглушить, заставить замолчать звуки радужного весеннего мира, Тая достала клубочки ниток и вязальный крючок. Ей было все равно, во что превратятся эти клубочки - главное было в другом.С каждой провязанной петелькой она повторяла :" Господи, сотвори чудо. Пусть Саша вернется домой..." Разноцветную подушку-думку потом, в морге Воркуты, куда ребята из поискового отряда бережно перенесли тела друзей своих, положили Саше в гроб, под голову. Тая смотрела на то, как служительницы морга обмывают и одевают почерневшие тела, и молча разговаривала с Сашей. Не с братом, который был уже вне досягаемости её сознания, а с другим, подаренным ей Богом, уже живущим в ней. Она просила его навсегда, навсегда запомнить всё это. Ей казалось,что любовь неразделима с болью.Потому что проникновенная, щемящая любовь к этому миру была разбужена этой болью.А больше всего на свете ей тогда хотелось, чтобы её сын умел любить.
Саша кричал денно и нощно, не замолкая даже на руках. Кричал до тех пор, пока будущая крёстная, смекнув что к чему, не договорилась с батюшкой о дне Крещения. Тая так устала от бессонных ночей, что была согласна на все, особо не раздумывая. И, когда крестная стала и ее уговаривать покреститься вместе с сынишкой, хоть и не сразу, но согласилась. Правда, она смутно представляла себе основы той веры, в которую крестилась. Она верила только, что Бог един. И что Бог - это Любовь. Иначе жить было бы просто не для чего. А всё остальное казалось не таким уж и важным. Сашины истошные крики, поутихшие в день предварительной договоренности о крестинах, после Крещения окончательно прекратились. Вот тогда бы - задуматься, понять бы хоть что-то, хоть капелюшечку! Господи, долготерпелив Ты и многомилостив...
Вовка родился, когда Саше был год и три месяца. Все было продумано и рассчитано, маме Таиной скоро на пенсию, Тая сможет выйти на работу. Только до пенсии мама не дожила.
После смерти сына она жила между работой, храмом и кладбищем.Да еще книгами Рерихов зачитывалась, совершенно не предполагая, что вера Православная с этим несовместима. И то, что за некрёщеных нельзя подавать заупокойные поминовения - тоже не знала. И много о чем не знала. Верила только, что Бог - это Любовь. А любовь в этом мире неразделима с болью. Поэтому и отказалась от всякого лечения, когда обнаружилась раковая опухоль с метастазами. И от наркотиков отказалась. Потому что Господь не по силам ноши не даёт, и боли ненужной тоже не дает. А раз даёт - значит, есть в ней смысл. И точка. Вот только одно ее сильно мучило... Еще три года назад, почти сразу после Сашиной гибели, возмечтала она об иконе Спасителя. И молилась, и просила, и Тае рассказывала и описывала в красках, о какой иконе мечтает. Но в те годы иконки в храмах продавались в основном маленькие,бумажные. В поисках иконы по многим святым местам поездила мама, и тяжестью на ее сердце лежала мысль о том, что, видно, нет ей прощения по грехам ее, раз не внимает Бог ее просьбам.
Тая мыла посуду, и, казалось, каждую тарелку, каждую чашку и ложку просила - Господи,помилуй, облегчи страдания... Господи, это ведь невыносимо... Господи, помоги, сделай что-нибудь... Господи, помилуй... И вдруг уши её перестали слышать стоны мамы. Мысли привели ее к дверям храма Воскресения Христова, что в Сокольниках. Она увидела себя входящей в храм, увидела огоньки свечей перед иконами. Повернула голову налево, к свечному ящику - и ахнула. Та самая икона, которую так долго искала мама! Икона Спасителя с благословляющей десницей. И рядом образ Богоматери. В своих мечтах Тая кинулась к женщине за свечным ящиком, спрашивая, сколько стоит икона Иисуса Христа. "Пятьдесят рублей , - ответила та. Только ты возьми икону Богородицы, а маме расскажи все как есть, она поймет."
Очнувшись от мечтаний, Тая с горечью подумала, что храм этот на другом конце города, мама не встаёт, детей одних как оставить, младшему полгода, старшему двух нет. Погнавшись за безумной мечтой, можно потерять слишком многое.
"Да и мало ли что может привидеться, - ругала себя Тая, вбегая в метро. И денег-то в доме всего и есть, что эти пятьдесят рублей, и ...в конце концов, ну почему мама должна мне поверить, что я видела икону, о которой она так долго мечтала, но купила почему-то другую!Господи, спаси и сохрани..."
Мама поверила. Младший сын мирно спал в манеже, не обращая никакого внимания на грохот, с которым старший в очередной раз разваливал крепость, построенную из кубиков. А Тайка думала о том, что произошло Чудо. И ведь дело совсем не в иконе. Что такое икона - да просто образ. Она вон на тарелки, считай, молилась - и Господь услышал, ради страданий маминых. Просто маме была нужна именно икона как знак от Него, вот Он и подарил ее по любви Своей.А вот почему надо было купить именно образ Богородицы ...
"Ну, как почему! - услужливо подсказали мысли,- да просто чтобы проверить, сможешь ли ты выполнить Божию волю, а не мамино желание.А икона...да не в ней дело, конечно, не в ней. Это же просто картина, не более того."
Мама умерла через десять дней, умиротворенная. Слава Богу, её тогда отпели, и Тая еще успела подать вечное поминовение об упокоении. А потом ее надолго отвело от храма.Очень надолго. Потому что она с этого случая привыкла доверять своим мыслям. И это мешало поверить святоотеческой мудрости : "Видел ли ты падшего - знай, что он последовал сам себе". Да тогда Тая и не знала этой мудрости, не читала она святых отцов, зачитывалась сначала Рерихами, потом пришел черед Конкордии Антаровой, книги которой ей подарила бывшая жена Сашиного друга Олега Морозова.
Удивительно красивая, милая, с золотой косой ниже пояса, Раечка сетовала на то, что Олег после развода изменился до неузнаваемости, ушел послушником в монастырь.Дочки отца стыдятся. "Ты только подумай, - горевала Рая, - умница ведь был, такое будущее прочили, а теперь погряз в догмах своих, одно и то же твердит - спасайтесь да спасайтесь. И, самое удивительное - стольких ребят уже в веру эту свою обратил. Конечно, я чувствую себя виноватой, из-за меня вроде бы лишился человек нормальной жизни, но что я могла поделать, если пришла настоящая любовь!"
Как-то так получалось, что Тая совершенно случайно встречала Олега, уже ставшего иноком Макарием, в самые тяжелые, казалось, неразрешимые жизненные моменты. Эти встречи были мимолетны, Олег всегда спрашивал, за кого помолиться, говорил о том, что без веры Православной, без храма - нет пути к Богу. Но нет, не верила она. Помнила его ответ на заданный ею вопрос : "А как же Рая? Ты спасаешься, а она?" Не нашел он тогда слов утешительных для её души, сказал только : "Что же, ее выбор. Она с бесами..."
Возмутилась тогда Тая страшно, выпалила Олегу возмущенно :"Да в сто раз лучше быть "с бесами", чем думать только о себе!Ну что же, раз это ваш выбор - спасайте себя. А мы как-нибудь попробуем не только о себе позаботиться. " Повернулась и пошла, уверенная в своей правоте. Не удалось тогда иноку Макарию достучаться до её сердца - а ведь и звонил он ей не раз потом, все говорил - нельзя без храма, пропадешь. В тягость ей были эти разговоры, придавливали, всё нутро протестовало против какого-то непонятного ей закона, который люди, как казалось, самовольно объявили Божиим и единственно спасительным.
Куда легче и приятнее было читать "Дианостику кармы" Лазарева , принесенную Раечкой...
А потом...сколько их было, подобных книжных "учителей"! Но ведь искренне думала, что только своему опыту доверяет. По своей дороге к Богу идет. И, казалось, не было такой силы, которая смогла бы убедить ее в иллюзорности этого пути. Но ведь нашлась.
...Болезнь червоточиной грызла её уже много лет, поразив в первую очередь то, на что Тая так уповала - мозг, источник ее здравомыслия. Но Тая как-то справлялась с ней, уповая на силу, обретённую на пути многолетних оккультных исканий. И, не смотря ни что, удавалось плыть по жизненной реке, и даже казалось - в нужном направлении, хотя и по холодной, порой до непереносимости, бурлящей воде. Попадая в очередной водоворот, Тая всегда верила, что Господь не может её не спасти, потому что Он любит всех. А значит, и её тоже.И сила, по жизни её ведущая - от Него, иначе и быть не может. И значит, всё, что бы ни случилось - к лучшему.
Очередное обострение её болезни совпало с обострением болезни отца - гангреной, грозящей ампутацией второй ноги. Тая же, вместо того, чтобы быть рядом с ним, второй месяц лежала пластом, с трудом вспоминая, как её зовут, не всегда узнавая близких, обезумев то ли от боли, вызванной болезнью, то от нестерпимой душевной боли. И в этой боли всё-таки непостижимым чудом жила вера. Странно, но забыв почти все - она помнила, что есть Бог, и что только Он может ей помочь. А то, что ей была, как никогда, нужна Его помощь - было очевидно потому, что не было в ней мира, который был в умирающей маме. Были страх и ужас. Было жуткое чувство вины, что она ничем, совсем ничем не может помочь тяжело больному отцу, так нуждающемуся в ее помощи. Нет, он и раньше отказывался от её предложений полечить его той силой, которая уже давно так помогала самой Тайке. Но теперь-то она не могла сделать для него ничего, совсем ничего.
Было ощущение абсолютно зря прожитой жизни, чувство полной ненужности и ничтожности, жажда и одновременный панический страх смерти. Мира не было. Впервые в жизни Тая не могла себе верить. Да и как верить себе, если думать больше совсем нечем, если спутанные мысли больше не текут даже самыми мелкими ручейками, а отрывочно маячат в разные стороны, спотыкаются друг о друга, замирают и обрываются, не в состоянии вспомнить , откуда они текли и куда. Надо было искать Того, Кому можно доверить себя полностью, не опираясь на разум, как верховного арбитра. Но на это уже не было сил.И Тайка сдалась. Будь что будет. Погружённая в мрак и холод Богооставленности, она пыталась молиться только об одном - чтобы хватило сил и остатков разума не покончить с собой. То, что это единственный смертный грех, которого уже ничем не исправишь - было одно из того немного, что она тогда осознавала.
Ее спасла Катя. Оставив младшую дочку на попечение старшей, Катюха переехала к ней. Посмотрела на то, что осталось от подруги и весело изрекла: " Наконец-то! Слава Тебе, Господи! Я уж и не надеялась даже. На человека ведь похожа стала, право слово!"
"Кать, ты чего,- сдавленно прошептала Тая, - на какого человека-то, ты же видишь..."
"Вижу, мать, вижу. Это ты много лет уж ничего не видела, вумная ты наша.И говорить-то с тобой было бесполезно, ты ведь лучше всех всё знала. Вот я и молчала, от греха подальше. А теперь прости, молчать не буду..."
Какое уж там молчание. С утра пораньше начинал трезвонить телефон. Катюха, несмотря на нерабочую группу инвалидности, всё-таки работала на дому, снабженцем храма.
И девчонок учить надо было и в люди выводить, да и работу свою любила. До Тайки долетали обрывки разговоров, стук компьютерной клавиатуры, тяжелый, натужный Катюшкин кашель, снова звонки, звонки, звонки...Это погружало Таю в состояние панической вины, вот ведь - жизнь кипит, Катюшка, вся больная, с утра до ночи как белка в колесе, а она...на что она потратила свою жизнь? Хоть бы чаю Кате заварить, ведь с утра, похоже, некогда ей даже и позавтракать было. Вот только нет сил, совсем нет. Иногда среди разговоров о кирпиче и щебенке, крупах и сахаре долетали обрывки фраз о больницах, препаратах, врачах - надо же, зачем это-то, мелькало в голове Таи, ведь уже всё равно, совсем всё равно...
Но для Кати , похоже, не было в жизни того, что могло бы быть "всё равно". Вечером из кухни доносился до Таи ее веселый говорок, смех мужа и сыновей, песни под гитару. Радостные, мужики заглядывали к ней, пытались балагурить, но, словно споткнувшись об ее остекленевший взгляд, снова спасались за надежными стенами согретой Катюшкой кухни. А потом на пороге комнаты появлялась и она сама,выжатая как лимон, без кровинки на сером, усталом лице.
"Кать, ну зачем ты... Уж они-то как-нибудь сами справятся, да могли бы и о тебе позаботиться, " - виновато шептала Тая.
"Ох, мать, что уж теперь говорить, кого ты взрастила, того взрастила, мне выбирать-то, заметь, не из чего теперь. А ты что хочешь, чтобы они от тоски в запой ударились, или просто сбежали куда подальше? Ах, ничего не поделаешь? Ну уж нет, родная, ведь и за это отвечать перед Богом придется. Давай уже ,хотя бы молиться начинай, можешь-не можешь, знать ничего не знаю. Мне помощь твоя нужна, сама видишь. А то еще и загнешься тут у вас на вредной такой работе. Кто моих девок до ума доводить будет,тоже ведь есть о чём плакать. Тебя причастить бы надо, только вот как... Ты ведь, пока последние крохи ума не потерялись, все будешь до никому не нужных глубин докапываться, не успокоишься. А ты то пойми, что нечем тебе копать уже. И слава Богу. А Господь - Он и намерения целует, вот только были бы они, намерения эти... Ты молись, как можешь, но только молись.И подаст тебе Господь покаяние, пусть и мало что помнишь. А больше сейчас от тебя и не нужно ничего... "
Мысли запнулись о невидимую преграду, как будто страницы книги воспоминаний намертво склеились, болью отозвавшись в затылке. Тая , вздохнув, подняла глаза к иконе Казанской Божией Матери, скорбно смотревшей на нее, склонив голову к Сыну Своему. Тот самый образ, мамой выстраданный. Теперь пришел её, Таин черед познать, что Бог боли ненужной не посылает. И не по силам ноши не дает. Вот, донести бы её только, ношу эту...
...Матушка, Заступница наша, Преблагая и Пренепорочная,прости меня, грешную. Помоги, Мати Божия, Надеждо и Радосте наша несомненная, взыщи нас, погибающих, приведи к Сыну Твоему, Пристанищу нашему и блаженному упокоению, не остави,не отступись, прости, прости, Пречистая...