Борис Рябухин
Начало см. Отцовский след 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
Продолжение следует
ПОСЫЛКА ТЕТИ ГУТИ
1. Тетя Гутя – Володе
Без даты
Здравствуйте, дорогие мои Зоя, Володя и Сережа!
Значит, плохо у вас дела с домом. Да, печально. Я все радовалась, что вот продадите и вылезете из нужды, можно долг отдать и квартирный вопрос решить. Вот так и у меня всю жизнь – одни неудачи. Где тонко, там и рвется. Вот какое несчастье у вас. Ну, что поделаешь, Володя, придется и это пережить. Только бы у вас с Зоей все было хорошо – мир и понимание. Я всегда в тревоге. Не знаю, какому Богу молиться, чтобы у вас с Зоей всегда было хорошо. Горе оно есть и радость есть, а хорошо – это понимание, если оно есть, то это – счастье.
Я волнуюсь, что вам не понравилось, наверное, что-то я писала о внуках своих. Я же не виню вас в чем-то. Такова жизнь. Я на самом деле теперь, наверное, наверняка уже не увижу Ольгу и мальчиков. Болит у меня об этом сердце. Не было у меня материальных возможностей. И могилы братьев не нашла – все та же причина. Но здесь, конечно, еще здоровье мешало. Сейчас старость, а в молодости только выкарабкалась – и опять на несколько лет недуг. В основном, необеспеченность. Вот так и жизнь прошла. Могли бы это сделать и тетя Потя, и Аркадий Васильевич, и Александр Васильевич. Видишь, как… Вот немного и приглядывайся к нам, разбирайся… Может быть, успеешь что-нибудь понять. Сейчас, конечно, они уж старые, но ведь были и не так старые.
Сейчас вот только надо мне к вам успеть приехать, надо ответить на все твои вопросы, и много-много поговорить.
С тетей Потей у меня плохи дела. То притихнет немного, то снова – буря, ураган. Изнемогаю. Ну, что поделаешь? Она в молодости была с ужасным характером, а сейчас все обострилось. Придется терпеть. Не связываюсь, но так трудно, часто из строя выхожу, болею.
Галина–Августа раздумала менять квартиру. Деньги ей нужны были ненадолго. Машину и гараж они хотели купить, потому что иначе с ними не будут квартиру разменивать. Какое-то странное условие. Раздумала меняться, и слава Богу. Я тоже переживала, что так все скоропостижно делалось.
На юг давно хотят. Не все, а Галина с дочерьми, Юра не хочет. Они хотят из-за детей – ближе к морю. Дети слабые все, да и сама Ира больная. Лена тоже не блещет здоровьем. Надо много фруктов им всем (для здоровья). Да и Красноярск очень загазован, очень загрязнен сажей. Да это – сейчас каждый промышленный город. А в окрестности Красноярска (по Енисею) – прекрасно. Даже и дача замечательная, в смысле чистоты воздуха. А на участке надо работать, а работать только Галина должна и дети у нее. Она думает, на юге что?.. Само все вырастет? Опять же – она.
Мне, например, юг не нужен. В городах и у нас, в Сибири, газ и сажа, и деревеньки есть такие. Лес – река (рыба речная, грибы, ягоды и прочее). Я вот в Быстровке была, мне не нравилось (когда разглядела), возле воды – и без воды (море, что нельзя купаться, и полить огород нечем), и лес далеко. Жить, где лес и вода речная чистая, – вот здоровье, а это даже у нас в Сибири, и то найдешь только в глуши, куда добираться надо на перекладных. А у них машина, так что можно такое место найти для отдыха, лучше всякого юга: тебе и грибы, рыба, ягода, дичь и говядина. И яблоки сибирские можно выращивать – правда, нет цитрусовых, ну какая беда. Вы вот были у Аркадия Васильевича на даче, чем плохо? Правда, там не глухомань, но воздух чист. Вода кругом, и мойся, и купайся, и грибов хватает (не в изобилии), и рыбы, можно свою дичь вырастить. Но хотят тепло, фрукты и соленое море.
Вы вот тоже к этому привыкли, а мне там тяжело, особенно зимой. Да без воды не могу.
Володя, пишите, что у вас (я всех вас имею в виду) с домом, с работой. Собираюсь к вам. На днях иду шапки отдавать шить. Так к осени должна прибыть. Боюсь загадывать.
А Галину можно понять. На юге отдохнуть одной – она не может, ей надо и внуков, и Иру, и Лену – всей капеллой. Конечно, надо свой уголок на юге. Вот это они хотят решить, а машину они, конечно бы, продали, она им не нужна.
Ходила в трест бытового обслуживания, ничего не удалось узнать. Ведь не знаю даже имя, не то, что фамилию. Одного фронтовика–парикмахера мне указали, ходила к нему, он лежит парализованный, не говорит, глупый, но по всему видно, что не он. Во-первых, с 1904 года рождения, а тот примерно с 10–13-го года. И этот неграмотный, а тот знает немецкий язык.
Я после санатория, обострение, плохо ходила, да боли ужасные были. Много сделать не могла. Дунькович дал мне список живых из их дивизии. Пять человек проживают в Одессе, пять человек – в Новосибирске. Я еще к ним не ходила. Адреса проживающих в Одессе я тебе напишу. Может быть, они знали Африка. Дивизия была сначала 119-й, а потом 17-й гвардейская, Красноярская. Африк, как говорит Дунькович, был при штабе – там была такая группа вычислителей. Как он погиб, он не знает, знает этот парикмахер.
Дунькович дал мне адрес Сенкевича. Сенкевич был комиссаром в 52-м стрелковом полку 17-й дивизии. Сенкевич написал книгу о 17-й дивизии. Эту книгу я достать не могла. С ним я не виделась, но разговаривала по телефону. Сенкевич Африка не знает. Он говорит, что «дивизия была очень большая, и знать мы все друг друга не могли. В полку своем – другое дело. Может быть, я его и узнал бы на лицо, а фамилию не помню». Но он обещал помочь найти парикмахера. С ним связалась Августа, и Аркадий поедет, продолжит поиски парикмахера, он ведь его все-таки видел в лицо.
Адреса.
1. Зайченко Прокопий Васильевич, 270028, Одесса, 28, ул. Б. Хмельницкого, д. 31.
2. Каблучко Василий Васильевич (медсанбат), Одесса, 53, ул. Леси Украинки, д. 8
3. Каблучко–Бурлакова Анна Семеновна (медсестра)
4. Сальников Григорий Степанович, Одесса, 8, ул. Жуковского, д. 16.
5. Шкуренко Николай Иванович, Одесса, 3, ул. Московская, д. 4.
Может быть, они в этой дивизии оказались позднее Африка, а может быть, и в 42-м году были, может быть, и знают Африка. Запомни – дивизия Красноярская 17-я гвардейская. Африк был при штабе. В разведку на задание пошел – этого я точно не знаю. Спроси, знают ли они Иосифа Мордвинкина. Помнишь, у меня была открытка от него. Он писал, что Африк его друг. Может быть, Мордвинкина найдем.
Посылаю биографии Африкана и Аркадия и письмо ко мне от твоей матери, Любы, в войну, нашла в старых фотографиях.
До свидания, целую всех, ваша тетя и баба Гутя.
Долго не молчите. Рада, что у вас продвигается строительство. Как там с моими париками, размер 57? Вале не забудь, можно и 56.
2. Из биографий Африкана и Аркадия Сливкиных
Сливкин Африкан Васильевич родился в с. Колывань Новосибирской области в 1913 году. Призван в армию в июле 1941 года Кировским райвоенкоматом гор. Красноярска. Работал на заводе «Красмашзавод» с 1937 года по июль 1941 года конструктором в КБ, где начальником был М.И. Хренников. Африкан Васильевич был ведущим конструктором по группе угольных проходческих комбайнов.
Аркадий Васильевич Сливкин работал в Братске с 1964 по 1970 год в Гидротехотряде главным механиком и главным инженером. В конце 1970 года ушел на пенсию в 61 год. Уехал в Красноярск, где некоторое время (1,5 года) поработал в ожидании квартиры. В конце 1972 года переехал в г. Новосибирск, где еще раньше (в 1965 году) была построена кооперативная квартира.
3. Любовь Никитина – Гуте
24.09.41
Здравствуй, Гутя!
Письмо твое получила, за что спасибо. Мне не понятно, за что ты на меня сердишься и о чем так беспокоишься. Гутя, к большому сожалению, багаж мой еще в Красноярске, а поэтому выслать тебе то, что ты просишь, я не могу. При первой возможности, если окажутся твои книги в моем багаже, вышлю. Ты сама знаешь, с рассеянной душой собиралась, и даже затрудняюсь тебе сказать про твои журналы. Так как они были связанные и отобранные еще Африканом. В доме отца совершенно одна, не с кем оставить Вовика, чтобы съездить в Красноярск за багажом. Писала Африкану, что делать с ним? Он пишет: пока подождать с перевозкой. Шура меня, наверное, ругает, что не еду, но я при всем желании не могу этого сделать.
Гутя, не время сейчас для натянутых отношений. Сейчас нужно как можно дружнее жить. Морально поддерживать друг друга, душевно очень тяжело. Война, по-видимому, порядочно затянется. Может быть, не придется увидеться с братьями и мужьями. Гутя, пиши им, они будут очень довольны, поддерживай их морально, это твой долг.
Аркадий в Моряковском заводе, был у меня два выходных. В армию его, по всей вероятности, не возьмут. Африк – за Москвой, его адрес следующий:
Действующая Красная Армия, Полевая почтовая станция 493 п/я 12 Африкану.
Пока что еще пишет часто, все беспокоится за нас с Вовой. Мы с Вовой чувствуем себя прекрасно, а я, Гутя, наоборот поправляюсь, как будто бы и не с чего особенно, а иду на поправку. Вовик начинает говорить, подрос заметно.
Хотелось бы сфотографировать, да здесь совершенно негде. Гутя, твоя бывшая подруга Камольдинова надоела мне прямо-таки, все спрашивает про тебя, передает привет. Напиши ей, пускай успокоится.
Я не знаю прежнего Затона, очень плохо стало. Аркадий говорит, что Шура к нему приедет на зиму.
Гутя, в отношении шерсти напиши, почем, при первой возможности денег вышлю, так как хотелось бы связать Африкану носки и пимы. Я надеюсь, что он вернется, он сейчас в резерве. Я ему написала твой адрес, он просил, так что жди письмо.
А вообще-то постарайся купить шерсти, Вовику тоже не лишне связать чулки, пимы у него в багаже, прямо и не знаю, что делать, туфли уже износил.
Ну, пока, Гутя, пиши, жду. Ты все сердишься, а за что, я совершенно не знаю. Что ж, понимай меня, как понимаешь, твоя воля. Ты для меня осталась прежней Гутей.
С приветом, Люба.
ВОЛОДЯ – БОРИС
Володя – Борису
Без даты
Здравствуй, Боря!
Я чувствую, пришла пора поговорить нам о тете Гуте, слишком много у тебя к ней вопросов по нашему делу. Я спрашивал у тети Гути, училась ли она в студенческие годы с Иосифом Мордвинкиным? Но представляешь, Августа Васильевна, оказывается, никогда не видела Иосифа Мордвинкина. Была только переписка с ним. Кстати, она мне с прошлого года не писала писем. Я не могу ее понять. И вот прислала посылку, где много важного для нас.
Пытался я узнать у Августы Васильевны о версии «гибели» Африка, как встретилась с человеком, на глазах которого его замучили фашисты? Но с этим человеком она не встречалась, с ним встретился Аркадий Васильевич в г. Красноярске, а потом они его потеряли. Я просил тетю Гутю разыскать этого человека. В свою поездку в Красноярск она его искала, по моей просьбе, с Галей (второй Августой). Ничего не получилось. Как можно найти человека, не зная ничего о нем, даже имени. Ведь Аркадий Васильевич встретил его сразу после войны в Красноярске, зная только одно, что он работал парикмахером. Может, действительно, Аркадий Васильевич знает больше других о судьбе моего отца, если он встречался с этим человеком – свидетелем. Но не говорит всего. Поможет ли он в этом дочери Гале, не известно.
Я тоже удивляюсь, почему Августа Васильевна отрезала несколько раз на последнем листе конец своего письма? Видимо, что-то важное, которое раздумала говорить, пишешь ты. А может, привычка к экономии бумаги. Могу тебе добавить по этому вопросу: на последней поздравительной открытке она написала: «Не сердитесь, никак не могу закончить письмо (рву, снова начинаю другое и снова рву)».
Ты спрашивал, откуда стало известно тете Гуте, что мой отец служил в топовычислительном взводе штабной батареи 17-й гвардейской дивизии, которая была сначала 119 Красноярской дивизией. Стало известно по письмам Африка.
Не знаю, почему мне ответили, что в Красноярске отец не призывался и даже в списках без вести пропавших его нет. Точно в трудовой книжке Африка не написано, что он уволен в связи с уходом в РКК именно в г. Красноярске?
До смерти отчима Рябова, я вел обширную переписку по поводу поисков следов отца, тетя Гутя тогда мне очень много писала, но у меня сохранилось только то, что я тебе выслал.
Отец, совершенно точно – это подтвердила тетя Гутя – призывался из Красноярска, а не из Томска, как ты предположил, куда переехал жить с матерью. Мать потом сама уехала в Томскую область (Самуськи), к своим родителям. Бывший фронтовик (у меня на работе) сказал мне, что военкомат может не знать, не имеет архива военных лет, поэтому мне так и ответили.
На вопросы, на которые не ответил, буду искать ответ. Оказывается, я еще сам многого не знаю.
Всего тебе хорошего. Вова.
Борис – Володе
Без даты
Здравствуй, Володя!
Присланные документы меня очень взволновали.
И, конечно, появилось множество вопросов. Вот некоторые из них.
Помнишь, отец писал тебе открытку 26.05.42? Уже тогда, видимо, были причины тому, что он послал ее через Никтитину Любовь. Видимо, твой отец уже знал о крахе семьи. Это подтверждает и письмо матери к Гуте. Попробуй выяснить, почему открытка оказалась у Аркадия Васильевича. Может, выяснишь причины разлада матери с твоим отцом Африканом Васильевичем?
Причины их разлада тебе не известны? Такое отношение твоей матери к Сливкиным можно объяснить антагонизмом к разведенному супругу. Ведь они свидетели ее драмы. И многие ее осуждали. Но это все – поводы. А причины лежат глубже, понять их, может быть, даже самой матери и всем заинтересованным лицам не под силу.
Может, их поняла тетя Потя. Поэтому и подарила тебе 500 рублей, не зная тебя.
Писала ли отцу твоя мать об отчиме на фронт? Не об этом ли знакомстве твоей матери с Рябовым написала твоему отцу Августа Васильевна в первом письме ему на фронт?
А как ты и все Рябовы относятся к родным твоей матери?
Как посмотрели отчим и мать, как посмотрели в твоей семье на то, что ты начал искать родного отца? Что думают Андрей и Максим о том, что ты узнал о родном отце? Как они, в связи с этим, стали в тот момент относиться к Валентину Яковлевичу?
Говорил ли ты об отце с его одноклассником в Одессе, что узнал от него, если говорил?
Встречался ли ты с человеком, который служил с отцом в одной дивизии (из Красноярска), о чем он рассказал, если встречался?
Твое «добавление» из открытки тети Гути меня только еще раз убедило в предположениях, что Августа Васильевна не все говорит, жалеет тебя.
Что знает твоя мать о твоем отце, особенно о его фронтовой жизни?
Володя, нам нужно сверить все сроки, как говорят в авиации (редактировал книгу для Аэрофлота), «собрать все стрелки»: Когда твой отец ушел на фронт – дата? Когда твой отец ушел на задание и не вернулся? Когда твой отец пропал без вести – дата?
Обнимаю, Борис.
Володя – Борису
Без даты
Здравствуй, дорогой Боря!
С твоим отступлением об открытке я полностью согласен. Да, на открытке написано имя моей матери, но как она попала к Аркадию Васильевичу, пока не знаю. Тетя Гутя и мать еще до войны невзлюбили друг друга, какое-то время тетя Гутя жила у них (у Африка и матери), когда училась, потом вынуждена была уйти, поссорившись с матерью, из-за чего, мне не известно. Отец не мог знать в то время о крахе семьи – в письме матери продолжение той ссоры. А вот по поводу того, что у них не складывалась жизнь, возражаю. В одном из разговоров с матерью об Африке, она сказала, что он ей до сих пор снится, и она заплакала.
Вопрос «Как я и все Рябовы относятся к родне твоей матери?» очень сложный, нужно много писать, чтобы все понять правильно. Если тебе это очень нужно, я могу написать в отдельном письме.
Что важно, я не могу точно вспомнить, что написал тебе. Это естественно, может быть, но придется писать под копирку.
Будь здоров.
Вова.
Володя – Борису
22.06.82
Боря! Дорогой! Прости!
Прошу впредь не допускать мысли, что я могу отказаться от начатого дела. Весь вопрос во времени. Сразу оговорюсь, я получил от тебя очень трудное для меня письмо, потому что очень много трудных вопросов, а больше всего меня убило то, что их много – большой объем. Поэтому прочитав твое письмо, я понял, нужно очень много думать и, главное, вспоминать. А моя жизнь сейчас устроена так (и мне ее очень трудно изменить), что я не могу выделить достаточно времени, чтобы отвечать на твои вопросы так, как хочешь ты, да и сам я хочу так же. Я очень заинтересован во всем этом в своих личных делах, в дальнейшем, я думаю, ты поймешь почему. Но, ради бога, не ради какой-то корысти или известности. Пока у нас получается это очень медленно, и я боюсь, как бы ты не передумал и не бросил начатое.
Это письмо, в общем, дало мне понять, за какое сложное дело мы взялись, и для тебя, как автора, и для меня, как ответчика на твои вопросы.
У меня к тебе просьба по дальнейшей организации нашей работы: первое – не более двух больших, трех маленьких вопросов; второе – каждый вопрос должен иметь номер и подпункты в нем (тебе легче ориентироваться в этом творчестве; мне легче – когда яснее и конкретнее); третье – отвечать я буду так, как смогу, возможно, и не конкретно на данный вопрос для тебя, но для меня именно то, что я буду писать, все будет относиться к данному вопросу. И последняя просьба – обязательная – я хорошо знаю себя и знаю, как я могу выражать свои мысли, а излагаю я их очень плохо, или могу слишком длинно, или могу главное упустить, поэтому при малейшей неясности в моем ответе – дай знать. И еще, последнее – мне трудно писать с продолжением, так как мне легче писать за один присест, чем опять потом себя настраивать.
«Почему тебе никто раньше не сказал (об отце), а в этот раз сказали?»
Почему сказали, я уже ответил. А почему раньше не сказали? Родственники моего родного отца мне сказали, что Рябов взял с них клятву, что они никогда не дадут знать о себе. Они дали эту клятву, хотя пытались через много лет меня разыскивать. А родственники матери почти всегда жили очень далеко, и писем от них я не помню. Родственники Рябова, соответственно, делали так, как хотел сам Рябов. Мать молчала, а сестры Оля и Таня не знали.
«Как Рябов конкретно реагировал на то, что тебе сказали о настоящем отце?»
Узнав, а вернее почувствовав все это, я молчал, не говорил ни с кем очень долго, мать и отец Рябов жили далеко. Приехав в Донбасс, сестре Тане я не сказал ничего, и до сих пор ей ничего не писал. Ольге сказал много позже, может, мать ей сказала, я не знаю. Знает ли Ольга – неизвестно.
Уже здесь, когда я строил дом и жил со второй женой, когда все, что мог, узнал от тети Нади и Вадика, когда сам разыскал Сливкиных, и получил первое письмо от них (я его сохранил), в момент, когда мать была у меня в Фонтанке, не помню из-за чего, но помню, что мы с ней сильно повздорили. И тогда в порыве гнева или злости, я сказал ей, что знаю о Сливкиных. Она как раз уходила. Она остановилась в растерянности, но ненадолго. И ушла, так ничего и не сказав.
Только после смерти отца я смог с ней говорить о Сливкиных. Она сказала отцу тогда, когда я ей сказал, и, с ее слов, я могу ответить, как он реагировал. Он возненавидел мужа тетки и саму тетку, хотя при наших последних, очень коротких, встречах он ничего мне об этом не говорил, как будто ничего не произошло, – этот человек умел скрывать свои чувства. Я скажу, у него была железная выдержка. Хотя все-таки один раз он не смог сдержаться, но это было совсем по другому поводу.
Вот пока все. Продолжение следует.
Есть другой вопрос. Как ты располагаешь временем? Может, приедешь ко мне, можно с сыном. Ведь у меня пока еще есть дом на берегу моря. Тебе, я думаю, будет неплохо, только кухарить придется иногда самому. Зато, очень эта встреча поможет в нашем деле. Подумай.
(Больше навредит, в письме человек откровеннее, так как не видит глаза и реакции собеседника. Да и время есть подумать и лучше выразить на бумаге свои мысли.)
С «продолжением следует» пока задержу до твоего приезда или письма.
Всего хорошего. Обнимаю, Вова.
Борис – Володе
Без даты
Здравствуй, дорогой Володя!
Отвечаешь на вопросы ты хорошо. Жду с нетерпением «Продолжения».
Я сейчас «на вольных хлебах». Пишу «Антонова». И несколько книжек для издательства «Молодость», для хлеба.
Одна из них посвящена милиции. Мой друг писал все материалы, а я редактировал. Задание дал директор: «Только вы сможете все сделать хорошо и в короткий срок». Книга к юбилею. Составитель, полковник милиции, дал другу бесплатный билет на транспорт, чтобы не было препятствий при оперативной подготовке материалов. Типография срок выпуска книги, по правилам, увеличила в два раза. Я вывернулся на изнанку – и книга вышла в два раза быстрее обычного производственного процесса и успела к юбилею, к торжественному концерту ко дню милиции в Колонном зале, где я тоже был с женой. Все хорошо. Но друг не захотел платить за составление книги полковнику. И ему не продали за бесценок списанную «Волгу», которую обещали. А директора и меня наградили знаком «Отличник милиции», только директора – золотым. Я рад и доброму слову. Но друг на меня обиделся навсегда. А мы с ним знакомы с Астрахани. Жаль, конечно. Но правда дороже.
Пока, Борис.
(Самое сложное было впереди. Об этой награде нельзя было говорить вслух. Милиционеру надо 15 лет прослужить, чтобы получить такой знак «Отличник милиции». Я и не говорил, в наградном удостоверении – ни печати, ни подписи. Я забыл об этом, чуть не потерял это удостоверение. Оказалось, что по нему мне смогли дать «Ветерана труда» и льготы при уходе на пенсию. Может, это имел в виду мой начальник в министерстве, утверждая, что я получаю военную пенсию. А я нигде не служил и в военкомате снят с учета рядовым необученным. А обо мне что только не говорили за спиной! Оболгали на всю жизнь. Вот черти, без меня меня женили.)
ПИСЬМА ГАЛИНЫ–АВГУСТЫ
Галина–Августа – Володе
Лето 1981 г.
Здравствуйте, Зоя, Володя и Сережа!
Я уже близко от Вас, теперь нас омывает одно море.
(Сегодня с Улей ездили в Сухуми в обезьяний питомник).
Очень ждем Вас, после Новосибирска у нас. У Юры – машина, он рыбак, покажет Вам все прелести Сибири.
2/VI – 81 г. я уже буду дома, у меня отпуск до 20/VII – тоже смогу показать Сибирь, не обижайте нас, приезжайте.
У нас на даче очень хорошо.
В этом году Лене с мужем некуда поехать, если вы не возражаете, примите их на один месяц (на август) у себя. А на следующее лето мы с Улей приедем обязательно, никуда не будем планировать.
В этом году с 3/VII – я вставляю золотые зубы – это проблема, пропустить этот случай (по договоренности) нельзя.
Дачу жаль, без меня ездить будут редко, останемся без урожая. Таким образом, дел дома много.
Тете Гуте ничего не звонила, так как письмо пришло за 3 – 4 дня до нашего отъезда, у нас уже были куплены билеты туда и обратно, ничего нельзя было изменить. Пишите. И очень ждем в Сибири.
Очень рады, Вова, что у тебя наконец-то все хорошо, значит, есть Бог. Хоть бы не сглазить. Сейчас так редко стали люди жить хорошо.
Всего Вам доброго, Галя.
Галина–Августа – Володе
4 июля 1981 г.
Здравствуйте, Вова, Зоя, Сережа!
Мы уже отдохнули, даже немного забыли, как жить без забот.
Очень жалею, что не встретились в Сибири.
Лена мне сообщила просьбу Гути приехать в Новосибирск, но это оказалось невозможным. Билетов уже не было. У нас был билет на 2 июля, но мы выехали только 3-го, так как самолет был неисправен. Но это уже все позади, теперь об этом нечего говорить, ничего не вернешь.
На следующий год приеду обязательно, одна или с Улей. Если не заболею, планирую на август – сентябрь.
Лена в этом году к вам не приедет, так как год очень неблагоприятный, июнь – засуха, сейчас – дожди, в сельском хозяйстве неполадки, и студентов-комсомольцев уговорили сократить каникулы и поработать в селе. И у Лены, в результате, осталось каникул две недели только. Поэтому она сидит то дома, то на даче, ехать нет смысла, мало времени.
Я обычно далеко не планирую, боюсь, уже болезни цепляются, да и внуки могут связать руки. Но, думаю, что смогу в 1982 году приехать к Вам, очень хочу посмотреть Вас, да и в Одессе давно не была.
Юра все рыбачит, очень жаль, что Вы к нам не доехали. Юра бы наловил рыбы, наварили в тайге ухи – красота и вкусно.
Приезжайте к нам в Красноярск, не пожалеете, очень красивые места, Зое это будет очень интересно. Отправьте как-нибудь Сережу к нам на каникулы, пусть посмотрит Сибирь, она ему понравится.
У нас все здоровы, на даче все растет. Наварили варенья, компотов, уже готовимся к зиме. Сейчас уже пошли грибы, Юра и Лена уже ходили за ними.
Ира работает, вторую внучку – Сашеньку – носили к бабушке, скоро отдадим в ясли, ей 1 год 4 месяца.
Пишите, не сердитесь, что Лена не приехала, у нас все еще впереди.
Папа писем не пишет, а только шлет телеграммы и деньги. Сейчас правнучке Сашеньке выслал 100 рублей. На подарок («на зубок»).
Гутя пишет, но редко.
Пишите.
Всего Вам доброго.
До свидания. С уважение, Галя.
Привет от всех наших: Ира, Уля, два Сергея, Саша.
ВОЛОДЯ - БОРИС
Володя – Борису
26.06.82
Здравствуй, Боря!
Сначала большое спасибо за твою книжку стихов. А потом – как тебя ругать, не знаю. Книжку я получил на месяц позже, чем мог бы, так как там я не живу более и не появляюсь там, где живет сын Зои. А новый адрес я тебе давно сообщил. Вот так-то, друг мой старый, что, склероз у тебя или, может, ты не получаешь мои письма. Это странно.
Твои стихи, не обижайся на меня, я не понимаю, то есть не понимаю мысль, выраженную в стихе, – вот такой я глупый в отношении стихов.
Прошел ровно год, как мы живем с Зоей в доме. Скажу одно – жить в своем доме во много раз лучше, чем в самой-самой хорошей квартире. Я в этом уже уверен, и не только я, но и англичане и африканцы. Только что сделал горячую воду в дом, прямо в смеситель в ванной, от солнца. Теперь вся весна, лето и осень у нас с Зоей будет горячая вода. А для зимы я что-то придумаю.
За последнее время прочитал второй раз книгу Михаила Веллера «Все о жизни» (750 стр.) – для меня бесподобная книга. Читал несколько работ Артура Шопенгауэра из сборника, он очень и очень медленно, тщательно и в мрачных тонах доводит читателя до одной какой-то мысли, поэтому его трудно читать, хотя и интересно. Пробовал читать Бердяева, но сразу не стал, это не для меня. Сейчас читаю «Диалоги с Иосифом Бродским» Соломона Волкова – интересно, так как там о том времени, в котором ты был, но взгляд с другой стороны. Но самое интересное – все эти книги дает мне читать моя соседка по дому, которая тоже сбежала из квартиры, но верит в лучшие качества человека, в духовность, кажется, и в бога.
Твое здоровье – ни к черту, хочешь быть здоровее, послушай совет дурака Рябова. Все говорят, нет времени для этого, но потом его не будет тем более, а будет куча истраченных денег, которые не смогут вернуть утраченного здоровья. Купи обязательно книгу «Опыт дурака или ключ к прозрению», автор Мирзакарим Норбеков, доктор многих наук, директор Института человека, который создал свою систему и уже вылечил тысячи людей без лекарств и без хирургии. У меня есть еще три его книжки, где он в соавторстве с Хваном описывает методику своей системы. Но первую книгу ты прочитаешь – и не только получишь ключ к прозрению, но еще и огромное удовольствие от самого чтения. Не брезгуй советом старого друга. Мне очень хочется, чтобы ты стал здоровее, и прожил бы еще столько же.
Веду заочную переписку с человеком, мужчиной 55 лет, которого никогда не видел, из Заполярья, инженер, – совпали общие интересы. В последнем письме (20 стр.) он даже сказал, что стал думать по-Веллеру, автоматически. Выдержки из Норбекова он рассказывает людям, все очень слушают, но продолжают покупать детективы.
Если спросить россиян, какова их жизнь, – скажут, плохо. Так вот у нас в 3–5 раз еще хуже, и нет просвета.
Не забывай, что есть еще Рябов.
Крепко обнимаю, Вова.
Борис – Володе
20.07.82
Здравствуй, дорогой Володя!
Давай не будем извиняться за задержку наших писем. Причин всегда много. Главное – будем делать по мере сил начатое дело. Я был очень загружен – сдавал в производство сразу две книги. Потом ездил в командировку в Астрахань, на совещание литераторов Нижнего Поволжья. Удалось и рыбу половить, и позагорать, и маме помочь. Вспоминал, как мы, мужики, в институте жили вместе, играли в карты (помнишь, при лучине?), громко «рыдали» перед лекциями, обещали встретиться через шесть лет. Все пролетело, остались только у мамы фотографии, да три костяных медвежонка – ваш с Толиком подарок.
Правильно ты говоришь, что надо нумеровать вопросы и задавать их не по многу сразу. Начнем нумеровать.
Как ты думаешь, что такое – быть отцом? И на своем примере, и на примере отчима, и на примерах, которые встречал в жизни. Какого отца видят в тебе сыновья Андрей и Максим, и дочь Ольга, и пасынок Сергей?
Больше вопросов пока задавать не буду.
Твой последний ответ мне понравился, более глубокий и детальный. Озадачу тебя еще одним подходом к решению нашей задачи: при ответах постарайся, если получится, осознать, чем отличаются взаимоотношения сына и отца в русской семье, в чем эта русская особенность родственных отношений (и хорошее, и плохое)? Ты чувствуешь, как можно без конца углубляться в суть вопроса?
Большое тебе спасибо за приглашение приехать с Андрюшей в Одессу. Будем живы, может, на будущий год я и попрошусь к тебе, чтобы показать ему море, хоть на пару недель.
(Мой Андрей с Наташей ездили в Одессу в 2003 году, я дал адрес Володи, но они так и не зашли.)
Он научился плавать. Ходим в бассейн, правда, по отдельности. Приезжает на днях из пионерского лагеря. Доставал ему путевку через ЦК ВЛКСМ. И не рад, не разрешили встречаться с родителями. Скучает. И я. Привет твоим близким. Обнимаю, Борис.
Володя – Борису
16 ноября 1982 г.
Здравствуй, дорогой друг!
Боря, много причин было для моего долгого молчания, не буду о них говорить – задержка с начатым делом, думаю, кончилась.
Мне понравилось твое письмо от 20 июля. Там всего два вопроса. Очень жаль, что ты не смог в этом году приехать. Я думал побывать у тебя в октябре, в свой отпуск – не получилось, время прошло – не заметил. Стареем, время стало быстротечней. Работа на заводе, домашние дела забирают у рядового советского человека очень много времени, и вот на такие дела, что я делаю в данную минуту, нелегко выбрать время. Ведь чтоб писать это письмо, мне нужно как бы перейти в другой мир, в другую область жизни, в которой я бываю очень редко сейчас. Вот мне и казалось, что встреча с тобой значительно облегчит дело. Стремись поймать командировку в Одессу!
«Что я знаю про своего родного отца?» – вопрос, вроде бы, простой, но… я никогда не видел и не слышал его. А видел и слышал его родных братьев и сестер, и только с их слов, и отчасти со слов моей матери, я смог кое-что смутно узнать о нем. И первое, что я хочу отметить в этом, – совпадения, можно сказать, удивительные. Их я почувствовал сразу, как я увидел впервые его фотографию. И уже потом я понял, что весь мой интерес побольше узнать о родном отце после этого был направлен на одно – искать эти совпадения. Поэтому и вопросы я старался задавать всем такие, чтобы узнать как можно больше этих совпадений. Их я бы, наверное, не заметил, если бы жил с родным отцом. В жизни, наверно, так и получается – большинство не замечает, что он почти полная копия своих родителей. А я все это почувствовал на себе, и меня очень удивляла необыкновенная четкая закономерность нашей природы – ведь был факт – от меня тщательно скрывали, сохраняли тайну моего рождения. Какие же эти совпадения?
Приведу только некоторые – мне сказали, что внешне – рост, голос, движения – копия Африка, даже почерк – как будто читаем его письма.
(У меня почерк тоже похож на отцовый.)
Отец был очень музыкален, имел отличный слух, без нот играл на гитаре, даже выступал в самодеятельности, но он не умел петь песни и никогда не пел.
(Помню, как Володя однажды подвыпил и пел за столом, а потом удивлялся, не верил, что он пел с нами: «Неужели я пел?»)
В 16 лет я упросил мать купить мне именно гитару (была возможность купить аккордеон, в доме стояло пианино), но только гитара, ее звук, ее тембр мне очень нравятся, я сам без чьей-либо помощи начал успешно на ней учиться играть по самоучителю и уже кое-что играл. Почему не научился играть – это уже другой вопрос.
(Отчим Рябова пишет, что Володя играл на аккордеоне, а мне Володя в этом не признался. Или я не помню?)
Отец очень любил Чайковского и Бетховена – это мои любимые композиторы.
Отец курил, я начал курить сразу в 18 лет, как будто я и не бросал.
Отец был ведущим конструктором отдела на машзаводе в Красноярске. В школе, в моем классе – учитель черчения заранее мне поставил пятерку – уж очень легко оно мне давалось.
(У меня на глазах в рыбвтузе Володя, после моих уговоров сделать контрольную, взял плохой треугольник, мягкий карандаш, развернул чистый ватман и стал на нем без рейсшины и циркуля чертить вентиль в разрезе. И за короткое время начертил, как «спионерил».)
Так же легко мне давался английский, но у меня все время почему-то было желание выучить немецкий – отец сам, без чьей-либо помощи выучил немецкий (большая часть технической литературы в то время была на немецком языке). Он потом в армии стал разведчиком, там и погиб – в разведке, ушел с группой – задание выполнил. Но никто не вернулся – таково было извещение с фронта.
Он был хороший фотограф, любил лазить по свалкам, возиться с всякими железками – в этом я от него не отстал.
Куча пластинок с патефоном, гитара, фотоаппарат «Фотокор», которые, я помню, были у нас, когда мне было 7 – 9 лет, – все это были вещи отца. Еще были его книги – это я понял сейчас, – технические книги, – справочники, словари. Ими Рябов – отец никогда не пользовался, я в них заглядывал чаще, чем он.
Вот такие совпадения меня интересовали. И чем больше я узнавал о родном отце, тем больше было этих совпадений. В то время у меня возникло странное чувство к себе и к отцу, к тому, что так жестоко обошлась судьба с нами обоими. Я вполне уверен – у него был талант, он стал бы очень крупным специалистом. Ведь он самоучкой до всего дошел. В институт его не приняли сразу, а когда наконец-то было разрешение на поступление – началась война. Ему было 28 лет, когда он пропал без вести.
Он очень любил мою мать и меня, своего сына. Я тебе посылал его открытку, адресованную именно мне с фронта за два месяца до его исчезновения, ее сохранил его брат для меня, как она к нему попала – не знаю.
У меня есть (я тебе посылал) также все документы, которые остались от него и хранились у его сестры Августы. Есть немало фото. Все это я получил после первой своей поездки в Новосибирск. Первое письмо от дяди моего Аркадия Васильевича, которое я получил, уже не надеясь его получить, и первое письмо мне Августы Васильевны, с которой я до сих пор переписываюсь, я тебе посылал. Эти письма, просьба, не потеряй – они мне дороги.
Я уже тебе говорил, что мой дядя очень часто был в Братске, где я работал, хорошо зная моего начальника. Но непосредственно обо мне и моей фамилии он там не слышал.
Еще раньше, во время войны Аркадий Васильевич работал вместе с Рябовым и очень хорошо о нем отзывается.
А еще удивительно, как я смог найти своих родственников? Сам не могу понять. Тетка Надя, которая живет здесь, в Одессе, тогда сказала мне только имя, приблизительно отчество и фамилию этого дяди. И сказала: «Ищи где-то в Сибири – Новосибирск, Красноярск, Иркутск». Я написал в адресное бюро этих городов. Но, мне ответили, что «такой не проживает», я потерял всякую надежду. Не знаю, что мне стукнуло в голову, но, где-то через полгода или год, я послал вторичный запрос – и получил адрес на Красноярск.
На второй вопрос пока отвечать не буду, он более сложен. Да еще, мне кажется, что я много еще не дописал в предыдущем вопросе. Прочитай все и именно поэтому первому вопросу задай более мелкие вопросы, можно много, но такие, чтобы на них можно было ответить коротко.
Надеюсь, что ответ ты не задержишь, как я.
Хоть коротко, но всегда пиши о себе, чем дышишь, что волнует. Ты – единственный в моей жизни духовный, если можно так выразиться, друг. И я благодарен судьбе, которая когда-то нас с тобой свела.
Большой привет твоей маме. Обнимаю.
Вова.
Борис – Володе
25 декабря 1982 г.
Здравствуй, Володя! С Новым,1983 годом!
Спасибо за признание. Здесь, в Москве, таких искренних и бескорыстных друзей я пока не нашел. У меня жизнь становится более литературной. Очерки, слава Богу, не пишу. Редко пишутся стихи, рецензирую рукописи поэтов, дали мне на пробу сделать переводы стихов с киргизского по подстрочникам для книги. Жду выхода книги, которую написал с работником ЦК ВЛКСМ, хлопочу о выходе своих стихотворений. Стараюсь участвовать в воспитании Андрюши, узнать о жизни Танечки, хоть как-то приобщиться к отцовству – горькая ирония. Вот такая жизнь.
Письма я тебе верну позже, так как по каждому из них – куча вопросов. Думаю, ты не забудешь о них сам, и мы к ним вернемся.
А теперь по твоему письму от 16 ноября 1982 года.
Нет, не то что люди не замечают свою похожесть с отцом с детства, а сызмальства подражают отцу даже в движениях, позах, интонациях, суждениях, принципах жизни… Я видел, как Андрюша, маленьким, копировал мою позу, запоминал мои выражения. А сейчас он больше похож на мать, по интонации в голосе, движениям, фразам. А ты замечал за собой, как стараешься походить на отца–отчима (с детства до зрелости), по своим повадкам, принципам, устоям? Или это было тебе чужеродным по наитию?
Далее ты пишешь, что от тебя тщательно скрывали тайну твоего рождения. Что скрывали, понятно, – чтобы не ранить детскую душу. А какова все же причина разрыва матери с отцом? Чем он ей так насолил, чтобы брать клятву с его родных не касаться тебя? Отчим тебя усыновил после извещения о гибели твоего отца, ведь иначе требовалось его согласие? (Где это извещение о гибели Сливкина? Нет его!) И почему матери дали клятву родственники по отцу, что не будут говорить тебе о нем, по собственной инициативе?
Ты называешь вещи отца в вашем доме. А где сейчас эти вещи отца? Есть ли у тебя хоть что-то из них? Не помнишь, что было в твоей жизни с ними связано?
Ты пишешь, что отец пропал без вести. Ты пробовал обращаться в Подольск, в Центральный архив Советской Армии. Там сведений нет. А вдруг, отец попал в плен, или что-то еще, и он даже сейчас жив? Может быть, подумать, как еще его поискать? Написать в передачу «Ищу человека», если она продолжается по радио.
Всего наилучшего тебе и твоей семье в новом году, пусть он будет для вас легким и светлым.
Обнимаю, Борис.
Володя – Борису
03.01.83
Здравствуй, Боря!
Спасибо за письмо. Искренность и бескорыстность – разве это не главные качества в отношениях людей, которые близки между собой, друзья, муж – жена, брат – сестра, и т.д. Разве не эти именно качества мы ценим в окружающих нас людях, товарищах по работе, просто знакомых. По-моему, любой нормальный человек должен обладать этими качествами, да и немыслимо настоящее человеческое общение без этих качеств. Неужели все люди, встречающиеся на твоем пути, не искренни и преследуют свои цели? Мне в это очень трудно поверить, даже страшновато стало за твои слова. Не ищешь, не хочешь искать, или не можешь видеть, а это выглядит странно. Или ты сам не замечаешь в себе самом что-то такое, что видно сразу первому встречному, и соответственно, у него возникает реакция та, которую воспринимаешь ты сам. Или еще один вариант: меня ты воспринимаешь выше, чем другие, – может, именно это ты мне хотел сказать в начале своего письма. А у меня это в крови – отец мой был таким. Это я понял по наитию. А заставила меня это понять жизнь, даже мать как-то сказала: дурак ты, нужно быть немного похитрее в жизни. Перевоспитать других невозможно, а себя самого, тем более. Поэтому я всегда такой, какой есть, и другим я не буду.
Ответы на твои вопросы в письме от 25 декабря 1982 года.
Ты спрашиваешь: замечал ли я за собой, что старался походить на отца–отчима (с детства до зрелости), по своим повадкам, принципам, устоям? Или это было мне чужеродным по наитию?
Я просто не мог этого замечать, потому что до самого того дня, когда извне узнал, что мой отец мне не родной, я внутри себя не мог никогда допустить этот мысли. Потому что не знал, как родной отец должен строить свои отношения с сыном. Но я внутренне страдал и не мог понять, почему отношение с отчимом (для меня в то время с отцом) никак не складываются? Какая стена, грань все время этому мешала? В этих отношениях не было искренности, а было то, что мы не могли понять друг друга. А с его стороны никогда я не мог заметить его желания наладить отношения, а сам я сделать первый шаг не решался. Сейчас я, может быть, уже и решился бы поговорить с ним обо всем, но его нет. Отчим посвятил себя речному флоту. После окончания школы, когда он хотел меня устроить где-нибудь по своей профессии, я и слышать об этом не хотел. Мне не интересна была его работа. Я мог в доме сделать все, что положено любому мужчине, – отчим этого не умел. Мы с ним были очень разные. Я больше замечал эту разницу, чем сходство. А он сам никогда не старался передать сыну свой жизненный опыт – ни одного совета я от него так и не получил. Почему?
(Обманывает Володя себя и меня. Даже из того, что он передал мне о Рябове, например, в его письмах, видно, что Рябов старался, но деликатно, чтобы не обидеть Володю, передать ему свои принципы, но натыкался на жуткое сопротивление.)
Сергею, Зоиному сыну, я стараюсь, по возможности, ненавязчиво (как Рябов – Володе) побольше давать жизненных примеров. Я ему тоже отчим (но открытый, а Рябов закрытый). Но почему мой отчим был равнодушен к этому?
(А моя жена Таня любила Павла Павловича, отчима, и звала этого отчима папой до конца его жизни, хотя у нее был и родной отец, с которым она встречалась раз в году на кладбище на Пасху.)
Ты спрашиваешь, какова причина разрыва матери с отцом? Чем он ей так насолил, чтобы брать клятву с его родных не касаться тебя?
Мой родной отец пропал без вести в июне 1942 года. Мать вышла замуж где-то осенью 1942 года, а меня усыновили, наверное, в 1943 году.
(Есть документ об усыновлении? Или его прятали от Володи?)
Так что, наверно, никакой причины, кроме его исчезновения, для матери моей не было, и ничем он ей насолить не мог. У меня другое предположение. Мать просто ждала этого известия (погиб или пропал без вести, ей было все равно), ей нужна была просто бумага (документ), чтобы получить возможность выйти замуж за Рябова, так как этот муж надежнее, на фронт не попадет, так как крупный начальник. Мать думала только о себе, о своем будущем благополучии. Все это только мои догадки. И мне кажется, что они верны. К этому я пришел только сейчас, после смерти отчима.
Где сейчас вещи отца? Есть ли у меня хоть что-то из них? Помню ли я, что было в моей жизни с ними связано? Этих вещей уже нет в доме матери, и у меня – тоже, вернее, их уже не было, когда я понял, что это были вещи отца. Фотоаппаратом я сделал свои первые снимки – фотоаппарат был «Фотокор», на пластинах, а не на пленке, как сейчас. Я уговорил мать продать его, а купить мне более совершенный, еще когда я учился в 7 классе. Мать, кажется, меня сначала отговаривала, что это очень хороший фотоаппарат. Но, в конце концов, уступила моим просьбам.
(Память о муже – написал я тогда на полях письма. Но это и связующая нить создания цепи изображений жизни Африкана Сливкина и его сына Владимира Рябова. Не прерывайте нить событий! Все же на деньги от фотоаппарата купили тоже фотоаппарат. Действие одно и то же осталось, не прерываясь.)
Гитара отцовская была у нас в Хабаровске, и мать часто играла на ней и пела, обычно, когда отчима не было дома, всего две или три песни, которых больше я нигде не слышал.
(Моя мать тоже играла на гитаре и пела, только одну песню «В далекой теснине Дарьяла…» – песню своей молодости.)
Книги, в основном всякие справочники и словари, – я ими еще пользовался в институте, а Словарь иностранных слов – до сих пор у меня здесь, в Одессе. Вот и все вещи.
(Словарь иностранных слов – вот она, память об отце.)
Да, от родственников отца в Новосибирске, я получил его фотографии, письма и открытку с фронта, адресованную лично мне (он послал на случай своей гибели!), его сыну.
Когда я пробовал узнать что-то в военном архиве в Подольске, мне ответили о другом человеке, однофамильце. А все это делалось через военкомат. Волокита. Да и события, развернувшиеся со второй женой, все это приостановили.
Мать, узнав, что я этим занимаюсь, сказала: «Зачем тебе это надо? Может быть, он в Америке. Не навредит ли тебе это?» А я и его родственники не верим, чтобы он не вернулся на Родину, если жив. Значит, он погиб, выполняя задание.
(А не выполнял ли Сливкин «задание», как разведчик за границей?)
Вот пока все. Пиши. Если появится хоть какая-то возможность приехать в Одессу – не теряй! Большой привет твоей маме. Как ее здоровье? Что у тебя нового? Пиши хоть кратко об этом.
Обнимаю, Володя.
Борис – Володе
07.01.83
(Не послано)
Здравствуй, Володя!
Письмо от 3 января – сухое.
Но оно говорит о многом. Первое. Да, к сожалению, мир, в котором я живу, таков. Как разведчик. Более того, я думаю, что и ты живешь в таком мире. Но не хочешь замечать этого, и правильно делаешь. Вера в людей стоит личных потерь. Как сказал в свое время Евтушенко: «Уж лучше недруга принять за друга, чем друга – за врага». Но ведь у меня усугубляются условия – они литературные. Значит – обостренные.
Живу я в ожидании своего рождения, и работой.
Не уходи от ответа, не глуши сам себя. Я нащупал главную струну, ты боялся искать родного отца добросовестно. Все, что ты писал до этого о своем отце, было романтикой. А я приглашаю тебя посмотреть в реальность. Страшно? Но надо, чтобы ты спокойно мог смотреть себе в глаза, хотя бы когда бреешься. И с пониманием.
(Как раз понимания у меня и не хватало. Может, мать сказала Володе: вдруг отец сбежал за границу, тогда тебе от КГБ не поздоровится. И всем нам. Даже то, что он без вести пропавший, мы скрывали, чтобы тебе органы не сломали жизнь. Но мне об этом Володя, видимо, побоялся написать, сказать, вот и хотел поговорить при встрече, наверное. А мне, дураку, и в голову это тогда не приходило. Да я и не знал толком, как отражалось на родных пленение их отцов. Когда даже дети, жившие в оккупации в своих домах на половине территории России – полнарода! – и те были на учете в органах и, по доносу «доброжелателей», могли иметь все трудности роста и процветания.)
Ты не прав, что не было причины у твоей матери забыть о первом муже и заставить замолчать его родню. Здесь тебя ждет такое открытие, которое может перевернуть твою душу (я это понял по его письму сестре и ее письму тебе). Если уже не перевернуло. Но давай постараемся разобраться – твоя мать и родная сестра твоего отца были менее подготовлены, чем мы, вспомни, сколько им было лет, и какое это было время. Сейчас многое прояснилось.
Интересно, как искали родные твоего отца? Спроси их еще раз, сейчас они могут признаться. Письмо дяди твоего выглядит так, что писал его человек, знающий больше, чем признается, и притворяющийся, ради тебя, простаком. Очень хорошо ты ответил на вопрос о том, что с детства ты не хотел походить на своего отчима (отца) Рябова. Это совпадает полностью с моими (общечеловеческими) предчувствиями. Ведь я еще молокососом задумался над вопросом, почему ты выглядишь гадким утенком в семье. Мы не только должны все понять, но – главное – оправдать и твою мать, и отчима, подняться выше их представлений. Это общечеловеческая идея – не судите, да не судимы будете.
Обнимаю, Борис.
Продолжение следует.