Моей маме нельзя волноваться

Валерий Кириллов
               


                -1-


  Мы с мамой сидели на диване и смотрели телевизор. Я откинулся на подушку и начал дремать. Сквозь дрёму услышал: - Ты так устаёшь на работе, Димочка, я беспокоюсь за тебя. Я открыл глаза: - Не беспокойся, мама, всё хорошо. Скучный фильм, меня разморило что-то.
  Мы помолчали, глаза снова начали слипаться.
  - Совсем не скучный фильм, Димочка, ты видишь, девушка вернулась к лейтенанту.
  - Неужели вернулась? - вяло двигая языком, ответил я. – А зачем она вернулась?
  - А как же! Она его так любит!
  - Неужели? – я изо всех сил прилагал усилия, чтобы не захрапеть. – А он?
  - Больше своей жизни.
  - Зачем ему такая любовь? – сказал я во сне, но понял, что за это мне придётся отвечать.
  Так и случилось. Мама даже подпрыгнула на диване:
  - Как ты смеешь так говорить о святом чувстве? Мой сын – бесчувственный человек!
  - Мама, не волнуйся, тебе же нельзя волноваться! – пришло осознание своей глупости. - Я совсем не это хотел сказать. Я имел в виду, что он – несчастный и совсем один, перед ним стена с фотографией девушки, он переживает, зачем ему эта любовь к фотографии, когда нет человека, то есть девушки, которую он любит больше своей жизни.
  - Вот видишь, Димочка, я всегда считала, что ты совсем не сможешь прожить без меня, - мама уселась на место. – Так и есть. Ты всё перепутал. Во-первых, фотография не висит на стене, а стоит на столе, а, во-вторых, девушка уже вернулась к лейтенанту, и он уже не один, они очень счастливы вместе, теперь ты всё понял?
Сон пропал. Пойду, умоюсь. – Что-нибудь принести, мама?
  - Да, немного рисовой каши.
  Я умылся и пошёл на кухню за кашей. Тщательно рассмотрев каждое зёрнышко, я принёс тарелочку каши в комнату на маленьком подносике.
  - Вкусно? Да, спасибо, Димочка. Кто так кричит на улице, у меня раскалывается голова от крика?
  - Это дети, они там играют.
  - У них ужасно громкие голоса, это невыносимо, - мама бросила тарелочку на диван. – У меня просто лопается голова от крика!
  - Они всегда кричат, мама, это же дети, я тоже кричал в их возрасте, - говорил я, собирая кашу с дивана.
  - Нет, ты так не орал, у тебя был нежный голосок, я знаю это лучше, а ты не можешь помнить, ты тогда был маленький!
  - Отчего же, я помню, - опрометчиво возразил я, - у меня был тонюсенький, но громкий голосок, когда Антошка обижал меня, я плакал тонюсеньким голоском, и ты говорила, чтобы я перестал пищать.
  - Ты убиваешь меня, - мама от раздражения ущипнула меня за руку, - вот тебе! У тебя был нежный голосок, неж-ный, а не тонюсенький!
  Я не стал спорить, это было опасно для здоровья мамы.
  - Я чувствую, что ты сегодня убил меня! – мама стала плакать. – Ты – жестокосердный и невнимательный сын! Сначала меня убивала твоя жена, не добила, сейчас ты продолжаешь издеваться надо мной!
  - Бывшая жена, бывшая, мамочка, - думал я про себя, боясь сболтнуть что-то лишнее и аккуратно вытирая платочком слёзы у мамы.
Она выхватила у меня из пальцев платочек и заплакала ещё больше:
  - Ты чуть не повредил мне глаз! Зачем ты это сделал? Ты хочешь, чтобы я была ещё и слепая, жестокий?
  Я отодвинулся и стал делать вид, что смотрю телевизор.
  - Тебе совсем наплевать на меня, этот дурацкий телевизор тебе дороже собственной матери! – плакала мама. – Принеси рулетку, я посмотрю, как ты убил меня.
Мама стояла на диване: - Почему ты принёс только одну рулетку? Она может съёжиться или растянуться и будет ошибка.
  - Хорошо, мама, я завтра куплю ещё одну рулетку, ты права, чем больше измерений, тем будет точнее. Даже ещё три рулетки. Странно, что я сам не догадался. А красную рулетку я выбросил, как ты велела.
  - Конечно, как же ты можешь знать о точности измерений. Не ты, а я работала прежде инженером-метрологом. О, я по два часа задерживала очередь, пока мне не отвешивали колбасу точно, до грамма, одним куском. Представляешь, как интересно было заявить, чтобы мне отвесили 384 грамма колбасы, не больше и не меньше. Из-за меня тогда закрыли несколько магазинов. Помнишь, Димочка? Как жаль, что я не успела закрыть эти все безобразные магазины, они поплясали бы у меня!
Она погрозила кулачком кому-то в окно, наверно, оставшимся магазинам.
  У мамы поднялось настроение. Что ж не помнить, я помнил. В школьные годы посещение магазинов имело две стороны медали. Плохая - мама спорила со всеми продавцами, зав. секциями и директорами. Она обучала всех точности взвешивания продуктов, правильности упаковки товаров и тщательному подбору сочетаний цвета в телевизорах.   
Она требовала, чтобы были включены все телевизоры, выставленные для продажи. О, если какой-то магазин отказывался включать все холодильники и утюги для проверки, значит, там работали люди, не знакомые с моей мамой! Впрочем, как я видел, продавцы менялись очень часто. Может, сами по себе, конечно. Смена работы, переезд в другой город и т.д.   
Эта сторона была плохой не потому, что мама заставляла всех торговать правильно, а потому, что она сразу же становилась занятой и забывала про меня. Я самостоятельно бродил по магазину, а потом укладывался спать где-нибудь в уголке, а покупатели, сбегавшие из магазина, случайно задевали меня ногами и сумками.  Потом я обнаружил хорошую сторону. Когда мама затевала спор, я спокойно уходил из магазина в любой двор и играл там с местными детьми. Их родители иногда подкармливали меня. Когда я, уставший, возвращался, мама заканчивала свои дела в магазине, и мы шли домой. Будучи постарше, я стал увиливать от магазинов.
          
               
                -2-


  - Мама, сними тапочки, чтобы было правильно.
Я измерил её рост рулеткой, как всегда, от пяток до макушки головы. Сейчас её рост был 273 миллиметра. Она уменьшилась на четыре миллиметра за три дня. Это - очень много.
Я попытался сообразить, почему это произошло. Сегодня она поволновалась, но это не очень, чтобы настолько уменьшиться. Перец! Я вспомнил про перец. Позавчера я не рассчитал и чуть-чуть переперчил суп! По ошибке я набросал с десяток лишних перчинок и уменьшил её на четыре миллиметра. Бедная мама! Я всегда был такой неловкий…. Тогда она так сильно волновалась и ругала меня за перец. Вот ведь беда со мной…
  Сказать ей или не сказать про четыре миллиметра? Это так огорчит её.
  В этот момент её отвлёк телевизор: - Смотри, Димочка, какое красивое море, прозрачное, прозрачное...
  - Это - Турция, мама.
  - Какое замечательное море..., что ты намерял?
  - Всё хорошо, мама, по-прежнему 277.
  - Вот и ладно. Димочка, я хочу на море, в Турцию! - неожиданно и твёрдо заявила она.
  Я растерялся. Я знал, что хочу - это значит, сейчас и немедленно.
  - Завтра мне на работу, - начал я мямлить.
  - Так, позвони своему редактору, обойдутся пару недель без программиста.
  Значит, на пару недель? Что делать? Если я сейчас начну препираться, приводить причины, объяснять, что я не готов, значит, я огорчу маму ещё на несколько миллиметров? Этого нельзя было допустить. Никак нельзя. Моя бедная мама....
  У мамы было тяжёлое, редкое, точнее сказать, единственное в мире заболевание. Она уменьшалась в росте, когда сильно волновалась. Нет, это было не всегда. Это стало происходить после моей женитьбы. Мама всегда была обыкновенного женского роста, примерно, 161-163 сантиметра. Это уже потом стали её измерять в миллиметрах.            
Разве мы все знаем, какое это счастье – не обращать внимания на свой рост!
Вот, мы поженились с Иркой, и мама потребовала, чтобы мы жили все вместе. Она не допускала моё проживание на стороне без её присмотра. Ирка сразу же начала спорить, не называла её мамой, а только по имени-отчеству, Тамара Васильевна. И сразу же начала изводить маму. Глупая, она никак не могла понять, что мама желает нам только добра и даёт только полезные советы! В отличие от Ирки, я не видел плохого, что мама приобрела мини - хим - лабораторию и проверяла качество вымытой Иркой посуды. Мама хотела, чтобы мы питались только из чистой посуды. Разве плохо, что мама находила складки на выглаженной Иркой одежде? Мама хотела, чтобы мы выглядели аккуратно и красиво.   
Ирка, как рехнутая, спорила и ссорилась с мамой. Мама сильно переживала и очень волновалась. Вот  тогда-то мы и заметили, что она стала уменьшаться в росте.
158, 153, 148, 132 сантиметра и так далее. Я был сильно напуган, мама тоже, а Ирка ушла от нас в трудную минуту. Наговорила гадостей, в основном, мне и ушла. Где мы только не были с мамой, разве, что за границей не были. Никакие лечения не помогали. А мама от такого горя волновалась всё больше и больше и становилась всё меньше и меньше.
  Я так жалел её. Правда, отец со своей новой женой помогал нам деньгами. Мама разошлась с ним давно, я учился в шестом классе. Я помню, мама говорила, что он был очень неаккуратным человеком и всегда разбрасывал носки и тапочки, где попало. Но я любил отца и мы с ним тайком встречались. Потом он женился на рыжей Людмиле.
  Она - ничего, но мама - есть мама. Где мы только не были....
  Но, именно из-за врачей, профессоров, больниц и доцентов, мама уменьшилась больше всего. Каждый из них желал убедиться, что мама уменьшается из-за волнения, и заставляли её волноваться с подключенными к ней проводами, приборами и под томографами.
Когда из-за них она дошла уже до 53 сантиметров, мы решили, что из-за врачей она совсем исчезнет, и прекратили заниматься лечением. Мама, в основном, была дома. Но мы часто выходили гулять в парк. Чтобы было меньше любопытных, я возил её в детской коляске. Мама уже совсем примирилась со своей болезнью и горем, когда дошла до 314 миллиметров и стала беречь свой маленький рост, стараясь не волноваться.
  И вот эта разница между 314 и 273 миллиметрами была моей жестокой заслугой.
  Турция... Что делать? Звонить начальству?
  - Позвони, - строго сказала мама.
Ещё было не поздно, и я позвонил, объяснил, как есть - мама больна и ей необходима поездка на море, в Турцию. Главный редактор - мой начальник разрешил мне взять отпуск без содержания. Даже разрешил его оформить потом, после возвращения. На других работах было хуже. Если я просил отпуск, когда это надо было маме, мне предлагали одно - уволиться. Я поблагодарил главного редактора и сказал, что привезу сувенир из Турции. Тот засмеялся и пожелал выздоровления маме и хорошего отдыха. Замечательный человек!   
Уф, мамочка, значит, полетим! Полетим? Полетим...
  - Что у нас с деньгами, мама?
Собрали все деньги, какие были в доме. Я погрустнел, но не подавал вида. Мама не могла это не заметить.
  - Димочка, мы сэкономим на мне. Мои затраты совсем невелики: еды - ложка, воды - напёрсток.
  - Боюсь, что нам не хватит на два билета, мама.
  - Это просто, Димочка! Ты, конечно, не помнишь, был совсем маленьким, мы втроём на самолёте летали в Ленинград. У нас с твоим папой было два места, соображаешь? А где был ты?
  - У тебя на руках, - сказал я неуверенно.
  - Вот именно! - воскликнула мама. - А теперь я буду у тебя на руках, сейчас я гораздо меньше, чем ты тогда...
  У мамы на глазах навернулись слёзы: - Разве я могла представить...
  Я принялся успокаивать маму: - Всё будет хорошо, успокойся, пожалуйста, ты замечательно всё придумала, ты такая умная! А завтра с утра мы пойдём в туристическое бюро, так, мамочка?
  Мама утирала слёзы: - Да, с утра пойдём.

                -3-

  У нас была специальная коробка для переноски мамы. Её можно было носить за ручку или через плечо. Внутри было удобно, там был диванчик, столик, шкафчики для хранения еды и питья и освещение, сделанное из фонарика. Мама попросила налить ей газировки и накрошить печенья, и мы пошли.
  Пришли в ближайшее туристическое бюро. Помещение было не очень большим, но удобным и светлым, стоял кожаный диван, стол с компьютером, на стенах – красочные плакаты с морем, пальмами и загорелыми девушками в купальниках. Работал кондиционер. За столом были две приветливые девушки в белых блузках. Обстановка располагала. Я поставил коробку на стол, светлая девушка улыбнулась, тёмная – посмотрела вопросительно.
Не мог же я ставить коробку с мамой на пол!
Путёвки в Турцию были, можно было лететь хоть завтра. Перелёт, гостиница, питание и несколько экскурсий входили в стоимость путёвки. Всё было хорошо. Если взять одну путёвку, то ещё оставались деньги на небольшие расходы. Теперь надо было решить с мамой, чтобы не было сюрпризов в самолёте. Поэтому я спросил:
  - Я хотел бы знать наверняка, что ко мне не будет претензий со стороны авиакомпании, если я буду маму держать на руках?
  Светлая девушка ответила, что мне будет неудобно держать маму на руках несколько часов, и предложила купить две путёвки, на меня и на маму.
Я возразил, что достаточно и одной путёвки, а мама на руках мне будет совсем не в тягость. Тёмная девушка заявила, что в самолётах держать родителей на руках не положено. Мама до этого не вмешивалась в разговор и сидела за окошечком, лицом ко мне.
  - Димочка, достань меня, я сама всё объясню этим непонятливым служащим, - сказала она из окошечка.
  - Кто это говорит? – в голос спросили обе девушки.
  - Это моя мама, - ответил я, бережно достал маму из коробки и поставил на стол. Мама сделала несколько шагов по столу, поправила волосы и толкнула ногой лежавшую ручку. Ручка покатилась и задержалась на краю стола.
  - Покажите мне документы, которые запрещают перевозить родителей на руках, да побыстрее, у нас мало времени, - решительно сказала она девушкам.
  - Здрасьте, - прошептала светлая девушка и убрала руки со стола. Тёмная попятилась и, найдя рукой кресло, бухнулась в него.
  - Что это? – шёпотом спросила светлая.
  - Не что, а кто! Я ещё разберусь с вами за такое обращение с людьми! – повысила голос мама. – Я – мама этого молодого человека, - Она показала рукой на меня.
  - Да, да…, я так и подумала, - еле слышно, прошептала светлая. – Извините, меня зовут Света Круглова…, Олеговна…
  - Так-то лучше, прысните водой на подружку.
  - Да, сейчас, извините…, её зовут…, Танечка.
Тёмная Танечка сидела с закрытыми глазами, откинувшись в кресле. Света, постоянно оглядываясь, налила стакан воды, отпила глоток и прыснула в лицо Танечке. Та открыла глаза, лицо у неё было мокрое, она неотрывно смотрела на маму.
  - Вот так, я вижу, все успокоились, - мама остановилась около туристического проспекта, отвернула обложку. - Ищите документ, который запрещает моему сыну держать меня на руках в самолёте.
  Света начала быстро перелистывать всё, что было у неё под руками: - Счас, счас…, где-то было…, Танечка, где у нас правила перевозки пассажиров на авиалиниях?
Танечка, с мокрым лицом и волосами, молчала. Света стала доставать книги и документы их шкафа и сейфа и лихорадочно листать их.
  - Посмотри, Димочка, на этих служащих, у них в документах чёрт ногу сломит? – издевательски говорила мама.
  Света, постоянно извиняясь, листала страницы.
  Зазвенел звоночек, и вошли двое. Крупный мальчик лет пяти с бойким лицом и полная женщина с возрастом, между зрелой мамой и бабушкой, для мальчика. Женщина уселась на диване, а мальчик схватил за ухо тряпичного слона, стоявшего на подоконнике, и стал им размахивать над головой. Все смотрели на них и мама тоже.
  Я не выдержал: - Мальчик, ты оторвёшь ухо у слона, уже нитки трещат!
Женщина достала веер и обмахивалась им.
  - Нитки не умеют трещать! – крикнул мальчик и начал дёргать слоновье ухо. Света и Танечка напряжённо наблюдали за мальчишкой. Раз, и ухо осталось в руке мальчика.
  - Видишь, нитки не трещат! - сообщил он мне, бросил слона на подоконник, а ухо сунул женщине.
  - Что же вы молчите? – возмутился я, обращаясь к женщине.
Она перестала обмахиваться: - Не беспокойтесь, занимайтесь, я подожду, мне только выкупить путёвки.
  - Бессовестный, грубый, хамоватый, невоспитанный мальчишка и его мамаша тоже такая! – возмущённо крикнула мама.
  Только бы она не переживала, только бы не волновалась! Я покачал ей головой, не надо, не обращай внимания. Быть беде. Я предполагал, что успокоить маму, с её обострённым чувством справедливости, будет невозможно.
  - Мама, уйдём отсюда.
  - Нет, этого нельзя так оставить, что же вы молчите, Света Олеговна! – подошла мама к Свете и наступила на клавиатуру.
  - Извините…, - только-то и сказала Света. Танечка сидела молча.
  - Куколка! - радостно завопил мальчишка, бросился к маме, пытаясь схватить её. Я перехватил мальчишку и отбросил его на диван. Мама смотрела прищуренными глазами на мальчишку, лицо у неё было красное.
  - Кто это? - спросила женщина.
  - Моя мама! Вы, что, не видите! – заорал я.
  - Вижу, я не возражаю, мама, так мама.
  Господи, ещё бы она возражала! Мальчишка, рванувшись из моей руки, снова кинулся к маме с воплем: - Тётя, купи мне эту куколку!
  Мама бросила в него карандаш и ручку, я опять схватил его, затолкал в руки женщине и кричал: - Держите вашего бешеного мальчишку!
  Мальчишка открыл рот и издал такой вопль, что к стеклянной двери снаружи стали подходить люди и вглядываться через стекло.
  - Тёмочка, это не куколка, это – дядина мама, - с силой удерживала женщина орущего мальчишку. В ушах звенело от крика. Я смотрел на маму и не верил глазам – моя добрая, милая мама уменьшалась. Это происходило быстро, я не знал, что делать! Она же исчезнет совсем!
  В помещении стоял оглушительный вой, женщина одной рукой держала красного и потного мальчишку, другой - веер, Танечка лежала на полу, а Света пыталась открыть окно.
  Я поставил маму в коробку, пока она ещё была жива, и выбежал из бюро.

                -4-

  Мама уменьшилась ровно до 150 миллиметров. Это – моя ладонь до мизинца. Рулеткой можно было не пользоваться, я клал маму на ладонь и сравнивал по мизинцу. Дальше она уже не уменьшалась. Кроме того, у мамы совершенно изменился характер. Такой я её никогда не видел. Она перестала нервничать и волноваться. Совсем перестала. О себе говорила, что она сама во всём виновата и не собирается никого винить в её росте.
  … В Турцию мы слетали, но не в тот раз, а позже, через два месяца. Я взял обыкновенный отпуск, и мы хорошо отдохнули. Маме там очень понравилось, и она много раз благодарила меня за это.
               
                -5-

  Я подождал жену после работы, и мы вместе пошли к маме. Мама сидела на диване и смотрела чемпионат мира по футболу.
  - Здравствуй, мамочка, как поживаешь, три дня у тебя не были! – поздоровались мы.
  - А, дети мои пришли! Всё хорошо, не беспокойтесь. Что-то хотела сказать…, а, сынок, не позволяй Ирочке носить тяжести, мыть полы и стирать.   
  Ира засмеялась: - Мама, мне рожать только через пять месяцев!
  - Тем более… Ура! Наши гол забили! – кричала мама и хлопала крохотными ладошками.