Эпистолярный жанр. Опус 7. Для Марины Валерьевны

Олег Савватеев
 

         Сначала про мою жизнь и нашу гвардию пенсионерскую. Годами битые, жизнью ломанные, полоумные и полутрезвые. Череп голый, как колено, только в колене скрипит, а в черепе гудит, болячек, как у собаки блох. Бежишь, бежишь, вроде ничего, а потом – бац,  кусает что-то, то ли ниже груди, то ли ниже пупа. Только выше пупа все чаще и чаще, а ниже – совсем редко кусать стало. Раньше было наоборот. М-да,!
       Присмотрелся я к гвардейцам внимательно, потому что сам стал такой, вровень встал, на одну доску, глаза в глаза смотрят. И смешно мне стало и грустно, то ли своё будущее увидел, то ли жалость сердце сдавила к тем, кому ещё хуже тебя живётся. А живём мы, как в письме дяди Фёдора из Простоквашино, « Живу я хорошо, а вот здоровье моё не очень, то лапы ноют, то хвост отваливается, а ещё я линять начал». Раньше, если помните, как лапы ныли, когда с Вами, дорогая Марина Валерьевна,  с тайги домой добежишь, часов пять по тропе. Душ принял и опять на подвиги тянет, а хвост мы всегда дудкой держали. Где уж нам теперь, хвост отпал недавно, а линять я уже давно закончил и вряд ли что на этом месте вырастет. Вас это не касается, поскольку хвост у Вас всё ещё, я надеюсь, как у моей Весты, кренделем на спине или чуть-чуть сбоку вдоль спины, но всё равно кренделем. Экстерьер такой.
        А я теперь всё больше на завалинке посиживаю, один или в компании с Вестой, но чтоб на солнышке я, а она в тенёчке. И подумал я, как мир сузился, вокруг забор вырос непреодолимый самостоятельно, а на каждой доске слово «НИКОГДА» начертано. Никогда уже мне не стать богатым и знаменитым или просто богатым. Никогда уже я не съёзжу туда, куда хотел, да не доехал в своё время. Никогда уже не купить многое из того, что когда-то наметил. Никогда уже не заглянуть в какую ни будь приличную забегаловку, посидеть с кружкой хорошего пива под тихую музыку. Никогда уже мне не полюбить хорошую женщину, бескорыстно. При обоюдном согласии.
       Лишние мы стали на этом празднике жизни.
       Ходим в лес на фотоохоту с Вестой, белок и бурундуков погонять, мышек разных, носик - туда, хвостик – сюда.А что, техника сейчас хорошая стала, думать про всякие диафрагмы и выдержки не надо стало, дави педаль и смотри, что получилось. Получается очень даже неплохо.
       Смотри фото. Это ты, захватила, что побольше и домой бежишь , деток своих великовозрастных кормить. Дотащить бы. Счастья много не бывает!
       Из других увлечений, прорезался у меня эпистолярный жанр, сижу, письма  пишу и мемуары вспоминаю, почти по Маяковскому В.В. «Сидят, папаши, бороды – веники, каждый хитр, землю попашут, попишут стихи». Землю мы не пашем, с малолетства я среди асфальта вырос. Со стихами видимо всё закончилось, музы не хватает, чтоб душа винтом и сердце вдрызг, только так что-то путное получается. А вот проза пишется пока, пока есть, что вспомнить. Про жизнь, про любовь, походы, случаи разные. Листаю жизнь назад. Колесо времени не повернуть вспять, как рулон фотоплёнки  размотать. Только в мозгах развернуть спираль можно и прочитать и просмотреть покадрово, что там жизнь наколбасила. Пока хватает памяти и мозгов.
         «Колесо времени» - такая небольшая повесть у Куприна есть. Прочитал сам недавно. Долго душа ныла, как всё правильно там написано, про отношение мужчины к женщине, про любовь нашу и вашу. Какие мы всё-таки разные. Все мы, мужики, сво…, со времён Куприна и по сей день, старые и молодые.
          Молодые у меня перед глазами каждый день крутятся. Безответственные и расчётливые, живущие по принципу : «А мне и так хорошо, чего хомут на шею вешать». Годы проходят, ну и пусть, зачем мне твои проблемы на себя грузить. Каждый сам по себе и, при внештатной ситуации, сам за себя. Вроде рядом, а врозь. Две половинки, полюбив друг друга, в одно целое не сливаются. Так теперь принято, «гражданский брак называется». Получается брак во всём, в жизни, в любви, в отношении друг к другу.
         Старые, глядя на молодых, осуждают их поведение, одежду, увлечения, музыку, их непонятные «тусовки» и времяпрепровождение вообще, а в душе завидуют им со страшной силой. Тот, кто хоть ещё что-то помнит из своей молодости, сидя на завалинке, чувствует, как со свистом проносится мимо, закручиваясь в спираль и меняясь, ВРЕМЯ.
         Проносится мимо и сквозь нас, сквозь тебя и твоих близких, скручивая нас и меняя. И вот твоя любимая, ангелочек и херувимчик, вся такая белая и пушистая, которую ты нёс на  руках, не чувствуя веса и своих ног, в загс, начинает меняться физически и морально. Пропадает пушистость и сквозь щетину прорастают шипы, вырастают, чтобы ощутимо колоть в самые больные места. Крылья опадают, и ангелочек, приобретая вес, наступает тебе на ноги, а потом и на горло.  Воркующие интонации в голосе при общении с тобой всё чаще переходят на визг, на всякий случай сквозь рыдания.
         Вывод один: «Все бабы стервы…».
         А во всём виновато время, меняя всё вокруг – не меняет тебя, если не подходить к зеркалу, не слышать свой скрип и брюзжание по поводу и чаще без.
        Только душа, понятие такое же эфемерное, как время, живёт с ним в полной гармонии, скользит по нему, как ты в детстве с горы на санках, не меняясь. Чем круче спираль, тем ближе и ярче воспоминания детства, только близкие всё чаще говорят: «Вот, маразматик, совсем в детство впал!»   
        Ну, забрюзжал, старый хрен, самому стыдно стало. Да, ладно, Бог им судья, старым и молодым, сами разберутся, а на наш с Вами век светлых полос хватало, жили, как дышали, легко и свободно по праздникам, и с усилием, перед получкой, когда в гору бежать приходилось.
        На сим заканчиваю письмо своё Вам, незабвенная Марина Валерьевна, с надеждой на скорый ответ с  подробным описанием жизни Вашей и фотографией непременно самого ближайшего времени. Любящие Вас всегда Олег и Веста.
 Целую, Олег.