Прохладное, ненавязчивое питерское лето, конец недели.
Дачный народ лениво и нагруженно стекается к станции,ползет стихийной многоногой лавиной. Вот - вот должна подойти электричка - такая же неустроенная, хлопающая дверьми, неприкаянная, прокуренная и заплеванная чумазая работяга.
Среди неброской, импрессионистски размытой толпы, неожиданно резко бросается в глаза дама лет преклонных, но неопределенных, седовласая и прямая, как соляной столб, одетая в нечто кисейное, палевое, трепещущее на ветру, она словно окутана множеством тончайших паутинок, отчего рисунок ее тела обретает какое - то непрестанное, но едва уловимое глазу мельтешение, зыбится как мираж, но не исчезает при приближении, а наоборот обретает еще более зримую конкретику.
На руках у нее белые, вязаные крючком перчатки - митенки, взбитую высоко прическу венчает белая шляпа с атласным бантом, а через руку переброшена корзинка с десятком яблок и небольшим пестрым букетом.
Дама явно никуда не спешит и толпа, натолкнувшись на нее, как волна на волнорез, разделяется на два потока, теряя всю энергию напора.
Вдруг по толпе пробегает тревожный ропот, откуда - то стало известно, что электричку подадут на дальний путь, и все лихорадочно засеменили, переваливаясь через рельсы своими натруженными, нагруженными, лишенными индивидуальности, омешоченными телами.
Дама даже не пошевелилась, продолжая терпеливо стоять в полнейшем философическом спокойствии, ей не хватало только бинокля, чтоб походить на английскую аристократку где - нибудь в Сахаре, вокруг которой суетятся носильщики с баулами.
Течением к ней прибило еще двух относительно чистых девиц лет пятидесяти с гаком, обладательниц условно - интеллигентских лиц, колеблющихся в неустойчивом равновесии между ее величавым отрешенным равнодушием и всеобщим ажиотажем.
- Девушки, ну куда же вы так торопитесь, - произнесла она, взмахнув белым пятном перчатки, как белым флагом терпения.
- Ну, подумаешь, на электричку опоздаете, ну, в город не попадете,жизнь - то на этом не закончится!
- Вот, мой любовник, очень мудрый человек, знаете ли, - тут она мечтательно посмотрела почему - то на облака, - хоть и молодой, ему всего семьдесят пять, в таких случаях говорит(в этом месте последовала значительная пауза, видимо заполненная медитативным общением с духом друга): "Ну, и *** с ним!"
Толпа всосалась в раскрытые шамкающие пасти вагонов и рассортировалась по потным загорелым проходам.
Последней в дверь как в раскрытые услужливо шлюзы величественно вплыла Дама.
Все пасти одновременно захлопнулись, и лязгающая гусеница понеслась по своей неумолимой стальной траектории, взбалтывая в тощем брюхе этот случайный человеческий коктейль.