Согласно санаторному расписанию, танцы начинались в 20.00.
В 20.10 отдыхающие начинали медленно, словно нехотя, собираться вокруг танцплощадки ( круглая, крытая веранда, окруженная белыми скамейками еще социалистических времен, она смотрелась довольно одиноко и плоско, особенно в пасмурные, обморочные дни). Это было главное место проведения всех культурно-массовых мероприятий, из которых в санатории было всего одно – ежедневная дискотека.
Включили музыку. Первые смельчаки вышли на танцпол.
Танцуют: аккуратно двигаются, стараясь попасть в примитивный такт музыкального сопровождения.
Через полчаса у танцплощадки толпилось уже почти все население санатория, кроме совсем уж немощных бабушек и дедушек, предпочитавших вечера свои проводить более традиционно – у голубого экрана.
На санаторных танцах был принят такой сет – два «быстрых» танца, один «медленный» ( « А теперь кавалеры приглашают дам», - устало информировала «ведущая», массовик-незатейник, как ее все там называли и отходила в сторону). И кавалеры приглашали.
И все очень даже органично, в силу конечно возраста, начинали кружиться в вальсе.
Но надо сказать, погода во всю ту неделю выдалась отнюдь не летняя, каждый день приходилось открывать зонты и надевать куртки, а за обедом все только и делали, что озабоченно смотрели в окна столовой и обсуждали погоду с соседями по столу.
В тот вечер тоже было сыро и пасмурно.
А от окружавших всю территорию санатория тесным кольцом сосен становилось совсем уж мрачно.
Но танцплощадка была по мере возможностей освещена иллюминацией, какими-то цветными мигающими огоньками, полуперегоревшими гирляндами, что со стороны смотрелось очень даже весело.
Танцы были в самом разгаре.
Большая половина отдыхающих честно танцевала, другие сидели вокруг на скамейках, наблюдая за танцующей толпой.
Возвестили о белом танце.
Я ретировалась с танцпола и подошла к скамейке, где лежали мои вещи.
Взгляд невольно пробежал по сумрачной, сырой аллее, полукругом окружавшей площадку, и я заметила гораздо левее от нее, почти за кустом акации одиноко стоящего человека. Он смотрел на танцующие пары и улыбался.
Снова начал накрапывать дождь.
Люди забились под крышу танцплощадки, только тот человек, одетый в легкую рубашку с коротким рукавом и брюки, не обращая никакого внимания на дождь, все стоял, засунув руки в карманы штанов, смотрел на танцы и непонятно кому немного рассеянно и доброжелательно улыбался.
Начался «быстрый» танец и на какое-то время я забыла о том странном человеке.
Но когда же я снова вернулась на свое место, то увидела, что он все так же стоит, как-то робко и застенчиво, будто не решается подойти к очагу всеобщего веселья, и все так же улыбается непонятно кому, и, несмотря на то, что почти вымок до нитки.
У меня отчего-то сжалось сердце.
И какая-то щемящая, жалобная прелесть охватила всю меня.
От того ли, что он скромно мок под дождем, не решаясь зайти под спасительный навес площадки, или быть может от его странной счастливо-меланхоличной улыбки….
- Мужчина, что вы там стоите, идите к нам! – позвала его наша «массовик-незатейник», - промокните ведь!
Тогда он несмело подошел к танцплощадке, а я почувствовала огромную благодарность по отношению к этой женщине…
Он подошел, ему всучили чей-то зонт, попытались усадить на скамейку, услышали отказ и тут же забыли про него.
И весь час, который еще продолжались танцы, он все стоял, держа как-то незаметно для самого себя над головой чужой зонт, смотрел на людей и улыбался.
К концу мероприятия погода совсем расстроилась. Дождь полил так, будто кто-то наклонил небо.
А за каждым кустом нехорошо нахмурились тени.
Все стали расходиться.
Хозяин молча отобрал свой зонт у того человека. А он лишь добро-добро улыбнулся ему в ответ.
Когда уходила, я обернулась.
Еще не все покинули танцплощадку, но тот человек все стоял там, засунув руки в карманы своих скромных брюк.
И я не знаю, улыбался он или нет, так как стоял ко мне спиной.
Почти всю ночь после той дискотеки, я думала об этом человеке.
Отчего-то мне было его жаль.
На следующий день, и в завтрак, и в обед, и в ужин, и на зеленых сырых аллеях санатория, и в помпезном, постсоветском здании лечебного корпуса я искала его глазами.
Но так и не нашла.
Тогда, под дождем, с чужим зонтом, я видела его в первый и последний раз.