- Что ты ещё не продавал? – спросила она, уютно устроившись на его плече и перебирая пальцами волоски на его груди.
- О, да и не вспомнить так, - он хохнул и заложил руки на голову, - Они ведь всё берут, что им не предложи. На западе ценят рассветы, на юге – облака. Толстушки-фрау гребут феминизм вагонами, а осколки империй готовы душу продать за высокие идеи, пусть даже бывшие в употреблении. Просто напасть – на любой товар покупатель находится. Я уже думал сглупил с той партией криков младенцев… Как услышал как они сердце рвут – думал, выбросить придется, чтоб место на складе не занимали. А поди ж ты – с руками оторвали. По горсточке, по килограммчику. И всё тайком, все в плащах и шляпах, и только за наличные. Чтоб об этом их пристрастии не узнали знакомые – это ж какой позор.
- А сам ты зачем такую мерзость закупил, еще и оптом, - она отстранилась и посмотрела на него почти испугано.
- Да мне-то что… - пожал он плечами, - Продавали оптом, почти даром отдавали. Откуда ж там цене взяться – знамо, каких детей те крики. В прочем, это-то как раз не моё дело.
- Как - не твоё! – она села на кровати, прикрыв наготу одеялом, - Ты ни них заработал! Считай – из-за тебя дети кричали!
В её глазах стояли слёзы. Он смотрел на неё с недоумением.
- Да ты что! Я же пальцем никого… никогда… ты же знаешь! А вообще-то, - в его глазах появилась холодная язвительность, - иди в банк и попробуй выбрать из денег на нашем счету те, что я заработал этими криками. Не выйдет! Деньги все одинаковые!
- Чудовище! – она зарыдала и выбежала из комнаты, унося одеяло за собой.
- Истеричка! – крикнул он ей вдогонку, сел на кровати и проворчал, натягивая носки, - С жиру просто бесится. Совесть – это всё от избытка свободного времени.
А она рассеяно бродила по кухне, открывая то дверцу буфета, то холодильник.
«И это печенье, и то пиво, и даже мыло для посуды… Всё из криков. Из детских, из взрослых… Моё вино – из чьей-то жажды… Смешно? - она села на гладкий кафельный пол и обхватила голову руками, - Смешно! И я хочу, хочу этого вина!»
Она схватила с полки бутылку, отбила горлышко и принялась пить. Еще мгновенье и острые сколы разбитого стекла разбавили бы красное вино её кровью. Он зашел как раз вовремя.
- Дурочка! – рванул он бутылку из её рук, - Дурочка…
Он обнял её плечи и провел рукой по щеке.
А она молча смотрела на красное вино на своих пальцах.
- Почему из-за того, что мне хорошо, кому-то должно быть плохо? – прошептала она еле слышно.
- А тебе хорошо? – спросил он с надеждой.
- Да, - она потупила взгляд.
- Но ведь… я так этого ждал! Это же все… для тебя всё, - он радовался, как ребёнок.
- Для меня? – в её глазах загорелся огонёк нежности.
Для того, чтобы обнять его, она торопливо, не глядя стёрла с руки красное вино первой попавшейся под руку тряпкой.