- И скажи своему отцу, чтобы не выступал очень. Я бы вообще
помалкивал на его месте. А будет возникать – придется вам убраться из города. Потому что таким как вы здесь не место. Поняла, крошка. Если что, мы на тебе отыграемся. Так ему и скажи. Между прочим, ты очень миленькая, не смотря на свое происхождение. Можешь принять это как комплимент. Куда это ты пошла? Я еще не закончил с тобой говорить. Это наш город. Мы здесь хозяева. Имей это в виду. И ты будешь нас уважать.
Кажется, я чего-то пропустил. Что это еще за хозяева города? Мэр со своей свитой, что ли? Да нет. Они вроде бы только слуги народа. А кто же хозяева? Страсть как интересно. Выныриваю из-за угла. Мальчик лет восемнадцати уверенно держит за руку девочку примерно такого же возраста. Девочка испугана до цвета мела, а другие мальчики, стоящие полукругом, не по детски нахально улыбаются. Не понял. Это что, групповое изнасилование? Вот, малолетки. Совсем оборзели. А меня не видят. Стало быть, не уважают и не боятся. Это минус.
- А не будешь уважать – поедешь в свой Израиль. Поняла?
Курточки черненькие, армейские ботинки. Вот мы и встретились. Никогда еще не видел так близко живых фашистов. Век бы их не видеть. Медленно -уверенно подхожу к этому «хозяину» - так, что на меня, вроде бы, не сразу и внимание-то обращают – беру его за руку и делаю «захват Нечепоренко». Был такой сержант-контрактник в нашей непобедимой, воздушно-десантной роте. Хороший был мужик, честный и справедливый. Наш инструктор по рукопашному бою. Вечная ему память. Раздается легкий хруст.
- Сейчас ты извинишься перед девочкой и потом вы все тихо-мирно
уберетесь с наших глаз. Понял?
- А ты кто такой? Пошел отсюда, козел!Он меня не видит, поэтому такой смелый. А остальные, кажется, скисли.Потому что когда я злой, меня даже бультерьеры стороной обходят. Взгляд у меня тяжелый.
- Не слышу извинений. Нежелание сотрудничать не освобождает от
ответственности.– «захват Нечепоренко» все еще длится. Резкая боль, наверное, уже проходит, но неприятные ощущения остаются.
- Да извинись ты, - вот наконец разумное предложение. – Ты же видишь, что он псих. – вот это спорный вопрос, но другой парень своей покладистостью мне даже немного симпатичен.
- Извини, - выпущено сквозь зубы.
- Не слышу. Погромче нельзя? И ты ведь перед девушкой извиняешься. На нее и
смотри.
- Извини, - уже со злостью произносит он. Девочка испуганно отводит глаза.
- Ладно, ответ засчитывается. Но чтоб я вас здесь больше не видел, -
почему именно здесь – не знаю. Просто пугнул. Расслабляю захват. Парень отбегает и кричит:
- Мы с тобой еще, - его взгляд встречается с моим и он неуверенно
заканчивает, - встретимся.
Они уходят. А девчонка стоит – не шевелится. Точно. Плачет. По щекам текут слезы.
- Больно? – спрашиваю. Отрицательный жест головой.
- Я думала, они меня убьют.
- Да ты что? Они же трусы. Тени своей боятся, вот и ходят толпой. А ты говоришь – убьют. Тебя как зовут-то?
- Виктория.
- Классное имя. Означает «победительница». А ты плачешь.
- Виктория Рабинович.
- Нет, что серьезно?
Кажется, она пытается разглядеть в моих глазах улыбку. Уже насупилась в ожидании. Но улыбки в глазах нет. Может, лишь где-то на дне души.
- Как в анекдоте, да? – горькая усмешка.
- Почти. Но понимаешь, фамилия – это не самое важное. Ты же
красивая девчонка. А фамилия? Надоест, выйдешь замуж и будет тебе другая фамилия.
- Вы серьезно?
- Вполне. Давно они тебя достают? – по телу пробегает дрожь.
Наверное, запоздалые позывы негодования.
- Месяца два. Нет, три.
- И с чего это началось? – я искренне настойчив, - Только не говори, что просто так, ни с того ни с сего.
- Да так. Долгая история. – она как-то безнадежно встряхивает головой.
- Я, в принципе, не тороплюсь. Пошли, я угощу тебя мороженным.
Если не возражаешь, конечно. – ловлю ее смущенный взгляд, - А краснеть не надо. – сую руку в карман. Где же оно? Ага. Вот. – Кольцо видишь?
Наделось как раз на безымянный палец. Вот и славненько.
- Странное оно какое-то.Еще бы. Кольцо от гранаты, подогнанное по размеру умельцами. Сувенирчик из прошлой жизни, чтоб ее. А девочка действительно симпатичная. Светло русая. Голубые глаза. Можно бы и приударить. Если бы не мой возраст. Все-таки двадцать пять. Не старик, конечно. Да и не во мне дело, а в ней. Сейчас модно считаться совершеннолетними с двадцати одного. А я растлителем малолетних прослыть не хочу. Из принципа.
- Ну что, мороженного хочешь? Или ты на диете?
- А жена против не будет?
- Не будет. Мы же не ради развлечения, а для пользы дела. У меня к тебе есть пара вопросов по поводу твоей жизни. Очень интересно, в каких условиях произрастают такие прекрасные цветы.Ближайшее кафе-мороженое за углом. Кафе-мороженое почему-то не
очень прельщает. Меня, по крайней мере. Сейчас бы куда-нибудь в парк. Или на природу с ребятами. С теми кто остался от нашего воздушно-десантного. Не так много, как хотелось бы, но больше чем могло бы остаться при определенных условиях. В страшное время мы живем. Тогда, когда воюют неизвестно за что и неизвестно с кем, когда вполне привычным стало – погибать у дверей собственной квартиры от колотого ранения в грудь или от «контрольного» в затылок, когда люди, прожившие много лет в одном месте, начинают испытывать неудобство от собственной фамилии. Рабинович. Как в анекдоте, честное слово. И дело не в том, что эта девочка мне чем-то симпатична. Просто ненавижу, когда сильные измываются над слабыми. Наверное, потому, что когда-то тоже чувствовал себя слабым. Это было шесть с небольшим лет назад. Нас было много таких. И показал нам, как забыть про то, что мы слабые – сержант Нечепоренко. Вечная ему память.
Я оказался в армии. На то, чтобы «косить», не было ни желания, ни
средств. Так как здоровьем я выделялся еще в детстве, то попал в воздушный десант. В взвод полковой разведки. Страшное слово «спецназ». На самом деле, сначала все было не таким уж и страшным. Товарищ сержант всячески пресекал любые неблагородные поползновения со стороны наших старших товарищей, так что ничего страшного от них, кроме отборного мата мы не видели. И стали настоящей семьей.
Когда случилось, то что случилось, многие из них – старослужащих – уже вернулись домой, а мы отправились в пекло. Первая чеченская компания. Я там был. Было и плохое. И хорошее тоже было. Но вспоминать все это теперь нет никакого желания. Жив, здоров и слава Богу. Кто-то вообще не вернулся. А кто-то – Макар, например, из наших, вернулся домой без обоих ног. Поглядел кругом. Кому, говорит, я теперь нужен такой. Я, говорит, смерть в глаза видел. Что мне теперь – корзинками на рынке торговать? Чуть руки на себя не наложил. Ну, это он, конечно, сгоряча. Пацаны скинулись, всех вокруг на уши поставили, протезы ему купили импортные. Сейчас в банке охранником работает. Еще и на дискотеке появляется. Такая вот штука жизнь.
А я вернулся и сразу к себе какое-то странное внимание почувствовал. Оказывается, меня в нашем разведвзводе солидный дяденька офицер приметил. И предложил верой и правдой служить соответствующим органам. И вот, а служу. Оперативный сотрудник ФСБ. Поэтому, мне до всего есть дело. «Работа наша такая», ну и так далее.
-Проходи, присаживайся. – отодвигаю перед девушкой стул. Жду, пока она сядет, а затем сажусь сам. Тишина, прохлада, достаточно светло. Кафе-мороженое. Кажется, я бывал здесь еще в детстве. Вернее, точно бывал, и очень часто, только, кажется, было это уже очень давно. Столько всего случилось с тех пор. Заказываю «даме» мороженое. Себе беру бутылку минеральной воды. Терпеть не могу сладкое.
- Ты ешь, не стесняйся. – говорю. Моя новая знакомая сидит насупившись и как-то обиженно устремив взгляд в пол. Мое воображение рисует слезы, раскрашивающие молодые девичьи щеки во все оттенки черного. Поднимает глаза на меня. Нет, все нормально. Начинает помаленьку ковырять ложечкой в – как называют те штуки, куда накладывают мороженное? Вот в ней самой.
- Так с чего же все-таки все началось?
- Они же психи!
- Не скажи. У психов тоже на все имеются свои доводы. – наливаю себе воды и настраиваюсь слушать.
- Фашисты. Вы же сами видели – они фашисты. (Вы – это она мне, что
ли?) И я им чем-то мешаю жить. Они на отца моего взъелись за то, что он их сопартийца отчислил за неуспеваемость – он декан на факультете. Видимо, и на меня заодно. Им же, в принципе, без разницы кого бить. Самоутверждаются за чужой счет. - Она пытается подобрать подходящее для обидчиков слово. У нее не получается и из глаз опять начинают течь слезы.
- Понятно. Ладно. Успокойся. Не бери в голову. Все плохое когда-нибудь кончается. А как их группировка называется? Ты не в курсе, случайно?
- А вы сами у них спросите. Они постоянно у университета «трутся». –
и шепотом, - Может, наркотиками торгуют, а? – и улыбка какая-то странная. А! Догадался! Это была шутка. «Ха-ха» три раза.
- Проверим.
- А может, на них «рэпперов» «натравить»? Музыка афроамериканцев. Они тоже должны быть против дискриминации.
- А у меня же есть парочка знакомых «рэпперов». Надо с ними поговорить. Пошли.
- Что, прямо сейчас.
- А что тянуть?
Мы встаем и выходим на улицу.
- Куда идти? – спрашивает она.
- Ты идешь домой.
- А к рэпперам?
- А к рэпперам я сам пойду. Один.
Сегодня у меня выходной. Я иду к университету высматривать этих самых. Не потому, что мне больше всех надо и не потому, что хочу перевыполнить план по уборке грязи с улиц. Просто противно. Противно, что в городе, в котором я вырос, людей насильно решили поделить на две части. Причем занялись этим дележом личности, которые явно плохо учились в школе. У меня оба деда воевали на фронте. И защищали они одну большую страну без оглядки на то, кто сидит в соседнем окопе – чукча или грузин. Вот так. И когда сержант Нечепоренко накрыл своим телом гранату и тем спас жизнь многим из нас – многие все же погибли позже – ему тоже было без разницы, кто из нас – салаг – какой национальности.
Университет один. Стоит на горе. Продуваемый всеми ветрами. Поэтому, если кто-то вдруг решит «совратить» одуревших от серьезного отношения к учебе студентов антиправительственными прокламациями, сбросив их с самолета, ничего у них не выйдет. Все сдует нафиг.
Подхожу. Осматриваюсь. Студенты идут. Вернее спешат на занятия. Студентки. Красивые все. А вон Виктория. Может, сделать ей ручкой? Лучше не надо. Я же здесь «инкогнито». Медленно иду в том же направлении. А вон и старые знакомые. На Викуху внимания не обращают. Разговаривают между собой. Может, милицию вызвать? Проведут досмотр. Может, у кого «травку» найдут. Хотя, вряд ли. Придется самому. Проявим смекалку. Для того, чтобы прожить на зарплату, постарайтесь проявить максимум сообразительности.
- Ну, пацаны. Опять вы засветились. Разве так можно? На чужой территории «травой» торгуете или рукописные копии «маин кампф» сбываете? Не слышу ответа. Минута затикала.
- А ты чьих будешь, такой «борзой»?
- Это я борзой? Нет, это я борзой? Вы че здесь делаете, спрашиваю? Кто вас надоумил вообще здесь появиться? Я же сейчас пару «бойцов» вызову – они из вас всю душу вытрясут.
- Серьезно? Да не заводись ты, дядя, - неужели испугались? Похоже на то. – Не обижайся. Мы уже уходим. На, почитай лучше. Просветись. Темный, видно, ты человек.
Брошюрка. Невообразимый колаж из красного, черного и зеленого. Братство «Красные волки».
- Так вы что, за большевиков или за коммунистов?
- Читай, дядя. Там все ясно изложено. И телефон нашей организации.
Заинтересуешься – позвони.
- А что мне главному передать? Он ведь у нас порядок любит.
- Тогда пусть он и позвонит. Лады?
Кого же мне выдать за «главного»? Сам, вроде бы «рылом не вышел». Не
похож я на главного. Надо сильно подумать.
- Привет! А ты чего это здесь делаешь? – удивленный возглас. А мы что, уже на ты?Хотя, это конечно зависит от ситуации. Когда я злой, от меня даже бультерьеры глаза отводят. Но зато когда добрый – это же совсем другое дело. А сейчас я добрый.
- Вас жду, милая барышня. – протягиваю ей букет белых роз. Вот тоже
вопрос века?Как поступать в наше непростое время? Имея деньги, притворяться скромным и рисковать прослыть жмотом или наоборот. Она из университета, голодная, уставшая и я тут со своими розами – в том смысле, что у кого-то, мол, щи без капусты, а у кого-то жемчуг шибко мелкий. Вот и не знаешь.
- Ой, это мне, - кажется, ей понравилось. – Спасибо. Ой, они ведь, наверное, дорогие.
- Не бери в голову. – улыбаюсь, - Лучше посмотри, какие красивые. Ты
когда-нибудь видела такие? По моему, пытаться оценить красоту в денежном эквиваленте – не этично. (Кажется, сам не понял, что сказал). Ну что? Пошли. Провожу тебя до дома.
Кого же выдать за главного? Делать мне сейчас не чего. Два дела уже сданы. Позавчера обещали дело на какую-то новую разработку-проработку какого-то чудика, который, работая в оборонном, стратегическом институте, бессовестно ворует у государства столь же стратегические материалы и – по слухам – переправляет за границу. Родину продает по частям. Нехороший человек. И, возможно, скоро придется заняться его поимкой. А пока неплохо было бы заняться моим делом. Оно, конечно, не лично мое. Всех уже в нашей бедной стране достали эти бритые, малолетние фашисты-придурки. «Скин-хэды», чтоб их… Во вторых, экстремисты любого толка – это деле государственных спецслужб. А, стало быть, и мое тоже. Так что, по шее не дадут. А дадут наоборот – премию и медаль. Размечтался.
Позову-ка я Игоря. Он не намного старше ни должностью, ни возрастом, но вид у него представительный. Отказаться не должен. И еще кого-нибудь из младших оперов. Парочку. Для массовки. Вот и славненько.
- Игорь, ты здесь? – кричу в соседнюю комнату сквозь прикрытую
дверь.
- Я еще с позавчерашнего утра здесь. – отвечает. Вот устроился человек! Вечером бутылочку пива из ларька напротив принесет, примет и спит. Хорошо его дома терять не кому. Он детдомовский. И жены нет. Бывает, по неделе на работе. « Стахановец». А мне каждый вечер через весь город переться. Жены нет, но родители ждут с работы. Как из армии пришел я вообще стараюсь их на долго не оставлять. Вдруг кто обидит? – А в чем дело?
- Да стрелку хочу одним забить. А ты будешь, типа, бригадир.
- Что, совсем плохие?
- Хамы. Однозначно. Фашисты местные. На людей наезжают. Конкретно.
- На тебе, что ли. Уж на тебя наедешь!
- Я же говорю, на людей, - объясняю старательно, чтобы до него полностью дошло.Иногда же так заработаешься, имя свое забываешь. По себе знаю, - На ХОРОШИХ людей. И, мало того, распространяют у университета литературу националистического содержания. Чуешь, чем пахнет? Видишь прокламацию. Полнейший бред. Тут же и контактный телефон.
- Чую! Кажется, кое-кто подцепил студентку. Угадал?
- Почти. Ну ты идешь?
- А морды бить будут?
- Мы или нам?
- Обижаешь, - фыркает от смеха, - У тебя, может и морда, но я себя уважаю и люблю.
- Ну ты идешь или нет? – я уже начинаю терять терпение. Устал от его приколов.
- Конечно, иду. Гасить фашистов – дело нужное.
- Никто никого гасить не будет. Пока. Просто поговорим. Расставим
точки над «е». Покажем, кто главный. Поставим на место.
- И загасим.
- Да пошел ты. – отвечаю. Иду. Он за мной:
- А кого с собой еще возьмем?
- Да вон, хотя бы Макса с Вовкой. Молодые. Ни навыков
профессиональных, ни фига. Вот пускай опыта и набираются, салаги.
Да уж, салаги. Макс чуть по старше, но здоровый – шкаф. Говорят, в армии – в десанте служил – на спор по пять штук кирпичей ребром ладони крошил. Почему на спор? А никто не верил. Ну по два-три, говорят, еще куда не шло, но чтоб пять?! Вот он и спорил. И выигрывал. А Вовка – тот вообще в Чечне воевал. Уже после меня. В следующий раз. Худой, длинный, но один раз такого наворотил, что чуть героя не дали. В том то и дело, что – чуть. Не дали. То ли документы где посеяли, то ли решили, что не достоин. Но, слышал, многие благодаря ему тогда спаслись. Да и не в регалиях, в общем-то, дело. Главное – живые. И здоровые.
Игорек нежно хватает изящную телефонную трубку:
- Ты иди, ищи этих юных чекистов, а я пока стрелку забью. А ты как
думал? – он ловит мой удивленный взгляд, - такие дела «по понятиям делаются».
В принципе, во всяких боевиках «стрелки забивают» на пустырях – и
гранату кинуть и из «мухи» пальнуть – если что. Но этот – видно интеллигент. Пригласил в ресторан. На рюмочку коньяку. А что? Мы люди не скромные. Пришли. Вчетвером. Игорь многозначительно похлопал себя по левой стороне груди. Там у него действительно газовый «Марголин». Из под пиджака выпирает. Тоже для массовки. А этот хмырь сидит за столом и улыбается. Богато накрытый стол. И народу – никого. Пустой зал. Он что – один?
- Ассалам Алейкум, - Вовка подколол. Он как вернулся, все еще загоревший. И на ихнего похож. Типа джигит. Игорь берет стул и садится напротив. Стало быть, пытается опуститься на один уровень с подопытным.
- Плохие новости, командир. – суровое лицо скорчил. Точно – бандит. – Мой человек мне сказал, -кивает на меня, - Что твои «отморозки» недавно чуть девчонку не изнасиловали. Причем, прямо у него на глазах. Нехорошо. Чего он несет? И на меня смотрит.
- Ага, - говорю, - Борзые, как танки. Был бы кто другой на моем месте – убили бы.Точно.
- Вот, вот. Пакостить на чужой земле. Нехорошо! Псов своих на привязи держать надо! Красные волки, чтоб вас… Дворняги беззубые.Этот «босс» даже в лице изменился. Будто протухшую устрицу проглотил. Побледнел. Испугался? Может быть. Может, они вообще расчитывали посамоутверждаться по тихому. Он над своими волчатами, те над бедными гражданами. И все. А тут нарвались. Нечаянно. Негаданно. Обидно по жизни.
- Прошу прощения, если этот инцидент как-то задел вас. – Кажется, он нам сейчас не только коньяка нальет, но еще и ботинки вычистит собственным галстуком. Значит, «крыши» нет. Значит, действительно, пакостят по крупному и бояться. У меня в кармане диктофон. На всякий случай. Вдруг во всех грехах каяться начнет. – Чем я могу загладить свою вину?
- А чем ты можешь загладить? Отец – уважаемый человек, профессор, полдня бедную девчонку успокоительным отпаивал. Он таких вот придурков учит, получает за это копейки, а они потом его же дочь в переулке подкарауливают. Одно радует. Что в этот раз не на того нарвались. Есть кому заступиться. – кажется, Игорек вошел в роль. Не переиграл бы только.
- Я даже не знаю, - мужик совсем «скис». – У меня тут появилась перспектива на одно дело. Достаточно доходное. При условии, что вы обеспечите мне защиту, шестьдесят процентов ваши. – хорошо «загнул». Как его? На визитке было написано. Кажется, Алексей Вадимович. Просит крышу поставить? Класс!
- Что-то странно, - говорю. –Уж не наркотиками ли вы приторговываете? Я уж тут было подумал про вас грешным делом.
- У нас есть небольшие мощности, - лепечет. Кажется, в точку попал. – люди для охраны производства у меня имеются…
- Ага, - говорю, - Бритые, пятнистые, с умными лицами.
- Вот, - продолжает. – А на более высоком уровне – никого. Поэтому, если вы окажите нам приемлемую помощь, то плата за ваш труд обещает быть достаточно высокой. Вы согласны.
- Надо подумать? – ну Игоряша приколист. Сто двадцати процентный, абсолютный мафиози. – Этим дать, этим проплатить, еще этим. Наверное, мы возьмемся. Только для начала неплохо было бы осмотреть объект. Лады?
- Конечно, конечно, - повеселел, - Только сначала давайте выпьем за сотрудничество. Или у вас не принято?
- Почему не принято? – Игорь улыбнулся, - Что мы, нерусские что ли?
Едем за его «мерсом» на «своей» «вольво» – у начальника попросили под
честное слово. И говорим с ним, то есть, с начальником по телефону. Что следуем на объект, что просим прислать для поддержки сотрудников «ОБНОН». Когда подъезжаем, сообщаем уже более точный адрес.
Старенький, обшарпанный, а-ля кап.ремонт пятиэтажный «домик» . Его шестой номер заляпан коротким нецензурным словом, написанным синей краской. Добрались же, сумели. У нас всегда так – как вымыть или покрасить – не кому. А как неприличное слово на видном месте – это пожалуйста. Трудности нас не страшат. Мы героически их преодолеваем.
Подходим. Железная дверь. Видео глазок. Видимо, электронный замок. Раздается писк – и дверь открывается. Решетка. За решеткой охранник. «Волчонок». Здоровается с Алексеем Вадимовичем, подозрительно оглядывает нас. Видит утвердительный жест «босса» и отворяет решетку.
-Привет, малыш. Как служится? – бросаю я, проходя мимо. Охота съязвить.
А внутри… Да уж, дела! Видно, что дело поставлено «на широкую ногу». Все блестит и светится. Люди в белых халатах. Кажется, сейчас нам будут рассказывать о достижениях. Незаметно включаю диктофон.
- Вот здесь все наши достижения! – восхищенно произносит он. Оборудование импортное, персонал хорошо подготовлен. Производством занимаются специалисты. Многие с высшим образованием.
- Производством чего? – любознательно интересуется Игорек. – Просто я хочу убедиться, что мы друг друга правильно поняли. А то, может быть, вы тут левый инсулин штамповать будете, а нормальные люди потом позагибаются с вашей непосредственной помощью. Да и с нашей тоже.
- Нет, это стимулирующее средство совершенно нового поколения. – восхищенно говорит он. – Творение нашего молодого гения, кандидата химических наук.- «Стимулирующее средство» – вот «загнул», - думаю. Конспирируется.Неужели он так и будет ходить вокруг да около. Притащил на объект, а назвать вещи своими именами стесняется? Видно, на моем лице он замечает улыбку. Хотя, я не улыбался.
- Вы мне не верите? – как-то по детски обижено произносит он, - Да обычные «колеса» против этого – тьфу.
- Жаль только «нобелевскую» вашему химику не дадут, - говорю.
- Это почему, - еще удивляется. По моему, вопрос совершенно идиотский. Он что – псих? Или от волчат своих тупоумием заразился? А еще интеллигентный человек. Галстук, понимаешь, надел.
- А не дают химикам «нобелевскую», - отвечаю, - Жена от Нобеля к химику ушла, что ли.
- Нет, - прыскает от смеха Игорь, - не к химику, а к математику.
- Да и фиг бы на них, - говорю, - и на химика с математиком, и на Нобеля за одно. Что делать-то будем? А то мы – люди занятые. Нам некогда.
- Но вы согласны на то, чтобы взять нас под свою… - его речь обрывается. Слышится шум. В зал врываются люди в черных масках. Я предусмотрительно ложусь на пол и закладываю руки за голову. То же самое делают и мои спутники. Тоже из предусмотрительности. Чтобы не перепутали, и по шее не надавали заодно. Не будем же мы кричать, что мы из ФСБ. Не трогайте нас. А так, вроде бы мы и не при чем. На нас же масок нет. И нужно иметь алиби на случай, если уважаемый Алексей Вадимович вдруг окажется «невиновным». Всякое бывает в наше непростое время.
- Что вы себе позволяете! – кричит Алексей Вадимович. Я осторожно поворачиваю голову и вижу, как его уводят люди в масках за руки, сцепленные наручниками за спиной. В зале уже никого. Кроме нас. Лежащих на полу. Меня подымают чьи-то сильные руки.
- Старший оперуполномоченный ФСБ. – говорю я и хлопаю себя по карману. Не знаю – почему, но только сейчас вспоминаю, что отправившись сюда, забыл выложить из кармана служебное удостоверение.
- Нам о вас доложили, - как ни в чем не бывало, произносит человек в маске.
Иду. В руке у меня букет белых роз. Хочется уточнить, что когда я
говорю букет, имею ввиду число пять. А вы думали миллион? Совершенно зря. Почему пять? Со школьной скамьи люблю это число – это во первых. А во вторых, числа три и семь слишком уж какие-то символические. Девять – как бы совсем не в тему. Поэтому пять. Иду в сторону университета, так как предполагаю, что у Виктории скоро окончатся занятия. А вон и она. Идет с каким-то типом. Собственно, чему это я удивляюсь. Мне-то какое дело?
Поворачиваю, и иду в другую сторону. А вон девушка красивая идет. Ну очень красивая. Девушка, это вам. Да нет, я не маньяк. И домогаться вас мне абсолютно некогда. Просто моя девушка не пришла. Поглядите, какие красивые цветы. Не пропадать же добру. Поставите дома в вазу. Порадуете вашу маму. А моя мама? У нее на цветы аллергия.
У нее действительно аллергия на цветы. Глаза слезятся, начинают чесаться и краснеют. Почему – не знаю. Странно. А цветы должны приносить радость. Девушка улыбнулась. Кажется, она мне поверила. Но почему, собственно, она не должна мне поверить? Я же сказал правду.
Все. Время вышло. Спешу на работу. Не знаю, как другие, но лично я считаю, что мой труд приносит пользу людям. Это неписаное правило жизни. Цветы должны приносить радость, а люди пользу. Не один день не должен быть прожит зря. И я верю, что сегодня мне наконец-то удастся начать разоблачать человека, ворующего ценные стратегические материалы из оборонного института. А если нет, то еще какого-нибудь подлеца «выведу на чистую воду». Что нам стоит – совершить подвиг? Молодым, умным и неженатым? Да практически ничего. Вперед! Время пошло.
19 октября 2001