В далёком ушедшем отрочестве было ослепительно солнечное утро, новое первое сентября. Пронзительные звонки, успевшие забыться за долгое лето, охапки цветов, говор и суета. В наш весёлый шестой класс впервые вошла новая учительница истории, Любовь Васильевна. Простое круглое курносое лицо под кудрявой причёской, слегка прищуренные глаза – добрые и умные. Немного растерянная робкая улыбка. Как мы уже знаем, Любовь Васильевна недавно вернулась из Китайской Народной Республики, где работала в советском посольстве. Мы, конечно, весело смеёмся над её немного узкими близорукими глазами – дескать, это общение с китайцами так повлияло на новую учительницу. Любовь Васильевна поочерёдно смотрит на нас и пытается сходу запомнить имена и фамилии. Её уже назначили нашей классной руководительницей. Она хочет стать другом и наставником, войти со своей улыбкой в наши маленькие детские души. Ей так много предстоит ещё нам рассказать. Впереди – бесконечная вереница уроков, экскурсий, торжественных линеек и разговоров за чаем. Любовь Васильевна начинает осторожно приоткрывать перед нами завесы над тайнами прошлого, где всё так красиво и ясно соединяется в простые и понятные схемы. Производительные силы – производственные отношения. Мел скрипит в руках Любови Васильевны, и на доске в который уже раз появляется знакомая нам конструкция из аккуратных прямоугольников с перекрёстными стрелками: ПС и ПО. И весь огромный сонм таких разных народов и правителей, воинов, землепашцев с их наделами и ремесленников, бесстрашных мореплавателей и бунтовщиков послушно ложатся в приготовленное для них классиками прокрустово ложе схем и стрелок. Это же так просто и понятно! И красиво как симфония.
Первобытнообщинный строй, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, а теперь – социализм. Частная собственность сменяется общественной с непреложностью законов природы – с той же самой очевидностью, с какой Земля вращается вокруг Солнца, а яблоко падает на голову великого Ньютона. И ещё – архитектурные стили, мрачноватые романские развалины и весёлые, тонкие кипарисы готических соборов. И ещё – многоликие религии, и расы, и направления в живописи, и всё на свете. И всё это – история, мой любимый предмет. Кто там теперь говорит, будто советская история была плохой дисциплиной, скучной и неполной? Да ничего подобного, история преподавалась просто замечательно! Феофан всегда отвечает первым, тянет руку вверх наперегонки с Митькой Либерманом. Мы с ним наперебой рассказываем всякие интересные сведения из прочитанных книжек, которых нет в учебнике. А Любовь Васильевна снисходительно улыбается, слушая наши лукавые вопросы с левой резьбой – ну, как же их не задать учителю истории? И терпеливо, спокойно объясняет всё, как было на самом деле, осторожно ведёт за ручку наши неопытные души сквозь лабиринт неясностей, противоречий в отдельных книжках и стыдливых недомолвок официальной идеологии.
Интересно, а как ТАМ, на Западе, они учат свою историю? Разве непонятно ещё кому-нибудь в этом мире, что капитализм непременно сменяется социализмом? Это же ясно как дважды два! Как таблица Менделеева и теория Дарвина! До чего же несчастны, должно быть, ИХ учителя истории – там, за рубежом! Вот кому, видимо, приходится отбиваться от насущных вопросов пытливых детей и бормотать что-то несуразное, вопреки всякой очевидности! Правда, сейчас у нас этап мирного сосуществования, и этап этот будет исторически длительным, потому что сегодняшний капитализм за границей перестал вдруг чахнуть и умирать и даже временно обнаружил какие-то дополнительные источники для своего развития, как было сказано на последнем съезде КПСС. Но это уже – высокая теория за пределами школьной программы. За нашими учебниками где-то впереди маячит и манит сияющая даль высот человеческой мысли – политэкономия, диалектический материализм, а ещё дальше и выше, как заоблачный Эверест – научный коммунизм. Но это всё будет ещё нескоро, в Университете, а пока мы только учим простые схемы: производительные силы – производственные отношения. И слушаем нашу милую Любовь Васильевну, и продираемся вместе с нею сквозь дебри времён и народов. Кажется, она был в нашей школе парторгом.
Идёт время, вот уже восьмой класс. Любовь Васильевна меняется на глазах. Тяжёлые горькие складки легли вокруг рта, лицо осунулось и посерело. Кто-то сообщает шёпотом, что у нашей учительницы – несчастье в семье: ушёл муж. Кто-то слышал какие-то разговоры. Любовь Васильевна нездорова. Любови Васильевны нет на уроке, её заменяют. Она лежит в больнице на обследовании. Но проходит месяц, другой, и наша учительница – снова вместе с нами со своей доброй и всезнающей улыбкой. Всё в порядке – она говорит, что просто сильно простудилась ещё в мае, когда была жара, и в классе открывали окна. Всё почти то же, что и прежде, только свет в глазах Любови Васильевны немного померк, и кожа на лице какого-то странного жёлтого цвета. Но уроки продолжаются. Мы взрослеем, мужаем, всё также задаём ей каверзные вопросы и внутренне торжествуем, что спросили, и радуемся, и интересно – что нам ответит учитель истории? И всё та же мудрая понимающая улыбка лучится на губах Любови Васильевны.
На столе лежат чёрно-белые фотографии нашего класса с ободком портретов учителей наверху. Как же она сильно изменилась, Любовь Васильевна, с шестого по восьмой класс – теперь это хорошо видно на старых снимках. В девятом классе классной руководительницей становится учительница литературы. Любовь Васильевна часто болеет. Её не было на нашем выпускном вечере, она уже не могла к нам прийти. А в первую зимнюю сессию первого курса прилетела по телефону чёрная весть – Любови Васильевны не стало, рак съел её до конца. Надо было поехать и проститься, весь наш класс собирался в то утро ехать в морг. Но Феофан не поехал: у него в это самое время был экзамен по картографии, перенести его на другой день не удалось. И краска стыда до сих пор заливает лицо Феофана. Он, её любимый ученик, не попрощался со своей учительницей! Да, конечно, был экзамен, но можно было ответить самым первым и примчаться, прилететь – может быть, ещё успеть на прощание. Но Феофан всегда шёл отвечать последним, потому что в последний момент ещё нужно что-то лихорадочно прочесть, доучить какие-то неясные вопросы, а Феофану так хотелось сдать сессию на все пятёрки, чтобы потом была повышенная стипендия. И вот, Феофан судорожно листает учебник Господинова – вместо того чтобы сразу сдать экзамен на что попало, всё равно на какую оценку, и скорее бежать на прощание. Да, говорили потом Феофану его одноклассники, конечно, мы всё понимаем! У тебя был экзамен, ты не мог. И отворачивались в сторону.
Запомнился самый последний её урок в конце восьмого класса. Любовь Васильевна в тот день с особой торжественностью приоткрыла для нас суть основных законов диалектики. Венца философской мудрости, фундамента теории марксизма-ленинизма. Закон перехода количества в качество, закон отрицания отрицания… Отрицание отрицания. Яйцо отрицает курицу, курица отрицает яйцо. В мире происходит бесконечная череда превращений и отрицаний. И вот, когда урок закончился, Феофан подошёл в опустевшем классе к уставшей учительнице и спросил её по поводу этого странного закона:
– А как же быть с общественной собственностью, Любовь Васильевна? Сначала была общественная собственность в первобытнообщинном строе, потом частная, а теперь – снова общественная. А что же будет потом? Неужели снова частная? Ведь Вы же вот сами говорите – отрицание отрицания!
Красивое блестящее здание передовой и единственно верной теории вдруг зашаталось и заходило ходуном из-за этого одного непонятного закона, заложенного в его фундаменте. Феофан с весёлым замиранием сердца ждал, что ответит ему всезнающая учительница истории, парторг образцово-показательной советской школы в центре Москвы, на Кутузовском проспекте. Учительница, которая всегда так страстно разоблачала фальсификации бессовестных буржуазных фальсификаторов.
Любовь Васильевна, однако, ничуть не удивилась вопросу.
– А этого никто не знает! – просто и спокойно ответила она.
– То есть, как никто не знает? – не унимался поражённый Феофан – Это что же, частная собственность снова может возникнуть и сменить общественную?
– Это никому неизвестно! Всё может быть – ответила учительница.
Время тронулось с места, закружилось и полетело. И Феофан, словно бумажный кораблик в бурном потоке, оторвался от далёкого причала и поплыл вперёд, вместе со своим временем. Своим и чужим. А Любовь Васильевна навсегда осталась на том берегу. Вот она стоит там, тихая и задумчивая, и вглядывается вдаль своими мудрыми глазами, словно внимательно смотрит на далёкого Феофана:
– Этого никто не знает! Неизвестно, что ждёт нас в будущем!
Через три года в СССР началась перестройка.