В отделанной липовым шпоном баньке тепло и уютно. . На лавке лежит, ласкаясь, контрастная парочка. Тридцатилетний, коренастый парень немного пузат, кривоног и носат, девушка более, чем на десять лет моложе его, миниатюрна и мила по-детски, как Дюймовочка.
- Алевтиночка, - нудно ноет, стоя на коленях перед бассейном здоровенный толстяк с совершенно тупым и широким лицом будущего «нового русского». – Отдельно заплачу, по двойному тарифу.
Голубоглазая и белокурая бестия ихтиандрово извивается в прозрачной воде, дразнясь обнаженными сокровенностями. На него она не смотрит, выговаривает досадливо:
- Рома, я танцовщица, а не проститутка. С этим ты к Дюймовочке обращайся.
- Я Людмилку уже не хочу.
Дюймовочка делано возмущается. – Ой! Ой! Разборчивый стал какой.
- Дурак, настоящего кайфа не понимаешь, - поддержал её партнёр. – У Ляльки, после родов, теперь шире маминой, а Милка ещё считай девочка, не рожала.
- Правильно! Меня ширяй, а на Бестию спускай. Ха-ха-ха…
- Лялька! – восклицает Дюймовочка, отсмеявшись. – Номенклатурное чадо перед тобой. Это не твой Тигр служивый, а Телец
- Жирный телёнок.
- Золотой телёнок!
- Золотой, пока папа на должности. А что случись, как с мамой Вербицкого, и тоже на зону залетит.
Вербицкий самодовольно хмыкает. – Я что, плохо сижу? На зону ходил, только когда комиссия приезжала. И сейчас на химии не горбачусь, раз в неделю отмечаюсь и свободен.
Он цапнул девку за ягодички, и хмыкнул самодовольно. – Такие вот красивые шалавы за меня мой срок тянут.
Уязвлённая Дюймовочка фыркает. – Говно в проруби не тонет.
И тут же визгнула, слетев с лавки от оглушительной оплеухи. Вскочила и с воем побежала прочь.
- Скот! Издевается только.
- Можешь сваливать за своим Чекистом на зону.
- Яшка! – сердится Рома. – Прекращай свои зековские замашки
Вербицкий тоже ворчит. – Святославом меня звать.
- Если шнобель неславный убрать.
- Ой! Ой! Да сейчас русскими только тупые совки остаются.
Но Рома его не слушает, Лялька будто издевается, похабненько изгибается, выпятив орешковые ягодички. Растопырилась не понимающим своего развратного вида лягушонком, выворачивая чисто выбритые промежности. Оглянулась и озорно подразнилась язычком. Роман просто окаменел. Закипевшую страсть невозможно сдержать, он прыгает в воду.
- Йи! Ах! – взрывается бассейн каскадом брызг.
Стриптиз-герлз приседает от неожиданности, и Рома хватает её за бёдра. Но скользкое тело невозможно удержать, Бестия быстро опомнилась и буквально срывается с вонзившегося в неё члена, лезет на барьер.
- Яшка! Держи, - пищит сипло Роман.
И тот соскакивает со скамьи, сделав зверскую рожу, больно тискает девчонку за плечи и толкает назад. – Не трепыхайся, сука!
И танцовщица покорно выпячивает, подставляясь, задок. Рома бьётся в него быстро-быстро, но недолго и, как кролик, падает, садясь в воду, закатывает глаза. – Хай! Ты меня возбуждаешь волнительно.
Лялька тут же полезла из бассейна, сунув пальцы во влагалище, на ходу вымывая детородную бяку, хнычет плаксиво. – Опять на корягу залечу…
Но, тут же, попадает в грубые руки другого насильника, и также покорно раскладывается, ложась на спину. – Славик! Славик! Потише. Больно же…
Но тот рычит, закидывая её ноги себе на плечи, и ещё яростнее бьёт бедрами. – Довыламывалась, сука! В очко всажу и на клык навалю! Опущу по полной программе.
Лялька истошно кричит от боли, Рома взбадривается, шумно вставая. – Сдерни, козёл! Моя баба!
Яшка только по виду волк, задрожал преждевременно, и обмяк на девчонке в запахе развороченного дерьма. Однако вовремя увидел опасность, и пинок Ромы угодил в многострадальные Лялькины промежности. Она влетела под лавку и оцепенела на некоторое время от боли. Выскочила уже с другой стороны и, так же, как и Дюймовочка, шмыгнула шустрым зверьком в дверь. А Рома прёт на отступающего Яшку, тот прыгает через лавку.
- Рома, харе! Ну, чо ты кипяшуешь? И её надо опустить, как Дюймовочку.
- Когда надо будет, опущу. А пока – женюсь.
Одышка гасит пыл толстяка, он останавливается и садится на лавку.
- Рома, у тебя все дома?
- Усыновлю Богданчика и отдам Тане, Лялькин Стрелец сам к ней прибежит.
Славка Вербицкий лупит на него глаза. – И Рыбка Золотая тоже чокнулась.
Роман презрительно морщится. – Да что ты понимаешь в нашей жизни, братан тупорылый? Ты бы нож в ход пустил за оскорбление, а она посерьёзнее ему рану нанесёт…
Рома догнал энергично шагавшую обочиной Ляльку уже за дачным посёлком и, притормозив, открыл переднюю дверцу. Но белая Волга ещё долго катила рядом с гордо шагавшей девушкой…
А вокруг простирались бескрайние поля в черных весенних проталинах. Дул не сильный, но пронзительно сырой и холодной ветер. За городом всегда дуло. А на Ляльке не было даже колготок, подол крупной вязки бежевого платья высвечивал бедра без треугольника трусиков, кирпичного цвета замшевая куртка была лишь до пояса. И Алевтина сдалась. Захлопнула переднюю и стала дергать за ручку задней дверцы. Рома остановил машину и запустил её в салон. Она забилась в дальний угол за его спину, но он повернулся к ней.
- У тебя что, как у Вовочки, единственные трусы и гамаши?
Лялька ответила коротко. – Скот!
- Ладно, завернем в магазин. Заплачу за удовольствие.
Тут уж Лялька ответила тоном обиженного ребёнка. – Постиралась, у нас в общаге проблема со стиркой. Бельё ещё не высохло, в сумочке лежит.
В машине было тепло, и она расстегнула куртку, а потом и вовсе её сняла. Рома неожиданно вымолвил:
- Жениться, что ли на тебе?
- Сестра жениться тебе.
- Она и предложила. Богданчик с сестрёнкой будет воспитываться. Я усыновлю его. Он же у тебя Антипов. Вот будет клизма Андрею. Потому Таня и не даёт ему развод, чтобы он не смог усыновить вы****ка своего.
Алевтина снова осердилась. – Сам ты – вы****ок!
- Да ладно, я так. Вырвалось невзначай.
Рома тоже стал снимать свою кожаную куртку, воскликнул вдруг. – О! – и вынул красивый инкрустированный портсигар. – Несколько косяков ещё осталось.
Протянул ей раскрытый портсигар, отдельно от сигарет в нём лежало несколько папирос, она взяла одну из них и сразу же закурила, характерно хлюпая, захватывая вместе с дымом и воздух.
- И квартира у меня есть. Живи. Только Богданчика отдай Тане на воспитание. Хочешь, прямо сейчас и заселю тебя туда.
Он тоже взял папиросу, Лялька дернулась к нему, чтобы отобрать, но Рома отстранился.
- Ты что?
- Довези вначале до квартиры.
- Довезу, - вымолвил он самонадеянно, уже празднуя победу над этой привередой.
И довез…
Они уже проскочили будку ГАИ перед городом. Рома просто испугался обгонявшего впритирку грузовика и вильнул к обочине. Их подбросило на невидимой в луже колдобине до самого потолка, машина потеряла управление и полетела с насыпи, переворачиваясь, застряла в лесопосадке. Хорошая доза наркотика притупила чувства, Антипова некоторое время ничего не понимала. Она оказалась под Ромой и тот, стоптав её неуклюжим бегемотом, протиснулся в узкую щель и затопал, удаляясь.
- Беги! Беги! Бензобак может взорваться.
Тишина после грохота и треска наступила умопомрачительная. Остро пахло бензином. Антипова отчаянно завозилась, но подол платья был намертво зажат. И она завизжала отчаянно…
И как только смогла вывернуться из платья? Вылезла она из под машины совершенно голой. Помчала к дороге, где уже собирались автомобилисты вокруг отчаянно жестикулирующего Ромы. И только выбравшись на обочину, Антипова почувствовала сильную боль в ноге. Вид раздувшей стопы поверг её в шок, она села голой задницей на стылый асфальт. Но не от боли. Балерины к боли привычны. Повреждение стопы – смерть для танцовщицы. Прощай сцена!
Гаишники приехали сразу же. Голая, явно не в себе девка, да и вид Ромы был чрезмерно заторможенным, насторожил милиционеров, они долго возились у перевёрнутой Волги. Потерпевшие уже сидели в милицейской машине, отогреваясь. Ляльке дали замызганное покрывало, а Рома мёрз в разодранной белой рубашке. Он с радостью взял из рук старшины куртку и надел её на себя.
- Не найдется у вас закурить? – спросил его милиционер.
Рома вынул свой красивый портсигар, открыл, подал старшине сигарету.
- Я вижу, там у вас и папиросы имеются. Привык, понимаете ли, к Беломору.
Рома поспешно захлопнул портсигар. – Это – лечебные.
Лялька уже всё поняла, заметив, что их обступили вместе с милиционерами и гражданские люди.
Старшина ехидно спросил. – Астму анашой лечите?
Рома попёр было буром. – Прекратите эти наглые инсинуации! Я – Рыбкин!
Но никто не испугался фамилии председателя горисполкома, времена были уже не те. Андроповское усиление борьбы за чистоту руководящих кадров заметно пошло на убыль, но уголовные наказания высокопоставленных чиновников ещё продолжались. Люди злорадно захихикали.
- Видно сынка Акулы Рыбкина.
- Каков наглец!
- И не понимает. Слетит теперь папа с номенклатурной должности.
- Вот чем сынки начальства занимаются.
- На ходу что ли, прямо в машине, девок дрючат?
- А обурённому море по колено. Жор у них с наркоты наступает, кровать загорится, всё равно не перестанут пилиться.
Вмешался лейтенант. – Ципин, оформляй протокол изъятия с понятыми и на экспертизу.
Рома кинулся к нему и зашептал на ухо. – Я заплачу! Хорошо заплачу. И папа вас продвинет по службе.
Но лейтенант был молод, он брезгливо отстранился от номенклатурного чада и громко произнёс:
- Советская милиция взяток не берет!