Глава 2
Дорога петляла среди дремучих лесов. Отряд купца двигался быстро, словно боясь не доставить товар в срок. Что за товар везли в тентованной повозке, не пропускавшей сквозь толстую мешковину любопытные взгляды, викинг так и не понял.
Повозку сопровождали два звероподобного вида охранника, лениво покачивавшие увесистыми булавами. Но за показной небрежностью угадывалась настороженность: воины были готовы отразить любые попытки захвата товара, а судя по малозаметным движениям, видимым лишь искушённым в воинском ремесле людям,- от хвата оружия до быстрых внимательных взоров,- в искусстве убийства они были явно не новичками. Впрочем, люди ли? За три прошедших дня викинг ни разу не видел, как кто-то из них отлучался от повозки. Спали ли они вообще? И днём и ночью, возвращаясь из головного дозора, северянин видел лишь их горящие янтарём глаза. Косматые медвежьи шкуры, служившие им одеждой, не снимались ни в дневную жару, ни в ночную прохладу. Заросшие свалявшимися бородами по самые глаза, охранники странной повозки сами по себе были загадкой.
Число остальных охранников, включая Костолома, охрану повозки и головной дозор, составляло два десятка душ. Многовато для такого простого купца, каким хотел казаться Квашня. Купец за прошедшие дни не сказал северянину не одного слова, но викинг постоянно ощущал на себе его взгляды. И не его одного.
В обозе шли рабы. Тот самый мальчонка, которого он встретил возле реки. Он всегда плёлся за древним старцем, по первому зову которого готов был поддержать, повторить слово, не услышанное слабым слухом, поднять упавший посох. Старик лишь однажды посмотрел на Локида, но его изучающий взгляд был столь же пронзителен, как у победителя великанов – бога Тора. Такие же, как и у мальчишки, глаза цвета бездонной небесной синевы, казалось, проникали в самую душу.
И старик, и мальчишка были рабами, купленными на невольничьем торгу в Альдейгьюборге – или, как говорили в Гардарики, в Ладоге. Когда Квашня покупал учёного старца за баснословную цену в пять марок серебра, мальчишку торговец отдал почти за бесценок - в придачу. С тех пор мальчик Данко и старец Велимудр, северянин назвал его на свой манер – Вельмунд, всегда были вместе, отчаянно цепляясь друг за друга, дополняя один одного. Велимудр потихоньку учил мальчонку грамоте, да и жизни тоже, постепенно передавая ему свой богатый опыт.
Викинг только что приехал из дневного дозора, пришла пора отдохнуть и с рассветом вновь занять своё место в авангарде отряда. Мыслей в голове было немного: жаркое солнце похитило разум, и голова под воронёным шлемом была пуста и свободна. Северянин спешился, привязал смирного гнедого конька, весь день возившего его по духоте, и не снимая кольчугу, пошёл к ручью умываться.
Викинг опустил руки в студёную воду, пальцы нащупали круглый камень. Может быть, к такому же камню прикасалась мягким языком корова Аудумла, вылизывая из его солёной поверхности первого человека.
В зарослях орешника, шагах в двадцати от ручья, послышались робкие шаги. Викинг метнулся в высокую траву. Тело напряглось, словно свитая, готовая в любой момент распрямиться, пружина. Грубая, в черных от древесной смолы мозолях рука северянина сомкнулась на резной рукояти боевого ножа. Шаги были либо женские, но женщин в отряде Квашни не было, либо…Данко!
Мальчонка шёл по лесной тропке, где-то здесь должен был умываться Локид. Куда же он подевался?
Бугристая ладонь зажала рот и нос, гася испуганный крик. Второй рукой викинг бесцеремонно схватил за шиворот и без видимого труда поднял детское тело в воздух. От страха глаза закрылись сами собой, а когда, наконец, почувствовав под ногами твёрдую землю, Данко отважился их открыть, то увидел стоящего перед собой северянина.
- Зачем ты меня искал?- в низком голосе прорезались стальные нотки.
- Не гневайся, витязь. Дед Велимудр хочет с тобой потолковать, а сам слишком слаб, чтобы дойти. Приходи к нашему огню, как стемнеет,- мальчишка, задыхаясь от пережитого, неуверенно выдавил заранее заготовленную речь.
- Передай Вельмунду, я приду,- викинг повернулся и, не прощаясь, исчез в зарослях.
Ночь мягким покрывалом укрыла землю. В безоблачном небе появилась россыпь звёзд. Из-за деревьев, заливая окрестности бледным неземным светом, вверх по небесному куполу карабкалась луна, жёлтая, словно глаз упыря, высматривающего из-под пожухлой листвы одинокого путника. Викинг крался к костру, где сидели рабы. Сливаясь с тенями от повозок, Локид производил шума не больше, чем выслеживающий осторожную добычу матёрый волк. На дальнем конце лагеря виднелась таинственная повозка с товаром, а возле неё размытые ночным светом стояли два неподвижных силуэта.
Рядом с одним из шатров щедро сдобренный смолистыми поленьями горел большой костёр. Возле него развалились пятеро охранников. Грузно топая, к огню подошёл Костолом, и охрана зашевелилась, освобождая место для командира. В его ручищах появился вместительный бурдюк с вином, озаривший улыбками хмурые лица.
Рядом с небольшим костром сидели рабы. Они не веселились и не рассказывали друг другу смешных историй, их открытые глаза, заворожённые пляской огненных языков, были прикованы к пламени. Мальчик сначала ковырял прутиком раскалённые угли, а потом, тихонько сопя, заснул. Старик сидел, словно окружающий мир давно перестал его интересовать, прикрыв глаза, повевив седую голову на грудь. Внезапно Велимудр повернул голову и сказал в темноту позади себя,
- Садись к огню, викинг.
Тьма за спиной старика зашевелилась и вытолкнула в круг света, отбрасываемого костром, северянина. «Старик не так уж и прост: услышать он меня точно не мог»,- постояв мгновение, вглядываясь в неподвижное лицо старца, Локид присел.
- Зачем звал, Вельмунд?- северянин положил ладонь ближе к ножу.
- Странным именем ты себя называешь. Оно переводится с северного языка как «защищённый Локи». Немного людей осмелилось бы прикрываться этим богом. Но я знаю, как тебя назвал твой приёмный отец. Нелегко скрываться под другими личинами, когда о тебе уже десять зим поют скальды, не правда ли, Ульвиг Серая Шкура?
Скрамасакс быстрее молнии метнулся и замер в дюйме от открытого горла старика. Вельмунд, не обращая внимания на нож, бездонными озёрами глаз вглядывался в напряжённого викинга. Ульвиг почувствовал, как на затылке приподымаются стянутые в тугой узел белые волосы: в голове раздался громкий голос старца: «Убери нож, северянин. Тебе меня не стоит опасаться. Волков не травят волками, а лис лисами». Ульвиг засунул скрамасакс в ножны.
- Твою знаменитую секиру, шрам на щеке и одежду из волчьего меха тяжело не узнать. А стоит посмотреть, как ты двигаешься – и всё становится понятно. Тебе не стоит меня опасаться, я с Квашнёй - по собственной воле и по велению Перуна, у нас к нему своё дело,- Вельмунд нехорошо улыбнулся и продолжил,- Ульвиг, ты тут зря теряешь время, к Витомиру купец тебя не выведет. Зато я знаю, кто выведет. Поможешь мне – я помогу тебе.
Викинг задумался. По спине легонько застучала секира, подталкивая к положительному ответу. Северянин поднял глаза, в их серой глубине заплясали весёлые искорки.
- А что за товар везёт Квашня, и кто его охраняет? – Ульвиг, наконец, облёк в слова давно наболевший вопрос,- И кто эти охранники, стерегущие повозку денно и нощно?
- Это перевёртыши. У нас их называют урсами. Наполовину люди, наполовину медведи, способные принимать как человеческий, так и звериный облик. Они Квашне не принадлежат. Урсы лишь стерегут товар, который купец собирает по земле. На охоту ходят раз в неделю, тогда повозку стережёт Костолом с охранниками. Что в повозке – сказать не могу, это перво-наперво надо узнать. Завтра как раз у Урсов охота будет. Они уже пару дней голодные ходят. Но будь осторожен – Хват тоже не лыком шит. А сейчас иди, и да поможет тебе Перун.
Викинг быстро встал и, посмотрев на старца, нырнул в ночную темень. Данко зашевелился и, потерев кулачками заспанные глаза, взглянул на Велимудра. «Спи, давай», - старец прикрыл сонного мальчонку куском мешковины и задумчиво уставился в огонь.
Ульвиг напряжённо думал: «Что собирает этот странный купец? Кому служат Урсы? Зачем он понадобился Квашне? Вельмунду?» Викинг через голову стянул чешую кольчуги, скатал и положил под голову. Укрылся плащом. Положил ладонь на рукоять ножа и заснул. В Гардарики говорят: утро вечера мудренее.