Месть Свейна
Окровавленная рука, кое-как замотанная в грязную серую тряпицу, зацепилась за гранитный валун. Над камнем показалась светловолосая голова. Левую сторону лица покрывал сплошной кровоподтёк, смешавший воедино губы, щеку и бровь. В глазах цвета неба прочно поселилось безумие. Лихорадочный взгляд заскользил по прибрежной гальке и наткнулся на хорошо укреплённый форт. Деревянный частокол, составленный из отёсанных брёвен, огораживал внутренний двор.
Около десятка драккаров были вытащены на берег. Между двором и кораблями сновали люди. Послышалась датская речь. Слабая улыбка раздвинула потрескавшиеся губы. Человек чуть слышно прошёптал: «Дошёл… дошёл… дошёл…».
Перевалив через край валуна изломанное тело, он пополз в сторону форта.
***
Ярость бурным потоком выплеснулась на золотую и серебряную посуду. Чеканные кубки разлетелись под тяжелыми ударами крепких кулаков. Дикий гнев душил конунга Дании, мешая дышать, видеть, принимать решения. Обуздав, наконец, свои чувства, он по давней привычке сжал правой рукой тугие косы бороды. За эти вот косы его и прозвали Вилобородым.
Голова Свейна повернулась на юго-запад. Пронзительный взгляд викинга устремился в сторону Англии. Там две недели назад его сестру Гунхильд вместе с грудным ребёнком растоптала обезумевшая толпа. Вместе с ней, как скот на бойне, погибли сотни людей одной с ним алой северной крови. Конунг глухо зарычал. Они пали даже без оружия в руках – его забрали местные власти, якобы для военного смотра.
-Мятежная Англия!- конунг-викинг хищно оскалился.- Сколько фунтов звонкого серебра отдала английская земля за тот шаткий, позорный для неё мирный договор. А теперь взбунтовалась в кровавых зверствах, выдохнув дымом пожарищ, отрыгнув растерзанными телами.
Жесткий и суровый, как ледяной прибрежный утёс, Свейн Вилобородый молча выслушал окровавленного беглеца. Ни один мускул не дёрнулся на мрачном лице викинга. Даже когда вестник начал рассказывать, как светловолосых северных женщин погребали заживо или, зарытых по пояс в землю, травили охотничьими псами. Как младенцам разбивали головы о стены домов. Как загнанных в церкви соплеменников сжигали живьём, и смрадный дым сутками тянулся в вечно серое небо.
Конунг каждой клеткой могучего тела впитывал слово за словом, медленно наливаясь гневом. Эту дикую ненависть он будет холить и лелеять. Будет пестовать и копить, преумножив во сто крат. И стараясь не расплескать, донесёт до саксонской земли.
***
Предрассветный сон вызвал довольную улыбку на лице Этельреда-короля Англии. Вот оно - признание народа. Годы правления ему достались не самые лучшие. Но он молодец! Сумел всё же добиться любви подданных.
Вот уже четыре столетия оставалась злосчастная Англия лакомым куском для северных пиратов. Разграбленная и униженная, обложенная “данегельдом”- налогом датских викингов, стонала страна под тяжким ярмом. Масло в огонь подливали и осевшие здесь скандинавы, которые ни во что не ставили коренное население. Чаша людского терпения постепенно переполнялась, Англия лишь нуждалась в человеке, способном повести за собой.
Этельред сразу понял: это в нём нуждалась страна. Один лишь он способен обрушить на чужеземцев народный гнев, вернув Альбиону былую славу.
Король вспомнил миг своего триумфа: ночь на тринадцатое ноября, когда он отдал приказ об изгнании скандинавских поселенцев. Пусть знают теперь северные собаки, терпение саксов не безгранично! И кроме терпения есть ещё и немалая гордость за английскую землю, попранную ногами захватчиков.
Как будут выдворять северян, его величество мало заботило. Это было делом “чёрной кости”- тех, кто больше всего настрадался под тяжелым сапогом викинга, был ободран до нитки неподъёмным оброком завоевателей.
А вот его делом было вкушать славу “решительного” и “справедливого” правителя.
Топот ног за окном и мелькание факелов выхватили короля из объятий сна. Потирая холёной рукой слипшиеся глаза, Этельред подошёл к окну и выглянул наружу. Прямо под окном его опочивальни в колеблющемся свете факелов стояли несколько оборванных людей. Приглядевшись, полусонный король с ужасом увидел, что у людей отрублены по локоть руки, отрезаны носы и уши. Страшная картина развеяла остатки сна. В ответ на грубые вопросы стражников калеки обрезанными языками нечленораздельно мычали одно лишь слово. Этельред внезапно ощутил приступ слабости и опустился на каменный пол. А за окном усиленное голосами солдат всё громче и громче звучало страшное “Норманны!”
***
На посланный по всему Северу клич под полосатые паруса Свейна Вилобородого встали все, кто умел держать оружие. Хмурым декабрьским утром свинцовые волны вынесли на английский берег десятки драккаров. Пробороздив песок деревянным килем, корабли остановились. С высоких бортов на берег хлынула светловолосая лавина. Возмездие пришло.
Четыре года крутилась кровавая мельница грабежей и убийств, оставляя после себя горы трупов, вытоптанные посевы, вырубленные сады. Годы насилия, превратившие в пепел цветущие селения. Лишь толстые, обожравшиеся мертвечиной собаки лениво бродили по руинам городов. Реками английских слёз щедро был оплачен кровавый счёт за соплеменников.
Пресытившись местью, корабли с драконьими головами, наконец, повернули к родным берегам, отягощённые десятками тысяч фунтов серебра, увозя в трюмах бесчисленных рабов. Подставляя обветренные лица восходящему солнцу, викинги возвращались на свою заснеженную землю.
В 1013 году Свейн Вилобородый во главе сильного датского флота вновь вторгся в злосчастную Англию. Через год он скончался, оставив в наследство сыновьям саксонскую и датскую земли. Его сын Кнут, ставший впоследствии безраздельным правителем всего северо-запада Европы, подчинив Норвегию, в 1028 году основал “Империю Кнута Могучего”.
Король Этельред, за свою слабость прозванный “Нерешительным”, умер, так и не вернув себе английский трон.