Сын командира

Аннотация
Главный герой повести Григорий Кравцов – не выдуманное лицо. Во время Вели-кой Отечественной войны его вместе с другими подростками немцы увезли в Германию, откуда ему удалось бежать. Но путь домой оказался длиной в несколько лет. Это было не просто скитание по заграницам, а постоянная борьба за выживание, в которой ярко про-явились его незаурядные смелость и находчивость.


Сын командира
– КИНОПОВЕСТЬ –


В сюжете сценарного плана на-шли отражение подлинные события, произошедшие во время Великой Оте-чественной войны 1941-1945 гг.

Предвоенная  Германия. Под плотными кучевыми облаками, надрывно ревя мото-рами, летят немецкие бомбардировщики. Самолеты проплывают над автострадой, по которой мчится открытый военный автомобиль.
Слева и справа от дороги навстречу бегут, торопятся невысокие редкие деревья, за которыми просматриваются зеленые хлебные поля и ухоженные перелески. По лугу мед-ленно движется трактор, оставляя за собой стройные ряды скошенной травы... 
В машине – двое. Рядом с водителем сидит немецкий офицер обер-лейтенант Гус-тав Краус. Ему около сорока лет. Под опущенным козырьком офицерской фуражки – вы-тянутое волевое лицо, упрямые неморгающие глаза. На левой щеке – длинный косой шрам – свидетельство его бурной молодости. Рукой в белой перчатке он крутит регулятор настройки радиоприемника и в медленно стихающий гул авиационных моторов врывает-ся истеричная речь Гитлера – одно из предвоенных выступлений. Короткий треск и речь фюрера звучит четче и громче...
«Победы! Победы! – радуется Краус. – Пала Польша! Без боя захвачена Чехослова-кия! Кто же на очереди: Франция или Россия? Гитлер хитрый политик и смелый стратег. Поразительный успех!.. Скоро наши солдаты будут маршировать по всей Европе!»
За рулем – молодой плечистый солдат Отто Беккер. Встречный ветерок треплет вы-бившийся из-под пилотки завиток светлых волос. Сосредоточенный взгляд устремлен на дорогу.
«Скоро уже приедем, – бросает он мимолётный взгляд на километровые столбики. – Интересно, как встретит меня Марта? У неё такие мягкие, пухлые руки и сочные губы. Как нежны её объятия и как страстны поцелуи. Хорошо, если бы Краус подольше задер-жался в своём имении… Женюсь. Обязательно женюсь. Только бы не помешала война… Кажется, фюрер затевает ещё одну авантюру... Сможет ли кто остановить его?..»
•••
Перед трюмо, густо уставленным флаконами, пудреницами и прочими принадлеж-ностями женской косметики, кокетливо крутится фрау Краус – хозяйка имения. Яркое платье, туго облегая стройную фигуру, удачно скрывает её возраст, подчеркивая былую красоту и женственность.
В комнату входит молодая девушка в белом переднике – прислуга. Не поворачивая головы, фрау спрашивает:
– Ну, как я выгляжу?
– Вы очаровательны! – искренне восхищена девушка. – Господин Краус будет в полном восторге.
Оторвавшись от зеркала, фрау поворачивается к служанке:
– Ну, что там у тебя?
Прислуга мнётся, не решаясь, что-то сказать.
– Да тут такое дело…
– Ну, говори, говори, я слушаю?
– Госпожа Краус! Работники привели вашего соседа деда Беккера и пригнали его трактор. Говорят, он опять косил траву на вашем лугу.
Фрау возмущена:
– Опять этот непослушный Беккер! На этот раз не прощу ему эту выходку!..
•••
На учебном военном полигоне Красной Армии идет показное сражение. За манев-рами наблюдает группа начальствующих военных из Москвы и командиры приграничных частей, принимающих участие в маневрах. Среди них – старший лейтенант Василий Сер-геевич Кравцов. Ему чуть более тридцати лет. Отличная военная выправка. В часть, стоя-щую под Соколинском, он прибыл на должность командира пехотного батальона. Но прежний его командир ещё не покинул её по каким-то причинам, и Кравцова временно назначили на свободную должность комиссара полка…
Манёвры в самом разгаре. Раскатистое «У-р-р-а-а-а!» разносится далеко вокруг. Это с примкнутыми к винтовкам штыками красные атакуют синих. Те, лениво отстреливаясь, сидят в окопах. Неизвестно откуда и куда мчится конница с саблями наголо... Долго раз-ворачивается артиллерия на конной тяге... Чадя бензином, проезжает два десятка уста-ревших танков и танкеток... Одновременно в небе несколько пар двукрылых истребите-лей раскручивают карусель учебного воздушного боя... Ну, как тут не восхититься непо-бедимой Красной Армией…
Внимательно наблюдая за манёврами, Кравцов мысленно оценивает всё что проис-ходит на полигоне: «Гитлер серьезно готовится к войне, а мы устраиваем липовые манев-ры. С такой армией много не навоюешь. Её нужно серьезно перестраивать как организа-ционно, так и путем переоснащения передовой военной техникой, как это делают Герма-ния и передовые западные страны. Одними только «ура», штыками и саблями наголо по-беды над мощными танковыми корпусами немцев нам не добиться. Её можно завоевать лишь выверенной стратегией и умелой тактикой боя с применением современной воен-ной техники! Но кто это будет делать? Опытные думающие командиры почти все рас-стреляны. А многие талантливые учёные и инженеры сидят в тюремных лагерях. Нет ав-томатов, не хватает даже винтовок и боеприпасов…
Положение на границе давно пахнет порохом, участились провокации немцев, а мы уповаем на пакт «О ненападении», подписанный Молотовым и Риббентропом. Желая по-казать немцам, что мы скрупулёзно выполняем этот пакт, оставили на виду у противника танки, самолёты и артиллерию и отвели почти безоружных солдат в летние лагеря – по-дальше от западной границы. Как же так можно?! А вдруг война! Бери нас голыми рука-ми. О чем там, в Кремле думают?..»
Наступает апогей манёвров. Под медленно нарастающий гул моторов, к полигону приближаются тяжелые бомбардировщики. На их крыльях сидят парашютисты. Над по-лигоном они сыплются вниз, как горох, и, раскрыв парашюты, долго маячат в небе, под-слащая военную показуху. Противник, конечно, «в панике» отступает! «Полная очевид-ная победа! Слабо сражаться ему с Красной Армией!..»
Московские военачальники поздравляют организаторов маневров. «Будет чем об-радовать высшее кремлёвское начальство. Оно будет довольно. Мы будем только насту-пать! И воевать только на территории врага! Красная Армия непобедима! Враг будет раз-бит!..»
•••
Во дворе поместья Краусов два молодых парня пытаются загнать трактор в сарай. Старик Беккер беспокойно мечется между ними.
– Верните мой трактор! – гневно кричит он. – Это мой луг! Я буду жаловаться бур-гомистру!
Но парни, выполняя приказ фрау Краус, деда не слушают. Вскоре на крыльце появ-ляется и сама хозяйка.
– Ну и сосед нам достался! – бросая разгневанные взгляды на Беккера, возмущенно кричит она. – Значит, не признаёшь, что луг теперь принадлежит нам?!
– Нет! – твердо стоит на своём Беккер. – Вы забрали его незаконно!..
•••
Высоко в ясном, безоблачном небе парит ястреб. Зорким взглядом пернатого хищ-ника он высматривает внизу добычу. С высоты птичьего полета хорошо видны раски-нувшиеся вдоль широкой реки утопающие в зелени аккуратные белые домики с железными крышами – окраина набольшего украинского городка Соколинска. Вдали, метрах в трехстах, вытянулся через реку автогужевой деревянный мост. На другой стороне реки виднеется небольшой луг – на нём пасется несколько коров и коз, а ещё дальше раскинулся густыми кронами дубовый лес. Вздымая дорожную пыль, от леса к мосту мчится мотоцикл с коляской. Мотоциклист – в армейской форме. На глазах – дорожные очки.
Возле моста с веселым шумом и задорным смехом барахтаются в воде ребята под-росткового возраста. Первым мотоцикл замечает блондинистый паренёк Сашко, и, указы-вая на него рукой, кричит:
– Гришка! Смотри, твой отец едет!
Только что, вынырнув из под воды, Гриша – хорошо сложенный русый паренёк,    смахивает с лица воду и радостно сообщает:
– Ура! Папа везёт надувную лодку!
– Вот здорово! – доволен Сашко.
Разбрызгивая вокруг воду, Григорий выбегает на берег, торопливо одевается. 
– Ребята! Я скоро! Возьму лодку и сразу вернусь!..
•••
Отто Беккер останавливает автомобиль у ворот поместья Краусов. Из машины вы-ходит обер-лейтенант и направляется во двор особняка. Госпожа Краус только что распе-кавшая своего соседа старика Беккера, всплёснув радостно руками, поддёргивает руками длинное платье и, торопливо спустившись с крыльца, бежит к мужу.
– Густав! Дорогой! Наконец-то! Я так ждала тебя!
Остановившись перед супругой, Краус привычно щёлкает каблуками и  резко вы-брасывает правую руку вперёд:
– Хайль Гитлер!
И только затем, шагнув вперёд, элегантно обнимает и целует жену. В ответ та пови-сает на шее мужа… И пока они лобызаются, к Отто подходит его дед Беккер:
– Внучек! Приехал? Вот кстати! – сквозь слёзы улыбается он.
Отто удивлен:
– Здравствуй, дедушка! Что случилось? Почему ты здесь?
– Да, казус какой-то вышел, – сбивчиво разъясняет тот. – Косил траву на нашем лу-гу, но работники господина Крауса забрали мой трактор. Говорят, что это их луг. Как же так?!  –  возмущается он. – Где же, правда?
– Не волнуйся, дедушка, – внук успокаивает его. – Сейчас всё улажу. Ты разве за-был, что я обещал продать этот луг Краусам? На вырученные деньги мы сможем постро-ить новый дом. Ведь старый уже почти развалился.
– Так он ещё пригоден для жилья, – возражает дед. – Его нужно лишь чуть подре-монтировать.
Подходит Густав Краус. Не мигая, молча смотрит деду в глаза, затем ладонью звон-ко  бьет  по щеке и брезгливо шипит:
– Свинья неблагодарная!
Со стыдом и недоумением старик хватается за щеку, а Краус, стягивая на ходу перчатки, возвращается к жене. По выражению её лица видно, что она довольна. Супруги направляются в дом: Отто и работники вытягиваются перед ними по стойке смирно. Поднявшись на крыльцо, хозяин оборачивается и небрежно бросает:
– Трактор верните.
– Спасибо, господин обер-лейтенант, – Отто отдает ему честь и обращается к стари-ку: – Вот видишь, дедушка, все хорошо устроилось. Так что успокойся. Лучше скажи, как там Марта? Не приглянулся ли ей кто-нибудь?
– Да ждет она тебя, внучок, ждёт, – немного придя в себя, отвечает тот. – Давай пря-мо сейчас к ней и поедем…
•••
Мотоцикл с коляской останавливается у ворот одного из домов. Сигналит. Ворота открывает миловидная женщина – мать Гриши. Распугивая кур, мотоцикл въезжает во двор, весь поросший низкой стоптанной травой. Курица-наседка торопливо уводит выво-док цыплят в дальний угол двора. В стороне дымит летняя печка – на ней что-то варится. Не слезая с мотоцикла, отец Гриши – Василий Сергеевич Кравцов поднимает очки на лоб, вытирает платком запыленное лицо. Весь запыхавшийся, вбегает во двор Гриша.
– Ну что, папа, привез лодку! – заглядывает он в коляску.
Отец лукаво улыбается, наблюдает, как Гриша достает из коляски сложенную в па-кет надувную лодку, охотничье ружье и патронташ с патронами. Лодку расстилает на тра-ве. «Ведёт себя, как ребенок. А ведь скоро исполнится пятнадцать лет. Ну, пусть пораду-ется. Повзрослеть он ещё успеет».
Сын с благодарностью смотрит на отца:
– Спасибо, папа! Значит, завтра едем на охоту? Ты взял отпуск?
– Как условились, – подтверждает отец. – Жаркий сегодня день. Кто бы воды при-нес? Так пить хочется?
Первой откликается его жена – Елена Григорьевна Кравцова:
– Ладно, забавляйтесь своей лодкой. Я сама принесу воды.
Проходя мимо мужа, она целует его и уходит в дом. Отец приседает возле мотоцик-ла – ветошью протирает от пыли мотор…
•••
Ястреб замечает во дворе Кравцовых цыплят, и сложив крылья, стремглав падает в самую гущу выводка. Раздаётся крик всполошенных кур. На шум с кружкой в руках вы-бегает Кравцова бросает в ястреба кружку и гневно кричит:
– Кыш! Ух, ты, птица окаянная! Уже третьего цыпленка унёс!
Но ястребу это нипочём. Часто взмахивая крыльями, он уверенно подниматься в небо вместе с цыплёнком. Лишь Гриша не сплоховал: схватив ружье, он моментально вгоняет патрон в патронник и, почти не целясь, стреляет вдогонку воздушному хищнику. Тот сразу выпускает добычу, еще некоторое время летит, а затем падает далеко за рекой.
– У-р-р а-а! –потрясая оружием, восторженно кричит Григорий. – Попался  ворюга!
Мать тоже довольна:
– Так тебе, разбойник! Не нужно было цыплят красть!
Отец хвалит сына:
– Молодец! Метко стреляешь! Вот теперь беги за своей добычей!
– А можно, я на мотоцикле сгоняю? – просит Гриша. – Туда и обратно.
– Ну, ладно, кати, – снисходительно разрешает отец…
•••
Григорий на мотоцикле мчит вдоль реки. По дороге в коляску запрыгивает Сашко.
– Вот это выстрел! – восторгается он. – На пределе достал! Наконец стервятник по-лучил своё!
– Не там стал охотиться, – рассуждает Григорий. – Вот за это и поплатился. Жалко, конечно. Охотился бы на мышей где-нибудь в поле...
– Поделом досталось ему, – добавляет Сашко. – Скольких кур и цыплят перетаскал этот ястреб на нашей улице…
•••
В комнате дома Кравцовых скромная обстановка. У окна стоят стол и три стула. На одном из них висит военный командирский китель. Возле стены – диван, полка с книга-ми, комод. На нём – старенький радиоприемник.
Мать что-то штопает у окна. Вытираясь махровым полотенцем, входит отец. Играя  мускулами, расческой разглаживает мокрую шевелюру. На столе замечает пригласитель-ный билет. Берет в руки.
– В школу нас приглашают,  – поясняет Елена Григорьевна. – Сегодня выпускной концерт. Взрослеет наш сын.
Отец разглядывает билет:
– Уже закончил семилетку… Как быстро течет время... Кажется, совсем недавно носил его на руках. Бывало, посажу на шею, а он вцепится ручонками в волосы, и так мы идем с ним на прогулку в парк. А завтра он поедет со мной на охоту, как равный. Как бы-стро растут дети.
– Ты лучше скажи, – останавливает его жена, – согласен, чтобы Гриша поступил в  местный автомобильный техникум? Ведь многие его одноклассники собираются посту-пать в него.
– Нет, – категорически возражает Василий Сергеевич. – Пусть заканчивает десяти-летку, а затем – в  военное училище. Нужно поддержать военную династию Кравцовых.
– Значит, по твоим стопам пусть идет. Это же частые переезды по различным воин-ским частям. Вот, как и мы сейчас… Будем редко его видеть... А ты говорил с ним об этом?
– Пока нет. Но считаю, что сын военного командира должен поддержать отца. Я в нем уверен. Защищать Родину – это самая почетная профессия. У него же талант быть во-енным! Он прекрасно водит мотоцикл, метко стреляет. Да и смекалки и храбрости ему не занимать.
– Уж в этом он весь в отца, – соглашается Елена Григорьевна.
Муж с улыбкой обнимает жену.
– И в тебя тоже, – ласково добавляет он. – Ты права – быть женой военного, не каж-дая женщина согласится. А на счёт переездов, то это как он захочет. Может потом здесь в Соколинске в моей части работать будет.
Кравцова с тревогой добавляет:
– Но как бы нашим планам не помешала война. Все говорят об этом.
– Да нет, войны не должно быть, – лукавит Василий Сергеевич. – Ведь у нас с нем-цами заключен пакт о ненападении. Ну, а если что, мы будем драться...
– Вот это и плохо. Лучше бы войны не было.
Неожиданно дверь с шумом распахивается и вместе с Сашко в комнату врывается Гриша. Широко расправляет крылья убитого ястреба.
– Смотрите, какой красавец! – восторженно восклицает он.
– Да, птица красивая, – подтверждает отец, – правда, мать?
– Но шкодливая, – отзывается Елена Григорьевна…
•••
На фоне ястреба наплывом возникает силуэт орла на фашистском знамени. Сзади него просматриваются стройные ряды и шеренги тысяч немецких солдат. За их спинами – танки, бронемашины, орудия, мотоциклы. Перед строем – группа немецких офицеров. Среди них – Густав Краус…
Слышен чей-то голос: «До начала самой страшной военной компании на планете Земля остаётся всего несколько летних часов...»
•••
А тем временем, заполняя собой последние мирные часы и минуты, в школе идет выпускной концерт. Физкультурный зал переоборудован в – зрительный. На скамьях, стульях и спортивных снарядах сидят семиклассники и их родители. В стороне, у импро-визированной сцены, задернутой занавесью, раздувает щеки самодеятельный духовой ор-кестр. Здесь же – родители Григория Кравцова. Отец – в военной форме. Мать – в празд-ничном платье.
Недалеко от них сидят полноватый лысеющий мужчина лет сорока пяти и хрупкая моложавая женщина с резко наведенным румянцем на щеках. Повернувшись к Кравцо-вым, – учтиво кланяются. Те отвечают тем же.
– Что это за пара? – тихо спрашивает Кравцов жену. – Ты знаешь их?
– Это Лисовские.  Их дочь Галя учится вместе с Гришей в одном классе. Дружат они.
– Вот как. Тогда расскажи о Лисовских подробней. А то, из-за работы, я здесь нико-го не знаю.
– Гриша говорил, – разъясняет жена, – что отец Гали работает редактором местной газеты, а его жена в городской библиотеке…
На сцене появляется школьница в пышном кисейном платье и с большим алым бан-том на голове.
– Начинаем наш концерт! – объявляет она. – Матросский перепляс! Исполняют ре-бята из выпускного седьмого «Б» класса.
Под звуки баяна на сцену выбегают четверо ребят. Среди них – Гриша и его друг Сашко. Лихо, темпераментно отплясывают они. Праздничный вечер в разгаре…
•••
Чуть брезжит рассвет. Перед строем немецких солдат зачитывается секретный при-каз Гитлера о начале Восточной военной компании. В действие вступает «План Барбарос-са» – к зиме захватить Москву и полностью покончить с Советским Союзом.
Четко слышны последние слова приказа: «Нах Остен! Хайль Гитлер!».
– Хайль! Хайль! Хайль! – многократно зловещим эхом разносятся эти крики вокруг.
Звучит команда: «По машинам!». Ломая строй, солдаты разбегаются и садятся в танки, автомашины, мотоциклы. Рев моторов, крики команд… С взлетных полос военных аэродромов тяжело поднимаются, перегруженные бомбами, немецкие самолёты…
•••
В доме Кравцовых полная тишина. Все спят. Стенные часы мерно отсчитывают по-следние минуты мирного времени. Рядом – на отрывном календаре – 22 июня 1941 года. Часовая стрелка неумолимо приближается к роковой цифре «четыре».
 Под нарастающие звуки тиканья часов, в комнату начинает вползать прерывистый гул немецких авиационных моторов. Он ещё далеко, но напряжение быстро растёт и вскоре достигает наивысшего накала. И тогда комнату озаряют яркие вспышки, а следом за ними раздаются гулкие взрывы авиабомб... Кравцовы вскакивают с кроватей. Гриша подбегает к отцу:
– Что это, папа?!  Учения?!
Взрывы раздаются всё ближе и ближе. От взрывной волны со звоном вылетают стекла. Летит со стола бумага, падает посуда с комода и книги с полок. Отец, торопливо надевает военную форму.
– Это очередная провокация немцев?! – гневно говорит он, прекрасно понимая, что это далеко не так. – Мне нужно срочно явиться в часть! Там всё и выясню!
– Но это же настоящая война! – возмущенно утверждает жена. – Что теперь будет с нами?! Мы же остаемся одни, без тебя. Как нам жить дальше?!
– Прекратить панику! – требует Василий Кравцов. – Ждите. Скоро дам о себе знать. Войны не должно быть. С нами  непобедимая Красная Армия и товарищ Сталин!
Кравцовы выбегают во двор. С недоумением и тревогой смотрят на пылающий го-род. Отец выбрасывает из коляски мотоцикла надувную лодку, заводит мотор и обраща-ется к сыну:
– К сожалению, сынок, не состоялась наша с тобой охота. Помогай матери. Ведь ты уже почти взрослый.
Отец обнимает и целует жену. Наказывает:
– Главное береги себя и сына.
– И ты, Васенька, береги себя, – сквозь слезы просит Елена Григорьевна. – Не ве-рится, что началась  война. А может, действительно провокация?
Василий Сергеевич молча садится на мотоцикл. Заводит мотор и просит сына от-крыть ворота. Скрепят не смазанные петли. Кравцов на мгновение прижимает к себе жену и сына и тут же, настойчиво отстраняет их. Выезжает за ворота. Махнув на прощанье ру-кой, он резко прибавляет газ, оставляя позади себя два самых дорогих ему человека...
•••
В город Соколинск вступают немцы. На бреющем полете проносятся самолёты с крестами, а по улицам на автомобилях едут вражеские солдаты. Кто-то из них пиликает на губной гармошке. Впереди одной из колонн едет открытый военный автомобиль. На переднем сидении сидят шофёр Отто Беккер и обер-лейтенант Густав Краус. Сзади  рас-положились его денщик и солдат с автоматом.
Бесцеремонно распахивая ворота, немцы загоняют свои автомашины в каждый двор  под тень деревьев, чтобы не было видно с воздуха. Сквозь щель в заборе, примыкающем непосредственно к улице, за происходящим наблюдает Григорий. Видит, как у ворот ос-танавливается открытый военный автомобиль и тут же стремглав убегает в дом…
•••
Краус поворачивается к денщику:
– Курт. Мне нравится этот дом.  Хороший сад. Рядом река. Тихо.
– Мне – тоже, – коротко отвечает тот.
Вместе с автоматчиком они бесцеремонно открывают ворота и загоняют машину во двор. Затем входят в дом. Там их встречают Елена Григорьевна и Гриша. Указывая на дверь, немцы что-то требуют. Но Кравцова не понимает немецкий язык, стоит молчали-вая, испуганная, ненавидящая врагов. «Что им нужно?» Денщик злится и даже начинает кричать....
 В школе Грише не плохо давался немецкий язык. Поэтому он выступил в качестве переводчика:
– Они хотят, чтобы мы вышли из дома.
– Вот как. Это зачем же?
– Не знаю. Они не говорят.
И тут в самый разгар полемики в комнату входит Краус. По-русски он говорит с за-метным акцентом: 
– Кричать нет! – решительно останавливает он разбушевавшегося денщика. – А то симпатичный фрау очень испугался. – Представляется: – Обер-лейтенант Густав Краус. Комендант город Соколинск. Как называться фрау?
Стараясь не выдать презрительного отношения к своему врагу, Кравцова психоло-гически преображается и с достоинством отвечает: 
– Кравцова Елена Григорьевна. Учительница истории в местной школе.
– О! Гут! Зер гут, Елена Григорьевна Крафцова! – с напускной вежливостью гово-рит Краус. И вдруг неожиданно спрашивает: – А вы уметь готовить украинский борщ?
С понятием, что врага нельзя злить, она утвердительно кивает головой.
– Я слышать, что это вкусный и полезный национальный блюдо, – расплывается  в улыбке Краус. – Курт дает вам продукт, – кивает он в его сторону. – Хорошо?
Кравцова опять соглашается.
– А ви пока жить с мальчик  в сарай, – требует он и добавляет: – Временно. Пока в  моей комендатура идёт ремонт…
•••
Во дворе Гриша сидит на стуле у входа в сарай. В руках – раскрытый учебник не-мецкого языка. В стороне шофер Отто  копается в моторе автомобиля. Закрыв капот, он подзывает Григория к себе и протягивает кружку с водой. Сложив ладони, просит слить ему на руки. Тот сливает. «Вот он немец, прямо рядом со мной. Но страшного в нём, вро-де бы, ничего и нет. Обыкновенный человек. Тогда зачем же он пришел в нашу страну? Что ему нужно у нас?»
Вытерев руки о хозяйское полотенце, шофёр интересуется книгой, которую держит в руках Григорий. Листает учебник:
– О! Дойч! Зер гут. Карашо.
По-русски это означает, примерно, следующее: «Это хорошо, что ты изучаешь не-мецкий язык».   
Указывая на себя, представляется:
– Отто Беккер.
Затем тычет пальцем в Григория и по-немецки спрашивает:
– А как тебя звать?
– Я есть Гриша, – на немецкий лад буркает машинально тот.
Снисходительно улыбнувшись, Отто похлопывает Григория по плечу. «Значит с ним можно говорить по-немецки». И вдруг непонятно откуда у него возникает доверие к этому русскому парню. Возвратив учебник, шофер достает из нагрудного кармана фото-карточку и показывает ему. На ней изображена молодая женщина, нежно прижавшаяся к Отто.   
– Это моя невеста Марта, – тыча пальцем в фотографию, поясняет он. – Как только война закончится, сразу же поеду домой. Я не одобряю войну. Я – антифашист! И отец мой был антифашистом. Немцы и русские должны дружить, а не воевать. Гитлер просто сошел с ума. Но военная машина уже запущена, и её трудно теперь остановить...
– Я тоже против войны, – подбирая немецкие слова, говорит Гриша. – Зачем вое-вать?
Отто достает авторучку, что-то пишет на обороте фотографии и протягивает Григо-рию:
– Возьми. На память. Меня могут убить. Может быть, вспомнишь, когда-нибудь, что встретился тебе на жизненном пути такой вот чудак, как я.
Гриша читает на обороте:
– Грише от Отто…
•••            
Елена Григорьевна сидит на топчане внутри сарая, и штопает сыну брюки. Гриша в одних трусах расположился на старом впалом матрасе. В руках – учебник немецкого язы-ка – что-то бубнит по-немецки. Тут же стоит покосившийся стол и валяются две рассо-хшиеся кадки. Между ними лежит примятая охапка сена. На ней расстелено старенькое одеяло – видимо, оно служит второй постелью.
– Всё учишь немецкий? – интересуется мать.
Гриша перебирается поближе к ней, заговорщицки шепчет:
– Чтобы победить врага, нужно хорошо знать его язык.
– Чей это афоризм, знаешь?
– Не знаю. Мой будет.
– Ну ладно, учи, авось пригодится. Хотя ты и так этот язык хорошо знаешь – одни пятерки. Учительница всегда очень хвалила тебя. Говорила, что тебе он хорошо дается.
Со стороны улицы слышен двойной стук в стену. Мать настороженно спрашивает:
– Кто это?
– Сашко пришел, – поясняет сын.
– Ну, пусть заходит.
– А ты еще долго будешь зашивать штаны?
– Да уже готово. На, одевай, – перекусив нитку зубами, мать подает сыну брюки.
Пока Григорий натягивает их, она выходит во двор и направляется к летней печке, на которой что-то кипит. Гриша тоже покидает сарай и выходит на улицу. Там его ждёт Сашко.
– Немцы пленных пригнали! – шепчет тот с жаром. – На рынке заперли! Народу!.. Кругом немцы и полицаи с винтовками и автоматами. Говорят, там есть и из нашего го-рода. Давай сходим. Посмотрим.
– Пошли, – соглашается тот. – Может, кого увидим из наших.
Друзья пробираются огородами. Скрытно обходят группу полураздетых немцев,  горланящих песни под губную гармошку. Идут по городскому парку. На месте цветочных газонов немцы устроили военное кладбище. Да, и в этом грустном деле немцы показали свою приверженность к точности и аккуратности: деревянные кресты расположили стройными рядами, сверху надели рогатые немецкие каски, а чуть ниже разместили таб-лички с данными кто и когда под могильным холмиком похоронен. Григорий не удер-жался от комментария:
– Видно хорошо  им досталось от наших. Лежат вот теперь в земле. Завоеватели…
– Нечего было лезть к нам, – вторит ему Сашко. – Остались бы живы.
Они проходят мимо памятника Ленину. Но теперь пьедестал пуст – от него вокруг валяются лишь одни обломки. Пролезают сквозь щель в решетчатом металлическом за-боре и оказываются на прирыночной площади. И вдруг совсем рядом на А-образном теле-графном столбе замечают повешенного. У того на груди болтается кусок фанеры с угро-жающей надписью: «Так будет с каждым, кто пойдет против новой власти».
– Так это же дядя Федя! – с горечью восклицает Григорий. – Тренер нашей фут-больной команды.
Сашко возмущается:
– Вот, гады! Повесили ни за что!
Они торопливо пересекают прирыночную площадь и сливаются с местными жите-лями, толпящимися у его главного входа…
•••
Вся территория городского рынка огорожена колючей проволокой. За ней полно советских военнопленных. Некоторые из них ранены. Одежда у многих разорвана и вид-ны грязные окровавленные бинты. Люди пытаются говорить с пленными. Передают еду. В основном, это хлеб и вареная картошка. Некоторые выкрикивают мужские имена, в на-дежде, что кто-нибудь из военнопленных откликнется. И если уж кому повезет, окажется родственником или просто им назовется, то такого военнопленного немцы могут и отпус-тить. Но это касается только простых рядовых солдат. Командиров, так не отпускают. А о комиссарах и евреях и говорить нечего – сразу расстрел.
Гриша внимательно оглядывает лица военнопленных. И вдруг у самой проволоки замечает отца. Тот почему-то в солдатских нательной рубашке и брюках. Сосредоточенно всматривается в толпу жителей. Гриша пытается пробраться поближе к ограде. И это ему удаётся.
– Папа! Папа! – кричит он.
Отец замечает сына, подбегает к колючей проволоке и цепляется в нее руками.
– Гриша! Сынок! – кричит он в полном отчаянии от своего бессилия.
Но раздаётся команда «Назад!» и сильный толчок прикладом винтовки в плечо, бросает Григория на землю. И тут же над головами военнопленных проносится предупреждающая автоматная очередь. Пленные поспешно отступают подальше от ко-лючей проволоки...
Держась за больное плечо, Григорий наконец поднимается, ищет глазами отца. Но неожиданно над городом появляется краснозвездный самолет. Он летит совсем низко, даже виден в кабине летчик. И сразу же оживает немецкая противовоздушная оборона. Шлейф дыма от взрывов зенитных снарядов сопровождает машину. Слышны радостные возгласы: «Наш! Наш! Ура!» Сделав крутой разворот, самолет неожиданно возвращается. И опять раздаются радостные возгласы горожан. Истребитель вновь пролетает над рын-ком, и происходит совсем непонятное – в самую гущу военнопленных летит бомба...
Адский взрыв!.. И на мгновение вокруг воцаряется абсолютная тишина. Первая мысль – лётчик ошибся: принял военнопленных за немцев. Но ведь с небольшой высоты ему было всё хорошо видно? Тогда почему же он так поступил? А может это была прово-кация немцев – поди, узнай.
Шок постепенно проходит, и по обе стороны от колючей проволоки начинают раз-даваться душераздирающие крики людей – в них слышатся боль и отчаяние, жалость и безысходность...
Осколок авиабомбы слегка зацепил и отца Гриши. Правда – рана на голове оказа-лась не очень опасной. Но немцам теперь было не до него – среди них тоже оказываются пострадавшие. Прикрывая рану рукой, Василий Кравцов подходит поближе к проволоч-ной ограде. Завидев сына, кричит:
– Гриша! Сынок! Как ты там: жив, не ранен?!
– Нет! – отвечает Григорий. – В меня не попало. Да и Сашко цел. А ты как, папа?!
– Да зацепило немного! – отвечает отец. – Скажи маме, что я здесь! Меня могут от-пустить! Пусть попросит кого-нибудь из лагерного начальства!
– Хорошо, папа! – кричит Григорий. – Я понял! Побегу, обрадую маму, что ты на-шелся!
Друзья торопливо уходят…
•••               
Комната в доме Лисовских. Дорогая мебель, цветы, занавески, салфетки – уютный мещанский уголок. Их дочь Галя перелистывает за столом альбом с какими-то записями и рисунками. Тут же сидит отец. Он без пиджака, в одних брюках с подтяжками. Поплевы-вая на пальцы, старательно пересчитывает пачку сторублевых купюр.
– Проклятье! Столько денег пропало! – с досадой бросает он деньги на стол. – Те-перь это ненужный хлам!
Галя читает вслух:
– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях! Долорес Ибаррури.
– Кто? – спрашивает отец.
– Это вождь испанских коммунистов.
– Да нет! Знаю! – морщится  досадно отец. – Кто написал тебе это в альбом?
– Гриша Кравцов написал. Мы учимся с ним в одном классе.
– А, сын комиссара Красной Армии. Немедленно зачеркни!
– Зачем? – удивляется Галя.
– Говорю – зачеркни! Так надо, – требует раздраженно Лисовский и, схватив каран-даш, сам с силой зачеркивает опасную фразу.
Неожиданно за окном раздается шум подъехавшего автомобиля. Галя выглядывает в окно. Видит, как из открытой машины вылезают два немца и стучат в ворота.
– Папа! Немцы! – тревожно восклицает Галя.
Отец перепуганно сгребает со стола деньги.
– Немцы? Что им от нас нужно?
– Открывайт! – слышится крик из-за ворот.
Огромный дворовый пес, привязанный к собачьей будке, громко лает. Мать Гали спешит к воротам, по пути пытается успокоить собаку:
– Тихо, Барсик. Тихо. Сейчас открою!
Немцы входят во двор.
– Дом Лисовских? – спрашивает немец в очках.
Та испуганно кивком подтверждает.
Немцы проходят внутрь дома. Лисовский уже в пиджаке – молча стоит посреди комнаты. «Очкарик» спрашивает его:
– Вы есть Зигмунд Лисовский?
– Да... – растерянно отвечает тот. – Это я...
– Следуйте с нами! – подталкивая Лисовского к дверям, крикливо требует немец.
– За что?! Я же лой-лой-яльный мирный гражданин! – упирается тот.
– Идемте! – немец продолжает толкать его к выходу. – Вас вызывает комендант го-рода Соколинска обер-лейтенант господин Краус!
– Папа! – Галя бросается  к отцу. Но её останавливают. Мать в отчаянии. Немцы уводят Лисовского...
•••
Все трое: Елена Григорьевна, Гриша и Сашко стоят в сарае. Сын держится за боль-ное плечо, но  в глазах – боль и радость.
– Что с тобой? – сокрушается мать.– Ты какой-то совсем не такой.
– Мама! Мама! Наш папа жив! – радостно сообщает Григорий. – Я только что видел его на рынке. Даже разговаривал с ним.
Елена Григорьевна удивлена:
– Что ты говоришь, сынок? Почему на рынке?
Сашко поясняет:
–  Немцы там пленных держат.
Кравцова торопливо снимает фартук.
– Тогда я сейчас же побегу к нему.
– Нет, мама. Успокойся. Туда сейчас немцы никого не подпускают.
– Почему?! Я тоже хочу увидеть нашего папу.
В разговор опять вмешивается Сашко.
– Тетя Лена, там сейчас всё перекрыто. Наш самолет сбросил бомбу прямо на плен-ных. И теперь немцы вывозят убитых за город.
– Он что, убит?!
Сашко успокаивает её:
– Нет, дядя Вася жив. Мы его видели и даже с ним разговаривали. Он помахал нам рукой. А Грише досталось от немца прикладом, за то, что он близко подошел к ограде.
– Как же так? – сомневается мать. – Наш самолет?! Сбросил бомбу прямо на плен-ных?!
– Да, мама, – подтверждает Гриша. – Я сам видел на самолёте большую красную звезду. Но папа жив! Сказал, чтобы ты попросила у охранников отпустить его.
Сашко растолковывает:
– Говорят, что немцы отпускают пленных. Нужно только сказать, что это твой род-ственник. Ну и нужно что-нибудь подарить им.
В глазах Кравцовой слезы радости и решимость. «Я знаю, кого попросить, чтобы освободили Васю. Он не откажет мне…»
•••
Огороженный колючей проволокой городской рынок. По-прежнему вокруг него толпятся местные жители. Из рынка доносятся крики страданий и болей раненых военно-пленных. Периодически одна за другой из ворот выезжают подводы груженные трупами военнопленных. Местные жители заглядывают в каждую проезжающую подводу – нет ли кого из знакомых или родственников. Наблюдая грустную эту картину, многие жители плачут. Лишь изредка раздаются истеричные крики – значит, кого-то постигло горе…
•••
Густав Краус сидит за столом в доме Кравцовых. Входит Елена Григорьевна и ста-вит перед ним миску с борщом.
– Гут, хорошо, – вдыхает Краус приятный запах и пробует на вкус: – Зер гут! Очен вкусно. Спасибо, Елена Григорьевна.
Он не ест, ожидает, что она уйдёт, но та стоит, не решаясь обратиться к Краусу с просьбой. «Хорошо ли я поступаю? Как он воспримет её?»
– Ну, что же вы, Елена Григорьевна. Еще раз вам спасибо за борщ.
Наконец ей удается преодолеть нерешительность.
– Среди военнопленных, на рынке, мой муж, – с надеждой смотрит она на Крауса.
Тот улыбается:
– А, понимайт. Ви ждёт награда за вкусный борщ?
– Да, – утвердительно кивает Кравцова. – Я слышала, что это возможно, когда про-сят родственники.
– О! Я! Я! Ми не воевать с военнопленный. Германский армий скоро добьется пол-ный победа, и весь русский зольдат будет распущен по домам. Курт! – кричит он.
Появляется денщик. В руках у того сапог и сапожная щетка.
– Привести военнопленный Кравцов, – приказывает он. – Как его имя? – обращает-ся он к хозяйке.
– Кравцов Василий Сергеевич, – торопливо отвечает она.
Денщик освобождается от сапог и выходит из комнаты.
– Скоро ви будет целовать ваш муж, – Краус говорит такие обнадёживающие слова и  тут же задаёт коварный вопрос: – Я надеюсь, что он не коммунист?
Кравцова даже вздрогнула от такого вопроса. «Что же сказать? Придется соврать». Но неожиданно Краус сам же и ответил на свой вопрос:
– Впрочем, комиссаров и евреев мы в плен не берём, а расстреливаем на месте…
•••
В сопровождении автоматчика у ворот концлагеря появляется денщик Курт и предъявляет охранникам свой документ. Те услужливо козыряют, и с помощью рупора над рынком разносятся слова объявления:
– Военнопленный Кравцов Василий Сергеевич, немедленно подойдите к выходу! Вас ждут!
Тот появляется довольно быстро. Завидев Курта и автоматчика, Кравцов пытается  угадать: «Поведут на расстрел, как комиссара или отпустят, как простого военнопленно-го?»
И вот его, как арестованного ведут по улицам города. «Но куда?!» Проходят рядом с домом, над дверями которого написано «Комендатура». Сердце у Кравцова забилось чаще. «Кажется, сработал первый вариант. Значит, будет допрос, а затем расстрел или опять концлагерь».
Неожиданно автоматчик оставляет Кравцова наедине с денщиком, а сам направля-ется к крыльцу комендатуры. Именно в этот злополучный момент к крыльцу подкатывает открытый военный автомобиль комендатуры. На заднем сидении замечает Лисовского и пытается отвернуться. «Нельзя чтобы он меня видел». Но поздно – они встречаются взглядами.
Лисовский не сразу узнает в нём Кравцова. Некоторое время он сомневается. «На кого же похож этот военнопленный?» К тому же его подталкивает к крыльцу немец, не дает ему, как следует разглядеть того. Лишь быстро поднявшись вверх по ступенькам, он смог  обернуться. «Точно, это он –  комиссар Красной Армии…»
•••
Курт и Василий Сергеевич идут дальше и вскоре входят во двор его дома. Там ден-щик его отпускает. Волнующая встреча в сарае – мать, отец и сын радостно обнимаются.
– Спасибо коменданту Краусу, что он отпустил тебя, – доверчиво поясняет она. –  Видно он человек не плохой.
Василий Кравцов удивлён:
– Ты что просила его об этом?
– Да, просила. А что тут такого?
– Он так поступил потому, что не знал, что я комиссар Красной Армии. Поэтому здесь мне долго нельзя задерживаться. 
Елена Григорьевна вся в волнении:
– Но ты, Вася, хоть немного поешь, да и перевязать нужно рану. Я сейчас.
Выбежав из сарая, она возвращается с кастрюлей в руках.
– Как пахнет, – поводя носом, Василий Сергеевич поднимает крышку и вдыхает аромат свежего борща. – Давно я не ел такого. Да и вообще я сейчас очень голоден.
Мать просит сына подложить дров в печку. Тот выбегает. Василий Сергеевич с жадностью откусывает хлеб, быстро жуёт и глотает пищу. В паузах говорит торопливо:
– Мне действительно нельзя надолго оставаться у вас. Возле комендатуры я встре-тился с глазу на глаз с Лисовским. Зачем-то его туда привели. Или может он там работа-ет? Мы обменялись с ним взглядами. Как бы не выдал меня.
Елена Григорьевна с сомнением пожимает плечами, пытается возразить:
– Лисовского я знаю как порядочного человека. Неужели он может пойти на такое предательство?
– Смотря, как сложатся обстоятельства, – поясняет муж. – Прижмут, пойдет на что угодно. Поэтому я не могу рисковать вами. Мне нужно немедленно уходить из города в лес. Там много бродит наших солдат. Будем выходить из окружения и снова бить немцев.
Сын возвращается и садится рядом с отцом:
– Как же ты, папа, попал в плен? Где Красная Армия? Почему она не прогонит нем-цев?
Отец отвечает уклончиво:
– Придёт время – прогоним. Понимаешь, сынок, прошляпили мы. Немец оказался  коварным противником. Мы надеялись на договор с Гитлером о ненападении, но он об-манул нас: ударил в самый неподходящий момент, когда мы, почти безоружными, прохлаждались в летних военных лагерях.
Сын смотрит на отца с недоумением:
– Куда же делись наши танки, пушки и пулеметы?
– Да всё осталось на месте основной дислокации, ни разу даже не выстрелив. Всё уничтожили немецкие самолёты. Но немца мы все равно побьем. В лесах много наших солдат. Мы еще повоюем. Не будет немцам пощады на нашей земле…
Мать вносит тазик с тёплой водой.
– Давай, Вася, промою и перевяжу твою рану. Подставляй голову.
Осторожными движениями Елена снимает кусок прилипшего окровавленного бин-та. Промывает рану. Муж кривится.
– Что, больно? – спрашивает жена.
– Да терплю, – сквозь боль отвечает Василий Сергеевич.
Елена Григорьевна испуганно спрашивает:
– Вот ты уйдёшь, а что будет с нами? Что делать нам? Ведь и нам нельзя здесь оста-ваться надолго.
– Уходите в деревню к моим родителям. Они вас примут. Говоришь, что Краус не-плохой немец?
– Да, он сразу выполнил мою просьбу. Вот поэтому ты и здесь.
– Странно как-то получается. Вышвырнул вас из дома и вернул меня из лагеря, – вслух размышляет Кравцов. – Но все равно мне нужно срочно уходить. Да и вы немед-ленно собирайтесь…
•••
Густав Краус сидит за столом в своём кабинете. В стороне, клацая по клавишам пишущей машинки, сидит немец в очках – переводчик. У стены на стуле примостился Лисовский. Упёршись глазами в своего собеседника, Краус начинает с ним деловой раз-говор:
– Нам известно, что ви работать в редакций городской газета и выступать в под-держку Советская власть.
– Я... меня... – подскакивает Лисовский со стула.
– Зитцен! Сидеть! – кричит на него Краус и продолжает: – Мы также знаем, что ваш отец имел недалеко отсюда, в село Подгорки, богатое имение, которое большевики у него отобрать. Ви можете получать его обратно, если будет помогать нам в борьба с больше-визмом.
– Так... я же, – Лисовский пытается что-то сказать, – мне,  я...
Пока тот мнется, Краус неожиданно заявляет:
– Ви назначается редактор новый оккупационный газета: «Свободный Соколинск». – Через неделя должен выходить первый номер. Получите много немецкий марка и воен-ный паек. Фрау Лисовская будет очен рада. – Обращается к немцу в очках: – Выдайте па-ну Лисовскому аванс.
Тот кладёт перед ним лист бумаги, сверху – авторучку и пачку оккупационных ма-рок.
– Распишитесь.
Лисовский дрожащей рукой выводит свою фамилию.
– Желаю успех, пан Лисовский, – поздравляет Краус его и добавляет: – Если заме-тить в город еврей или коммунист, немедленно сообщать нам. За каждый ви получать на-града.
– Буду стараться, пан комендант, – учтиво кланяется тот.
– И помните, – предупреждает Краус. – За предательство ми будет вас вешать, а се-мья – стрелять.
– Я – ничего... – лепечет тот. – Я буду хорошо работать.
– Вот и договорились, пан Лисовский. – Тогда ви очень скоро получать имение сво-его папа. А теперь можете ходить домой. До свидания.
Лисовский старательно кланяется и пятится к двери. Но вдруг, что-то вспомнив, ос-танавливается и заговорщицки произносит:
– Господин комендант. Я видел одного очень важного человека. Я узнал его. Он комиссар Красной Армии!
– Фамилия! – вскакивает со стула Краус. – Где живет?!
– Кра... Кравцов, – трусливо заикается Лисовский, – Василий Сергеевич…
•••
Василий Кравцов ещё не ушел – сидит на стуле в сарае. На нём чистая гражданская одежда. Голова перевязана свежим белым бинтом. Входит Елена Григорьевна. В руках у неё старый командирский китель и брюки с лампасами.
– Вот сберегла, не выбросила, – показывает она. – Теперь пригодилось. В лесу пе-реоденешься. Чтобы свои признали.
– Какая же ты умница у меня, – восхищается Василий Сергеевич. – Всё предусмот-рела.
Она сворачивает вещи и заталкивает в вещмешок. Туда же отправляет и остатки  хлеба, завернутые в бумагу.
– А вы как же? – муж смотрит вопросительно на жену.
Та уверенно отвечает:
– Ты, Вася, о нас не беспокойся. Мы найдём что покушать. Да и люди помогут.
– Так вы сразу идите к моим родителям в Поддубицы. Там и перебьётесь. Они хо-рошо вас примут.
Отец обращается к сыну:
– Гриша, ты не знаешь, где надувная лодка?
– Так вот она. И насос здесь же, –  всё это он достает из соломы. – Что, папа, по-плывёшь на тот берег?
– Через мост сейчас не пройти. Задержать могут.
Все выходят во двор. Некоторое время стоят молча, обнявшись. Каждый думает об одном и том же: удастся ли ещё  встретиться?
– Ну, мне пора, – тревожится отец. – К реке пойду. Огородами. Надую лодку и... в лес. – Кравцов ещё раз обнимает жену и сына. Целует. Машет на прощанье рукой и быст-ро уходит...
•••
Мать и сын остаются во дворе одни.
– Пора и нам собираться, – говорит мать. – Пойдём, Гриша.
Они возвращаются в сарай, начинают собирать вещи и вдруг слышат, как возле во-рот дома останавливается автомобиль комендатуры. Григорий подбегает к забору. Сквозь щель видит, как из машины вылазят Краус, автоматчик и солдат с собакой. За рулем оста-ётся шофер Отто. Сзади, пугливо озираясь, сидит Лисовский.
Гриша вбегает в сарай:
– Мама, Краус и немцы с собакой приехали, – настороженно говорит Григорий. – И Лисовский с ними. К нам идут.
Та испуганно вскрикивает:
– Это не к добру! Наверное, отца ищут! «Прав был Вася. Лисовский всё-таки выдал его».
Первым в сарай входит Краус. Торопливо осматривается. Следом за ним заходят и остальные. Указывая стеком на Елену Григорьевну, раздраженно спрашивает:
– Где ваш муж?! Немедленно говорить!
Но Кравцова молчит. «Нужно потянуть время, пока Вася скроется».
– Отвечать! – кричит Краус. – Ви меня обмануль!
Понимая, что молчанием Крауса долго дразнить нельзя, наконец отвечает:
– Не знаю. Ушел куда-то.
Комендант в гневе мечется по сараю:
– Немедленно говорить, куда шел?!
– Он не сказал.
Немец дает собаке понюхать бинт, снятый с раны Василия Кравцова. Сначала пес  шарит в сарае, затем выбегает во двор. Крутится в нём туда-сюда. А время идёт…
– След! Ищи! – немец торопливо понукает собаку.
Наконец та тянет солдата к тропинке, ведущей к реке. Краус и автоматчик бегут за ним. И тут же в дверях появляется шофёр Отто. Быстро сбивчиво говорит:
– Ви есть бежать! Краус – пуф, пуф! Стреляйт! Шнель! Бистро!
Выговорившись, он машет рукой и поспешно уходит.
Гриша пытается переводить:
– Мама! Он говорит, что нам нужно скорее бежать! Нас могут убить!
– Да, да! – поспешно окидывая взглядом сарай, соглашается мать. – Уходим, ухо-дим!
И вдруг встревожено говорит:
 – А как же Лисовский?! Он же в машине сидит. И сразу нас выдаст.
Сын задумывается:
– Да, на улицу нам соваться нельзя.
– Ну а что же нам делать?
Григорий хлопает себя по лбу:
– Так мы уйдём через соседний двор. Я знаю в заборе лазейку.
Неожиданно со стороны реки доносятся автоматные и пистолетные выстрелы…
– Убили! Убили! – вскрикивает Кравцова.
Прижав руку к сердцу, пытается сесть на стул. Гриша помогает ей. Хватает кружку, зачерпывает из ведра воды и торопливо подносит ко рту матери…
– Мама, я не хочу умереть! Мне нужно ещё отомстить немцам за смерть моего па-пы! Так что пошли быстрее!
Прихватив кое-какие вещи, они покидают сарай. Сквозь лаз в заборе проникают в соседний двор, а из него выбегают на поперечную улицу…
•••
По лесной дороге без особой напряги лошадка тянет телегу. В ней, кроме старичка  извозчика, охапка сена, да два пустых бренчащих бидона. Отчего лошадка бежит легко, норовисто. Неожиданно из кустов на дорогу выходят Григорий и Елена Кравцовы. Про-сят подвести.
– Т-п-р-у-у! – натягивая поводья, старичок останавливает телегу. – Садитесь. В но-гах правды нет. Да и поклажа у вас тяжелая. А то мой скакун застоялся в городе. Так и норовит пуститься в галоп. Но пусть теперь поработает.
Кравцовы усаживаются, свесив ноги по сторонам телеги, благодарят деда.
Н-о-о! Поехали! – хлопает старичок вожжами по крупу лошади. Интересуется: – А куда вы, родимые, путь держите? В какое село?
– Да вот с сыном решили пройтись по соседним сёлам, – отвечает Елена Григорьев-на. – Может картошки выменяем или ещё чего? А то в городе, сами знаете, еду трудно теперь достать. Ну, а вы куда едете?
– В Поддубицы. Может быть, слышали про такое село?
– Так нам же туда и надо, – обрадовалась Кравцова.
– Ну, вот видите, как всё хорошо получилось, – отзывается дед. – Вовремя мы с ва-ми встретились. А то от города к нам идти далеко. Вот я за всех сельчан и курсирую меж-ду городом и деревней, чтобы обменять что-нибудь на их молоко.
Елена Григорьевна беспокоится:
– А как же немцы? Разрешают вот так вам свободно ездить?
– Да когда как. Вот давеча остановили, и всё допытывались, не видел ли я где сол-дат наших? А где я увижу их? С тех пор стараюсь сторониться немцев.
Чувствуя, что на деда положиться можно, Кравцова продолжает откровенный раз-говор:
– В том селе живут родители моего мужа. Кравцовы они. Может вы знаете их?
– Да кто не знает Кравцовых? – довольно улыбается старичок. – Их хата недалеко от нас, почти соседи, У них сын какой-то большой военный начальник.
– Всё правильно, дедушка, – соглашается Елена Григорьевна.
Неожиданно сзади раздаётся шум автомобильного мотора. Кравцова встревожена.  «Может, нас ищут?» Просит старичка остановить лошадь. Но тот оказался не таким уж простым – видно сообразил, что ищут его попутчиков, и, круто развернув телегу, напра-вил её в самую гущу леса.
– Переждём здесь. Пусть проедут.
Спрыгнув с телеги, он пробирается поближе к дороге, и чуть раздвинув по сторонам ветви деревьев, пристально наблюдает. Машина проезжает мимо и старичок возвращает-ся.
– Ну, что это была за машина? – спрашивает Елена Григорьевна.
– В городе такую я часто видел, –  поясняет тот. – Без крыши она. В ней четверо немцев с собакой.
«Значит, нас ищут», – понимает Елена Григорьевна.
– Выезжать скоро не будем, – догадливо говорит старичок. – Подождём здесь. Если  вас по дороге ищут, то могут скоро вернуться?
И действительно, вскоре машина проезжает в обратном направлении…
•••
Комната уставленная типографским оборудованием. Лисовский и двое мужчин в синих халатах наблюдают, как из линотипа одна за другой выбрасываются газеты. Входят Краус и немец в очках. Все поворачиваются к вошедшим. Указывая на печатный станок, Лисовский бойко докладывает:
– Госпдин Краус! Первый номер газеты «Свободный Соколинск» уже в производст-ве!
Комендант берёт одну из газет и бегло просматривает.
– Гут! Зер гут, господин Лисовский, – одобрительно кивает он. – Передовица «За новый порядок в Украине» великолепна! Теперь ви должен подготовить обращение к мо-лодеж города с призывом записаться доброволец на работа в Германия. Великую Герма-ния! – подчеркивает он.
Лисовский внешне доволен.
– Спасибо, герр комендант, за одобрение моей работы.
Краус продолжает:
– Мне известно, что у вас есть дочь Галья. Надеюсь, что я увижу её в числе первых доброволец?
– Я, в общем-то, был бы рад, – мнется тот, – но...
Краус перебивает его:
– Отлично, пан Лисовский! Я одобряю ваше решение. Ваша дочь будет знакомиться с высокой немецкий культура. Я думаю, что ви скоро вступит во владение отцовский имение.
– Спасибо,  господин Краус, – почтительно кланяется Лисовский…
•••
Сельский дом родителей Василия Сергеевича Кравцова. Большая светлая комната. Деревенская обстановка. Подперев голову рукой, за столом сидит Елена Григорьевна. Тут же – пожилые мужчина и женщина – родители мужа. Григорий сидит в стороне на сунду-ке – читает учебник немецкого языка.
– Вот так мы и спаслись, – грустно говорит Елена Григорьевна. – Спасибо, что нас подвёз ваш селянин. Он возит в город молоко на продажу.
– Да, есть у нас такой храбрец, – соглашается свекор. – Немцы разрешили ему во-зить молоко, так как сами пользуются его услугами.
– Ах, вот почему он без опаски разъезжает по сёлам? – поднимает голову Елена Григорьевна. – А он нас не выдаст?
– Да нет, не беспокойтесь. Он порядочный человек. Но, всё  же, больше ни с кем о Васе не говорите.
– Спасибо, что предупредили, – соглашается Елена Григорьевна и продолжает рас-сказывать: – И вот мы у вас... А Васю, наверное, немцы убили... Не уберегла я его, – под-нимает она заплаканные глаза на свекровь. – Если бы он ушел раньше, то мог бы остаться живым...
– Нечего хоронить сына заранее, не зная ничего о нём, – строго говорит та. –  Ты же мертвым его не видела?
– Но там же стреляли, – пытается оправдаться невестка. – Но, дай бог, чтобы Вася успел убежать.
В разговор вмешивается Гриша:
– Мама, давай я схожу в город. Может, Сашко что-нибудь знает о папе? Такая была стрельба…
– Нет! Нет! – решительно возражает мать. – Это очень опасно... Я не хочу потерять  и тебя, сынок.
– Не беспокойся, мама. Ничего со мной не случится. Всё разузнаю и скоро вер-нусь…
•••
Соколинск. Дом, в котором вместе с дедом Ермилием, проживает Сашко. Доброт-ные ворота прикрывают просторный двор. Рядом – такая же крепко сколоченная калитка. Под стать ей на двери болтается круглая металлическая ручка. Чтобы вызвать хозяев дос-таточно постучать ею о железный квадратик двери.
Кто-то идет по улице: одежда обычная летняя, на голове, натянутая почти на глаза, кепка. Прохожий останавливается у ворот. Оглядевшись по сторонам, протягивает руку к дверному кольцу и негромко стучит. Наконец со двора доносится хриплый мужской го-лос:
– Хто там? Кого надо?
– Дедушка Ермилий. Это я, Гриша Кравцов.
Гремит засов. В створе открытой калитки появляется дед.
– Заходь скорише. Перепугал ты меня, Гришка. Думал, что немцы опять пришли.
Тот быстро протискивается в калитку, и они входят в дом. Григорий удивлён:
– Что, у вас были немцы? Что им было нужно у вас? Может меня с мамой искали?
– Да у меня горе!– чуть не плача отвечает дед. – Сашка забрали!
– Как забрали?! – восклицает Григорий. – За что?!
– В Херманию. На работу. Тут було такое! Ходили нимцы и полицаи по хатам и за-бирали девчат та хлопцив. Бабы ревут. Диты плачут. Прямо настоящий Содом и Гоморра!
– Так где же теперь Сашко?
– Соседка говорила, что на станцию их повезли. Там, якобы, стоят наготове два то-варных вагона.
Григорий возмущён:
– Значит, повезут как скот?
Вместо ответа Ермилий спрашивает:
– Слушай, Гриша, ты не сказал, где вы с матерью теперь живете? Сашко хотел по-видать тебя, но ни в сарае, ни дома никого не нашел. Даже германцы съехали. Соседи сказали, что вы там давно не живёте. Так он ворота и двери в дом и в сарай тщательно за-колотил. Чтобы чужие не лазили.
– Сашко молодец. Всё сделал правильно. Спасибо ему. Мы временно перебрались в деревню к знакомым. Там безопасней.
Дед добавляет:
– Да и с харчами получше будет.
– Так у них там есть всё свое, с огорода.
Ермилий достает из-за печки небольшой топорик и начинает колоть на стружку не-большое полено – для растопки печки. Подсовывает их под дрова, аккуратно уложенные в грубу.
Подняв топорик, Григорий вертит его в руках, проверяет пальцем остроту лезвия.
– Чого ты, Гришка, его так разглядываешь? – интересуется дед.
– Да хочу пробраться в свой дом и забрать кое-какие вещи. А голыми руками доски не отодрать. Можно я возьму этот топорик с собой? Обещаю, что скоро верну.
– Та бери, если нужно, – соглашается дед. – У меня и побольше топор есть.
– Да нет, спасибо дедушка, мне и этого хватит.
Григорий засовывает топорик за пояс брюк, сверху прикрывает рубашкой и собира-ется уходить.
– Ну, до свидания, дедушка. Сначала пойду на станцию. Может, Сашка увижу.
– Только будь осторожен, – наставляет Ермилий. – Смотри, чтобы и ты не загремел  в Херманию. Будешь дома, передавай от меня привет Елене Григорьевне.
Григорий кричит уже от ворот:
– Хорошо, дедушка! Обязательно передам!..
•••
Привокзальный перрон. На первом пути стоит эшелон из нескольких пассажирских и   двух крытых товарных вагонов, к открытым дверям которых, приставлены деревянные сходни. Окна обиты колючей проволокой. На перроне в окружении автоматчиков вы-строились в две шеренги подростки – отдельно юноши и девушки. У большинства в ру-ках узелки. Полицейские посторонних на перрон не пускают. Из толпы горожан доносят-ся прощальные крики отчаяния. Здесь же, поигрывая стеком, прохаживается Густав Кра-ус. Рядом с ним – несколько офицеров и охрана.
Гриша пробирается сквозь толпу поближе к подросткам и замечает Сашко. Голова опущена. Белобрысые волосы спадают на лоб. На плечах – пиджак, в руках – узелок с едой.
– Сашко! – кричит Григорий и машет тому рукой.
Тот оборачивается на зов, кричит:
– Прощай, Гриша!
Раздается команда:
– Ахтунг! Внимание! По вагонам!
Под звуки немецкого марша, немцы подталкивают ребят к сходням. Посадка на по-езд началась...
На перроне появляется Лисовский – ведет за руку упирающуюся Галю. Девушка плачет:
– Папочка! Родненький! Отпусти! Я не хочу в Германию!
Лисовский подводит дочь к коменданту. Заискивающе заглядывая ему глаза, чётко выговаривает:
– Вот моё доказательство преданности Германии, герр комендант!
– О! Шён прекрасная фрейлин Лисовская! – Краус приподнимает за подбородок её голову и разглядывает заплаканное лицо девушки. – Плакать нет. Ви должна радоваться ехать в Великий Германия!
Краус достаёт носовой платок и прикасается им к мокрым щекам девушки. Подо-звав  немку в солдатской форме, вежливо ей приказывает:
–  Пожалуйста, проведите фрейлин в вагон!
Та берет Галю под руку, и уводит к вагону, предназначенному для девушек. С пре-зрением смотрит Кравцов на сцены унижения. Его взгляд скользит по грустным лицам ребят, выглядывающих из широких деревянных дверей, на время застывает на окошке задёрнутым колючей проволокой и вновь возвращается к двери. И вдруг как бы сама со-бой у него зарождается авантюрная мысль. «Это даже лучше, что ребят повезут не в пас-сажирских вагонах. Я знаю теперь, как освободить Сашко и ребят».
Посадка закончена и Краус с Лисовским покидают платформу. Григорий сообража-ет: 
«Вот теперь можно действовать». Некоторое время он колеблется, а затем, пытается  прорываться сквозь оцепление.
– Хальт! Стой! – немцы и полицейские останавливают его, хватают за руки.
Подходит унтер-офицер, командующий посадкой. Молча изучающе смотрит на Кравцова.
– Я доброволец! Хочу в Германию! – чётко по-немецки выговаривает Григорий. – Посадите меня к ребятам! – указывает он на вагон, из дверей которого выглядывают Саш-ко.
Строгий вид унтер-офицер тут же меняет на улыбку:
– Доброволец! Это очен корошо! – удовлетворенно восклицает он, и сам отводит Кравцова к вагону.
– Он есть ваш начальник! Выполнять его приказ! – указывая на Кравцова, безапел-ляционно заявляет он. 
Впуская Григория в вагон, ребята расступаются. На их лицах недоумение и насто-роженность. Сашко удивлен:
– Ты что, сдурел? Зачем напросился?
– Не шуми, – успокаивает его Григорий. – Так надо.
Солдаты задвигают двери вагона и машут машинисту, что можно ехать. Раздаётся  гудок паровоза и поезд с невольниками трогается...
•••
Стучат колёса вагонов. Развиваясь по ветру, уплывает в даль дым паровоза. Ребята плотным кольцом окружают Григория. По их скептическим лицам видно, что они не со-всем доверяют ему. Особенно недоволен его лучший друг Сашко:
– Кто же тебя надоумил ехать в Германию? Может, немец какой? Что-то не верю я в твою добровольность. Говори правду – зачем поехал? Кто послал? За нами будешь сле-дить? 
– Да вы что, ребята, – Григорий загадочно обводит взглядом ребят. – Разве я могу на это пойти? Предать вас, своих друзей?
– Уж очень складно все у тебя получается, – говорит кто-то. – Почему мы должны тебе верить?! Нас всех забрали насильно, а ты – смотри, какой доброволец нашелся. Го-вори зачем поехал в Германию? Ну и дурак же ты!
К удивлению всех Григорий соглашается с ним:
– Ты правильно всё говоришь, парень. Меня устраивает быть дураком. С дурака и спрос меньше. И немцы так думают. Но я не предатель, как отец Гали Лисовской. Я ви-дел, как он силой привёл её к поезду. И ещё он выдал немцам моего отца. Сказал, что он коммунист. А коммунистов немцы расстреливают! Вот это предательство! Добровольцем же я стал потому, чтобы помочь вам.
Сашко выступает в защиту друга:
– Я понимаю так, что ты, Гришка, не случайно пошел в добровольцы. Ведь мы тебя знаем, как большого выдумщика. Что же ты придумал на этот раз?
Григорий задирает рубашку и, выдёрнув из-за пояса брюк, топорик, победно под-нимает над головой:
– Вот он и поможет бежать нам!
Ребята недоуменно переглядываются, не решаясь высказать что-либо определённое. Наконец кто-то из них восклицает:
– Я догадался! В вагоне мы прорубим дыру и немцы нас только и видели!
– А ты хорошо подумал? – остужает его Кравцов.
– А чего тут думать? – ершится тот. – Давай топорик.
– Ну и где ты будешь её рубить? В полу? В стене? А может, разворотим окно ваго-на?
– Да какая разница где? Лишь бы быстрее удрать отсюда.
Но Кравцов топорик не отдает:
– Конечно, ты правильно мыслишь. Однако вылезти из вагона на ходу поезда будет очень рискованно – можно попасть под колёса. Да и не каждый из вас на это отважится.
– Да, Гришка, ты прав, – соглашается тот. – Этого я не учёл. Что же ты предлага-ешь?
Вместо ответа Григорий спрашивает:
– Может у кого есть ещё предложения?
Но все стоят молча, не смея раскрыть рта. Воспользовавшись замешательством, Кравцов уверенно продолжает:
– Значит, других предложений нет? Тогда разъясняю для непонятливых. Дыру мы прорубим в дверях вагона, откинем засов и отодвинем дверь. Прыгать будем по ходу по-езда. И всё это нужно проделать ещё до первой остановки нашего эшелона, пока поезд далеко не увёз нас. Да и река впереди широкая: как мы будем её форсировать? Так что пора за работу. Ну что, есть желающие? – Григорий играет топориком. – Или мне самому  рубить?
Первым отозвался Сашко:
– Давай я начну. Только покажи, где дыру будем рубить?
– Да прямо над засовом. Так, чтобы было удобней его откинуть.
Вместе они намечают место для вырубки, и Сашко размахивается топориком. Летят во все стороны щепки…
Ребята восхищены. Наперебой хвалят его:
– Ну ты, Гришка, даёшь. Придумал такое. Значит, рискнул ради нас?! Да и немцы тебя оценили – назначили над нами начальником.
Григорий пытается остановить их:
– Ну, хватит меня хвалить. Просто так получилось, – улыбается он… 
•••


            
Вечереет. Поезд движется через лес. Сменяя друг друга, ребята вырубают дыру. Григорий первым просовывает в неё руку и откидывает засов. Все вместе навалившись на дверь, отодвигают её. И тут же в вагон врывается свежий порыв воздуха. И снова разда-ется радостный крик: «Ур-р-а-а!»
Дорога идет на подъем, отчего паровоз натужно пыхтит, а поезд медленно движет-ся. Можно спокойно прыгать.
– Ну, кто будет первым? – спрашивает Григорий.   
Кто-то из ребят предлагает:
– Так ты, Гришка, первым и прыгай. Покажи нам, как это делается.
Тот шутливо отнекивается:
– Нет, мне нельзя первым. Я здесь вроде бы как капитан этого корабля – сами нем-цы назначили. А тонущий корабль капитан покидает последним.
Первым решается прыгнуть Сашко. Разбежавшись по ходу поезда, он приземляется и, взмахами рук, зовёт к себе остальных. Пример оказывается заразительным, и вскоре в вагоне остаются лишь двое: Гриша и маленький паренёк по имени Юра – тот никак не решается прыгнуть.
– Ну скорее же, Юра, скорее! – упрашивают его Григорий. – Или ты хочешь по-пасть в Германию?!
– Нет. Я сейчас прыгну, – бормочет тот. – Только поезд пойдет чуть медленнее.
– Так он и так едет медленно. Не бойся, все будет хорошо.
На повороте из дверей вагона хорошо видны совсем близко силуэты станционных построек.
– Ну давай же прыгай скорей! – торопит его Григорий. – А то уже близко станция. Как бы не было поздно.
Паренёк нервничает, не может никак собраться. Поезд ещё больше замедляет ход и  Юра, наконец, прыгает.
Григорий тоже собрался прыгнуть, но вдруг замечает, как мимо открытых дверей  медленно проплыла одинокая фигура немецкого солдата с винтовкой. Затем ещё... и ещё...
•••
Поезд останавливается. Заметив открытую дверь, в вагон поднимаются солдат и ун-тер-офицер.
– А где остальные! – кричит тот на Григория. – Почему дверь открыта?!
– Не знаю, как получилось.
Унтер-офицер оглядывая пустой вагон и замечает на полу топорик. Поднимает его, вертит в руках. У двери замечает свежие щепки. Указывая на дыру в двери, кричит на Григория.
– Твоя работа?! Вот ты какой доброволец?!
Но тот молчит.
– Отвечайт! – немец размахивается на него топориком.
Но удара он не наносит. Опустив топорик, говорит притворно спокойно:
– Убил  бы, но за тебя дадут много марок!
Повернувшись спиной к Григорию, он резко вдруг разворачивается и сильно бьет его кулаком в лицо. Тот отлетает в угол вагона и даже на миг теряет сознание. С губ и с носа струйками стекает кровь…
– В другой вагон! – приказывает он солдату.
•••
И снова поезд с невольниками мчится на запад. День и ночь. Ночь и день. Сквозь, опутанные колючей проволокой окошки, расположенные в самом верху вагона, выгляды-вают ребята и девчата. Мелькают названия станций: Ярослав, Краков, Катовице, Острава, Брно... Поезд  останавливается редко – быстро следует всё дальше и дальше...
•••
Ермилий сидит за столом – чинит старые истоптанные сапоги. На кончике носа ви-сят очки. Куском смолы усиленно натирает дратву – один конец привязан к гвоздю, вби-тому в край стола. С другой стороны стола сидит Сашко.
Слышится стук в ворота. Внук вскакивает и торопливо лезет в подполье. Убедив-шись, что тот спрятался, дед выходит во двор.
– Хто там? – спрашивает он сквозь калитку.
– Дедушка Ермилий, это я, Елена Григорьевна – мать Гриши Кравцова, – отзывает-ся тихо она.
Тот гремит дверным засовом и впускает Кравцову во двор.
– Гриша у вас? – спрашивает с надеждой она.
Дед чешет затылок:
– Да, был несколько дней назад, но ушел на станцию и больше не появлялся. Да ты проходи в дом. У нас есть, что тебе рассказать...
Ермилий приподнимает крышку от погреба:
– Вылазь, внучок! Свои.
Кравцова садится за стол. Вскоре подходит Сашко:
– Здравствуйте, Елена Григорьевна.
Та тоже учтиво кивает и сразу набрасывается на него с вопросами:
– Что это ты по погребам прячешься? От кого? И зачем Гриша пошел на станцию? Что ему было там нужно?
Но вместо ответа Сашко молча смотрит на деда. Тот тоже мнётся, не знает, что ей сказать.
– Так знаешь ты или нет, где мой сын? – в её голосе слышатся нотки тревоги.
Тот, наконец, отвечает:
– Конечно, знаю. Хотел попрощаться с ребятами, которых немцы отправляли в Германию. Но так получилось, что... – замолчал он…
Кравцова явно встревожена:
– Что получилось?! – восклицает она. – Он жив?!
– Не знаю, – неуверенно произносит Сашко. – Наверное…
Такой ответ ещё больше поверг Кравцову в уныние. В разговор вынужден вмешать-ся Ермилий:
– Слушай, Сашко, Елена Григорьевна ничего не знает. Так что расскажи всё попод-робней.
Та, с предчувствием какой-то беды, приготовилась слушать.
– Ну, давай, Саша, рассказывай, что на станции с ним случилось, – с трудом выго-варивает она слова. – Мне нужно знать всё: где он сейчас, что с ним?..
•••
В окошке вагона, забранного колючей проволокой, видна голова Кравцова. Мель-кают названия станций: Пльзень, Швандор, Регенсбург. Поезд медленно подходит к перрону, скрепит тормозами и останавливается.
– Вот и Великая Германия! – язвительно произносит он. – Наконец добрались.
Привокзальная площадь города Регенсбурга. Кругом охрана. Поезда с невольника-ми ждут богато одетые пожилые немки и немцы – владельцы пригородных поместий… Открываются двери вагонов. Слышна команда на двух языках: немецком и русском:
– Выходи! Быстро!
Измученные тяжелейшим переездом, грязные, голодные, еле стоящие на ногах, ре-бята с трудом спускаются на землю. Разминаются. Галя и Гриша находят друг друга. Пер-вый её вопрос прозвучал так:
– Я не понимаю, почему ты добровольно поехал в Германию? Зачем ты это сделал? «Может, ради меня?»
Ответ для неё был неожиданным:
– Да очень просто. У меня случайно с собой был топорик. Я догадался, как с его помощью можно освободить ребят. Прорубили дыру в дверях и открыли её. Все ребята выпрыгнули, а я не успел. Но это даже хорошо. Теперь я знаю, что ты, Галчонок, будешь жить в Регенсбурге. А вот где – ещё поискать придётся. Но я тебя обязательно найду, и мы вместе убежим, чего бы это ни стоило. Ты согласна?
– Да-да, – торопливо кивает Галя. – Я хорошо знаю тебя. Ты обязательно что-то придумаешь? Прости меня, что я плохо о тебе подумала.
Неожиданно раздается команда:
– В две шеренги стройся! Мальчики налево! Девочки направо!
– Значит, нас разлучают, – со слезами на глазах с горечью шепчет она. – Гриша, до-рогой, я боюсь оставаться одна, без тебя.
Их разговор прерывает окрик:
– Шнель! Шнель! Скорее!
К ним подбегает солдат и грубо толкает Кравцова к строю. Григорий сопротивляет-ся, кричит торопливо Гале:
– Прощай, Галчонок! Я обязательно найду тебя. И помни слова, что я записал в твой  альбом!
Галя прощально машет ему рукой:
– Я помню, Гриша! Прощай! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!
Галю тоже впихивает в колонну девушек и те начинают медленно двигаться к вы-ходу в город. Мальчиков значительно меньше. Их никуда не ведут – они почему-то остаются на месте…
•••
Двор дома дед Ермилия. Он и Сашко провожают Елену Григорьевну. Дед выгляды-вает из калитки на улицу:
– Никого. Может, остались бы? Сейчас опасно ходить по городу.
– Нет, пойду, – решительно заявляет она. – Я и так пробыла долго у вас. Если нем-цы найдут меня здесь, то и вас не помилуют.
Прикрывая лицо головным платком, Кравцова выходит на улицу.
– Ну, прощайте, – слегка машет она рукой.
– С богом! – крестит дед, удаляющуюся фигуру Елены Григорьевны.
Посматривая по сторонам, она торопливо идет по улице…
•••
Привокзальная площадь города Регенсбурга. Идёт бойкая торговля живым товаром. Немки деловито разглядывают ребят. Бесцеремонно заставляют снимать рубашки и пока-зывать свое тело, пробуют мускулы, щупают ребра, тычут пальцами в живот и даже пы-таются заглянуть в рот. Выбрав подходящего, отсчитывают унтер-офицеру марки и уводят ребят с собой.
С ненавистью Кравцов наблюдает за происходящим. «Наверное, так в рабовладель-ческом строе торговали рабами?! Людей покупают, гады! Настоящие варвары! Значит и я теперь раб?! Нет, бежать! При первой же возможности бежать! Жалко, что не знаю, где мне искать Галю. Но нужно обязательно найти её. И если удастся бежать, ух, как буду бить этих ненавистных гадов! Плохо только, что мать не знает, где я теперь нахожусь. Если что, то Сашко ей расскажет. А если он не возвратился домой? Беспокоиться она очень будет. Обязательно постараюсь вернуться домой, чего бы мне это не стоило!..»
Среди покупателей живого товара появляется фрау Краус. Она выделяется красивой стройной фигурой. Прохаживаясь вдоль шеренги ребят, она останавливается возле Крав-цова. Сразу же рядом с ней оказался и унтер-офицер. Его привлек не столько товар, сколько покупательница. Та же, не обращая на него никакого внимания, внимательно раз-глядывает Григория. Видно, что он ей понравился.
– Какой хороший парнишка. А мышцы, какие тугие, – щупает она их. – Но какой  худой. Неужели в России нечего кушать?
Услышав нелестную фразу о своём товаре, унтер-офицер парирует:
– Голодная собака легче приручается.
– О! Да! – соглашается немка. – Я беру его. Сколько?
– Пять тысяч марок
– Дороговато, всё же, – качает головой фрау Краус. – Могу дать только – четыре.
– Ну, хорошо – четыре с половиной, – снижает цену офицер. – Но только для вас.
– Дорого все же, – не соглашается немка.
– Зато отличный товар. Свеженький. Будете хорошо кормить – поправится.
– Нет. Больше четырех тысяч не дам. Уступайте.
Офицер что-то недовольно бурчит. Наконец соглашаётся.
– Ну, хорошо. Давайте ваши четыре тысячи, – протягивает он руку. – Уступаю. Только ради вашей красоты, – улыбается он, рассматривая в упор привлекательную фи-гуру красивой покупательницы.
Немка подает ему небольшой пакет с деньгами. Не считая, тот торопливо прячет его в карман и берет под козырек:
– К вашим услугам,  мадам!..
•••
На одном из уличных перекрестков Кравцова неожиданно сталкивается с Лисовским. Пытается пройти незамеченной, но тот останавливает её.
– О, мадам Кравцова! – любезно восклицает тот. – Куда это вы пропали? Некоторые заждались вас. Не хотите ли пройтись со мной? Поговорить нужно о вашем муженьке. Где он и что с ним?
Елена Григорьевна гневно бросает ему  в лицо:
– Отстаньте, предатель! Вы же выдали его немцам! А теперь интересуетесь, где он?  Иуда! Да и дочь вы свою предали, насильно отправив в Германию. Об этом говорит весь город. Выслуживаетесь перед немцами?!
Кравцова хочет уйти.
– Подождите, уважаемая, – Лисовский придерживает её за руку. – А на счёт дочери, то немцы меня заставили. Ну, а где же ваш сын? Я знаю, что он дружил с моей Галей. Может, между ними даже была любовь. И вот теперь я не знаю, вернётся ли Галя домой.
– Я тоже не знаю, где находится сейчас мой сын. Так что, отстаньте вы от меня! – пытается она выдернуть руку.
Лисовский как-то обмяк и попытался уйти. Но теперь Кравцова остановила его:
– Подождите. Вы ничего не сказали о моём муже. Немцы убили его, или ему уда-лось бежать?
– Но я действительно ничего не знаю о вашем муже, так как в аресте его тогда не участвовал – просто сидел в машине. Немцы мне о нём ничего не рассказывали. Поймали они его или убили – не знаю.
– Вы хотите сказать, что он, может быть, жив? Но я слышала выстрелы!
– Это еще ничего не доказывает.
– И все же за ваше предательство я вас презираю! – Кравцова резко вырывает руку и, поправив платок, быстро шагает дальше.
«Все равно далеко не уйдешь!» – смотрит ей вслед Лисовский.
Неожиданно из-за угла выходит патруль – один немецкий солдат и два полицей-ских. Показав им свой документ, Лисовский указывает на удаляющуюся фигуру Кравцо-вой:
– Это известная городская воровка. Задержите её.
Патрульные согласно кивают и бросаются вслед за ней…
•••
Поместье Краусов. Возле сарая возвышается штабель из брёвен. Григорий и лет двенадцати худенький немецкий мальчик, распиливают его на козлах. Рядом  – уже целая куча поленьев. Мальчик видно очень устал, так как лицо вспотело, а руки двигаются не-уверенно. Кравцов прекращает пилить и спрашивает его по-русски:
– Ну что, киндер, может, отдохнем немного?
Не понимающе, тот молча смотрит на своего напарника.
– Ах да, ты же ничего не понимаешь по-русски, – спохватывается Григорий и начи-нает выкладывать свои познания немецкого языка: 
– Я смотрю, и ты очень устал. Так что давай отдохнём.
– Да, есть немного, – кивает тот головой.
Оба усаживается на бревно. Некоторое время, исподтишка поглядывая друг на дру-га,  играют в молчанку. Григорий первым начинает разговор по-немецки:
– Как тебя звать, малыш?
– Альберт, – сухо отвечает тот, и сам задаёт вопрос: – А ты из России?
– Да, я русский. Меня Гриша зовут.
– Ты что, к нам приехал на заработки?
– Нет. Фрау Краус меня купила.
Альберт удивлён:
– Не понимаю.
– Ну, в общем, я… раб.
– Ра-а-а-б?! – ещё больше удивлен Альберт. – Это как в древнем Риме?
Григорий не успел ничего ответить, как на пороге дома появилась фрау Краус с хо-зяйственной сумкой в руке.
– Сейчас нам влетит, – испуганно шепчет Альберт.
Ребята бросаются к козлам и начинают быстро двигать пилой. Но хозяйку не прове-дёшь.
– Все отсиживаетесь, лентяи! – громко кричит она. – Вот вернусь, проверю, что вы там напилили!
Под её «комплименты» ребята старательно пилят. Убедившись, что крик на ребят подействовал, фрау уходит, а ребята вновь усаживаются на бревно.
– У, стерва! – недовольно бурчит Альберт. – Даже не дает отдохнуть. И жадная очень. Деньги никому не доверяет! Ходит сама на рынок! Да и платит мне очень мало.
– А тебе кто она?
– Да никто! Мы просто соседи. Я марки у неё зарабатываю.
 Григорий продолжает расспросы:
– С кем ты живешь?
– С мамой и старшей сестрой Мартой.
– А отец где? – допытывается Кравцов. – На войне?
– Нет. Мама говорила, что отца убили фашисты. Но это было еще до войны. Тогда я был совсем маленьким.
– Возможно, он был антифашистом? – подсказывает Григорий.
– Да, что-то похожее, – неуверенно отвечает Альберт.
– А мать работает?
– Нет. Всё болеет. Вот и приходиться мне работать.
–А сестра где работает?
– В Регенсбурге на военном заводе. Там много работает русских девушек.
Услышав такое, Григорий подсаживается поближе к Альберту:
– Они из русского эшелона, что недавно приехал? 
– Да, их привезли в тоже время, когда и ты появился.
– А откуда ты это знаешь?
– Так Марта мне говорила.
 «Может, на том же заводе и Галя работает?» – радуется Григорий…
 •••               
Раннее утро. Двор. У ворот, ведущих во двор барака, в котором живут русские де-вушки – вооруженная охрана. С утра пораньше в него въезжает походная кухня. В барак входит невысокая полноватая женщина в военной форме – надзирательница. Обведя спя-щих девушек подозрительным взглядом, она подносит свисток к губам, и резкий звук сбрасывает их с двухъярусных нар. Все быстро одеваются, торопливо прибирают посте-ли.
– Быстрее!– щёлкает хлыстом надзирательница. – Быстрее, русские свиньи!
Те, кто оделись, хватают кружки и ложки и выбегают во двор. Торопливо  сполас-кивают лица под краном и становятся в очередь за похлебкой. Разливает её пожилой мужчина в гражданской одежде. Каждой девушке отпускает по одной поварешке чего-нибудь жидкого и кусочек черного хлеба.
Получив свою порцию, Галя отходит в сторону и садится на землю рядом с подру-гами. Грустно смотрит перед собой – о чем-то думает.
– Ну, что ты не ешь? – делает ей замечание  подруга по нарам – Тоня.
Та кривится:
– Не могу я есть эту баланду. Тошнит меня от нее.
– Ешь, дура, – настаивает Тоня, – а то потеряешь силы и ходить не сможешь. Тогда   пиши всё пропало – убьют гады.
Галя нехотя откусывает кусочек хлеба и без аппетита жует.
– Знаю, о Гришке думаешь, – продолжает подруга. – Успокойся. Его теперь не най-дешь. Ты о себе лучше подумай, как живой остаться. Вот тогда может, и встретитесь.
– Встретимся ли? – сомневается Галя…
•••               
Гриша и Альберт продолжают пилить. Бревен стало заметно меньше, а поленьев намного больше. Во двор входит какая-то девушка и направляется к ним. Что-то знакомое мелькает в её лице.
– Это моя сестра, Марта, – представляет её Альберт. – Нам поесть принесла.
Кравцов удивлён. «Где же я видел её?» Некоторое время он пристально вглядывает-ся в подошедшую и вдруг вспоминает, что она очень похожа на девушку с фотографии, которую подарил ему Отто. «Вот так встреча. Неужели это она, Марта?»
– Здравствуйте, – располагая сверток на брёвнах, приятно говорит она. – Вот вам поесть принесла.
– Большое спасибо, – не отрывая взгляда, Григорий учтиво благодарит девушку.
Марте неловко. Она смущена таким к ней вниманием. Наконец не выдерживает:
– А почему вы на меня так смотрите? – обращается она к Григорию. – Мы с вами уже где-то встречались?
Тот загадочно улыбается:
– Вы даже не догадываетесь, как я удивлен вами и вашим именем.
– Отчего же? – пожимает она плечами. – У меня обычное немецкое имя Марта.
– Это окончательно и убедило меня, что  у нас с вами есть один общий знакомый.
– И кто же он?
Очередь удивляться переходит к Марте, так как из уст незнакомого парня она слы-шит имя любимого ей человека: 
– Отто.
Она не сразу находит, что ей ответить. Григорий же  продолжает:
– Я даже знаю, что вы невеста его.
– Это всё вам Альберт рассказал? – Марта укоризненно смотрит на брата.
– Нет, – обиженно возражает тот, – я не говорил ему ничего.
– Альберт действительно тут ни причем, – заступается за него Григорий. – Это ска-зал мне сам Отто. Мы случайно встретились с ним в России. Он даже подарил мне фото-графию, на которой вы, Марта, сфотографированы вместе с ним.
Та сразу забрасывает его вопросами:
– Значит, вы его знаете? Где сейчас Отто? Жив он?..
•••
Сборочный цех немецкого военного завода. Через длинное узкое помещение про-ложен ленточный конвейер, на котором, головками вверх, медленно едут пустые корпуса минометных мин. Вдоль транспортёра стоят русские девушки. Одни совочками засыпают в мины порошкообразное взрывчатое вещество, а следом другие вворачивают в них взры-ватели. Галя и Тоня работают рядом. Их разделяет лишь ящик с взрывчатым веществом. Вдоль конвейера прохаживается надзирательница. За жестокое обращение, девушки обозвали её фрау «Плётка». Как только она выходит, в цехе сразу же возникает шепот, переходящий в галдёж. Галя спрашивает подругу:
– Тонь, а Тонь... Знаешь, что я придумала?
Та озирается по сторонам, торопит Галю:
– Говори быстрее, пока злючки нет.
Галя подходит к противопожарному ящику, стоящему сзади нее в двух шагах, от-крывает крышку и подзывает подругу.
– Ну и что? – заглядывает та в него, – это песок для тушения в цехе пожара.
– А вот, смотри, – Галя зачерпывает полный совок песка и несёт к конвейеру.
Подруга ничего не успевает сказать, как та высыпает песок в пустые корпуса  мин.
– Вот вам, проклятые фашисты! – приговаривает она. – Пусть теперь постреляют.
Тоня встревожено смотрит на Галю:
– А ты подумала, что сделает с тобой фрау «Плётка», когда узнает об этом?
– Пока узнает, – Галя продолжает с задором, – ходя бы этим я помогу нашим.
В растерянности Тоня не знает: осуждать или восхищаться смелыми действиями её подруги? Но больше завидует ей:
– Ох, и смелая же ты, Галка!
– Да, в общем-то, я большая трусиха, – скромно отвечает Лисовская. – Боюсь мы-шей, лягушек и пауков.
– А вот немцев не испугалась.
– Так они же враги наши.
– Девочки, тише, – шепчет одна из работниц, – фрау «Плетка» идет.
Не заметив ничего подозрительного, надзирательница молча шествует вдоль кон-вейера...
 •••               
Просторная тюремная камера. На полу, на соломе, на ящиках кучно сидят арестант-ки. Одна из них стонет. Над ней, с кружкой в руке, склонилась молодая женщина. У сте-ны  на пустом ящике примостилась Елена Кравцова. На плечах – платок.  Волосы распу-щены. Под глазом расплылся синяк.
«Может, Васе удалось бежать, и он жив? Иначе, зачем бы Лисовский расспрашивал меня о нем? Наверно, поиздеваться хотел… Нет, нет, не нужно думать о смерти… Конеч-но, Вася мог убежать, да и Гриша, наверное, уже вернулся дома. Нужно ждать и надеять-ся, что они оба живы. Тогда и мне будет легче держаться...»
Дверь в камеру открывается, и входят – офицер  и два вооруженных солдата.
– Встать! – раздаётся команда. – Всем выходить с вещами!
Офицер указывает пальцем в обвалившуюся штукатурку стены и вежливо разъясня-ет:
– Помещений нужен ремонт. Поэтому мы везем вас в другой уютный тюрьма.
Несколько женщин встают. Другие, с предчувствием какой-то беды, продолжают сидеть. Солдаты бросаются к ним – не скупятся на пинки и удары. Один сапогом бьет больную:
– Вставать! Бистро! – кричит он. – Выходить!
Женщина с кружкой пытается закрыть больную собой:
– Изверги! Что вы делаете! – кричит она. – Это моя мать! Она больная! Ей нужен врач!
Немец ухмыляется:
– А мы сейчас и повезем вас к врачу. Он всех вылечит, – радуется он жестокой шут-ке.
С помощью дочери больная медленно поднимается. Тяжело ковыляя к выходу, она последней покидает камеру…
•••
У ворот поместья Краусов стоят старик Беккер и Марта. Звонят. В калитке открыва-ется окошко и в нем появляется ожиревшее лицо охранника:
– Вам кого? Хозяйки нет дома.
– Да мы не к ней, – поясняет Марта. – Нам нужен Альберт и ваш новый работник Гриша. Он говорит, что видел Отто в России. Поэтому мы хотели бы поговорить с ним. Может, он и господина Крауса видел?
– Вот как? Это интересно. Тогда проходите, – охранник любезно открывает калит-ку. – В коровнике они работают…
•••
Коровник. Коровы жуют свою вечную жвачку. Гриша раскладывает в стойла сено, а Альберт насыпает зерно в кормушки. Беккер и Марта входят в сарай. Вошедших ребята встречают улыбками. Марта представляет Кравцову старика Беккера:
– Это родной дедушка нашего Отто. Он очень интересуется, где и как вы видели его  внука. Да и мне интересно.
Альберт уточняет не к месту:
– А особенно моей сестре. Невеста она ему.
– А ты не вмешивайся, – отчитывает Марта брата. – Мал еще.
Тот обижается:
– Ага, как дрова пилить или коровник чистить, так большой, а тут сразу – малень-кий.
Беккер просит Кравцова:
– Товарищ Гриша, расскажите, пожалуйста, нам о моем внуке Отто. Как ему там, в России живётся? Чем занимается?
Григорий улыбается:
– А собственно, что рассказывать? Работает он шофёром. Возит коменданта города Соколинска. Есть в СССР такой небольшой тихий городок.
– А как фамилия коменданта? – интересуется Беккер. – Не Краус ли?
– Ну, конечно же, он, – подтверждает Григорий. – В нашем доме обосновался, а нас с мамой выгнал в сарай. А Отто жив и здоров. Мы часто с ним разговаривали. Мне он по-дарил фотографию, на которой заснят вместе с Мартой. Он даже помог нам вовремя убе-жать, чтобы не арестовали нас …
Чувствуя, что его новые знакомые хорошие люди, Григорий решился обратиться к ним с вопросом:
¬– А вы сможете помочь мне найти мою девушку? Она в Регенсбурге на каком-то за-воде работает. Галей зовут. Лисовская Галя.
Беккер и Марта положительно восприняли просьбу Кравцова:
– Обязательно найдём вашу подругу. Вот и Марта поможет. У неё много знакомых в городе и на заводе.
– Конечно, найдем, – соглашается та. – Теперь мы в долгу друг перед другом.
– Ну, а чем занимается Краус в чужой стране? – продолжает расспросы Беккер. – Порядки наводит?
– Наводит... Очень старается! – уклончиво отвечает Григорий. – Даже слезы вызы-вает у многих людей.
Разговор неожиданно прерывается скрипом калитки. Это во двор вошла фрау Кра-ус...
•••
Во дворе тюрьмы стоит черный без окон автофургон. Задняя дверь открыта. Аре-стантки цепочкой выстроились в очередь. Подчёркнуто любезно солдаты помогают им  подняться в кузов. В очереди стоит и Елена Григорьевна. Едва она подходит к машине, как сзади раздается знакомый ей голос:
– Кравцова! Хальт!
Та поворачивается и с удивлением видит, стоящего на крыльце, обер-лейтенанта Крауса. Словно собачку, тот пальцем подзывает её к себе:
– Госпожа Кравцова! Ко мне!
Солдаты выталкивают её из шеренги и подводят к коменданту.
– Арестованная Кравцова перед вами, – тяжело рапортует она. – Что вы хотите, господин Краус?
– Во-первых, здравствуйте, Елена Григорьевна, – он вежливо обращается к ней. – Давно мы не виделись. И где же это вы пропадали?
Изможденная, обессилившая Кравцова молча смотрит на Крауса.
– Я очень понимайт вас, госпожа Кравцова, – сочувственно говорит он, – и не оби-жаться что ви со мной не поздороваться.
– Я тоже вас понимаю, – тихо с большим трудом говорит она. – Видно работа у вас такая – людей на тот свет отправлять. Так что взаимно я не могу пожелать вам здоровья.
Краус делает вид, что это его никак не задело:
– И все же вам повезло, Елена Григорьевна, что я вас увидеть. Иначе бы мы с вами никогда больше не встретились. Вижу вы не понимать, что сейчас я с спас вас от смерть.
– О чём это вы говорите?
Этот машина, – указывает он на фургон, – душегубка. Через несколько минут они все умрут от отравление смертельный газ. Но пока они не знают об этом. Так что теперь передо мной ви будет в большой долг.
– А вы – передо мной, – парирует Кравцова.
– Что ви имеет этим сказать? – удивляется Краус.
– Вы убили моего мужа! – гневно произносит она.
Краус решительно возражает:
– Я не убивал его!.. Я видеть, что мы пока не понимать друг друга. Об этот случай  давайте подробней поговорим в более подходящем месте, – указывает он рукой внутрь здания.
Вместе они направляются к входу. Немцы закрывают фургон, и машина тут же по-кидает тюремный двор…
•••
Автофургон с арестантками выезжает за город и по проселочной дороге мчится вдоль редких порослей леса. В кабине двое: шофер и офицер. Между ними стоит баллон. На нем крупно написано: «Циклон. Яд!» Офицер оборачивается и, приподняв заслонку маленького окошка, внимательно смотрит в фургон. Наконец приказывает:
– Пускай газ!
Шофер медленно откручивает вентиль. Офицер продолжает смотреть в глазок – на-блюдает, как, клубясь, ядовитый газ наполняет фургон. Видно, как в агонии смерти жен-щины мечутся по салону, кашляют, прикрывают рты платками, что-то кричат, стучат ку-лаками в кабину… и постепенно одна за другой оказываются на полу.
Офицер закрывает глазок. Достает сигарету – прикуривает от спички. Глядя на уга-сающий огонек, кощунственно произносит:
– Всё! Готово! Их души уже на том свете!
Автофургон сворачивает с дороги и подъезжает к длинной свежевырытой яме. Ря-дом с лопатами в руках стоят мужчины в гражданской одежде – похоронная команда. Во-круг расставлены автоматчики.
Гражданские открывают заднюю дверь душегубки и из фургона вырываются клубы ядовитого дыма. Рабочие отходят подальше. Некоторые закуривают – ожидают, пока газ рассеется. Только теперь внутри видны обездвиженные тела  женщин.
– Выгружай! – командует офицер. – Быстрее! Быстрее!
Рабочие бросаются к машине. Одни вытаскивают из кузова трупы,  другие – воло-кут и сбрасывают их в яму, третьи – закапывают. И вскоре над братской могилой возни-кает  небольшой безымянный холмик…
•••
Барака, в котором живут русские девушки. Внутри под самым потолком виднеется, забранное колючей проволокой, маленькое без стёкол окошко. Слабый луч лунного света едва проникает в него. Спят не все. Одни лежат, устремив неподвижный взгляд вверх. Кто-то штопает, а кто-то читает уцелевшую чудом книгу. Кто-то в полголоса поет груст-ную песню. Одна из девушек тихо плачет. Её никто не утешает. Да и можно ли кого уте-шить?
На верхних нарах, уткнув голову в подушку, лежит Галя Лисовская. По её вздраги-вающим плечам можно судить, что плачет она.
К ней поднимается Тоня. Свесив ноги, садится рядом:
– Не отец он тебе, если сам послал свою дочь в этот ад!
– А что мне теперь делать? – сквозь слезы выговаривает она. – Мне жить не хочет-ся. Я не выдержу этого ада.
– Всем тяжело, – успокаивает её подруга. – Меня, например, немцы схватили прямо на улице и сразу на вокзал потащили. Кто-то меня видел и сказал матери. Так она хоть успела принести мне одежду и продукты... Как там сейчас она? Плачет, наверное? Уви-димся ли мы ещё?.. Но нам нужно жить и надеяться, что когда-нибудь этот кошмар за-кончится…
Галя отрывает голову от подушки:
– Он никогда не закончится, если мы все сложим ручки, и не будем бороться.
– А, как и чем, мы сможем бороться? – грустно говорит Тоня.
– Но я же тебе показала, как это делать. Можно, придумать ещё что-нибудь.
– Ну, ты даёшь, Галка. Это же ничего не изменит. Нам просто нужно продержаться какое-то время.  Может, все кончится само собой?
– Нельзя нам сидеть сложа руки, – Галя резко поднимает заплаканное лицо. – Чем-то же мы должны помочь Красной армии…
Неожиданно со стороны окошка раздается тихий мальчишеский голос:
– Фрейлин. Девушки.
Подруги прислушиваются, пытаются понять: откуда же раздаётся голос? Припод-нявшись, Тоня заглядывает в окошко. Видит, что внизу стоит мальчик с раздвижной удочкой. В её конец воткнут кусочек бумаги. 
– Фрейлин Лисовской, – тихо говорит он и тычет удилищем к окошко.
Тоня быстро снимает записку и передаёт Гале. Та резко подхватывается с постели и,  торопливо расправив листок бумаги, с радостным волнением прижимает к груди.
– От Гриши! – шепчет она.
– Ну, что ты застыла?! – торопит ее Тоня. – Читай скорее!
Но Галя не может произнести ни слова. Одна из девушек пытается заглянуть к ним. Но Тоня строго её отваживает:
– Отойди! Это её личное дело.
Галя продолжает молча сидеть. Глаза горят. С улыбкой смотрит на Тоню.
Та издевательски спрашивает:
– Может, ты неграмотная? Тогда давай я прочитаю, – протягивает она руку к запис-ке.
– Нет! Я сама! – отворачивается она. Чуть успокоившись, торопливо читает:
«Галя! Я нахожусь в поместье под Регенсбургом. Меня купила богатая немка, как раба. Я у неё работаю. Такая злая стерва. Но как мне ни плохо, я знаю, что тебе на заводе намного хуже. У меня здесь появились друзья. Они помогут нашей встрече и тому, что я тебе обещал. Один из них и передаст тебе эту записку. Через него мы будем держать с тобой связь. Записку уничтожь. Приготовь ответ. Твой Гриша».
Раздается крик:
– Ложись! Фрау «Плетка» идет!
Девушки торопливо укладываются в постели и притворяются спящими. Войдя в ба-рак, надзирательница строгим взглядом окидывает своих невольниц…
•••
Кабинет коменданта города Соколинска. Густав Краус сидит за столом. По другую сторону стоит Елена Кравцова. В кабинете больше никого нет.
– Садитесь, Елена Григорьевна, – указывая на стул, любезно предлагает Краус. – Я вас убивать не будет. Это не моё дело. Для этого есть гестапо. Но меня больше интересуете не вы, а комиссар Красный Армия Василий Сергеевич Кравцов. Что ви знае-те о нем?  Когда виделись в последний  раз? Короче, где он сейчас?
«Значит, Вася успел убежать! Боже! Какое счастье!», – молча радуется Кравцова.
– Почему ви молчать?
 – Так вы это знаете лучше меня. Прячется где-то в лесу, за рекой.
– Там его нет! Мы прочесал весь лес! Выходит, что он  находится где-то здесь, в го-роде! И ви, как жена, об этом знает! Так, где же он?
Радостные чувства переполняют Елену Григорьевну. Она не слышит, что говорит  Краус. Главное сейчас для неё – «Вася жив».
Лишь настойчивый голос Крауса отрезвляет её:
– Почему ви молчать?!
Вместо ответа, кривясь от боли, Кравцова прижимает руку к правому боку.
– Что это с вами? – Краус разыгрывает сочувствие.
– Какая-то резкая боль проскочила. Но, кажется, уже отпускает...  Вот теперь я могу говорить. Но сначала отвечу на ваш первый вопрос:
– Вы сообщили мне приятную новость, господин Краус. Но, к сожалению, я не знаю, где прячется Василий Сергеевич. Да и если бы знала, то ни за что не выдала бы его.
– Но вы же меня подвели!
– Это когда же?
– Когда просили вызволить муж из концлагерь!
– Ну и чем же я вас подвела?
– Вы не сказать, что ваш муж комиссар!
Кравцова в сердцах восклицает:
– Ах вот вы о чём! Да какой там он комиссар! Обычный рядовой коммунист. Таких у нас полстраны.
Краус тут же парирует:
– Он не просто рядовой коммунист, а комиссар Красной армии. А это далеко не од-но и тоже!
– Так комиссарами у нас становятся не по призванию, а по приказу! – уточняет она.

– Вы меня удивляете, Елена Григорьевна. Почему вы так страстно защищаете сво-его мужа?
Но та, словно не слыша Крауса, продолжает горячо доказывать его невиновность:
– Кравцов всегда стремился быть настоящим военным, командиром, а не комисса-ром. Но случилось так, что к прибытию его в часть место командира батальона еще не освободилось, и его временно назначили комиссаром. И тут началась война…
– Это ничего не меняет, Елена Григорьевна. Он элитный коммунист.
И против такого высказывания она нашла слова оправдания:
– Так у нас каждый командир и любой начальник является членом Коммунистиче-ской партии. Иначе не продвинут по службе.
– Вот, вот! Этим вы только что подтвердили, что ВКП(б) – это партия чиновников и карьеристов! И таким людям ваш народ доверил власть над собой! Еще хуже то, что ком-мунисты безропотно допустили к власти какого-то мало известного полуграмотного и жестокого грузина с незаконченным церковным образованием. Что, среди русских не на-шлось  ни одного достойного  человека?
И этот выпад Кравцова парирует с полным достоинством:
– А как же вы, немцы выбрали себе в лидеры какого-то полусумасшедшего ефрей-тора? Что тоже не нашлось более подходящего?!
Краус не сразу находит ответ:
– Коммунисты, стремятся к мировому господству! А мы выполняем освободитель-ную миссию, возложенную богом на нашу арийскую расу! Если бы не мы, немцы, то вскоре весь мир погряз бы в коммунистическом болоте. А что касается Гитлера, то именно он смог поднять нашу нацию на выполнение миссии мирового чистильщика. Ведь кто-то же должен следить за порядком на нашей планете!
Кравцова находит слабинку в монологе Крауса:
– Получается, что и вы, немцы, стремитесь к мировому господству. А для победы любые средства могут быть хороши? А это – война и массовые убийства невинных лю-дей!
– Правильно говорите, госпожа Кравцова! Война неизбежна. Иначе, как мы сможем  очистить планету от коммунистической напасти? А на войне как на войне. Кто сильнее, тот и прав. Поэтому своим фюрером мы выбрали Гитлера. Он решительный человек, а не какая-то там интеллигентная мямля. Он сразу приказал расстреливать тех, кто будет про-тивиться выполнению нашей миссии! Только решительные действия могут иметь успех!
Елена Григорьевна резко подчеркивает:
– И, конечно же, вы это делаете ради любви к человечеству? Не так ли?
Краус пытается оспорить её высказывание:
– Это ваш любимый вождь товарищ Сталин маниакально ненавидит своих людей,   уничтожает их миллионами! К тому же ни в чём невиновных. И теперь мы, немцы выну-ждены освобождать ваш народ от сталинский гнёт.
Елена Григорьевна опять прижимает руку к правому боку, болезненно кривится, но не отказывается от ответа:
– Я поняла вашу философию, господин Краус. Выходит, что  Гитлер и Сталин – это два сапога пара. А кто из них хуже не имеет уже никакого значения…
Ей становится всё хуже и хуже. Даже на лбу появилась испарина. «Что это у меня?»
Краус замечает болезненные перемены в поведении арестантки.
– Что там у вас? Чем помочь?
– Какая-то ноющая боль всё в том же правом боку. Но ничего. Скоро пройдет.
Как и в первый раз боль действительно вскоре несколько спала и Кравцова продол-жила:
– Интересный у нас получается разговор, господин Краус. Я довольна нашей бесе-дой, и особенно новостью, что мужа вы не нашли.
Краус намерился что-то ответить, но Елена Григорьевна его останавливает:
– Сейчас мне очень и очень плохо. Даже тяжело говорить, – кривится она от боли. – Мешает нестерпимая боль в животе.
– Ну, хорошо, хорошо, – Краус пытается успокоить её. – На этом давайте закончим наш разговор. По закону военного времени я обязан возвратить вас в гестапо. Но там вы погибнете. А вы мне ещё потребуетесь. Поэтому лучше я отправлю вас в полицейский участок, как задержанную.  – Краус кричит денщику: – Курт!
Тот входит. Козыряет. Краус приказывает:
– Этой фрау что-нибудь дайте поесть и лично сами доставьте в полицейский уча-сток. Скажете, что вы её задержали за мелкую кражу. Пусть немного посидит у них. И ещё: – Попросите, чтобы врач осмотрел её. Эта арестантка нужна мне здоровой…
– Слушаюсь, – козыряет Курт и, подойдя к арестованной, громко приказывает: – Встать!
Тяжело приподнявшись, Кравцова в изнеможении оседает на пол. Денщик едва ус-певает подхватить её под руки.
– Что мне с ней делать?! – растерянно смотрит на Крауса. – Как я её больную пове-зу в полицейский участок?
– Отставить полицейский участок! – кричит Краус. – Немедленно отправь в наш госпиталь на моей машине!
Курт бросается к выходу и возвращается вместе с шофёром Отто. Вдвоём они поднимают Кравцову под руки и уводят из кабинета…
•••
Сборочный цех военного завода. Русские девушки занимаются своей обычной ра-ботой – начиняют взрывчаткой минометные мины. Как всегда вдоль конвейера прохаживается Фрау Плетка. Галя и Тоня работают быстро, сноровисто. И как только надзирательница уходит из цеха, подруги открывают противопожарный ящик. Песка в нём осталось совсем немного – на самом дне. Наклонившись по пояс, зачерпывают его совком, и, не дай Бог просыпать немного на пол, осторожно несут к конвейеру.
– Песок заканчивается, – шепчет Тоня. – Может, хватит нам заниматься этим? Если поймают – убьют!
– Но нас нужно ещё поймать, – решительно не согласна Галя. – Закончится песок,  придумаем ещё что-нибудь.
Тоня не успокаивается:
– Ну и что, например?
– Что, что – взрыватели можем портить.
– А я настаиваю всё это бросить, пока не поймали нас.
Галя решительно недовольна:
– Знаешь что, Тоня, ты, конечно, поступай, как знаешь, а я не хочу жить на коленях!
– Смотри, как заговорила, – подковыривает её Тоня. – Как испанка Долорес Ибар-рури.
– Откуда ты знаешь её? – интересуется Галя.
Тоня кокетливо отвечает:
– Так твой Гриша мне записал это в тетрадь.
– А как это было?
– Что? Ревнуешь, подруга?
Галя чуть смущена:
– Никакого отношения это к ревности не имеет.
– Знаю, что любишь его, – улыбается Тоня. – Он хороший, даже отличный парень! Если хочешь остаться живой и снова увидеть его, то давай прекратим это занятие, – кива-ет Тоня на противопожарный ящик с песком…
В цех входит фрау Плетка, и девушки тут же прерывают свой разговор…
•••
Поместье Краусов. Григорий в майке и трусах сидит на кровати. Раздается тихий стук в дверь и слышится заискивающий голос фрау Краус:
– Это я, Гриша. Можно к тебе?
Кравцов торопливо натягивает брюки:
– Сейчас, сейчас! Только оденусь! «Что это она так рано? Случилось что?»
Наконец открывает дверь:
– Входите, пожалуйста, фрау Краус.
Та не входит, а, глупо улыбаясь, стоит за порогом. Из-за её спины выглядывает при-слуга – держит в руках поднос, накрытый красивым расписным полотенцем. Над ним что-то топорщится – бесформенное и большое. Хозяйка отступает в сторону, и девушка вносит поднос в комнату, ставит на стол. Фрау входит следом за ней, улыбается, резко сдёргивает полотенце. И перед Кравцовым открывается соблазнительное богатство раз-нообразной еды. Он в полном недоумении. «Никогда не было от неё такой доброты. За что мне все это? Может, война закончилась?»
Заметив его замешательство, фрау Краус проходит к столу, садится на стул и про-сит Григория сделать тоже. Машет прислуге, чтобы та вышла.
– Это тебе, Гриша, – она любезно проводит рукой над столом. – Ешь. Я подожду. А потом поговорим о  радостном для меня событии.
Присев на табурет, Кравцов никак не может понять, чем вызван приход фрау Кра-ус? Та тоже взволнована. Подает ему бутылку с вином и штопор:
– Из Франции муж привез. Берегла для особого случая. И вот такой день наступил. Открывай, Гриша.
Пока тот вкручивает штопор в пробку, она подставляет бокалы. Наконец раздается характерный хлопок и бокалы наполнены. Своим она чокается о бокал Григория:
– Давай, дорогой Гриша, выпьем за тебя и за ту приятную весть, которую ты принес в наш дом, Я думаю, что твое появление здесь не случайно.
«Странно. О чем это она говорит?» – не понимает Григорий.
Они выпили почти по бокалу. Чуть закусили – молча, не глядя друг другу в глаза. Но Фрау сразу же осмелела:
– А теперь, дорогой Гриша, расскажи мне о муже. Не скрывай никакие подробно-сти. Я знаю, что он живёт в твоём доме. Так что рассказывай всё без утайки.
Первое, что захотелось ему сказать: «О вашем муже я ничего не знаю. – Но потом рассудил: – Фрау это никак не устроит, так как, видно, она хочет выведать о нём какую-то тайну. Значит, нужно подстроиться под её вопросы».
Но сначала хитро спросил:
– А что я должен рассказывать?
– Ну, как он живет там и с кем? Что делает? Чем занимается? Не бойся. Рассказывай всё, что знаешь. Наливай ещё.
Григорий молча наполняет бокалы. Пьет понемногу, больше ест. Фрау выпивает всё сразу – до дна. Раскрасневшись и совсем осмелев, задаёт главный вопрос:
– Скажи, Гриша, мой муж общается с русскими женщинами?
Кравцов отвечает так, будь-то бы ему непонятно, о каких женщинах идет речь:
– Да, очень часто приходят. Постоянно чего-то просят.
Она сама доливает в бокалы вина, сама выпивает и жадно закусывает:
– Да я не о них, а о тех, которые ничего не просят, а он сам их приводит. Особенно на ночь, – осмелев, уточняет она.
Григорию жалко озабоченной ревностью женщину. Отвечая, хитрит:
– Таких я никогда не видел. Ему там сейчас не до женщин. Работы полно. Аресты активистов и неблагонадежных. Поиски коммунистов и евреев. Диверсии. Да и партизаны мучают...
– Бедный мой Густав, – пуская слезу, сокрушается фрау. – Тяжело там ему без ме-ня! Эти проклятые непокорные русские!
Опять наливает вина и жадно, большими глотками пьет. Окончательно захмелев, склоняется на край стола. В комнату заглядывает служанка:
– Что, уже напилась?   
– Да, кажется, перепила. Что мне теперь с ней делать?
– Да ничего. С фрау это часто бывает. Сейчас позову работников, и они отведут ее в спальню.
Служанка уходит, но сразу же возвращается:
– Во дворе вас ждёт Альберт. Так что можете отдохнуть, пока фрау не протрезве-ет…
•••
Кабинет директора минного завода, на котором работают русские девушки. За сто-лом, перелистывая бумаги, сидит пожилой упитанный немец в военной форме. Напротив, по другу сторону стоит надзирательница  фрау «Плетка». Директор не поднимает глаз:
– На продукцию нашего завода с фронта поступает много рекламаций! Жалуются на плохое качество мин. Многие не взрываются. Почему это так происходит, вы можете мне объяснить?!
– Но мы же мины не конструировали, – пытается оправдаться та.
– В том-то и дело, что мы их не конструируем, – раздраженно продолжает директор,   – а собираем!
Фрау «Плётка» всё ещё пытается отвести подозрение от своего цеха.
– Может, нам поставляют некачественную взрывчатку? Тогда это не наша вина.
Директор строго смотрит на свою подчиненную:
А вот на соседний минный завод подобных рекламаций ни разу не поступало! О чем это говорит?
Та мнется, неопределённо пожимает плечами:
– Я вполне допускаю, что источник дефектов мин кроется где-то на нашем заводе. Но каждую мину трудно проверить. Может, всё дело в плохом контроле?
Директор, словно не слышит её:
–Я уже отдал распоряжение техническому контролю, чтобы каждую партию выпус-каемой нами продукции регулярно проверяли на соответствие условиям качества. Ваш же сборочный цех на особом счету, так как в нем работают русские. А они могут пойти на всё что угодно, чтобы навредить нам. Вот поэтому я и вызвал вас. Вы лично сами возьми-те это под свой жесточайший контроль. И никому не давайте спуску.
– Будет сделано, господин директор, – козыряет фрау.
Директор взволнованно стучит пальцами по столу:
– Хорошо если бы дело было только в плохой взрывчатке. Но это нужно тоже про-верить. Сейчас же дам распоряжение отделу контроля. А вы, обязательно проверьте своих девчонок. Может, они мало сыпят взрывчатки?
– И такое возможно, господин директор.
– И помните, что русские не такие как мы. Они из другого мира. Поэтому от них  можно ждать всёго что угодно.
Надзирательница тут же вытягивается по стойке смирно:
– Не беспокойтесь, господин директор, я лично сама все это проверю своим мето-дом! Виновные будут строго наказаны! – козыряет она: «Неужели это дело рук паршивых русских девчонок?»
Директор доволен беседой:
– Ну, хорошо. Возвращайтесь в свой цех и приступайте к делу! Может быть, вам  действительно удастся что-нибудь выяснить? Жду от вас положительных результатов!..
•••               
Кравцова лежит на операционном столе. Идёт операция. Врачи и медсёстры в ме-дицинских халатах, лица закрыты повязками. Один из врачей показывает на кончике скальпеля, вырезанный аппендикс:
– Смотрите. Ещё немного и он бы прорвался.
Рассматривая его, все соглашаются.
– А кто эта больная? – интересуется врач.
– На машине коменданта привезли, – отвечает сестра.
– Видно, очень важная персона? – заключает врач.
– Да нам, врачам все равно кто она, – добавляет другой. – Наша обязанность: быст-ро резать и зашивать. И не важно кто лежит на столе – лучший друг или враг?
– Это правильно, – соглашаются все.
Елена Григорьевна стонет, болезненно корчится.
– Что, больно? – врач наклоняется над Кравцовой. – Потерпите немного. Аппенди-цит мы уже вырезали и самое страшное теперь позади. Сейчас аккуратно зашьем и...  в палату на отдых.
– Спасибо, – болезненно шепчет Кравцова…
•••
Поместье Краусов. В коровник входит Альберт и подает Кравцову записку. Отста-вив  вилы, разворачивает её:
«Гриша! Получила от тебя долгожданную весточку. Очень рада, что ты нашел меня.  Но самое главное, что ты жив! Я очень счастлива! Теперь все тяготы неволи будут пере-носиться легче. Здесь над нами очень издеваются. Нет больше мочи, так жить. Иногда хочется наложить на себя руки. Но останавливает лишь то, что ты где-то рядом, и что мы когда-нибудь можем встретиться. Наверное, я люблю тебя! Очень! Ты настоящий парень! Я верю тебе. Спасибо, что нашел меня. Жду от тебя других хороших вестей… Хочу тебя поцеловать! Всегда твоя. Галя».
Григория охватывает волнение, едва заметно смахивает слезу. Но затем берет себя в руки. «Перед Альбертом нельзя показать свою слабость, пусть даже мгновенную». Сунув записку в карман, поворачивается к Альберту:
– Ты сможешь свести меня со своей сестрой? Прямо сейчас?
– Да, Марта сейчас дома – ей во вторую смену. Вот засыплю коровам корм, и пой-дем.
– Давай я помогу тебе.
Григорий подхватывает ведро и бежит за кормом. Вместе они быстро справляются с работой и направляются к выходу. Но Григорий его останавливает:
– Погоди! Через калитку мне выход закрыт – не пропустит охранник.
– Зачем через калитку? – спохватывается Альберт. – Я знаю потайной лаз. Пошли, покажу.
Они обходят коровник и останавливаются у высокого деревянного забора.
– Вот здесь он и находится, – Альберт размашисто показывает на доски. – Попро-буй, найди.
Григорий внимательно осматривает забор, трогает каждую доску. Но всё напрасно.
– Ну и где же он? Нет здесь никакого лаза.
– Да вот, смотри! – Альберт вытаскивает нижний гвоздь у одной из досок и отодви-гает её в сторону…
Оба ловко пролазят в образовавшуюся дыру. За её пределами видны крыши домов, утопающие в зелени деревьев. Проходят сквозь небольшой лесок и оказываются  на уют-ной поляне, посреди которой стоит одинокий стог сена. Альберт убирает охапку сухой травы и перед ними обнажается лаз внутрь стога.
– Полезли, – предлагает Альберт. – Я часто играю здесь в Робинзона Крузо. Если кто-то идёт, то сразу же закрываюсь, и меня нет.
– Молодец! Хорошо всё придумал, – хвалит его Кравцов: «Нужно заглянуть в нишу.   При побеге она может мне пригодиться».
Они проникают внутрь стога. Григорий осматривается:
– Да, здесь действительно хорошо. А как приятно пахнет лесное сено. Не то, что в коровнике. Не хочется и вылезать…
•••
Квартира Марты. Пока хозяйка хлопочет у печки, Альберт и Григорий молча сидят за столом. Входит старик Беккер:
– Добрый день.
Все вразнобой отвечают тем же. Марта ставит возле стола ещё один стул::
– Присаживайтесь. Я только что сварила суп из молодой фасоли со стручками. Есть хлеб и сахар к чаю. Вот и все.
– Да ты, дочка, не очень-то беспокойся, – успокаивает её Беккер. – Чем угостишь, на том и спасибо.
Григорий удивлён:
– Разве бывает суп с зелёными фасолевыми стручками? Такой мама никогда не ва-рила. Но очень хочу попробовать.
Альберт отказывается:
– А я не хочу. Только что поел у Краусов. Прямо на кухне.
– Чем же тебя там угощали? – улыбается Беккер. – Рассказывай.
– Бутербродами с колбасой, салом и рыбными консервами. Даже торт был. Вкус-ный!
Марта разливает суп по тарелкам:
– Это на неё не похоже, так как скупая она очень. Значит, что-то произошло не-обычное.
– Произошло, – уверенно отвечает Григорий. – Потом расскажу. Но сначала – суп. Уж больно приятно пахнет. А вкусный какой! – пробует он.
Все тоже с удовольствием прихлёбывают. Альберт же уходит в свою комнату.
Беккер замечает это:
– Вот теперь можно поговорить и о деле. Говори, Гриша, зачем ты вызвал меня, на-верное, что-то случилось? Иначе не пришел бы сюда среди бела дня.
– Да, случилось! – радостно подтверждает он. – Галя Лисовская нашлась. – За это  всем вам большое спасибо! Да и Альберту тоже – помог наладить контакт.
Беккер обращается к Марте:
– Где же она отыскалась?
– На нашем минном заводе, в цехе сборки. В нём работают девушки из России. Так что найти её было не сложно.
Григорий добавляет:
– Через Альберта Галя прислала записку полную слёз. Пишет, что ей очень тяжело там! Можно ли как-то выручить её оттуда, забрать с завода?
Марта и Беккер смущенно переглядываются.
– Да, задача не из лёгких, – задумчиво произносит Беккер. – Сразу и не ответишь. Но  нужно хорошо подумать, как это можно сделать. Но ты, Гриша, не огорчайся, обяза-тельно  придумаем что-нибудь.
Григорий доволен:
– Огромное вам спасибо! Это от вас я и хотел услышать.
Марта смущенно заявляет:
– И у меня есть приятная новость. Отто прислал письмо.
Беккер заинтересованно поворачивается к ней:
– И что же пишет тебе мой внук?
Марта улыбается:
– Вам, дедушка, Отто передает большой привет.
– И все? – шутливо произносит тот.
– А остальное, дедушка – чисто личное.
– Понятно. Про любовь, – улыбается Беккер. – В общем, дело молодое. Если бы не война, то, может быть, скоро и поженились. А там, смотри, и внуки пошли бы.
Григорий встает из-за стола:
– Ну, мне пора. Нужно скорее вернуться в поместье, пока не проснулась Фрау Кра-ус.
Беккер останавливает его.
– Ты же обещал нам рассказать, что там с ней произошло.
Григорий коротко пояснил:
– Да пристала ко мне с вопросами: не изменяет ли ей муж? Ну, пришлось ей при-врать немного. От радости она и напилась.
Беккер не сдерживает улыбку:
– Это ей ты сказал такое?
– Да, пришлось, – утверждает Григорий. – Нельзя же волновать женщину.
– Ну, молодец! Успокоил свою хозяйку!..
•••
Фрау «Плетка» торопливо вышагивает по узким коридорчикам завода. Наконец останавливается у окна, сквозь которое хорошо виден сборочный цех, в котором работа-ют русские девушки. И вдруг с ужасом видит, как Галя и Тоня открывают противопожар-ный ящик, зачерпывают совками песок и высыпают в мины.
«Попались! – злорадствует надзирательница. – Пощады не будет!»
Играя плеткой, победительницей входит в цех. Пристально вглядываясь в сосредо-точенные лица девушек, медленно шагает вдоль работающего конвейера. На лице – злоба и коварство. Поравнявшись с Галей и Тоней, неожиданно размахивается и молча бьет их сильными ударами плетки. Те пытаются закрываться руками, но долго не выдерживают и падают на пол. Но и на полу избиение продолжается….
Кто-то останавливает конвейер, и девушки, окружив надзирательницу, пытаются  вырвать из рук её плётку Кому-то это удается. Фрау тяжело дышит, волосы растрепаны.  Галя и Тоня продолжают лежать неподвижно. Их лица в крови. Одежда разорвана...
Чуть отдышавшись, фрау Плетка злостно кричит:
– Кто остановил конвейер?! Накажу! Немедленно включить! Всем работать!
Но девушки не расходятся. Они потрясены, разыгравшейся кровавой сценой.
Появляется директор с группой вооруженных охранников. Расталкивая девушек, те не скупятся на удары. На полу, по-прежнему, остаются лежать избитые Галя и Тоня. Ди-ректор останавливается возле них, и некоторое время молча рассматривает неподвижные тела девушек. Кажется, что они мертвы.
Фрау Плетка тоже очень устала. Чуть вытянувшись по стойке «смирно», сбивчиво  рапортует:
– Господ-д-дин дир-р-ректор! Я выполнила ваше указ-з-зание, Это они портили ми-ны!
– Как же это вам удалось установить?
Фрау открывает пожарный ящик:
– Вот! Смот-т-р-рите!
Директор заглядывает в него. Удивляется:
– Но он же почти пуст.
– Так весь же песок они высыпали в мины!
Директор крайне недоволен. Уходя, приказывает охранникам:
– Этих арестовать! – указывает он на Галю и Тоню, – а вы, – обращается он к над-зирательнице, – зайдите ко мне в кабинет!
Набрав в пожарное ведро воды, охранник обливают избитых девушек. И когда те открывают глаза, подхватывают их под руки и выводят, а вернее, выносят из цеха.
– По местам! – размахивает плеткой надзирательница. – Работать! Русские свиньи! Я отучу вас от диверсий!
Девушки нехотя расходятся. Становятся к конвейеру. Но тот не работает.
– Кто отключил конвейер?! – кричит надзирательница.
Но в ответ – абсолютная тишина. Никто из девушек даже не пошевелился. Но цех же должен работать и она сама, потянувшись к рубильнику, хватается за него рукой. И  тут же, под громкий треск высоковольтного разряда яркая вспышка озаряет цех. Фрау Плетка  падает как подкошенная и в цехе воцаряется оглушительная тишина. Но прохо-дят мгновения и раздается радостный многоголосый крик девушек:
– У-р-р-р-а! Так тебе и надо, подлая стерва! Это тебе за все издевательства над на-ми! За Галю, за Тоню, за всех нас!
В возникшем радостном ажиотаже никто не замечает, как чья-то девичья рука сбра-сывает с ручки рубильника маленький кусочек оголенного провода.
На шум прибегает надзирательница из смежного цеха, пытается нащупать пульс у обездвиженной фрау «Плетки». Наконец встаёт и, закрыв лицо руками, медленно произ-носит:
– Она мертва...
•••
Григорий сидит в своей комнате. Раздаётся стук в дверь, и в её проёме появляется Альберт. Молча протягивает ему записку.
– От фрейлин Лисовской? – спрашивает он.
– Не знаю. Кто-то из девочек передал.
Пока он медленно разворачивает записку, тревожное чувство охватывает его. Ещё не читая, он узнаёт по почерку, что послание не от Гали. Первые же слова в ней, повер-гают его в ужас:
«Гриша! Нам страшно тебе говорить, но ты должен знать. Нет среди нас больше Га-ли и Тони. Фрау «Плетка» дозналась, что они портили мины. И вот вчера вечером немцы повесили их на барачном дворе. Но мы не испугались, а все поклялись продолжать дело, начатое ими. Хотя бы этим мы поможем нашим солдатам бить фашистов. Расплата уже настигла Фрау Плетку. Она мертва – мы отомстили ей! Если вернешься домой, передай приветы нашим родным из проклятой неметчины».
Посуровело лицо Григория. Альберт понял, что принес он  плохую весть.
– Что случилось, Гриша? Может, что с Галей?
– Нет больше её. Повесили гады, – еле сдерживая слезы, зло, с силой разрывает он в клочья записку, комкает и выбрасывает в ведро. 
Альберт не уходит, стоит молча, не зная, как успокоить друга. Тот садится на койку, закрывает лицо подушкой и тихо плачет… Лишь, чуть успокоившись, говорит: 
– Теперь мне делать здесь нечего. Буду пробираться домой – в Соколинск. Да и мать, наверное, потеряла меня...
– Но там же, в России война! – возражает Альберт.
– Так она же теперь везде! – парирует Гриша. – Я в Красную Армию пойду. Буду фашистов бить. И за твоего отца отомщу!
Альберт не всё понимает, что говорит русский друг:
– А что мне Марте сказать и дедушке Беккеру?
– Да так и скажи, что я ухожу домой. И попроси, чтобы они, если можно, дали мне на дорогу немного продуктов. И обязательно – нож, компас и географическую карту Ев-ропы. Ну и какой-нибудь крепкий мешок или рюкзак. Завтра утром я буду ждать тебя в том стоге сена, что стоит на лесной поляне…
Альберт уходит. Григорий ложится не кровать и слезы, скупые мужские слёзы сно-ва  затуманивают ему глаза. Он мысленно видит ласковую улыбку Гали. Так же мысленно говорит ей:
«Прости меня, мой Галченок, что не смог уберечь тебя. Клянусь, я отомщу немцам за тебя, за отца и за маму!..»
•••
Соколинск. На одном из домов весит вывеска: «Госпиталь». Елена Кравцова лежит на больничной койке. Две другие койки пусты. Входит шофёр Отто Беккер в белом хала-те. На тумбочку кладет пакет с продуктами. Пододвинув стул, садится у её изголовья.
Елена Григорьевна удивленно смотрит на гостя. Радуется про себя: «Хоть кто-то навестил меня». Тот, мешая немецкие и русские слова, говорит сумбурно. Но мысль уло-вить можно.
– Операций прошел харашо?
– Хорошо, Отто, – старательно кивает она.
Дальше в его разговоре преобладают такие слова: Гриша, Германия, работать, Фрау Краус, Марта…
Елена Григорьевна удивляется: почему он упомянул жену Крауса? И тут же её лицо озаряет улыбка. «Значит, Гриша жив! Нашелся! И где? В Германии! А это для меня сей-час самая лучшая новость. И не страшны мне теперь никакие болячки».
Мысль улетает далеко, в Германию. «Как там мой сын?  Живой он! Живой!»
Она закрывает глаза, осторожно, корчась от боли, пытается повернуться. Отто за-мечает её болезненность:
– Звать доктор?
Кравцова отказывается. В таком же ключе они поговорили ещё немного, и Отто, попрощавшись по-русски, приготовился уходить.
Кравцова благодарит его:
– Спасибо, Отто, что решились проведать меня.
– До свидания, – по-русски прощается тот и уходит.
Она медленно протягивает руку к пакету, оставленному гостем: в нем фрукты, кон-сервы, хлеб. «Пригодится ли всё мне это?»
Держа в руках шприц, в палату вошла медсестра, и Кравцова тут же протягивает ей руку…
•••
Григорий пролазит сквозь плтайную дыру в заборе. Бегом пересекает безлюдную дорогу и, преодолев редкий лесной массив, оказывается на лесной поляне. Вот и знако-мый  стог сена. Торопливо оглядывается. «Кажется никого». Отодвинув охапку сена, пролазит внутрь стога и ею же плотно закрывает за собой дыру. Сидит тихо, прислушива-ясь к каждому шороху…
 Вскоре на поляне появляется дед Беккер. У него за спиной рюкзак. Осторожно  ос-матривается, подходит к стогу и тихо спрашивает:
– Гриша, ты здесь?
– Да здесь я! Здесь! – изнутри раздается.
Григорий вылезает наружу. Беккер снимает рюкзак и отдаёт Грише:
– В нём все, что ты просил.
– Большое спасибо, дедушка.
– Марта передала тебе тёплый свитер. Говорит, что сама связала для Отто. Но те-перь он тебе пригодился. Ведь ночи бывают холодными. Просила, что если увидишь От-то, скажи, что она очень любит и ждет его. Все мы желаем тебе счастливо добраться до дома. Будем молиться за тебя и за Отто. Но и сам ты будь осторожен.
Григорий взволнован:
– Я очень благодарен вам, Марте и Альберту за всё, что вы сделали для меня. Я ни-когда не забуду вас, моих немецких друзей!
Беккер выказывает беспокойство:
– Тебе, Гриша, пора уходить. Как бы в имении не хватились тебя. Поднимут трево-гу. Ведь ты же собственность фрау Краус.
Григорий оправдывается:
– Я слышал, что фрау уехала за покупками в город. А это надолго. И пока меня хва-тятся, я буду уже далеко.
Они пожимают друг другу руки. Беккер просит:
– Если, дай Бог, вернешься домой в Соколинск, передай моему внуку большой при-вет. – Но, может, все же останешься? – он делает попытку остановить Григория. – Пере-живем невзгоду вместе. А там смотри и война кончится. Не будет же она продолжаться вечно.
– Нет, отступать я не стану! А тем более сидеть без настоящего дела.
– Ну, ладно, иди, – соглашается Беккер. – Характер у тебя жесткий, решительный. Я тебя понимаю – домой тянет. Может, ещё и встретимся? Война как началась неожиданно, так и кончиться может.
Беккер помогает Григорию надеть рюкзак, и они по-мужски крепко обнимаются и  решительно расходятся в разные стороны.
Старик оборачивается, крестит Кравцова вдогонку:
– С Богом!..
•••
В больничную палату, в которой лежит Елена Григорьевна, входит медсестра. В ру-ках у неё узелок:
– Больная Кравцова! Немедленно одевайтесь! Вы выписаны! – кладёт она узелок на койку.
Та удивлённо смотрит на медсестру:
– Как выписали? Мне же еще трудно ходить. Может, кто ждет меня? А врач знает?
– Он вас и выписал, – разъясняет она. – Понимаете, много раненых привезли. Класть некуда. Такси подавать никто не будут, так что сами добирайтесь домой.
– Хорошо, я сейчас, Только, пожалуйста, помогите одеться.
Медсестра помогает Кравцовой подняться с постели.
«Неужели это свобода?!» – мысленно радуется она...
•••
Полдень. Григорий Кравцов шагает по лесной тропинке. Останавливается у боль-шого разросшегося куста. Устало снимает рюкзак, и, достав консервную банку, открывает её ножом, аппетитно жуёт… Затем идёт дальше… Подходит к широкой реке. В стороне виднеется автогужевой мост, по которому беспрерывно снуют автомобили и взад-вперед прохаживается охрана. Реку он переплывает, держа одежду и рюкзак на вытянутой вверх руке…
Солнце уже клонится к закату. В глубине леса, Григорий неожиданно наталкивается на небольшое заброшенное строение – что-то похожее на охотничий домик. Снимает рюкзак – останавливается на ночевку. «Вряд ли, кто сунется сюда ночью…»
•••
Елена Григорьевна медленно бредёт по улицам города Соколинска. Часто останав-ливается. Отдышавшись, идёт дальше. Наконец стучит в калитку двора деда Ермилия. Тот появляется не сразу. Увидев Кравцову, искренне удивляется:
– Елена Григорьевна?! Вы?! Заходите скорее!
Та тяжело ковыляет через двор, пытается подняться  по ступенькам крыльца. Но это ей не удаётся. Ермилий подхватывает её под руку и зовет внука. Вдвоём с Сашко они по-могают Кравцовой войти в дом и усаживают на лавку возле стола. Болезненным голосом благодарит:
– Ну, вот, наконец, я и у своих. Спасибо вам…
•••
По просёлочной дороге едет грузовой автомобиль. В кузове, обтянутом тентом, из-за ящиков выглядывает Григорий. Машина замедляет ход, и он припадает к прорези в тенте: впереди виден шлагбаум, перегородивший дорогу, а возле него – вооруженный не-мецкий патруль. Машина вот-вот остановится и Григорий мгновенно покидает её: снача-ла прячется за колесами, а затем скатывается в придорожный кювет, заросший густым высоким бурьяном. Лежит тихо, не двигаясь. Рядом стоит покосившийся пограничный столб с указателями: «Германия. Чехословакия». Видно некогда это была старая граница между этими странами. «Значит, можно сказать: Прощай Германия?»
Один патрульный проверяет документы у шофера, а другой, приподнявшись на цы-почках, заглядывает в кузов. Убедившись, что в нём никого нет, идёт к шлагбауму. Пер-вый возвращает документы шоферу и машет рукой, чтобы тот уезжал. Шофер заводит мотор, и под его шум Григорий ловко, одним движением запрыгивает в кузов. Шлагбаум открывается, и машина быстро набирает ход. За ящиками опять видна голова Григория...
•••
Дом деда Ермилия. Укрытая одеялом, Кравцова лежит на кровати. У изголовья на табуретке – стакан с водой и кусок бинта. На кухне что-то кипит в чугунке. Здесь же Сашко возится с удочкой – накручивает на удилище леску. Дед сидит за столом и чинит обувку:
– Ты что, Сашко, на рыбалку собрался?
– Да, дедушка. Сейчас лещ хорошо клюет. Я уже и червей накопал.
– Но тебе же нельзя выходить на улицу. Немцы кругом.
– Да я огородами, – храбрится он. – Знаю одно местечко. Камыши кругом. Кто меня там увидит?
– Боюсь за тебя, – тревожится дед. – Не ходил бы.
– Но другие же ловят и ничего, – возражает Сашко. – А тете Лене нужно хорошо питаться, чтобы скорее выздороветь. Без риска не обойтись. Вон Гришка рискнул и спас  ребят. И меня тоже. А я что, хуже его?
– Смотри-ка – гордость взыграла, – улыбается дед. – «Растет пацан». Ну, ладно, иди. Только будь осторожным. Как пойдёшь, заскочи к фельдшерице Ганне. Попроси, пусть срочно зайдет.
– Хорошо, дедушка, – соглашается внук.
Прихватив  ведёрко и удочку, быстро уходит…
•••
Яркий солнечный день. Григорий идет по лесистой тропинке. В руках у него доб-ротная палка. Посматривая на компас, идёт всё дальше и дальше на восток…
 В стороне, сквозь листву деревьев видна обочина неширокого грейдера. Вид у него затрапезный, почти заброшенный – не то, что бетонная автострада. Поэтому машины по нему ездят редко, разве что кому нужно заехать в, расположенное на этой трассе, какое-либо селу. Оглядевшись, Григорий спускается к покосившемся дорожному указателю. Читает на нём: «Брно – 45 км». Присев, достает карту и, сверяясь со стрелкой компаса,  внимательно её рассматривает…
Издали доносится шум мотоциклетного мотора. Звук громкий, тяжелый. Явно мо-тоцикл перегружен или идет на подъем, потому и приближается медленно. Григорий сворачивает в лес. Прячась за стволом дерева, пытается увидеть мотоциклиста… 
И его одолевает авантюрная мысль – завладеть мотоциклом. «Такого удобного слу-чая больше может мне не представится!» Он спешно спускается к кусту, растущему поч-ти у самой дороги, прячется за ним, выжидает...
Мотоцикл оказывается с коляской. Все отчетливей виден его водитель – немецкий солдат в дорожных очках. Из коляски торчит ствол винтовки. Мотоцикл уже почти ря-дом. Ещё чуть-чуть, ещё два-три мгновения  и… Григорий делает прыжок на дорогу. Вот когда пригодилась палка. Времени, чтобы что-то сообразить, у водителя нет, и неожидан-ный  размашистый резкий удар сбрасывает его на землю. По инерции мотоцикл проезжа-ет ещё несколько метров и глохнет.
Немец не проявляет никаких признаков жизни. Григорий затаскивает его за куст, чтобы сразу никто его не заметил, и, ловко вскочив в седло мотоцикла, уверенно выжи-мает газ. Некоторое время ведёт машину по абсолютно пустому грейдеру, пока вдали не показалась автотрасса. «Днём по ней ехать опасно. А вот ночью можно попробовать». И он направляет машину в глубину леса…
•••
Дед Ермилий хлопочет у русской печи. Рогатым ухватом вытаскивает из неё чугу-нок, ставит на лавку и сливает горячую воду в ведро. Открыв крышку, усаживается за стол, и, дуя на клубни картофеля, начинает чистить…
Неожиданно со двора раздается короткий стук в калитку ворот. Дед выходит во двор и впускает фельдшерицу Ганну. В руках у неё небольшой чемоданчик, на каждом боку  которого нарисован небольшой красный крестик. Ермилий проводит её в ту комна-ту, в которой на койке лежит Кравцова.
– Здравствуйте, Елена Григорьевна, – учтиво говорит она.
Кравцова отвечает болезненным голосом:
– И вы будьте здоровы. Спасибо что пришли.
– Сашко говорил, что вам какую-то операцию сделали?
– Да, случилось такое, – подтверждает она.
– Давайте я посмотрю, что там у вас.
Дед Ермилий тут же выходит из комнаты. Осмотрев шов, фельдшерица интересует-ся:
– И кто же в такое бесправное время вам аппендицит вырезал?
Елена Григорьевна не хочет говорить правду. «А то неизвестно, что ещё может она подумать?» Поэтому  отвечает уклончиво:
– Да врач один. Если бы не он, то умерла бы, наверное. Говорит, что мне повезло – вовремя вырезали…
Дед продолжает чистить картошку. В дверях появляется Ганна.
– Ну, как там Елена Григорьевна? – спрашивает Ермилий.
– Аппендицит был у неё. Шов хорошо зарастает. Я смазала его зеленкой и сделала перевязку. Думаю, что все будет хорошо. Но пусть она не залеживается, а понемногу на-чинает ходить. Быстрее разрез затянется.
Ермилий благодарит фельдшерицу:
– Спасибо вам, что помогли ей. Оставайтесь с нами обедать. Вот и картошка в мун-дирах сварилась, – кивает на чугунок.
Разговор прерывает стук в наружную дверь.
– Наверное, внучек с рыбалки вернулся, – поясняет Ермилий и идёт открывать.
Действительно это пришел Сашко. Уже по его довольной улыбке можно было сразу понять, что рыбалка ему удалась. Ставит в угол рыболовные снасти и ведро, в котором плещется рыба:
– Отличный был клев! Столько рыбы в реке развелось. Едва успевал червей наса-живать на крючок.
Ермилий поддакивает:
– Так что, Ганна, оставайся у нас на уху.
Держась за бок, в кухню медленно входит Елена Григорьевна:
– Оставайтесь, Ганна. Посидим, поговорим.
– Я бы с удовольствием, – отказывается она, – но меня ждут другие больные. Я ни-кому не могу отказать. Ведь больницы сейчас не работают.
– Ну, тогда возьми рыбки, – спохватывается Ермилий. – Я сейчас тебе заверну.
Вытаскивает из ведра пару больших лещей, заворачивает в клочок бумаги и подает Ганне:
– Спасибо тебе...
– И вам спасибо, – вторит она, принимая подарок. – Я ещё к вам зайду.
Уходит. Дед принимается чистить рыбу, а Сашко ставит в печку кастрюлю с водой. Елена Григорьевна тоже присаживается к столу. Чистит картофелину и радостно сообща-ет:
– А мой муж, Василий Сергеевич, тогда не погиб. Успел убежать…
•••
Григорий рассматривает вещи, лежащие в мотоциклетной коляске. Это – солдат-ский заплечный рюкзак и немецкая винтовка. В рюкзаке – стандартный пищевой набор продуктов: две банки мясной тушонки, три упаковки с сухарями, печеньем и эрзац хле-бом. Но больше его интересует винтовка. Открывает затвор: в патроннике пять патронов. «Маловато  конечно. Но для начала и этого хватит».
Усевшись на край коляски, ладонью вытирает вспотевший лоб и достает флягу, крутит её, переворачивает. Но оттуда – ни капли. «А как хочется пить. Где же достать во-ды? Кажется, тут недалеко я переезжал ручеек».
Прихватив винтовку и флягу, Григорий спускается в лощину и вскоре находит то, что искал: игриво журча, ручеек вытекал из под камня. Вода на вид чистая. «Да и почему ей быть грязной в лесу?» Подставляя ладони, пробует воду на вкус, а затем жадно пьет, затем наполняет флягу.
С автострады доносится прерывистый рокот автомобильных моторов. «Может, пой-ти попугать немцев?» Долго не раздумывая, он осторожно идет на шум. Недалеко чуть внизу просматривается крутой поворот автомобильной дороги. Устроившись под разла-пистой веткой дерева, Кравцов наблюдает за движением военных автомашин. И опять неизвестно откуда в сознание влезла авантюрная мысль: «А что если прострелить колесо? Немцы не сразу поймут: отчего лопнула шина?»
Приготовив винтовку, он стал выжидать удобного случая... И такой скоро ему пред-ставился – появился грузовик, в кузове которого сидело несколько немецких солдат. Гри-горий недолго прицеливается, и нажал спусковой крючок. Подбитая машина виляет из стороны в сторону, выскакивает с автотрассы, и, несколько раз перевернувшись, свалива-ется в глубокий кювет. «Оказывается и таким способом можно бить немцев!»
Он не сразу покидает засаду, а с интересом наблюдает за действиями немцев. На месте «аварии» останавливаются попутные машины. Поднимают наверх убитых и ране-ных и грузят в машины.
«Неплохое начало!» – отмечает про себя Кравцов…
•••
Полевой советский аэродром двукрылых самолетов У-2. Перед выстроившимися в шеренгу летчицами командир зачитывает приказ:
«Первому звену ночных бомбардировщиков провести поиск и уничтожить немец-кие  военные автомашины в городе Соколинске. Вылет ровно в 22-00. К этому времени техникам подготовить самолеты к вылету, восполнить боекомплект крупнокалиберных пулемётов и противотанковых гранат. Командующий полком ночной бомбардировочной авиации полковник Соловьев». Вопросы есть?
В ответ – полное молчание.
– Значит, нет, – констатирует командир. – Тогда сообщу вам приятную новость, – обводит он лётчиц загадочным взглядом: – Немцы по достоинству оценили вашу ночную работу, присвоив вам почётное звание «Ночные ведьмы!» – торжественно восклицает он. – Вольно!
– Ура!!! – в восторге летчицы бросаются друг к другу в объятия.
– Да, видно допекли вы их здорово! – радуется командир. – Так держать!..
•••
Соблазнительно двигая бёдрами, в кабинет Густава Крауса входит молодая немка в военной форме  и протягивает ему небольшой конверт.
– Опять от фрау Краус, – притворно капризно выговаривает она, и, ловко поддёрнув юбку, бесцеремонно усаживается к нему на колени. – Помнишь, ты мне говорил, что у тебя нет с ней никаких дел. Обещал, что я для тебя всех дороже. Почему же она продол-жает писать тебе письма? Я ревную. Ты, наверное, меня обманываешь?
– Ну, что ты, дорогая, – убаюкивающим тоном обер-лейтенант пытается успокоить ревнивую девушку. – Ты же у меня лучше всех на свете.
– Ну, хорошо, ты меня успокоил, поэтому можешь потрогать меня, где хочешь, – соглашается немка и начинает расстегивать кофточку. 
Краус взволнован прикосновением к прелестным женским формам. В такие минуты он готов обещать всё что угодно. И он сделал это – в который раз пообещал  порвать все отношения со своей женой. Девушка сразу же подобрела – даже позволила ему просунуть руку в одно из самых потаённых девичьих мест. Как бы не замечая этого, та быстро рас-печатывает злополучный конверт. Но Краус, выдернув руку, тут же отбирает его. Читает:
«Мой дорогой Густав! Я так соскучилась по тебе, по твоим ласкам. Я страдаю от одиночества и скуки. Когда же ты опять приедешь ко мне? Ты же мне обещал. Я жду тебя!  Переживаю – не завел ли ты себе какую-нибудь подружку. У меня есть новость. Купила ещё одного работника. Он русский. Из Соколинска. Звать его Григорий Кравцов. Говорит, что ты живёшь в его доме. Так ли это? И последнее – этот русский попытался убедить меня, что ты мне верен. Но я по-прежнему сомневаюсь…»
«Как она мне надоела со своей ревностью!» – недовольно кривится Краус. Его даже чуть передергивает, словно он съел что-то кислое.
Немка замечает его волнение и плотнее прижимается к коменданту:
– Что так тебя взволновало, милый?  Дома что-то случилось?
– Жена ревнует, будто видит, чем я сейчас с тобой занимаюсь. Оставь на время ме-ня. Мне нужно подумать.
– Не можешь решиться, с кем остаться тебе?
Но Краус на это лишь небрежно махнул рукой.
Ну, хорошо, хорошо, ухожу, – кокетливо козыряет она и, одёрнув юбку, направля-ется к выходу.
«Мой Бог! Избавь меня от этих Кравцовых! – мысленно восклицает Краус. – Снача-ла они преследовали меня в Соколинске, а теперь оказались и в моем поместье!»
– Курт! – зовет он денщика.
Тот входит, не забыв козырнуть.
– Что там с Кравцовой? Сделали ей операцию?
Тот удивлён:
– Не знаю. Вы же не приказывали следить за ней.
– Тогда немедленно позвони в госпиталь и всё разузнай.
– Разрешите мне позвонить из вашего телефона.
– Звони.
Денщик тянется к трубке. И пока набирает номер, обер-лейтенант размышляет:
 «Откуда берутся такие странные совпадения? Если муж Кравцовой где-то прячет-ся, то рано или поздно он выдаст себя. Для приманки пусть она живёт в своём доме. А я уже завтра перееду в цивильные апартаменты. Кажется, их уже подготовили. За Кравцо-вой нужно установить постоянное наблюдение. Нельзя упустить такой шанс. Муж обяза-тельно придет к ней. Через неё мы и арестуем его. Когда-то же он устанет прятаться. По-том и с ней разберусь, как с активисткой коммунистического режима».
Курт кладёт трубку. Докладывает:
– Кравцова в госпитале не числится. Её недавно выписали, так как нужны были места для раненых.
Краус возмущен:
– Разве там не знали,  что она под арестом?!
– Знали, – Курт пытается как-то выкрутиться. – Я говорил...
– Кому?! – кричит Краус, вставая с кресла. – Найти! Немедленно!
•••
Соколинск погружен в темноту – наступил комендантский час. Город словно вы-мер:  нигде – ни огонька и абсолютная тишина, только изредка где-то лают собаки. Все жители тихо сидят по домам, и кажется, что наступил конец света.
Неожиданно, а вернее, как по расписанию, в мертвую тишину города издалёка вплывает назойливый гул советского самолета. Его характерный размеренный рокот еще звучит далеко за городом, а все жители уже сидят в погребах или в щелях, вырытых в огородах.
Приблизившись к городу на большой высоте, летчица выключает мотор и начинает  планировать. Шум пропеллера практически исчезает. Снизу, с земли самолет не только не виден, но и не слышен. И только когда пролетает прямо над головой, улавливается тихое шелестение: «ш-и-и-и»...
И тогда в темном небе появляется другая напасть – яркий магниевый источник све-та, спускающийся на маленьком невидимом парашюте. Повсюду становится видно, как днем, хоть газеты читай. Теперь он становится главным врагом для немцев. Небо тут же озаряется пунктирами трассирующих пуль, тянущихся к маленькому фонарику, Но по-пасть в него трудно, даже почти невозможно…
«Кукурузники», как в войну прозвали эти двукрылые самолётики, могут подолгу высматривать внизу добычу, кружась в темноте над городом с выключенным мотором. Летчику же с высоты хорошо видны все  автомашины стоящие во дворах и на улицах – выбирай любую. И тогда для немцев наступает самое страшное – вниз начинают сыпаться небольшие бомбы и противотанковые гранаты. К взрывам добавляется и треск из крупно-калиберного пулемёта. Но стрелку не разобрать, кто внизу: наш человек или немец. По-этому во время бомбёжки жители стараются не высовываться из укрытий.
Но иногда верх берут наши, не совсем обоснованные отвага и любопытство. Так во время одного из таких налетов Сашко вышел во двор и попытался разглядеть самолет в тёмном небе. «Хоть и с бомбами, но всё же свой! Советский!» Но вдруг  вверху стучит  пулемет, а перед ним пули вспучивают земляные фонтанчики. Всё происходит так быст-ро, что он едва успевает понять, что его же могло убить. Но на этом пугающие странно-сти не заканчиваются, так как следом раздается близкий взрыв и к ногам Сашко падает искореженная швейная машинка. Позже выяснилось, что летчик целился не в дом, а в пе-редвижную немецкую радиостанцию, стоявшую во дворе. Машина была уничтожена, но и от дома остались одни развалины…
И снова слышится стрекот мотора, но на этот раз он доносится из-за города. Видно лётчица, отбомбившись, включила мотор. Сашко спускается в погреб. В нём трясутся от страха дед Ермилий и Елена Григорьевна.
– Всё. Улетел, – радостно сообщает он. – Бомбежка закончилась.
Все вылезают из погреба. Зашторив окна, зажигают керосиновую лампу. Спать не хочется. И начинаются длинные разговоры на разные больные темы.
– Меня, наверное, немцы ищут, – задумчиво говорит Кравцова. – Поэтому больше мне оставаться у вас нельзя. Завтра же пойду к своим в Поддубицы.
– Как же ты пойдешь, – волнуется дед Ермилий, – ты же ещё плохо ходишь?
– Да мне уже лучше. А то родители мужа потеряли меня. Да и вас боюсь подвести.
В разговор вмешивается Сашко:
– И мне нельзя попадаться на глаза немцам. Ведь я же сбежал с поезда. Так что пой-ду вместе с Еленой Григорьевной. Поживу какое-то  время в деревне.
– Значит, бросаете старика одного, – грустно говорит Ермилий.
– Да мы не бросаем тебя, дедушка, – успокаивает его Сашко. – А вдруг немцы на-грянут – меня или тетю Лену искать будут.
– Ладно, – соглашается он. – Ступайте. А кто будет вас спрашивать, то скажу, что живу один и ничего не знаю…
•••
Словенские Карпаты. Чуть брезжит рассвет. Григорий Кравцов мчится по автостра-де на мотоцикле с коляской. Из редких встречных автомашин никто на него не обращает внимание. На крутом подъеме ручку газа он выкручивает до предела. Мотор ревет и ревёт во всю мощь, но вдруг, поперхнувшись, глохнет. Быстрый взгляд на прибор показывает, что бензин на нуле. «Нужно немедленно уходить. Но куда: вверх или вниз?» Внизу – го-лый крутой обрыв, а вверху, в некотором отдалении, виден густой лес. «В нём можно ук-рыться». 
И пока он решает эту дилемму, из-за поворота выезжает открытый военный автомобиль. Сначала он проезжает мимо. Видно, что в нём кроме водителя – три немец-ких офицера. Но вдруг, заскрипев тормозами, автомобиль останавливается и даёт задний ход.
Но встреча с немцами у Кравцова не запланирована, поэтому он выхватывает из ко-ляски винтовку, и бежит вверх, к лесу. Автомобиль останавливается. Григорию понятно, что сейчас вдогонку могут прозвучать выстрелы, и он падает за первым же камнем, ока-завшимся у него на пути. И тут же доносится автоматная очередь. Выбивая из камня ис-кры, пули не дают ему поднять головы…   
Ему не видно, как один из немцев, выскочив из машины, тоже карабкается вверх по склону. Визжащие вокруг пули не дают Григорию осмотреться. А немец уже в несколь-ких метрах от камня. Чтобы не накрыть своего же, автоматный огонь прекращается. Толь-ко теперь Кравцов замечает немца. Тому неудобно стоять на склоне, да и автомат, болта-ясь на шее, мешает устойчивости. Времени для Григория оказывается достаточным, что-бы принять правильное решение. Машинально передёрнув затвор винтовки, он мгновен-но перекатывается по другую сторону камня. От такой неожиданности немец не успевает поднять автомат и застывает, как вкопанный, лишь оцепенело смотрит на ствол винтовки, нацеленный прямо ему в лицо. Он понимает, что любое его движение может означать для него смерть…
В такой критической ситуации мысль храброго человека работает особенно четко. И у Григория возникает авантюрная мысль: «Нужно озадачить противника чем-то неожи-данным». И он произносит то, что первое приходит ему в голову:
– Я – Фридрих Энгельс – сын Карла Маркса!
Противник в недоумении, сбит с толку. И пока враг пытается осмыслить произне-сенное, Григорий  приказывает по-немецки:
– Автомат положи! 
Немец ошарашен неожиданной наглостью, понимает, что выстрелить первым ему не  удастся. Но жизнь дороже, и он послушно кладет автомат на землю.
И тут же раздаётся другая команда:
– Бегом вниз!
И пока немец бежит вниз по склону, Кравцов вскакивает и, ловко вскинув винтовку к плечу, почти не целясь, стреляет в автомобиль. Выстрел оказывается удачным – офицер, стрелявший в него, выпускает из рук оружие и заваливается на дно машины. В машине замешательство. Воспользовавшись им, Григорий подбирает автомат, убежавшего немца, и  возвращается в свое укрытие. Только теперь из машины раздаются запоздалые выстре-лы. В винтовке остаются ещё три патрона, и Григорий не остается в долгу – тремя вы-стрелами заставляет офицеров прекратить огонь. Некоторое время выглядывает за камня, пытаясь понять: есть ли кто в машине живой? Но никаких признаков жизни в ней не за-мечает. «Значит можно уходить».
Оставив винтовку, бежит к верхнему склону дороги. Достигнув вершины, оборачи-вается, тяжело дышит. Но из машины всё же стучит автомат, и, противно визжа, над го-ловой, проносятся пули. «Кажется, пронесло!» Но какая-то шальная пуля всё же задела его…
•••
Словацкие Карпаты. По лесной тропинке то бежит, то идёт совсем юная девушка. Впереди, высунув красный язык, трусит лохматый дворовый пёс. Неожиданно собака бросается в кусты и поднимает тревожный лай...
Девушка подзывает его:
– Рудик! Рудик!
Пёс возвращается, заглядывает в глаза хозяйки и громко скулит. Та удивлена:
– Ну, что ты нашел там, Рудик?
Пёс срывается с места и вновь исчезает в кустах. И опять, как и в первый раз, оттуда доносятся странный лай и повизгивание... Девушка идет на голос собаки, осто-рожно раздвигает ветви куста и испуганно вскрикивает...
Григорий лежит на спине и болезненно стонет. Видит перед собой расплывчатый силуэт женщины. Тихо по-русски спрашивает:
– Мама, это ты? Пить. Воды...
Божена отзывает собаку, и они бегут дальше...
•••
На лесной поляне, огороженный деревянным забором, стоит дом лесника Клоцы. Во дворе видны какие-то другие постройки. Девушка подбегает к воротам и, открыв ка-литку, скрывается во дворе…
В комнате за столом сидит сам хозяин – средних лет худощавый словак. На нем –  рубашка вышитая местным орнаментом и такая же безрукавка. Кухонным ножом он на-резает хлеб. Его жена ловко орудует поварешкой в кастрюле.
Вбежав в комнату, девушка взволнованно тараторит:
– Папа! Мама! В лесу раненый! В кустах лежит! У него все плечо в крови. Он сто-нет, и что-то говорит не по-нашему.
Отец встревожен:
– Немец?! Военный?!
– Нет! Нет! – отрицает она, – он «мама» и «вода» говорит по-нашему. И еще – у не-го автомат.
– Значит наш, славянин, – заключает Клоца. – Где он? Далеко?
– За первым поворотом на Жилину! Там дерево такое растет, раздвоенное – молния в него ударила.
– То-то недавно я слышал стрельбу со стороны дороги», – вспоминает отец. – Мо-жет, это кто-то из наших?
– Кто бы он ни был, – отвечает жена, – а помочь человеку нужно.
Клоца встает из-за стола:
–  Ну, Маринка, тогда пошли. Позже пообедаем.
– Да-да, как скажешь, – та начинает укутывать полотенцем кастрюлю: – Давай и те-лежку возьмем. Наверное, он не ходячий, коли лежит?
– Правильно говоришь. Тогда я пойду в сарай и выкачу её во двор.
Клоца направляется к двери, а дочь говорит матери:
– Ещё он воды просил.
– Налей сама, дочка, – мать подает ей бутылку. – Чувствует моё сердце, что неспро-ста Бог послал нам этого человека. А как он выглядит? Молодой или старый?
– Молодой, мама! Очень молодой!
Мать накрывает полотенцем тарелки с едой, снимает фартук. Выглянув в окно, то-ропит дочь:
– Пошли, скорее! А то отец уже катит тележку к воротам...
Они выходят во двор. Мать запирает дверь. На страже дома остается лишь пёс.
Уже за воротами отец обращается к дочери:
– Ну, Божена, веди нас к раненому...
•••
Григорий лежит под кустом. Глаза открыты. Взгляд неподвижен. Ему кажется, что он может летать. И действительно, лишь только подумал о доме в Соколинске, как тут же оказался в его дворе. Но всё в нём было не так: двери в дом и в сарай заколочены, нет ни Отто, ни автомобиля Крауса...
При мысли о матери, оказался в деревне Поддубицы. Мать сидит за столом и чистит картошку, бабушка подметает пол, а дедушка возится с обувкой. Почему-то здесь же на-ходится и Сашко – что-то читает. Григорий удивляется: «И здесь меня никто не видит». Мать роняет картофелину, которая катится прямо ему под ноги.
– Я подниму, мама! – бросается к ней Григорий.
Наклоняется, но его рука свободно проходит сквозь клубень. Мать сама поднимает  картофелину. Руки её и сына соприкасаются, но никто из них этого не ощущает. Видит, как в комнату входит незнакомый молодой человек в солдатской форме. Бабушка спра-шивает:
– Ну, что, Слава, растопил печку?
– Да, огонь уже разгорелся – можно ставить воду.
– Тогда скоро будут готовы твои любимые вареники с картошкой. Скучаешь по Свердловску?
– Конечно. Это же мой родной город. В нём живёт моя мать, да и вся наша родня. А отец на фронте. Спасибо вам, что признали во мне своего сына и поэтому немцы отпус-тили меня из концлагеря.
– И у меня тоже есть сын, – вклинивается в разговор Елена Григорьевна. – Моложе тебя. Где-то сейчас в Германии. Немцы увезли насильно.
Григория озадачивают странные видения, но в тоже время они создают ощущение радости. Даже исчезла боль в раненном плече, и возникло какое-то непонятное чувство комфорта.
Постепенно мысль переместилась на отца. Он без петлиц, в погонах майора. Смот-рит в бинокль сквозь амбразуру блиндажа. В стороне перед рацией сидит радист. Он тоже в погонах. Григорий удивляется: «Почему они все в погонах?».
За пределами блиндажа слышен шум недалёкого боя: взрывы снарядов, стрельба орудий, треск пулемётов. Радист протягивает отцу телефонную трубку:
– Товарищ майор! Седьмой на проводе.
Кравцов берет трубку, дает высказаться седьмому, а затем сам кричит в неё:
– Значит, так Седьмой! Приказываю! Второй танковой роте немедленно атаковать противника на правом фланге! Выделяю вам взвод автоматчиков из своего резерва! Поса-ди их на броню! Нужно помочь пехоте! Сейчас ей особенно трудно!..
Видения перемещается в Германию. Мелькают образы старика Беккера, Марты и Альберта. Каждый занят своим делом: Беккер копается в огороде, Альберт чистит коров-ник, а  Марта сидит за столом и что-то пишет.
Григорий пытается вспомнить образ Гали Лисовской, но тот возникает неясно.
«Как мне сейчас хорошо, – мысленно восхищается он. – Такого необычного состоя-ния я никогда не испытывал. Что же это такое?! Как хочется, чтобы оно никогда не кон-чалось».
Но, откуда-то издалёка, как бы предупреждая, в мысли Григория настойчиво вкли-нивается чей-то голос. Предупреждает, что оставаться в таком состоянии ему больше  нельзя и что пора возвращаться к действительности.
«Куда?» – пытается уточнить Григорий, но острая боль в плече отрезвляет его...
•••
Он чувствует, что кто-то настойчиво его тормошит. Очнувшись, видит перед собой  незнакомые лица: мужчину и двух женщин. Их речь непонятна. Но в ней слышится доб-рота и что-то  отдалённо знакомое...
– Кажется, русский, – удовлетворённо говорит  Клоца.
Вместе с Маринкой они приподнимают Григория и усаживают в тележку. Тот тянет руку к автомату. Клоца поднимает его и вешает себе на плечо.
– Пить, воды, – просит раненый.
Божена наливает в кружку воды и, поддерживая её, помогает ему напиться.
Маринка ладонью прикасается ко лбу Кравцова:
– Горит весь. Видно температура большая.
Клоца просит Божену:
– Дочка, мы с мамой повезем раненого домой, а ты беги к пану Смекалу. Пусть срочно придет он. А то у этого парня тяжелая рана. Да и, наверное, потерял много крови. Медлить нельзя. Потом разбираться будем, как он здесь оказался...
•••
По крутой узкой тропинке, перескакивая с камня на камень, Божена спускается все ниже и ниже в лощину. Наконец сквозь зелень деревьев виднеются крыши небольшого селения. Центром его является обычная сельская улица с плетнями, сараями, заборами и колодцами. Девушка останавливается возле калитки одного из домов, тяжело дышит, на-стойчиво стучит в ворота…
Калитку открывает немолодой мужчина с пенсне на носу. Интеллигентно поправля-ет его.
– Это ты, Божена? – удивлен он. – Что ты запыхалась так?
– Бежала! – продолжает она тяжело дышать. – Пан Смекал! Пан учитель! Меня по-слал к вам отец! Просит вас скорее придти к нам!
– Ну, ты сначала проходи во двор, – предлагает хозяин.
Божена входит.
– Вот теперь рассказывай, что там у вас случилось, Заболел  кто?
Да нет, – отрицает она, – у нас в доме раненый. Отец говорит, что он, наверное, рус-ский. Ему очень плохо. Отец срочно послал за вами.
– Ну, вот теперь мне понятно. Но скажи, как он появился у вас? – интересуется Сме-кал.
– Я, вернее, наш пес Рудик, нашел его в лесу.
Учитель беспокоится:
– Вы никому о нем не говорили? Никто не видел?
– Нет-нет! – торопливо отрицает она, – Никто!
– Хорошо, Божена, – соглашается Смекал. – Чувствую, что это дело серьезное. Ты немного подожди, а я быстренько соберусь, и мы сейчас же пойдем к вам...
•••
Дом лесника пана Клоцы. Григорий Кравцов лежит на кровати. Грудь и рука забин-тованы. Лесник приподнимает ему голову и подкладывает под неё вторую подушку.
– Вот так будет лучше, – доволен он. – Теперь и покормить будет удобно.
Маринка приносит миску с супом и, зачерпнув в ложку, подносит ко рту Григория.
– Я сам, – тянется тот свободной рукой к ложке и принимается за еду.
Раздается скрип открываемой калитки и лай собаки. Клоца смотрит в окно:
– Божена привела пана Смекала.
– Кто это? – с тревогой спрашивает Григорий.
– Не беспокойся, Гриша,  – успокаивает его Маринка. – Это наш местный лекарь. К тебе пришел.
Лай прекращается, и в дом входят Божена и Смекал. Тот задерживается в сенцах и  под умывальником моет руки. Затем проходит в комнату. Пытаясь приподняться, Григо-рий болезненно кривится.
– Лежите, лежите, молодой человек, – останавливает его Смекал. – Я пришел ос-мотреть вашу рану. Но сначала давайте познакомимся: я немного говорю по-русски.
– Григорий Кравцов, – отвечает тот.
– А я – пан Смекал. Так меня все в округе зовут, – копаясь в чемоданчике, поясняет он. – Я в сельской школе историю преподаю и по совместительству – лекарь. Когда-то окончил  фельдшерские курсы. Ты уже  познакомился с хозяевами?
–  Нет. Ещё не успел.
– Словаки мы, – поясняет Смекал. – Хозяина звать пан Клоца, – указывает он на то-го. – Лесник он. Это его жена, Мария, – кивает он на хозяйку. А вот эта красавица их дочь – Божена. Как видишь, очень хорошие люди.
– Да я это уже понял, –  Григорий согласно кивает головой. – Если бы они меня не нашли, то, наверное, умер бы. Передайте от меня им большое спасибо.
Фельдшер пытается перевести их разговор, но Клоца его останавливает:
– Да мы и сами уже всё поняли. Ведь в наших славянских языках много схожих слов. 
– Скажите Грише, что нашла его Божена, – просит Мария.
Но та возражает:
– Нет, это нашел его мой Рудик. Он у нас такой умный.
Смекал поясняет:
– Рудик – это любимый пес Божены.
– Спасибо, Божена, – благодарит её Григорий. – Значит, это ты с собакой подходила ко мне в лесу? Я это смутно припоминаю. Всё было тогда, как в тумане.
Переведя разговор, Смекал спрашивает у хозяев:
– Кто его перевязывал?
– Да мы с мужем, – отвечает Маринка, – сразу же, как его привезли. Рану промыли кипячёной водой с марганцовкой. И ещё я дала ему аспирина. А то он горел очень. И ле-чебной травы заварила – настаивается ещё.
Смекал кладёт руку на лоб Григория и одобрительно кивает:
– Да, вы правильно всё сделали. Температуры большой нет. А травяной отвар  обя-зательно давайте, чтобы осложнения не было. А сейчас поднимите его рубашку, – Смекал просит хозяев: – Послушаю лёгкие.
Достаёт из чемоданчика деревянный фонендоскоп. Приставив его к груди пациента, наклоняется к прибору ухом, внимательно слушает. Наконец делает вывод:
– Пока всё идёт хорошо. Рана не очень опасная, но заживать будет долго. А вот про-студы нужно бояться.
– Не беспокойтесь, пан Смекал, – заверяет его пан Клоца. – Горный воздух и травы моей Маринки быстро поставят его на ноги.
Смекал довольно улыбается:
– Да вижу, как вы тут сами быстро без меня справились.
Поворачивается к Григорию:
– А теперь, Гриша, давай рассказывай, как ты здесь оказался. Ведь мы о тебе ничего не знаем...
•••
По проселочной дороге украинского села едет открытый военный автомобиль. На переднем сидении – комендант города Соколинска обер-лейтенант Густав Краус. Маши-ну ведет Отто Беккер. На заднем сидении расположились денщик Курт и редактор город-ской газеты «Свободный Соколинск» – теперь уже господин Лисовский. Машина оста-навливается у колодца, из которого женщина достает воду. Краус обращается к ней:
– Мадам! Говорить, пожалуйста, где жить ваш староста?
– Там, – отвечает она, показывая рукой вдоль улицы. – У него хата под железом. Такая одна на все село.
Краус машет рукой, и машина двигается к указанному дому. Останавливается. Курт выскакивает из автомобиля и прикладом автомата стучит в калитку. И тут же со двора доносится громкий собачий лай. Калитка открывается и в её проеме появляется полный лысоватый мужчина. На вид ему не меньше шестидесяти. На нем вышитая украинская рубаха, подпоясанная тонким ремешком.
– Ну, что стоишь, как истукан! – кричит на него Лисовский. – Подойди поближе!
Тот приближается к автомобилю.
– Ви есть староста? – спрашивает Краус.
– Да, господин начальник, – учтиво кивает тот.
– Немедленно собрать всех житель села! – приказывает Краус. – У церкви. Я имею сообщать им радостный известий!
– Будет сделано! – покорно отвечает староста…
•••
Смекал обращается к Григорию по-русски:
– Тебе повезло, парень. Пуля пощадила твои жизненно важные органы. Правда, ты потерял много крови, но это со временем  восполнимо.
Григорий доволен:
– И я снова смогу бить немцев?
– Конечно, – соглашается Смекал. – И на твою долю достанется. А пока тебе нужно лежать, чтобы быстрее поправиться. Ты ещё очень и очень слабый.
– Как там, на фронте? – интересуется Григорий. – Где немцы? Ничего не знаю.
– Русские уже основательно побили немцев под Москвой. А сейчас бои идут за Сталинград. Фашисты рвутся к Волге. Несут большие потери. Думаю, что и там у них тоже ничего не выйдет.
Кравцов довольно улыбается:
– Так им и надо, проклятым фашистам. Нечего было лезть в наш огород. Вот по-правлюсь и продолжу бить немцев. Хочу отомстить им за отца и мать.
– А что ты, Гриша, торопишься? Такие войны быстро не заканчиваются, так что и на твою долю хватит. Сколько тебе лет?
– Так уже идёт семнадцатый.
– Ну вот, пока поправишься, и восемнадцать стукнет. Самый боевой возраст будет.
– Домой хочется. Там мать одна осталась, да и ничего про отца не знаю.
Фельдшер предлагает:
– Давай, Гриша, сделаем так. Ты пока забудь про войну. Отдыхай. Поправляйся. А потом и поговорим о твоём деле. Согласен?
– Спасибо вам, пан Смекал, за заботу.
Смекал поднимается со стула:
– Ну, вот и договорились. Я буду тебя навещать, чтобы не так скучно было.
Он выходит в коридор и обращается к пану Клоце:
– Ну, мне пора. Завтра пришлите Божену, я передам необходимые лекарства и бин-ты. И никуда его не пускайте. Следите, чтобы он не вздумал уйти. У этого парня риско-вый характер. Второе путешествие по оккупированной территории может закончиться для него плачевно.
Клоца и Маринка благодарят Смекала. Тот раскланивается и уходит…
•••
Сельские жители толпятся у автомобиля Крауса. Стоя в машине, тот произносит речь:
– Крестьяне! Бывший колхозник! Доблестный Германский армий навсегда освобо-дить вас от коммунистов! Теперь ви есть свободный земледелец!
Старики, стоящие впереди толпы, иронически переглядываются, сомнительно ка-чают головами.
– Коммунисты ещё сопротивляться! Но Германский Армий непобедим! Мы освобо-дить вся Европа! Война скоро конец! Но, ваш освободитель, германский зольдат хочет кушать! Поэтому ви должны хорошо работать и сдавать хлеб!
– Ишь куды гнэ, – говорит высокий крепкий старик.
– Молчи, Степаныч, – просит староста.
Краус продолжает:
– Ми не забыть вас! Здесь много старик. Они ещё помнить, что эта деревня принад-лежать пан Зифрид Лисовский!
Степаныч не унимается:
– Було такэ! Помню дуже гарно!
– Тебя не спрашивают, – не зло шипит на него староста. – Молчи. Или беды захо-тел?
Словно не замечая комментарий Степаныча, Краус продолжает кричать:
– Сейчас ви не являться одинокий! Я привез вам радостный известий! К вам вер-нулся ваш настоящий хозяин! Это сын покойный Зифрид Лисовский! Вот он! – Зигмунд Лисовский! – указывает он на него.
Тот поднимается с сидения автомобиля и, делано улыбаясь, раскланивается.
– Крестьяне! – вновь обращается Краус к толпе. – Теперь вы не колхозник, а сво-бодный земледелец!
Но неожиданно «вдохновенную» речь Крауса прерывает старик с палкой. Подойдя поближе к автомобилю, громко говорит Лисовскому:
– Я не признаю тебя. Убирайся отсюда!
– Что?! – кричит Краус. – Молчать!
Староста и Курт бросаются к старику. Но толпа оттесняет того.
– Нет, погодите! – Степаныч вновь выходит вперёд, поднимает рубашку и повора-чивается спиной к Лисовскому: на ней видны глубокие рубцы от побоев.
– Полюбуйся, – гневно говорит он. – Цэ твий батько оставыв про сэбэ памьятку!
Краус в гневе.
– Взять подстрекателя! – приказывает он Курту.
Тот подскакивает к старику и скручивает назад ему руки. Покинув автомобиль, Краус направляется к старику:
– Бунтовать вздумал?! Я буду тебя стрелять!
– Стреляйте! – зло отзывается тот.
Краус достает пистолет и, размахивая оружием, кричит в толпу:
– Кто ещё не доволен?!
Но люди лишь плотнее жмутся друг к другу.
– Скотина! Свинья! – обзывает он старика: – Отто! – подзывает к себе он шофера: –  Этот старик мне всё испортил. Он заслуживает жестокого наказания! Покажи, как ты ве-рен фюреру! – отдает он ему свой пистолет. – Отведи этого дурака к сараю и расстреляй  там!
Вместе с Куртом они подхватывают старика под руки и оттаскивают к стене. Отто  наводит на него пистолет и долго целится. «Как этот старик похож на моего дедушку Беккера».
– Ну, что ты медлишь, стреляй! – требует Краус. – Фойер! Огонь!
Но Отто, как бы не слышит его. «Почему я должен в него расстрелять? Потому, что так хочется Краусу? Он и дедушку Беккера тогда ни за что обидел. А если я откажусь? Расстрелять он меня не должен. Мы же в тылу, а не на фронте». Отто возвращается к ма-шине и отдаёт пистолет Краусу.
– За не выполнения приказа?! – кричит тот. – На фронт пойдешь!
Вскинув пистолет, Краус сам издали стреляет в старика. Тот хватается за грудь и медленно оседает. Сквозь пальцы, прижатой к груди руки, сочится алая кровь.
– Всем в машину! – приказывает Краус.
Отто садится за руль, и машина трогает с места. Люди окружают Степаныча, Тяже-ло  закрывая глаза, тот произносит последнюю фразу:
– Мои сыновья отомстят германцам...
•••
Над Западными Карпатами сыпет и сыпет снег. Запорошены леса и горы. В снегу и словацкое село, расположенное среди лесистых гор. В центре его – одноэтажное здание школы. Слышен школьный звонок. На улицу выбегают сельские ребятишки и, оставив портфели на земле, бросаются снежками.
На пороге школы с портфелем в руках появляется пан Смекал. Спускается с крыль-ца и, похрустывая снегом, неторопливой походкой идет домой. Уже у ворот своего дома к  его ногам падает комок снега. Резко повернувшись, учитель видит перед собой высокую фигуру с накинутым на голову капюшоном.
– Пан Смекал? – спрашивает фигура.
Но тот молчит, пристально вглядываясь в неизвестного. «Кто он?»
– Ладно, не отвечайте, – продолжает фигура. – Я вас узнал.
– А вот кто вы, мне ещё неизвестно, – Смекал пытается разглядеть кто там скрыва-ется под капюшоном.
– Хорошо поясню: я от наших друзей.
– Тогда давайте пройдем в дом. Друзьям мы с женой всегда рады.
Они проходят во двор. Смекал нажимает на кнопку дверного звонка. Дверь откры-вает его жена – добродушная сельская женщина.
– Гость к нам, Тереза, – свободной рукой Смекал приглашает неизвестного войти в дом.
В комнате задергивает занавески на окнах и поворачивается к незнакомцу. Только теперь тот ловким движением сбрасывает капюшон и, в мерцающем свете керосиновой лампы, возникает улыбающееся лицо молодого человека.
– Ну что, узнали?
Учитель подходит к нему ближе.
– Это ты? Ян?! – радостно восклицает Смекал. – Мой лучший ученик! Хорошо за-маскировался. Не узнать. А вырос как! Ну, раздевайся.
Смекал помогает ему снять и повесить одежду. Входит хозяйка дома. Знакомится с гостем. Тот учтиво целует ей руку. Хозяин просит жену: 
– Гость, наверное, проголодался, пока добирался до нас. Да и нужно отметить та-кую встречу.
Тереза уходит на кухню. Присев, Ян рассматривает просторную комнату, затем  са-дится поближе к Смекалу.
– Пока мы одни, – торопливо взглянув на дверь, шепотом говорит он, – сразу сооб-щу вам самое главное. Вы помните некоего учителя Шафранека из Братиславы?
– Шафранек, Шафранек, – копается в памяти Смекал. – Ага, вспомнил. Ещё до вой-ны он приезжал в наши края поохотиться?
Ян подтверждает:
– Да, он любитель охоты. Вас хорошо помнит и передает привет и благодарность за хороший прием, когда останавливался у вас.
– Принимается.
– Кроме благодарности, он просил поговорить с вами об одном очень важном деле.
– Я весь внимания. Но говори громче. Терезе сейчас не до нас. Да и я от неё ничего не скрываю.
Ян продолжает:
– Шафранек просит вас принять активное участие в деле освобождения Словакии от немцев.
– По-моему, этого хочет каждый настоящий словак, – добавляет учитель.
– Значит, согласны? – уточняет Ян.
– Да, сделаю всё, что в моих силах. Это мой долг, как словака.
Вместе со стулом Ян ещё ближе придвигается к Смекалу:
– Тогда слушайте меня внимательно. Словацкий подпольный центр в Братиславе принял решение организовать в районе вашего села партизанский отряд. Очень удобная местность. Кругом горы, леса. Есть где укрыться. А самое главное – недалеко проходит стратегически важная автодорога, по которой немцы перебрасывают военные грузы на восточный фронт.
– Да, место у нас бойкое, – соглашается Смекал.
– Но немцев пока ещё никто здесь не тревожил. Поэтому первый партизанский от-ряд решено организовать в лесах, где охотился пан Шафранек.
– Что от меня нужно?
– В первую очередь соберите небольшую группу из надежных людей – ядро буду-щего отряда, и выберите место для его дислокации.
– А как с оружием?
– Так его практически нет. Придется добывать самим. Но для начала Шафранек просил передать вам вот это. – Ян протягивает Смекалу пистолет. – Конечно, это не ав-томат, но тоже стреляет.
Смекал крутит в руках оружие и вдруг, как бы очнувшись, восторженно говорит:
– Так автомат же есть!
– Где?! У кого?!
– У лесника Клоцы живет русский парень. Так это его автомат. Говорит, что «поза-имствовал» у какого-то немца.
– Русский, говорите? Как он попал к вам?
– Бежал из германского плена, вернее, из рабства, как он говорит. Его насильно привезли в Германию и продали какой-то богатенькой фрау. По дороге он был тяжело ра-нен, но сейчас поправляется.
– Куда он ранен? Может передвигаться?
– В плечо. Как бывший фельдшер, я часто навещаю его. К весне поправится.
Ян продолжает расспрашивать:
– А он надежный?
– Вполне. Его я рекомендую первым бойцом нашего будущего партизанского отря-да.
– Значит, нас уже трое, – констатирует Ян. – Дело пошло!
Входит Тереза. Застилает стол вышитой скатертью, достает из буфета приборы и бутылку с каким-то розоватым напитком. Беспокоится:
– Извините. Заждались, наверное? Сейчас накормлю. Недавно мы зарезали барашка, так что будет чем угостить гостя…
•••
Наступает весна. Талая вода звучно капает с крыш и журчит в ручейках. Из дома  лесника Клоцы выходит Кравцов. На плечи накинут теплый словацкий пиджак. Левая ру-ка подвязана шарфом. Подбегает дворовый пёс, ластится к нему.
Кравцов наклоняется, гладя собаку, приговаривает:
– Рудик, Рудик! Ах, ты мой спаситель. Вот тебе косточка, – отдаёт её псу.
Следом с пустым ведром выходит Божена и направляется к колодцу, расположен-ному во дворе. Цепляет ведро к веревке и отпускает. Взмахивая металлической ручкой, ворот быстро вращается и вскоре из глубины колодца доносится шум, падающего в воду ведра. Божена пытается его вытащить, но это ей удаётся с большим трудом.
Кравцов отстраняет девушку и, ухватившись здоровой рукой, быстро вращает руч-ку ворота. Божена любуется его сильным движениям. Ведро выскакивает из колодца и  резко ударяется о ворот, отчего часть воды выплескивается на их одежды. Притворно обиженно Божена смахивает капли воды и, скомкав немного снега, засовывает за ворот-ник рубашки Григория.
– Вот тебе за это!
Отбегает, со смехом наблюдает за результатом своей шутки. Тот морщится, пытается вытряхнуть комок снега. Наконец удаётся, и он запускает его в Божену. Та от-вечает тем же. Бегая друг за другом, оба беззаботно смеются. В игру включается и Рудик. Божена неожиданно падает. Григорий поднимает её, и на мгновение их лица оказываются очень  близко. Некоторое время они так и стоят глаза в глаза, обдавая друг друга, разго-рячённым дыханием зарождающейся первой любви. Но раздается скрип открываемой двери и Божена резко отстраняет Григория. Слышится голос матери:
– Божена! Где ты пропала?! Скорее неси воду!
Оба хватаются за дужку ведра и живо несут его к дому. В это время во двор входит  пан Смекал. Ребята ставят ведро у дверей, здороваются.
– О, я вижу, что Гриша совсем выздоровел! – замечает учитель и добавляет шутли-во: – И в этом, видно, повинна Божена?!
Та смущенно улыбается и, прихватив ведро, уходит в дом. Смекал интересуется у  Григория:
– Ну, как плечо, рука?
– Уже хорошо! – уверенно отвечает он. – Вот смотрите, – сбрасывает он с шеи шарф и раненой рукой пытается приподнять бревно. Смекал отдергивает его:
– Стой! Горячий какой!
– А мне ничего не дают делать, – жалуется Григорий.
Смекал улыбается:
– И, конечно, Божена?
– Так она – больше всех.
– Такие ранения, как у тебя, Гриша, быстро не проходят. Божена права. Давай при-сядем, –  Смекал, указывает на бревна. – Разговор есть. Серьёзный.
Оба присаживаются. Смекал радостно сообщает:
– Во-первых, у меня есть хорошая новость с Восточного фронта. Под Сталинградом ваши окружили двадцать две немецкие дивизии. Убиты и сдались в плен тысячи немец-ких солдат. Это большая радость для всех нас!
– Так им и надо! – радостно восклицает Григорий. – Вот скоро выздоровею, и тоже буду бить немцев.
– А как поживает твой автомат?
– Да лежит под кроватью без дела! – с горечью отвечает Кравцов.
– Без дела – это плохо. А вот то, что ты готов бить фашистов, очень хорошо.
– У меня, пан Смекал, к немцам большие счёты. Поправлюсь и буду пробираться к своим.
Смекал говорит по-отцовски строго:
– Вот что, Гриша. Никуда ты не пойдешь. Бить врага можно и здесь. Тем более что мы организуем партизанский отряд. И для твоего автомата скоро найдется работа.
– Так вы берете меня в партизанский отряд?!
– Берем, товарищ Кравцов. Берём! – радостно кивает тот.
Оба встают и по-дружески крепко пожимают друг другу руки…
•••
В партизанской землянке находятся Смекал, Ян и Григорий. На шее Кравцова весит немецкий автомат. Из репродуктора звучит голос московского диктора Левитана – зачи-тывает очередную сводку Совинформбюро о боевых действиях на фронтах Великой Оте-чественной войны:
– Наступление немцев в районе Курской дуги захлебнулось, и Советские войска пе-решли в контрнаступление! Так что Гитлеровский реванш за Сталинград не состоялся!..
Это сообщение Гриша коротко переводит на словацкий язык. Все радостно обни-маются и, как дети, скандируют:
– Ура! Ура! Ура!
В самый разгар ликования в землянку вбегает Божена. Григорий бросается к ней и сообщает приятную новость:
– Наши разбили немцев под Курском! Наступление продолжается!
Божена улыбается, но вскоре делается серьезной.
– Что случилось, Божена? – спрашивает её Ян. – Почему ты пришла сюда?
Та сбивчиво торопливо рассказывает:
– Меня папа послал. Жандармы грабят Жилину! Коров забирают. Он только что вернулся оттуда.
– Сколько жандармов?
– Говорит, что трое. На подводе приехали.
 Григорий интересуется:
– Чем вооружены?
Божена не знает, что ей ответить. Смекал выручает её:
– Откуда девочке знать такое. Как правило, – одними винтовками. Немцы не дове-ряют им автоматы.
– Ну, что ж и винтовки сгодятся, – заявляет Григорий. – Они хороши для дальнего боя и стрельбы из засады.
Ян ловит его на слове:
– Слушай, Кравцов, откуда ты всё это знаешь?
 Божена заступается за Григория:
– Так у него же отец командир Красной армии.
– Вот как! – Ян несколько удивлён. – Ну извини, Гриша. Не знал я. Теперь пони-маю, почему тебе удалось пройти через всю Германию. Без хитрости и отваги тут видно не обошлось.
– Ну, перестань нахваливать, – останавливает его Смекал. – Лучше давайте подума-ем, как винтовки отобрать у жандармов.
– Правильное замечание, – соглашается Ян. – А то кроме твоего автомата, Гриша, да  ещё двух пистолетов – у меня и у пана Смекалы, – у нас ничего больше нет. Может, подскажешь, как нам провернуть операцию?
Григорий отвечает уверенно:
– Так мы возьмём их без единого выстрела. Нужно только правильно действовать. Внезапно и быстро, чтобы противник не успел очнуться.
– Хороший план, – соглашается Ян.
– Да, какой там план, – возражает Григорий. – Перехватим их на дороге и... «Хенде хох! Руки вверх!». Уверен, что они не будут сопротивляться – жизнь намного дороже.
Смекал поясняет Яну:
– В этих делах он опытнее нас. Так что план принимается без обсуждения.
– Операция действительно не из тяжелых, – соглашается Ян. – Да и нам всем пора обстреляться. Тогда минут через пять выходим. Нужно перехватить их на лесной дороге. Да и шум ни к чему нам.
Кравцов и Божена первыми покидают землянку и прячутся за стволом толстого де-рева. Григорий бережно обнимает девушку, и, прижавшись друг к другу, молча стоят. Им  кажется, что время остановилось. Божена не в силах долго сопротивляться какой-то неве-домой силе, влекущей её к Кравцову. В изнеможении она закрывает глаза, и вдруг ощу-щает первое пьянящее прикосновение к губам губ Григория. Ей кажется, что сейчас она пошла бы на всё, чтобы этот поцелуй продолжался вечно…
•••
Во двор дома лесника входят Ян, Смекал, Божена и Григорий. Их встречает пан Клоца:
– Ну что вы так долго? Жандармы приехали из города за коровами. Двух забрали и сейчас возвращаются по лесной дороге.
– Значит, нам их уже не догнать? – выказывает беспокойство Ян.
Клоца парирует:
– Перехватим, если  пойдём напрямик через гору.
– Но мы же не знаем дороги, – сомневается Смекал.
– Я сам проведу вас. Вот только сбегаю за ружьём.
Взглядом Смекал ищет поддержки у своих товарищей. Те соглашаются.
– Ну, тогда так и поступим.
Клоца убегает в дом, а на крыльце появляется жена Маринка.
– Здоровья всем, – кланяется она и зовет дочь:
– Божена, иди в дом.
– Сейчас, мама, – крутится та возле Григория.
Из дома выходит пан Клоца с ружьем за спиной. Божена с матерью провожают пар-тизан за ворота. Мать обращается к дочери:
– Смотри, Божена. Провожать мужиков на войну – это была, есть и будет всегда наша бабья тяжелая доля...
Мать и дочь возвращаются в дом и садятся за стол. Мать разливает по тарелкам суп. Божена медленно откусывает кусочек хлеба, почти не жуёт – прислушивается. Мать за-мечает, что с дочерью что-то не так:
– Ты что, дочка, не ешь? Суп не понравился или боишься за папу? 
Божена, словно не слышит её вопроса: 
– Тише, мама. Кажется, где-то стреляют.
Но та ничего не слышит:
– Показалось тебе, наверное…
•••
Партизаны расположились в засаде по обе стороны лесной дороги. Приближается телега – в неё запряжены два упитанных немецких битюга. За подводой на привязи вяло тянутся две коровы. На подводе расположились три жандарма. Дорога идёт в гору, отчего подгонщик лошадей часто понукает их. Два других жандарма свесили ноги по бокам те-леги. Винтовок не видно…
Всё это на руку  партизанам. С устрашающим криком «Руки вверх!» они дружно выскакивают из засады. Для убедительности Кравцов даёт короткую автоматную очередь над  головами жандармов. Клоца появляется впереди лошадей и хватается за поводья:
– Т-п-р-р-у-у!
Прядя ушами, лошади останавливаются, а жандармы поднимают руки. Ян и Григо-рий подбегают к подводе и забирают винтовки. Смекал приказывает им слезть с телеги и с поднятыми руками отводит в сторону.
Бой окончен. Партизаны связывают жандармам руки и уводят телегу и пленных в лес. Ян обращается к ним:
– Ну, что мне с вами сделать? Расстрелять за грабёж?!
Один из них сбивчиво пытается объяснить:
– Мы не виновны... Мы не хотели… Нас немцы заставили...
Кто-то из жандармов спрашивает:
– А вы кто? На грабителей не похожи.
– Партизаны мы, – гордо отвечает Ян. – Ещё есть вопросы?
Жандармы переглядываются. Старший по званию вступает в переговоры:
– Теперь нам дороги назад нет. За невыполнение приказа нас могут расстрелять.
– Вы что, хотите от нас снисхождения?– вступает в разговор Смекал.
Старший жандарм продолжает:
– Мы слышали о партизанах и сами давно хотели уйти к вам, но не знали, где вас найти. Возьмите нас в свой отряд?
– А за коров мы заплатим, – вмешивается в разговор другой жандарм. – Все равно они яловые. Какой от них толк?
– Значит, хотите вступить в партизанский отряд? Ну, что же, мы хорошо об этом подумаем, – соглашается Ян и приказывает:
– Сядьте спинами друг к другу.
Жандармы усаживаются вкруг. Григорий остается сторожить пленных, а Ян и Сме-кал отходят в сторону. Тем временем Клоца возится с упряжью.
– Так что будем с ними делать? – Смекал указывает на жандармов. – Думаю, что не по своей воле они служат в полиции.
Ян несколько удивлён:
– Вы что, предлагаете отпустить их?
– Конечно нет, – парирует Смекал. – Но они ведь тоже словаки. Да и возвращаться им в город  нельзя.
Ян вслух размышляет:
– Может, действительно взять их в отряд? А то партизан у нас раз-два и обчелся. С чего-то же нужно нам начинать. А эти просятся сами.
– Так-то оно так, – сомневается Смекал, – но сначала нам нужно проверить их бла-гонадёжность? Но как это сделать?
– Так я это сделаю по своим каналам, – оживляется Ян. – В городе у меня есть мно-го надежных людей.
Смекал соглашается с ним:
– Ну, тогда давай так и поступим.
Они направляется к жандармам.
– Развяжи им руки, – Ян просит Григория.
Тот выполняет приказ командира.
– Вы свободны, – объявляет им Ян..
Но жандармы сидят, не встают. Смекал разъясняет:
– Мы отпускаем вас. Можете идти, куда захотите.
Те по-прежнему сидят, не встают.
– Так идти нам теперь некуда, – отвечает кто-то из них.
– Тогда у меня ко всем вам один вопрос, – говорит Ян. – Тот должен встать, кто хо-чет с оружием в руках  бороться за освобождение Словакии от немцев.
Все трое мигом вскакивают на ноги. На некоторое время возникает немая сцена. Наконец Ян торжественно объявляет:
– Значит, теперь наш отряд увеличился сразу на три человека.
 Григорий интересуется:
– А что будем делать с коровами? 
– Так пусть жандармы сами и отведут их туда, где взяли, – предлагает лесник. – Вот это и будет проверка.
– Тогда слушайте первый для вас приказ, – строго обращается Ян к жандармам. – Вам нужно срочно отвести коров обратно в село и возвратить хозяевам. Затем немедлен-но  возвращаетесь на это же место. Всем понятно?
– Так точно! – почти хором отвечают жандармы…
•••
Маринка с Боженой тихо сидят за столом. Раздается негромкий лай и повизгивание Рудика. Божена выбегает на крыльцо. Но во дворе пусто. Только пес ластится к ней.
– Никого, – возвратившись, с грустью говорит Божена. – Это Рудик просился в дом.
Мать убирает посуду. Божена подходит к окну, видит, как к воротам подъезжает отец в незнакомой телеге. Божена стремглав выбегает к воротам. Спрашивает беспокой-но:
– А где же Гриша и все остальные?!
– Военная тайна, – шутит отец. – Они на особом задании. Неволнуйся скоро придут.
Божена открывает ворота, и отец въезжает во двор. Из дома выходит Маринка. Её  интересует тот же вопрос.
– Да живы все, живы, – Клоца успокаивает жену.
– Это что, подвода жандармов? – спрашивает Божена. – Какие огромные лошади. Никогда я таких не видела.
Клоца подзывает её к воротам  и указывает на одинокую фигуру, идущую от леса к дому.
– Посмотри, дочка, кто это там идет? Ты лучше меня видешь.
Присмотревшись, Божена радостно вскрикивает:
– Так это же Гриша!
Она бежит ему навстречу, и они вдвоем весело шагают к дому. У закрытых ворот Григорий нежно прижимает Божену к себе, и они сливаются в жарком поцелуе...
•••
Весь передний край расположения советских войск озарён вспышками орудийных залпов и пунктирами трассирующих пуль. Пляшут взрывы снарядов над траншеями нем-цев. Трясется немецкий блиндаж: в нём укрывается несколько немецких солдат во главе с унтер-офицером…
Канонада неожиданно обрывается и наступает звенящая тишина – предвестник рус-ской атаки с устрашающим криком «У-р-р-а-а-а!». Немцы со страхом и дрожью ожидают её. Для многих этот крик означает смерть или плен. Но атака почему-то запаздывает. «Что же противник медлит?» Немцы знают, что русские часто хитрят – повторно откры-вают огонь по солдатам, уже выскочившим из укрытий, для встречи огнём наступающих русских. Вот и солдаты, сидящие в блиндаже, не торопятся покинуть его. А зря: неожи-данно в блиндаж врываются три советских солдата и с криками «Хенде хох! Руки вверх!» наставляют на них автоматы.
В растерянности немцы мигом поднимают руки. Двое русских выталкивают из блиндажа унтер-офицера и солдата, а третий расстреливает остальных. «Вот вам, гады!». В  довершение всего бросает в блиндаж две гранаты и прячется за изгибом траншеи. Гре-мят один за другим два взрыва…
•••
В блиндаже полевого командного пункта русских сидят за столом подполковник Василий Сергеевич Кравцов и два старших офицера. Перед ними развернутая оператив-ная карта боевых действий. Склонившись над ней, все что-то внимательно рассматрива-ют. В стороне у полевого телефона примостился связист. У входа в блиндаж стоит часо-вой…
Откидывается полог и бодрым шагом в блиндаж входит командир разведгруппы лейтенант Свиридов. Прикладывает руку к виску:
– Товарищ подполковник, разрешите доложить...
 Улыбнувшись, Василий Кравцов прерывает его:
– Ладно. Отставить. Проходи и садись! Рассказывай. Хотя я уже всё знаю: твоя раз-ведгруппа вернулась с поиска в полном составе. Убитых и раненых нет. Взяли два язы-ка… Только не вижу, где же они?
Свиридов молча отодвигает полог и кому-то приказывает:
– Введите!
Разведчики вводят двух пленных.
– Отлично сработали, товарищ старший лейтенант, – хвалит его подполковник. – Оперативно и без потерь!
Свиридов тихо поправляет своего командира:
– Товарищ подполковник, вы ошиблись – я лейтенант.
– А я считаю, что звание старшего лейтенанта тебе лучше подходит. И не спорь с начальством, – Василий Кравцов радостно пожимает Свиридову руку.
– Служу Советскому Союзу! – козыряет тот. – Спасибо, товарищ подполковник!
– Да нет, это тебе большая благодарность за отличную службу. Даю тебе и твоим  героям три дня отпуска. Присутствующие офицеры тоже искренне поздравляют Свири-дова.
Кравцов замечает, что унтер-офицер в крови.   
– Ранило его, когда мы возвращались, – поясняет Свиридов.
– Так ты распорядись, чтобы его быстренько сводили в санчасть, а потом уже ко мне. Он мне нужен живым.
Солдаты уводят немецкого офицера. Переводчик ставит перед пленным солдатом  табурет и предлагает сесть. Присаживаясь, тот благодарит:
– Данке шён. Спасибо.
Допрос ведется только на немецком языке, через переводчика.
– Имя и фамилия?
– Отто Беккер.
– Из какой части?
– Штрафная рота сто девяносто пятого полка тридцать седьмой дивизии, – живо ра-портует тот. – Мы прибыли на фронт недавно – неделю назад.
– Значит, не удалось повоевать?
– Я не сделал ни одного выстрела. Да и не собирался.
– Все вы так говорите, – замечает Кравцов. – Откуда прибыла часть?
– Наша дивизия стояла в лесу под Соколинском – на месте ваших бывших летних лагерей.
Кравцов удивлен:
– Вот как! Значит, говоришь, ваша часть прибыла из под Соколинска? Очень знако-мое мне место. «Да интересная получилась встреча. О Соколинске этого немца нужно расспросить подробнее».
Следующий вопрос Кравцов сформулировал так:
– Расскажи-ка нам, Отто, как ты попал в штрафную роту и за что? Дезертир, навер-ное?
Но когда тот сказал, что служил шофёром на машине коменданта города Соколин-ска, то это очень взволновало Кравцова:
– А как звать его?
– Густав Краус.
– Да, всё сходится! – удивлённо восклицает Кравцов.
И тут же новая волна воспоминаний охватывает его. «Что с женой, с сыном? Живы ли они? Какое известие принес мне этот человек: плохое или хорошее?» Подходит к вед-ру, зачерпывает кружкой воды и, делая несколько торопливых глотков, внимательно раз-глядывает, испачканное землей, усталое небритое лицо пленного.
Офицеры замечают волнение своего командира. Догадываются, что это явно связа-но с появлением этого «языка». Один из них тихо спрашивает:
– Василий Сергеевич, может, на время прервём допрос?
Но Кравцов быстро берёт себя в руки.
– Нет, не будем. Я сейчас. Только успокоюсь немного...
Наконец, освободившись от нахлынувших чувств, обращается к пленному:
– Отто, за что тебя отправили в штрафную роту?
Тот коротко пояснил:
– Я не выполнил приказ обер-лейтенанта Крауса.
– Какой? – интересуется один из офицеров.
– Отказался стрелять в безоружного старика. Ведь в душе я антифашист.
Тот же офицер делает короткое замечание:
– Серьезная провинность. Только мне не понятно, почему Краус держал за рулём такого неблагонадёжного шофёра?
Переводчик этот вопрос не успевает перевести, так как Кравцов приказывает адъю-танту:
– Этого пленного немедленно хорошо помыть, сытно накормить и привести в пол-ный порядок его одежду. Как закончишь – сразу же приводи.
– Знакомый, что ли? – интересуется тот же офицер.
– Да вроде того, – неопределённо выражается Василий Кравцов.
Пленного уводят…
•••
На лесной поляне выстроились в неровную шеренгу несколько словаков. Среди них – трое бывших жандармов. Перед строем Ян разъясняет, как пользоваться гранатой:
– Это – главное оружие партизан. Достаточно выдернуть предохранительную чеку и граната готова к бою. Затем резкий бросок и через три секунды происходит взрыв. Пока-жите, как поняли, – подает он гранату одному из партизан.
За этим занятием его и застаёт пан Клоца. Он обращает внимание Яна на, стоящую в стороне, симпатичную девушку. Ян поворачивается к ней и застывает от удивления.
– Небольшой перерыв, – кричит он партизанам и направляется к девушке.
Беседуя, они не торопливо идут по тропинке, и, углубившись в тишину леса, оста-навливаются.
– Рада! Как ты здесь оказалась? – Ян обнимает её за плечи, целует в обе щеки.
– Ян! Милый Ян! – тихо ласково шепчет она. – Наконец-то, я нашла тебя.
Она гладит его по щекам – в глазах полно счастья. Ян тоже в восторге от встречи:
– Я ожидал связного, но не думал, что им будешь ты.
Рада радостно поглядывает на Яна:
– Да долго не виделись мы. А ты, Ян, хорошо выглядишь. И портупея тебе идёт. Настоящий партизан!
– И ты прелестна, – тем же отвечает Ян. – Как же ты нашла меня? Как добралась?
– Да очень просто. В эти края ехал Шафранек. Он дал мне адрес пана Смекалы. Я быстро нашла его дом, но, увы, хозяина дома не оказалось. Его жена пани Тереза любезно привела меня к леснику пану Клоцу. А тот сразу привел меня к вам.
– Они что, поверили тебе на слово?
– Верили, когда говорила: «Я от Готвальда».
– Вот теперь, здравствуй, Радочка!
– Значит, все формальности соблюдены? – иронизирует девушка. – Ну, здравствуй, мой милый Ян, здравствуй, – поддаётся она его легкому объятию.
– А как там наши подпольные товарищи? – живо интересуется Ян.
Помедлив, Рада отвечает с грустью:
– Пиштек и Дугач арестованы! Судьба их нам не известна.
– Жаль. Хорошие, смелые были ребята. Ну, а Шафранек как же?
– Так он по-прежнему на «дружеской» ноге с немцами. Недавно ездил в Прагу и встречался с Готвальдом. Кажется, назревают важные события. И ещё, –смущенно улыба-ется Рада, – Шафранек приказал, чтобы я не была с тобой очень строгой.
С притворной обидой Ян подтверждает:
–  Шафранек прав. Твой неожиданный приезд к нам, для меня чудесный подарок.
– Для нас обоих, – уточняет она.
Некоторое время они стоят молча, тесно прижавшись друг к другу. Ян плотнее прижимает Раду к себе и они, страстно целуясь, полностью отдаются любовной прелю-дии…
Наконец довольные и уставшие они успокаиваются и приступают к разговору о де-ле.
– Я привезла устный приказ Словацкого Национального Совета, – тихо говорит Ра-да.  – Речь идёт о крупной военной операции. Подробности позже – на совещании вашего штаба.
Ян интересуется:
– Скажи, Рада, если это не тайна, почему ты оказалась в нашей организации?
Та удивлённо смотрит на Яна:
– Да просто потому, что я возненавидела эту войну. Ведь она нас разлучила. Ещё я осуждаю немцев за то, что они позволили Гитлеру обмануть себя. Хотя – это, в общем-то, умный народ. Не пойму: как же так получилось?
Ян поддерживает разговор:
– Теперь раздаются голоса, что народ не виновен. При этом сваливают всё на Гит-лера. В итоге массовое убийство есть, а виновных нет.
– Вот-вот, – соглашается Рада. – А каково нам, простым людям? Поломаны, иско-верканы судьбы миллионов людей...
На этом Ян прерывает её:
– Что это мы ввязались в политику? 
С любовью поглядывая друг на друга, они вновь целуются. Ян с тайной надеждой спрашивает:
– Ты надолго к нам?
– Не знаю, – с грустью отвечает она. – Смотря, как пойдут дела...
– Где собираешься остановиться на ночь?
– Так смотря в какую гостиницу, ты поселишь меня, – шутит она. – Может, перено-чую  в селе у пани Терезы. Она настойчиво приглашала к себе.
Они подходят к штабной землянке. Из неё выходят Клоца, Смекал и Кравцов. Сме-кал объясняет им:
– Пан Клоца предложил провести совещание штаба у себя дома. Это пока самое удобное и безопасное место во всей округе. Вы согласны?
– Нет возражений, – за двоих отвечает Ян.
– Ну, тогда пошли, – приглашает Клоца. – Там все и заночуем.
Смекал обращается к пану Клоце:
– Покажи нашей гостье, самые красивые здешние места…
•••
Словацкие Карпаты. Одну красивую панораму сменяет другая. По горным тропин-кам бодро шагает пятерка словацких партизан. Впереди идёт лесник Клоца, за ним следу-ет учитель Смекал, а далее – Рада и Ян. Замыкает отряд Григорий Кравцов. У него за спиной болтается короткий немецкий автомат «шмайсер». Иногда все останавливаются и любуются открывающейся перед ними панорамой. Где-то далеко внизу слышен ровный однотонный шум. С приближением к нему звук становится все более четким, похожим на шум падающей воды.
Подойдя к верхнему створу водопада, они останавливаются. Клоца разъясняет:
– Горные воды Карпат чистые и лечебные. К нижнему створу водопада проложена грунтовая автодорога. Многие приходят к нему из окрестных сел и приезжают даже из городов – купаются, пьют воду и увозят с собой. Иногда посещают его и немцы. Так что при  спуске к его подножью нам нужно быть осторожными.
 Смекал предлагает:
– Давайте остановимся здесь, наверху, а вниз вышлем разведку. Чтобы не нарваться на немцев. Кто пойдёт?
– Давайте пойду я, – предлагает Григорий. – Ходить осторожно, я эту школу уже прошел.
Ян сразу поддерживает его:
– Хорошо, Гриша, иди. Лучше тебя с этим заданием никто не справится. Если путь будет свободен, свистни разок-другой, и мы сразу же спустимся вниз.
Смекал наставляет Григория по-отцовски:
– Только смотри, сынок, веди себя осторожно, чтобы никто не увидел тебя с оружи-ем.
Сняв с плеча автомат, Кравцов рассматривает магазин с патронами:
– Мало осталось, – констатирует он. – Если что, придётся стрелять одиночными…
•••
Что творится в низу водопада сверху не видно, отчего Григорий свернул с проезжей дороги и, обдаваемый брызгами, стал спускаться по каменистой тропинке, проложенной рядом с водным потоком. И вдруг замечает внизу в водном буруне две голые человече-ские фигуры. «Кто-то купается». В стороне возле кустов на большом камне лежит акку-ратно сложенная одежда. К нему приставлены три автомата. «Но где же третий?». Ещё дальше, под тенью огромного дерева виден открытый военный автомобиль – вероятно на нём и приехали немцы. Но в кузове никого нет. «Так, где же третий немец? Что-то не вид-но его?»
И вдруг из кустов, застёгивая ширинку, выходит унтер-офицер. Усевшись на ка-мень,  закуривает. «Значит, купаться не собирается». Некоторое время Кравцов выжидает: не появятся ли еще сюрпризы? Неожиданно, как бы сам собой у него возникает авантюр-ный план. «Если обезвредить офицера, то солдаты автоматически окажутся у меня в ру-ках. Ведь голым не навоюешь. Но вот загвоздка: пока я позову подмогу, ситуация может измениться не в мою пользу. И всё же в любом случае такую удачу упустить нельзя. По-этому действовать буду один и немедленно».
Спустившись к подножью водопада, Кравцов незаметно короткими перебежками  приближается к кусту, спиной к которому, на камне сидит офицер. «Вот он уже почти ря-дом. Бери его голыми руками». Кравцов приседает, ждет удобного момента для нападе-ния.
Погода жаркая и немец принимается расстегивать китель. Пока он это делает, Крав-цов чуть высовывается из-за куста так, чтобы его не видели купающиеся, и тихо свистит. Офицер инстинктивно поворачивает к нему голову и видит, устрашающе направленное прямо ему в лицо, дуло автомата. Григорий прикладывает палец к губам и тихо, по-немецки, командует:
– Раздевайся.
Чувствуется, что немцы очень любят порядок, так как офицер начинает быстро и чётко выполнять приказ. Как только он остаётся голым, раздаётся другой  приказ:
– К водопаду шагом марш.
Пройдя несколько шагов, немец пытается повернуться, но Кравцов строго преду-преждает его:
– Не поворачиваться! Иначе стреляю!
Голого офицера замечают купающиеся немецкие солдаты. Они смеются и машут ему руками, приглашая к себе.
Пока немец бежит к водопаду, Григорий торопливо подбирает одежду, оружие и что есть мочи мчится к автомобилю, вскакивает в него и громко свистит. Ключ зажигания оказывается на месте. Поддав газу, он по крутому подъёму уводит автомобиль наверх – навстречу к своим товарищам…
•••
Заметив мчащийся на них автомобиль, те, приготовив оружие, заранее разбегаются в стороны. Не доезжая, автомобиль останавливается, и из него, радостно размахивая ру-ками, выскакивает Григорий. Все несказанно удивлены отчаянному поступку Кравцова. Но ещё большее удивление вызвало, захваченное у немцев оружие и формы двух немец-ких солдат и офицера.
– Разбирайте, – Григорий кивает на автоматы.
Ян не скрывает улыбки:
– Где же ты нашел такое богатство?!
Кравцов лукавит:
– Немцы мне подарили. Купаются в водопаде. Теперь оружия на всех хватит. А не-мецкая форма может нам ещё пригодиться.
– Ты что, оставил немцев живыми? – Ян продолжает расспросы. – Ни одного вы-стрела не было слышно.
– Жалко было патронов. Они могут нам ещё пригодиться. Да и не стоило омрачать такую вокруг красоту кровью и трупами. Их свои же накажут.
Все искренне смеются. Ян шутит:
– Может, нам вернуться и потереть им спинки?!
– Так они, наверное, уже по кустам разбежались, – тоже в шутку разъясняет Рада.
Смекал благодарит Кравцова:
– Ты молодец, Гриша! А нам нужно быстрее уходить отсюда, пока немцы не ото-шли от шока. Пусть считают, что на них напал не партизан, а какой-то бродячий шутник. А трупы могут только разозлить немцев. Нельзя, чтобы они подняли шум раньше, чем мы укрепимся. Григорий правильно поступил!
В разговор вмешивается пан Клоца:
– А машину мы заберём. В нашем партизанском деле она пригодиться. Спрячу так, что трудно будет найти. Есть на примете такое местечко.
 Григорий усаживается на место водителя. Рядом садится Клоца, чтобы показывать ему дорогу, а остальные располагаются на заднем сидении… 
Уже в дороге Смекал разъясняет:
– А насчет голых немцев, то их действительно строго накажут свои же. Им грозит не менее, как штрафная рота. Так что это событие будем считать началом нашей борьбы с немцами. 
По поводу умелого действия Кравцова Рада серьёзно говорит так:
– О героическом поступке Григории Кравцове я обязательно доложу в Банска-Быстрицу, – Он показал свое умение действовать в такой неординарной ситуации. Этот необычный случай может послужить всем партизанам отличным примером. Ведь, рас-стреляв немцев, он мог бы поставить отряд под неожиданный удар. Я восхищена его уме-лыми действиями…
•••
В доме лесника пана Клоцы идет заседание партизанского штаба. Все сидят вокруг стола, на котором развёрнута карта Словакии. Докладывает связная от центрального шта-ба Словацкого партизанского движения пани Рада:
– Чтобы помочь Красной Армии быстрее добить немцев, центральный штаб плани-рует начать одновременное выступление всех партизанских отрядов, сформированных на территории Словакии. Время такого выступления держится в секрете. Оно должно на-чаться по особому сигналу подпольной радиостанции из Банска-Бистрицы. Сигнал может быть передан на средней волне 222 м с 22 до 23 часов. Звучать он будет как беспрерывная морзянка из одного длинного и двух коротких сигналов с небольшими паузами между ними. Вот так, – Рада демонстрирует звук голосом. Затем обращает внимание членов штаба на карту:
– Суть операции состоит в следующем. Через это ущелье, – показывает она каран-дашом, – проходит стратегически важный для немцев участок дороги от Банска-Бистрицы до Брезно. Я была там и видела, как по шоссе проезжают танки, артиллерий-ские установки  и автомобили, в кузовах которых полно немецких солдат. И всё это движется на Восточный фронт. В общем, дорога живет по законам военного времени.
Смекал прерывает её выступление репликой:
 – И учтите, именно там, на Восточном фронте, сейчас решается судьба всех наро-дов Европы – быть им свободными или попасть в гитлеровское рабство.
Рада продолжает:
– Нашему партизанскому отряду приказано закрепиться в скалах над этой дорогой и полностью парализовать по ней движение. Тогда немцы не смогут подбрасывать подкре-пления не только на Восточный фронт, но и своим карателям в другие район партизанско-го восстания. Как видите, именно от успешных действий нашего отряда будет зависеть общий успех восстания.
– Я хорошо знаю это ущелье, – отзывается Ян. – Оно действительно очень удобно для засады. Немцам будет трудно нас выбить со скал.
– Да нелёгкая на нас возложена задача, – склонившись над картой, замечает Смекал. – Но сможем ли мы выполнить её только своими силами? У нас не хватает оружия и бое-припасов. Да и людей маловато.
– Придётся пройтись по сёлам, – вклинивается в разговор Клоца. – Я знаю многих парней, которые ненавидят немцев и готовы уйти в партизаны.
Смекал поддерживает его:
– На защиту своей земли откликнется каждый настоящий словак.
Обведя радостным взглядом собравшихся, Рада пытается вклиниться в разговор. Наконец это  ей удаётся: 
– Я понимаю так, что вся проблема заключается у нас не в людях, а в нехватке ору-жия, патронов, гранат, а главное, военного опыта. Так вот, я хочу сообщить вам приятную новость, – Рада обводит присутствующих молчаливым загадочным взглядом. –  Совет-ское командование обещает нам помощь. Некоторые отряды уже получили русское ору-жие и боеприпасы. Обещали и нашему отряду. Так что скоро и к нам прилетит самолет. Пока русские сбрасывают груз на парашютах, но просят подготовить и взлетно-посадочную полосу. Тогда они смогут доставить и опытных солдат, а при возвращении самолёта эвакуировать раненых.
– Вот здорово!  Неужели прилетят наши?! – неожиданно громко восклицает Григо-рий.
Все с пониманием поворачиваются к Кравцову. Смекал торжественно говорит:
– Мы понимаем, что Григорий Кравцов является олицетворением наших русских братьев. Поэтому прилёт самолета для нас словаков – большая радость, а для него – боль-шое счастье. Так давайте же  поздравим его с этим. 
Все присутствующие благодарно пожимает ему руку. После радостного оживления Ян ещё ближе склонил голову над картой:
– То, что самолёт прилетит, это хорошо. Но где же мы посадим его? Кругом горы, леса. Хоть сажай на дорогу!
Григорий тут же поддерживает его:
– А что, это идея, Можно и на дорогу. Для этого нужно найти прямой участок. Ну, хотя бы с один километр.
– А немцев куда денем? – возражает Ян.
– Дорогу перекроем на короткое время! – доказывает Кравцов. – Для погрузки и вы-грузки самолета потребуется не более часа. За это время немцы не смогут собраться с си-лами.
– Кравцов прав, – соглашается Смекал. – Молодец! А вот и прямой участок дороги, – показывает он на карте. – Начинается он от ущелья и продолжается по гребню горы прямой, как стрела.
– Да, есть такой, – подтверждает Клоца. – Я много раз проезжал по нему. Но хватит ли  его длины для приземления самолёта?
Ян на карте линейкой прикидывает расстояние.
– Больше километра! – довольно сообщает он. – То, что надо.
Кравцов предлагает:
– Чтобы такой длинный участок удержать в наших руках, наш партизанский отряд потребуется разделить на две группы, да и обязательно выделить резерв.
– Для мобильности хорошо бы посадить резерв на машину, – добавляет Смекал. – Но где её взять?
Григорий обращается к Яну:
– Товарищ командир, поручите это моему отделению. Я же знаю немецкий. Да и мундиры теперь у нас есть немецкие.
– Хочешь устроить им маскарад? – улыбается Ян.
– Всё отыграю я, в лучшем виде, – уверенно говорит Григорий. – Недаром в школь-ном театре играл я главные роли.
Ян соглашается:
– Ну, тогда готовь боевой сценарий. Такая серьёзная операция требует тонкого под-хода. Учитывая твой опыт и знания, Гриша, считаю, что лучше тебя с этим заданием ни-кто не справится.
Григорий не скрывает радости. Рапортует:
– Задание будет выполнено, товарищ командир!
– Решение принято, – заключает начальник штаба пан Смекал. – Остается только претворить его в жизнь. Завтра и начнем действовать. На этом совещание считаю закры-тым.
Клоца предлагает:
– Нужно отметить это важное для нас событие. Жена и дочь уже все приготовили.
Смекал спрашивает для порядка:
– Все согласны?
– Возражать против такого, смерти подобно, – шутит Ян.
– Тогда пройдемте в другую комнату, – приглашает Клоца и уточняет: – А на счет ночёвки, то в комнате свободна одна лишь кровать. Кому-то придется спать либо на полу, либо на сеновале. Там тоже будет постелено.
– Я никогда не спала на сене! – смеётся Рада. – И согласна попробовать!
– Ну, а мне, по-стариковски, – вклинивается Смекал, – лучше всего на кровати.
– Значит, мне спать на полу? – притворно обиженно говорит Ян. – Я тоже хочу на сеновал.
Возникшее замешательство прерывает пан Смекал:
– Что уж тут деликатничать. Все мы тут люди взрослые, так что сами решайте, где и с кем будете спать. А пана Клоцу попросим организовать две постели на сеновале.
– Ну, если так, то оно конечно, – неопределенно бурчит тот…
•••
На лесной поляне выстроился весь партизанский отряд. Среди партизан с санитар-ной сумкой через плечо стоит и Божена. Перед ними – командир отряда Ян и начальник штаба Смекал.
Первым к собравшимся обращается Смекал:
– Партизаны! Товарищи! Сейчас наш командир Ян сообщит вам радостную весть, которую мы все так долго ждали!
Ян говорит торжественно:
– Боевые друзья! Еще недавно наш отряд представлял всего лишь горстку плохо вооруженных патриотов, готовых драться с врагом насмерть! А теперь оглянитесь вокруг, посмотрите на себя! Для врага вы стали грозной силой! До сих пор мы ограничивались лишь подготовкой к боям. Но наступил час активной борьбы с оккупантами! Словацкий национальный совет в Банска-Бистрице призвал всех словаков к всеобщему восстанию!
– У-р-р-р-а-а-а! – радостным возгласом оглашается притихший лес. Над головами поднимаются десятки винтовок и автоматов. Вверх летят фуражки, шляпы, пилотки. Ли-кование, наконец, стихает и Ян продолжает:
– Наше восстание стало возможным лишь в результате побед Советской Армии. Русские уже бьют немцев у подножья наших родных Карпат!.. Словаки! С каждым днем борьбы мы все больше ощущаем надежную братскую помощь советских людей. Вы знае-те, что много русских бегут из фашистского плена. Вместе со словаками плечом к плечу они бьются с немцами, скрепляя кровью дружбу наших славянских народов. С сегодняш-него дня все русские бойцы отряда сведены в одно боевое подразделение под командова-нием Григория Кравцова.
– У-р-р-р-а-а-а! – снова прокатывается над лесом. – Слава русским! Дружба!
Ян сообщает радостную весть:
– Основные удары наших партизанских отрядов будут согласовываться с советским командованием. Советские самолеты уже сбрасывают партизанам оружие, боеприпасы и своих опытных воинов. Скоро и мы получим такую же помощь. Да здравствует вечная дружба русских и словаков! Смерть фашистам!
– Дружба! Готвальд! Победа! – с восторгом разносится вокруг.
Яна сменяет Смекал:
– Друзья! Товарищи! На призыв Словацкого национального совета мы должны от-ветить мощными ударами по врагу. Немцы бегут на всех фронтах. Их гибель уже близка. Так поможем мы им в этом! Скоро и мы выступаем. Прошу всех хорошо подготовиться к этим боям.
Раздаётся команда «Разойдись» и партизаны плотной гурьбой окружают Яна и Сме-кала. Слышны радостные возбужденные голоса. Из толпы отделяются Григорий и Боже-на. Оба влюблено смотрят друг другу в глаза. Она берет его за руку и, указывая куда-то вверх,  предлагает:
– Гриша! Пойдем посмотрим на Карпаты сверху. Там есть тропинка.
– Пошли! – радостно соглашается он. – Сегодня такой необычный день!
Они поднимаются всё выше и выше и, наконец, достигают вершины. Приветствуя открывшуюся панораму Карпатских гор, они радостно поднимают вверх руки.
– Вот они, Карпаты!– восторженно говорит Божена. – Правда, красиво?!
Григорий соглашается.
– О-го-го-го-о-о-о! – вместе кричат они в раскрывшуюся пред ними безграничную даль гор.
Божена нежно прижимается к Григорию:
– Неужели у тебя на родине нет таких гор?
– Таких нет, – отрицательно машет он головой.
– Совсем, совсем?
– Ну, есть небольшие холмы. Хотя в других местах гор полным полно. Но ты бы посмотрела, какая у нас река. А в ней вот такие щуки, – Григорий широко разводит руки.
– А мне казалось, что этим горам нет конца. И они везде, везде. Ведь я, кроме Бан-ска-Бистрицы, никуда не ездила. Правда папа с мамой возили меня туда, когда я была со-всем маленькой.
Григорий доволен. Обнимая Божену за талию, спрашивает:
– Ты хочешь побывать на моей родине после войны?
– Конечно, хочу, – Божена влюбленно заглядывает в глаза Григория: – Как хорошо, что ты рядом со мной, Гриша.
И он не выдерживает – говорит то, что она так давно ждала:
 – Я люблю тебя.
Переполненная радостных чувств, Божена отбегает в сторону, чтобы сорвать цве-ток, но неожиданно спотыкается и падает. Григорий помогает ей подняться. Оба усажи-ваются на траву. Осторожно притрагиваясь к её ноге, Григорий участливо спрашивает:
– Больно?
Чуть приподняв подол платья, она обнажает стройные девичьи ноги:
– Да. Колену хорошо досталось.
На колене действительно – небольшая ссадина. Некоторое время они молча смотрят друг другу в глаза. Григорий наклоняется и мягко касается губами к её ноге, целует упру-гое девичье тело все выше и выше... Божена обнимают его за шею, а затем страстно при-жимает к себе. Близость двух тел и сладостные поцелуи всё сильнее мутят сознание, и они мягко опускаются на траву, полностью отдавшись внезапно нахлынувшему на них, чувству  первой любви...
Некоторое время они лежат на траве тихо, опустошенные и счастливые. Но идил-лию их тихой любви вдруг нарушил гул низко летящего самолета. Быстро нарастая, рёв мотора  обрушивается на влюбленных всей своей мощью, возвращая влюблённых к жес-токой действительности. Черный крест на фюзеляже возбуждают в Григории чувство злости к фашистам. Он ловко вскидывает автомат и дает длинную очередь вслед улетаю-щему самолету...
•••
В небе советские бомбардировщики. В сопровождении истребителей эта воздушная армада проплывает в стороне от дороги, по которой движутся советские войска: пехота, танки, артиллерия.
Навстречу им, огибая колонны войск, едет открытый военный автомобиль «Вил-лис». Рядом с шофером сидит подполковник Василий Сергеевич Кравцов. Его адъютант вместе с разведчиком старшим лейтенантом Свиридовым расположились на заднем сиде-нии.
Кравцов поворачивается к нему:
– Слушай, разведчик, ты тоже не знаешь, зачем нас вызвал командующий?
– Так разве можно угадать такое, – удивлённо отвечает тот. – Если вызывают, то больше  нужно ждать нагоняя, чем похвалы.
Машина останавливается, пропуская колонну советских танков. Оба любуется мо-гучей военной техникой.
– Какая двигает сила, – восхищённо говорит подполковник.
– В сорок первом бы нам её, – вставляет Свиридов.
– Была и в сорок первом, – с горечью вздыхает Василий Кравцов. – Правда, намного слабее, но зато очень много. И солдаты тоже хорошие были. Но всё в одночасье профука-ли.
Вздыхая, разведчик поддерживает разговор:
– Так что, не застань нас немец врасплох, намяли бы ему бока еще в сорок первом.
– Врасплох можно застать любовную парочку, – с иронией поправляет его подпол-ковник, – но не многомиллионную армию.
– Значит, кое-кто знал о готовящемся внезапном нападении?
– Да все знали. Но Гитлер тогда оказался хитрее нас – поймал нас всех на наживку в виде пакта о ненападении. Да и доверчивые мы тогда очень были.
– А может кто-то подставил?
– Эту задачу пусть решают историки. Издалека всегда виднее.
В колонне танков образовывается просвет, и машина двигается дальше…
•••
Просторная светлая комната. В углу – шкаф. На стене – карта, утыканная красными флажками. За столом спиной к карте сидит генерал-лейтенант – командующий армией. Бритая голова увеличивает и без того высокий лоб. В углу за столиком что-то пишет офи-цер в чине майора.
Входят Василий Кравцов и Свиридов. Докладывают о прибытии. Генерал встает, и  подходит к ним:
– Поздравляю вас, Василий Сергеевич, со званием полковника, а вас, товарищ Сви-ридов, со званием капитана.
Командующий пожимает обеим руки и по-дружески обнимает:
– Приказ мною уже подписан. А теперь прошу садиться, – указывает он на стулья. –  Будет ещё разговор.
Все присаживаются. Генерал берет лежащую в стороне коробку папирос «Казбек» и предлагает гостям:
– Курите.
Те берут по папироске. Генерал зажигает спичку, и все прикуривают. Слегка затя-нувшись, командующий продолжает:
– А теперь давайте поговорим о главном – зачем, собственно говоря, я вас и вызвал. Дело в том, что в горах Словакии поднято всенародное восстание. Словакам сейчас очень трудно. Мало оружия. Плохо с боеприпасами. А главное, у партизан нет военного опыта. Поэтому нашей армии поручено оказать помощь восставшим. Сейчас формируется не-большой боевой отряд из опытных солдат, уже неоднократно побывавших в настоящих  боях. Действовать придется в глубоком тылу врага. Поэтому нужен опытный командир отряда. Вот почему выбор пал на вас, капитан Свиридов.
Кравцов пытается возразить:
– Вы забираете у меня лучшего разведчика. Он нужен мне здесь.
– Значит, не отпускаешь? – с сожалением говорит генерал.
– Подчинюсь только приказу.
– Ну, зачем же ты так. Подбери вместо него – другого. А как считает капитан? – ге-нерал вопросительно смотрит на Свиридова.
Тот берёт под козырёк и отчеканивает:
– Не смею возражать, товарищ генерал-лейтенант. Я готов служить там, где больше всего нужен Родине, но и расставаться со своим командиром тоже… не хочется.
– Понятно. Не хочешь. Что же нам делать? – Генерал обращается к майору, сидя-щему в углу. – Константин Георгиевич, убеждайте его сами. Это по вашей части.
Тот сразу приступает к делу:
– Василий Сергеевич, не огорчайтесь. Мы пришлем вам другого, тоже хорошего разведчика. Очень смел и находчив. Но его недостаток – молодость. А там действительно нужен опытный разведчик – профессионал…
После такой обработки Кравцов соглашается:
– Ну, что же, как ни жалко расставаться с моим лучшим разведчиком, но придется.
Свиридов тоже пошел на попятную:
– Василий Сергеевич, мне тоже не хочется расставаться с вами. Обещаю, как только станет возможным, я сразу же вернусь к вам.
 Генерал доволен:
– Вот и договорились…
Звонит телефон. Сняв трубку, командующий кивает в сторону майора:
– Детально в курс дела вас введет мой начальник штаба…
•••
То необычное военное утро в Карпатах началось игрой непокорных лучей восходя-щего солнца. Повсюду властвует идиллия тишины. И даже со стороны автомагистрали не слышно ни единого шума моторов.
На скалистой площадке, нависшей почти над дорогой, едва заметен человек с вин-товкой – партизан-наблюдатель. Ему видно, как издали к ущелью приближается грузовик. Кузов пуст. Он поднимает винтовку над головой и в таком положении замирает – кому-то подаёт сигнал...
В кабине грузовика двое немецких солдат: один – за баранкой, а другой, уронив го-лову на грудь, спит. Впереди шофер замечает дорожный  патруль. «Откуда он взялся?» Толкает соседа:
– Фриц, проснись!
Открыв глаза, тот сонно смотрит вперед на дорогу…
Поднятой рукой офицер патруля останавливает машину и вскакивает на подножку со стороны водителя.
– Дальше автострада перекрыта! – кричит он, указывая вперёд, и требовательно до-бавляет: – Сворачивайте на проселочную дорогу. Она тут недалеко.
 Водитель удивлён:
– А что случилось? Ремонт?
– Хуже! – отвечает патрульный. – Партизаны! – И, открыв дверцу кабины, требует: – Выходите! Быстро!
Немцы не догадываются, что офицер – это переодетый в немецкую форму Григорий Кравцов. Ничего не понимая, водитель покидает машину.
С противоположной стороны кабины двое переодетых партизан также поступают и со вторым немцем. Пленных уводят. Один из партизан садится за руль грузовика и маши-на покидает трассу...
•••
На советском военном аэродроме идет загрузка самолета военной техникой, пред-назначенной для словацких партизан. Погрузкой занимаются сами десантники. Они живо передают мешки и ящики из кузова автомобиля в грузовой отсек самолета. Свиридов что-то отмечает в раскрытом блокноте. Один из десантников спрашивает его:
– Товарищ капитан, если не секрет, к кому мы летим в гости?
– Теперь уже нет секрета, – пряча блокнот в командирский планшет, отвечает Сви-ридов. – В Карпаты. К словакам. Там мы вас выгрузим, а на обратный рейс возьмём ране-ных.
Десантник не отстает с расспросами:
– И что мы будем там делать?
– Ещё нужно туда долететь, – уклончиво отвечает Свиридов, – да и приземлиться удачно, вот тогда и попадем прямо к дележу пирога.
– Если хозяева испекут его к тому времени, – вставляет кто-то.
– Значит, там нас ожидает большой банкет? – уточняет десантник.
– Возможно, даже самый разгар его, – добавляет Свиридов. – Так что без веселья мы не останемся.
– Это мне нравится, – доволен разговором десантник. – Банкеты я очень люблю. Особенно в сопровождении шумового оркестра.
– Каждому там по вкусу достанется, – разъясняет Свиридов. – Так что готовьтесь  основательно, чтобы всем вернуться в том же составе...
•••
В штабной землянке словаков идёт обсуждение плана захвата части автострады для приема на неё советского самолета. Докладывает начальник штаба пан Смекал:
– Для создания взлетно-посадочной полосы, предусматривается жесткое перекры-тие дороги одновременно в двух местах. Со стороны Банска-Бистрицы – путем подрыва части скалы, нависшей над дорогой. А со стороны Брезно дорогу перекроем машинами за два-три километра от посадочной полосы. Этим мы надолго остановим продвижение не-мецких частей не только на Восточный фронт, но и в зону посадки самолета. Но так как основные силы немцев поступают на восточный фронт с запада, то мы предполагаем, что в первую очередь немцы будут прилагать наибольшие усилия к захвату и очистке завала дороги. Вероятно, возле него и развернутся основные бои.
– Может, и со стороны Брезно взорвать скалу? – предлагает Ян.
– Так на это у нас нет ни грамма свободной взрывчатки, – отвечает Смекал. – К то-му же необходимо оставить свободным резервный выход из зоны посадки самолёта, так как с уборкой скалы придётся долго возиться, а машину можно быстро убрать.
– Простите, пан Смекал, что прервал ваш доклад, – извиняется Ян. – Продолжайте.
– Выходить из боя и перевозить, доставленные самолетом, военные грузы, будем вот по этой просёлочной дороге, – показывает Смекал на карте. – Она пересекает поса-дочную  полосу, как раз посредине. Для подрыва скалы подготовлена специальная группа взрывников. Они уже выдвинулись к месту закладки взрывчатки и приступили к монтажу взрывного устройства. Работы ведутся с предельной осторожностью – в основном, когда дорога  пуста. Напоминаю: строго следите за тем, чтобы во избежания аварии самолета, посадочная часть дороги на всём её протяжении должна быть абсолютно свободной...
Слово берёт командир отряда пан Ян:
– Докладываю. Всем бойцам уже выдано личное оружие и боеприпасы. Правда, все-го этого у нас не так уж и много. Но, думаем, пополниться за счет противника. Однако главная надежда на помощь наших русских братьев.
Большая роль отведена подвижной группе под командованием пана Кравцова. Это и снабжение боевых отрядов боеприпасами, и вывоз раненых, и непосредственная под-держка партизан огнем из винтовок и автоматов.
Связь с центром будет осуществлять пани Рада – по рации. А с западной и восточ-ной   группами нашего отряда – условными сигналами.
Рада обращается к Яну:
– А кто будет заниматься ранеными?
Тот отвечает чётко:
– Для этого нами созданы две санитарные группы, которые обеспечены всем необ-ходимым. Кроме того, в подвижную группу пана Кравцова включена, в качестве санитар-ки, пани Божена – дочь нашего начальника снабжения пана Клоцы – по её же настоятель-ной просьбе.
– А родители её согласны? – Рада вопросительно смотрит на пана Клоцу. – Ведь ей ещё нет восемнадцати.
– Так перевязывать раненых можно и сидя в землянке, – спокойно отвечает тот. – К тому же у неё большой опыт по этой части.
– Где же она научилась этому? – интересуется Рада.
Смекал с юмором её поправляет:
– Не где, а на ком?
– Ну и на ком же?
– На своём командире. Она спасла его от смерти, когда нашла его тяжело раненым. Вместе с матерью и перевязывала его. Вот и научилась…
– Ну, извините. Я не знала ничего об этом…
•••
Советский полевой аэродром. Вечереет. Солнце ещё золотит верхушки деревьев, а внизу уже господствует темнота. Идет посадка десанта в транспортный самолет. Десант-ники в полном боевом снаряжении один за другим поднимаются по ступенькам короткого трапа. Усаживаются в салоне в креслах, между которыми сложены ящики и тюки с ору-жием и боеприпасами. Входит их командир капитан Свиридов.
– Ну, как устроились? – внимательным взглядом окидывает он салон.
– Нормально, – слышатся голоса. – Лучше не бывает.
– Вопросы есть?
– Есть, товарищ капитан, – обращается к нему один из десантников. – Когда прибудем на место высадки?
Свиридов смотрит на ручные часы:
– К началу рассвета, Часа в три-четыре. Так что есть ещё время основательно от-дохнуть.
–  Отдохнем, – кто-то поддерживает его. – Хотя трудно будет. Мысли разные...
– Значит, настроение неустойчивое? – заключает Свиридов.
– Да, устали мы очень. Погрузка и разгрузка тяжелые были.
– Это точно, – соглашается капитан. – Но главное, что согласились помочь слова-кам.
Тогда, чтобы лучше вам отдыхалось, давайте все хором произнесём наш девиз.
Свиридов поднимает руку, и в такт её взмахам десантники три раза скандируют:
– Будем живы – не помрем!
– Молодцы! – подбадривает их капитан. – Вижу, стало веселей.
Один из десантников поясняет:
–  Какая-то сила заключена в этом девизе. Действительно полегчало!
– Вот и отлично! – доволен командир. – Желаю нам счастливого взлёта и посадки.
– С таким командиром не пропадём! – говорит кто-то.
– Ну, тогда всем ни пуха, ни пера!
– К черту! – громко раздается в ответ...
•••
Ночь. В штабной землянке партизанского отряда Рада сидит в наушниках у рации – слушает морзянку, записывает. Окончив прием радиограммы, передаёт Яну. Тот бегло прочитывает её и с радостью обращается к присутствующим в ней членам штаба и ко-мандирам боевых групп:
– Товарищи! Хорошая весть из России! Самолет уже летит к нам!
Радостным ликованием наполняется землянка. Наконец все успокаиваются и Ян продолжает:
– Командовать охранной группой, расположенной у западного фланга посадочной полосы, буду непосредственно я. Именно там ожидаются наиболее тяжелые бои. Мой ко-мандный пункт будет располагаться на вершине Соколиного утеса. С него хорошо про-сматривается весь участок автодороги, на который должен приземлиться самолёт.
Командиром Восточной группы, расположенный ближе к Брезно, я назначил пана Войцика, – Ян посмотрел на него. Тот встает, кланяется. – Он опытный по жизни человек. Воевал с немцами ещё в первую мировую войну. Его первой задачей является захват тя-желого грузовика для последующего перекрытия автодороги на восточном фланге.
Пан Кравцов является командиром резервной подвижной группы. Передвигаться она будет на заранее ими захваченном грузовике. Так что пану Войцику будет с кого брать пример. Постоянное место дислокации этой группы – пересечение грунтовой доро-ги и автомагистрали. Действовать Кравцов будет самостоятельно в зависимости от скла-дывающейся обстановки. Но главная его задача – не допустить нахождения на посадоч-ной полосе ничего, что помешало бы приземлению самолёта, а так же на случай прорыва противника с восточного фланга.
Начальник штаба пан Смекал будет находиться вместе со мной на командном пунк-те западной группы и осуществлять корректировку действий всех трёх отрядов. Пани Ра-да  остается у рации в этой партизанской землянке для связи с центральным партизан-ским штабом в Банска-Бистрице. Вопросы есть?
Полное молчание.
– Если вопросов нет, – констатирует Ян. – Тогда слушайте мой приказ. Командирам  всех трёх групп немедленно вернуться в свои подразделения. Начало операции по пере-крытию автотрассы начинать строго по моему сигналу – две красные ракеты одна за другой. Всем понятно?
– Так точно! – с воодушевлением чуть ли не хором отвечают  командиры групп.
•••
Блещет рассвет. Но солнце ещё прячется за горизонтом рваного частокола горных вершин. Автострада практически пуста. Проезжают лишь редкие одиночные автомаши-ны. Партизан не видно. Они скрываются за скалой, нависшей над дорогой. Периодически поглядывая на небо, ожидают условного сигнала к началу операции...
Наконец над Карпатами одна за другой взвиваются две красные ракеты. И, спустя мгновение, раздается мощный грохот взрыва. Огромный кусок скалы, разваливается на множество больших и мелых осколков, и неудержимым потоком катится вниз к дороге, олицетворяя собой начало великой битвы словаков за освобождение своей Родины!..
•••
Со стороны Брезно приближается грузовой автомобиль. Открытый кузов доверху загружен ящиками. В кабине никого кроме водителя нет. Пан Войцек подаёт команду стрелку и тот, положив винтовку на камень, прицеливается. Раздаётся выстрел и машина, проехав ещё немного по трассе, останавливается. Партизаны спускаются к дороге и от-крывают дверцу машины – и прямо им в руки валится труп шофера. Кто–то из партизан садится в машину и она отъезжает. Партизаны искренне радуются. Для них первый бой заканчивается полной победой…
Но видно радоваться было рано, так как со стороны Брезно приближается что-то более серьёзное – кортеж из танкетки, открытого легкового автомобиля и бронетранспор-тера. В автомобиле сидят офицеры, а в бронетранспортёре – охрана. Вероятно, с утра по-раньше какой-то военный чиновник спешит к своему начальству в Банска-Бистрицу.
Партизаны из Восточной группы пана Войцика ещё как следует, не укрепились – в беспорядке мечутся  на виду у противника. Кто-то карабкается вверх к камням, чтобы ук-рыться за ними. Слышится несколько выстрелов из винтовок.  Но не тут-то было. Кортеж открывает ответный, более мощный огонь. Особенно донимают крупнокалиберные пуле-мёты танкетки и бронетранспортёра. Партизаны прижаты к земле. Даже не могут поднять головы. Среди них уже несколько убитых и раненых. Неразбериха помогает немцам поч-ти беспрепятственно проскочить опасный участок и оказаться в самом центре взлетно-посадочной полосы...
Из засады Кравцову хорошо видно, как, ощетинившись пулеметами и автоматами,  приближается немецкий кортеж. Недоумевает: «Почему пропустили их?! Самолет же вот-вот прилетит, а приземлиться не сможет! Неужели все партизаны погибли? Как же осво-бодить дорогу?»  На дальнейшее размышление времени почти нет, так как кортеж уже приближается к его засаде. Но и за оставшееся короткое время ему удаётся принять спа-сительное решение. И пока кортеж проезжает мимо, он торопливо надевает немецкую форму. Это же проделывает и шофер автомобиля. Наконец Григорий приказывает парти-занам, сидящим в кузове:
– Всем лечь на дно! Оружие и гранаты приготовить к бою! Без команды не вставать и не стрелять!
И пока партизаны выполняют приказ, Кравцов обращается к шоферу грузовика:
– Выезжай на дорогу, догони бронетранспортер и поезжай рядом с ним.
Машина покидает засаду и пускается вдогонку за медленно движущимся кортежем. Наконец догоняет и едет рядом с бронированным автомобилем. Завидев немецкого офи-цера в кабине грузовика, немцы машут ему, чтобы тот проезжал быстрее.
– Да-да, – торопливо кивает Григорий и, повернувшись к шоферу, требует: – Как только брошу гранату, жми немедленно на тормоза! – Сам же, резко распахнув дверцу кабины, с криком по-немецки «Держите!» бросает «лимонку» в кузов бронетранспортера. Грузовик тут же стопорится и через две-три секунды раздается мощный взрыв. Основная часть осколков задерживается внутри броней, а остальные – свистят высоко над грузови-ком. Так что ни один из осколков не мог попасть в партизан, лежащих в кузове автомоби-ля. Оставшись без управления, бронетранспортер останавливается, а партизаны вскакивают и открывают губительный огонь по офицерам в легковом автомобиле!..
Лишь танкетка, грозно поводя стволом крупнокалиберного пулемёта, как ни в чём не бывало, движется к завалу. Партизаны прячутся за камнями, стараются не выдать себя преждевременно. Ведь стрелять из винтовок в бронированную машину почти бесполезно, да и патронов у них маловато. А гранат – всего две, да и те находятся у командира отряда пана Яна…
•••
Сквозь узкую смотровую щель водителю танкетки хорошо видно, что вперёди до-рога завалена камнями. Подъехав к завалу, бронированная машина останавливается. Башенный стрелок поводит стволом крупнокалиберного пулемёта – выискивает цель. Но партизан не видно – прячутся за камнями.
Разворачивает башню назад, но и там безрадостная картина: легковой автомобиль и бронетранспортер подбиты. Танкетка дает задний ход – видно решает отступить. И тогда с ней в бой, вступают партизаны из резервной группы Кравцова. «Оживают» и партиза-ны, находящиеся на завале. Перебегая от камня к камню, они спускаются все ближе и ближе к дороге. Это замечает шофер танкетки и кричит пулемётчику:
– Ганс! Впереди партизаны!
Тот немедленно разворачивает башню к завалу и начинает огрызаться пулеметным огнем. Молодые необстрелянные партизаны в замешательстве. Падают убитые и раненые. Ситуация все более накаляется…
•••
С высоты командного пункта Ян видит создавшуюся опасную ситуацию и тоже спускается вниз. В его руках те две последние гранаты. Перебежками, прячась за скаль-ными глыбами, он пробирается поближе к танкетке. Вот он уже совсем близко – на рас-стоянии броска гранаты, пытается высунуться из-за камня, но башенный стрелок замеча-ет Яна и открывает огонь. И пока Ян ведёт смертельную игру с пулеметчиком, Григорий бросается к танкетке и, вскакивает на её броню. Торопливо снимает китель и накрывает смотровую щель. Пулемет тут же замолкает. Партизаны окружают танкетку. Прикладом автомата Григорий стучит в люк пулеметной башни и громко говорит по-немецки:
– Бой окончен! Выходите!
Те недолго молчат. Затем изнутри танкетки доносится приглушенный голос:
– Вы нас расстреляете?
– Пленных мы не расстреливаем, – отвечает Григорий.
– Тогда мы сдаёмся.
Люк медленно открывается и появляется голова в танкистском шлеме. Немец испу-ганно таращит глаза и поднимает руки.
Кравцов доволен:
– Вот так-то лучше.
Следом за башенным стрелком в створе башни появляется и водитель.
– Пленных отведите к нашему командиру, – приказывает Григорий и вертит голо-вой в поисках Яна. Но того нигде не видно.
– Он там, за камнем лежит! –  кто-то показывает на завал. – Ранен, наверное!
Григорий спрыгивает с брони и бежит к партизанам, окруживших Яна. Тот лежит на спине, безмолвно уставившись ввысь открытыми глазами. На груди расплылось крова-вое пятно. Санитар пытается перевязать кровоточащую рану.
– Как он?! – с беспокойством спрашивает Кравцов.
– Ранение тяжелое, – отвечает тот. – Он пока без сознания.
Григорий встревожен:
– Жить будет?
Ответ санитара звучит как приговор:
– При таком ранении надежды большой нет.
Неожиданно Ян тяжело открывает глаза – ищет кого-то помутневшим взглядом. Наконец останавливается на Григории. Говорит, едва ворочая языком:
– Кравцов! Назначаю тебя командиром партизанского отряда. А я умираю. Прощай-те!
Тело Яна чуть вздрагивает и становится неподвижным. Санитар приподнимает ему веко, затем щупает пульс:
– Он мертв.
Некоторое время партизаны стоят молча, крепко сжимая оружие. Затем поднимают над головами винтовки и автоматы и клянутся отомстить немцам за смерть своего коман-дира…
Едва все отошли от случившегося, Григорий обращается к партизанам:
– Несмотря на наши потери, операция продолжается. Немцы никогда не оставят по-пыток сбросить нас с этой дороги. Поэтому, прежде всего, нам нужно укрепить оборону западного фланга. Но сначала нам нужно «оживить» танкетку и бронетранспортер. Кто возьмётся за это дело? – обводит он глазами присутствующих и уточняет: – Нужны два водителя и два пулеметчика. Кто согласен?
Отзываются несколько человек.
– Как разберётесь с немецкой техникой, – объясняет он «добровольцам», – то тан-кетку поставите возле завала, а бронетранспортер перекройте дорогу на восточном флан-ге. Похоронной команде немедленно убрать все трупы с автодороги, так как самолёт мо-жет вот-вот прилететь. А я ненадолго отлучусь в штаб. Ясна задача?!
Партизаны отвечают хором:
– Так точно, товарищ командир!
Перед уходом Кравцов разъясняет:
– Если внезапно появятся немцы, то вы знаете, что с ними делать. Я надеюсь на вас. А теперь: р-р-азойдись! – командует Григорий, стаскивает с танкетки немецкий китель и отправляется на машине к Соколиному утёсу…
•••
В небе – советский транспортный самолет. В кабине – пилот, штурман и радист. Тот  принимает радиограмму. Штурман отрывается от карты и старается перекричать шум моторов:
– Мы пересекли государственную границу! Под нами Западные Карпаты!
– Вижу, – так же громко отвечает летчик. – Сколько ещё осталось?
– Через полчаса будем в заданном районе.
Радист плотнее прижимает наушники, слушает морзянку:
– Радиограмма из штаба армии.
– Читай! – приказывает пилот.
«Капитану Свиридову. В районе вашей высадки партизаны ведут бой. В случае не-возможности приземления разрешаем сбросить груз на парашютах, а людей вернуть на базу. Действуйте по обстановке».
– Всё. Конец радиограммы, – радист снимает наушники.
Летчик приказывает радисту:
– Немедленно сообщите об этом командиру отряда Свиридову и вообще посмотри-те, как они там.
Радист покидает пилотскую кабину и открывает дверь в пассажирский салон. В та-кую рань многие десантники ещё спят или дремлют. Поэтому он осторожно тормошит Свиридова.
– Товарищ капитан, проснитесь.
– Что, уже прилетели?
– Да  нет, ещё полчаса лёта.
Свиридов явно недоволен:
– Тогда зачем же ты меня разбудил?
Тот подает радиограмму. Прочитав её, Свиридов поворачивается и внимательно смотрит на лица своих бойцов. В основном это молодые парни. Но все они уже опытные солдаты, так как неоднократно побывали в боях. Вместо ответа их командир произносит  такую фразу:
– Передайте летчику, чтобы он точнее посадил  самолет...
•••
Соколиный утёс. На командном пункте Кравцов беседует с паном Смекалом. Тот потрясён смертью Яна.
– Как мне сказать Раде, что Ян погиб, – сокрушается он. – У меня нет слов. Теперь отряд остался без командира…
Кравцов пытается поддержать  начальника штаба:
– Да, пан Смекал, смерть Яна это большая для нас потеря. Мои ребята поклялись отомстить за него.
– Но как это случилось? – грустно покачивает головой Смекал. – Рада захочет уз-нать все подробности.
Кравцов объясняет:
– Ян отвлек на себя огонь пулеметчика – пошел на танкетку с гранатами. Своим ог-нем она погубила и ранила нескольких партизан. Этим поступком он  помог обезвредить танкетку.
От этих слов Смекал немного пришел в себя.
– Да, Ян погиб смертью героя. Вот такие люди, как Ян и ты, Гриша, и творят герои-ческую историю своего  народа.
Григорий не торопится сказать пану Смекалу про последний приказ Яна. «Не поду-мает ли начальник штаба, что я напрашиваюсь на должность командира отряда?» Но всё решилось само собой, когда на командный пункт зашел партизан и обратился к Кравцову со следующими словами:
– Товарищ командир отряда, вашу задачу мы выполнили: все раненые перевязаны и отправлены к дому лесника пана Клоцы. Убитые будут вывезены во второй рейс. Какие будут распоряжения?
Смекал переводит удивлённый взгляд с Григория на вошедшего партизана:
– Повтори, как ты назвал пана Кравцова?
– Товарищ командир, – так же удивлённо отвечает тот и разъясняет: – Перед смер-тью пан Ян назначил его на эту должность.
Смекал удивлён ещё больше:
– Почему же ты, Гриша, сразу об этом мне ничего не сказал?
Тот замялся с ответом.
– Понимаю, – продолжил Смекал. – Что, у такого храбреца смелости не хватило? Решил поскромничать?
Кравцов не знает, что ответить.
– Ну, извини, – соглашается Смекал. – Ян поступил правильно. В сложившейся об-становке  ты этого вполне достоин.
– Но я ещё очень молод и плохо знаю словацкий язык, – пытается возразить Григо-рий.
– Зато умеешь хорошо воевать, – парирует Смекал. – А это для нас сейчас самое главное. Так что бери на себя командование всем партизанским отрядом, а я тебе помогу.
Кравцов поднимается с места:
– Спасибо за доверие, пан Смекал!
– Вот и командуй, – пожимает он ему руку. – А я срочно подтвержу эту новость официальным приказом.
– Тогда разрешите мне поделиться с вами, как начальником штаба, со своим планом дальнейших действий.
– Интересно! – восклицает тот. – Ты удивительный человек, товарищ Кравцов. Уже и план действий у тебя есть? Тогда давай, выкладывай.
– Да план очень прост, – смущается тот.
– Так всё в жизни просто.
Свой план Григорий выкладывает в строгом по порядке:
– Немцы будут атаковать как с западного, так и с восточного фланга. Если наши ох-ранные группы будут всё время прижиматься к посадочной полосе, то немцы быстро к нам пристреляются. А это опасно для самолёта. Поэтому предлагаю устраивать засады как можно дальше от неё.
 Смекал не скрывает своего восхищёня:
– Ну, молодец! Значит, ты предлагаешь бить немцев еще на подходе? Или можно сказать – на марше? Я правильно понял?
– Да-да. Западный участок я могу взять на себя, а вы берите – восточный.
Смекал встаёт и ещё раз пожимает руку Григорию:
– Договорились, товарищ командир. Так и будем действовать.
Но Григорий не уходит. Как командир отряда, спрашивает:
– А как у нас обстоят дела с приемом груза? Все ли готово?
Этот вопрос ещё больше удивляет начальника штаба:
– Чувствуется, что пан Кравцов приступил к выполнению своих командирских обя-занностей. Докладываю. Мной уже сформирована специальная группа по приему самоле-та. Возглавляет её пан Клоца. Кроме твоего грузовика, в его распоряжении находится ар-мейский автомобиль, который ты захватил на водопаде, и конная упряжка бывших жан-дармов.
– Но хватит ли этого?
– Думаю, что достаточно. Если что, то часть груза заберём вторым рейсом или уне-сём на себе. Однако нам следует поторапливаться – самолет уже на подлёте….
•••
Кабина советского самолета. Штурман докладывает летчику:
– Товарищ капитан. Я еще раз проверил координаты посадочной полосы. Получает-ся, что нас хотят посадить на участок автомагистрали между Банска-Бистрицей и Брезно.
– Это и понятно, – отвечает тот. – Кругом горы. Сядем и на дорогу.
Штурман удивлен:
– Вы что, знали о месте посадки и согласились? Ведь там же идет бой. Мы можем приземлиться прямо на головы немцев.
Но летчик невозмутим:
– Всё может быть. Но нас ждут не немцы, а партизаны. А это козырь в нашу пользу. Ведь риск благородное дело.
– Ну, а все же? – не унимается штурман.
– Не каркай! – раздраженно раздаётся в ответ...
•••
Григорий стоит у подножья завала. Далеко внизу на крутом серпантине виден вдали немецкий караван из танка и двух грузовиков с солдатами. Преодолевая тяжелый подъем, машины натужно ревут. Еще минут десять-пятнадцать, и немцы достигнут посадочной полосы.
«Что же делать? – бьётся в его сознании. – Солдат мы сможем удержать огнем из танкетки, винтовок и автоматов, хотя и маловато у нас патронов. Но как быть с танком? Ведь ни одной противотанковой гранаты у нас нет. Если такая бронированная махина достигнет завала, то нам не поздоровится. Посадка самолета, да и вся операция будет сорвана».
Громыхая гусеницами, танк упорно ползет и ползет вверх по серпантине. Кажется, что ничто не сможет его остановить. Кравцов быстро перебирает все приходящие в голо-ву варианты:
«Опять разыграть маскарад с переодеванием? Но в этих условиях очень опасно. До-пустить к завалу и там попытаться что-нибудь предпринять?.. Ну а что конкретно?.. Где же выход! Ищи, Григорий, ищи! Он, все равно, где-то есть. Говорят же, что безвыходных положений не бывает».
Сосредоточившись, он продолжает внимательно изучать противника. Наконец, что-то подметив, не глядя, протягивает руку к  окружающим его партизанам и решительно требует:
– Мне – винтовку!
Ему подают её.
– Кто метко стреляет? – обращается он к группе ребят, укомплектованной бывшими советскими военнопленными. – Вот ты, например? – указывает он на одного из них.
– До войны в тире стрелял, – скромно отвечает тот. – Получалось неплохо.
– Кто ещё это делать умеет? – обводит он остальных внимательным взглядом. – Это не праздный вопрос. От этого зависит успех всей операции.
Двое партизан перешептываются между собой. Наконец один говорит:
– Вот мой товарищ, – указывает он на соседа, – ещё до войны отлично стрелял на учебном полигоне. Но почему-то стесняется об этом сказать.
– Понятно, – произносит Кравцов и спрашивает: – Ну а ты–то сам как стреляешь?
– В мишень всегда попадал.
Кравцов доволен:
– Ну, вот и укомплектовалась наша четвёрка. Все берите винтовки и пошли со мной, а остальные, – Григорий обращается к командиру словацкой группы, – готовьте за-саду вон за тем поворотом, – указывает он. – На объяснения времени нет. Так что дальше действуйте самостоятельно. Главное – не допустить немцев близко к завалу. Всё! Выпол-няйте приказ! Пошли – увлекает он за собой четверых партизан…
•••
Группа Кравцова быстро спускается по серпантине всё ниже и ниже, и вскоре скры-вается за поворотом дороги. Танк уже в каких-то двухстах метрах – безостановочно пол-зёт и ползёт вверх к завалу. Партизаны прячутся в придорожной канаве. Кто-то спраши-вает неуверенно:
– Командир, а как мы остановим это чудовище?
– Без паники?! – одёргивает его Григорий. – Сейчас объясню. Подождём только, пока он подъедет поближе.
Танк медленно приближается. Уже хорошо виден водитель в открытом люке. Вто-рой немец, видимо офицер, высунувшись из башни, оглядывает в бинокль окрестности.
– Вот вам и тир на колесах, – Григорий указывает на танкистов. – Огонь по живым мишеням открываем одновременно и только по моему приказу. Я и вы двое, что слева от меня – стреляем в водителя, а вы двое – вон в того офицера. Стрелять нужно быстро и  точно. Всем понятно?
– Не подведём, товарищ командир, – слышен дружный ответ.
– Тогда приготовились!
Положив винтовки на придорожный бруствер, партизаны прилаживаются к прикла-дам винтовок и тщательно целятся. Наконец Кравцов отдаёт приказ и все дружно откры-вают огонь. Танк останавливается. Водителя и офицера в люках не видно – значит, обе цели поражены. Партизаны переносят огонь на автомобили, в кузовах которых полно сол-дат. Но вскоре патроны кончаются, и группа Кравцова начинает отход – торопливо бежит по серпантине всё выше и выше…
Но немцы не оставляют партизан в покое – открывают запоздалый ответный огонь. Но с далёкого расстояния огонь автоматов не эффективен, и противник начинает пресле-довать партизан по дороге. Для немцев это лучший способ добиться успеха.
 Наконец группа Кравцова достигают засады, которую подготовили партизаны. Но и  немцы уже совсем близко. И вновь разгорается бой. У немцев явное преимущество в огневой мощи, а вот с атакой что-то не ладится. «Может, у них тоже не хватает патро-нов?» И они начинают вдруг отступать: прекрасный момент для развития контратаки. Кравцов это хорошо понимает, и в самый кульминационный момент увлекает за собой партизан.
– Добьем немцев! – кричит он. – За мной! У-р-р-а-а!
Словаки дружно выскакивают из засады и устремляются на противника. Не ожидая такого напора, немцы в панике отступают. Некоторые бросают оружие и поднимают ру-ки. Другие пытаются на ходу отстреливаться. Но численный перевес и боевой азарт уже на стороне партизан. Враг полностью разбит. Захвачен целёхонький танк, два грузовика, боеприпасы, много оружия и пленных. Теперь можно немного и передохнуть.
Партизаны присаживаются. Некоторые закуривают. И только теперь осматривают поле боя. Потери оказываются и у партизан. Два человека убиты и пятеро ранены. Вместе с санитарами Божена перевязывает их. «Но где же Григорий?» Беспокойным взглядом она окидывает поле боя. Но того невидно нигде. И вдруг откуда-то, совсем близко доно-сится его слабый  голос:
– Бо-же-на, Бо-же-на…
«Кажется, там», – бежит она к придорожной канаве.
Кривясь от боли, Григорий держится рукой за окровавленный бок. Завидев Божену, пытается улыбнуться. Слезы радости и горя застилают глаза.
– Сейчас, милый, сейчас, – перевязывая рану, приговаривает она. –  Потерпи немно-го. Ничего, что ранен. Главное, что ты жив…
И вдруг со стороны автострады доносится мощный рёв авиационных моторов.
– Самолет прилетел! – радуются вместе они. – Мы победили!
Гул моторов постепенно стихает.
– Сел! Сел! – в порыве радости Божена целует Григория в губы. Тому больно, но терпит: это же самая дорогая награда...
•••
На автостраде стоит советский транспортный самолет. Десантники торопливо пере-гружают привезенное военное снаряжения прямо из салона в кузов машины.
– Последний! – кто-то кричит из них.
Свиридов торопит шофера грузовика:
– Отъезжай! Быстрее! Быстрее!
Тот трогает машину с места. И тут же звучит его другая команда:
– Давайте раненых! Живее! Живее! – торопит он.
Одних подносят на носилках, другие подходят сами. У входа в салон лётчик спра-шивает и записывает данные каждого раненого. На носилках подносят Кравцова. Его со-провождает Божена.
– Имя и фамилия? – сухо обращается к нему летчик.
Тот еле выговаривает:
– Григорий Кравцов.
И пока эти данные летчик записывает в тетрадь, Свиридов интересуется:
– А как твоё отчество, Гриша?
– Васильевич.
После такого ответа Свиридов насторожился:
– А в каком городе ты жил до войны? 
– В Соколинске.
– Твой отец военный, офицер? Я угадал?
– Да, – уверенно отвечает Григорий.
Разведчик искренне удивлён:
– Вот так встреча! Чего только не случается на войне!
Григорий взволнован:
 – Что вы знаете о моём отце?!
Свиридов тоже очень рад встрече с сыном своего командира:
– Так я только вчера разговаривал с полковником Василием Сергеевичем Кравцо-вым. Как ты похож на него. Уверен, что это и есть твой отец.
Григорий инстинктивно поднимается на локте и болезненно кривится:
– Значит, мой папа жив?! Как мне найти его? Может, вы знаете его адрес?
– К сожалению, Гриша, когда я улетал в тыл врага, то все документы у нас отобра-ли. А там были письма с полевой почтой воинской части твоего отца. Но ты не отчаивай-ся. Война скоро кончится, и вы обязательно встретитесь. Уже недолго осталось.
Неожиданно со стороны Брезно стали доноситься далёкие выстрелы и взрывы гра-нат. Кравцов беспокоится:
– Видимо, немцы, оправившись от предыдущего поражения, пытаются прорваться к  завалу с восточной стороны.
Свиридов собирается уходить:
– Ну, Кравцов, мне пора. Немцы ждут меня. Может, ещё и встретимся?
Он пожимает Григорию руку и уходит. 
Божена вытирает вспотевший от волнения лоб любимого, наклоняется и целует в губы. Снимает с себя косынку и торопливо завязывает ему на шею.
– Это тебе на память, – тихо говорит она. – Чтобы чаще вспоминал меня.
Он осторожно берет её за руку, слегка прижимает, целует. И пока на носилках вно-сят его в самолёт, до неё доносится его слабый голос:
– До свидания, Божена. Я люблю тебя. Выздоровею, и мы обязательно встретимся!
Та вслед машет ему рукой и громко кричит:
– Гриша, любимый, прощай! Я буду тебя ждать!..
Погрузка раненых заканчивается. Уже в самолёте к Кравцову подходят: Смекал, Клоца и Рада. Прощаются с ним.
Первым говорит Смекал:
– До свидания, наш герой. Словаки всегда будут помнить тебя.
Пан Клоца просит Григория:
– Приезжай, сынок, к нам после войны. Ты нам теперь как родной. Желаю тебе ско-рого выздоровления.
– Обязательно приеду, – обещает Кравцов.
– Прощай, Григорий, – с грустью говорит Рада. – Мы тебя никогда не забудем...
В той стороне, где идёт бой, над дорогой взвивается ракета. Это партизаны подают сигнал, что им уже трудно сдерживать немцев. Летчик беспокоится:
– Всем провожающим немедленно покинуть салон! – жестко требует он. – Срочно взлетаем!
Дверь салона захлопывается, и начинают раскручиваться винты самолета. Моторы набирают необходимые обороты, и после короткого разбега самолет взлетает. А вслед ему приветливо машут десятки рук провожающих...
•••
Низко над землей проносится звено советских штурмовиков. А на земле, замаски-рованные зеленью деревьев, приготовились к атаке советские танки. В окопах притаилась пехота, готовая к прыжку на врага. За ее спиной, в глубине леса сосредоточилась  кавалерийская часть с задачей: пройтись по сельским тылам гитлеровских войск.
На командном пункте у стереотрубы – командир наступающего армейского корпу-са. Рядом – Василий Кравцов в погонах полковника. Здесь же – старшие офицеры танко-вых, артиллерийских и авиационных частей, приданных наступающей пехоте. Наблюдая за складывающейся военной обстановкой, Василий Кравцов размышляет:
«Наконец-то, к концу войны нам «позволено» воевать не числом, а умением. Теперь командиры дорожат каждым солдатом. Может быть, там, в Кремле, этому научили ог-ромные потери, понесенные Красной Армией в первые годы войны? Тогда на одного уби-того немецкого солдата приходилось до десяти наших. А теперь по потерям немцы даже перегнали нас. Что же случилось?  Может быть, немец пошел не тот, или мы умней ста-ли?..»
Над командным пунктом пролетают советские бомбардировщики в сопровождении истребителей.
– Наши пошли, – радостно комментирует авиационный офицер.
Над немецкими окопами, выискивая наземные цели, беспрерывно снуют наши   штурмовики –  не дают противнику даже поднять голову.
Оторвавшись от окуляров стереотрубы, командир корпуса обращается к Кравцову:
– Волнуетесь, Василий Сергеевич? Скоро Соколинск будет наш. С кем пойдете? Со  своей пехотой или с передовым танковым десантом?
– С танкистами, – уверенно отвечает тот.
– Все-таки с ними. Я вас понимаю. Хотите въехать в Соколинск на танковой бро-не...
В бой вступает советская артиллерия. С края на край немецкой обороны перекаты-ваются взрывы артиллерийских снарядов – идёт подготовка к наступлению на Соколинск.
– Скоро и мы пойдем, – говорит командир механизированной пехотной дивизии.
Радист передаёт трубку Кравцову:
– На проводе четвёртый.
Тот прижимает трубку к уху:
– Василий Сергеевич, немедленно приезжайте, – слышит он знакомый голос коман-дира танкового корпуса. – Танкисты ждут вас. Скоро и мы выступаем. 
Прощаясь, Кравцов торопливо пожимает руки всем командирам.
– Ну, мне пора.
– Желаю успеха, – улыбается командир корпуса и просит Кравцова: – Василий Сер-геевич, вы знаете хорошо город Соколинск. Подскажите моему интенданту, где лучше расположить штаб нашего корпуса.
– Обязательно подскажу, товарищ командующий.
Вместе с офицером-танкистом Кравцов скрываются в траншее…
•••
Дед Ермилий подкладывает дрова в печку. На плите что-то кипит в кастрюле. Рас-пахнув дверь, в истопную комнату вбегает Сашко и радостно кричит:
– Деда! Скорее! Наши!
Внук вновь исчезает за дверью, а Ермилий мечется по комнате. Заглядывает в зер-кало, вмазанное в стену печи, плюёт на ладонь и торопливо несколько раз проводит по растрёпанным седым волосам, затем спешит к выходу. Сашко ждёт его на крыльце. Изда-ли доносится мощный гул артиллерийской канонады.
– Где наши?! – запыхавшись, спрашивает он у внука.
– Слышишь стрельбу?! Это наши за городом немцев бьют! – возбужденно говорит Сашко. – Скоро тут будут!
– Гарна музыка! – с радостью соглашается дед. – Аж до сердца доходит! Наконец басурманы получат то, что давно заслужили.
Оба с радостью слушают далекие звуки артиллерийского боя…
•••
Сквозь распахнутое окно своего дома к доносящимся взрывам снарядов со страхом прислушиваются и супруги Лисовские.  Хозяин с силой захлопывает оконную раму:
– Идут! – зло произносит он.
Подойдя к письменному столу, нервно выдергивает из него нижний ящик, копается в нем. Среди многочисленных бумаг находит советский паспорт. Открывает его – на фо-тографии изображен он сам, но имя, фамилия и отчество совсем другие. Читает про себя: «Веселовский Станислав Александрович, 1919 года рождения. Житомир». Нервно закры-вает паспорт и кладет его в боковой карман пиджака. «Хоть и фальшивый, но может ещё пригодится». С шифоньера достаёт чемодан и принимается укладывать в него вещи…
•••
Советская кавалерийская часть входит в село Поддубицы – в нём живут родители Василия Кравцова и Елена Григорьевна. Односельчане восторженно встречают своих ос-вободителей. Сердце Кравцовой переполнено радостью. С удивлением замечает, что вме-сто знаков в петлицах у всех на плечах погоны. «Как же это так получилось? Почему?»
Кавалеристы, в основном, – мужественные молодые ребята. Они отлично смотрятся на упитанных лошадях, к каждому крупу которых приторочены вьюки с одеждой и ору-жием – от автоматов, карабинов и пулеметов до противотанковых ружей и ротных мино-метов. Несколько упряжей катят за собой легкие орудия, снарядные ящики и походные кухни.
«Какая отличная экипировка и подтянутость всех кавалеристов! Как красиво! –  восторгается Елена Григорьевна. Вспоминает: А какими изможденными, голодными и деморализованными отступали наши солдаты. С такой нашей армией немцам несдобро-вать».
Кавалеристы размещаются по сельским хатам. У стариков Кравцовых останавлива-ются: офицер, его адъютант и два солдата. Лошадей они поят у колодца. С разрешения хозяйки дают им сено. Затем умываются холодной водой. По-молодецки полотенцами растирают разгоряченные молодые тела и идут в дом. Садятся за стол.
Адъютант достает из вещевого мешка несколько банок американских мясных кон-сервов. Почему-то называет их «вторым фронтом». Разогревает на печке. Елена Григорь-евна ставит на стол то съедобное, что растет у стариков в огороде. За обедом, даже выпи-вают фронтовые сто грамм. «За победу». Тихо беседуют…
Елена Григорьевна вклинивается в разговор:
– Не встречалась ли вам фамилия Кравцов? Это мой муж, – поясняет она. – В сорок первом он был временно на должности полкового комиссара, а фактически командиром батальона.
– В то время это была большая должность, – соглашается офицер и обращается к  адъютанту: – Егорыч! Ты чаще всех бываешь в наших частях, да и у соседей тоже. Поду-май хорошенько. Может, слышал такую фамилию?
Прежде чем дать ответ, тот смачно расправляется с соленым огурцом и поправляет усы.
– Оно, конечно, бывает всякое. Только слышать не значит знать.
– Так слышал ты или нет? – допытывается офицер.
– Не подходят они. Один – повар, а другой – командир дивизии.
Кравцову словно током ударило:
– Как их имя, отчество?!
– Повар – Илья, а комдив, кажется, Ва-ва-лентин или Василий.
– Может, Василий Сергеевич? – подсказывает она.
– Кажись, всё же, так, – неопределённо произносит Егорыч. – Точно не помню.
– А как он выглядит? – допытывается  Кравцова.
– Не видел я его, – он остужает её любопытство. – Но слышал, что это боевой ко-мандир.
В сознании Кравцовой вспыхивает надежда. «Конечно, это мой Вася. Он всегда был передовым командиром в своей части. Он! Он!..»
Кавалеристы сбрасывают сапоги и, не раздеваясь, ложатся спать прямо на полу. Ра-но утром их будит стук в окно. Быстро натянув сапоги и прихватив оружие, кавалеристы вскакивают на лошадей и несутся на окраину села – там проходит тракт. Но вскоре, шум-но разговаривая, возвращаются. Утром за завтраком офицер рассказывает:
– Наши кавалеристы перехватили на тракте заблудившуюся группу немцев и всех «порубали». Мы их хотели взять в плен, – как бы оправдываясь, пытается разъяснить офицер, – но немцы первыми открыли огонь и погиб наш солдат. После этого ребят удер-жать уже было нельзя.
– Да вы солдат не осуждайте, – просит Елена Григорьевна. – Уж очень много горя принесли немцы всем нам. Вот теперь и расплачиваются.
Слышен звук походной трубы – сигнал к сбору.
– По коням! – звучит команда...
•••
Здания фашистской комендатуры города Соколинска. Мимо в беспорядке движутся отступающие немецкие части. Всё перемешалось: автомашины, солдаты, конные упряж-ки, бронетранспортеры. У входа в комендатуру стоит открытый военный автомобиль Крауса, а в стороне – грузовик с высоким брезентовым тентом. Немцы торопливо вытас-кивают из здания и грузят в машину тюки, ящики и чемоданы. На крыльце, в сопровож-дении двух офицеров, появляется комендант города Густав Краус. Криком торопит сол-дат:
– Быстрей шевелитесь! Русские уже на окраине города!
Офицеры уже расположились в открытом автомобиле, когда к ним подбегает Ли-совский с чемоданом и сумкой в руках. Став на подножку автомобиля, пытается забро-сить вещи в машину:
– Можно я с вами?
Краус резко кричит:
– Куда лезешь, свинья?! Ты что слепой! Не видишь, что места нет? Вон! В грузовик садись!
Лисовский бросается к уже отъезжающему грузовику, на ходу забрасывает в кузов вещи и забирается сам...
•••               
Облепленные автоматчиками, по улицам города Соколинска движутся советские  танки. Один из них останавливается у дома Лисовских. Василий Кравцов и два автомат-чика спрыгивают с брони и, решительно распахнув калитку, вбегают во двор. Дверь дома не заперта и все трое врываются внутрь…
Быстро обследуют комнаты. Никого. Одного из солдат привлекает внимание сва-ленная на печи груда различной одежды. Стволом автомата он приподнимает её и обна-руживает, забившуюся в угол, жену Лисовского.
– Здрасте, мадам, – наигранно вежливо говорит солдат. – Ну-ка, быстренько слазим!
Дрожа от страха, Лисовская, закрывает лицо руками и начинает кричать:
– Не надо! Не надо убивать меня! Я ни в чём не виновата!
Подходит Кравцов и пытается успокоить хозяйку дома:
– Перестаньте кричать. Никто вас убивать не собирается.
Вытирая руками мокрое от слёз лицо, женщина умолкает.
– Вот так-то лучше, – спокойно говорит Кравцов. – Вы нам не нужны. Скажите, где ваш муж Зигмунд Лисовский?
– Ска-а-зал, – говорит она дрожащим от испуга голосом, – что по-о-шел в редак-цию. 
Пока Лисовская хлюпает носом, Кравцов приказывает солдатам:
– В редакцию! Быстро!
Все выбегают на улицу и садятся на броню танка.
– Куда теперь? – спрашивает водитель.
– Прямо по улице до перекрёства, а затем налево! – показывает Кравцов. – Давай, поехали!
Набирая скорость, грозная машина устремляется вперед. Проезжая мимо дома Ер-милия, Кравцов замечает, стоящих у ворот, Сашка и деда.
– Привет Сашку и деду Ермилию! – кричит им Кравцов с брони танка и приветливо машет рукой.
Дед щурит подслеповатые глаза.
– Хто цэ? – спрашивает он у Сашка.
Тот радостно поясняет:
– Ты что, дедушка, не узнал Василия Сергеевича? Так это же отец Гришки Кравцо-ва!
Дед улыбается и тоже машет ему вслед рукой.
– Смотри какой важный стал! На танке теперь разъезжает!..
Танк останавливается у дома редакции. Василий Кравцов и автоматчики бегут внутрь здания. У таблички с надписью «Редактор Зигмунд Лисовский»  Кравцов достает пистолет и рывком открывает дверь. Кабинет пуст. Лишь на стене красуется портрет Гит-лера.
– Сбежал гад! – с досадой произносит Кравцов и приказывает солдатам: – Обыскать всё помещение!
Автоматчики бросаются выполнять приказ, а Кравцов поднимает со стола оккупа-ционную газету «Свободный Соколинск». Вертит в руках, переворачивает и читает: «Главный редактор Зигмунд Лисовский».
– Сволочь! – зло комкает он газету и бросает в самодовольное лицо «фюрера».
Устало усаживается в кресло. «Где же прячется этот гадёныш? Ну да ладно, все рав-но найду! А  ребят можно теперь отпустить».
С улицы доносится знакомый ему шум мотора. Кравцов машинально поворачивает-ся к окну и видит, как возле редакции останавливается его легковой «Виллис». «Хитрый у меня шофер. Видно, тайком ехал за танком».
Появляются автоматчики. Один докладывает:
– Товарищ полковник, в здании никого нет.
– Спасибо, ребята, – благодарит их Кравцов. – Можете быть свободны. И танкисту скажите, чтобы ехал к своим…
•••
Москва. Бой курантов на Спасской башне. В больничной палате военного госпиталя на койке лежит Григорий Кравцов. Взгляд устремлен в потолок. На соседней койке, све-сив босые ноги, сидит пожилой мужчина в солдатском белье. Здесь же – ещё две койки с ранеными.
– О чем думаешь, Гриша? – обращается к нему немолодой сосед.
Тот не проявляет никаких эмоций:
– Да так, обо всём.
– А я вот сегодня последний здесь день, – вроде, как в радость, вздыхает он. – Спи-сали меня подчистую.
– Значит, уезжаете домой, Сергей Иванович, на Урал? – с трудом поворачивается  Григорий так, чтобы лучше видеть собеседника.
– Да, в Каменск-Уральский. Там я родился и там же живет моя вся родня.
– Значит, будет кому вас встретить?
– Ну, за этим дело не станет. Обязательно выпьем бражки под грузди. А у тебя с Украины так и нет никаких новостей?
Кравцов не успевает ответить, как с пачкой писем в палату вошла медсестра.
– Черемных, вам письмо, – подает конверт она Сергею Ивановичу.
– Это опять от моей Тихоновны, – улыбается он, рассматривая конверт.
Медсестра раздает письма другим раненым, а затем подходит к Кравцову:
– А это вам, – кладет она ему на грудь конверт и уходит.
– Вот видишь, и ты дождался письма, – довольно отзывается Черемных.
Но конверт Кравцов не распечатывает, а лишь долго рассматривает написанноё на нём чей-то рукой: «Адресат находится в зоне оккупации». Засунув конверт под подушку, Григорий вновь устремляет свой грустный взгляд в потолок.
Близоруко присматриваясь, Черемных продолжает увлеченно читать письмо. Нако-нец прерывает чтение:
– Моя Тихоновна здесь и о тебе пишет, – обращается он к Григорию и замечает его  грустное выражение лица:
– А ты, почему не читаешь? Даже не распечатал письмо. Может, одной рукой не-удобно? Так давай я помогу?
– Нет, спасибо, – отказывается Григорий. – Это письмо я посылал матери в Соко-линск, а оно вернулось обратно – там еще немцы.
Черемных подсаживается к Кравцову на койку:
– Да. Всё перемешала эта война. И у меня отняла сына. Мой Толька на тебя был  очень похож. Погиб под Ленинградом... Знаешь, Гриша, если, что... выпишешься, приез-жай к нам, на Урал. Познакомишься с этим чудесным богатым краем. Это такой огром-ный  необъятный мир. Именно нашим уральским оружием мы и разгромили немцев. Уст-рою тебя на завод. Женим на уралочке. Наши уральские девчата светловолосые и мягкие по характеру. Очень красивые и хозяйственные. А у тебя, смотрю, волос темный. Гово-рят, что в жизни разноволосые лучше притираются друг к другу. Да и я за несколько ме-сяцев очень привык к тебе.
– Спасибо, Сергей Иванович, за приглашение, – благодарит Григорий, – Но сначала я съезжу домой, в Соколинск.
– Конечно, поезжай. И помни – я всегда буду рад тебя видеть. Да вот и Тихоновна пишет мне, что она полюбила тебя как своего сына.
– Вы что, писали ей обо мне?
– Конечно, писал. Тоскует она одна.
– За заботу передайте ей большое спасибо. Может, и приеду когда…
В палату вкатывают столик с обедом. Черемных помогает Григорию приподняться – заботливо подсовывает свою подушку под его голову. Поддерживая миску, дает ему в руку ложку:
– Удобно?
– Все хорошо. Спасибо, – кивает головой Григорий и приступает к еде...
•••
Василий Кравцов в гостях у деда Ермилия. Оба сидят за столом. Перед ними  – две раскрытые консервные банки, куски хлеба, грубо нарезанная колбаса, бутылка водки и два стакана. Кравцов наливает немного в них водки и один подает деду.
– Держи, дорогой Ермилий! Давай выпьем сначала за нашу победу.
Они чокаются, выпивают, тычут вилками в консервные банки.
– Вот что наделала эта война, – с горечью говорит Кравцов. – Всю Германию прой-ду, а сына найду. Только бы живой он остался.
Дед кряхтит, пережевывая беззубым ртом пищу: 
– Да. Много людей загубили немцы. Они же фашисты, а за что наши свои же губи-ли?
Кравцов отвечает резко:
– Да не свои они! Чужие! Предатели!
– Так уж конечно, – соглашается дед.
Они выпели ещё понемногу. Лица раскраснелись от выпитого. Некоторое время си-дят молча: тревожные мысли путаются, не отпускают Кравцова. «Что же случилось с мо-ей женой и сыном? Живы ли?» Обращается к деду:
– Так ты говоришь, что сам видел, как Лисовский Елену Григорьевну предал?
– Видел, видел, – сокрушенно качает тот головой. – Как только таких земля держит?
Василий Кравцов удручён услышанным:
– Скрыться успел, гад. А как мне хотелось всадить ему пулю в лоб. Но далеко не убежит. Все равно когда-нибудь встретимся: вот тогда и поговорим по душам.
Они ещё выпели. Кравцов неожиданно спрашивает:
– А ты, Ермилий, не знаешь, где похоронена Елена Григорьевна?
От удивления Ермилий резко поднимает голову:
– Как похоронена?! Она же у кого-то в деревне живет! Сашко на той неделе был у неё. Жива она.
Кравцов не скрывает радости:
– Так почему же ты сразу мне не сказал?! А я то думал чёрт его знает что…
Ермилий не менее удивлен:
– Ты что, разве не знал?!
– Но откуда мне было знать?
Василий Сергеевич протягивает руку к бутылке:
– Тогда, Ермилий, давай выпьем за такую хорошую новость, и я сейчас же поеду в деревню к родителям!
Пока они чокаются и выпивают, в комнату входит Сашко. Он в солдатской форме. Резко подносит руку к пилотке и рапортует:
– Товарищ полковник, солдат Александр...
– Вольно! – прерывает его Кравцов. Улыбаясь, подходит к нему. – Уже солдат. Зна-чит, восемнадцать исполнилось? Смотри, как быстро ты вырос. Возмужал! Я же тебя не видел несколько лет. Наверное, и Гриша такой же.
Слегка пошатываясь, к внуку подходит дед.
– Вот и остаюсь я один, – вытирает он слезы и припадает к его груди.
– Дедусь, дедусь, – успокаивает его Сашко. – Уже скоро прогоним немцев, и я вер-нусь.
– Война, дедушка, не нами выдумана, – сочувствует ему Кравцов. – Но один ты не останешься. Мы с Еленой Григорьевной поможем тебе. Ни в чём нуждаться не будешь.
– Когда уходишь? – смотрит Ермилий на внука. – Увидимся ли ещё?
– На час отпустили.
– Ну, солдат Александр, до свидания, – жмет ему руку Кравцов. – Желаю тебе, как солдату, вернуться с победой. А мне пора: поеду в деревню к самым родным мне людям.
Дед тянется к Кравцову, обнимает его и целует в щеку.
– Передай привет Елене Григорьевне.
– Обязательно передам! – уходя, обещает Василий Сергеевич…
•••
9 мая 1945 года. День Победы! Ликует Москва! Тут и там раздаются возгласы: Мир! Победа! Мир! Победа! Толпы народа запрудили улицы и тротуары. Люди поют, танцуют, смеются и плачут. По одной из улиц идет Григорий Кравцов. На его лице не видно ни ра-дости, ни печали. Лишь беспокойный взгляд серых глаз выдает его сдерживаемое волне-ние.
Толпа москвичей собралась в кружок прямо на тротуаре. Аккомпанирует им моло-дой солдат на гармошке. В центре круга, образованного в основном женщинами и стари-ками, солдат и девушка в военной форме. Оба лихо отплясывают «русскую». Одна из женщин, закрывшись руками, плачет. Её успокаивает весь поседевший, опирающийся на палочку пожилой мужчина.
Кравцов пробирается поближе к танцующим. Девушка в круге деловито наступает на своего партнера. Тот пытается пуститься в пляс, но это ему удается плохо. Наконец он досадливо машет рукой и под всеобщие дружеские аплодисменты покидает круг. А де-вушка неутомима. Демонстрируя незамысловатые «па», она грациозно «плывет» вдоль круга, выискивая глазами нового партнера. Григорий ей видно понравился. Поравняв-шись с Кравцовым, она плавно разводит руками и блеском возбуждённых от танца глаз, приглашает Григория в круг.
– Просим! Просим! – слышатся голоса. – Не смущайся, парень! Такой день! Побе-да!
Не спуская с Григория цепкого взгляда, девушка приближается и задорно бросает ему в лицо:
– Ну, что же ты?! Помогай!
Кто-то подталкивает его и он сначала робко, но, вскоре приноровившись, все четче выкидывает коленца. Толпа хлопками отбивает такт, помогая гармонисту и пляшущим. Девушка, словно не зная усталости, продолжает танцевать легко и непринужденно, все больше увлекая Григория...
Неожиданно Кравцов ощущает головокружение и все реже и реже попадает в ритм. Лица зрителей расплываются. Но он не хочет сдаваться, пытается поддерживать темп. Но люди вдруг исчезают куда-то, и для него наступает полная темнота. Но это продолжается не так уж и долго. Вскоре вдали появляется какая-то светлая точка. Медленно расплыва-ясь, она порождает всё более яркий свет, и Григорий опять видит ликующую Москву, но уже с высоты птичьего полета. В голове – полная ясность. Чувство абсолютной свободы  наполняет всё его существо.
«Если бы Божена была рядом», – пытается он вспомнить её образ.
И он сразу же возникает. Она сидит на кровати и кормит грудью ребенка. Божена радостно наблюдает, как чмокает тот губами. Некий голос подсказывает, что это его ре-бёнок. Григорий хочет узнать:
– Мальчик или девочка?
Но он не слышит ответа, так как внезапно открывает глаза и видит вокруг толпу мо-сквичей и склонившуюся над ним незнакомую женщину.
– Очнулся, – участливо говорит она. – Как себя чувствуете, молодой человек? Гово-рите – я врач. Может быть, вызовем скорую?
Григорий медленно поднимается:
– Нет, не нужно. Мне значительно лучше. Я несколько месяцев пролежал в госпи-тале и, видно, перегрузился. Врач предупреждал меня, а я вот его не послушал.
– Так может вернешься в госпиталь?
– Но у меня же билет на поезд.
– Ну, смотри сам, – соглашается врач. – И больше никаких физических перегрузок.
Григорий благодарит врача:
– Спасибо вам за заботу, – смотрит он на часы: – Ну, мне пора, а то опоздаю на по-езд…
•••
Пассажирский поезд мчится по российским просторам. Снизу доносится  размерен-ный стук колес. В такт ему раздаётся протяжный гудок паровоза. И всё это вместе звучит как музыкальный аккорд. В плацкартном вагоне на нижней полке сидит немолодая жен-щина. На плечи накинута темная в клеточку шаль. Рядом с ней, выставив культяпку ноги, расположился мужчина. Напротив них, у окна, прислонившись головой к стене, сидит Григорий Кравцов. Никаких вещей у него, кроме какого-то свёртка, нет. Вагон сильно качает, отчего всех тянет ко сну...
Наконец стук колес замедляется. Видно скоро какая-то станция. Поправив шаль, женщина готовится к выходу: поднимает и ставит на столик плетеную корзинку. Безно-гий  тоже приставляет костыли под мышки и медленно бредёт к тамбуру. Дернувшись, состав останавливается.
Женщина теребит Кравцова:
– Молодой человек, приехали. Соколинск.
– Спасибо, мамаша, – благодарит Григорий.
Сквозь оконное стекло виден запруженный народом, знакомый перрон и здание во-кзала с крупной надписью: «Соколинск». Кравцов пытается поскорее выйти, но безногий костылями преградил дорогу. Так что вагон Григорий покидает последним. Осматривает-ся. На перроне людей значительно поубавилось. В стороне прохаживается военный – вид-но, офицер. Женщина с ребенком на руках беседует с железнодорожником. Катят тележ-ку с багажом. Кравцов направляется к выходу в город. Сзади слышны чьи–то ритмичные торопливые шаги...
– Гриша! – неожиданно раздается у него спиной.
Он резко разворачивается и видит перед собой военного с погонами полковника. С трудом узнаёт в нем отца.
– Гриша! Сынок! – расставив руки, с волнением восклицает Василий Сергеевич.
– Папа! Папа!– бросается Григорий к нему в объятия.
Слезы счастья и радости застилают обоим глаза. И ненужно никаких слов. Главное, что теперь они вместе, а всё остальное уже не имеет никакого значения…
Первая волна нахлынувших чувств постепенно ослабевает. Не стесняясь, оба торо-пливо вытирают платками слезы, с удивлением рассматривают изменившиеся лица друг друга. Григорий тревожно спрашивает:
– А мама же где? Что с ней?
– Да жива она, дома, ждёт нас, – торопливо отвечает отец. – У летней печки хлопо-чет – готовится к встрече с сыном. Переживает очень. У неё сильно расшатаны нервы. Поэтому я оставил её дома. А ты, я смотрю, уже стал настоящим мужчиной. Мать тоже сразу тебя не узнает. Она помнит тебя небольшим пареньком, а ты вон какой уже выма-хал.
Они покидают привокзальную площадь.
– Спасибо, папа, что встретил меня. Как ты узнал, что приеду я этим поездом?
Отец шутит:
– Отлично сработала моя разведка.
– Не замешан ли здесь капитан Свиридов?
– Оп-па что ты знаешь! – от удивления отец даже остановился. – Конечно, замешан.  Но об этом давай поговорим дома.
Они подходят к армейскому «Виллису» и располагаются на заднем сидении. Шофер тут же трогает автомашину с места...
•••               
Как и перед началом войны в небе над двором дома Кравцовых парит ястреб. У «Виллиса» шофер накачивает шину. От реки, по огородной тропинке поднимаются к до-му отец и сын Кравцовы. На голых спинах – полотенца, в руках – одежда…
– Ну, как вода? – оторвавшись от дела, спрашивает водитель. – Удалось искупаться?
– Нет, – отвечает Василий Сергеевич. – Чувствуется что ещё май месяц – вода ещё очень холодная. Просто лишь освежились немного.
– А рыбы развелось сколько! – удивлённо восклицает Григорий. – Видно некому было ловить.
Из дома выходит Елена Григорьевна:
– Ну, что, герои, побоялись купаться? Ладно. Быстренько одевайтесь, сейчас буду кормить. Суп наверно уже готов, – направляется она к летней печке.
Вокруг разносится запах свежего супа. Мужчины с большим удовольствием пово-дят носами:
– Как вкусно пахнет, – говорит отец. – Давно не ел ничего домашненького – одни консервы…
Мать из ложки пробует суп:
– Да, уже он почти готов. Идите в дом. Я уже накрыла стол.
Отец подходит к машине и берет с сидения свой командирский планшет. Вместе с сыном  заходят в дом, садятся за стол. Григорий заинтересованно спрашивает:
– Так как ты, папа, нашел меня?
Копаясь в планшете, отец рассказывает:
– Уже перед самым концом войны капитан Свиридов вернулся ко мне в часть и только тогда я узнал, что ты жив, но ранен. Я обзвонил почти все московские госпитали, и только в одном из них мне ответили, что ты лечился у них, но уже выписался. Какая-то медсестра вспомнила, что через неё ты заказывал железнодорожный билет до Соколин-ска. Даже назвала номер поезда и дату отъезда.
Григорий взволнован:
– А Свиридов больше ничего не рассказывал?
Отец молча достает из планшета записку и подает сыну:
– Может, ты это ждешь?
Григорий торопливо развернул её.  «По-словацки написано. Наверное, от Божены!»
В комнату входит шофер с кастрюлей в руках. Ставит на стол.
Василий Сергеевич подвигает к нему стул:
– И ты, Илья, присаживайся.
Тот садится. Появляется Елена Григорьевна:
– Вот молодцы, – довольна она. – Все уже в сборе.
Отец достает из буфета бутылку вина и бокалы. Наполнив их, Василий Сергеевич произносит тост:
– За победу! Чтобы не было больше войны!
Мать вторит ему:
– И за то, что наша семья наконец-то вся в сборе.
Все выпивают. Закусывают. Затем хозяйка разливает суп по тарелкам. После первой же ложки все хвалят суп. Тарелки быстро пустеют, и шофер выходит во двор. Григорий же разворачивает записку и пытается прочитать её.
– Ну, что там написано, сынок? – спрашивает отец. – А то мы с мамой по-словацки не понимаем.
Григорий колеблется:
– Я не знаю, как вы воспримете эту новость, но, кажется... у вас, мои дорогие роди-тели, появился в Словакии внук.
– А у тебя, значит, сын, – добавляет отец.
–  Вы не сердитесь, что так получилось?
Отец улыбается:
– Да мы очень рады, сынок. Правда, мать?
Та тяжело вздыхает и пускает слезу.
– Это она от радости, – поясняет отец.
Елена Григорьевна наконец успокаивается:
– Удастся ли увидеть нам внука? Это будет, наверное, трудно? 
Отец её останавливает:
– Это потом разбираться будем. А сейчас в нашем узком семейном кругу давайте отметим появление внука.
Втроём они выпивают вина, и отец разъясняет сыну:   
 – Я не знаю, как эту новость могут воспринять там, наверху, так что пока держите её   в секрете.
Григорий не совсем понимает, о чём говорит отец. И чтобы сгладить недоумение загадочно говорит:
– Вы не поверите, но о ребёнке я узнал девятого мая. Всего за час до отхода поезда.
Отец искренне удивлен:
– Как?! Кто тебе это сказал? Может, Свиридов? Ты что с ним встречался в Москве?
– Да нет, всё это мне как-то привиделось, – уклончиво отвечает сын. – Плохо мне было тогда. Даже сознание потерял. И вдруг чётко увидел, как Божена кормит ребёнка. Но вы не беспокойтесь. Она очень хорошая – спасла мне жизнь.
– В Божене мы не сомневаемся, – примирительно произносит отец. – А вот за виде-ние и за то, что ребёнок не наш, не советский, могут лишить меня должности. Так что ещё неизвестно, во что  это может вылиться.
Григорий молчит, не находит ответа.
– Так как же нам быть? – растерянно спрашивает Елена Григорьевна. – Нельзя же отказываться от родного внука.
Отец на время задумался:
– Сейчас не так просто выехать за рубеж. Но я сделаю все, чтобы решить этот во-прос.
– Спасибо, папа.
Отец замолкает и изучающе смотрит на сына. Тот замечает его внимательный взгляд:
– Что ты, папа, так пристально на меня смотришь?
Отец немного смущён:
– Да знаешь, сынок, нам с матерью как-то не верится, что, вопреки всем испытани-ям, которые преподнесла нам эта война, наша семья опять вместе. Что рядом сидит мой повзрослевший сын, и как до войны, мама опять возится у летней печки...
– И ты изменился, папа, – отзывается сын. – Чуть поседел и стал большим военным начальником. Наверное, скоро генералом будешь?..
•••               
Прошло несколько послевоенных лет. Ночь. Льёт нудный осенний дождик. В одном из окон длинного одноэтажного дома горит свет. Сутулясь, украдкой к зданию подходит человек в дождевике. Заглядывает в окно. Видит, как за столом, обложенным деловыми папками, какой-то мужчина – крутит арифмометр. Человек в дождевике свободно заходит в здание и, поглядывая на дверные таблички, идет по коридору. Останавливается у двери с надписью: «Председатель кооператива Отто Беккер». Выжидает…
 Наконец достает пистолет и открывает дверь. Войдя в кабинет, наставляет оружие на сидящего за столом. Но тот, увлеченный работой, не сразу обращает внимание на во-шедшего. Лишь когда раздается щелчок дверного замка, поднимает голову и видит перед собой Густава Крауса.
– Здравствуй, Отто Беккер, – наставив на него пистолет, тихо произносит тот. – Ты рад нашей встрече?
– Густав Краус?! – восклицает удивлённо Отто. – Вот так встреча. Зачем вы здесь? Немедленно опустите оружие!
Не выказывая испуга, Беккер намеревается встать.
– Сидеть! – командует Краус. – Пока мы одни, мне нужно поговорить с тобой об одном важном деле.
– Мне не о чем говорить с вами, – спокойно отвечает Отто. – Так что прошу вас немедленно покинуть помещение.
Но Краус словно не слышит его:
– Оружие у тебя есть?
– Нет. Хотя оно сейчас бы мне пригодилось.
– Ладно, не пугайся, – Краус сует пистолет во внутренний карман пиджака и спо-койно усаживается напротив Беккера. – Давай поговорим спокойно.
– Я не хочу иметь с вами никаких дел, – отказывается от разговора Отто. – Уходите или я вызову полицию, – тянется он рукой к телефону.
Уставившись в глаза Беккеру, Краус успевает первым положить руку на трубку:
– Успокойся. Как тебя вымуштровали! Мы же вместе с тобой воевали. Ну, было что-то между нами, но это уже давно в прошлом. Так что не валяй дурака. Хочуу сооб-щить тебе, что скоро всё переменится! Неужели ты это не понимаешь? Будешь тогда пол-зать у моих ног, если сейчас не образумишься. Пойми! Там, на Западе, уже все готово...
Отто Беккер меняет тактику разговора:
– Так что вам, господин Краус, от меня нужно? Зачем пришли?
– Так-то оно лучше, – доволен тот. – Я всегда считал тебя покладистым парнем. Хо-тя ты и являешься председатель кооператива, но я уверен, что тобой руководит только власть, власть над людьми, а не идейная убежденность! Какой из тебя коммунист?! До-вольно скоро я вернусь на американском «Кадиллаке» и тогда многим здесь не поздоро-вится.
Откинувшись на спинку стула, Беккер внимательно следит за Краусом, пытаясь уга-дать, что же заставило его придти сюда. «Значит, что-то ему здесь нужно. Такого мерзав-ца нужно обязательно обезоружить и задержать чего бы это ни стоило? Нельзя упустить такую возможность. Но как это сделать? Опрокинуть на него стол, а затем вцепиться в горло? Ведь я сильнее его. А может продолжить игру и выведать причину его прихода». И Отто решается на второе:
– Так что вам от меня нужно? Говорите конкретно?
Краус тут же сбавляет тон:
– Совсем немного. Ты, как председатель кооператива, можешь свободно контакти-ровать со многими советскими воинскими частями, которые расположены на моих зем-лях. Кстати, их присвоил твой кооператив.
– Вы что, предлагаете мне стать шпионом? – уточняет Беккер. – Я правильно пони-маю?
– Называй, как хочешь. Но это тебе не составит большого труда. За работу буду платить долларами. Вернусь – назначу тебя управляющим моим имением.
– Заманчивое предложение, – соглашается Отто.
Краус доволен:
– Вот и хорошо, что, наконец, ты всё понял. Но я появился здесь не только ради те-бя. Это так – попутно. В этой комнате у меня остались кое-какие вещи.
Краус подходит к обитой железом круглой печи. Достает нож, и, присев к поддува-лу, отдирает, прибитый к полу, лист железа. Под ним обнажается дыра. Краус засовывает в неё руку и достает, завернутую в материю, железную коробку. Ухмыляясь, нежно при-жимает её к груди:
– Не нашли.
Постояв немного, подходит к столу и торопливо открывает коробку А из неё посы-пались золотые серьги, кольца, часы, ожерелья и даже зубные коронки. Настоящее богат-ство. И какое-то радостное безумие охватывает всё его существо.
Отто с интересом наблюдает за действиями Крауса. «Награбил в России. Обобрал своих жертв». Краус кладет перед ним несколько золотых вещичек:
– Возьми и себе что-нибудь, – предлагает он.
– Спасибо, – притворно благодарит Беккер и, отобрав одну из них, вертит в руках, разглядывает.
Краус доволен тем, что ему удалось уговорить Беккера:
– Что, понравилась? Оставь себе. Возьми вот и эти, – подаёт он ему ещё несколько дорогих вещиц.
Пока он складывает драгоценности обратно в шкатулку, Отто, зажав в кулаке одну из вещиц, наносит противнику мощный удар в челюсть. Краус валится на пол. Нокаут. И пока он ещё не очнулся, заламывает ему руки за спину и связывает поясом. Только затем поднимает телефонную трубку:
– Полиция!?
•••
Прошло ещё несколько лет. Василий Сергеевич стал генералом, а Григорий с Боже-ной, все-таки поженились, но прежде им долго пришлось утрясать ряд формальностей. На постоянное место жительства Божена переехала к мужу в Соколинск. А между родителя-ми молодых сложилась традиция – каждый год попеременно наведываться в гости друг к другу.
Григорий с сыном с большой охотой часто ездят в Карпаты, чтобы поохотиться вместе с паном Клоцей, а Божене с матерью полюбилось купаться в реке и загорать на песчаном пляже Соколинска. Но однажды молодые нарушили эту традицию – купили ту-ристические путёвки по городам Восточной Германии…
  И вот в туристском автобусе они мчатся по автостраде. Женщина-гид говорит в микрофон:
– Товарищи туристы! На территории Германской демократической республики уже нет ни одного частного земледельческого хозяйства! Все земли переданы крестьянам, ко-торые объединились в кооперативы. В одном из них сейчас мы сделаем остановку, и вы  сможете познакомиться с жизнью немецких крестьян. Стоянка автобуса один час.
Автобус спускается с некрутого пригорка и останавливается у массивного здания, обсаженного деревьями. Высыпав гурьбой из машины, туристы следуют за гидом во двор дома. Навстречу выходит средних лет высокий мужчина и в приветствии  поднимает ру-ку.
– Здравствуйте, товарищи! – говорит он по-русски. – Я председатель кооператива Отто Беккер.
Григорий удивлен неожиданной встрече. Вместе с Боженой они поближе проходят к нему. Дальше Отто говорит по-немецки, а гид переводит:
– Сейчас опытный полевод Вильгельм Зельцман покажет вам наше хозяйство. По-жалуйста, следуйте за ним.
Туристы двигаются за гидом, а Григорий с Боженой напрвляются к Беккеру. Крав-цов обращается к нему по-немецки:
– Здравствуйте, товарищ Отто, Вы не узнаете меня?
Некоторое время тот внимательно рассматривает Григория:
– Знакомое лицо. Где мы встречались?
Кравцов подсказывает ему:      
– Вспомните город Соколинск.
– Неужели?! Гриша! – восклицает Беккер и по-дружески обнимает. – Вот так  встре-ча!
Все счастливо улыбаются. Григорий знакомит Отто с Боженой. Тот галантно целует ей руку. Она по-русски со словацким акцентом говорит:
– Так вот вы какой! Мне Гриша много рассказывал о вас.
Беккер удовлетворённо кивает головой и вдруг спохватывается:
– Ну, что же мы стоим?! Может, пройдем в бар? Там и поговорим. У нас отличное пиво. К сожалению, Марта сейчас на работе. Вот бы она была рада увидеть вас.
Кравцов интересуется:
– Значит, Марта теперь ваша жена?
– Да, – согласно кивает Отто. – Она хорошо помнит тебя.
– Жалко, что мне не удалось её повидать. Передай от нас ей большой привет!
Они направляются к одноэтажному кирпичному зданию. Внутри за буфетной стой-кой ловко орудует молодой блондинистый немец. В стороне – два молодых человека и две их подружки усердно потягивают пиво, и что-то весело обсуждают. Ещё двое – муж-чина и женщина – молча обедают.
Беккер подзывает бармена:
– Это мои друзья из России. Хорошо обслужи.
– Будет сделано! – учтиво кланяется тот и спрашивает по-русски: – Что будете зака-зывать? – Вино, пиво, кофе, мороженое, мясные блюда?
– Мне – мороженое, – просит Божена, – а то очень жарко у вас.
– Ну, а мы с Гришей выпьем по бокалу холодного баварского пива с креветками,  – предлагает Беккер. – Согласен?
– С интересом попробую знаменитое пиво, – улыбается тот.
Посетители за соседним столиком приветствуют русских гостей. Пока бармен во-зится за стойкой, Отто интересуется:
– Ну, расскажи, Гриша, как ты живёшь? Чего достиг в мирной жизни?
– Окончил Высшее военное училище и сейчас прохожу службу в воинской части, что стоит под Соколинском.
– Я хорошо помню то место, куда Краус отправил меня в штрафную роту.
Бармен приносит мужчинами две кружки пива с креветками, а Божене – стаканчик с мороженым, и все дружно принимаются за угощения…
Кравцов первым прерывает молчание:
– Отличное пиво, И креветки мне очень понравились.
Отто расспрашивает:
– А как поживает подполковник Василий Сергеевич Кравцов?
Григорий поправляет Беккера:
– Папа теперь генерал-майор. Работает в штабе военного округа.
– Я помню его как очень хорошего человека. В плену он помог мне. Устроил  в ан-тифашистскую группу пропагандистов. «По блату», как говорят у вас... Прости, Гриша, забыл спросить про Елену Григорьевну. Жива ли она?
– Да... Но в войну ей тоже пришлось пережить многое. Мама часто вспоминает вас. Спасибо, что вы тогда помогли нам. Мы, вот, уехали, а папа с мамой возятся с внучкой.
– Сколько ей?
– Три годика. А сыну уже семнадцать. Уехал в Словакию на каникулы.
– А почему в Словакию?
– Так там же живут его дедушка с бабушкой – родители Божены, – поясняет Григо-рий. – Да и сам он родился в Карпатах.
 – А как же так получилось?
Григорию пришлось коротко рассказать, что когда он сбежал от фрау Краус, то в Словакии был тяжело ранен, и что Божена нашла его в лесу умирающим. Вместе с роди-телями она ухаживала за ним: кормила, перевязывала... В Соколинске она закончила мед-училище, и теперь с полным правом медицинского работника следит за моим здоровьем. После войны мы поженились. С трудом, правда...
– Как это – с трудом?
– Чтобы выехать за рубеж, пришлось преодолеть множество разных препонов со стороны наших властей. Но сейчас стало значительно легче. Вот нам и удалось побывать у вас. Решил показать Божене современную действительно Великую Германию. Ну, а как поживают Альберт и ваш дедушка?
– Альберт, как и ты, тоже пошел по военной линии – окончил военное училище. Сейчас служит в армии. А мой дедушка сидит дома и нянчит своего правнука. Как видишь, жизнь продолжается…
Григорий просит Беккера:
– Передай, пожалуйста, большой привет и огромную благодарность Альберту. Вме-сте с Мартой они очень многое сделали для меня, простого русского парня. Этого я нико-гда не забуду.
Григорий наклоняется к Божене:
– Прости меня, что мы говорим по-немецки. Это были тяжелые воспоминания. Я тебе потом все расскажу.
Божена смущённо улыбается:
– Я всё понимаю, Гриша, и нисколько не обижаюсь.
Вспомнили они и Краусов. К этой фамилии Григорий проявляет большой интерес:
– Что с ними? Живут в ГДР?
Беккер рассказывает:
– Сейчас бывший комендант города Соколинска нигде не живет. Хотел подкупить меня. Но просчитался. В тюрьме он умер. А его жена фрау Краус спилась окончательно и теперь лечится в спецбольнице.
Григорий вспоминает Зигмунда Лисовского – редактора оккупационной газеты «Свободный Соколинск»:
– Что вы о нём знаете?
– Да я как-то слышал, что живет он в Соединённых Штатах. Каких только предате-лей и бандитов не пригрели американцы…
В дверях бара появляется девушка-гид.
– Вас ждут, – торопит она Кравцовых. – Пройдите скорее в автобус!
Все поднимаются и на прощание пожимают друг другу руки.
– Хотелось бы ещё поговорить, – с сожалением говорит Григорий, – но, как видите, нам пора. Будете в России, заезжайте в Соколинск. Будем очень рады вас встретить.
Беккер провожает гостей до автобуса. Выглядывая из открытых окон машины, Кравцовы прощально машут ему руками, а он кричит вслед удаляющемуся автобусу:
– Обязательно приеду! Привет родителям!..


Коротко об авторе

Кандидат технических наук Виктор Иванович Ковалёв крупный специалист в об-ласти разработки месторождений полезных ископаемых. В его литературной деятельно-сти главная роль отведена исследованиям тайн материального мира и духовной жизни человека, поставленного в критические условия земного существования. Произведения Виктора Ковалёва привлекают необычностью замысла и смелым полётом фантазии.
Его первые литературные труды были опубликованы на Урале в городе Свердлов-ске, в котором началась его профессиональная деятельность в научно-исследовательском институте горно-геологического профиля. После защиты кандидатской диссертации пе-реехал в Симферополь, где до недавнего времени работал на должности ведущего науч-ного сотрудника Института минеральных ресурсов.
В настоящее время он полностью отдаёт себя литературной деятельности. Уже вы-шли из печати его три научно-фантастические повести: «Погоня под землёй», «Пленник подземных глубин» и «Уничтоженный мир». В крымском альманахе «45-ый меридиан» № 3 за 2009 год опубликована поэма-памфлет «Свободная Америка». Подготовлена к публикации и киноповесть «Сын командира».


Использование литературных трудов автора в коммерческих целях допускается только с его письменного разрешения.
Контактные телефоны: 80962180903, (0652) 49-17-17, E-Mail: arnold_m@list.ru