Как обломали Обломова

Дмитрий Шоу
Гончаров первоначально задумывал и писал "Обломова" с совершенно иным смыслом.
Однако, поскольку сам Гончаров и был прообразом Обломова(разумеется, именно поэтому так
удивительно точно и ярко выписан персонаж - он был самоизложением Гончарова), то роман
писался чрезвычайно долго. Писался роман в эпоху разделения общественного мнения на
западническое и славянофильское течение. Сам Гончаров начинал писать роман именно как
славянофильское произведение, лейтмотивом которого было отрицание западнического
суматошного и опасного прогресса, образ предприимчивого Штольца был карикатурен и нелеп,
его суета в изначальном замысле была безуспешна и вообще порицалась самим Гончаровым.
Обломов же, образ его жизни преподносился как самобытный и в общем-то верный
русский образ жизни. Никаких внутренних мучений в исходном замысле Обломов не испытывал,
и уж тем более не предполагался его драматический финал - напротив, он безмятежно жил и
барствовал по уложению отцов и дедов своих, Штольц же пускался в авантюру и наглядно
доказывал, что его деятельная суета ничуть не нравственнее и полезнее неторопливого,
патриархального образа жизни Обломова, более того - сие есть вредная авантюра и мнимый
прогресс.
Однако, "пока верстался номер", настроения в высшем обществе заметно переменились, и к
середине 19 века издатель просто не мог позволить себе роскошь выпустить подобный
памфлет в защиту безмятежной мудрой лености - в Россию пришел и активно взялся за дело
промышленный капитализм. Издатель Гончарова, А. А. Краевский, сам прежде более склонный
к течению славянофилов, теперь буквально заявил Гончарову ультиматум - или сюжет романа
пересматривается, или Гончаров не получит издания. Шансов перейти к иному сколь-нибудь
серьёзному издателю у Гончарова не оставалось - его затянувшийся роман стал
в издательско-литературной среде почти анекдотом. Кроме того, к этому моменту даже в
славянофильской "Русской беседе", куда обратился Гончаров, его роман сочли лубяным
пасквилем, который скорее вредит славянофильскому течению, противопоставляя прогрессу
западного образца не особый русский прогресс, а вообще лежебокое, авосьное отсутствие
такового. Гончаров приступает к переработке своего романа, делает это совместно с Петром
Гейзе, немецким критиком и публицистом, которого предложил сам Краевский.
Гейзе действует с энергией Штольца - за четыре месяца роман изменяется в корне, и
в 1859 году, спустя 10 лет, наконец уходит в издание с совершенно другой моралью,
а выражение "обломовщина" становится обвинительным и порицательным.
Сам Гончаров в отчаянии уничтожил рукопись с исходным замыслом, хотя немногие лица,
читавшие её, полагали, что изначальное произведение было намного глубокомысленнее
и объективнее опубликованной агитки, в которой немецкий прагматизм Гейзе не оставил
"лишней болтовни". Сам Гейзе предложил Краевскому свой вариант романа - усеченного почти
вчетверо(!), лишенного множества художественных эпизодов, преврашенного в
бездарную комическую пьеску, где немец-делец Штольц в итоге забирает имение Обломова,
а самого его держит при себе как потешного. К счастью, от публикации этой чепухи
Краевский отказался.