НЕ ТВОЙ ЭТО САМОЛЕТ, ДОЧКА!
Первый июнь третьего тысячелетия начинался в хлопотах, заботах. Вчера командир дивизии подписал мужу рапорт. Это будет отпуск за "два года" - в двухтысячном было много работы, и Александр просил генерал-майора подождать с отдыхом его заместителя. Но сегодня вся эта работа уже в прошлом. Образно говоря, на носу лето, и – какое счастье – до самой осени отпуск. Наталия сегодня должна заказать билеты до Одессы. После провозглашения Независимости Украины, или "заговора троих", как оценил тогда эти события ещё капитан Скворцов, путешествия по бывшим республикам Союза стали проблематичными, да и "тугриков" столько нет, чтобы разъезжать. С девяносто первого полковник Скворцов ни разу не смог вырваться в Украину, где осталось много друзей, знакомых. Кроме того, в Одессе похоронены родители. Правда, сестра и её большая семья живут неподалёку, в Херсоне, так что могилы отца и матери ухожены. Но сердце всё же как-то предательски ныло, не по себе было, что уже одиннадцать лет, с головой нырнув в проблемы службы, лётчик не мог съездить на могилы людей, которые его вырастили и воспитали.
За окном комнаты благоухала весна. Хотя по календарю было уже лето, но всё ещё по-весеннему цвело, радовало душу. Аромат цветущих деревьев, цветов, душистых трав ворвался в квартиру, едва Александр открыл форточку. Ворвался и напоил благоуханием, радостью, которую невозможно передать словами. Закрыв глаза, со счастливой улыбкой на губах Александр наслаждался благоуханием природы. Вдруг, лишь слышно из-за включенного "на всю" магнитофона, из-за куплетов дочкиной любимой Земфиры, прозвучал звонок. Быстро выйдя из состояния мечтаний и воспоминаний, которые навеяло торжество природы, мужчина, отойдя от окна, отворил входную дверь. Пришла жена.
– Саша, целуй меня! – радостно прощебетала кареглазая красавица Наташа. – Таки уболтала заведующего!
Сильной мужской рукой Александр обнял жену за талию и, прислонив к себе, нежно поцеловал. "Четырнадцать лет в браке, а я не только не остыл к Наташке, а наоборот – загораюсь ещё больше и больше от её поцелуя, прикосновенья, дыхания, – думал он, съедая красивую заграничную помаду. – Как пацан! И разве же это плохо, что ни разу за эти годы не ощутил желания погулять "на стороне", познать другую женщину? А зачем, имея такой бриллиант?"
– Представляешь, Саш, и отпускные получила, и подарки купила: Лиде, Вовчику, детям. А вот главное – билеты – не взяла!.. Забыла дома паспорта и свидетельство Алёнки.
– А! Узнаю, милая моя копуша! Ты в своем репертуаре, зайчик! – искренне рассмеялся муж зажигательным мальчишеским смехом. Он вспомнил, как приехал из Афганистана, полтора года прослужил в Прибалтике, а потом, когда доченька Алёнушка уже была довольно заметной в мамином животике, Наташа пошла в декретный отпуск, а Александр получил назначение в Центральную группу войск. Пока заменился, Наташа уже родила и осталась с грудным ребенком у своих родителей в Томске. А старший лейтенант Скворцов ехал в Чехословакию, принимал должность, обустраивался в холостяцком общежитии. Со временем, когда Алёнке исполнилось два годика, и Наташа уже могла оставить её у бабушки, он получил тесную комнатушку в "малосемейке" и встретил жену. А когда прошёл ещё год, получив путевку на двоих в санаторий крымского города Саки, супруги поехали в отпуск. Тогда и произошла эта смешная история.
В купе скорого поезда Прага-Москва Наташа разложила на столике походный ужин – красивые, один к одному, чешские огурцы, жареный цыплёнок, консервы и хлеб, варёные яйца. И вот, когда поезд уже проехал километров восемьдесят, ртом, наполненным пищей, Александр спросил:
– Наташ, а где путёвки?
– Как где? – удивлённо подняла брови молодая жена. – На холодильнике!..
Оказалось, Наталия понадеялась на Александра, он – на неё, а в результате, путёвки и некоторые другие документы остались в комнате общежития. Пришлось Саше выходить на следующей станции, на перекладных добираться до гарнизона, потом – в обратном направлении, а Наташе доезжать до первой большой советской станции, выходить и целую ночь ждать мужа.
Уже потом, с годами, супруги Скворцовы откровенно смеялись над той ситуацией. Посмеялся Александр и сейчас. Наташа, сделав вид до глубины души оскорблённой женщины, но сразу не выдержав серьёзности на лице, щёлкнула мужа по носу и юркнула на кухню.
– Сейчас, Сань, минутку! – послышалось оттуда. – Перехвачу чего-то и поеду.
Соединение, где заместителем командира был полковник Скворцов, дислоцировалось за пределами городка районного масштаба. И железнодорожная станция, и все признаки цивилизации, и, в конце концов, Наташина работа (а работала она старшей медицинской сестрой инфекционного отделения райбольницы) – всё это находилось в райцентре. Трижды в день – утром, в обед и вечером туда ходили два "Урала" и старенький потрёпанный ЛАЗ. Но всегда можно было пройти два километра до трассы и остановить попутку. Так, наверное, и собиралась сейчас ехать жена лётчика.
– Да! Сегодня уже намного вкуснее! – похвалила Наташа дочку, которая только что вышла из детской комнаты. – Как повар – растёшь на глазах!
Пирожки с прошлогодними консервированными вишнями и в самом деле на этот раз удались. Папа уже уничтожил их с десяток.
Так же внезапно, как появилась, Наташа исчезла, оставив за собой шлейф благоухания от "Квентин Оливер"...
Уже через полтора часа женщина входила в здание железнодорожного вокзала. Ещё два года назад смешно было, как старое, оранжевого цвета, местами с пятнами от утерянных временем и отбитых людьми кусков штукатурки, безобразие, которое не вписывалось бы ни в какой архитектурный ансамбль, носило гордое название "вокзал". Правда, скорее "возал", так как буква "к" была также утрачена за десятилетия существования надписи. Но в прошлом году был сделан модный в наше время так называемый "евроремонт". Сегодня небольшим зданием можно было бы любоваться, если бы ещё не было десятков надписей, царапин и рисунков, которые успели появиться на белой вагонке внутри и на сером фасаде этого произведения архитектурного искусства.
В очереди стояло всего лишь пять женщин. За двадцать минут они купили билеты у молодой кассирши ("Иванова Алла Николаевна", – гласила надпись под стеклом кассы).
– Будьте добры, девушка, три билета на "Екатеринбург-Москва", и от Москвы – на одесский поезд. На середину июля, если возможно. Или чуть раньше.
Белокурая Алла Николаевна лет двадцати семи-двадцати восьми почти иронически подняла глаза на Скворцову:
– Женщина, что вы? На Москву, конечно, не проблема. Но ни до Одессы, ни до Симферополя, ни до любых других станций у Чёрного моря на все лето вперёд билетов нет. Они уже давно заказаны.
– Но ведь до июля ещё месяц, – растерялась Наташа. – Может, хоть что-то есть, посмотрите, прошу вас!
– Посмотреть не тяжело, – невесело улыбнулась кассирша, Наташе даже показалось, с сочувствием улыбнулась. – Но, сами понимаете...
Иванова пробежалась пальцами по клавиатуре компьютера ("Неужели и сюда цивилизация доползла?" – удивилась Наташа, только сейчас увидев эту новую машину):
– Вот, видите, я что говорила: июнь... шестое... седьмое... восьмое... двадцать второе... тридцатое... В июне нет. Теперь – июль... первое... пятое... девятнадцатое... Есть на 25 июля два СВ... Опа! Уже одно, второе откуда-то заказали!
– Как же быть? – совсем расстроилась Скворцова. Ей хотелось плакать. Столько лет – с самой свадьбы – не видеть родственников мужа, только его младший брат изредка заскочит проездом, а тут – билетов нет!..
– Как же быть?.. И что, никаких надежд? – переспросила снова.
– Ну, разве что бронь кто-то снимет. Но в летные месяцы на это нечего надеяться, – "добила" девушка.
Ошеломлённая такой новостью Наталия прислонилась к белой вагонке стены. Что же теперь? Ведь, если у Саши отпуск до двадцатого сентября, то ей на работе нужно быть уже через месяц! Заведующий отпустил с двадцатого июня, и уже отпускные "выбил". Ну, надо же такое?!
Вдруг плечом она почувствовала лёгкое прикосновение:
– Не грусти, не твой это поезд, дочка, – тихонько так послышалось.
– Что?.. Что в-вы с-ска-за-али? – от волнения еле выговорила Наташа, мгновенно разворачиваясь на голос. Перед ней стояла старенькая бабушка с палкой. А, может, не такая уж и старая, как битая жизнью и судьбой, сединой в голову и болью в спину? Умные, чуть блестящие не по возрасту, но мудрые глаза пристально смотрели на молодую женщину.
– Не твой, – не раскрывая губ, повторила она, качая головой.
Вдруг Наташа увидела перед собой огненное, режущее глаза, страшное сияние взрыва и снова так же моментально всё стало темным...
Чтобы понять всю гамму чувств, которые бушевали сейчас в женской душе, придётся вернуться в прошлое. Надолго, на много лет. В год восемьдесят третий, который сегодня кое-кто из читателей помоложе уже и не помнит...
Знойное лето было в одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году от Рождества Христова. Семнадцатилетняя Наталша Соболевская только окончила десять классов и приехала в большой областной город. Не так уж и важно сегодня, какой именно из сотен областных центров необъятной Родины встретил девушку – стройную шатенку с серьёзными карими глазами на красивом лице. В этом городе проживали знакомые Наташиной мамы. Здесь же было старинное и славное традициями медицинское училище, много других училищ, техникумов, институтов; было даже высшее военное авиационное училище лётчиков.
С детства Наташа мечтала о какой-то гуманной, необходимой человечеству профессии, а к моменту окончания средней школы жизненный выбор оформился: стать медицинской сестрой. Почему не врачом, если школу окончила с одной четвёркой? Ведь с её головой – прямая дорога в институт! Но она воспитывалась на примере бабушкиной сестры, погибшей в Отечественную, и бывшей не только бабушкиной, а ещё и медицинской сестрой. Были, наверное, и ещё некоторые, лишь Наташе известные причины. Так или иначе, а юная девушка приехала поступать в медицинское училище.
Первый экзамен, биология, был позади, и сдала его Наташа, стоит заметить, блестяще. Впереди ещё химия и диктант. Девушка шла из областной библиотеки с большой стопкой учебников и пособий, которые разрешили взять на абонементскую карточку. Почти два десятка книг были очень тяжёлыми для хрупкой девушки, а путь от библиотеки до трамвайной остановки был неблизок.
– Помочь, красавица? – вдруг послышалось откуда-то слева.
Из-за угла дома появился невысокий русый паренёк в военной форме с голубыми курсантскими погонами и улыбкой во всю физиономию. Но – улыбкой не издевательской, как бывает, а доброжелательной.
"Познакомиться решил", – поняла девушка. – Кра-са-вица!.. - мысленно повторила она. – А почему бы и нет? Пусть поможет, если такой смелый!"
– Ну, попробуй! – тоже улыбнулась Наташа, протянув курсанту пирамиду книг.
Нового знакомого звали Сашей. Он перешёл на последний, четвёртый курс училища, уже летал на настоящих боевых самолетах, во что сначала не поверила Наташа, исходя из его молодости и своих представлений о мужественной профессии военного лётчика. Всего четыре года составляла разница в их возрасте.
На следующий вечер курсант, как-будто случайно, снова встретил девушку и теперь уже не до остановки проводил, а пригласил в кино. И хоть Наташа отказалась, ссылаясь на недостаток времени, гуляли в тот вечер они долго. С тех пор каждый вечер Александр и Наталия встречались возле библиотеки. Она была для них словно точкой отсчёта; находилась между училищем лётчиков и улицей, где жила тётя Тоня, у которой жила Наташа.
Саша был одесситом. Говорливым, жизнерадостным. Он рассказывал множество анекдотов, – казалось, знал их все. А ещё – о самолётах, о небе, которым он жил в мечтах едва ли не с рождения. Наташа же рассказывала о себе – школа, детство, училище, которое окончила ещё её двоюродная бабушка, награждённая посмертно орденом Боевого Красного Знамени.
Так прошла неделя, другая. Наташу зачислили в училище. Перед началом обучения она поехала домой, через три недели вернулась. Ещё несколько вечеров они провели вместе, бродя по улицам старинного города, пока Саша, грустивший по новой знакомой во время отпуска, не отважился перевести отношения от состояния дружеских к более пылким. Нет, он не добивался девушки. Просто признался, что она очень нравится ему и предложил встречаться. И тут неожиданно для себя натолкнулся на холодную стену:
– Зачем, Саша? – после минутной паузы ответила Наташа, грустно глядя на него. – Пройдет каких-то восемь-девять месяцев, и ты поедешь служить куда? На Сахалин, Новую Землю?
Словом, далеко. А я останусь одна. Нет, мальчик, нет. Я очень быстро привыкаю к человеку, и мне будет слишком больно остаться одной. Лучше – пусть будет, как есть! Мы с тобой – друзья...
Не стал курсант оправдываться, хотя хотел не мгновений интима, а более серьёзных отношений. Не начал он клясться в любви до гроба, отступил. Может, правильно сделал, а может – нет. Это молодые люди поймут со временем, с годами.
Прошли месяцы. На протяжении почти года виделись "друзья" изредка. Лишь тогда, когда ноги сами несли их к точке отсчета – библиотеке. А иногда – случайно – на улицах. Разговаривали и, распрощавшись, с грустью расходились.
По распределению лейтенант Скворцов поехал в Забайкальский военный округ. Летал на истребителе МиГ-23. Иногда вспоминал девушку, сетовал, что всё произошло именно так. Хотя, конечно, не жил одними романтическими мыслями об утраченном счастье и любви. "Первым делом, первым делом – самолёты...", – вспоминал знакомые строки песни. Он летал, бомбил и расстреливал наземные цели на полигоне, осваивал науку маневренных воздушных боёв днём и ночью, в простых и сложных метеоусловиях. Одним словом, работал, приобретал опыт. Вскоре стал военным лётчиком 2-ого класса. А ещё через некоторое время перед авиационной эскадрильей, в которой проходил службу старший лётчик Скворцов, командование поставило задачу: готовиться к выполнению интернационального долга в Афганистане. Сначала эскадрилья улетела в Туркестанский округ, учиться в среднеазиатских условиях жить и летать, а после курса боевой подготовки ненадолго вернулась в Забайкалье, – попрощаться с семьями и собрать вещи.
У Александра семьи не было, только родители в Одессе, но так далеко съездить или даже слетать он уже не успевал. Вот когда он по-настоящему удивился, так это когда на контрольно-пропускном пункте части встретил... Наташу!
– Здравствуй, – обожгла взглядом она. Немного изменилась, другая причёска, повзрослевший вид. Прошло два с половиной года после предыдущей встречи. – Здравствуй! Вот, еду на практику, проездом наведалась.
Каких-то двадцать-тридцать минут оставалось до её отъезда. Успели лишь парой слов перекинуться, адресами обменяться, и – прощай!
Как девушка отыскала его, Александр тогда мог лишь догадываться. Взволнованно думал о ней, когда летел с посадками на промежуточных аэродромах в Ташкент, а потом – в Кабул. Радовался, что всё-таки хоть какая-то взаимность была. Наверное, поняла девушка ошибку и сделала шаг навстречу. Так или иначе, а волновать её не хотелось, и в первом письме, которое он отослал в адрес её тети Тони, Антонины Васильевны – писал, не говоря правды о месте службы. Даже о климате не упоминал. Писал, что идут учения далеко от Забайкалья. И не подумал, что на обратном пути с места своей медицинской практики девушка снова может захотеть увидеться и заедет в военный городок. А произошло именно так. От лётчиков Наташа узнала, хоть и с неохотой говорили, что её друг в Афгане.
Теперь, когда она, возвратившись в медучилище, сдала выпускные государственные экзамены, с местом работы Наталия уже не колебалась. Тут – и пример бабушкиной сестры, которая героически спасала жизни раненых бойцов и офицеров, и Саша, который уже был "за речкой".
Почти полгода выпускница медучилища не давала покоя военным комиссарам Томска – районному, областному. Просила, умоляла, даже грозилась. Трепала нервы и себе, и матери, и работникам военкоматов. Но цели всё же достигла. Осенью восемьдесят шестого медицинская сестра Соболевская была назначена на должность манипуляционной сестры в инфекционном отделении госпиталя, который базировался в Кандагаре. Саше не писала об этом. Встретились неожиданно. А, встретившись, расстаться уже не смогли. Нет, конечно, работа у каждого была своя: он бомбил и "зелёнку" и расстреливал караваны, она же спасала жизни военнослужащих, которые страдали от вирусного гепатита, тифа, малярии и других инфекционных заболеваний. Бой у каждого из них был свой. У него – над горами, с которых в любую секунду “приветливо” прочертить полосу в воздухе мог "Стингер"; у неё – рискуя заболеть самой, недосыпая ночами, плача и работая, работая сквозь слёзы, сквозь сжатые зубы. В неё не стреляли, она не выносила раненых с поля боя, но всё же не менее от того необходимой и важной была её работа.
Иногда говорят: "Несправедливо! Бог забирает от нас лучших!.." Несправедливо как раз именно так говорить, не говоря уже о том, что это – богохульство! Может, и в самом деле, часто мы теряем очень и очень близких, добрых людей. Но ведь и остаются не одни подонки! Берёг, видно, Бог добрые души и молодые жизни. Наташе и Александру везло – не было ранений, болезней.
В конце концов, пришла и Сашина замена. Наташа уговорила начальника госпиталя отпустить её на десять суток. Итак, в отпуск поехали вместе. К Александру, в Одессу. Там за несколько дней штурмом взяли местный ЗАГС, поженились. Больно, очень больно было лётчику отпускать молодую жену снова в этот ад. Хотел тоже на второй срок поехать, но тут уж Наташа проявила свой характер:
– Полгода осталось, уж как-то переживём. Дольше ждали! Езжай, Саня, после отпуска к новому месту службы, обустройся, подыщи и для меня должность в госпитале или медсанбате – где бы то ни было. А я приеду, вернусь. Ничего не случится со мной – не в засадах же всё-таки сижу, а за госпитальными стенами...
Но под обстрелом молодой женщине побывать всё же пришлось, забирая из мотострелкового полка больных. На её глазах погибла подруга, медсестра Ляля. Погибло и несколько солдат – и больных, и из сопровождения. А Наташе снова повезло. Живая-здоровая вернулась в госпиталь. Да ещё и земляка среди раненых мотострелков нашла! Года на три младше. Вадиком звали, жил в соседнем доме в Томске. Маленьким вежливо здоровался, когда они с мамой шли во дворе. Добрый мальчуган! А на этот раз рядовой Морозов получил ранения бедра и спины. Понять конкретнее, повреждены ли позвоночник или внутренние органы, Наташа в полевых условиях, конечно, не могла. Но состояние солдата было довольно серьёзным.
Вот и родной – действительно, он стал почти родным за этот год – госпиталь. Дома, как известно, и стены помогают. Бандиты, которые обстреляли небольшую колонну с красным крестом на автобусе, уже позади.
Приехав, Наташа, пока санитары переносили больных и раненых, доложила начальнику госпиталя о возвращении, обстреле, количестве раненых и больных. Вместе пошли смотреть каждого. Наталья была уже не манипуляционной, а постовой сестрой, а сейчас, пока не приехала из отпуска старшая сестра, исполняла её обязанности. Удивительно, но это так! Двадцатиоднолетняя девушка проявила себя так, что ей уже доверили ответственный участок работы.
Врач, седоватый майор-татарин, уже осмотрел новоприбывших и с докладом подошёл к начальнику госпиталя.
– Один желтушник, двое с признаками малярии, товарищ подполковник. Трое – пока не ясно. И семеро раненых: один – в грудь, второй – в спину и бедро, третий – в голову, наверное, осколком зацепило, и из сопровождения четверо имеют лёгкие ранения. Трое двухсотых – два бойца и... Ляля.
Минут сорок начальник осматривал пациентов. А после этого вызвал сержанта медицинской службы Соболевскую к себе и начал разговор:
– Наташ, до замены тебе осталось всего две недели. А у нас, как минимум, трое больных и раненых, которых в наших условиях на ноги не поставишь. Надо везти в окружной госпиталь в Ташкент. Можно и в Кабул, конечно. Но если везти самолётом, то, думаю, лучше в Союз. Тем более, ребята в самом деле довольно тяжёлые. Итак, о чём я тебя, Соболевская, попрошу. Через три дня из отпуска возвращается старшая... Ну, три дня как-то переживём. Дело в том, что раненых кому-то нужно сопровождать. А у меня сейчас каждый человек на счету, не могу так вот, безответственно командировать, чтобы летали туда-сюда. Поезжай с больными, клади в госпиталь и лети к своему лётчику медовый месяц догуливать... Тем более, по почте отношение на тебя пришло. Сестрой станции переливания крови в окружной госпиталь пойдёшь?
Как обрадовалась девушка, услышав такое предложение! Как говорится, от радости в зобу дыханье спёрло!
На следующее утро колонна из санитарного уазика-"таблетки" и двух бронетранспортёров сопровождения отправилась к аэродрому. Самолёт, который в тот день шёл в Ташкент, взлетал не с Кандагарского аэродрома. Летом на нём взорвался во время посадки авиалайнер, когда погибло много людей (одного из них, капитана Анатолия Чукарева, медсестра, кстати, знала – как-то случайно познакомилась на аэродроме, такой жизнерадостный был!..), взлётные полосы ещё не совсем были пригодны к эксплуатации транспортными самолётами. Поэтому и поехали в другой гарнизон.
Аэродром встретил маленькую колонну гулом, суетой. Казалось, половина контингента снялась с мест и сразу стремилась вылететь именно этим самолётом! Конечно, это были лишь первые впечатления, но действительно, народа на аэродроме скопилось довольно много.
Быстро Наталия Соболевская (пока что Соболевская, во время десятидневного отпуска, конечно, она не успела поменять паспорт!) поняла, что попасть в число "счастливчиков", для которых найдётся место в самолете, будет тяжело.
До отлёта борта оставалось немногим менее часа. И почти столько уже Наташа бегала по аэродрому – от одного начальника к другому, решая вопрос отправки раненых и больных. И, в конце концов, договорилась, но вдруг услышала:
– Сержант! Борт уже перегружен! "Трёхсотых" я ещё как-то разместить смогу, но для тебя, красавица, к сожалению, места не найду!.. – невесело улыбаясь, сказал ей загоревший до цвета кофе лётчик, командир экипажа.
И сколько ни умоляла девушка его и молодого, но с каким-то нехорошим лицом, майора медицинской службы, который летел старшим с командой раненых, ничего не вышло. Едва загрузили её пациентов и соседа Вадима среди них. А Наташа, сходя с ума от невероятной жары, плача от отчаяния, осталась за пределами взлётно-посадочной полосы. Когда теперь она увидит любимого, если сегодня не смогла воспользоваться такой замечательной возможностью, самолётом-транспортником?!
Всхлипывая, девушка в форме песчаного цвета, которую в Союзе уже прозвали "афганкой", прислонилась к кузову "таблетки". Самолёт тем временем, разогнавшись по взлётке, резко пошел в набор высоты.
– Не плачь, дочка, не твой это самолёт! – сквозь слёзы и всхлипывание услышала она сзади высокий женский голос. – Не села, так и не твой...
Наташа осмотрелась и увидела уже пожилую для неё, девчонки, женщину у штатском, наверное, служащую из авиагарнизона. Она подошла ближе к девушке, откинула с лица заплаканные локоны, погладила по голове и ещё раз повторила:
– Не твой...
Покачала головой, развернулась и медленно пошла прочь, к штабу части. Изумлённо, ещё всхлипывая и вытирая слёзы, Наташа смотрела ей вслед. До тех пор, пока неожиданно не прогремел страшной силы гром в небе над ее головой. Автоматически девушка подняла глаза кверху и... Боже! Самолёт, который только что взлетел, в какой-то миг превратился из огромного, мощного серебристого корабля в огненную вспышку, которая заслонила собой окружающие горы, небо... Самолёт взорвался, взлетев и набирая высоту, взорвался, забрав жизнь десятков людей! Взорвался, лишь случайно взлетев без неё, хрупкой молодой женщины, которая стояла, ничего не понимая, в растерянности...
Первое, что сделала Наташа, попав, в конце концов, домой, – это пошла в церковь, чего раньше никогда не случалось. Она долго, неумело молилась, ставила свечки за себя, за неизвестную женщину на аэродроме, за Сашу, маму и, конечно, заупокойную свечку за тех, кто полетел без неё, за соседского мальчугана Вадика... И потом ежегодно в этот день женщина приходила в церковь. А если была в это время в гостях у мамы в Томске, то обязательно перед церковью заходила на кладбище, сидя возле могилы соседа. Она понимала, что в гробу, который похоронили здесь, конечно, нет Вадима, от него и кусочков-то не осталось… Но – хоть так – символически... Она сидела долго на лавке рядом с ещё молодой, но совсем седой соседкой – матерью Вадима, молча вспоминала детство, несправедливую войну, жизнерадостное доброжелательное лицо парнишки, злосчастный самолёт и те слова: "Не твой это самолёт, дочка...". Они много раз всплывали в памяти за эти годы. Было страшно, непонятно...
Жена полковника, в конце концов, пришла в себя. Вокруг стояли какие-то чужие люди, держа её под локти, что-то говорили. А в глазах женщины ещё отражалась вспышка взрыва; в голове крутилась лишь одна мысль: “Не мой поезд!!!” “Не мой!” – стучало сердце. "Не мой!" - срывалось дыхание. А старушки уже не было видно, сказала – и исчезла.
Не помня себя, женщина досталась к военному городку, прибежала домой и упала в объятие смущенного от неожиданности мужчины, рыдая вслух...
В этом году супруги Скворцовы в очередной раз отказалось от поездки на Чёрное море, от визита к Сашиной сестре. Знакомые удивлялись, а Скворцовы не хотели ничего объяснять. Передумали – и всё!
В отпуск поехали к Наташиной матери в Томск. Все, втроём. Хорошо отдыхали. И вдруг однажды услышали в новостях: поезд Москва-Одесса потерпел катастрофу, сошел с рельс. Скворцовы не удивились. Они знали. Но от этого знания не было спокойнее. В душе уживались одновременно ужас и радость за себя, непонимание мистического совпадения событий и глубокая благодарность Господу...
Судьба... Где твои повороты, какими ещё могут быть твои непонятные зигзаги?..
Алексей Тригуб.