Прохожий

Саша Валера Кузнецов
 
На фотографии -  кадр из фильма "Добрый, вечер, Конструктор!", режиссер и автор сценария Лена Тихонова).         

                Саша Кузнецов
      


                "...пустота есть форма, форма есть пустота...    пустота и форма неразделимы." - более высших поучений нет..."   

       https://www.youtube.com/watch?v=_wuBI7Bf6_4
       фильм "Прохожий".

                «ПРОХОЖИЙ»

   Давно немытое окно выходит в колодец двора. За печатной машинкой, поставленной на табурет, сидит Михалыч, человек тридцати лет. Подумав над последней фразой, он откинулся на диван, застеленный спальным мешком, полежал так, глядя в белый потолок и направился через тёмный коридор в коммунальную кухню, где принялся нарезать в сковороду, уже давно чищенную картошку. Зажёг газ.
   Потом он вернулся к себе. За окном серый свет московского утра. Из-за стёкол слышен шум города и монотонный гул, будто звук огромного компьютера или трансформаторной будки. На полу стоит магнитофон и бутылка, наполовину забитая окурками.
   Он сел к машинке и напечатал на белом листе большими буквами:
В  ДАЧНОМ  ОКНЕ,  РАЗДЕЛИВШЕМ  СВЕТ
В коридоре обшарпанные стены с облупившейся краской - взгляд путешествует по трещинам в штукатурке и упирается в дверь соседей - и вдруг мы оказываемся в будущем рассказе Михалыча.

   Дачное окно и яркое утреннее солнце, отражённое багровыми листьями клёна в саду. Откуда-то доносится звук печатной машинки. В комнате нет мебели, лишь раскладушка, где лежит накрывшись спальником парень лет восемнадцати - это Кусик, младший брат автора. Он открывает глаза и звук печатной машинки исчезает, слившись с пением птиц за окном. Стас садится, скрипнув старой раскладушкой с продранным у пружин брезентом, поднимает с пола джинсы и разглядывает  на свет прореху между штанинами.
   В ней видно солнце за морозным стеклом.
   На кухне, в тарелке лежит засохший, изогнувшийся кусок сыра.
Кусик включает магнитофон и под музыку одевается: старые туристические ботинки и серо-голубая шинель английских ВВС без погон.
Он  спускается вниз по деревянной лестнице. Продолжает звучать песня группы «Воскресенье».
      «Я привык бродить один
      И смотреть в чужие окна.
      В суете немых картин,
      Отражаясь в мокрых стеклах…»
   Кипит чайник на плите, поддерживаемый голубым газовым цветком.
Улица дачного поселка «Мещерский». Утреннее солнце высвечивает цветные крыши домов. Из старой дачи доносятся звуки скрипки - ученические гаммы.
   Сзади приближается жОлтый таксомотор и Стас поднимает руку, машина останавливается. Хлопнув дверью, он садится на переднее сиденье.
Виляя задом, мотор набрал скорость и скрылся за поворотом. В конце прямого «проспекта» видна платформа пригородных поездов. Там автомобиль и остановился.
   Кусик протягивает двадцать копеек недовольному водителю.
   На платформе не многолюдно: девушка в белой вязаной шапочке и белой же куртке, глянув в его сторону, продолжила, согреваясь, хождение туда-сюда, в ожидании электрички.
   Пожилой мужчина с газетами в руке - трубочкой, словно в ожидании связного оттуда, изучает объявление на кассе. Показалась зелёная морда электрички, расписанная красными полосами - индеец на тропе войны - и гуднув для острастки, принялась тормозить.
Раскрылись двери и он шагнул в тамбур. Двери хлопнули друг о друга и замелькали окна. Поезд уехал.
   «Матвеевская», следующая Москва» - пробурчал невидимый машинист. Народ заполнил тамбур до отказа, прижав к нему девушку, с распущенными, пышными волосами - прямо к лицу. Он томно прикрыл глаза, вдыхая аромат пряных духов, напомнивших запах чистого женского тела.
Похмельный мужик с трёхдневной небритостью и потугами на стильность (если бы не отсутствие переднего зуба…), оценив эту картинку, душевно так улыбнулся.

   Вагон остановился и пассажиры хлынули на платформу. Внизу, в зале пригородных касс, толпа втискивается в двери, ведущие в глубокое подземелье, прикидывающееся наоборотным дворцом. Кусик резко развернувшись, направился к выходу и, прикрыв дальний глазок турникета сумкой, беспрепятственно проник на станцию «Киевская».

   Гоголевский бульвар. Кусик стоит на остановке спиной к объявлению на столбе, трепыхающемуся плохо приклеенным краем тетрадного, в клеточку, листка. Объявление:
             «В связи с приездом меняю лыжи на баксы»

   Остановился троллейбус. Двери открываются, но никто не выходит и не входит. Двери закрываются. Немного погодя подходит следующий и Кусик уезжает.
В троллейбусе он стоит спиной к салону, облокотившись о поручни заднего стекла. Недалеко от него светловолосая девушка с короткой стрижкой. Троллейбус плавно тронулся, но Стас качнулся в ее сторону, одновременно спросив:

   - Вы выходите?
   
   - На следующей, - улыбнулась она.
   
За окном троллейбуса три высоченные трубы за вокзалом, пускают над городом разноцветный дым: голубой, белый и красный. Они вышли у телеграфа и направились в сторону Арбата, мимо огромных окон ресторана «Прага». Он заглянул ей в зелёные глаза:

   - Я - Кусик, Саша - а ты кто?

Юная блондинка, стриженая под мальчика, легко рассмеялась:

   - А я - Светлана.

   Они спустились в переход, вышли на другой стороне и молча дошли до входа в Арбат, где смешались с потоком зевак и туристов.
Середину улицы заполнили портретисты с мольбертами, но позирует лишь одна девица, скорее молодящаяся тридцатилетняя женщина, кокетливо вытянувшая скрещённые ноги в туфлях на длинном каблуке. Вдоль витрин магазинов расставлены продающиеся картины - в надежде на иностранцев.
Света иногда поглядывает на своего спутника и ждет продолжения, но он молчит до перекрестка, где останавливается и говорит, как ни в чем не бывало:
- Ну, привет, малыш. Увидимся как-нибудь. Раз встретились по жизни, теперь ещё увидимся наверняка, - он сделал ей ручкой и  чуть слышно насвистывая, направился к столикам уличного кафе.
За крайним столом сидит длинноволосый человек с лицом бешеного индейца племени сиу. Сходство увеличивают черные волосы, собранные в хвост. Он лениво разглядывает прохожих.
   
   - Гуру! Привет! - Кусик от всего сердца радуясь встрече, подсаживается.

   - Как ты? Рассказывай, что там во внешнем мире происходит.

   - Гога мне сказал, что видел вас с Маркелом на Гауе.

   - Так уж скоро осень на дворе…

   - Говорил, что вы траву в лес как затарили, так под дождём никак найти не могли.

   - А… Россия слухами пошла. А я вот сижу здесь, жду одного.

   - А ты всё так же, - Кусик замялся, - по-прежнему, с отцом живёшь?

   - А где же? Что, хотел про дурдом спросить? Там тоже неплохо. Кормят. Гуляют. Всё какая-то стабильность.

   - А мне недавно Крутой давал на два дня твой «Рок-н-ролл» почитать. Это кайф, старик!

   - Ну…какой я старик… - Гуру довольно ухмыльнулся, обнажив беззубый рот.

Принесли два высоких стакана с пивом, стеклянных. Тогда ещё, на излёте «перестройки», носили стеклянные, это уже потом с разгулом капитализма понесли вдруг пластиковые, одноразовые. Те хоть на сувениры таскали, а эти зачем? Стас с удовольствием, залпом, выпил до дна.

- Пей и мой, я больше не хочу. Это я так - для понта. 

- А как ты себе пенсию сделал, а, Гура? Я тоже хочу.

- Мне дало советское государство. Оно заботится о людях.

- Это когда от армии отмазывался?

- Да. Мне Бог дает. На жизнь хватает, мне много не надо. Я всё сделал, а теперь вот оттягиваюсь, - он улыбнулся своей какой-то не местной улыбкой. Куст допил Гурин стакан, а легендарный человек советского андеграунда, никому не нужный гениальный писатель, достал мятую пачку «Ligeros». Они закурили и разошлись в разные стороны.

Кусик повеселел, аж стало в небе проясняться. Он углубился в переулки. Здесь тихо:  молодой дворник, вероятно, студент, метёт листья. Проходя мимо витрины с чёрно-белой табличкой: «ОБЕД», за стеклом он увидел плавную тень. Заглянул, прижавшись ладонями к стеклу, и увидел безмолвное движение мима в трико. На полу стоит магнитофон, а на прилавках устроились молоденькие продавщицы. Замерли, а потом захлопали ладошками. За его спиной, озвучивая картинку, прошелестела шинами машина, отразившись в стекле длинным серебристым телом. Кусик двинулся дальше, вспоминая звуки скрипки из окон дачного дома.

Студент, тем временем, собрал багрово-жёлтые листья и поджёг. Запахло дымом.
Куст поднимается по бульвару к Большой Никитской. На углу крутнул в обратную сторону, вращающийся рекламный куб и медленно прошёлся вдоль лавки букинистов, разглядывая афишу театра-студии.

     Задрав голову к маковкам беленой церкви, пошёл через улицу на другую сторону к столикам на тротуаре - огромная чёрная машина, заскрипев тормозами врезалась в него, не успев остановиться.

     Он лежит лицом вниз на мокром асфальте, раскинув полы    шинели, будто подстреленная серо-голубая птица. Из лимузина выходят двое в тёмных костюмах, сказав что-то шофёру. Из-за столиков уличного кафе встали два, три человека, остальные идут мимо. Бизнесмены поспешили дальше, достав радиотелефон и на ходу решая проблему, возникшую на их пути.

     Водитель затащил Кусика в машину и уехал. Мужчина с авоськой стоит и смотрит вслед, не уходит, а рядом останавливается женщина с сумками в красных руках, что-то говорит ему - не слышно. Подошли парень с девушкой - собирается небольшая толпа и где-то возникает звук пишущей машинки.
У окна в своей комнате сидит Михалыч и продолжает стучать по клавишам, дописывая рассказ. За окном уже смеркается. На белом листе, заправленном в каретку пишущей машинки, выбиваются последние буквы:

  ПРОДОЛЖАЛАСЬ  КРАСНАЯ  ОСЕНЬ...

     Он поднялся, потянувшись с чувством выполненного долга, прошёл на кухню поставить чайник. Из комнаты соседей слышен работающий телевизор, новости. Вернувшись к себе и включив магнитофон, он лег на диван и закурил, глядя в темнеющий на глазах экран окна, перекрещенный деревянной рамой.

     «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант
     Поправил нервною рукой на шее черный бант.
     Подойди ко мне поближе,
     Чтобы лучше слышать,
     Если ты еще не слишком пьян…»

Утром, причёсаный и умытый, в свободной чёрной майке с короткими рукавами и в мелких еле заметных дырочках, Михалыч появился в дверях кухни. У плиты жарит омлет молодая женщина в комбинезоне цвета морской волны, поверх ярко-жолтой майки. Её положение ходящей мамы выдается лёгкой полнотой и плавной уверенностью тела.

- Э-эй, а давай у меня сегодня чай пить? - он попытался сказать это запросто.

- Ой, напугал… Садись вот, могу напоить. Ты, я смотрю, последнее время совсем одичал.

Он прошел к окну, где порылся в жестянке из-под пива, найдя там приличный окурок. Закурил, а она заварила чай и поставила кружку.

- Мария…

- С чего это я вдруг Мария стала?

- Маша-Дуняша. Теперь у тебя будет двойное имя.

- Я всегда говорила, что ты чокнутый.

- А что, муженёк-от вернулся ль с Пензы то? Нет ли? - пытаясь имитировать говор, спросил он.

- Он на службу ушёл. Ночью приехал…

- Так пойдем же ко мне скорее. Я музычку включу. Или «постановку» по ящику посмотрим.

- Ты, Михалыч, всегда был чокнутым. Когда у тебя съезжает крыша, тебя не поймёшь, где ты ерунду свою гонишь, а где серьезно.

- Так это же и есть свобода, глупышка. А ты помнишь, когда мы были свободными?
Она положила ему омлет и налила чаю.

- Я сейчас принесу сигареты, - уходя к себе, сказала она.

Михалыч отломил кусочек хлеба и громко отхлебнул чаю. Девушка вернулась, положила перед ним пачку «Pall Mall» и встала к плите. Он закурил.

- Мария… Ну что же ты, Мария…

- Ну, достал ты меня, Григорий.

- А я расскажу тебе о своей новой жизни…

- Мы и здесь можем разговаривать.

- А, ну да, муженёк-то на службе. Он сейчас что, митинг разгоняет?

- Нет, у него теперь посерьёзнее работа.

- А… Вообще он много добьётся, хочу я тебе сказать. За такими будущее.

Она смотрит на него молча, не зная как это воспринимать. Михалыч затушил сигарету, задумчиво продолжая:

- Вот и с тобой ему повезло. Опять же комнату взял в приданое. В вашей Пензе его, наверное, уважают, да?

- Михалыч, а ты на работу устроился?

Он вдруг как-то просветлел лицом и подошел к ней сзади. Она слегка запереживала, обернулась, продолжая засыпать  вермишель в кастрюлю. Положила кусок мороженого мяса и посыпала солью. Игорь Михалыч провёл пальцем по лямке её комбинезона.

- Какая у тебя красивая одежда, Мария… теперь я буду звать тебя Мария.

- А я тебя Гриша. - Он легко коснулся её руки выше локтя под свободным рукавом жОлтой майки и почувствовал мягкое тёплое тело, словно вернулся домой.

- Ты такая стала мягкая, Мария… Ты вобрала в себя всю жизненную плотность окружающей среды…

- Что ты несёшь? Я же тебе сказала. На четвертом месяце я уже. Ты ведь не понимаешь, что это такое. Давай, вали в свою комнату. Скоро муж придет. На обед.

- Эх, Мария, Мария… Ведь он не любить нас приехал. Они не умеют… А ты? Ты можешь родить цветы? Можешь - чудо? - он легко коснулся губами ее белой шеи. Обнял ладонями мягкую руку выше локтя, еще выше и почувствовал, жаркую и влажную подмышку.

Она притихла и, помешивая половником, слушала новые слова.

- Ты все больше мне кажешься… Ты видела меня во сне сегодня… Над морем парила, над куполами, под шелест волн, вымывающих песок… Под лёгкий звон колоколов… Дай я привлеку тебя к своему теплу, Мария… - он обнял ее и принялся гладить по животу.

Женщина спохватилась:

- Э, э, э! Ты совсем обнаглел, я ведь не от тебя беременная? Ты что! - она вывернулась и села на табурет. А он спокойно опустился на пол возле её ног в пушистых тапочках.

- Эх, Маша-Дуняша, тебе всё понятно - ты ведь просто знаешь… и всё.
Она подобрала ноги под табурет и принялась громко помешивать ложечкой в чашке, а Игорь потянулся за сигаретой и она помогла достать её из глянцевой синей пачки «Pall Mall» - пальцы с накрашенными красными длинными ногтями на золотых буквах. Он закурил.

- Ты - женщина. Природное существо. Ты ближе к Богу. Ведь ты теперь Мария, - он потянулся к её голени с мелкими тёмными волосиками.

- Всё, всё, успокойся, - она отодвинулась, невольно раздвинув ноги, но, спохватившись сжала, положив руки на колени. Он провёл пальцем по её простому колечку. Рука её дрогнула, но осталась лежать на колене.

Пауза...

Потом она встала и прошла к окну, открыв форточку. Игорь спросил:

- Слышишь?

- Что?

- Гудит.
Она усмехнулась.

- Что гудит?

- А ты спроси у мужа, что у них там в новом здании из чёрного мрамора?

- Это в твоей башке гудит. У тебя скоро крыша протечёт окончательно.

- Главное, чтобы рубероид не сдуло.

Он встал и закрыл форточку, вновь оказавшись рядом с ней. Она отошла к столу. Михалыч прикурил от своей сигареты, уже погасшей, новую.
Надо побольше вашего «Пэлл-Мэлла» выкурить, вы же мне должны теперь, - он опустился на пол, сев спиной к тумбе стола, и вытянул босые ноги поближе к женщине.

- Это ты всем должен. Ты ведь тунеядец.

- Скажи - отщепенец. А военные ведь существуют на подоходный налог граждан, а значит всем должны.

- Дай-ка мне сигарету.Михалыч нашарил на столе пачку, прикурил от своей и, подобравшись поближе, отдал ей дымяшуюся сигарету.

- Спасибо.

Игорь вновь коснулся её голой ноги под брюками, проведя ладонью против нежных волосков.

- Я ведь могу и мужу сказать, - беззлобно сказала она, не убирая голени из-под его ладони. - Прекращай , давай. Я ведь только успокоилась от тебя, - в её голосе неожиданно зазвучали слезы.

- От меня…

Он уже привык поглаживать мягкое тело и забормотал:- А я сам в тебя войду, если ты не идешь ко мне. Войду, раздвигая мягкий, влажный организм и буду жить в твоей теплоте и темноте… Мария… Возьми меня в себя. Я хочу домой…
Она молча смотрит на него, будто не понимая. Игорь принялся забираться головой между её ног, приглашающе раскинутых, но через мгновение она испуганно вскочила и вышла из кухни. На плите зашипел убежавший суп и он выключил газ.
Вернувшись на этот звук, она столкнулась с ним в дверях и он тут же обнял её, но она вырвалась и убежала в свою комнату. Он сполз на пол, сел, прижав ноги к подбородку и забормотал:

- Мария, вызови своего мента. Ведь он же кэгэбэшник у тебя. В чёрном мраморном доме.
Она крикнула из-за двери:

- Идиот, выключи газ!

- Там работает огромный компьютер. Он нас всех учитывает, просчитывает…

- Выключи газ!

-… мы все в нём сидим…

- Придурок! Я сейчас вызову милицию!

- … они хотят меня подключить к нему…

- Ну, мудак... Вот же, мудак!

- … нет… Я - против. Я - уйду. Уеду. Я - свободен. Я знаю, где её искать. Она мне ещё приснится.

Ярким солнечным днем Михалыч идет по Арбату, разглядывая туристов, зевак и художников. Мимо табачной лавки, магазина «Бублики», откуда вышли молодые ребята в солдатской форме: Один повесил связку бубликов на шею, а другой целит в него фотоаппаратом. Игорь остановился возле витрины «Букиниста», где среди старых книг, выставлен чёрно-белый фотопортрет начала века: «Поль и Вирджиния» - всё смешалось в отражении. Улица, персонаж, герои фотографии и прохожие…
За прилавком букинистического, молодая девушка, поправляя длинные тёмные волосы, говорит с покупателем. Вошёл Игорь Михалыч и она заулыбалась, забыв о клиенте. Её коллеги, две старые девы, подозрительно его оглядывают. Одна из-за прилавка напротив, а другая из-за кассового аппарата, возвышаясь над всеми. Клиент решается напомнить о себе:
- Простите, у вас подшивка «Юного натуралиста» за тысяча девятьсот…
Но она не даёт ему закончить:
- Кому он теперь нужен?
Клиент молча ретировался.
- Привет. Ты куда это запропал? Я тебе Штейнера держу.
- Спасибо, но теперь он как-то ни к чему. А мне-то ты рада?
- Ой, рада. Просто кайф!
- Эти крысы тебя всё пасут?
- Тише. Ну их.
- Мы покурить-то можем пойти?
- Не знаю, - она глянула в сторону кассы. - А, ладно, идем. - И независимо качая бедрами, затянутыми в тёртые джинсы, она прошла в подсобку, Игорь за ней.
На заднем дворе они устроились на лавочке. Света протянула пачкку сигарет - ногти покрыты белым лаком.
- Держи. А у тебя как обычно - ни сигарет, ни денег?
- А ты что, решила, что я уже без денег ни на что не способен?
- Ты не меняешься. Сколько тебе лет?
- Мне, Света, лет… много. Но такое чувство, что чем больше, тем больше остаётся. А ты вот всё прекраснее. Помнишь, в последний раз мы виделись в кафе?
- В каком?
- В «Джалтаранге». С тобой еще девка была - брызгала в меня коньяком из детского водяного пистолета. Потом ещё с ней по крышам машин бегали возле «Дома кино». Что за мужик там с тобой был? А лет пять назад ты снимала исключительно рок-музыкантов.
- Лучше, как ты? Шляться без копейки?
Он помолчал.
- Свет, заходи ко мне сегодня, а?
- А ты не будешь бутылки швырять в красный верхний угол?
- Денег нет, а я люблю тебя по-прежнему.
- Я тебя тоже. А твоя Верочка, я слышала, уже с животом?
- С милицейским.
Она поднялась и он спросил:
- Ты меня сегодня во сне видела?

Солнечным днём Игорь Михалыч шёл по старой улочке мимо кино «Иллюзион», вверх к Таганке. Недалеко от театра перешёл улицу, направляясь к массивной, обитой железными полосами, двери кафе «У Высоцкого». Рядом телефонная будка и возле неё на мостовой стоят три девицы и беззаботно чему-то смеются. Он снял трубку, повернувшись к ним спиной. Пробиваясь сквозь шум улицы, до них доносятся его слова:
- Алё? Здравствуй, папа, это я… да, спасибо… как твоё здоровье? Ты выходишь гулять? Хорошо, я ей позвоню… да, да, работаю… сторожем… ну, ладно, опять ты… да. Только ты не прекращай свою физкультуру. Они тебя таблетками пичкают - их самих надо лечить - хотят всех на антибиотики посадить - выдавать только своим. Ладно, хорошо… ну, будь здоров…
Сквозь шум улицы слышен сплошной гудок телефона.
Тем временем к девушкам подъехала жОлтая машина и все они забрались на заднее сиденье. Взревел мотор и лимузин, крутнув колесами, убрался.
Большой аквариум: разноцветные рыбы парят среди водорослей - пучеглазая остановилась и смотрит, распушив хвост. Игорь прошел мимо и она оглянулась ему вослед. Он прошел в зал с низким, сводчатым потолком. На столиках, в прохладном полумраке светятся лампы в ситцевых абажурах. Михалыч прошёл к стойке и, кивнув бармену, взобрался на табурет. Петух, клюющий каменный пол между столиками, прошёл на кухню. Бармен энергично задвигал туркой по мелкой гальке в металлическом поддоне.
И вот перед Михалычем дымится чашка чёрного кофе. Прекрасный напиток, когда уже не хочешь пива. В дальнем углу небольшого зала, за столиком под цветным окном - то ли витраж, то ли маслом намалёвано - болтают две подружки. Стаканы из-под сока пусты, сигареты прикуриваются одна от другой. Ближе к выходу сидят длинноволосые хиппи в простых рубахах и латаных джинсах. И с ними девушка в ситцевой юбке до пола - цветная тесьма в распущенных волосах. Все курят, разбирая папиросы из пачки «Беломора». Один из них вдруг сел на пол и его приятели громко захохотали. Повернувшись к бармену, Игорь сказал:
- Немного народу.
- В это время так… - с удовольствием поддержал разговор седовласый мужчина за стойкой. - А мне чего-то тяжко сегодня. Ребята из театра допоздна сидели, а теперь вот ноги не ходят.
Полки над стойкой заставлены старыми предметами. Выставленные здесь, они приобрели статус искусства: старый деревянный ящик телевизора без кинескопа, глиняный кувшин, литые разноцветные бутылки, чайники и пластмассовое сооружение, напоминающее то ли химический фильтр, то ли миниатюрный завод. На стене большой чёрно-белый фотопортрет Высоцкого.
- Приятель должен подойти, - сказал Игорь, чтобы пересесть за столик.
Независимой походкой в бар вошла девушка - красный пиджак, узкая, с разрезом, юбка и черная сетка чулок. Она села за ближайший к стойке стол и вынула из сумочки журнал, с разрисованной рожей панка во всю обложку. Бармен тут же поставил перед девушкой высокий стакан жОлтого сока и включил музыку группы «T: REX»
Петух вскочил на бортик бассейна в центре зала и разглядывает белую лягушку плавно парящую в воде. Она дышит своим зобом и совсем не моргает. Девушки в углу выключили свою лампу и совсем исчезли в темноте, но тут одна из них появилась с косметичкой в руках и направилась к выходу,  а навстречу появился приятель Игоря, черноволосый, коротко стриженый малый лет двадцати восьми. Увидев его, он подошел и сел напротив.
- Привет. Хорошо, что позвонил. Как дела? - задав свои обязательные, по его мнению, вопросы, он тут же завертел головой, оглядывая посетителей. Скинув кожаную курточку, ловко накинул на спинку своего стула и вжикнув молнией, достал из кармана пачку сигарет, положил на стол, очень аккуратно пристроив сверху зажигалку. Устроившись, он вновь приступил к расспросам:
- Ну, как ты? Я в телефоне что-то не разобрал.
- Да ты не суетись, Вась, отдохни.
Игорь поднялся, чтобы взять еще пару чашек кофе, а Вася удобно откинулся на спинку стула и через дым своей сигареты рассматривает девушек за угловым столиком: вот вернулась говорливая подружка и щёлкнула светильником. Девушка в красно-чёрном читает журнал - рожа панка во всю обложку.
Вернулся Игорь с кофе и принялся отвечать на поставленные вопросы:
- Я, Вася, просто подустал немного. Захотелось вот тебя увидеть… Я слышал вы раскрутились. Даже по ящику вас показывали.
- Да. Вроде бы всё нормально, а бабок все-равно нет. Если бы нам было по восемнадцать, да папики с толстыми кошельками. А так, приходится крутится. А ты видел этот клип? Неудачный. Но с аппаратом мы раскрутились. А с клипом, вообще лажа получилась. Отдали какому-то видеокооперативу. Ну, понимаешь - днём мандарины, вечером кино. Засада полная. Они нас ободрали на бешеные бабки. А сделали на VHS, ну понимаешь. Даже в ящик не хотели брать - не профессиональная кассета. Пришлось ещё башлять, чтобы показали. Ну, ничего. Теперь по-новой занимаем. А ты, я гляжу, скис?
Знаешь, старик, я тут подумал, что мы с тобой единственные из нашего класса, кто ещё как-то дергается и хочет сделать что-то в этой жизни. А все остались в жизни биологической. Шиндяпин вот, ментом устроился.
        - Знаю. Последнее время только и слышу: этот в охране депутата, этот в «Интуристе» на дверях, другой в армии. А здесь выпить-то дают?
        - Пиво только.
- Возьми, а? - Вася достал деньги.
Вернувшись с двумя стаканами, он поставил их на стол и Вася с удовольствием выпил до дна, а Михалычу все хотелось поговорить:
- А эти Шиндяпины, неплохая фамилия, да? по-моему что-то почуяли.
        - Хрен с ними, пусть митингуют. А мне некогда - я работаю.
Пауза.Игорь, закурив, выдохнул дым и сказал:
- А я тут недавно рассказ сочинил.
- Записать-то успел?
- Пошел ты… Я тебе серьезно говорю. Так вот, я к чему - прочел тут одному приятелю из киноинститута. Он говорит, что это один к одному фильм Иоселиани «Жил певчий дрозд». А я фильма не видел. Понимаешь?
- Ну… Значит, ты вышел на уровень таких мастеров.
- Издеваешься?
- Так он лет тридцать назад его снял.
- Ладно,… посмотри лучше какая «герла».
Музыкант глянул на красный пиджак и отмахнулся.
- Фиг с ней. Всё-равно у меня стрелка вечером.
- Молодец. А я что говорю, - Никак не успокоится Игорь, - По-моему, это не случайно, что вот многие бьются сейчас головой об лёд. Причем снизу - из-под воды, а ничего не получается. Может быть, в этом пространстве идеи не реализуемы? Деньги здесь можно зарабатывать, а вот для души… А может так и надо? «Распад и становление - две стороны одного гастрономического процесса». Это Гурина цитата из «Рок-н-ролла»
- Я читал его «Ситуацию ТАВ» в «Твердом знаке».- Или просто нужно много времени и зря мы так суетимся?- В России нужно жить долго.
- Да…хорошо бы…книжки читать…картинки милые листать и по клавишам бренчать... А я ведь опять Отечеству не служу. Послал директора базы и пришлось уволиться. А как было удобно-то. Сутки через трое. Сидишь себе, чай пьешь и сторожишь чьё-то, а чаще ничье имущество… Вась, а ты хотел бы жить в Париже?-Вася задумался. До этого он все поглядывал на женские ноги в чёрных чулках, пытаясь застать момент, когда покажется край и он станет свидетелем таинственного появления из темноты белой кожи.
- В Париже-то? Оно, конечно, клёво было бы. Поехать… Оттянуться… Пожить месячишко, ну два… А совсем? Там надо было родиться. Здесь как-то удобнее. Да и местный уровень культуры меня устраивает.- На стене висят три больших полотна с экспрессивными цветными мазками маслом - запечатлённые брызги и приклеенные к холсту тряпки, обрывки газет, одна даже мехом оторочена. В углу каждой рамы листок с ценой: 3000, 4000.- Ты знаешь, наверное это нормально. Да, ты новый фильм Соловьева видел - «АССА», называется?
- Что это?
- Ну, не важно. И, наверное, это нормально когда одни делают ремесло за деньги, а другие пытаются искусство. Но не всем дано получать за него деньги. Хоть какие-то.- Вася опять смотрит в сторону. Игорь глянул туда же: девушка в красном смотрит на них в упор какое-то мгновение, но потом переворачивает страницу журнала и продолжает чтение.
- Вась, ты траву когда последний раз курил?
- Ну… как-то угощали, не помню, а что?
- Скажи, когда и все.
- Ну… недели две может.
- Ладно, не важно. Вообще, курил значит. Скажи, у тебя после этого в голове не гудело? - и он сам же заразительно расхохотался.
- Опять твои телеги?
- Представь себе, что в доме, где я живу, а ты ведь знаешь где? Это на Лубянке. И из того большого чёрного, из чёрного мрамора дома, что построили рядом с «Детским Миром» - из него день и ночь доносится нудное механическое гудение.
- Это трансформатор, я слышал.
- Ага. Или телефонная станция. Только зачем она им?
- Значит, у тебя глюки.
- Но я же не двигаюсь, так, курю иногда - это совсем лёгкий кайф. - Василий уже не слушал, а поглядывал на одну из подружек - красиво выгнула спину и переплела ноги под столом. А Игорь завелся из-под кофе и пива:
- Тебе никогда не попадалась на глаза статья из «Литературной газеты», года два назад. Там, правда про Америку. Ты же любишь «Америцу», да? Так вот там про людей, которые вынуждены были объединиться, чтобы защищаться от оружия - на них испытывали новое оружие, которое они называют психотронным. У них тоже сначала гудело в голове, а потом раздались команды и кто-то пытался руководить ими на расстоянии.
- Да… Это уже клиника.
- Пошёл в жопу.- Это патология, старик, как в фильме Киры Муратовой «Астенический синдром». У чувака синдром, ну понимаешь, спит всю дорогу, чтобы с ума не сойти от нашей жизни, а у тебя вот загудело в башке.
- А у тебя ещё не загудело?
- Может, ты киряешь лишку? - Игорь замолчал, минутное возбуждение прошло и навалилась усталость  и вялость то ли от пива, то ли так, по жизни.
Компания хиппи собралась уходить. Поднявшись они по пути стрельнули сигарет у девушек за угловым столиком, а Вася спросил:
- А на что ты теперь живешь?
- Бог дает.- Понял. Хорошо устроился. А то ведь можно устряпаться дом сторожить или там дачу, где-нибудь в Переделкино. Слушай, давай я поговорю с ребятами на кабельном телевидении в нашем районе, а? Хочешь? Или можно осветителем.
Игорь больше не слушал и представлял себе, будто на улице, у входа в кафе мент толкнул в спину длинноволосого так грубо и сильно, что тот чуть не упал и, отбежав в сторону что-то орёт менту, показывая отттопыренный средний палец и тыча им в небо. Игорь вскочил, опрокинув стул и не глядя на приятеля, быстро выбежал на улицу.
Аквариум с рыбами. Пучеглазая, задумавшись, парит в родном пространстве.
На улице накрапывает мелкий дождь, но солнечно. Хиппи мирно бредут вниз по улице - девушка весело смеётся, запрокинув голову назад и обняв высокого за задницу.
Комната Игоря, где кустарный стеллаж отделяет входную дверь от дивана, возле которого свалены в кучу осветительные приборы, а под столом печатная машинка в чемоданчике. Тусклый свет из одного, давно немытого окна освещает книги на полках и старый телефизор без задней крышки. Из-за книг и телевизора на стеллаже, с дивана слышна возня и пыхтенье Игоря. Его розовая пятка тянется к полу в поисках опоры - под спальным мешком шевелятся два тела. Женская рука с длинными зелеными ногтями тянет спальник ему на спину. Слышен трезвый голос Светы из «Букиниста».
- Ничего, Игорёк, успокойся, это бывает. Отдохни, в следующий раз... Пока отдохни, покурим…
Спина Игоря обмякла и он перевернулся на спину, упёршись взглядом в потолок. На обоях, в самом верхнем углу надпись красной гуашью: «С Новым годом!!»
Пауза.
Из-за окна несётся монотонный шум города. Света села на край дивана и огляделась в поисках сигарет. Обнаружив их на стуле у стены, ей пришлось влезть в тесные джинсы и встать. Игорь повернулся к ней и решил взять ситуацию в свои руки:- Нет, свет мой, оказывается я тебя не люблю.
- Может, надо Веру позвать?
- Помощь оказать? Да нет, прошли те времена. Да и нет её. Она теперь носит двойное имя, то есть как бы и нет её вовсе. В зоопарк ушла со своим муженьком.
- Теперь только из-под пистолета дает.
- И в шерстяных носках на голое тело, - Света уселась верхом на стул, положив голую грудь на скрещенные руки.
- И все таки я тебя люблю, не смотря на… не смотря на… ни на что. Ты - мой свет! Твоя грудь, словно…
- Нет, ты не Омар Хайям.- И не Ясир Арафат. Хотя… он поднял с полу джинсы и завозился под спальником, - могу теперь претендовать на звание Аятоллы. Как это у них «на удолбанном собственной мудростью Востоке» называется, если не спишь с женой? А! Ты можешь спросить у своего приятеля из «Джалтаранга».
Света молча встала и, повернувшись к окну, надела его черную майку с короткими рукавами.
- Что, стыдно стало?
- Да уж. Тебе теперь и помолиться не грех.
- Женщина, ты не справедлива ко мне. Я ещё хоть куда. А чтобы ограничиться молитвой, надо еще дорасти. Но ты ведь опытная. Знаешь ведь, вот покурим, чайку попьём и всё будет ништяк, мама!
Света включила телевизор и экран высветился, забубнив о забастовках шахтеров.
- Умоляю, выключи это.
- Не лишай меня хоть этого.
- Гениально! Совковое телевидение - наркотик шлюх и импотентов, - он пошел на кухню, прихватив со стола маленький китайский чайник и проходя мимо телевизора, вывернул звук - диктор продолжает свое дело в тишине. Света аккуратно застелила диван спальным мешком, легла на спину и закинув руки за голову, облегченно вздохнула, прикрыв глаза. На экране телевизора диктор упрямо жестикулирует с помощью сурдоперевода, объясняя глухонемым зрителям про митинг: полиция гоняет человека с видеокамерой по площади.
Вошел Игорь с чашками, а Света опустила руки на живот.
- О! Барышня готовы?- Так ты же махатма.
- Зря смеёшься. Я, конечно, не Ганди. Он был очень крут и не спал даже со своей женой. Напрочь избавился от дурной привычки, - Игорь разлил чай и подал Свете, а свою чашку поставил на пол, присев рядом с ней на диван. Расстегнул пуговицу на ее джинсах. Она попросила тихо:
- Включи магнитофон.
Майк из группы « Зоопарк » запел свою песенку «Ты - дрянь». Над столом висит маленькая открытка с видом Парижа. Акварель: улочка Монмартра и вдали белый купол Сакре-Кёр.
Света касается губами его лица и говорит:
- Курить хочется… - и ложится на спину в прежней позе.
- Я потом схожу стрельну.
- Ложись здесь…
В телевизоре передача «Спокойной ночи, малыши».
- Она хочет родить… а я ведь тоже хочу родиться… ты не думала, что многие живут, да так и умирают, не родившись толком.
Он гладит её по животу под майкой, переворачивает на живот и пытается стянуть с неё тугие джинсы. Она поднимает зад, пытаясь помочь. Никак. Света постояла так и рухнула на диван.
- Давай сначала покурим, а?
- Точно. Сейчас принесу.
Сумерки сгущаются в тесном переулке. У тротуара стоит ржавый «Запорожец» на спущенных колесах. Игорь выходит вниз, к Политехническому музею. Наклоняется, поднимает окурок и подув на него, прикуривает. Навстречу идёт девушка: вечернее платье, туфли на шпильке, боевой макияж. Игорь расплылся в улыбке:
- Зина! Какие у тебя ботинки!!
Она презрительно хмыкнула, оценив его одним взглядом - с головы до ног.
- Идиот.
- Ой! Что вы? Я же не хотел вас обидеть. Простите. Неудачная шутка. А идиот - это даже лестно с какой-то стороны. Вы так прекрасны. Весна!! Всюду жизнь…
- Лето.
- Весна…
- Лето.
- Вы меня сегодня во сне видели?
- Молодой человек, мне некогда, у метро меня ждет муж.
Игорь некоторое время шел следом, свернул к метро и увидел: девушка, придерживая край платья, садится в машину. Автомобиль с зеркальными стеклами - ВАЗ-2109 - плавно влился в стадо машин, потоком уносящихся вверх по улице Хмельницкого.
Открыв дверь в дешёвое кафе, он увидел на стене забегаловки телефон-автомат, а за прилавком пожилую, приветливую женщину.
- Добрый вечер.
- Здравствуй, милый.
- У вас есть сигареты?
- Есть. «Беломор».
- Ну и прекрасно. - Он достал мелочь, увидев на лодони лишь гривенник и пятак. Уверенно положил на прилавок деньги и глянул ей прямо в глаза.
- Вот. У меня больше нет, но завтра я вам обязательно занесу. - Женщина молча подает ему папиросы картинкой вверх, где нарисована схема канала, но одновременно она думает и Михалыч, понимая это, старается развить успех:
- Вы понимаете, к нам гости пришли, а папа не курит, и вот эти гости, вы не представляете, как они мне надоели. Ещё ночевать собираются остаться. Их положат в мою комнату, представьте, - он овремя остановился и продавщица молча положила перед ним голубую пачку.
- Я обязательну зайду. Завтра.
   - Ладно, ладно. Раз ишь я не понимаю? Гости по нонешним временам… - она говорит уже в спину Михалычу, вышедшему на тротуар, где у первого прохожего он спросил двушку.
Дядя в кепке положил в его протянутую ладонь две копейки, Игорь набрал тот же номер. Гудок и болезненный слабый голос отца:
   - Да… Здравствуй, Игорь. Ничего… нет, хуже… Я уже устал бороться со своими болячками… Теперь вот желудок почти не работает… еле хожу по квартире… ну, ладно… как твои успехи… да… да… будь здоров.

   Покуривая, Игорь быстро идет к своему переулку. Темно. Зажглись жолтые фонари. Он прошел мимо переулка к площади Дзержинского, на Лубянку. Через улицу перешел к зданию КГБ. Прислушался - механический гул еле слышен за шумом проезжающих автомобилей. Оглянулся: вокруг памятника Дзержинскому крадется милицейский «УАЗ» - жолтый, с фиолетовой мигалкой. Игорь ухмыльнулся и, развернувшись обратно, легко побежал мимо деревянного забора, сплошь оклеенного листовками и плакатами: лицо Горбачева с пятном на лысине, треплет по ветру. Игорь бежит среди людей, но они его как бы и не видят. На стене размашистая надпись белым аэрографом: « Я - ПРОТИВ «. Он бежит через черный двор, в подворотню, мимо мусорных баков, вдоль высоченной глухой стены без окон и дверей.

   Тяжело дыша, входит в комнату: на диване постелено белое белье. Свет погашен и никого, лишь светится красный глазок магнитофона, да полощется лента на бабине - кончилась пленка. Слышно как у соседей работает телевизор - опять новости. Игорь вышел, хлопнув дверью.
Он поднимается вверх по улице Богдана Хмельницкого. На другой стороне освещенная витрина овощного магазина. Игорь остновился, нерешительно сделав шаг на мостовую, но вернулся и сел на бордюр, чтобы закурить. За стёклами магазина за прилавком стоит девушка из его рассказа. Она смотрит на прохожих, на мелькающие огоньки машин и улыбается. Высыпая в сумку старушке спелые яблоки, она подняла голову и увидела на другой стороне улицы Игоря, вышедшего на мостовую. От светофора быстро приближаются несколько машин. В свете фар она увидела, как он подпрыгнул перед капотом тормозящего, старенького «Москвича». Он ударился о лобовое стекло. Стекло пошло трещинами, но не разбилось, а из машины выскочил перепуганный пожилой мужчина. 
   Игорь лежит на капоте и виновато улыбается.
   Девушка стоит на крыльце магазина и смотрит на нас с вами. Её лицо отправляется к улыбке.

   https://www.youtube.com/watch?v=_wuBI7Bf6_4
   kuznecovsasha@mail.ru