Однажды тоскливым зимним вечером, в пятницу, наша мужская компания, как обычно, собралась у меня в гараже, дабы пообщаться в тесном кругу друзей и вкусить самогон, которым нас угощал старший прапорщик Жоян. Было не очень и холодно, градусов 25 ниже нуля по Цельсию, а печка-буржуйка упорно не хотела разжигаться. Тогда один из приятелей предложил радикальный способ – плеснуть на еле теплящийся огонек бензина из консервной банки, что не нашло понимания у старшего прапорщика, который поведал нам свою очередную поучительную историю.
«В батальоне, где я проходил службу в качестве исполняющего обязанности начальника клуба, командиром автороты был капитан Генцель Александр Ильич. Это был высокий, ростом около 195 см, статный красавец. Одним словом офицер, словно сошедший с агитплаката. Умница, интеллигент, толковый и грамотный командир, окончил Академию Генерального штаба. Была у него одна беда – национальность. Он был сто процентный еврей. После окончания учебы, ему предложили изменить фамилию, но он категорически отказался. За что и был сослан в нашу часть, без перспективы продвижения по служебной лестнице.
Через некоторое время командиром нашего батальона назначается подполковник Авраменко, прямо скажем не блещущий талантами, но умеющий подбирать себе замов. Обнаружив, что в части служит его однокурсник по Академии, у которого на контрольных списывал весь курс, подполковник сразу сделал его своим заместителем.
С тех пор боевой подготовкой занимался Генцель, а хозяйственными и политическими делами ведал Авраменко, что было ему ближе и роднее.
В конце августа у нас начались полномасштабные учения военного округа. На наш запасной аэродром прибыли самолеты, которых мы раньше не видели даже на картинках. Батальон был усилен дополнительными подразделениями, размещенными в наших казармах. Даже прибыли новейшие системы пожаротушения на базе тягачей «Ураган». Неделя была насыщена до предела. Круглосуточные полеты, тушение загоревшегося самолета новейшими системами, дозаправка, ремонт в полевых условиях, пополнение боезапаса в условиях максимально приближенных к боевым, составление агитационных листков. Заняты и при деле были все, кроме подполковника Авраменко, поскольку он ничего делать не умел, что его неимоверно тяготило, так как очень хотелось отличиться перед проверяющими из штаба округа. Для начала попробовал застать дремлющим дневального по роте. В связи с чем, влез в окно туалета. Но не учел того, что под окном может оказаться хозяйственный инвентарь. Ступив одной ногой в ведро с водой, Авраменко пошатнулся и наступил другой на грабли. Потеряв равновесие, заполучив синяк под глазом, подполковник растянулся во весь рост, ударившись головой об унитаз, тот разбился, видимо голова Авраменко была крепче.
Следующим шагом, для достижения своей цели, комбат избрал тушение условного пожара. Начхиму, капитану Афонину, было дано указание подготовить костер. Дабы не утруждать начальство длительной прогулкой, решено было учение провести непосредственно возле штаба батальона. Возражения начхима о том, что в условиях засушливого лета данное мероприятие будет чрезвычайно опасно, в расчет не принимались. Сказано – сделано.
Вечером начальник склада ГСМ старший прапорщик Халява дал указание подчиненным, входившим в пожарный расчет, заправить цистерну на базе «ЗИЛ-131» тремя тоннами бензина, сэкономленными за период учений. Бензин он уже заранее договорился продать председателю ближайшего колхоза за полцены. Старослужащий, получивший данное распоряжение, перепоручил его выполнение молодому поколению. «Духи», измотанные за период учений, перепутали цистерны и заправили «Урал». Утром, ничего не подозревающий, старший прапорщик Халява уехал продавать воду в колхоз.
На пустыре, рядом со штабом, был готов костер. На плацу перед штабом стоял батальонный оркестр, тщательно мною проинструктированный. Инструкция, дополненная демонстрацией моего пудового кулака, гласила, что исполнять марш «Прощание славянки» оркестр начинает, как только мою голову покинет фуражка, и заканчивает, когда фуражка вернется на место.
Поступила команда: «Пожар!» Дежурный расчет на заполненном бензином «Урале» оперативно прибыл к штабу. Развернуты пожарные рукава, солдатик со стволом в руках застыл возле костра. В последний момент огнеборец вспомнил, что накануне он лично заправил три тонны бензина в злосчастный «Урал». Открыт вентиль, подано давление в рукав, солдат медлит. Подполковник Авраменко решил, что настало время своим примером повести личный состав на борьбу с огнем. Он перехватывает у опешившего рядового ствол. Водитель автомобиля в зеркало заднего вида замечает, что тушить огонь собирается сам комбат. Нога старослужащего, получившего от комбата перед учениями трое суток губы, утапливает акселератор в пол, доводя давление в системе до максимальных двенадцати атмосфер. Удержать пожарный рукав, при таком давлении, один человек не в силах. Энергичная струя бензина ударяется в костер. Такому выбросу пламени позавидовал бы и изобретатель огнемета. Комбата вместе с рукавом начинает бросать из стороны в сторону. Авраменко от неожиданности завопил фальцетом и направил струю пламени на штаб батальона. Тот мгновенно вспыхнул. Начальник штаба, капитан Мамин, взвизгнув, как заправский горец, рванул в здание спасать секретные документы, следом со всех ног бросились штабные, сообразив, что за утрату документов и спецтехники будут навечно причислены к лику не благонадежных. Но всех опередил майор Примак. Сажеными скачками он обогнал штабных и вынес из огня знамя батальона вместе с казахом-часовым, у которого от удивления щелки глаз превратились в огромные блюдца. Майор Генцель подскочил к комбату и сильной оплеухой отправил подполковника в глубокий нокаут, после чего перекрыл выброс горючей жидкости из ствола. Зампотех, майор Низамиев, обозвав водилу мужчиной с нетрадиционной сексуальной ориентацией, выкинул солдата из кабины «Урала» и отключил привод насоса. Я, скинув зачем-то фуражку на землю, бросился к машине и перекрыл вентиль напорной магистрали. Оркестр бодро грянул «Прощание славянки». Далее задумываться о происходящим было некогда. Срочно пришлось спасать имущество штаба. Когда эвакуация имущества завершилась, ко мне подскочил проверяющий из округа и заявил, что мне определенно понадобиться проктолог, если оркестр сию же минуту не заткнется. Я разыскал в траве свою фуражку и, вместе с замолчавшим оркестром, быстро ретировался в клуб. Вопли старшего проверяющего, поминающего ближайших родственников комбата, были слышны далеко за пределами части. От более глобальных бед всех спас зампотылу майор Токаренко, прибывший к месту событий на «Урагане» с полной цистерной воды.
После произошедшего, у подполковника Авраменко нашли очень редкую и неизлечимую болезнь и отправили на пенсию. Майора Генцеля я увидел через три года, когда он, в звании полковника, прибыл с проверкой в свою бывшую воинскую часть».