Пролог
Тема настоящего исследования – Париж и его архитектура, от Готики до Классицизма, охватывает период от 13-го до18 столетия и, таким образом, нижним своим концом окунается в седые анналы древности.
Анналы, или же аналы? Как их различить? Добро бы, если в письме, а в дружеской беседе? Как, например, сказать: «Давайте вместе пороемся в наших анналах», - чтобы не вызвать недоумения на лицах тех, к кому несёшь свое слово.
Анналы бытуют только в истории, а аналы – повсеместно. Я никогда не встречал термин «анналы архитектуры», зато, Боже Правый, с каким немыслимым количеством аналов сталкивался в ней! Стоит оговориться, что процент дураков среди архитекторов, - средний, как среди всех прочих профессиональных групп. Но как им было уберечь свои ряды от советского начальства, какую бы область человеческой деятельности те не опекали и, которые бесчисленной и могучей толпой рвались в архитектуру. Они всегда считали себя большими доками в строительных вопросах и в архитектуре.
Я вовсе не старался подгонять характеры моих персонажей таким образом, чтобы они совпадали с состоянием архитектурного процесса того времени. Скорее, использовал другой метод – их степень анальности на добром архитектурном фоне. И с большим количеством таких людей вам предстоит встретиться на этих страницах. В основном, это заказчики архитектурных шедевров. Мои герои, а также фактический материал, легенды и притчи, связанные с ними, были накопаны в английском издании истории Парижа. Таким образом, в этой, своей работе я несу ответственность только за свою расстановку акцентов, интерпретацию и комментарии.
Называя аналами моих персонажей, я ни коим образом не хочу обидеть сравнением эту часть тела, указать на её неравнозначность среди прочих, или постыдность. Нет, к ней я всегда подходил с должным пиететом. Она вполне устраивает функционально, радует глаз эстетически, а в пожилые годы вдруг становится сладкоголосой как виолончель. Хотя, к теме настоящего исследования это отношения не имеет.
Да, я рискую, когда зову вас окунуться в анналы. Заранее отдавая отчёт, что даже расхожие обороты и даже устоявшиеся формы, как то «Послушаем, что говорят анналы» или, особенно «Заглянем в анналы» - несут заметный проктологический запашок.
АРХИТЕКТУРА БЕЗВРЕМЕНЬЯ
Глава первая
НЕВИННОСТЬ
Как-то так случилось, что в незапамяеные времена в Париже и окрестностях везде маячили сплошные евреи. Даже в известной песне, которую распевали на каждом перекрестке, пелось: «Евреи, евреи, кругом одни евреи». Хотя, сомнительно, чтобы от хорошей жизни. Так или или иначе, их след в древней французской архитектуре трудно затоптать.
Фонтан на …………Place les Halles воздвигнут в начале 17 столетия мастером французского Ренессанса Гужоном по заказу королевы Марии Медичи. Фонтан называется de Innocent потому, что сохранил название кладбища, на месте которого был построен. Почему кладбище называлось так? В память невинных жертв. Тут очень легко ошибиться, если предположить, что дело обошлось без евреев. Из анналов, или хроник известно совершенно определённо, что когда-то, очень давно, в 12-м веке маленький мальчик по имени Ришар был зверски замучен ими в гастрономических целях, и кровь его была использована как дополнительный ингредиент для улучшения вкуса и питательных свойств мацы. Он был похоронен здесь, и могилка невинной жертвы сразу же стала местом неслыханных чудес, что потребовало постройки новой церкви de Innocent.
От церкви давно не осталось и следа, но имя перешло к кладбищу у ее подножия, а затем и к фонтану, А с ним – никогда не умирающая легенда и вечный укор извергам и их потомкам.
ЭГЛИЗЗЕ
Еврейская тема кажется совершенно неисчерпаемой во французской средневековой архитектуре. Я ещё не раз дам вам возможность убедиться, что вся она прошла под знаком еврейского присутствия. Здание по Rue des Archives #26 – лютеранская церковь – Eglisse des Billettes. Стоит она здесь просто так, без всякого смысла и не имеет никакого отношения к моему рассказу, потому что в те времена, о которых пойдёт речь не было ещё не только церкви, но и лютеранства. Тогда, в конце 13-го столетия на этом месте стоял дом одного еврея по имени Жонатан.
Какого стиля был этот дом, сказать трудно – он не сохранился, но причина, по которой дом не дошёл до нас, обещает сделать мой рассказ не только интересным, но и назидательным и, может быть, настолько, что вы позабудете о стиле.
Согласно бесстрастным анналам, всякий еврей был сволочью уже по определению. Жонатан, ростовщик по спецальности – сволочь в квадрате. В 1290 году, в аккурат перед самой католической Пасхой, вокруг дома неожиданно собралась толпа интеллигентных парижских горожан, чтобы выразить ему своё неудовольствие. В их глазах полыхало жидоедство. И так случилось, что в то же самое время к нему несмело постучалась бедная старушонка, с просьбой отдолжить ей на время пасхальной мессы её парадное платье, отданное в заклад. В ответ, коварный ростовщик не обращая внимания на враждебную толпу, предложил ей встречный план – принести ему облатку с утренней мессы и тогда он скостит старушке весь долг.
Старушка эта, святая простота, не подозревая, что он замышляет, соблазнилась выгодным контрастом. Некоторые, впрочем, полагают, что она была не крепка в своей вере, но разговор не о ней.
И вот, не успела бабуся вторично переступить порог, как Жонатан, с криком «Гевалт» выхватил из её рук облатку, которая есть не что иное, как тело Христово и бросил в горящую печь. И, о чудо! – она выпрыгнула из огня, из неё вышел Святой Дух и стал кружить по комнате.
Жене его, мадам Жонатан, женщине рассудительной и себе на уме, не понадобилось много премени, чтобы сообразить, что шутки с Духом не безопасны. Она стала просить Жонатана остановиться и обуматься, но тот, изловив дух и каким-то образом запихнув в тело, т.е. в облатку, бросил в чугунок с кипящей водою. Чугунок немедленно наполнился кровью.
Теперь мадам, окончательно усравшись, приволокла детей, чтобы всем кодлом умолять его прекратить эксперимент, но тот лишь подбрасывал в печь поленья! Кровь уже разлилась по всему дому. Надо было срочно искать путь к спасению. Будучи рассудительной и себе на уме, решила не мелочиться, плюнуть на мужа-кретина и отречься от ложной веры. Вполне вероятно, что пляска Духа по комнате была настолько убедительной, что заставила её пересмотреть свои взгляды на религию. Схватив детей в охапку и славя истинного Бога, она выскочила на улицу с криком о помощи, в то время как старый дурак всё кочегарил и кочегарил.
В дом ворвалась толпа интеллигентных горожан и спалила Жонатана вместе с домом к чортовой матери! Так и закончился Богоборец-Жонатан – Прометей хренов.
Что добавить ещё? Процессии и крёстные ходы, порицающие поведение Жонатана, проводились ежегодно в течение 500 лет. Люди ходили с хоругвами, изображающими мужа и жену, да-да, вы не ослышались, и жену Жонатан, занятыми Боговарением. Так потомки отблагодарили эту святую женщину,
пожертвовавшей всем своим добром во имя праведной веры. Сейчас хоругви уже не носят, но они, вместе с другой святой реликвией – чугунком Жонатана, хранятся в церкви St. Jean en Greve & Musee des Cluny и, возможно, ждут своего часа.
Так эту историю записали 700 лет назад, так её передают и теперь. А, между тем, это достаточно грубая приправа к острому блюду ненависти, приготовленному раньше. Я имею в виду кровь христианских младенцев в качестве наполнителя для мацы. Вот тут говорят: французы – великая нация – кодекс Наполеона и просвещение, этикет и политес, секс через гудок и прочие, бесчисленные вклады в мировую цивилизацию. Но в этом направлении от Жонатана до Дрейфуса за 600 лет – шаг почти не заметный. И не отсюда ли их полнейшее равнодушие к судьбе евреев еще через 40 лет, во время немецкой оккупации, когда те вдруг, как-то незаметно исчезли? Как будто растворились в тумане.
МАЛЕНЬКИЙ МОСТ
История эта не идёт ни в какое сравнение с предыдущей. Здесь отчётливо проступает французское долготерпение и доброта. В качестве примера, я расскажуо мосте через один из рукавов Сены в районе Illes des Cite, который называется Petits Pond.
Говорят, что мост существовал здесь всегда, т.к. французы рождались общительными и очень непоседливыми, и у тех, кто жил на Сите непременно бывали очень важные дела за рекой, а у остальных – именно на Сите. Иными словами, ехать туда или назад всегда было нужно.
В те времена былинные, а история эта относится к 13-14 столетиям, мост был деревянным, без излишеств и особых затей. Инженера по технике безопастности в штате обслуги тоже не было, как не было самой обслуги, поэтому мост неоднократно горел и, зачастую, сгорал до такой степени, что из воды оставались торчать только обугленные чурки. Например, в 14-м столетии он горел 11 раз, и в каждом случае возникали серьёзные проблеммы финансового порядка. Иными словами, где насшибить деньгу на ремонт.
В 1394 году, после очередного пожара отцы города вышли из денежных затруднений весьма незамысловатым, хотя и не лишенным изящества ходом. Они постановили взять под стражу 7 самых богатых еврейских купцов и сечь их еженедельно по воскресеньям на площадях города, пока те не раскаются в поджоге и не возместят ущерб. Подумать только, а ведь можно было не дожидаться одиннадцатого пожара, а применить эту идею сразу после первого!
При таких гуманных методах следствия, обвиняемые обычно раскалываются сразу, т.е. после первого сеанса. Здесь все случилось иначе. Анналам было известно что «в силу национального характера они смогли договориться между собой о разделе издержек только после 5-й или 6-й экзекуции.» И были отпущены домой. Однако, деньги с них взяли уже на каменный мост, но не корысти для, а из чисто гуманных побуждений, чтобы исключить соблазн последующих поджогов. Таким этот мост остаётся и сегодня и, согласитесь, его очень трудно спалить, даже, если подключить всю еврейскую хитрость.
Читая книгу, в которой я натряс информацию для моего рассказа, я сначала сделал поспешный вывод. Я подумал было, что судя по количеству неправедных и высосанных из пальца еврейских тем в средневековой французской архитектуре, историк, что отбирал их из анналов был тоже еврей. Чтобы их количеством подчеркнуть нелепость. Но здесь, слова «национальный характер» имеют ярко выраженный негативный оттенок. Подразумевается, что извечная еврейская жадность привела к излишним, ни чем не оправданным мучениям и т.д, и т.п.. Мне же их поведение говорят совсем о другом. О твердости духа моих предков. Каковые, к сожалению, мы растеряли по дороге к цивилизации.
БАШНЯ СВ. ЖАКА
История) которую я собираюсь рассказать сейчас, произошла так давно, что ее запомнили и передали последующим поколениям парижан только сказители. Ее вещественным подтверждением сегодня является колокольня Tour de St. Jackues.
Анналы гласят, что когда-то, в совершенно незапамятные времена у одной очень богатой еврейки-вдовы умер единственный ребенок. Все мудрые евреи, к которым обрашалась за утешеним несчастная мать, горячо соболезновали, но никто не взялся помочь. Доведенная до отчаяния, она призвала в помощь Иисуса Христа, пообещав в случае успеха креститься.
Всё учение Иисуса настояно на доброте и милосердии, поэтому он был не тот, кого могла прельстить возможность схлопотать себе церковь на вдовий кошт. Но к тому времени Иисус уже не был человеком, к которому можно было запросто подойти и попросить об отдолжении, а сидел на Божьем Престоле, с кем положено - одесную, а с кем положено – другою стороной и потому, силы был немеренной. (Я забыл, как называлась другая сторона, но это не суть важно, т.к. силу увеличивало не название, а соседство.) К нему теперь следовало обращаться через посредников. Те были более корыстолюбивы и настаивали, чтобы вдова тут же отгрохала Ему церковь, особенно упирая на то, что за оговоренную цену работа будет сделана с гарантией. Действительно, для Иисуса воскрешение и раньше уже было хорошо накатанным, плёвым процессом. Даже Евангелие упоминает четыре бесспорные удачи – с дочерью Иаира, юношей из Наина, Лазарем, плюс воскрешение самого себя. Пятое тоже не вызвало ни малейших затруднений и прошло на Ура, к полному удовольствию горячо сопереживавших французов. При Его нынешней потенции любая осечка была бы так же мало реальна, как для меня - возможность замочить два пальца при закупорке мочевого канала, да ещё и в безветренную погоду. Уф! Большей веры в Божью силу, пожалуй, словами и не выскажешь!
Вы обратили вмимание, что объединяет известные науке пять случаев воскрешения? Все пациенты были, или по крайней мере, родились евреями. Вероятно, мы единственный народ на Земле, который поддается этой приятной операции – поэтому не унывайте, дорогие евреи, возможно у всех у нас есть дополнительный шанс ожить еще до Страшного Суда.
Ребенок, как я уже упоминал, ожил и благодарная мать в полной мере выполнила обещанное – крестилась и построила церковь.
Церковь, построенная счастливой неофиткой в своё время развалилась от старости и в 15-м веке была восстановлена в стиле поздней Готики как St. Jackues de Buchery. Затем, опять была разрушена во время революции, за исключением колокольни, которая и торчит здесь, напоминая о рассказанных мною событиях.
Г О Т И К А
Глава вторая
ОТЕЛЬ ДЕ СЕНС
Во Франции и Париже, в частности, каждое здание, общественное или жилое, независимо от времени постройки, архитектурного стиля, способа владения и разных прочих факторов, почему-то всегда называется отелем. Сдаются ли в нем комнаты почасово, на суточной ли основе, или не сдаются совсем, абсолютно не принимается в расчет. Интеллигентному человеку это кажется весьма странным, что, впрочем, еще не повод хватать хозяина за волосья и лупить мордой о стену. Поверьте, это не больше, чем старинная причуда аборигенов, в душе они сознают, что не вседа поступают логично, но в силу традиции уже ничего не могут поделать. Постарайтесь же и вы не раздражаться и отнестись к этому с пониманием.
Если не считать общественных зданий, т.е. церквей, в Париже сохранилось только три жилых дома, построенных в 15-м столетии в доживающем тогда свой век Готическом стиле. Первый – это отель де Клиссон, принадлежавший семье одноименного дюка, коннетабля Франции при короле Шарле 6-м.
Второй – отель де Клюни, бывший частью старинного аббатства и построенный на развалинах римских бань. ( Строго говоря, бани были, конечно, французскими, но развалины выполнены по римским проектам.) Третий – отель де Сенс, о котором я и расскажу подробно.
Архитектура де Сенс имеет в наличии всё, чем гордились творцы поздней французской готики – вытянутые в высоту окна, безсистемные по размерам и форме, угловые башенки с внутренними и наружными винтовыми лестницами, коньковые крыши и декоративные полуарочные контрфорсы.
Строитель, он же архитектор, пожелал остаться неизвестным, зато известно, что выстроен дом был во время правления короля Луи 11-го для архиепископа Сены де Салазар. После него поколения этих епископов жили здесь веками, отличаясь только габаритами, (говорят, что каждый последующий был толще предыдущего) и сменяли друг друга, пока в 1605 году в доме не прописался неожиданный жилец. Или жилица.
Это была королева Марго, та самая, что в романе и бывшая жена короля Анри 4-го. До этого, в течение долгих лет она жила в ссылке, упорно сопротивляясь разводу, т.к. Анри, сначала обуреваемый вожделением, а потом постоянно мучившийся чувством вины, стремился жениться на каждой последующей из своих многочисленных любовниц – вот такая достоевщина.
Маргарита прекратила сопротивление только со смертью Габриель дЭстре. Это та, что показывают в Лувре на картине кисти Клюэ. Она там справа, с сисечками в руках хорошо знакомой ей мадам. Не правда ли, восхитительна? Я всегда обожал этот тип женщин. И сейчас он мне нравится не меньше, жаль, что возможности снизились до смехотворных размеров. Впрочем, речь не о том. Маргарите уже давно было наплевать на похождения бывшего мужа, но интересы государства и престолонаследия у нее стояли много выше, чем личные счёты, и в ее понимании французский король не мог жениться на ком попало. Тут, как раз подвернулась Мария Медичи – из хорошнй семьи, и все возражения можно было снять. Согласившись на развод, Марго была возвращена из ссылки в Оверни, где провела 18 лет, хотя нельзя сказать, что томилась, в замке Chateau de Ulsson под не навязчивым присмотром маркиза де Канильяка, конечно же, любовника. Однако, она тосковала и печалилась вдали от Парижа. Вы спросите почему? Попробуйте сами отсчитать 18 лет с одним и тем же любовником, небось измордуетесь! На счёт маркиза не стоит волноваться. Из-за него у меня не болит душа, поэтому пусть бы его выкручивался любым доступным ему способом.
Покинув, наконец, Овернь, Марго получила для проживания этот отель.
Надо полагать, что Марго была первой феминисткой средневековья и всю жизнь боролась за равноправие женщин не только в постели, но до и после и, если Анри называли Roi de Galant за «ясный гальский смысл» и склонность к любовным приключениям, то она вполне могла бы называться Reine de Galant за те же качества.
Её заслуги не исчерпываются борьбой за женское равноправие. Рябые, да и не только рябые, должны быть особенно признательны ей потому, что она ввела моду на пудру. Самой ей это было без надобности, а сделано исключительно из человеколюбия. Марго всегда славилась своей на редкость белой и бархатной кожей и, чтобы подчеркнуть это, спала только на чёрных простынях для контраста. Каждый новый её амур войдя, немедленно потрясался и останавливался как застреленный. Это входило в правила игры и потом он, разумеется, отмирал и должен был выполнить свою работу по полной программе, не отвлекаясь на зрительные эффекты.
Переехав в отель де Сенс, Марго, тогда уже 52 лет и вдвое толще, чем в юности, была, тем не менее, так же игрива и немедленно завела, или наняла себе двух любовников из числа придворных своего маленького двора.
От услуг первого их них, графа де Вермона пришлось со временем отказаться и он выпал в осадок как несоответствующий. Зато второй, 18-летний лакей Жюльен оказался достаточно взрослым и умудренным опытом, чтобы стать первым.
Граф, вместо того, чтобы повышать свой профессиональный и культурный уровень, овладевать мастерством и свободно конкурировать, взял и пристрелил лакея, чтобы не задавался. Вероятно, он рассчитывал, что теперь те не малые блага, вытекающие из фавора королевы, даже отставной достанутся ему. Но, Боже, как он просчитался! Смерть лакея оказалась настоящим ударом для Маргариты и она потребовала у короля немедленной казни убийцы, объявив, что не будет есть и пить пока тому не отрубят полову. Очевидно, на этот раз её посетила настоящая любовь. Казнь состоялась через два дня, но не на Гревской площади, как это бывало всегда, а так сказать, с доставкой на дом, т.к. эшафот был поставлен на маленьком пятачке у отеля.
Она сидела у окна и орала как безумная, время от времени выкрикивая угрозы убийце и не совсем приличные советы палачу, предлагая, между прочим, свою подвязку, чтобы тот задушил погрязшего в меркантилизме вонючего аристократа. К счастью для осужденного, за которое он благодарил палача всю оставшуюся жизнь, минут 15-20, тот всё же предпочел традиционную форму казни.
Огорчившись от такого непослушания еще больше, она сразу же собрала своё бельишко и уехала куда-то за пределы Парижа.
Эту грустную историю, так мало связанную с определяющими особенносстями Готического стиля в архитектуре Парижа, я рассказал исключительно для юношества, чтобы оно, по возможности, поостереглось любвеобильных пожилых женщин.
АББАТ ПРЕВО
Дом по Rue St. Severine #27 самый узкий в Париже и имеет ширину по фасаду только 8 футов. Архитектурный стиль дома – святая простота и деревенская незатейливость, не идёт ни в какое сравнение с характером одного из его владельцев, его бурными страстями, скрытыми за оболочкой благопристойной жизни и удивительной смертью. Стиль этот, выражаясь научно – скорее Конструктивизм, чем что-либо другое, но поскольку такого стиля тогда не было и в задумке, я очень условно отнес его к поздней французской Готике, поскольку собор напротив, через очень узкую улочку, который тоже имеет непосредственное отношение к моему рассказу, построен именно так.
В середине 18 века дом принадлежал аббату Прево, который служил в клире собора Св. Северина и был автором знаменитой «Манон Леско.» Вдохновение и тема, вместе с иным литературным материалом пришло к нему, как результат общественной деятельности этого собора на ниве улучшения нравов. Церковь ежегодно отбирала пять наиболее благонравных девиц прихода, за что и вручала им какие-то премии и пять самых распущенных, которых выставляла на день в клетках на обозрение прохожим. Представляю, какой стоял гвалт во время этого процесса! Читая «Манон», не трудно сделать вывод, что аббат Прево не проявлял особого интереса к благонравным. Скандальных же, изучал очень внимательно, зачастую в ущерб своему здоровью, исповедуя их в продолжение ночи и, лишь к утру отпуская грехи. Если добавить, что дом этот, хотя и двухэтажный, в то время не имел внутренней лестницы и грешницу приходилось с помощью слуг затаскивать на исповедь в спальню 2-го этажа по приставной, вы сможете получить хоть некоторое представление о характере и темпераменте аббата. Как сегодня дело обстоит с лестницей, я не имею ни малейшего представления, Да это и не входит в мою задачу. В 1763 году от всех этих литературных бдений. помноженных на непосильную физическую нагрузку, религиозные и прочие экстазы, аббата хватил аппоплексический удар. Врач констатировал смерть и бездыханное тело отвезли на вскрытие.
Прозектор, поудобнее разместив свою добычу на столе, воткнул нож в живот покойного. При этом, труп повёл себя очень странно и даже неучтиво: он вскочил на ноги, прокричал несколько слов, мало совместимых с достоинством прелата, пробежал пару шагов, упал и умер уже без затей.
Не правда ди, безумно обидно за аббата? Врачебные ошибки случались во все времена и сегодня тоже, разве что их чуть поменьше. Считается, что они представляют неотъемлемую часть лечебного процесса. Но отражают ли они общую картину состояния медицины в 17-18 веках? Лечили тогда на удивление добротно. Микробы, бактерии и вирусы еще не изобрели и абсолютное большинство болезней по представлению эскулапов гнездились в желудке у пациента и, поддавались врачеванию легко и просто – через жопу с помощью клизм и других столь же нехитрых механизмов.
Правда, полного согласия не было и здесь, существовала среди медиков и некая секта чистоплюев, что настаивала на применении только рвотных препаратов, полностью исключая афедрон из процесса врачевания. Борьба между партиями велась с переменным успехом, но больше и чаще побеждали заднепроходцы.
-Не верите?-тогда давайте, пользуясь соседством стена к стене, медицинской школы Сорбонны, заглянем вместе с нашим историографом в архив Шарля Бювара, лейб-медика короля Луи 13-го и кардинала Ришелье, практиковавшего примерно за 120 лет до случая с аббатом. Срок, конечно, большой но за эти годы никаких кардинальных сдвигов, никаких могучих изобретений в медицине не случилось, так что сравнение вполне правомерно. Согласно записям архива, первому, т.е. Луи в течение одного года было назначено и проведено 47 отворений крови, 212 клизм и 215 слабительных. Ришелье получил за тот же период 54 кровопускания и 202 слабительных. Если вынести кровопускания за скобки, как отголоски древнейших ритуальных врачеваний и, идущих от кровожадности человеческой натуры, то оставшиеся мероприятия полностью подтверждают мои выводы.
Вы, конечно, помните, как читая «Трех мушкетёров» мы, все без исключения злорадствовали, когда эти именитые мужи Франции так жидно и по уши обкакались в истории с подвесками королевы. Между тем, следовало не злопыхать, а просто, по-человечески пожалеть их. При том количестве клизм и слабительных вряд ли следовало ожидать другого, более пристойного результата.
Впрочем, не следует считать, что так уже все, без исключения хворобы, выводились только из желудка больного одним из описанных способов – болезни существовали на удивление занозистые и, поэтому фармакология была в состоянии непрерывного поиска. И, представьте себе, находила!
Например, прикладывая к болящим ногам мелконарубленную и хорошо просоленную массу из шкурки и мяса только что рожденных котят, можно было быстро излечиться от подагры. При бесплодии новый вид лечения в сочетании со старым способом давал удивительный результат: дама, соскочив с кавалера, должна была выпить стакан мочи пожилого мула. Дальше можно было не беспокоиться – метод гарантировал стопроцентный прихват.
Именно так пользовали Екатерину Медичи в процессе шестилетнего ожидания наследника – и что же – она в своё время родила Анри 2-му шестерых детей. Может быть, эта микстура несколько испортила её характер, впоследствии доведя до Варфоломеевсой ночи, но это лишь побочный эффект, кто их тогда считал?
От близорукости и воспаления глаз, как ничто другое помогало дерьмо человека с красными волосами.
Мои дорогие друзья, страдающие болезнями глаз. Я очень старался, но мне так и не удалось узнать для вас способ применения препарата – наружно, прикладывая к глазам, или вовнутрь, в виде таблеток. Интуиция подсказывает мне последнее, впрочем, вы можете попробовать эти два метода параллельно, постепенно увеличивая дозировку в случае необходимости. Старайтесь, и результат не заставит себя ждать!
Р Е Н Е С C А Н С
Глава третья
ДИАНА де ПУАТЬЕ
Дом по ул. St. Entoine 21 называется отель де Майенн, и с него практически начинается Ренессанс во французской архитектуре.
Был он построен в самом начале 16 столетия не кем иным, как его основоположником Жаном де Серсо для дюка де Майенн из породы Гизов с крутой родословной, но так полюбился всем вокруг, что к нему сразу стали прицениваться нетерпеливые покупатели. У Майеннсого дюка он долго не задержался, т.к. другой дюк и того попородистей – Луи де Бурбон был уже тут, как тут с деньгою в кулаке и дал настоящую цену. Дальше, он переходил из рук в руки, как обмылок в тюремной бане, побывав у короля Шарля 7-го, королевы Анны де Бретань, ещё чорт знает у кого, пока в середине 40-х годов не оказался у короля Анри 2-го. От него, минуя законную жену Анри, перешёл к фаворитке Диане де Пуатье.
Когда Анри 2-й познакомился с Дианой, он был ещё только наследником, но уже взрослым и многоопытным мужчиной 19-лет от роду. Диане, молоденькой и не опытной было всего 41. При таком идеальном возрастном балансе, связь обещала быть прочной, какой, впрочем, и оказалась и закончилась только со смертью Анри на рыцарском турнире, когда копьё соперника попало ему в глаз.
Диана распоряжалась в этом доме так же строго, как и в остальных привинциях Франции, где Екатерина Медичи, королева, не имея собственной партии довольствовалась ролью подголоска. Возможно, она огорчалась бы меньше, будь фаворитка хоть чуть помоложе, этот же случай без сомнения относила к работе нечистой силы. Как-то, некая добрая душа порекомендовала ей просверлить дыру в потолке над спальней Дианы, чтобы быть свидетельницей колдовства, или хотя бы набраться опыта.
Похоже, что колдовства с любовным напитком она не обнаружила, остальное произвело на неё такое впечатление, что она не пожелала поделиться увиденным ни с современниками ни с потомками. Скорее всего, просто позавидовала и зависть свою постеснялась высказать. Стесняться этого не следует никогда и ни при каких обстоятельствах! Зависть – такое же нормальное и чисто человеческое состояние, как любовь или ненависть. Только зависть испокон веков почему-то считается чем-то грязным. По-моему, лучшая аналогия, чтобы обелить зависть - запах ног, вполне простительный, если ноги ваши, но отвратительный и донельзя раздражающий, если ноги соседа.
Король так и остался холоден. Правда, заботливая Диана, время от времени со слезами отрывая его от груди, отправляла к жене, чтобы выразить ей свое почтение и произвести очередного принца.
Именно так были и зачаты все её многочисленные дети, которые после 6-ти летнего бесплодия и старательного лечения, вдруг ежегодно, один за другим, стали выскакивать на свет Божий, как вши из солдатской рубахи.. Анри, со своей стороны, убедившись, что очередной сеанс с королевой закончен плодотвотно, никогда не засиживался поболтать и возвращался не раньше следующего года. Это было безумно обидно.
Критическое состояние наступило, когда до неё дошли слухи, что любовники публично сломали кровать. Дело, как рассказывают, случилось так. Придворные увлеченно беседовали у камина, стараясь не смотреть в угол, где, как скрипка в плохих руках повизгивала кровать и время от времени раздавались нечленораздельные восклицания. Этикет предписывал королю отправлять свои телесные потребности в присутствии вельмож, которые в свою очередь должны были делать вид, что ничего особенного не происходит. Относительно секса на публике, этикет не очень настаивал, но король полагал, что всегда лучше переиграть, чем недоиграть.
Прав он, или нет, я не берусь судить. Некоторые одобряют. Во всяком случае, опасений быть замученным советами, у него не было.
И вот, когда раздался треск, рассыпалась кровать и вельможи вынуждены были бежать и поднимать упавших, притворяться дальше было неразумно.
Екатерину Медичи крайне опечалила изломанная мебель, поэтому какой-то демарш с её стороны стал просто необходим. Она тогда еще не считалась исчадием ада, а была довольно миловидная, молодая брюнетка с красивыми ногами, и вас, конечно, не удивит, что ей всегда хотелось выставить их на просмотр. Это было совсем не так просто, как сейчас кажется. В то странное время ножки полагалось демонстрировать мужчинам, женщины же, ещё должны были пройти сложный 400-летний путь эволюции и борьбы, чтобы заслужить это право.
Чтобы не быть голословным, я предлагаю осмотреть в Лувре известный портрет короля Луи (забыл- какого), работы Риго. Но из того времени. Король одет в коротенькие штанишки, с буфами или воланами, ноги его, обтянутые белыми чулками, схвачены изящными подвязками так высоко, что, если ещё бы самую малость, можно было бы прищемить жизненно важные органы. Туфли на высоких каблуках довершают композицию. Стоит он наготове в третьей позиции и, кажется, сейчас подпрыгнет и полетит «как пух из уст Эола».
Женщинам такие полёты были доступны только в мечтах, и королеве пришлось решать очень сложную задачу,: как в пределах требований морали и традиционной одежды - длинного до пола платья, выйти из этих затруднений.
Она изобрела специальную посадку верхом. Новая посадка, придуманная ею, с одной ногой, согнутой в колене и поставленной на седло, позволяла даже при малом ветре осматривать ноги так далеко, что мужчины на охоте всегда толпились рядом и мало интересовались дичью. Некоторые утверждали, что даже её конь постоянно вертел головой, но я этому не верю и полагаю преувеличением.
Новая мода немедленно проникла в самые широкие массы придворных дам и вызвала небывалое падение нравов. И тогда королева, осознав, что тут где-то есть и её вина, ввела новую деталь в дамской одежде – панталоны, которых до неё просто не знали. И встретили поначалу в штыки, полагая, что деталь эта может серьёзно затянуть время на представительство.
Только, пожалуйста, не относитесь к нововведению королевы чисто прагматически. Задраить наглухо одёжкою ту часть тела, которая всегда должна быть под рукою и открываться лёгким вздохом – «сезам!», никак не значило просто прикрыться, нет – в этом было что-то жертвенное, искупилельное, нечто сродни епитимье, ношению вериг.
Именно такой королева была в молодости – простая и возвышенная, скромная и жертвенная. И только постоянные невзгоды, доставляемые ей жестокой сердцем Дианой, рано состарили и пригнули её к земле. Ко времени своего звёздного часа, Варфоломеевской ночи, она была уже старой и уродливой старухой
Диана же не принимала огорчения королевы близко к сердцу, поэтому всегда была ровна, спокойна и величественно красива. Всесильное время ничего не могло поделать с её красотой. В год своей смерти, ей только стукнуло 65, она, по свидетельству современников выглядела как 20-летняя девушка.
МАДАМ де БОВЕ
Hotel de Beauvais, Rue Fracois Miron #68 построил 1-й королевский архитектор Антуан Лепатр в 1654 году для баронессы, мадам де Бове. Заметьте, для нее, а не для барона. Она же была 1-я камер- фрейлина при королеве Анне Австрийской в период её регентства при малолетнем Луи 14-м.
Случилось это лет через 15-18 после событий, описанных в «Трех мушкетерах», Абсолютно точно известно, что д,Артаньян, хотя и околачивался поблизости, не забегал сюда покрутить амуры с мадам де Бове и потому, она, говорят, страдала от невостребованности. Забегал, разве что, её муж барон де Бове, не имеющий никакого порядкового номера, т.к. нигде не служил и пробавлялся какими-то смутными делишками. Впрочем, что нового мог он предложить её истосковавшейся душе? Он и не несёт никакой смысловой нагрузки и упомянут исключительно к слову.
Должность мадам де Бове состояла при гардеробе королевы Анны и, казалоссь, не требовала особого мастерства. Сними с королевы ботиночки после гулянья, поплюй, оботри рукавом, намажь гуталином и всё. Потом целый день свободна. Вяжи хоть до утра Хочешь – кофту, хочешь – носки. Работа по квалификации и затраченным усилиям принадлежала к низкооплачиваемых и трудно было ожидать, что результат этих трудов материализуется в каменных палатах, да еще таких великолепных, как этот отель.
Задуманный в стиле французского Ренессанса, он был одним из самых красивых зданий Парижа, с изысканной лепкой фасада и полукруглым вестибюлем удивительгой красоты. (Я видел картинку в книге, из которой натряс эти сведения.)
Правда, наземный этаж, с его вытятутыми арочными окнами несколько попахивал Готикой, но это не должно вас удивлять, т.к. он был оставлен от предыдущего строения, стоявшего на этом месте. Может быть, не хватило кипича, не знаю. Дань обстоятельствам, не иначе. Когда вам доведётся приехать в Париж, будет любопытно посмотреть, как этот особняк выглядит сегодня. На первый взгляд кажется, что ничего не осталось здесь от его былого великолепия, кроме, может быть, приятных воспоминаний. Однако, не спешите, есть ещё и нечто сугубо материальное, и это самые обычные кирпичи, хотя они то очень и очень необычны.
Кирпичи эти Катрин де Бове, вовремя выглянув из гардероба, получила в подарок от королевы Анны за весьма интимную, очень штучную услугу, оказанную ей, или вернее, её сыну, Луи 14-му. Луи, в ту пору 16 –ти лет и по мнению королевы-регентши еще не созревший для самостоятельного, т.е. одиночного правления, уже вполне созрел для других радостей. И эти радости, по мнению всё той же королевы, никак не следовало получать в одиночку, т.е. самостоятельно. Королева была очень начитанная и знала – чтобы мальчик не баловался руками, нужно было немедленно подкинуть ему бабу. По французски поиск бабы для созревшего мальчика раньше назывался cherchez la femmes. Как это называется сейчас, я не знаю, т.к. подобные поиски больше не входят в обязанности родителей.
Она пошершела среди своих фрейлин, чтобы отобрать подходящую, т.е. наиболее квалифицированную в рассуждении её руководящей и направляющей роли.
Этого вам не понять, потому что вы не королевского происхождения. Луи, впоследствии прекрасно обходился без помощи, но речь шла о дебюте и здесь всё должно было быть как у людей, т.е. королей.
От предложений не было отбоя, но выбор Анны пал на м-м де Бове, не первой молодости - 33-х лет и кривой – её звали при дворе «одноглазая Катен». Было много других претенденток, помоложе и покрасивей, но Анна решила, что для дебюта самое важное – обозначить направление главного удара. У Луи впереди достаточно времени, чтобы самому разобраться с эстетикой.
М-м де Бове прекрасно провела свою партию и заслужила признательность королевы. В качестве награды ей было отсчитано некое количество кирпичей, которые и были перевезены на ул. Мирон №28 со стройплощадки Лувра.
Что побудило королеву расплатиться именно таким способом, я не могу догадаться, но, несомненно, какая-то нестандартная мысль здесь присутствовала. Происходи дело в России, можно было бы с уверенностью указать на некую мистическую связь между физиономией Катен и кирпичом, что и было на самом деле, но во Франции, я полагаю, юмор должен быть значительно тоньше. И, если я не могу найти этой связи, это совсем не говорит о том, что её нет, потому что французский двор со времён Анри 4-го всегда любил, умел и хотел пошутить.
И вот, что еще я могу поставить под сомнение: выражение «одноглазая ****ь» этимологически вряд ли восходит к камбале.
МАРКИЗА де БРИНВИЛЬЕ
Hotel d’Aubbray, Rue Charles #5 в начале 17 столетия был построен в уже хорошо известном нам стиле Ренессанс для богатой и знатной семьи Гобеленов, которые носили звучный титул маркизов де Бринвилье. Были они потомки тех самых Гобеленов, что когда-то давно изобрели невиданные ковры. Предмет изобретения и их отличее от персидских было в том, что их не следовало использовать вместо матрасов, чтобы спать, но вешать на стены и любоваться. По этой причине они были разрисованы назидательными картинками, чаще всего на народные темы с царевнами Несмеянами, Единорогами и лебедями. Самыми же знаменитыми считаются гобелены из музея Клюни. Они и рекомендуются гидами как непревзойдённые образцы.
Последний из маркизов де Бринвилье, живший при Луи 14, имел жену, которую звали маркиза де Бринвилье. Лучше бы он ее не имел, хлопот у него было бы меньше, а здоровья – больше. Мне могут возразить, что это касается всякой жены – так и не так, ибо маркиза в замужестве оказалась ещё и борцом за женскую эмансипацию и в своей борьбе за женские права предпочитала яд всем прочим аргументам. На её счету: отравление отца, двух братьев, одного, но многолетнего любовника, слуги и мужа - маркиза.
Список пациентов маркизы только на первый взгляд выглядит случайным – отец и братья преграждали путь к наследству, муж – тут и объяснять не нужно, это поймёт каждый, или скорее – каждая. Любовник, похоже, не вписывается в марксистско-ленинскую экономическую схему, но тут, знаете, столько всякого наслоилось! И отравить ей показалось значительно проще, чем поменять. Слуга же был слишком любопытен, крутился под ногами и вынюхивал как последняя собака. Это не каждый вытерпит.
Все, поименованные в списке, кроме мужа, отправились на погост после первого предъявления им приятного и освежающего напитка, но на муже она почему-то оступилась. Маркиз, оклемавшись после бесчисленных клизм и, получив временную отсрочку, казалось, должен бы радоваться. Вместо этого, он очень огорчился, не смог простить и затеял склоку.
Сколько раз ему пытались втемяшить: - Не майся дурью, не позорься, удави её и дело с концом. Не выноси на публику, честь и репутация дворянина дороже.- Но, похоже, маяться дурью было его любимым занятием.
Когда, после доноса недоотравленного мужа цепь преступлений открылась во всей своей ужасаюшей наготе, общество, наконец, опомнилось от спячки и пришло к заключению, что терпеть подобные выходки маркизы оно больше не в силах .- Эмансипация – эмансипацией, но дай ей волю, - решило общество, она всех мужиков переведёт к чёртовой матери.-
Приговор был суров. Рездев догола, ее посадили на телегу и возили по городу. Затем, телегу привезли на Гревскую площадь и голую маркизу сожгли на большом костре, предварительно укоротив на голову.
Склочника-мужа пытались подлечить, но он всё хирел и сох и вскоре стал не чувствителен к изыскам Ренессанса в своём прекрасном доме. Только лупился, куда надо и не надо и хлопал своими бараньими глазами. Когда он вскоре отдал Богу душу, дом перешёл к монахиням, которые взялись отмаливать семейные грехи. Они делают это по сию пору и настолько истово, что забыли о всех мирских делах, в том числе, кто и когда построил дом, в котором они живут.
ВЫВОДОК ЛИТЕРАТУРНЫХ МАРКИЗ
В этой истории, относящейся к эпохе французского Ренессанса одним отелем, даже очень большим никак не обойтись. Началась она на Place de Vosges, где маркиза Рамбулье открыла свой литературный салон с целью очищения французского языка от всяческих наносов. Маркиза была первою, за нею последовали салоны м-ль де Скюдери, Марион де Дорм, Нинон де Ланкло, маркизы де Севинье, каждая в собственном доме, и наша задача оценить вклад этих дам в языкознание и архитектурные достоинства их салонов.
Вы обратили внимание, господа, что мало какая порядочная эпоха обходится без детального обсуждения , вопросов языкознания? Если же это так необходимо, если без этого никак не обойтись, мне много милее, когда подобными вопросами занимаются молодые и прекрасные дамы, а не рябые и усатые дяди очень пожилого возраста. Мне это кажется гораздо эстетичнее. И, ещё, мне кажется добрым знаком, что за ошибки в диктанте в крайнем случае будет отвечать твоя жопа, но никому не прийдёт в голову стрелять тебе в затылок.
Известно, что дамы эти из-за своей природной живости часто переезжали с места на место, и я, чтобы не затруднять вас, ограничусь одним салонным отелем на каждую литературную даму. Салоны собирали лучших писателей, поэтов, просто радетелей языка и быть приглашённым почиталось за честь.
Эпоха религиозных войн, законченная с приходом Анри 4-го, наложила свой отпечаток на французский словарь. Высшее общество, равно кавалеры и дамы, беседовали между собой на несколько странном для интеллигентного уха языке и правила хорошего тона вполне позволяли гостю послать хозяйку дома, вы знаете, куда, в ответ на радушное приглашение выпить чашечку кофе. Таковой посыл воспринимался хорошо воспитанной дамой исключительно в контексте отказа, т.е. нежелания испить и не сопровождался воплями оскорблённой невинности и обмороками. Короче говоря, учитывая особенности перевода на русский, знание всех смыслов и оттенков, которые укладывались в слово МАТЬ, считалось чуть ли не основой воспитательного процесса в Сорбонне.
Подобное отношение к столь чистому и светлому понятию особенно не устраивало м-м де Рамбулье и Марион де Лорм, которые и обрушились на грубость со всей женской страстью. В процессе борьбы, как это часто бывает, они перешли в другую крайность – жеманство. Поскольку наше советское воспитание, весьма щедрое на грубость было до такой же степени свободно от жеманства, боюсь, что не все понимают это слово. Позвольте, я остановлюсь на этом подробнее.
Жеманство, возникшее как альтернатива грубости, лучше всего, как ни странно, может быть объяснено с помощью именно грубости. Жеманиться, это грубо говоря, строить целку, при полном отсутствии физиологических данных для таких действий и, я уверен, что лучшего истолкования вы не найдёте, хоть переройте все толковые словари.
Предположим, вы хотите сообщить кому-то, что маркиза Н. сделала себе макияж. Чтобы считаться грубой, фраза могла прозвучать примерно так: «Она наштукатурила свою ряшку». Тут, конечно, ни у кого не будет проблемм с пониманием. Значительно сложнее дело обстоит с другой крайностью. В том же самом примере изысканно следовало бы говорить: «Она покрыла лицо лилиями и розами». Сказать «вода» было не прилично, надо было говорить – Божественное зеркало, зубы следовало называть – мебель вашего рта, и т.д.
Чтобы не быть голословным, вриведу несколько цитат из мемуаров графа де Граммона, вхожего в салоны. Мемуары переведены на русский. Первая - о придворной даме короля Луи 14-го: «Никакие белила и румяна не могли сравниться с розами и лилиями её лица». А вот и другая о той же фрейлине: «Она раздавала бесконечные авансы, позволяя всем и каждому лорнировать себя». Надеюсь, я правильно понимаю жеманные иносказания в этом совершенно бесподобном обороте. Вслушайтесь,:если она позволяла всем и каждому лорнировать себя - то какие это, к чорту, авансы. А, если всё же авансы - какого ещё рожна всем этим графьям было нужно?
В качестве самостоятельного упражнения попробуйте придумать какую-нибудь острую фразу и сказать её в жеманной манере – правда ведь не просто, так и тянет на грубость. Впрочем, не буду повторяться – раньше и лучше об этом высказался Мольер в «Смешных жеманницах».
О м-м Рамбулье я слышал, что была она кругом положительная и подобно всем таким людям должна была быть невыносимо скучной, как совершенно одинаковые дома на Пляс де Воз, выстроенные в начале 17-го столетия Андрие де Сюрсо в стиле французского Ренессанса. В одном из этих отелей под №21 она какое-то время жила и держала здесь свой салон, в другом обитала Марион де Лорм, как водится, тоже с салоном. В третьем таком же доме на этой площади №1-бис родилась баронесса Рабутен Шанталь, будущая маркиза де Севинье.
Марион де Лорм была безупречно красивая, столь же умная и образованная дама. Ведя по понятиям потомков крайне нездоровый образ жизни, она, тем не менее, дожила по некоторым источникам до 135 лет, так что считайте сами, что здорово, а что нет. Справедливости ради, следует признать, что другие, столь же достоверные источники отпускают ей только 44 года, но я, из сочувствия Марион, её красоте, уму и даже нездоровому образу жизни, им не верю.
Будучи женщиной с изюминкой, м-ль де Лорм время от времени сдавала эту изюминку в прокат любителям сладенького, что как-то нехотя порицалось при дворе, но никак не убавляло клиентуры. В конце концов, эта вредная привычка, от которой Марион никак не хотела избавиться определила несколько однобокий характер её отношений со светом. Иными словами, навещать её салон, или будуар – не возбранялось, приглашать к себе считалось дурным тоном. И от этого страдал литературный процесс – её искусственная разобщенность с идейной союзницей, м-м де Рамбулье давала дополнительную возможность обнаглевшим до предела грубиянам публично высказываться по чём зря в присущей им нехорошей манере.
Салон м-м де Севинье размещался в доме, построенным Пьером Леско и Жаном Гужоном в 1544-м году по адресу Rue F. Bourgeois 16. В 1644-м году Мансар только добавил 2-й этаж. Дом этот носит имя - Отель де Карнавале и сейчас действует как музей, посвященный маркизе де Севинье потому, что она считается главной спасительницей французского языка. Дело в том, что м-м де Севинье занималась спасением языка уже не от грубости, с чем было покончено стараниями предыдущих маркиз, но от жеманства, которое представлялось теперь французам гораздо большим злом, чем простой, но убедительный мат.
О, как я понимаю их, этих француженок Ренессанса! Разве нужно долго выбирать между сюсюканьем и чёткостью? Мысль должна быть выражена предельно точно и напрочь исключить возможность для разночтения. Для меня выбор лежит на поверхности. Всё и вернулось на круги своя!
Мадам не писала ничего кроме писем, из них абсолютное большинство в адрес своей дочери, но как-то случилось так, что их прочитала вся страна. О том, что читать чужие письма, считается не приличным, во Франции тогда совершенно не подозревали.
Писать бесконечные письма маркизу заставили суровые обстоятельства, так как ей, буквально не с кем было переброситься, парой слов, или, как сказали бы её оппоненты 2-го ранга (или союзники?) – по****еть. Случилось, что года через 3 после женитьбы, маркиз повздорил с соседом из-за какой-то дамы, не имевшей ни малейшего отношения к литературе. Маркиз был человеком со странностями и ценил в женщине не образование, как, скажем, вы и я, но совсем другие стати. Впрочем, так же и сосед, дюк дАльбре, которого тоже, никак не назовёшь эстетом. Сосед был прописан по той же улице Ф. Bourgeois, но в доме №31, как раз напротив. Дом - тоже сплошной Ренессанс, но сходство взглядов на архитектуру, к сожалению, не стало серьёзной помехой в споре за даму. После дуэли дюк ещё долго продолжал радоваться Ренессансу в своём доме, а бедный маркиз переселился в простой, деревянный ящик.
Мадам так и не устроила свою жизнь, и салон служил ей в известном плане вместо рубки дров.
Нинон де Ланкло была обеспечена несколько хуже маркиз, поэтому она, не имея наследственного дома, снимала 1-й этаж в доме, принадлежавшем архитектору Ардуэну Мансару. Построил его Франсуа Мансар, основоположник династии, тот самый, что навеки связал своё имя с Лувром, вычертив сногсшибательный дезайн. Ардуэну Мансару, племяннику и продолжателю, с чьим именем связаны Версаль и Дом Инвалилов, он перешел по наследству. Естественно, что в доме, построенном Мансаром для себя, Ренессанса было хоть жопой ешь, но за три последующих столетия он весь как-то поизносился, особенно с фасада.
Несмотря на финансовую нелостаточность, Нинон, унаследовав от Марион де Лорм красоту, вкус, ум и независимость, в отличие от неё никогда не позволяла себе зарабатывать на амурах, что очень ценилось в то странное время. Как она крутилась с деньгами, до сих пор остаётся тайной.
Всё, что связано с нею вызывает моё восхищение. Мнение её современников, включая короля, может быть и не было столь восторженным, но достаточно почтительным.
Нинон, одна из тех двух загадочных женщин в истории Франции, которые совершенно не менялись во времени. В 70 лет она выглядела на 25 и 20-летние мужчины, не зная её настоящего возраста, соревновались, чтобы стать её избранниками. Её собственной сын, не зная кто он, покончил с собой, потому что тоже хотел,.А она, зная, не давала. В общем, очень печальная история.
Умерла она 90 лет, пережив всех любовников своего поколения, поколения их детей и внуков и, чем чорт не шутит, может быть даже правнуков. Мало кому удалось спастись! Случайное ли совпадение, или она подстроила это специально, но со смертью Нинон в 1706-м году закончилась яркая глава Ренессанса во французской архитектуре и в том же году началась следующая – Классицизма.
К Л А С С И Ц И З М
Глава четвёртая
ОТЕЛЬ РОГАН – СУБИЗ
По поводу этого здания поэт как-то сказал:
«Рисунок гения, отель Роган Субиз
Построен им же в стиле За...бись»
В этом стихотворении, вместе с весьма эффектным поэтическим пассажем и нестандартной метафорой присутствует небольшая, но досадная неточность – стиля такового в архитектуре не существует вовсе. Это, скорее, характеристика того, или иного стиля, которая выражает нечто предельно возможное, близкое к Божественному совершенству и никак не связанное с быстротекущими человеческими страстями. В этоя плане, отель Роган-Субиз, по адресу F. Bougeois # 60 было несомненно лучшее, хотя и первое здание в Париже, построенное в1705-м году в стиле французского Классицизма. Потому, или нет, что его последний владелец, кардинал и дюк де Роган был классический дурак, этого никто не знает. Здесь, как впоследствии утверждал Маркс, могли быть задействованы гораздо более сложные социальные и экономические факторы. А, может быть, просто окончилась и изжила себя эпоха Ренессанса, Баррокко проскочило мимо и что-то новое должно было прийти им на смену. Тут как раз и подвернулся Классицизм.
Параллельно этим важным событиям во французской архитектуре, домовладелец, кардинал и дюк де Роган, несмотря на свою глупость, а может быть благодаря ей, задумал получить пост премьр-министра. Впрочем нет, о своей глупости он тогда ничего не знал и даже не догадывался. Компетентные органы на его счёт ещё не высказались, а на улице его, такого породистого и чтимого тоже дураком никто не смел обзывать, Нет, не уговаривайте меня, мотивация его решения стать премьером была какой-то иной. Со временем решение окрепло и для его реализации оставалось только одно – заручиться поддержкой королевы Марии Антуанетты.
Король Луи16--й в государственные дела предпочитал не соваться, а больше интересовался, как бы чего починить, сколотить, или выпилить, поэтому его распложение было кардиналу без надобности.
И вот, решив приручить королеву, де Роган уже знал, с чего начать. Его советчицей в этом вопросе была графиня де ла Мотт, очень не простая дама, так как её девичья фамилия была Валуа де Сент Реми и она считалась прямым потомком незаконного сына короля Анри 2-го. Сколько-то капель королевской крови ежедневно циркулировало в ней в разных направлениях. Считаясь в мнении Рогана особой, приближённой к королеве, она смогла убедить его, что Мария Антуаннетта безумно хочет выкупить у ювелиров ожерелье, которое Луи 15 заказал для своей фаворитки, маркизы дю Барри, но умер, не дождавшись окончания работ. Точнее, не дождалась маркиза, потому, что умер Луи 15-й. При этом, денег у королевы нет, хоть стреляйся, а обращаться к королю она, по причинам интимного свойства, не желает. Вот, если найдётся добрая душа, которая заплатит эти деньги, она, королева никогда не забудет и обязуется выплачивать искомую сумму по частям и, конечно же, с процентом. Ожерелье тянуло по тем временам на 1.6 миллиона, стоимость линейного корабля.
Кардиналу и дюку сразу пришло в голову, что добрая луша – это он и есть. Дело представлялось ему беспроигрышным. Через графиню он получил уже несколько записок на ту же тему, подписанных королевой и даже с помощью той же графини имел с ней деловое свидание однажды ночью с Версальском парке.
Впоследствии оказалось, что записки были поддельные, а королеву в тёмном парке сыграла ещё одна участница спектакля на вторых ролях. Но де Роган по известной причине об этом не догадался, купил ожерелье, притаранил к м-м де ла Мотт и рассыпавшись в куртуазных выражениях, просил отослать королеве.
При этом он галантно подпрыгивал, кланялся и прикладывая руку к груди, умолял передать королеве , что движет им исключительно преданность и желание служить ей, а для себя не ищет никаких выгод. В продолхение монолога графиня с большим трудом пыталась делать серьёзное лицо.
После чего, имея прекрасный аппетит от сознания хорошо обделанного дельца, кардинал и дюк поехал домой, насвистывая арию из Моцарта, откушал и сел на лавочку ждать прибытку.
Графиня, не откладывая дела в долгий ящик, выколупала брилианты, как изюм из сдобной булки, продала их и сразу же перестала узнавать бедного кардинала и дюка, который всё ждал.
Прошло ещё какое-то время. Никто не спешит назначать его премьером, да и должок тоже никто не бежит отдавать. Кардинал и дюк, всё ещё не премьер, очень вежливо обратился к королеве, опять напомнил о заслугах и намекнул, что крайне стеснён в средствах. Его так же вежливо спросили, что он имеет ввиду? Он объяснил более детально. Ему сказали, что это недоразумение и королева ничего ему не должна. От не удовлетворился и настаивал.
На этом этапе с вежливостью было покончено. Кардинала и дюка, уже без малейшей надежды стать премьером арестовали и судили за вымогательство. Чуть позже его всё же оправдали из-за недостатка злого умысла, но в частном опрелелении обозвали дураком. С этим новым титулом, заменившим все предыдущие он и жил в дальнейшем, хотя и на свободе, но не очень счастливо.(Мне было бы очень интересно узнать, да вот негде: -В наступившую вскорости счастливую пору всеобщего равенства, когда половы аристократов по всей Франции отделяли от туловища как движимое имущество, удалось ли Рогану убедить кого следует, чтобы новый титул ему зачли вместо прежнего, или башку все-же оттяпали?)
Графиня пыталась сбежить в Голландию, но её воймали, судили и заклеймили как техасскую корову. Или, точнее, как миледи – лилиями по плечам. Процедура, как известно, крайне болезненная и позорная. Единственное светлое пятно в ней то, как красиво она называется по французски – флёр де лис. После процедуры - её посадили пожизненно. Однако ей удалось сбежать и Лондон, подкупив тюремщиков на деньги, вырученные за камешки. Там она не долго радовалась жизни и вскоре от хронического безденежья выбросилась из окошка на троттуар.
Рассказанная история иллюстрирует 9-ю заповель Господа - «Не укради». и, как никакая другая показывает, что красть действительно грешно, хотя бы из чисто практических соображений. Если внимательно всмотреться в действия главных действующих лиц – никто из них так и не сумел хорошо распорядиться деньгами. Нажились тюремщики и ювелиры, сбывшие залежалый товар.
Но больше всего пострадала королева, Когда история эта, закрученная в тугую спираль, была преподнесена народу, он посчитал графиню невинной жертвой, а главной виновницей – ни в чем не повинную королеву. Здесь, надо сказать, что королева, тоже не ангел с крылашками и очень недообразованная в вопросах экономики и управления – это ей принадлежит прелестная фраза,что, «если у крестьян нет хлеба, пусть едят пироги» - в значительной степени оказалась жертвой ложной и массированной пропаганды. Как чужая, австриячка по рождению, она стараниями «друзей народа» стала ответственной за всё плохое, что случилось в стране. Когда через несколько лет разразилась революция, для неё афера с ожерельем стала, если не причиной, то одним из основных поводов. Во всяком случае, так утверждал Наполеон. И революция уже расплатилась с королевой, а заодно и королём по своей, всегда высшей мерке.
Что несколько утешает, в своё время все борцы за народное счастье откушали из того же пряного блюда, которое в 1793-м году приготовили для Луи и Марии Антуаннетты
МАДЛЕН
Знаменитая церковь Святой Марии Магдалины считается одной из самых чтимых в Париже, и именно здесь мне хочется закончить мой сюжет на светлой и жизнеутверждающей ноте.
Архитектурный стиль церкви – то, что в детстве называлось «помесь негра с чемоданом», всё же можно с некоторыми допущениями отнести к Классицизму. Снаружи, именно Классицизм, но греческий, т.е. колонны, фризы, капители и пр., изнутри – смесь из греческой и римской классики с арками и куполами плюс Ампир, и даже Готика. В общем, полный букет.
.
Только совсем не в этой мешанине стилей я собирался найти свою жизнеутверждающую ноту, а в её усопшей пастве, как ни странно для такой ноты.
Церковь была построена и освящена в 1842 году и сразу же стала наиболее престижным местом для отпевания именитых покойников. С этого момента цвет французской нации постоянно толкался здесь, чтобы занять очередь на процедуру, когда подойдёт время. Чтобы обрисовать масштаб, упомяну Шопена и Гюго, которых и отпели здесь при огромном стечении народа.
Однако никогда печальная церемония не знала такой торжественности и помпы, как в 1975-м году, когда провожали Жозефину Беккер. Процессию сопровождали сотни прузовиков с венками, был заслушан салют из 21 орудия, как для королей и президентов, и т.д.
Вы, конечно, помните, кто такая м-ль Беккер, - американская танцовщица, что в ранних 20-х приехала в Париж и осталась навсегда, чтобы стать первой чёрной леди, которая добилась феноменального успеха в Фоли Бержер и, буквально, потрясла толстого парижского буржуа своей прехорошенькой чёрной жопкой. Нет, она не была основательницей жанра. Белые, голые танцовщицы с остервенением заплясали на сцене Фоли Бержер лет за 15 до Жозефины, но теперь им уже нечем было поразить пресыщенную французскую публику. Вы видите, как важно вовремя внести пусть маленькую, но свежую струю – и вот. салют у вас в кармане.( почему-то этот салют действует на меня, как красная тряпка на быка. Наверное, потому, что ещё раз заставляет задуматься о том, о чём думать не хочется – несоответствии поступков и воздаяний.)
В молодости мне не случилось бывать в Париже, а заносило по делам службы в другие, не менее чтимые очаги цивилизации, как-то Лисичатск, Сумы.и ещё пород Чугуев, славный среди городов русских тем, что производил, а затем сплавлял своим ходом вниз по реке топоры. Вероятно они не отвечали ожидаемому качеству, отчего народ-языкотворец, слагая песни на производственную, по тогдашней моде тематику, называл их несколько неприлично. (Из песни, известно, слово не выбросишь, но букву, наверное, можно)
«По реке плывёт топор с города Чугуева
И куда ж тебя несёт железяку х...еву.»
И вот там, в советской глубинке, наблюдать голых баб командировочного звания, танцующих новомодные танцы в гостиничном номере, приходилось одно время относительно часто. Ну, не то, что бы часто, но несколько раз, это точно. И, если бы гостиничные номера хотя бы частично соответствовали количеству ****ей, счёт мог быть совсем иным.
Не наша вина, что так мы представляли себе Фоли Бержер. Наши возможности в этом бизнесе были искусственно ограничены, но мы, если пытались воспроизвести западную культуру, старались делать это пусть грубо, но естественно. Плевать было мне, что вместо золотистых туфелек на тонких, высоченных каблуках, на ногах танцующей на столе девушки были ободранные и раздолбанные сандалии модели Скорохода. Да и не туда я смотрел. В душе моей все пело во время этого танца. Но, о каком салюте могла идти речь? Где бы я взял пушку? И, разве я знал тогда, что именно так требуется провожать танцовщиц? Однако, никогда, поверите ли, никогда не пришло мне в голову аккомпаниировать танцу салютом из того орудия) что было всегда под руками. И звуки которого, при определенно направленном воображении могли бы художественно иммитировать артиллерийскую пальбу. Ищущий режиссер, на идею эту мог бы запросто клюнуть и потом с блеском разыграть. Но, повторяю, это было не по мне. Возможно, я много о себе мнил и, поэтому полагал такой способ выражения эмоций малоэстетичным. Скорее всего я был тогда не прав. Говорила во мне молодость и излишняя стыдливость. Сейчас, в возрасте старого пердуна, мне гораздо проще мириться с тем, что казалось раньше неприемлемым и, наверное, я легко мог бы перешагнуть через тот юношеский стыд, но уже давно никто не старается повеселить меня пляской в голом состоянии.
.