11.
Бескрайнов хотел встретиться с Надеждой, и она, как обычно, пригласила его к себе домой. Дома была и тётя, Нина Ивановна.
- Здравствуй, здравствуй, молодой человек! Что-то быстро вернулся, а говорил до осени, - с порога приветствовала его Нина Ивановна.
- Так получилось…
- Чувствую, что-то случилось, признавайся!
- Да, нет… просто дела…
- Какие у тебя дела, бездельник?
- Ну, уж и бездельник…
- Привет, Иван! – спасла его от дальнейших объяснений Надежда.- Пойдёмте ко мне.
Они перешли в комнату Надежды.
- Как отец? - спросил Бескрайнов.
- Ничего, всё бегает, решает мои вопросы, которые придумывает сам, заботится. А как ваша бабушка?
- Бабушка в своём амплуа, дай ей Бог здоровья.
- Что, достала?
- Нет, просто бабушки никогда не перестают быть бабушками. Как вы проводили всё это время?
- Я должна дать отчёт?
- Нет, нет… Я просто так…
- Посещала разные тусовки, была в театрах, на концертах, в музеях, всё, как вы учили…
- Я всё хочу спросить у вас, Надежда, вы нашли своего суперделового мужчину, которому могли бы подарить свою любовь?
- Ну, во-первых, я никого не искала, не ищу, и не собираюсь искать, а, во-вторых, любить никого не собираюсь.
-Я не в том смысле, чтобы прямо искать… Но вы же хотите, чтобы рядом с вами был мужчина-управляющий?
- Да, но он должен найтись сам!
- Разве так бывает?
- Если человек хочет, всё будет!
- Не всё происходит по воле человека…
- Вы там случайно не уверовали?
- Ну, что вы…
Они немного помолчали. Бескрайнову хватило недавнего диспута со Светогоновым и он не хотел повторения этого с Надеждой, поэтому сказал:
- Я тут недавно прочёл одну интересную книгу по психологии. Скажите, у вас была строгая мать.
- Да, а что?
- Характер человека во многом определяется соотношением характеров родителей. Ведь отец у вас мягкого характера?
- Вы и сами знаете.
- Расскажите мне немного о матери.
- Мать моя действительно была строгой и серьёзной женщиной, никогда не смеялась и не любила шуток, анекдотов и розыгрышей, тепла, нежности и ласки я даже в раннем детстве от неё не видела, а уж после и подавно. Даже, когда я была подростком, она наводила порядок на моём столе так, как она хотела. А уж о том, чтобы побаловаться дома или на улице, и речи не могло быть, в своём присутствии она этого не позволяла.
- А отец?
- Папа боялся мамы, боялся даже слово против сказать. Но это вовсе не мешало ему в тихую увиваться за каждой юбкой. Мама знала об этом, страдала, но гордость и характер не позволяли ей даже намекнуть на это. При маме же отец был ниже травы и тише воды, и делал всё, что она ему говорила.
- Всё, как в учебниках. У строгой, а порой и жёсткой, матери и мягко характерного отца сын всегда в последствии страдает комплексом неполноценности, а дочь даже превосходит мать в своей силе и неуважении к мужчинам.
- Так вот зачем вы всё выспрашивали меня о родителях, это, чтобы подвести к тому, что я плохо отношусь к мужчинам!
- Вовсе нет, просто это психология.
- Всё просто, что непросто…
Они замолчали, и, вдруг, Иван увидел лицо Анастасии. Нет, это было не видение, он увидел её внутренним взором, вспомнив о ней. Они виделись совсем немного, и при этом Анастасия не сказала и нескольких слов, но образ её запечатлелся у него в памяти. Анастасия смотрела на него своими большими серо-голубыми глазами, светло-русая коса была перекинута через плечо. И сейчас он невольно сравнил их, Надежду и Анастасию, и ему стало скучно, стало не о чем говорить, и захотелось уйти. «Что это, вдруг, Анастасия, с какой стати, ведь я совсем не знаю её?» – подумал он в замешательстве. Значит, было что-то в ней, если она возникла перед ним теперь, после того, как он анализировал характер Нади и причины его свойств.
Бескрайнов из вежливости остался пить чай. Пришёл Георгий Иванович, и они все вчетвером ещё поговорили о том и о сём. Наконец, Иван простился, пообещав зайти на следующей неделе, и ушёл.
Он понял сегодня, что Надежда его больше не интересует.
А образ Анастасии всё не выходил у Ивана из головы. Всю дорогу домой, и дома, что бы он ни делал, он думал о ней. И, как бывает в таких случаях у творческих натур, его не покидало желание запечатлеть её образ, выразить с помощью искусства, чтобы дать выход тому напряжению чувств, которое она вызывала в нём. Он метался по квартире, брался за карандаш, пытался искать её фотографию, хотя знал, что её просто не может быть, начинал что-то наигрывать на гитаре, записывал целую стихотворную строфу, тут же зачёркивал её, писал ещё, рвал бумагу… Так в порывах и метаниях прошло около двух часов, в итоге он обессиленный упал на диван и лежал, глядя в потолок, словно там пытаясь найти творческое решение, но или не находил его, или не знал с чего лучше начать.
Бескрайнов презирал себя сейчас. Ему идёт уже тридцать второй год, а он до сих пор не может ни на чём сконцентрироваться и что-то создать. Он знал, что для этого нужно делать, но его бедой было чрезмерно развитое воображение, когда он, вдохновлённый замыслом, начинал представлять себе весь творческий процесс поэтапно вплоть до результата. Воображение его было так быстро и живо, что сознание его воспринимало этот виртуальный процесс творения, как реальный и уже произошедший. Получалось, что он уже создал своё творение, создал быстро, оно получилось хорошим, и он получил признание. Казалось, теперь он, воодушевлённый этим воображаемым успехом, должен был бы приступить к его реальному претворению в жизнь, но вот тут-то и начиналось главное. От активной игры фантазии творческая энергия, которая так необходима для реализации замысла, куда-то полностью улетучивалась, и он, опустошённый уже не в силах был что-то начинать в реальности, ему представлялось это тяжёлым и трудным, и он переключался на что-то другое в поисках новых впечатлений, то есть, новых источников энергии.
Вот и сейчас с ним происходило то же самое. В мыслях он уже сделал фотопортрет Анастасии, и он был, как всегда прекрасен, написал талантливое стихотворение, посвящённое ей, сочинил к стихам задушевную музыку и спел эту песню под гитару, вызвав бурные аплодисменты воображаемой публики.
Он встал и на глаза ему попался альбом с иллюстрациями известного художника, который он смотрел вчера вечером и оставил раскрытым возле телевизора. Альбом был раскрыт на одной картине, которая поразила его ещё вчера. Хоть это была и иллюстрация, но она была удачно выполнена, и передавала неповторимый колорит и неба, и леса в октябре, каждое дерево, каждый листочек жили своей особой жизнью, и, в то же время, создавали чувство единства всего со всем. А женщина и мужчина как выписаны! Сразу на ум приходит мысль, что любовь сама создаёт красоту и находит её вокруг. Гениально!
Но откуда художник взял эти краски, эти тона и полутона, эти переходы, как он мог так запечатлеть мимику, взгляды, жесты, движения и всё то, что создало этот шедевр? Кто дал ему это и все умения? Неужели этому предшествовали длинный период напряжения воли, упорного и тяжёлого труда по отработке отдельных приёмов и навыков, обретения техники письма, неужели ему понадобилось перевести горы бумаги, картона и холстов, чтобы научиться так писать, чтобы одним еле заметным движением, штрихом, мазком сделать картину, так трогающую душу? «Но ведь и у меня есть и горение, и чувство прекрасного, и умение сделать оживляющий, заставляющий чувствовать «штрих» и «мазок», будь то слово, частица слова или игра светотени. Почему же всё это не реализуется в произведения, куда уходят все мои силы?» - думал в отчаянии Бескрайнов
И тут он вспомнил, как один мудрый человек говорил ему: «Познай себя, познай, кто ты и для чего пришёл на этот свет. И береги энергию, ведь, если ты получил свыше способности и таланты к поэзии, то не нужно собственную жизнь превращать в жизнь своего сиюминутного лирического героя, а, наоборот, наблюдая жизнь, переносить её смыслы в свои произведения».
Он выдвинул ящик письменного стола и стал перебирать какие-то бумаги. Вот он достал папку, раскрыл её, и начал по одному перекладывать печатные листы из неё на стол. Но, вдруг собрал их, засунул обратно. Потом достал откуда-то снизу толстую старую тетрадь, исписанную синими чернилами, полистал её, вернулся на первую страницу и прочёл:
«Я буду ежедневно, ежечасно служить людям, творить добро своими делами, словами и мыслями. Только ради этого стоит жить, в противном случае это будет не жизнь, а существование. А существовать я не хочу, лучше тогда не жить вовсе.
Помощь людям ради Добра, Истины и Красоты, что может быть лучше и благороднее такой жизни. Отныне день за днём я буду жить так!»
Это был его дневник, запись была датирована 5 сентябрём 1996 года, тогда ему, студенту третьего курса института было 19 лет. С тех пор прошло почти тринадцать лет, и вот он держит в руках свой старый дневник.
«Боже мой, неужели это написал я?.. – подумал он. – И после этого я ничего не сделал, ни-че-го за все эти годы!..»
Он погасил в комнате свет, подошёл к окну, отдёрнул штору. Уже была ночь, безоблачное небо было усеяно звёздами, теми же самыми звёздами, что и тогда, когда он писал эти строки. Разве он думал тогда, что у него будут свидетели, да ещё такие – звёзды? Сколько они повидали на своём веку, сколько они слышали слов, обетов, клятв. Есть поговорка: «Что написано пером, не вырубишь топором». Почему древние знали это? Может быть, они знали о Книге Жизни и Книге Мёртвых? По преданию в Книгу Жизни записывается всё из жизни человека. Свет отражается и уходит во Вселенную, и так же, как свет от звёзды идёт и после её исчезновения, идёт бесконечно, пока не дойдёт до края Вселенной (если у неё есть край), так и с поступками и делами человеческими – в пространство постоянно уходит его персональная «кинолента» со всеми подробностями. Но и мысль имеет волновую природу, и ещё более тонкую, чем свет. Значит, транслируются и наши мысли, и наши желания. А если это так, то, может быть, где-то, среди звёзд, находится и записывающее устройство – вот тебе и Книга Жизни!
Холодные огни уличных фонарей бесстрастно светили свой последний ночной час,
В одном из окон, крепко спящего дома напротив светилась свеча. Может там кто-то молится, может, плачет, может быть мечтает или жалеет себя. Говорят, что этой ночной порою человеческие сны витают над домами и молча разговаривают со звёздами. Но, кто докажет, что это правда?
Иван включил свет, положил папку с тетрадкой в стол, постоял немного в задумчивости, и, решил, что утро вечера мудренее…