Рассказы старого сверчка3 Нежное сердце Бетховена
Рассказ третий из книги "Рассказы старого Сверчка"
- Сегодня, мои дорогие друзья, я расскажу вам о совершенно другой музыке. Она наполнена ветрами, бушующими водными потоками, бурями и грозами. Но не пугайтесь, мои дорогие! После бури тучи рассеиваются, и обязательно появляется солнце. Теплое, ласковое, нежное… Такова музыка Людвига Ван Бетховена. Послушайте.
Людвиг ван Бетховен обладал яркой запоминающейся внешностью. Смуглое лицо с правильными крупными чертами. Правда, с годами эти черты стали более резкими и асимметричными. Широкий короткий нос. Мощный шишковатый лоб. Тонко очерченный рот. Черные густые пышно вьющиеся волосы, не знающие гребня. Выражение сосредоточенное, серьезное, и даже порой хмурое. Гордая осанка. Походка быстрая, стремительная. Я видел, что когда Бетховен сочинял или обдумывал свои идеи, то он прогуливался, вернее, «обегал» этой своей походкой весь город дважды каждый день в любую погоду. А вот глаза… Если бы великий композитор удостоил вас своим взглядом, вы сделали бы потрясающее открытие… глаза у Бетховена были светлые, голубые, глубокие, как вода в могучей реке Рейн, на которую часами мог смотреть Людвиг будучи еще маленьким мальчиком. И взгляд внимательный, пылкий, нежный, и в тоже время скорбный, словно наполненный трагичной безысходностью. Так, наверное, смотрит смертельно раненный зверь. Величественный, смелый, но беспомощный и обессиленный… Бетховен и был похож на такого зверя. Сильный независимый дух в израненном болезнями теле…
Маленький Людвиг рос не по годам серьезным, сосредоточенным вдумчивым мальчиком. Но не без шалостей, конечно, свойственным любому мальчишке, да еще с таким живым, темпераментным характером, какой был у Людвига! Он обладал удивительной честностью в отношениях с людьми. Если кого-то любил, то горячо и искренне. Но и чувство неприязни не мог скрыть. Из-за этого всю жизнь свою страдал и нажил немало врагов и завистников. Душа его была настолько хрупкой, что он не мог слышать крика, брани, несправедливости, жестокости. Он буквально терял слух. Внезапно возникающий шум в ушах доводил мальчика до мучительной головной боли, потом вдруг так же внезапно исчезал. Людвига оглушали оскорбления и ругательства отца, являвшегося после очередной гулянки в кабаке… Его глумления над матерью… Оглушали ночные занятия, когда подвыпивший отец к великому ужасу матери сонного и плачущего малыша сажал за клавесин… Оглушали надрывные приступы кашля больной матери… Да и как может вместить в себя детская душа все эти несчастья? Мальчик никому не жаловался. Только мать, горячо любимая, нежная, молчаливая мать знала об этом. Ей не надо было ничего говорить…
Тяжело жилось в собственном доме Людвигу. Голод, нужда. Но страшней всего унижения. Людвиг до конца дней сохранил невероятное чувство собственного достоинства, несмотря ни на что и вопреки всему! Он не стал придворным музыкантом, не заискивал и не искал ни с кем знакомств. Не покупал любви и уважения. Он всегда оставался самим собой, чтобы ни произошло, и какие бы испытания не уготовила ему судьба. Именно поэтому маленькое нежное детское сердце Людвига буквально разрывалось от гнева и беспредельной жалости к почти совсем опустившемуся отцу. Еще недавно Иоганн Бетховен был красивым очаровательным жизнерадостным юношей, обладавшим прекрасным тенором, довольно известным певцом в придворной капелле. Правда, непоседой и гулякой. Но было счастье и в их доме. Еще совсем недавно… Людвиг любил вспоминать, как отец сажал его на колени и разучивал с ним упражнения и этюды и искренне радовался феноменальным способностям сына. Тогда его еще не одолела корыстная идея сделать из мальчика второго Моцарта-маленького гения и заработать на этом. Еще недавно в доме Бетховенов слышался звонкий заразительный отцовский смех, собиралась веселая непринужденная компания. И мать, еще здоровая и улыбчивая, гостеприимная и счастливая. Мама… Как Людвиг любил ее! Считал лучшим свои другом. Я слышал, с каким счастьем он произносил это нежное слово. Мама… Казалось, что это и есть самые счастливые мгновения в его жизни! Потеряв мать, он не смог преодолеть в себе эту невосполнимую утрату.
Да… Все запечатлелось в его глазах! И скорбь, и печаль, и любовь, и свет… Все удивительным образом переплелось в его музыке. И только чуткое ухо и доброе сердце способны все это уловить и почувствовать.
О, мои дорогие друзья, посмотрите! У меня сохранилась афиша того времени! Бумага изветшала и пожелтела, буквы стерлись. Но это великая ценность! Я вам прочитаю: «Сегодня 26 марта 1778 года придворный тенорист Бетховен будет иметь честь показать в музыкальном академическом зале… своего шестилетнего сынишку… с разными клавирными концертами и трио…»
Представляете «… шестилетнего сынишку с разными клавирными концертами и трио»! Действительно, этот неулыбчивый малыш обладал гениальными музыкальными способностями. Но с учителями ему не везло. Чаще всего это были дружки отца. Они без конца сменяли друг друга. Однажды судьба улыбнулась маленькому музыканту. Его новый учитель Христиан Готлиб Нефе оказался необыкновенно чутким к таланту маленького Людвига. Сам необычайно образованный, он усиленно занимался со своим одаренным учеником, называл его вторым Моцартом. И даже устроил его своим помощником. Помощником органиста в придворной капелле! Радости Людвига не было предела! Даже несмотря на то, что он не получал никаких денег за свою работу. Ведь его дорогой учитель позволял ему, двенадцатилетнему мальчику, исполнять ответственейшие партии на органе! Это ли не счастье!? Людвиг словно растворялся в гармонии этих стройных, сдержанных и в то же время необычайно проникновенных звуках органа. Он импровизировал, забывая обо всем на свете. Вот они, счастливые минуты! Вот она… жизнь!
Мама… Она умерла, когда Людвигу было шестнадцать лет. Он узнал об этом как раз в тот момент, когда произошла такая долгожданная встреча с великим Вольфгангом Амадеем Моцартом. Вот бы жить рядом с самим гением Музыки, учиться у него, слушать его, ловить каждое его слово и каждый исполненный им звук! Встречу эту он выстрадал, борясь со своими сомнениями, тяжкими раздумьями о семье, денежными затруднениями. И вот… Всего лишь несколько минут он смог провести с любимым композитором! Правда, молодой Бетховен все же успел поразить великого Моцарта своим гениальными импровизациями на заданную тему! И великий Моцарт воскликнул: «Обратите внимания на него! Он всех заставит о себе говорить…»
Бедный Людвиг… Вслед за маменькой умер и отец, совсем опустившись. И Людвиг в таком юном возрасте стал главным кормильцем в семье! На его руках остались младшие братья и сестренка. О, Людвиг, Людвиг! Эту неистовую трудоспособность подарил тебе твой дед, всеми уважаемый «господин придворный капельмейстер»! Тебе хватало сил работать в капелле органистом, вечерами играть на альте в оркестре оперного театра, давать бесчисленные уроки музыки! Да еще перенести ужасные болезни… И ты умудрялся заниматься сочинительством! И бесконечно учиться! Как рано ты повзрослел и понял, что «Дарования и щепотки достаточно, а упорства нужно океан... Сто раз потерпишь неудачу, сто раз начни снова. Человек может одолеть любое препятствие… Нужна еще и уверенность в себе, но не гордыня. Храни тебя Бог от нее…» Ты надорвался, Людвиг, но не сдался. И не сдавался никогда! Откуда в тебе эта сила?! О, нет, мои дорогие, Людвиг вовсе не обладал богатырской внешностью. Таким его рисуют на портретах. Эдаким скорбным черноволосым принцем. На самом деле Людвиг был невысокого роста, худенький, со следами оспы на лице. Таков облик гения...
Людвиг бесконечно учился. Да, мои дорогие. Кроме него самого, никто не заставлял его учиться, никто не уговаривал, никто не объяснял, что Дар это не просто подарок. Но и тяжкий каждодневный труд. И хотя Готлиб Нефе спустя годы и написал своему любимому ученику: «Учителем Людвига Бетховена был сам Людвиг Бетховен…», Людвиг всю жизнь бережно хранил благодарность тем, которых считал своими учителями. Иозеф Гайдн – великий композитор, необычайно добрый и отзывчивый человек… Иоганн Альбрехтсбергер – прекрасный теоретик музыки, строгий и требовательный… Антонио Сальери – последний венский наставник, которому Людвиг посвятил три сонаты для фортепьяно и скрипки… А Иоганна Себастьяна Баха и Георга Фридриха Генделя Людвиг считал композиторами, достигшими вершины музыкального искусства…
Все радости в жизни Людвига были недолгими. Ему было суждено всю жизнь бороться с невзгодами, разочарованиями, потерями, предательствами, со страшными недугами, разрушавшими слабое тело и приносившими мучительные страдания. А главное, преодолевать глухоту, все больше и больше одолевавшую композитора. Одно только это доставляло ему немыслимые муки. Глухой композитор! Что может быть нелепее!? Но и что может быть невероятнее и удивительнее!? Он долго боялся, что кто-нибудь узнает о его недуге, не мог с ним примириться, даже жаждал смерти, но… Бог дал ему сил преодолеть и это. И он смирился. «Терпение – так зовется то, что я должен избрать себе путеводителем, и я обладаю им…» Что уж говорить о другом… О несбывшихся мечтах и не растраченных чувствах. О вынужденном одиночестве. О добровольном заточении в неуютных стенах собственной квартиры, где бесконечно много работал, порой сутками, без еды и отдыха. А, может быть, это и есть судьба гения и плата за свободу?! Пути Господни неисповедимы… Послушайте вот это, мои дорогие. Какие горькие строки! «О, вы, люди, полагающие или толкующие, будто я злобен, упрям, мизантропичен, - как вы ко мне несправедливы! – писал он свои братьям Карлу и Иоганну, - Сердцем своим и разумом я сызмальства предрасположен к нежному чувству доброты, я всегда был готов к свершению великих дел…» О, мы знаем, знаем, Людвиг! Вся твоя боль и вся твоя нежность в твоей музыке. И мы, твои почитатели бесконечно любим тебя! И кто знает, если бы все было по-другому, благополучнее и радостнее, мы никогда бы не услышали прекрасной музыки, рожденной в этой мятежной, могучей, сильной и очень чуткой и нежной душе. Невероятная грусть знаменитой «Лунной» сонаты, посвященной вовсе не лунной ночи, а связанной с более глубокими душевными переживаниями и названной композитором «Сонатой как бы фантазией»… Беспокойные страстные интонации «Крейцеровой сонаты»… Мощь Героической симфонии… Трогательная песенка «Сурок»… Могущественная бурная «Аппассионата»… Музыку, особенно музыку Бетховена, невозможно описать. Ее нужно слушать, а главное, слышать. И тогда можно уловить этот невероятной силы и мощи светлый взгляд голубых глаз гениального композитора…