ВООБРАЖАЕМЫЙ ДИАЛОГ С Ф.М.ДОСТОЕВСКИМ
О национальном самосознании
и межнациональных отношениях,
о вере и неверии, мире и войне
[1978-1979]
Часть одиннадцатая: Инородцы неспособны постичь Россию? – Оздоровленье корней. – Почва, сдобренная желчью. – Вселюбовь. – Большая Варфоломеевская ночь. – Бог и Царь: две силы. – А в тройке-то кто? – Гулливер и лилипуты.
Г.Г. В прошлый раз мы затронули отношение к инородцам – в том плане, что они вроде как не способны по-настоящему воспринять и понять что-либо истинно русское. Не только вы, Федор Михайлович, но и другие крайние патриоты убеждены: все инородцы, даже если их предки давным-давно осели на русской земле, ставшей Родиной уже для нескольких поколений, – не могут искренне и беззаветно проникнуться любовью к ней, породниться с ее нравом. Они не способны якобы ни дух России постичь, ни страдания и радости ее принять как свои, ни ее прошлое вместить в себе, ни к будущему с ней заодно устремиться и положить на это все свои силы.
Крайние русские, и вы в том числе, не хотят осознать: Родина – понятие наднациональное. Родина есть Родина – для всех, кто увидел свет под ее небом, в том числе для тех, чьи предки, быть может, и не слыхивали о существовании такой страны. Кто ты ни есть по национальности, Родина для тебя – место и страна, где ты рос, чьими соками воспитан, а также населяющий эту страну народ, к которому ты изначально природнен. Чувство Родины бывает подчас незнакомо и чуждо самым что ни есть «коренным» и «чистокровным», и наоборот, очень часто «инородцы» (выходцы из других земель, сыновья и дочери вновь обретенной ими Родины) оказываются в числе беззаветных и самоотверженных патриотов. Причем эта их преданность и любовь вовсе не обязательно должна гасить в них память о родине их предков.
Вы, Федор Михайлович, а еще больше ваши последователи немало говорят о наблюдавшемся до сих пор упадке русского национального самосознания, о необходимости Оздоровленья Корней, возрожденья всего русского в первозданной чистоте и жизнеспособности. Само собой, говорят также о причинах упадка, о путях возрожденья. В зависимости от того, как объясняют упадок, – предлагают и противоядья. Наиболее крутые радетели русского «корня» встали на путь взвинчиванья страстей – они усматривают причины упадка в засилье Чужеземцев, Инородцев, Иноверцев; дескать, всё нерусское по происхождению своему, укоренившись и обосновавшись на земле русской, не только остается чуждой России, но и становится неизбежно вредным, опасным, враждебным ее основам и строю, а посему всю эту «неметчину», «жидовщину» и прочую нечисть следует раз и навсегда выкорчевать и отторгнуть от русской почвы.
Ревнители русской исконности озабочены тем, что инородные веянья и влияния «засоряют», «портят» и, в конечном итоге, «подрывают основы» русской культуры, так что надо, по их мнению, всеми средствами оградить русское искусство, литературу, просвещенье от этих вредоносных, хотя, может, и не всегда злонамеренных, вторжений.
Что я скажу по этому поводу? Почва – это, конечно, очень важно, первостепенно важно. Без почвы никак нельзя. Но та желчь, которую источают иные «почвенники», вряд ли есть желанное и полезное удобренье для русской почвы. Что произрастет на ней, воспитанной желчью? Разве лишь ядовитые грибы – ими будут травиться потомки.
Псевдорыцари русской культуры склонны, например, заведомо лишать всякого писателя-инородца права называться русским писателем – на том справедливом основании, что не всякий пишущий по-русски – русский писатель. Эти рыцари упускают только из виду, что среди пишущих, публикуемых и читаемых на русском языке – тьма-тьмущая и самых «чистопородных» русских, которые и язык уродуют, и душу русскую опошляют.
Это не значит еще, скажете вы, что инородцы могут Русь не со стороны, а во всем проникновении выразить. Конечно, Федор Михайлович, это еще не довод. Да нужны ли тут доводы?! Само искусство, сама литература накопили в избытке резонов, убедительных и неотразимых. Прежде чем назову несколько славных имен русской культуры, должен лишний раз сказать, как неприятно вообще вести разговор и диспут по этому «вопросу». Словно ломишься в открытую дверь. Но и оставить без внимания все выпады против «чужаков» и «пришлых» никак нельзя.
Нужно ли напоминать о том, что в жилах русской истории, как и буквально в жилах русских людей, течет и пульсирует не только исконно русская, но и давно освоенная скандинавская, французская, татарская «кровь», и чьей только «крови» здесь нет?! Но ведь от этого она не перестает быть русской. Истинно русской. Назову несколько имен – писателей, художников, скульпторов, творивших в вашем девятнадцатом и, простите, в моем двадцатом столетиях: Даль, Жуковский, Фет, Соллогуб, Марк Антокольский, Левитан, Куприн, Блок, Ахматова… Вам, Федор Михайлович, пока что не все эти имена знакомы, но это и не суть важно. Я собрал это малое созвездье, чтоб сказать вам: по происхождению своему эти люди не «вполне», не «чисто» или вовсе не русские, но они по достоинству заняли почетные места в ряду вдохновенных певцов России, заслужив себе известность и признанье во всех слоях русского народа.
Пытаться «очистить» русскую «кровь», отделить ее от «нерусской» - дело безнадежное, а главное - безумное, саморазрушительное. Если на то пошло - ведь и Лермонтов, гордость русской поэзии, русского духа, тоже «с примесью». И Пушкина - самого Пушкина! - не было бы у русского народа, если б не приняла Россия под свой радушный кров его чернокожего предка. Чего ж добиваются ваши единомышленники? Неужто Россия согласится с тем, чтобы самозваные «охранители», «выразители» ее интересов взяли на себя задачу и ответственность просеивать деятелей культуры через некое решето, выбраковывая «подозрительные семена», в которых, вполне вероятно, могут таиться новые Феты, Дали…?!
Не поймите меня так, будто беспокойство за русскую культуру, за чистоту ее - никчемно. Мне только обидно и жаль, что причины упадка вы ищете совсем не там, где они могут быть обнаружены, а пути к новому подъему и возрожденью избираете с неоправданным и небезопасным креном, рискуя соскользнуть в новое бездорожье и хлябь. Когда я слышу, что инородцы привносят в русскую культуру элементы своих национальных истоков - я с этим не спорю. Но если мне говорят, что тем самым «засоряют» ее, мешают ее развитию, так как эти «чуждые» элементы несовместимы-де с ее органическим устройством, - тут остается лишь развести руками.
Принимая постоянно эти посильные вклады инородцев, русская культура сама, естественным образом производит их отбор и - либо усваивает их, полностью или частично, либо отторгает, сразу или со временем. Вовсе неправомерны утвержденья тех, кто считает несовместимость разнородных «тканей» и «кровей» заведомо предопределенной. Можно тут спросить по аналогии: в тех случаях, когда человеку требуется вливание крови, взятой у другого человека, что учитывают - национальную принадлежность вступающих в «кровное родство» или только группы крови, независимо от национальности и расы?
Русская да и любая другая культура отторгает не только многие из инородных притоков, но и многое из собственных национальных глубин. По природе своей национальная культура не так националистична, как это кое-кому кажется и как это кое-кто хочет изобразить. Живая душа культуры гораздо сложней, восприимчивей, своенравней, нежели это пытаются представить записные патриоты. Она много мудрей и жизнеспособней, чем это мнится бдительным «евнухам», стоящим на страже девственной неприкосновенности культуры.
Национальная культура так же многообразна и так же пластична, как и нация, которую она олицетворяет и выражает, и как сама жизнь, которая формирует и нации, и культуры. Подлинная забота состоит не в ограждении, не в изоляции родной культуры от сторонних воздействий, не в определении формулы ее чистоты, не в выискивании и клеймении примесей, а в том, чтоб обеспечить ей непринужденное развитие и свободное дыхание. Лишь тогда не будет ее лихорадить, тогда-то и преисполнится она новым подъемом всех своих глубинных сил.
Эти мои сужденья - конечно же, никакая не теория, а результат прямых наблюдений, живого опыта. Та чистота, которую желают сохранить за русской культурой ее питомцы, достигается не кипячением и выпариванием или другими специальными приемами. Сколько ни впитывала она инородных ручейков - ничуть при этом не обеднела, не утратила замечательной своей самобытности, стала лишь полнокровней, свежей. Как ключевая вода - чем больше слоев земных глубин пройдет, тем чище и вкусней становится.
А если заглянуть в самую глубь веков, когда еще только-только зарождалось то, что мы теперь называем русским народом, русским духом, - что мы найдем и увидим там? Есть ли некий единственно исконный, кристально чистый источник, родник, первоначальная русская кровиночка? Нет, Федор Михайлович, такой кровиночки не было и не могло быть. Это тоже понятие относительное, собирательное. Не мне учить вас русской истории - вы лучше знаете, из какого множества и обилия племен складывалась великорусская народность. И в течение всех столетий ее роста и развития не обходилось без новых и новых слияний, отслоений и прочих процессов. Так что нечестно говорить сегодня о «чистоте» русской, да и какой бы то ни было нации, если даже первородная чистота ее может быть принята лишь в условном смысле и значении.
В конце концов, и не в этом суть дела. Допустим, есть она, эта «родниковая чистота»! Ну и что? Будете носиться с ней, как с писаной торбой? Всё равно - согласитесь: чистота, даже высшей пробы, не дает ни малейшего основанья претендовать на исключительность нации, на ее чрезвычайную миссию, возносимую над жалким уделом «прочих»…
Своей «правдой», Федор Михайлович, вы хотите одарить весь белый свет, все народы - даже и в том случае, если они, как вы считаете, еще не дозрели до осознанья вашей «бескорыстной», «жертвенной», «идеальной» Вселюбви. Но ведь всякий человек, как и всякий народ, может ошибаться, заблуждаться - неужели вы и тут счастливое исключенье? А что, если все-таки ваша «правда» - ложь, ваше «добро» - зло? Какую такую «истинную веру», какое «всеобщее добро» понесете вы народам мира, если турки для вас - «слизняки, выдаваемые за людей», французы - «конченая нация», поляки - «предатели»?
Ни один народ, по-вашему, и в подметки не годится русским. Согласно вашей версии, русский народ, при явном и несравненном превосходстве духа своего, всё же не отворачивается от малых и сирых, а наоборот, устремляется к ним на выручку - освободить, спасти их, вдохнуть в них новую жизнь, поднять их «до себя». Ну а что, если народы эти не пожелают такого покровительства и попеченья, откажутся от подобных благодеяний? Не придется ли эту манну небесную запихивать им в рот, как несмышленым деткам? А если они, глупенькие, и тогда не станут заглатывать да попробуют отплевываться?
Впрочем, что ж это я рассуждаю? Вы ведь на эти вопросы давно уж дали ответ. Вам главное осознать свое высшее, спасительное назначенье и следовать ему, не обращая внимания, нравится это «спасаемым» или нет и скоро ли они поймут вас или никогда. Мне всегда в таких случаях вспоминается один литературный персонаж - он вынул из кармана револьвер и решительно заявил: «Я человек порядочный и сомневаться в этом никому не позволю»…
И все-таки - в чем резон? Что дает вам основанье принижать и брать под свою опеку другие народы, большие и малые? В арсенале вашего внушения - лишь цветистые фразы, где вместо тычинок - острия штыков. Мотивы, побуждения у вас, Федор Михайлович, не выдержаны в духе религии, которую вы как раз ставите на первый план. Все те поношенья, которым вы подвергаете католичество (не говоря уж об иудаизме), можно адресовать и всему тому, что вы проповедуете для православия. Говорите, что папа Римский ратует за мировое господство и жертвует всем святым ради «земного владения»; а вы сами не к тому ли стремитесь, не того ли добиваетесь?
Сколько бы вы ни твердили о бескорыстии, самопожертвовании - конкретные очертанья вашей идеи полностью перечеркивают все ваши заверения. Наиболее губительное, разлагающее действие может оказать столь рьяно проводимая вами Политизация Религии. Вы ставите перед православной верой сугубо практические, чисто политические задачи, не имеющие опоры в истинной духовности. Что может быть страшней и противней для природы религии, чем соприкосновенье с политической клоакой, тем более - погружение в нее и отождествленье с ней?
То и дело киваете вы на других, изобличая их во всех грехах смертных, а ведь и сами, прежде всего, заботитесь не о Вере, не об Истине, а о Выгоде. И пусть не для себя лично преследуете и извлекаете вы эту «выгоду», пусть для той же «Веры», для «Отечества» стараетесь - небреженье Истиной никогда не шло на пользу ни Вере, ни Отечеству.
У вас в «Дневнике», между прочим, вот - поглядите, даже целый раздел посвящен вопросу «Что нам выгоднее: когда знают о нас правду или когда говорят о нас вздор?». Это хитроумие, такая вот изворотливая «дипломатия» не могут не вызвать во всяком открытом сердце неприязнь и недоверие. И только в коварных, корыстных или просто отравленных ложью душах эта доморощенная игра находит себе одобрение, вызывает энтузиазм и даже восторженный отклик.
Вы - как тот пушкинский персонаж, что «идет направо - песнь заводит, налево - сказки говорит»: с правой руки пытаетесь навязать русскому народу жажду господства над другими народами, путь захватов, хотя бы и под флагом новых «крестовых походов»; а с левой - хотите вынудить все народы признать священными и гуманными эти ваши вериги на их независимость. Или правая рука не знает что делает левая? Уж не грезится ли вам как желанный, пусть и неосознанный, праздник и пир, как «решающий и окончательный» взмах меча - еще одна, на этот раз не в одном только Париже, а по всему свету, и не только против гугенотов: Большая Варфоломеевская Ночь?..
Когда вы восстали против «исключительности» и «богоизбранности» евреев, против их «посяганий на мировое господство», я вступил с вами в спор, поскольку у еврейского народа, и уж точно в подавляющей массе его, нет и намека на подобную претензию, так что мишень у вас мнимая, дутая. Но при всём том я вначале полагал, что вы развенчиваете не именно и не столько евреев, сколько вообще самую вероятность и возможность «исключительного» и «богоизбранного» удела какого бы то ни было народа. Я не мог не быть солидарным с таким направлением мысли. Да не тут-то было! Оказывается, вам нужно было разделаться с «еврейской идеей» лишь для того, чтоб на это «свято место» (которое, как известно, пусто не бывает) выдвинуть Россию, русский народ, «русскую идею», согласно некоему «высочайшему предначертанию».
С завидным упорством провозглашая мнимое как действительное и абсолютное, вы - вместо того чтоб отвергнуть и отмести самый принцип выпячиванья и возвеличиванья какого-либо народа, или религиозного вероучения, или общественного типа сознания, якобы обладающего заведомым преимуществом, превосходством, - вы расчищаете поле для безудержной апологии русского духа, православия, предписывая всем народам и вероученьям почтительнейшее и трепетное коленопреклоненье перед этой «мировой идеей». Каких только эпитетов и высокопарных оборотов нет в вашем нескончаемом, взахлеб, дифирамбе!
Духовный и нравственный организм России видится вам в основе своей не только вполне здоровым и процветающим, но и способным наделить своим цветущим здравием по меньшей мере всю планету. Вы прозрачно даете понять: достаточно России и, с ее помощью, всему человечеству стряхнуть с себя «жидовскую» и «жидовствующую» отраву и заразу, как само собой наступит общемировое «преуспеяние» и благоденствие. Между тем, все народы в ваших глазах продажны, беспринципны, бездуховны, даже «братьев-славян», которых вы в первую очередь кидаетесь освобождать и спасать, даже их вы презрительно и надменно называете «народцами», ставите ни во что.
Вы возводите до небес силою своей фантазии какую-то невообразимую башню, открываете ее на обозренье всему миру, величаете ее Россией, считая и выдавая самого себя полномочным ее представителем, выразителем ее чаяний. Даже прямо так изрекаете: «Мы, Россия…». Один поэт, почти безвестный золотой самородок, рано покинувший нас, как и многие предшественники его, - воскликнул, в одну из мучительных своих минут: «Разве Я корчусь от боли? Нация больна». Многое обнаружил и выразил он этим своим простым и ярким восклицаньем: горячую глубину сыновней любви к Отчизне, мужество, остроту взгляда и ясность ума, неподдельное, буквальное Состраданье. Он погиб, как бы желая унести в себе и с собой всю боль России, погиб ради ее исцеленья и возрожденья, не найдя для этого никакого иного средства, кроме самозакланья. Вы же, Федор Михайлович, увидели на бледном, искаженном страданьем лике Руси знак высочайшего вдохновения, подъема всех ее сил; нашли исцеленье там, где болезнь еще только начала свой ужасный приступ; провозгласили возрожденье в тот момент, когда держава оказалась на краю бездны, в преддверии глубочайшего, рокового кризиса. Вы приняли страстно желаемое за действительное - это чудовищный мираж, это роковая болезнь, ваша и России, только вы не хотите признаться себе в этом, так как именно в мираже видите для себя выход из безысходности.
Исцеленье и величие России - это и ваше собственное исцеленье и величие, поэтому вы не преминули, сгорая от нетерпенья, взяться за возведение «колосса» - башни собственного Всевоплощения, перемешав неразделимо сон и явь, мечту и реальность… Лет тридцать назад, помните, вы писали брату: «Во мне есть ужасный порок - неограниченное самолюбие и честолюбие»? Вот и теперь, стремясь любой ценой возвеличить и обожествить Россию - не движимы ли вы потребностью возвысить и обожествить самого себя?..
[Продолжение Одиннадцатой части следует – см. «Диалог с Достоевским – 11b»]