В издательстве «Белый город» вышла в свет повесть московского писателя А. Сергеева о Гоголе. Она так и называется «Николай Гоголь». История о писателе, которого современники считали «отцом русской прозаической литературы». Но, честно говоря, этой новой повести о всемирно известном писателе больше бы подошло другое название… Может быть, «Летающий Гоголь»?! Осмелимся назвать так нашу статью об этой замечательно-интересной, и, поверьте, не совсем обычной книге. Итак…
Интересно, не разучились ли мы смотреть на небо? Смотреть, чтобы увидеть, какое оно? Ведь гораздо проще смотреть себе под ноги. Хотя это дело тоже важное и нужное. Во-первых, можно, не дай Бог, наступить на что-нибудь или кого-нибудь! Да и жизнь на земле крайне занимательна. Но про небо тоже забывать нельзя! Нельзя забывать, что оно есть - чистое, нежное, счастливо-лазурное… И замершие на месте облака, прозрачные, словно ватные барашки. пронизанные мягкими солнечными лучами… Мы, к сожалению, обращаем свой ленивый взор наверх, только когда теряем эту чистоту и спокойное ощущение счастья… А жаль, потому что пропускаем весьма интересные вещи! За пташкой простой понаблюдать – целый мир для себя открыть! А звезды… Сколько поэтов и не поэтов восхищались этой бескрайней бездной, таящей нечто, о чем нам не узнать никогда… А ведь бывает и так, что иногда по небу коты пролетают… На пару с писателями… Не верите?! А вы время от времени поглядывайте наверх, еще и не такое увидите! Писателю Анатолию Сергееву, к примеру, посчастливилось лицезреть самого Николая Васильевича Гоголя, пролетавшего над Петербургом! Да-да! Того самого великого Гоголя, «отца русской прозаической литературы», как называли его современники! Сами прочтите. В книге «Николай Гоголь», вышедшей недавно в издательстве «Белый город», черным по белому написано: «Над проспектами и мостами, над Невой и каналами летел худой остроносый господин в черном цилиндре и развевающимся черном плаще. Чуть поотстав от него, широко раскинув в стороны все четыре лапы и распушив длинный хвост, летел самый натуральный кот…»
Вам все-таки как-то сомнительно, не правда ли? Но сами подумайте, как писателю творить без полета?! Писатель без полета, что птица без крыльев… Конечно, не каждый писатель может позволить себе вот так запросто парить по ночному небу. Да еще с котом! Да не с простым, а с говорящим! Да, по слухам, знакомым с самим Александром Сергеевичем Пушкиным! (У Анатолия Сергеева в повести точно не указано, но кто знает…) А Гоголю, обладателю уникального Дара – способностью радовать читателей веселыми жизнерадостными рассказами и пьесами - летать сам Бог велел! Вот так запросто под облаками теплой звездной ночью!.. Эх!.. «…Давай того… полетаем, а?» Именно так уговаривал Гоголь своего хвостатого друга. Ибо тому солидное положение ученого кота и покровителя писательских дел мастера не позволяло всякий раз кидаться с подоконника, не поворчав… «Мальчишество какое-то! Котятничество!»
Вот такой кот Гоголю достался. Жил себе одинокий молодой юноша. Почувствовал в себе великие силы писательские, эту странную способность видеть и слышать вокруг себя другой мир, в котором живут выдуманные тобой герои, говорят, смеются, ругаются, даже дерутся иногда, и в то же время любят, прощают, помогают друг другу. А тут пушистый ученый вдохновитель появился и сразу заявил: «Сочинительство – не только ваша привилегия…» Так и пошло. Николай Васильевич и Селифан (так кота величали) стали неразлучны. У Гоголя даже привычка появилась. «При каждом… событии мысленно себя спрашивать: «Что-то об этом Селифан скажет?»
В повести Анатолия Сергеева почти не говорится о биографии самого писателя. Но… удивительное создается ощущение после прочтения , что с писателем познакомился гораздо ближе, чем если бы читал подробную его биографию. Словно был с ним на одном из званых обедов, которые частенько устраивали тогда лучшие представители той великой эпохи. Может быть, на обеде у Александра Сергеевича Пушкина, или у Василия Андреевича Жуковского, или у Михаила Ивановича Щепкина, а может быть и у Михаила Петровича Погодина, или у Сергея Тимофеевича Аксакова… Эти встречи даже и обедами назвать нельзя. Потому что собирались, чтобы пообщаться, обсудить важные события, и, конечно же, преподнести на суд… на доброжелательный суд!.. друзей свои творения. Где они эти чудные вечера, когда за большим столом собирались писатели, редакторы, актеры, критики, композиторы. Где наряду с прекрасной серьезной музыкой, высоким стихом, трагическим монологом, звучали рассказы и повести нашего молодого, но уже известного писателя, который еще и обладал актерским даром и, как рассказывают очевидцы, кот Селифан и писатель Анатолий Сергеев, потрясающе читал собственные произведения. Он так увлекался миром своих героев, перевоплощаясь то в Чуба или в Солоху из «Вечеров на хуторе близ Диканьки», то в Городничего из «Ревизора», то в Собакевича из «Мертвых душ», что заставлял хохотать не только Александра Сергеевича Пушкина, Василия Андреевича Жуковского, но и кота Селифана и даже себя самого! Представьте себе хохочущего кота, завалившегося на спину прямо на столе и дрыгающего лапами, и худого остроносого господина, поступающего так же! И вы почувствуете всю силу Гоголевского таланта!
Но нельзя забывать, что смеяться Николай Васильевич Гоголь и его друзья умели только по-доброму! Насмешничество, злое высмеивание, осмеяние и тому подобные виды смеха, возводящие человека на скользкий пьедестал собственной гордыни, не имели для них право на существование! Гоголем, как истинным художником, руководил страх осудить кого-то. Он все время словно бы обращал зеркало к читателю или зрителю в театре, чтобы ни в коем случае не позволить смеяться над ближним. Помните в «Ревизоре»: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь!» Ибо искусство для него было свято. «В искусстве таятся семена созданья, а не разрушенья, - писал он поэту Василию Андреевичу Жуковскому, - …не устремляешься на порицание действий другого, но на созерцанье самого себя…» В этом главная тайна его Слова.
Всем нам известно, что Гоголь сжег второй том своей поэмы «Мертвые души». Сколько по этому поводу было сожалений, сокрушений, даже упреков автору за такой, казалось бы, разрушительный шаг, за эту «пламенную страсть» или «подлую бациллу», как называет в своей повести сию манеру расправляться с собственными неудачными опусами Анатолий Сергеев. Но… как бы нам не жаль было сочинений гения, погибших в огне, мы не должны нарушать сокровенность произошедшего. Гоголь очень… Очень!.. серьезно относился к Слову. Чувствовал величайшую ответственность свою за то наследство, которое оставит нам, его читателям и поклонникам. У него даже статья есть «О том, что такое Слово». Он считал, что «обращаться со Словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку»… И еще: «Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними; иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят…» Литература стала для него служением, «главным и первым…» Всего себя посвятил он этому служению. Он был одинок, не имел ни семьи, ни собственного дома. Жил, словно монах. Будучи начинающим писателем, почувствовав «честность званья своего», решил, что «не должен связываться никакими другими узами на земле…» Его даже называли «мучеником Слова»…
Трудно себе представить, как бы тяжко пришлось Гоголю в одиночку идти по этому узкому и тернистому пути, отметая соблазны и прелести мирской жизни, и радуя нас чистым Словом. Мало кому это удается. И кто знает. Как бы сложилась судьба «отца русской прозаической литературы», если бы не … говорящий ученый хвостатый покровитель, для которого никакой грани между ним и его подопечным, то есть самим Николаем Васильевичем Гоголем, не существовало!.. Помните: «Давай того… полетаем, а?» По-моему, такое можно предложить только самому близкому и родному существу…
(В "Прозе. ру" Анатолий Сергеев - Анатолий Чупринский)