Чувство Цвета. Глава 3. Тим

Елена Парамонова
3. Тим
- Тимур Александрович, вас просил зайти к себе Сам,- стрельнув глазками, проговорила на распев новая лаборантка Ниночка.- Срочно!

Странно, он до сих пор не привык, что его величают по имени-отчеству. Может, дело в их, как он считал, «не сочетаемости»? А впрочем, с каким русским отчеством сможет сочетаться тюркское имя «Тимур» - мамина «причуда», дань откуда-то выплывшим во время ее беременности тюркским «корням»? Он вообще, предпочитал, чтобы его называли «Тим»:  коротко и ясно. Ну, какой он «Тимур» - голубоглазый, рослый; цвет волос, правда, почти как у мамы – иссиня-черный. В общем, всего «намешала» природа!

Но  серьезная экспериментальная лаборатория в известной  научной организации - Международном Центре биохимических исследований Человека - требовала соответствующего поведения и отношения. И должность  под стать: заведующий этой самой лабораторией. Доктор наук. ( «Наше юное светило!»- Как любил говаривать Сам.)
Впрочем, далеко уже и не «юное» - 27 лет, как-никак, «не мальчик уж»! Но среди  здешних важно-именитых профессоров – «алхимиков» ( опять же выраженьице из лексикона Самого) он, со своей докторской, блестяще защищенной  два года назад, казался чуть ли не «тинейджером».
- Хорошо, Ниночка.
- Вам помочь с экспонатами? – щебетнула снова Ниночка, в который раз незатейливо пытаясь его расположить к себе: все-таки такой молодой - и уже профессор! И -  «душка», - забежав на минутку в соседнюю лабораторию, рассказывала она подружке Оксане.- «Жаль, «зануда» немного: дальше своих пробирок не видит»- добавляла в ответ на расспросы той, как идут дела по «охмурению» «профессора».

Вот это как раз было привычно: для девчонок его облик больше вязался с эдаким сердцеедом-балагуром, чем с ученым-«ботаником», корпящим практически все время над разработкой научных гипотез или проведением исследований. Ему и при защите это здорово мешало: оказалось, «ученые мужи» в наличии штампов ничуть не уступали знакомым девчонкам.
Тим улыбнулся про себя, вспомнив момент защиты: слегка высокомерная недоверчивость членов высокого Ученого совета в начале, а потом, по мере того, как он уверенно начал излагать свою теорию – нарастающий гул и восхищенно-изумленные взгляды «профессуры».
Тогда его диссертация на тему исследований возможностей человеческого глаза произвела  фурор настолько, что ему вместо предполагаемой кандидатской дали докторскую степень. А через несколько дней лично позвонил  глава Центра, член бесчисленного количества академий, лауреат множества премий и наград  в области науки и новейших биохимических достижений, Булдашев Игорь Игоревич,  между коллегами и подчиненными  -  «Гор Горич», или «Горич» ( от слова «Гора») , или просто Сам. Предложил работать у него, на что Тим с радостью согласился. Так Тим стал главой маленького ( всего два человека в подчинении!), но очень перспективного отдела.

- Спасибо, Ниночка, не надо. Я потом вернусь и разложу все, - не хотелось доверять легкомысленной лаборантке такое  важное дело (и нудное для нее), как систематизация полученных результатов.
Тим на минуту снова задумался, «переваривая» результаты последних  исследований. Конечно, и шеф вызывал его по тому же поводу: не терпелось услышать выводы.

Выводы были странные, и Тим еще не знал, как их оценить.
Несколько месяцев назад одна знакомая Булдашева , детский врач-офтальмолог, поделилась ему «наболевшим»: работы «завал» , очереди в ее кабинет огромные: со всех детских садов города массово отправляют детей на обследование .
- А что такое ? – заинтересовался «Гор Горич».
- Да в том-то и дело, что непонятно: дети  здоровы – настолько, насколько обычно. Более того,  процентов 70, я бы сказала, среди присланных на обследование детей -  с очень хорошим зрением, практически идеальным. С ума, там они, в детских садах посходили, что ли? – Возмущалась женщина.
Булдашев, как гончая, почуявшая «добычу», мгновенно «взял след»:
- Так что-то у них все же не в порядке, вероятно? - перебил свою знакомую.
Та бросила на него обиженный взгляд:
- Может, и не в порядке, да только это не по моей части,- ответила немного резко. Потом смягчилась:
- Я слышала, их вначале к психологам посылали: они там что-то не могли собрать, какую-то мозаику… Ты же знаешь, в этом образовании вечно какие-нибудь «инновационные педагогические приемы» изобретают, а потом дети с родителями расхлебывают!
- А что психологи? – думая о чем-то своем, снова перебил ее Булдашев.
- А что психологи? Психологи тоже заявили, что все вполне адекватные детки. Тогда и направили их к нам. Но только ни я, ни мои коллеги, насколько я знаю, ничего такого не обнаружили.
- И что, так много детей? – снова спросил «Горич».
- Да я за тридцать лет работы такого столпотворения не видела около моего кабинета! «Талончики» бесплатные на месяц вперед распланированы, и то,  по «блату» великому! …Думаешь, что-то серьезное?- заглянула она в глаза старому другу, прерывая его молчание.
- Как-то странно… А все, что странное – серьезно, – задумчиво ответил Булдашев.
- Вот что, направляй детей к нам. Мы там создали специальную лабораторию по проблеме глаза. Ею один молодой гений управляет, - усмехнулся, вспомнив, как начинал покусывать губы Тим, когда его называли «молодым гением»:
-  Я сотрудников обяжу и примерное расписание составлю. А то твои подопечные мне там весь Центр разнесут, если им волю дать, - улыбнулся Булдашев знакомой.


Так, четыре месяца назад секция, находящаяся под руководством Тима, превратилась в настоящий «детский сад».

Детей, действительно, было много, и почти каждый день начинался теперь с веселого детского гомона, а также всего того, что его сопровождало: прыганья, беганья, стучания и хлопания дверями, увещеваний  матушек-бабушек, пытающихся образумить маленьких непосед  и настроить их  на «официально-трепетное» отношение  к одному из самых известных на планете научных Центров. Но малышам все было нипочем! Серьезные проблемы серьезных взрослых их пока не касались, и они, утомленные долгим  ожиданием, от души веселились, с неподражаемой выдумкой находя забавы в длинных скучных кабинетах Центра.

Тима это забавляло, как и непрерывная восторженная любознательность малышей («А это для чего?»), его же помощница, почтенная Инесса Федоровна, никогда не имевшая собственных, только поджимала губы, придирчиво следя, как бы кто что не разбил и не «утащил» («с них станется!»).  Ниночка же, похоже, тоже получавшая удовольствие от присутствия детей, так скрасивших «серые будни»  научного центра, то и дело всплескивала руками и прыскала в кулак под недовольным взглядом Инессы Федоровны.

Только по четвергам, когда Сам собирал всех на традиционное совещание («Боярскую думу», где в роли «бояр» выступали профессора и завлабораториями), детей в Центре не было. И сразу становилось как-то однообразно-скучно, хотя, конечно, работать толком, оценивая  наблюдения, при непрерывном потоке идущих на прием детей  было очень сложно. Но так уже к ним тут привыкли, тем более, что некоторых приходилось вызывать несколько раз!

 Ниночка  в такие дни «тускнела» и все норовила «помочь разложить экспонаты» «Тимуралександровичу», не обращая внимание на его вежливые отказы. А Инесса Федоровна наоборот, до того ходившая сама не своя и пачками заглатывавшая таблетки, воспрянув  духом, включалась интенсивно в работу.

Впрочем, специалистом она была отменным.
Это она,  заставляя  Ниночку дотошно записывать все результаты наблюдений, педантично просматривавшая их раз за разом (чем просто изводила бедную лаборантку), обратила внимании на один интересный факт.

В сущности, все остальные исследования ( а каких только технологий и методов  не применял Тим в попытке выявить хоть что-то!) результата не дали. Точнее, результат был один: около 70 процентов детей (точнее, 76) обладали крайне острым зрением, не имели никаких нарушений и «глазных болезней».
И вот, несколько дней назад, Инесса обратила внимание на еще одну особенность: размер некоторых фоторецепторов в хрусталике глаза именно этих 76 %  детей  отличался от стандартного. Всего чуть-чуть, несколько микрон. Но это были рецепторы, отвечающие за цветовосприятие.