Глава 20. Встреча

Ольга Коваленко-Левонович
Совсем как бабушка Христина в незапамятные времена, полюбила Галина в минуты отдыха раскладывать на кровати фотокарточки. В отличие от бабушкиных, эти снимки были яркими, цветными, и отражали реалии недавнего времени.

Вот Светланка, сидит в новой куртке на поваленной берёзе, позирует брату. Вечно их с Димкой мир не берёт, а тут, благодаря фотоаппарату, что купил отец сыну на день рождения, помирились. Фотают друг друга без устали. Вот Димка, в ограде, разворачивается на велосипеде…

На этом сама Галина, стряпает пироги. На столе – кастрюля с тестом, мука, начинка в чашках.  Галя - в платке, из-под которого выбилась прядь, на кухне. На лице - довольная улыбка. Это хорошо, а то думала, что всегда ходит с кислой миной…

Андрей, на этой же кухне. Сидит за столом, набил полный рот, а проглотить не успел – так дочь и сфотала: надутые щёки, вытаращенные глаза…

А здесь Димкино хозяйство: пёс, кролик и корова Красуля. Научился корову доить, и это получается у него куда лучше, чем у отца. Ещё бы! Собирается на дойку - намажет кусок хлеба вареньем – Красуля скачет к нему на всех парах, через весь огород, аж комья летят из-под копыт… Кто ж знал, что коровы – сладкоежки!.. Сын теперь и коров поит, и дрова колет, и бельё помогает выжимать – Галина только развешивает…

Вот на этом снимке Галина сидит на диване, с кошкой на коленях. Поправилась, как забросила лечебные голодовки… На этой – Димка с друзьями… Отдельно, в бумажном пакете, стопка Светланкиных снимков, собирается свой альбом оформить…

Галина достала следующую пачку. Появилась она после того, как побывали в родном Галином доме.

Мама… Исхудавшая, заметно поседевшая. Как обрадовалась Галине! Наговориться не могли. Сроду они так не сидели, как подружки... Мама, чуть не плача, говорила, что очень жалеет её, Галину, и жаловалась, что сама стала часто хворать.

Дядя Гена… Полысел, обрюзг. Ничего в нем противного, тем более – ненавистного, нет. Нормальный дядька… Сестрёнки-близняшки – рыжеволосые, румяные девицы. Невесты, как вечер – так на свидание…

Брат Миша. С женой и сыном. Жена круглолицая, носик вздёрнутый, глаза – как смородины. Держится чуть настороженно, ревниво. Миша – возмужал, усы опустил, прямо казак. Сынишка на коленях – вылитый Мишка в детстве. Капелька в капельку… Только глаза тёмные, мамкины…

Галя привычно собрала фотографии, уложила в коробку. На диване остался ещё один снимок.

Это – не Димкиного фотоаппарата. Более качественный, из тех, что делают для журналов. На нём – светловолосая женщина, ясноглазая, в платье с округлым воротничком, улыбчивая и спокойная. От фото исходили труднообъяснимое умиротворение, тишина. Словно оно было окошком в другой мир, более гармоничный, простой, надёжный и… утешительный… Не тот, что вокруг…

Муж спросил как-то:
- Это кто?
- Полина, - ответила Галя. И ничего более конкретного рассказать ему не смогла.

Встретились они нынче осенью, в больнице. Два дня донимала Галину бабушка Марта Алексеевна. Без умолку рассказывала о своей общине, о том, что Христос всех любит, и они уже прощены им окончательно и бесповоротно… Вечерами с воодушевлением дрожащим голоском пела псалмы…

Галя всегда к христианской вере относилась с глубоким уважением, но тут почему-то было невыносимо слушать, как, захлёбываясь от восторга, рассказывает о «говорении на ангельских голосах» Марта Алексеевна. Чем-то она неуловимо напоминала отчима, дядю Гену, который, в молодости, с неистребимым оптимизмом напевал по утрам песни, пока брился-умывался. И чихать ему было, что все остальные ещё спят.

Галина уже стала подумывать, не перебраться ли в другую палату, как появилась Полина. Вошла… Вроде бы ничего особенного в ней не было, но Галине хотелось исподтишка рассматривать её. Волосы пшеничные, собраны в хвост. Глаза серые, спокойные, чистые. На лице – ни капли косметики, под глазами синеватые тени – сердечница. Губы бледноваты. А всё равно – красавица.

Немолода, а гибкая, движения плавные, завораживающие. Словно дух в ней не тот, что во всех: ни капли нервозности или тревоги, необъяснимая теплота и - отстранённость…  Подумалось тогда вдруг Галине, что так ведут себя люди, что побывали за чертой жизни, и вернулись сюда на время, ради каких-то дел. Они всех любят, но, если честно, тягостно быть тут. Они жалеют искренне тех, кто ещё здесь, и объяснить не могут – где побывали и куда уйдут…

Марта Алексеевна при появлении Полины притихла ненадолго, а потом, кашлянув, потянулась к Библии, что лежала, утыканная закладками, на тумбочке. От Полины не укрылось это, и она вдруг, раскрыв сумку, достала из неё маленькую голубовато-серебристую иконку, прикрепила пластырем над кроватью.

Тогда Марта Алексеевна неожиданно, с шумом, захлопнула книгу, и вышла, буквально вылетела из палаты… Позже Галина с удивлением узнала, что единомышленники Марты терпеть не могут икон…

Полина привычно перекрестилась перед иконкой, и положила на тумбочку зелёную книжку с белым крестом на обложке, таким, какой высился на сопке…

- Что это? – не удержалась Галина.
- Молитвослов, - без тени удивления произнесла Полина, и тут же протянула книжку ей.

Галина открыла наугад, и, от первых строк: «Царю Небесный, Утешителю…» пахнуло таким родным, знакомым, что к горлу подкатил ком. Особенно заволновалась она, когда прочла «Отче наш…». Оказалось, что ей знакомы слова, более того, когда-то знала их наизусть… Как озарило: бабушка, Христина… И Галя не смогла сдержать слёз.

Она плакала навзрыд, над своей жизнью, над мамой и бабушкой, над собой и детьми, по которым отчаянно скучала тут, в больнице… А Полина сидела рядом и гладила её по тёмным, с нитями раннеё седины, волосам, обнимала за плечи.

О чём они только не переговорили в те дни… Одно слово – родная душа, настоящая сестра по духу. Именно, не подруга, а – сестра. Потому что боль Галины приняла, как свою собственную. И ещё сказала:
- Семья – это крест. Господь не по силам не даст. Неси, как Христос нёс, а тяжко будет, кричи: «Господи, помоги!». Он услышит, обязательно…

Галя обронила при расставании:
- Повезло мне, что с тобой встретились.
- Мы тут ни при чём. Это Господь нас вместе свёл, случайностей не бывает. Нет судьбы, а есть промысел Божий, - и они обнялись на прощание.

А молитвослов подарила ей Полина ещё в первый день знакомства:
- Возьми, я молитвы наизусть знаю.

Так и промелькнула, словно светлый ангел земной, всю душу перевернула.
Вернулась Галина домой, а вечером явились двое выпивох, принесли старинную икону, в простеньком окладе. Галя немедленно её купила, помня: «случайностей не бывает».

Теперь вечерами читала молитвы, не все, а те, которые покороче, по нескольку раз, с трудом и радостью вникая в их глубокий смысл. Вглядывалась в столь же таинственные Лики Божией Матери и Младенца Христа на иконе, и сердце стучало – не унять…

Просила, веря, за себя, детей и Андрея:
- Прости нас, Господи… Вразуми меня, помилуй и спаси…