Только снялись со стоянки, вернуться пришлось. Канистру забыли. Смотрим – тварь сидит на кострище, объедки ест. Схватили. Сначала с нечеловеческой силой вырывалась, потом обмякла как-то, уши прижала, вроде даже и человеческой силы нет в ней. Легкая, холодная, лапы болтаются. Но говорит. Только быстро так – через слово-два разобрать можно. «Не бейте … только … не специально … не нарочно … не могу по другому …»
Смешная тварь. С собой взяли. «За вами … шла … охраняла … врагов отвела …» Да, каких врагов-то, домой ведь идем, нет, свое твердит: «Отвела … двоих быстрых … заморочила … я за … вами … они за вами … не ходить им …»
Так и шли дальше – вместе. Твари по кустам шныряет – не слышно её. А то пошутит – вроде в ручей нырнула, а сама в верхушки дерева шепчет: «Хорошие … вы … с … вами …» И на стоянках с нами. Вокруг крутится, и как такую быструю словили-то? «Сама далась … страшно … что бить … спасибо …»
Одного из наших оставили – разведка. Прибежал – правда, враги следом идут. «Спою … им … себя забудут … смоются … развеются … не будут … бить … медленные тоже … слышат …» И – как не было преследования – только следы потом их – кругами, кругами. Полезная тварь.
С нами ела, прижималась для тепла, все шептала: «С … вами …» Но мы-то домой идем. Как её в деревне такую покажешь. За два перехода до дома сказали – иди. «Я … не смогу … с вами … только …» Быстрая же, да еще с песнями своими морочащими – разве не найдет себе еды такая тварь? Или от других меньше объедков остается? Или звери перевелись? «Не смогу … зверей … не …других … с … вами …»
«У вас же матово отсвечивают отполированные жизнью ногти! У вас же белые боевые глаза и мало говорящие рты! Только ваше оружие во время чистки звучит лучшей песней за все века, пахнет порохом и смазкой! Люблю вас! До деревни с вами дойду – светлым туманом рассеюсь, тревожить не буду, только с вами … с … вами … тихо … буду … не … петь … буду … охранять …»
Что делать? Взяли с собой до деревни. В ближайшей роще – съежилась – в два раза меньше стала, легла, проползла еще за нами. Вроде бы во мху растворилась. Только шепот «с … вами …» до самых ворот был слышен.
Когда рассказывали домашним, что и как – никто о твари не упомянул. Почему-то. А в рощу заходишь – песня тихая звучит, но об этом тоже не говорят.
Это все к чему – женщины за ягодами ходили, сказали – мимо чужие шли, кострище холодное уже, а там тварь какая-то объедки подбирает. Быстро убежала.
Роща больше не поет. Почему же нам грустно?