Жена активно занялась самолечением, уставила тумбочку в спальне банками-склянками с вонючими отварами и мазями, обложилась книгами и журналами... и муж окончательно переселился жить на диван, в комнату, где телевизор...
А дети с игрушками-домиками-машинками переместились в мамину спальню. Встречались все на общей территории – на кухне.
Галина думала, что самое страшное в семейной жизни – это ругань, крики, взаимные упрёки, слёзы и швыряние тарелок на пол. Оказалось, нет ничего страшнее молчания, нейтральных разговоров, когда муж с женой делают вид, что ничего не происходит, а на самом деле горит их семейный союз с треском и пламенем, и мало кто из посторонних об этом догадывается. На людях-то они – согласная пара.
На работе Андрея все знали о болезни жены, все дружно сочувствовали ему, зная, что приходится ему и с коровами управляться, и в магазин за продуктами ходить… Но не раз и не два вспоминала Галина, как обошёлся с почти парализованной женой Семён Петрович. Жалела его деревня - такой воз приходится нести… А то, что Таисья Ивановна за время болезни ни одного доброго слова от него не услышала – кто ж этому поверит? Ну да, Бог ему судия...
И в мысли, что не надо строго судить Семёна Петровича, окончательно уверилась Галина, когда побывала у него в гостях, нынешней весной. Андрей накануне пришёл с работы непривычно оживлённый:
- Шеф обещал машину дать. В мае, ты же знаешь, у бати юбилей, шестьдесят лет. Поедешь?
С тех пор, как переехали в посёлок, Андрей у отца бывал не раз. По пути в командировки, и так просто – начальство в машине не отказывало. Семьёй не ездили. Внучку он только на фотографиях видел…
Дети, как услышали о поездке, обрадовались, заподпрыгивали… У Гали же – холодок по сердцу – как-то встретит дед? Но ехать согласилась. Купили подарок – свитер с рисунком-ёлочкой… С соседями договорились, что по хозяйству управятся…
…Свёкор издали узрел, что невестка, прихрамывая, идёт от машины, поспешил навстречу. Похудевший, лёгкий, волосики вокруг лысины побелели - одуванчик, да и только…
- Ты это, - сказал чуть смущённо, - цветом сирени не пробовала лечиться? Я насушил тебе в прошлом годе… Сирень рясная была…
У Галины защемило в груди, она не сдержалась, шагнула к Семёну Петровичу, коротко обняла его, и отвернулась, вытирая ладонью глаза.
В клёновском доме вовсю шла побелка-уборка. Дарья и Монечка, забравшись на стол, лихо орудовали кистями. Потапиха мыл пол. Альбина в красной косынке и пёстром халате копошилась у газовой плиты. Она заквохтала, увидев племянников:
- Эт-то кто же к нам приехал?! Димка-то, совсем мужик стал. Сколько тебе? Двенадцать?! А Светочка! Вылитая покойная бабушка Тася! – и, сменив тон, запричитала, - Ой, не увидела тебя бабушка, не дожила! Ты смотри, папка, и глаза её, и нос…
Света спряталась за спину матери. Альбина же распорядилась:
- Пусть руки моют, усаживай их, Галина, за стол, покормим с дороги, а потом уж сами сядем…
Галя, подивившись, как быстро прошло смущение детей, и они начали уплетать картошку с мясом прямо с поставленной перед ними сковородки, пошла в дом.
В известь белильщицы насыпали столько синьки, что от просохших ярко-голубых стен, казалось, веет прохладой. Их с Андреем спальня показалась такой крошечной, что Галя удивилась: жили тут втроём, с сынишкой, и казалось, что места много… Сейчас у них отличная квартира: большая кухня, просторные зал и спальня, есть детская, а так порою душно вместе… Особенно, если у Андрея полоса плохого настроения. Галя душой отдыхает, когда он в командировках…
Куда ушло всё хорошее? Разговоры вполголоса до полуночи, радость, когда удавалось остаться одним? Или это «гражданская война» с дедом их объединяла? Он в то время не только на невестку ворчал, но и сына не жаловал…
Или благодушно-ласковым был здесь Андрей, потому что все заботы лежали на отце и Гале, а на новом месте пришлось многое брать на себя? А когда жена заболела, действительно, «всё посвешали»… Вот и смыло мало-помалу спокойствие. Вместо добродушного, другое лицо нарисовалось – уныло-кислое, обречённое. И улыбка не иначе, как – кривая…
Бедный Андрюша. Когда в отношениях появилась трещина? Быть может, задолго до испытания, которое на них обрушилось? Теперь уж и не понять, но растёт она, год от года, ширится, зловещая… Живут практически порознь, в её комнату муж почти не заходит… А она… Недавно было: присела к нему на диван, по голове его погладила, а он, не глядя, убрал её руку…
Неужто права была Татьяна, когда кричала, что не будет у них согласной жизни?
Пара, не пара… В этом ли дело… Не бывает так, чтобы всё было задано, сразу и до конца… Отношения нужно строить, всю жизнь. Беда только в том, что у кого-то из строителей заканчивается терпение, и он уходит… Но Андрей-то ведь – не уходит, пока.... И кто сказал, что ему там, на его диване, легче?
Кликнули к столу. Семён Петрович разлил водку… Пошёл застольный разговор, но всё, что касалось Галиной хвори, обходили стороной, словно боялись на тонкий лёд ступить. Но после третьей-четвёртой рюмки – прорвало… Завалили советами, как с недугом справиться. Основательно взялись за её здоровье. Галина едва успевала отбиваться. За последние годы она и так чего только не перепробовала: мази, настойки, отвары, диеты, лечебное голодание, специальная гимнастика, зверские уколы в суставы, поездки по целителям-экстрасенсам-ламам…
Особенно запомнился один визит. Пожилой лама, не глядя в глаза, изрёк: «Лечись – не лечись, всё равно толку не будет. Тебе молиться надо. Иди к своим». Каким «своим»? Более определённого ответа добиться не удалось.
…Она выслушала советы, терпеливо поддакивая. А мысли постепенно собрались на одном: как похудела, почернела Дарья. Лет десять назад была цветущей бабой, а сейчас – просто старуха… Вот кто ничуть не изменился, так это жизнерадостная толстопятая Монечка. Чуть полнее стала, ещё один подбородочек нарисовался, а всё такая же, сплетница и хохотушка.
С Монечкой сидели вечером за воротами.
- Альбина часто приезжат, - рассказывала бывшая соседка, - генеральные стирки устраиват. Дед хорошо живёт. Продуктов – сколь хош. Коров извёл, но молоко в деревне завсегда купить можно, а пеночка у него, сама знаш, хорошая. Дома только чай пьёт. Обедать к Матвеевым ходит, к Дусе иногда (так Монечка называла Дарью). Ты себя не казни, он старик крепкий, нас переживёт ишшо.
Зоркая, верно подметила – «не казни», по сию пору уязвляет Галину совесть – уехали, бросили деда одного… Убежала от испытания, получила ещё лучше… Тут бы, глядишь, жили с мужем душа в душу…
Но не согласилась сама с собой Галина. Нет, правильно, что уехали… Заболей она ЗДЕСЬ, неизвестно, как бы всё обернулось… А, «слава Богу за всё, и за скорбь, и за радость», как говаривала незабвенная бабушка Христина…
Побывали у деда в гостях – словно камень с души свалился. Он зла не помнит, а Галины обиды давным-давно испарились…